Описывая римские строительные методы, нам приходилось приводить для подтверждения одной и той же мысли примеры, относящиеся к разным местностям, а подчас и к весьма отдаленным друг от друга эпохам. Можно ли на основании этого сделать вывод, что римское строительное искусство представляет собой настолько совершенное единство, что можно допустить сопоставление памятников, относящихся к различным провинциям и разным векам?
Этот вопрос можно считать частично разрешенным в положительном смысле тем совпадением выводов, к которым нас привело это сопоставление.
Следует, однако, стараться избежать преувеличения значения этого единообразия: оно имеет место и возможно лишь в основных принципах, но не исключает ни тех усовершенствований, к которым приводит продолжительное применение тех же приемов, ни тех вариаций, которым подвергается конструктивная система в связи с ее применением в различных климатических условиях.
Строительная техника имела свои местные течения и направления; она не избежала влияния как зарубежных примеров, так и воздействия перемен во внутреннем строе Римского государства. Ее этрусский характер в то время, когда Рим был лишь одним из городов Этрурии, постепенно приобретает отпечаток эллинистического духа в результате соприкосновения с греческой цивилизацией; самобытность ее выражалась не столько в создании новых типов конструкций, сколько в создании существующих типов новой конструктивной системы. Мы уже указывали, описывая конструктивные приемы кладки из тесаного камня, на ряд заимствований у Греции и Этрурии; чтобы уточнить этот краткий обзор и определить те условия, при которых в Рим проникли строительные методы иноземного происхождения, пришлось бы вступить на путь догадок и восстановить историю строительного искусства в связи с историей политических связей Рима с внешним миром. Мы не решаемся вступить на путь этих трудных исследований: оставляя в стороне период, когда римские архитекторы довольствовались подражанием этрусским или греческим образцам, мы примем за исходную точку нашего изучения тот момент, когда они вводят в практику единственную, целиком принадлежащую им конструктивную систему: сооружения из монолитной кладки.
Появление в римских сооружениях сводчатых конструкций из монолитной кладки следует отнести к последним годам до нашей эры. Несомненно, что это важнейшее нововведение было подготовлено длительными опытами, явных следов которых не обнаружено ни в развалинах, ни в указаниях литературных памятников. Даже Витрувий, писавший всего за несколько лет до закладки терм Агриппы, как будто и не подозревает того огромного значения, которое будут иметь своды из монолитной каменной кладки; строительное искусство, которое он описывает, подошло вплотную к своему полному преобразованию, но нет никаких оснований полагать, что Витрувий предчувствовал эту перемену: настолько быстро развивались успехи в конструкции сводов, настолько внезапным и неожиданным был расцвет римской архитектуры.
Какие же причины вызвали этот внезапный переворот, нашедший свое завершение в строительном искусстве при императоре Августе? Некоторые из этих причин настолько очевидны, что мы ограничимся их перечислением. Общественное богатство быстро возросло с прекращением гражданских к внешних войн; благоприятные условия спокойного промежутка времени впервые обеспечили широкое применение новых строительных приемов и дали им возможность блестящего развития. Агриппа, видевший в украшении Рима возможность предать забвению свою прежнюю политическую деятельность, возглавил это движение: его правление ознаменовалось постройками, предназначенными для развлечений -и празднеств римлян; территория старого города оказалась даже недостаточной для этих сооружений, и ему пришлось захватить новые участки, вплоть до Марсова поля. Мне кажется, что этому двойному воздействию - образа жизни и политики - следует приписать бурный подъем, которым отмечена архитектура начала эпохи Римской империи. Строительные методы с этого момента устанавливаются в их окончательном виде, и, сложившись в это время, строительное искусство держится без изменений на высшей точке своего совершенства в течение более трех с половиной веков.
Это явление, замечательное само по себе, представляет еще больший интерес, если принять во внимание, что только строительное искусств, сохраняет свои высокие традиции на фоне общего упадка искусства; правда, нельзя отметить и его дальнейшего развития. Причины, влиявшие на архитектуру, будто бы, не оказывали никакого, даже едва заметного, влияния на строительное искусство; декоративное и конструктивное решения в римской архитектуре стали почти независимыми друг от друга; в своем развитии и упадке они подчинялись разным, а подчас и противоположным, законам. Строительные методы при Антонинах[1] ничем не отличались от методов эпохи первых цезарей, хотя за истекшее столетие архитектура зданий заметно видоизменилась. К концу III в. архитектура пришла в полный упадок (в то время как, строительное искусство находилось еще в полном расцвете) и, например, создает термы, носящие имя Диоклетиана.
После Диоклетиана продолжается вырождение искусств, и по любопытному совпадению архитекторы, дошедшие до ограбления памятника Траяна для украшения триумфальной арки Константина, являются современниками смелых строителей, перекрывших нефы базилики Максенция величественными сводами, сохранившиеся части которых поражают нас как своей прочностью, так и своими размерами[2]: никогда еще декоративное и строительное искусства не представляли столь разительного и непонятного противоречия. Разлад достиг своей вершины, подойдя одновременно и к своему пределу; мы видим, как уже в царствование Константина и строительное искусство, в свою очередь, доходит до той степени упадка, на которой архитектура находилась уже в течение продолжительного времени.
Упадок был настолько же внезапным, насколько быстро осуществился расцвет; упадок строительного искусства проявился лишь в нескольких небрежно выполненных сооружениях, вроде цирка Максенция близ Аппиевой дороги; наряду с этими посредственными произведениями в ряде мастерски выполненных сооружений сохранились старые традиции. Но внезапно эта изумительная плодовитость оказалась исчерпанной, и строительное искусство возвращается, можно сказать, к исходному положению, в котором оно находилось четыре столетия тому назад. Подъем строительного искусства связан с развитием сводчатых конструкций, его упадок отмечается почти полным их забвением. Вначале мы видим еще робкое применение традиционных приемов: такие сооружения, как храм св. Констанции и храм св. Елены близ Рима, характерны для этого начального периода; по-видимому, к этому же периоду следует отнести причудливое здание, названное до имени Минервы Врачевательницы, в котором неуклюжее и нечеткое применение классических приемов ясно обнаруживает ту нерешительность, которая предшествует периоду упадка.
Своды, и в частности сферические купола, продолжают применяться в надгробных памятниках и культовых сооружениях, но почти совершенно исчезают в крупных гражданских сооружениях. В христианских базиликах IV и V вв. применяются лишь аркады, связывающие попарно колонны и полусферический свод в торце главного нефа; вся остальная часть сооружения перекрыта простыми деревянными стропилами. В течение двух веков, от Константина до Юстиниана, своды применяются лишь в сооружениях весьма небольшого значения и перестают быть основным конструктивным решением; они снова появляются во время византийского Возрождения, принимая, однако, уже совершенно новую форму; античная традиция окончательно прерывается в Риме[3]; стремительность происшедших изменений заставляет приписать их столь же внезапным и бурным причинам.
И действительно, между эпохой Диоклетиана и последними годами царствования Константина совершилась настоящая революция, влияние которой на историю римского строительного дела было не меньше ее влияния на историю империи: Рим перестал быть столицей Римского государства; искусство стало преобразовываться с того самого дня, когда Рим, утеряв свое политическое преобладание, уступил Византии наследие своих античных привилегий; огромное строительство новой столицы сразу поглотило все средства империи, и дата основания новой столицы (330 г.) отмечает эпоху, когда дали себя знать внезапные и глубокие изменения, основные признаки которых мы осветили выше.
Не следует, однако, считать это объяснение лишь предположением: мы имеем тому доказательства в оригинальном обращении Константина к начальнику императорских войск Италии и Африки с целью восполнить исчерпанные средства Италии. "Architectis quam plurimus opus est, sed quia non sunt..."[4] - таково начало первого указа о льготах сословию ремесленников, изданного Константином (Cod. Theod., lib. XIII, tit. IV, 1. 1). Этот закон был издан в 334 г., спустя четыре года после основания Константинополя; в официальном документе невозможно было сформулировать более четко причины упадка архитектуры IV в. Для сохранения остатков древнего искусства Константин открывает училища и устанавливает стипендии для молодых римлян, согласившихся посвятить себя изучению архитектуры; но все это - тщетные усилия. Появились новые потребности, и для их удовлетворения необходимо было создать по крайней мере законченную систему совершенно новых приемов. В такое время, когда не хватает рабочих рук, когда приходится умножать все виды репрессий для обеспечения выполнения работ по наряду, когда на строительствах не хватает даже начальников, нельзя и мечтать о постройке новой мировой столицы с той же роскошью в выборе материалов и непоколебимой прочностью конструкций, которыми мы восхищаемся в памятниках древнего Рима. Считаясь с бесконечной, так сказать, нуждой, пришлось прибегнуть к облегченным конструкциям и пожертвовать прочностью; при этом был частично утерян вековой опыт римского искусства; прежнее равномерное распределение ремесленников по специальностям было нарушено; традиции, упрочившиеся в период между Августом и Константином, оборвались совершенно неожиданным образом.
Постройка Константинополя истощила средства империи, а провинциальные власти, в свою очередь, добивались перестройки собственных резиденций; увлечение строительством распространилось повсеместно, в то время как все уменьшались средства и возможности к его осуществлению. Этому виду страсти пытались положить конец рядом указов, которые повторяются, можно сказать, на каждой странице "Кодекса"[5], и самая численность которых дает возможность судить об их безуспешности. Тщетно императоры запрещали строительство новых общественных сооружений до окончания ранее начатых построек; тщетно пытались они сократить эти излишние работы, лишая магистраты чести увековечить на них свои имена; тщетно возлагали они на учредителей общественных сооружений обременительную обязанность обеспечения завершения строительства: мода, более сильная, чем императорские запреты, безмерно множила эти безумные затеи, а недостаток средств, усугубляющийся с каждым днем, все более и более удалял строителей от славных традиций древней школы. Лишь небольшое число памятников этой эпохи дошло до нас: это базилики, сохранившиеся благодаря благоговейному уходу прихожан. Большинство сооружений в Константинополе были, по-видимому, восстановлены первыми византийскими императорами; историк Зосим утверждает, что многие из них обрушились еще в царствование Константина, - настолько велика была поспешность их постройки. Автора, упорствующего язычника, можно подозревать в недоброжелательности, когда он говорит о самом Константине, его правлении и его религии; этот дух пристрастия чувствуется даже в выборе им выражений при описании построенных при Константине сооружений[6]; тем не менее, свидетельство Зосима подтверждает недолговечность этих построек; и они обязаны своим преждевременным разрушением, по-видимому, тому недостатку в средствах, память о котором сохранили до нас императорские указы.
Такова вкратце история строительства из монолитной каменной кладки, история своеобразная, отдельные этапы которой как будто не подчиняются основному закону непрерывности развития, которому подчинены этапы других отраслей истории.
Безмерный упадок строительного искусства в IV в. н. э. совершается, так же как и его огромный подъем, в I в. до н. э., без подготовительной переходной ступени, по памятникам которой мы могли бы восстановить последовательность событий.
В нашу задачу не входит изучение судеб римского строительного искусства за пределами этого его последнего превращения; мы должны были ограничить себя описанием римского строительного искусства в течение того длительного периода, который начался в последние годы республики и закончился в эпоху первых нашествий варваров. Обратимся теперь к рассмотрению тех изменений в строительных приемах, которые и|мели место в различных областях Римского государства.
Изобретая монолитную каменную кладку, римляне, несомненно, создали способ, наиболее подходящий для придания единства строительным приемам. Казалось, что с того момента, когда римляне научились возводить огромные своды при помойки в основном необученных рабочих, применяя в качестве материалов лишь известь и щебень, они овладели конструктивной системой, которая должна была стать универсальной; при помощи колоний и легионов они обеспечили проникновение новых способов строительства вплоть до отдаленнейших границ империи; в любых местах, куда распространилось владычество Рима, они смогли заложить целые города, напоминающие в своих основных чертах облик столицы. Эти города, в свою очередь, становились центрами, из которых римская архитектура распространялась вместе с римскими нравами и обычаями; этим путем стремились установить единство. Нигде, однако, акклиматизация искусства не удавалась без того, чтобы не утерять какие-нибудь черты, свойственные ему в первоначальном виде; строительное искусство расчленялось на ряд течений, которые ясным различием своих приемов и методов отражали все бесконечное разнообразие местных условий и традиций.
Для установления этих различий я мог бы ограничиться примерами чисто конструктивного характера, но эти тонкие отличия проявляются еще более заметным образом при рассмотрении архитектурных форм древнего Рима.
Сравнивая архитектурные памятники Рима с памятниками римского Египта, вы увидите, с одной стороны, примеры того, что считается официальным стилем империи, а с другой, вы найдете целую систему характерных черт и пропорций, которые настолько напоминают искусство эпохи Птолемеев, что легко впасть в заблуждение; известно, например, что портики в Эсне и Дендере[7] относятся к эпохе римского владычества.
Таким же образом в Греции римляне применялись к традициям древнего греческого национального искусства. Знаменитый фронтиспис, известные под названием входа на Агору, является любопытным памятником этой греческой школы времен империи, школы, без сомнения, упадочной, но безусловно греческой по духу, произведения которой представляют собой грубое подражание древнегреческому искусству, но в которых нельзя отметить заимствования у современного ей искусства Рима.
Если нужны другие примеры этих местных течений в архитектуре, отклоняющиеся от обычных типов античной архитектуры Италии, следует обратиться к памятникам, воздвигнутым в течение первых веков нашей эры в центральных частях Сирии. Все сооружения в Хауране, которые одна смелая теория считает первоисточником нашей средневековой французской архитектуры, более похожи по конструкции и орнаментировке на памятники XII в. Франции, чем на сооружения Рима, Египта или Афин; мы имеем еще одно новое и поразительное проявление тех национальных традиций, которые лишали единства римское строительное искусство во все эпохи его истории. Города западного побережья Италии, между; прочим, Помпеи, и при империи сохраняли свой греческий облик.
На территории древней Этрурии этрусские традиции придают даже сооружениям, построенным после ее завоевания, отпечаток мужественной простоты, которой проникнуты развалины римских сооружений в Перуджии.
Мы (французы) также обладали собственной архитектурой в императорскую эпоху; черты этой изящной галльской школы, которыми отмечены развалины в Сен Реми, Оранже и в Сен Шама, настолько хорошо выражают свойственный нам дух, что мы находим эти же (черты почти нетронутыми в сооружениях французского Возрождения.
Так видоизменяется архитектура в разных провинциях Римского государства.
Такое же разнообразие царит и в применении разных строительных приемов: мы находим подтверждение этому у Витрувия (кн. II, гл. 8), где он отмечает резкое различие между приемами греческих и римских строителей в системе каменной кладки. Вне зависимости от этого свидетельства, самые памятники представляют в наше распоряжение более чем достаточные доказательства.
В самом деле, нам пришлось несколько раз указывать на типы конструкций и в особенности на типы сводов, применение которых ограничивалось определенной областью, в которой они упрочивались, не распространяясь за пределами данной области и никогда не приобретая значения общепринятых приемов; эти конструкции и служили признаками различных традиций и местных течений.
Так, например своды, выполненные из отдельных рядом поставленных арочек, кажутся нам принадлежащими лишь к весьма ограниченному району, центром которого является Гардский акведук; эта область изобилует составленными из отдельных арок сводами, их применение здесь является в известном смысле правилом, в то время как в отношении других местностей с трудом можно было бы привести лишь отдельные примеры обособленного или несовершенного их применения.
Эти соображения относятся и к сводам, составленным из подпружных арок, поддерживающих при помощи тимпанов горизонтальные перекрытия из каменных плит; единственно известные мне примеры этого решения относятся к двум почти что греческим провинциям, к южной Галлии и к Сирии; в Сирии этот вид сводов имел такое значение, которое могло итти в сравнение лишь с значением стрельчатой арки в средневековых сооружениях Запада.
Такое же значение имели подземные гробницы на севере и в центральных областях Франции, памятники совершенно самобытной конструкции, стиль и способы каменной кладки которых мы охарактеризовали выше (см. табл. XVIII и IX). Один их внешний вид поражает оригинальностью замысла, сразу выделяющего их из ряда других римских памятников и среди сооружений, возведенных после нашествия варваров: наклонные своды, составленные из ступенчато расположенных арочек, цилиндрические своды, выложенные по временным стенам; наличие крестовых сводов из клинчатых камней, применение которых в других областях признавалось почти недопустимым; наконец, систематическое применение мелкого камня в крае, богатом каменными материалами крупного размера, - все это заставляет причислить эти интересующие нас памятники к вполне определенной группе, в которой уже дают себя знать тенденции нашей средневековой архитектуры, пример и память о которых повлияли на возрождение французского искусства на исходе романского периода. , Этого небольшого количества примеров, взятых из числа памятников, выполненных из тесаного камня, достаточно, чтобы установить характер и серьезность различий между течениями строительного искусства одной и той же эпохи; если же обратиться для полноты обзора античных строительных приемов к приведенным нами выше описаниям сводов, выполненных монолитной кладкой, то мы отметим различия того же порядка, быть может, даже еще более явно выраженные.
Так, например известную конструкцию из кирпичных арочек, служившую каркасом сводов* и применявшуюся с таким искусством и успехом в Риме, можно было бы признать обязательным элементом римского строительного искусства, тогда как в действительности она никогда не завоевала себе повсеместного применения.
Она лучше других примеров выражает дух римской конструктивной мысли, но, в сущности, она представляет собой лишь местный прием и встречается все более редко по мере удаления от Рима; достаточно перейти от Рима к Помпеям, чтобы заметить в этом отношении весьма значительные изменения: решетчатый каркас из отдельных арочек постепенно заменяется тонким сплошным слоем осколков туфа, уложенным по опалубке и поддерживающим кладку свода.
Если же мы обратимся к северу, то увидим в Вероне сходную с Помпеями конструкцию каркаса (остова) сводов, в которой, однако, галька заменяет туфовый щебень, применявшийся в районе, покрытом остатками вулканических извержений.
Наконец, перейдя через Альпы, мы видим, что самая идея каркаса при монолитной кладке сводов исчезает; иногда мы встречаем случаи любопытного обмена частей назначением; каркас из клинчатого камня приобретает большее значение, становясь, в конце концов, основной частью свода, в то время как монолитная кладка из камня на растворе, уложенная горизонтальными слоями, превращается в второстепенную часть конструкции, в своего рода заполнение: части конструкции свода поменялись своими функциями.
Такими были различия конструктивных приемов, рассмотренных для частных случаев строительного искусства на ограниченной части территории Римской империи. Рассматривая античное искусство в целом, мы во всех его отраслях обнаружим такое же разнообразие отдельных течений; стоит только обратить внимание на памятники римской скульптуры, на гончарные изделия, медали разных провинций или на мозаики, открытые в различных пунктах античного мира, чтобы обнаружить повсюду ясно выраженный отпечаток местных течений; везде обнаруживаются определенные общие принципы, свидетельствующие об исходящем от Рима влиянии, но более внимательное изучение открывает под этим кажущимся единством бесчисленные оттенки, а иногда и контрасты, зависящие от самобытности каждого античного города.
Каждый город обладает своими архитектурными традициями, так же, как имеет свои гражданские законы, свои обычаи и религию. Римское строительное искусство имеет явно выраженный городской характер, что является его основным, главным признаком.
Римское строительное искусство нужно воспринимать во всем его многообразии и не пытаться приписывать ему постоянства приемов, ,что не соответствовало бы имевшим место смене вкусов и разнообразию задач.
Перенесенное в совершенно различные условия, оно подвергалось их неизбежному воздействию; оно видоизменялось, чтобы приспособиться к условиям различных областей империи; эти различные его видоизменения определяются по основным родовым признакам, которые со временем были освящены и закреплены. Местные архитектурные традиции, хранителями которых были ремесленные коллегии в каждой колонии, в каждом округе, к обычаям и льготам которых римляне относились с уважением, придают, как мы увидим дальше, этим местным течениям более резкие различия и делают их более устойчивыми.
Мною были изложены основные этапы истории римского строительного искусства и те события, которые ее связывают с историей Римской империи.
Мне хотелось бы пойти еще дальше, не. останавливаясь на внешних причинах, ускорявших или задерживавших развитие строительного искусства, и перейти к влиянию на его методы внутренней организации общественных отношений. Ряд вопросов, относящихся к этой проблеме, тесно связан между собой; таковы следующие вопросы: каково соотношение между вольнонаемным трудом свободных и трудом рабским на строительных работах; каким путем и в каких слоях населения вербовались те тысячи рабочих рук, которые участвовали в постройке сооружений Рима; какова была организация руководства строительными работами; какими строительными приемами пользовались преимущественным образом. Положение ремесленников также отражается на конструкции сооружений, как в планировке - нравы и обычаи древних римлян; изучение строительного искусства потеряло бы свой главный интерес, если отделить описание его приемов от изучения общественного строя, объясняющего их применение[1].
В ряду других учреждений мы постоянно встречаем в римских законах и документах упоминание ремесленных корпораций или коллегий; подробностей организации этих объединений, к сожалению, римские историки нам не сохранили, и их историю приходится воссоздавать с большим трудом путем сопоставления разрозненных документов. Мы встречаем отрывочные сведения о предоставленных им льготах, либо о возложенных на них повинностях в актах о даровании особых преимуществ, либо в законах об общественных повинностях; приведенные, в некоторых документах списки столь же многочисленных, сколь и непонятных титулов позволяют догадываться о сложной иерархической системе каждого из этих объединений; отдельные части других документов указывают на уставы, добровольно принятые, рядом объединений, определяющих взаимоотношения между их членами.
Все эти документы очень неполны, но, несмотря на досадную неясность некоторых из них, они дают в целом достаточно определенное представление о коллегиях; основной вывод, который можно сделать на основании этих документов, свидетельствует о существовании прослойки ремесленников, резко выделенной из среды остальных слоев римского общества и поставленной иерархической системой своей организации и системой своих прав и обязанностей в распоряжение императоров.
Впрочем, такая организация - сравнительно позднего происхождения. Прежде чем стать орудием централизованной императорской власти, ремесленные коллегии вели продолжительную борьбу за признание за ними нрава на существование, за подтверждение предоставленных им льгот; эта борьба началась с самого начала существования Римского государства и продолжалась с переменным успехом в течение почти восьми веков. Лишь при императоре Адриане эти коллегии заняли свое окончательное положение в ряду других общественных организаций и приобрели то большое значение во внутренней экономической системе Римской империи, которое они сохранили и в дальнейшем.
Возникновение этих коллегий, можно сказать, совпадает с основанием Римского государства; быть может, следует отнести образование этих коллегий к числу тех заимствований, которые были сделаны в Этрурии в тот мирный период, который· в истории связывается с именем Нумы. Затем, когда римляне опять обратились к военным походам, эти организации, после временного упадка, воссоздались уже в новой форме; влияние перешло почти целиком к тем коллегиям, которые могли участвовать в военных работах, в снаряжении армии и в изготовлении и управлении военными машинами.
Наконец, при разделении всего населения на центурии значение ремесленных коллегий выросло настолько, что они одни образовали две центурии, участвовавшие в голосованиях в народных собраниях (комициях) наравне с высшим сословием римских граждан. Этим преимущественным правом пользовалось большое число коллегий. Изучение этого вопроса вывело бы нас за естественные пределы этого краткого очерка; но ряд коллегий, интересующих нас, также пользовался этим правом, как, например, объединения ремесленников, занимавшихся обработкой дерева и металла, входившие в число тех полувоенных организаций, которые занимались, по словам Тита Ливия, ремеслом воина, не нося оружия[2].
Пример этих первых коллегий и их непрерывно растущее влияние в римском обществе оказали могучее воздействие на развитие духа товарищества среди ремесленников. Постепенно все ремесленники в Риме организовались в коллегии, принявшие внутреннее устройство, которое приближало их к различным видам объединений, основанных при Нуме и Туллии.
Эти организации были ненавистны, в особенности последним Тарквиниям и аристократическому правительству, установившемуся вслед за изгнанием царей, и их существование неоднократно находилось под угрозой[3]; однако дух товарищества одержал верх над запретами патрициев, и в последние годы республики все ремесленники Рима объединялись свободными, прочно установившимися объединениями, обладавшими, с согласия или против согласия правительства, законченной организационной структурой, дававшей им в известных пределах независимость от центрального правительства.
Насколько можно судить, материальные выгоды служили скорее только поводом, а не причиной к основанию ремесленных коллегий. В эпоху, предшествовавшую возвеличению Августа, когда Римское государство раздиралось корыстными интересами крамольных партий, ремесленные коллегии обрели существенную основу своей мощи, воодушевлявшей их бунтарский дух. Частые мятежи, в которых был, как полагают, замешан Клодий, возбудили, в конце концов, недоверие правительства к самым основным принципам этих коллегий.
Несмотря на поддержку, оказанную коллегиями Цицерону, они были им запрещены и восстановлены лишь при Клодии, причем число их было увеличено; в число их членов допущены иноземцы и даже рабы; выросший в их сердце мятежный дух побудил Юлия Цезаря снова издать постановление об их роспуске[4].
Лишь незначительное число исключений было допущено из уважения к древним традициям или по соображениям общегосударственных интересов. Нам неизвестно, какова была участь коллегий, участвовавших в строительных работах; были ли они также распущены или вошли в небольшое число тех коллегий, которые, во внимание к древности их происхождения и значения выполняемой ими работы, были "пощажены во имя народного блага".
Как бы то ни было, число изданных и направленных против коллегий указов в течение одного столетия говорит о прочности укоренившихся идей товарищества; за промежуток времени между Юлием Цезарем и императором Клавдием были последовательно изданы три указа, подтверждающих ранее изданные указы о запрещении ремесленных коллегий[5].
Отказавшись, наконец, от прямой борьбы против стремлений, проявлявшихся тем сильнее, чем больше их подавляли, римские императоры постепенно сами становятся во главе ремесленных коллегий; они воспользовались религиозными элементами, примешивавшимися к идеям товарищества и духу коллегий, для овладения господством над ними; Нерон провозгласил себя жрецом всех ремесленных коллегий, дозволенных в Риме[6]; целый ряд распущенных коллегий восстанавливается под этим мнимым покровительством и при коварной поддержке религиозного влияния императорской власти.
Однако приданное властью направление коллегиям ремесленников ненадолго устранило ее страх перед ними. Траян тщетно пытается восстановить старые запреты, и мы являемся свидетелями любопытного зрелища, как в первые же годы II в. н. э. император принужден допустить существование коллегий в Риме, одновременно стремясь запретить их существование в отдаленных областях империи[7].
Адриан первым осознал бесплодность попыток остановить это движение; он отбросил мысль как о запрещении коллегий, так и о превращении их в чисто религиозные братства; он понял, что коллегии могут оказать ему ценное содействие в осуществлении задуманных им крупных сооружений; он увидел в них могущественное орудие, которое он попытался поставить на службу своим грандиозным замыслам. Коллегии ремесленников-строителей с этого времени теряют свой первоначальный характер свободных объединений и включаются в число официально оформленных государственных организаций; эта существенная перемена означала для большинства ремесленников установление совершенно новых порядков, дальнейшее развитие которых занимает продолжительный период времени от Адриана до Феодосия II[8].
Новые условия, созданные для коллегий строителей, отражены в ряде подлинных исторических документов и уточняются главным образом постановлениями, изданными Антонином и его ближайшими преемниками; на основании сохранившихся подлинных документов законодательства Феодосия можно определить принятую ими окончательную форму.
Аврелий-Виктор (Epit., cap. XIV) сообщает, что Адриан создал когорты из строителей-ремесленников, по примеру когорт в воинских частях: "Ad specimen legionum militarium, fabros, perpendiculatores, architectos, genusque cunctum exstruendorum moenium seu decorandorum, in cohortes centuriaverat"[9].
Предписания, которые скорее всего изданы ближайшим преемником Адриана, разъясняют смысл этого свидетельства, оригинальная и ясная форма которого не оставляет места для сомнений; юрист Каллистрат, приводя вкратце принятые Антонином Пием по отношению к цеховым союзам мероприятия, пишет в следующих выражениях: "Quibusdam collegiis vel corporibus quibus jus coeundi permissum est, immunitas tribuitur: Scilicet eis collegiis vel corporibus in quibus artificii sui causa unusquisque adsumitur: ut fabrorum corpus est, et si qua eamdem rationem originis habent, id est idcirco instituta sunt, ut necessariam operam publicis utilitatibus exhiberent... etc." (Digest., lib. L. tit. VI, 1. 5, § 12)[10]. ("Некоторым коллегиям... предоставлены льготы; это те коллегии, которые допущены, в связи с характером их работы; к таким относятся коллегии кузнецов и близкие к ним по характеру, т. е. основанные с целью участия их в общественно-полезных предприятиях...").
Я счел для себя обязательным привести полностью этот любопытный текст, который определяет как характер обязанностей коллегий, так и смысл предоставленных им взамен льгот. Присвоенные ими льготы были, в первую очередь, возмещением за возложенные на них обязательства: императоры тем самым должны были признать необходимость возмещения тех тяжелых обязательств, по которым члены ремесленной коллегии предоставляли свою помощь каждый раз, когда этого требовали общественные нужды.
Возложенные на коллегии тяготы не состояли в обязанности безвозмездного предоставления своей работы, а лишь в обеспечении государственных работ рабочей силой; этим наносился ущерб лишь личной свободе членов коллегий, - и только; судя, однако, по значительности возмещений и по суровости наказаний за уклонение от возложенных обязанностей, этот ущерб должен был быть очень серьезным[11].
Речь шла по меньшей мере о том, чтобы предоставить себя в полное распоряжение римского правительства, постоянно менять место жительства в зависимости от того, где осуществлялась коллегией работа, и принимать то вознаграждение, которым правительство считало возможным оплатить эту работу.
Положение членов коллегий, как видно, было очень зависимым; оно во многом напоминает положение римских колонок и в еще большей степени положение тех сановников последних времен империи, на которых императорский деспотизм возлагал, под видом общественных, принудительные почести и разорительные обязанности.
Римский общественный строй, с какой бы стороны его ни рассматривать, создает впечатление, что он целиком; построен на системе повинностей, частично вознаграждаемых предоставленными льготами.
В этом отношении члены коллегий находились в более счастливом положении по сравнению с упомянутыми выше слоями общества; в предоставленных им льготах члены коллегий получили более реальное возмещение за возложенные на них тяжкие обязательства.
Предоставленные им льготы состояли в полном освобождении их от общественных повинностей, от отправления муниципальных должностей и от различных чрезвычайных податей; они были избавлены от барщины, от военной службы и от всех тех тяжелых налогов и податей, которые под бесконечно разнообразными названиями обременяли другие слои римского общества[12].
Вне зависимости от этих льгот, коллегии получали в дар от государства земельные владения, доходы с которых засчитывались при вознаграждении предоставленных ими услуг. Входящие в эти владения наделы (fundi dotales)[13] распределялись между членами коллегии и становились их частной собственностью, которая на общих основаниях могла передаваться по наследству. Обязанности между членами коллегий распределялись в соответствии с размерами полученных наделов. Каждый участвовал в услугах государству пропорционально размеру той доли этих обремененных обязательствами владений, которой он владел, и эти обязанности переходили одновременно с передачей владений.
Это привело к ряду важных последствий.
Так как дарованные земельные угодья переходили от членов коллегий к их детям, то и участие в выполнении общественных повинностей, связанных с владением этими угодьями, также становилось наследственным; это соображение - верное, несмотря на его роковые последствия - заставило древних римлян закрепить ремесленников за коллегиями и увековечить за семьями повинности, лишавшие сыновей древнеримского мастерового права на выбор по своему вкусу образа жизни и возможности сообразовать характер своей работы со склонностями своего характера.
Естественным было решение о предоставлении каждому свободного выбора между выполнением повинности, возложенной на коллегию, и отказом от дарованных льгот; это соображение не ускользнуло от логичного и проницательного ума древних законодателей. Формулировка законов, касающихся этих вопросов, точна и содержит, можно сказать, целую теорию повинностей, возложенных на коллегии: "Всякий, кто владеет на каком-либо основании - будь то в виде приобретения, будь то в результате дарования, или по любому другому праву - земельными угодьями, обложенными повинностями коллегий, обязан или участвовать в выполнении этих повинностей в соответствии с размером этих угодий, или должен отказаться от своих прав на владение" (Cod. Theod., lib. XIV, tit. IV, 1. 8). К этому в законе добавлено, что это право распространяется "на все коллегии, пользующиеся льготами в Риме"[14].
Следует, однако, опасаться, что этот закон, предоставляющий защиту личной свободе, является одним из тех чисто теоретических постановлений, от которых несвободно римское законодательство; несомненно, что строгое соблюдение этого закона во многих случаях должно быть смягчено, принимая во внимание нужды тех или других коллегий, пользовавшихся меньшими льготами, но ставших в результате длительной традиции необходимыми членами государственного строя. Императоры присвоили себе право собственной властью принуждать граждан к вступлению в коллегии или переводить их из одной коллегии в другую. Несмотря на это, они все опасались нехватки рабочей силы и включали в число установленных по закону наказаний принудительное вступление в коллегии, выполнявшие наиболее тяжелые работы[15].
При помощи такой искусной и тиранической дисциплины римское правительство обеспечивало нужды общественных работ во всех больших городах.
Как ремесленники, так и торговцы Римской империи не были свободными людьми, работавшими по собственному усмотрению для удовлетворения своих повседневных нужд; они, по существу, состояли на службе у правительства и получали, под видом доходов от пожалованных угодий, в полном смысле этого слова жалование; в обмен за эти доходы (т. е. жалование) они были обязаны отдавать в распоряжение государства или городских властей плоды своих трудов.
При их помощи государство производило продукты питания и осуществляло транспортные операции, сооружало здания.
Было бы серьезным заблуждением считать работу, выполняемую ремесленными коллегиями, бесплатной: одним из основных видов вознаграждения были дарованные им земельные угодья и предоставленные им льготы; кроме того, они часто получали вознаграждение и в другом виде, зависевшее исключительно от значения оказанных ими услуг. Я нашел этому доказательства в тех любопытных установлениях, которыми управлялась коллегия calcis coctores, в обязанности которой входила заготовка извести для римских построек. По очень распространенному в Риме обычаю, они получали вознаграждение не деньгами, а натурой, - по амфоре вина за три воза извести. Возницы, доставлявшие известь, получали по амфоре вина за каждые 2900 фунтов доставленной ими извести, не считая доходов от пожалованных им земель и от работы трехсот упряжных волов, предоставленных их коллегии (Cod. Theod., lib. XIV, tit. VI, 1. 1).
Таким образом, можно, казалось бы, считать, что римское общество вознаграждало возложенные на коллегии повинности постоянными льготами и доходами, оплачивая отдельно каждую произведенную работу. На самом же деле это вознаграждение, столь разумное и справедливое по первому впечатлению, далеко не покрывало истинной стоимости произведенной работы ; оно служило, как сказано в "Кодексе", лишь утешением (solatium)[16], которое должно было смягчить тяжесть возложенных обязательств; государству было предоставлено право самому определять размер вознаграждения принудительно привлеченных к выполнению работ подрядчиков; получаемая ими оплата была лишь частичной и плохо скрывала своего рода полурабство. Большая часть городских повинностей лежала, по существу, на коллегиях; приведу слова из обращения одного древнего римлянина к императорам: "Их древние привилегии куплены дорогой ценой: вечной покорностью оплатили они свои так называемые льготы"[17].
Такое порабощение коллегий было следствием несомненно порочной экономической системы : необходимо, однако, отметить к чести древних законодателей, что они постоянно стремились ограничить эту зависимость в пределах, обусловленных требованием экономического положения; те же принципы, на основании которых они относились с уважением к правам городских самоуправлений, удерживали их от излишнего вмешательства во внутренние порядки ремесленных коллегий.
Эта сдержанность восходит к законодательству времени децемвирата: "Коллегиям предоставлено право иметь любое внутреннее устройство, при условии, что оно ни в чем не нарушит общегражданских законов", гласит закон "Двенадцати таблиц"[18]. Только благодаря этому ремесленники имели возможность сплотиться в отдельные организации, объединиться под руководством более опытных или более самостоятельных ремесленников, которые становились посредниками между ними и государством, и, неся материальную ответственность, заключали договоры на подрядные работы с должностными лицами, на которых было возложено ведение построек общественных зданий. Эти ремесленники играли роль подрядчиков в полном смысле этого слова (redemptor или locator operis)[19].
Более того, мы видим, как постепенно, независимо от городской администрации, в каждой коллегии создается свое управление[20]. За Сенатом сохранялось право запрещения или допущения образования коллегий; но, получив такое разрешение, коллегия приобретала независимое положение в своем городе, сама вырабатывая правила внутреннего распорядка, часть которых дошла до нас; наконец, из среды своих членов она выдвигала ряд должностных лиц, обязанности которых и соподчинение слепо подражали организационному построению римского городского самоуправления. Коллегия в гораздо большей степени объединяла между собой ремесленников, чем город; вся их жизнь была настолько сосредоточена в коллегиях, что часто, даже в официальных документах, они вели счет годам со дня основания их коллегии.
Так же, как и в городах с самоуправлением, коллегии были разбиты на центурии и декурии, во главе которых обычно стояли выбранные начальники, которые назывались мастерами, пятигодичниками (quinquennales) и т. д. Сообща члены коллегий принимали над собой покровительство патрона и привлекали почетных сочленов; в назначенные дни они собирались в определенных местах, известных по документам под названием sholae, где устраивались празднества, не лишенные и религиозного характера. Коллегии имели своих священнослужителей, свои храмы и целую систему религиозных обрядов, сохранившихся и после победы христианства, что привело к изданию преемниками Константина суровых законов против коллегий, зараженных языческими традициями[21].
К административному или религиозному подразделению членов коллегий прибавлялось еще подразделение по признаку выполняемых ими работ. Коллегии делились на различные разряды ремесленников, резко разграниченные между собой, и ясно выраженная разница в предоставляемых им льготах указывает на наличие резкого разделения видов работ в производстве того времени. В отношении коллегии каменщиков, collegium structorum, я не смог найти определенных указаний о названиях тех разрядов, на существование которых я указываю; данные о существовании этой коллегии сохранились в виде лишь кратких записей (и надо надеяться, что новые открытия дадут нам определенные документы по этому вопросу, которых в настоящее время нам недостает). Если же судить по коллегии aquarii, о которой труды Фронтина сохранили подробные сведения, то можно сказать, что разделение труда "нашло себе ясное выражение в организации коллегии по< отдельным разрядам. На возникающий при этом вопрос, не совпадало ли это членение коллегий с распределением их членов по центуриям и декуриям, - эти документы не дад>т ответа. Фроитин делит коллегию aquarii на несколько разрядов, но интересующего-нас вопроса не затрагивает.
Я не задерживаюсь на определении значения его делений, что уведо бы меня в сторону от основной цели; ограничусь подтверждением существования разнообразных видов работ и обращаю внимание на вытекающие из этого обстоятельства выводы. Надо сказать, что коллегия aquarii не являлась коллегией в полном смысле этого слова, а была familia publica; насколько можно судить, различие между коллегиями и familiae publicae состояло в том, что члены последних находились в исключительно закабаленном состоянии. В остальном же предпосылки к членению на разряды одинаковы и убедительнейшим образом заставляют предполагать в коллегиях такое же деление, как и более хорошо известное нам членение в familiae publicae.
Нам не нужно даже прибегать к подобным аналогиям, так как; в самой конструкции сооружений запечатлено резкое разделение строительных работ. Я прибегаю еще раз к уже приведенному примеру - к Колизею[22]: уже упоминалось, что каждая часть гигантской постройки представляла самостоятельную строительную площадку, что была особая группа каменщиков по кладке основного каркаса стен, и их торцевых пилястров, что кладка массива стен из бутового камня или из кирпича выполнялась одними рабочими, а кладка. включенных в нее вертикальных столбов или пилонов из тесаного камня - другими. Иногда работа каменщика, выполнявшего бутовую кладку, и работа каменщика по кладке из тесаного камня имели противоположное значение; в качестве такого примера можно привести различие между значением разного характера кладки в монолитных сводах Прованса и сводах из тесаной кладки. Так четко установленное в римских сооружениях разграничение между; конструкцией и формой очень знаменательно; оно несомненно отвечало ясному разграничению двух разрядов мастеров, одни из которых возводили сооружения, а другие его украшали. В этом, быть может, заложены причины того соперничества, которое явилось следствием внутреннего строя коллегий. Таким образом, малейшие детали истории ремесленников империи, вплоть до мелких их страстей, нашли себе отражение в дошедших до нас памятниках. Обычай вести работы подрядным способом также нашел себе настолько ясное отражение, что; и в настоящее время можно отличить постройки, выполненные подрядным способом, от построек, выполненных государством хозяйственным способом. На это различие указывает и Фронтин (De Aquaed., 119), и для доказательства этого нам достаточно привести один лишь пример. Мы упоминали уже амфитеатр в Вероне и приводили примеры неправильного выполнения отдельных его частей, как, например, перемычек, плохо притесанные камни которых свидетельствуют о небрежности или ошибках в выполнении работ. Это сооружение служит примером постройки, осуществленной силами безответственных исполнителей; с уверенностью можно утверждать, что постройка амфитеатра в Вероне не велась подрядчиком и выполнялась без точного соблюдения всех правил строительного искусства.
Высокое качество греческих построек, развалинами которых мы восхищаемся, не было достигнуто подрядным способом выполнения работ; при постройке стен Пирея греки довольствовались подрядным способом работ, но при постройке Пандровейона государство заключило договоры непосредственно с каждым ремесленником, которого оно считало нужным привлечь к работе[23].
При постройке сооружений утилитарного назначения древние римляне поступали так же, как греки при постройке стен Пирея; они ограничивались заключением договора с ответственным подрядчиком, примером которого может служить знаменитый договор в Пуццоле[24]; самое сооружение описано тщательнейшим образом; методы его возведения оставлены на усмотрение подрядчика; организация работ лежала полностью на его обязанности, и он целиком пользовался выгодой от примененных им усовершенствований; это обстоятельство объясняется соображениями личной выгоды, введением ряда остроумных ухищрений, снижавших стоимость или упрощающих выполнение вспомогательных работ.
Одна подробность, стоящая в прямой связи с организационной системой коллегий, оказала еще более ясно выраженное и прямое влияние на развитие римской строительной техники; я имею в виду те правила строительного искусства, которыми руководствовались коллегии и которые связывали, так сказать, все древние традиции. Коллегии не ограничивались соблюдением правил внутреннего распорядка и дисциплины; помимо статей, относящихся к внутренней организации, lex collegii предусматривал технические предписания, подобные тем уставам наших старых ремесленных объединений, которые запрещали применение неправильных строительных приемов и вводили обязательное применение определенных традиционных методов.
Эти правила сохранились в среде членов коллегии и, по-видимому, никогда не имели широкой огласки. Поэтому легче установить их существование, чем уточнить их содержание. Лучше других нам известны правила коллегии fullones; они полностью приведены у Плиния, который добавляет, что они были утверждены всенародным голосованием, по примеру государственных законов. Это, по-видимому, не было исключением, и можно, утверждать с полным правом, касаясь интересующей нас области, что существовали правила и для строительных работ, так же как они существовали для обработки тканей; кроме того, на основании свидетельства Фронтина, нам известно о существовании закона, определявшего время года, в которое разрешалось ведение каменной кладки на растворе, или запрещалось, ввиду невозможности ее успешного выполнения (Frontin, De Aquaed., 123)[25].
В целом, поразительное сходство организации и обычаев римских коллегий сближает их с цеховыми союзами средних веков; можно даже признать последние подобием и продолжением первых, если пренебречь существованием рабства в античных коллегиях. Коллегии имели в своем подчинении, а иногда и в рядах своих членов, значительное число рабов; несомненно, что только участие этих людей, которых римляне не жалели, обеспечивало выполнение самых тяжелых работ на римских стройках. Не следует, однако, преувеличивать различие между рабами и свободными людьми, существовавшее в коллегиях; в коллегиях строителей оно имело еще основание быть более ясно выраженным; в остальных коллегиях это различие сглаживалось. На основании льгот, которые трудно было бы ожидать в условиях античного общества, рабы или иноземцы, принятые в коллегии, часто приравнивались к свободным людям Рима; знакомясь по сохранившимся документам с правилами внутреннего распорядка коллегии, часто приходится поражаться существовавшему, по-видимому, как бы полному равноправию этих двух слоев античного общества, в остальном столь глубоко разграниченных[26].
Устройство коллегий в том виде, как это следует из приведенного краткого очерка, должно было привести к следующим основным последствиям:
1. Оно должно было обеспечить правильное ведение общественных работ, но в то же время трудно поддавалось разным изменениям; и нововведениям; такова судьба всех организаций, в. которых исполнитель при выполнении поставленной перед ним задачи связан подробной регламентацией, скоро приводящей к готовым рецептам и к освященным образцам, прекрасным, но застывшим. Такая судьба постигла и римскую строительную технику. Период, в которой она создавалась, был эпохой всеобщих потрясений древних основ; но этот период был непродолжительным; новые приемы сразу приобрели постоянство и, как мы уже указывали, сохраняются неизменными в течение почти четырех веков, со времени Августа до окончательного перенесения столицы империи.
2. Коллегии, членство в которых было наследственным, обладавшие самоуправлением и деятельность которых протекала на сравнительно ограниченной территории, должны были; в скором времени обнаружить значительное различие в применявшихся ими методах работы; две одинаковые по названию коллегии в разных округах были, по существу, двумя совершенно различными объединениями, имевшими каждое свои традиции.
Изучив вопрос об организациях рабочего населения древнего Рима, мы скорее имеем основание удивляться в тех случаях, когда находим общность в примерах выполнения работ в разных областях империи или же обнаруживаем в разных городах различные методы работ[27].
Это единство, которое, несмотря на наличие разных оттенков, господствует в общем характере, строительных приемов, восходит к образцам; строительного искусства древнего Рима и основано главным образом на техническом контроле, осуществлявшемся представителями центральной власти на постройках, возводимых провинциальными коллегиями. Император назначал на стройки кураторов с более или менее определенно очерченным кругом обязанностей; по нашему мнению, кураторы и были теми представителями, которые воплощали в себе вмешательство императоров в постройки, осуществляемый в провинции. Нет данных, которые давали бы нам право считать, что на каждой работе общественного значения находился, таким образом, назначенный императором куратор; во всяком случае большое число построек имело подобную систему управления, и очень вероятна, что этот контроль со стороны центральных властей не мог не оказать влияния на применение общих строительных приемов в разных провинциям империи. Это утверждение во всяком случае справедливо в отношении эпохи императора Адриана[28].
Со временем кураторы утратили это значение представителя императора и превратились в простых чиновников городского самоуправления; в последние годы империи эта должность относилась к числу тех тягостных почестей, которые возлагались на зажиточные слои городского населения и избавление от которых рассматривалось как особая милость.
Помимо этого общего. руководства крупными постройками, была еще одна причина, повлиявшая на установление единства строительных приемов, - а именно участие в строительстве сооружений общественного назначение воинских частей. Римские воинские части постоянно привлекались к строительным работам; они вели постройку городских сооружений или самостоятельно, или совместно с цеховыми союзами. Вегеций утверждает, что комплектование некоторых воинских частей производилось в расчете на выполнение этих работ: "Легион, - пишет он, - состоит из плотников, каменщиков, колесников, маляров и т. д.". Привлечение этих воинов к общественным работам разрешалось законом, запрещавшим, однако, их использование на частных постройках. Другое постановление в законах давало проконсулам право предоставлять, в случае необходимости, воинские части в распоряжение curator operum для построек храмов и других зданий общественного характера[29].
В добавление к этому ряд текстов в надписях рисует нам не только участие воинских частей в строительных работах, но и в заготовке камня или изготовлении кирпича для провинциальных строительных работ. На каждой странице "Собрания рейнских надписей" (Corpus inscriptorum Rhen) встречаются клейма кирпича, напоминающие об изготовлявших их воинских частях; иногда эти клейма состоят из одного лишь знака легиона (vexillatio), в других случаях, на них указаны даже имена рабочих (figuli), изготовлявших кирпич, или их военачальников (magistri figulorum)[30]. Число сооружений, построенных римскими воинскими частями, очень значительно; в Риме было принято за правило, что солдат ни в коем случае не. должен, быть праздным, и можно считать, что, привлекая его к строительным работам, первой задачей было уберечь его от опасной праздности; нередко воинские части привлекались к таким работам, которые авторы документов признавали ненужными. Тацит поведал о том, что Вителий построил силами своих воинов амфитеатры в Болонье и Кремоне не столько с целью подарить этим городам полезные сооружения, сколько с тем, чтобы избавиться на время от мятежного духа легионов. Мы встречаем легионеров на постройках амфитеатров в Африке, городских стен в Бретани, гробниц, мостов, храмов, колоннад, базилик в Египте; в Италии мы их видим занятыми на крупном дорожном строительстве[31]; и почти всегда упоминание об их работах сопровождается любопытным примечанием, что "постройки были предприняты с целью занять их свободное время".
Таким путем в строительных рабочих превращались не только воины; строительные приемы были настолько просты, что могли выполняться как пленными, которых римляне держали столько времени, сколько им заблагорассудится, так и заключенными из низших слоев общества. Присуждение к принудительным общественным работам являлось одной из предусмотренных римскими законами мер наказания; о них говорится в к<Сентенциях/> Павла, и они встречаются на каждой странице "Кодекса Феодосия". Эти принудительные работы заключались главным образом в добыче строительных материалов для общественных построек. Чернорабочие по заготовке камня и песка для постройки терм Диоклетиана были укомплектованы, насколько известно, пленниками и, в частности, пленниками христианами. Значительно раньше, еще при Нероне, все заключенные и пленники империи привлекались в качестве рабочих разного назначения к рытью канала в Аверне и к постройке грандиозного дворцового ансамбля, известного под именем Золотого дома. Светоний сообщает: "Для окончания постройки, по распоряжению императоров, в Рим были приведены все, кто находился в государственных тюрьмах; по отношению ко всем уличенным в совершении преступлений он не допускал применения других мер наказания, кроме присуждения к принудительным работам"[32].
Римляне не останавливались на этом; не довольствуясь тем, что на их стройках, наряду с обыкновенными рабочими, работали заключенные и солдаты, они привлекали также свободных людей, наиболее далеких от строительных работ, вменяя в обязанность одним поставку материалов и требуя от других участия личным трудом.
Такая необычная система повинностей развилась главным образом в III в., с развитием абсолютизма, и упрочилась под различными названиями надолго и после крушения империи, чтобы получить более правильное представление о развитии этой системы, необходимо обратиться к более отдаленным временам.
В отношении несения государственных повинностей все население Римской империи делилось на две резко различающиеся части: с одной стороны находились горожане, которые почти все пользовались правами и льготами, предоставленными городам; часть этих горожан была потомками римских завоевателей колоний и пользовалась предоставленными им вольностями, преимуществами и привилегиями.
В их подчинении находилась вторая, податная часть населения, - остатки коренного населения, - принужденная своим трудом обеспечивать нужды и потребности первой части населения империи.
Уплачиваемые ею налоги не являлись лишь раскладкой сумм, необходимых для покрытия расходов по содержанию всего административного аппарата; они являлись в то же время, и прежде всего, в полном смысле слова податью, которая должна была обеспечить содержание и роскошь больших городов.
Это различие, однако, не ограничивается направлением в расходовании налоговых поступлений; в еще большей степени оно выявляется при изучении элементов, составлявших народный доход, и методов взимания налогов в древнем обществе.
Налоги и подати, которые для покоренных народов являлись увековечением памяти о покорении, могли бы вноситься, как в наше время, денежными взносами; на эти поступления можно было бы приобретать продукты питания для населения страны-покровительницы. Эту посредническую роль денежной системы римляне считали излишним усложнением и, вместо того чтобы возвращать обложенным податью народам полученные с них денежные суммы в виде платы за продукты их сельского хозяйства или промышленного производства, римляне предпочитали устранять промежуточные операции и покрывали задолженность провинций предметами, пригодными к непосредственному употреблению. Часть налогов взималась в виде денежных взносов, а часть натурой. Поставщики, в обязанности которых входило снабжение Рима продуктами питания, являлись большей частью простыми сборщиками этих своеобразных податей[33].
В числе предметов, которые Рим получал под видом натуральных податей, были и строительные материалы.
Курии Этрурии должны были, например, поставлять в Рим ежегодно 900 возов извести; город Террачино был обложен податью того же характера; материалы, поступающие в порядке этих повинностей, предназначались исключительно для нужд общественных работ, сооружения маяков, портов и т. п.
Одни области империи, поставляли в Рим бутовый камень, другие вносили подати кирпичом; эти материалы взимались в счет других продуктов производства, так же, как в других провинциях (например Бруциум и Калабрия поставляли скот, а Египет и Сицилия - хлеб и т. п.). Совершенно точные предписания запрещали заменять поставку этих материалов их денежным эквивалентом и обеспечивали тем самым государственные строительства этими податями в размерах, которые ограничивались исключительно умеренностью самих римлян[34].
Путем этого натурального обложения землевладельцы принимали участие в постройке общественных сооружений.
Низшие слои населения, которые, благодаря полному отсутствию собственности, были избавлены от налогов, как натуральных, так и денежных, были обречены на другой вид обложения, - они привлекались к трудовой повинности.
Трудовая повинность имела большое значение в общественных постройках последних веков империи. Римляне называли трудовую повинность пренебрежительным наименованием sordida munera (грязная повинность); к числу работ, входивших в обязанности привлеченных к трудовой повинности, относилось приготовление извести для государственных нужд и личное участие в постройке общественных сооружений, храмов и государственных дорог[35].
К трудовой повинности привлекалось, по существу, все население империи, за исключением представителей правительства, военных и служителей культа (Cod. Theod., lib. XI, tit. XIV, 1. 15 и сл.).
Несомненно-, что исключения из этого правила имели широкое применение, и с большим правдоподобием можно полагать, что римские власти освобождали от работ все население больших городов, которое они обеспечивали хлебом и зрелищами, не рассчитывая на его участие в тяжелых или полезных работах.
Нам осталось осветить вопрос системы распределения повинностей и способов их смягчения, а также указать законоположения, которые определяли размеры их применения и смягчали их суровость. Эти серьезные-вопросы из осторожности, которую нельзя не заметить, оставлены в узаконениях совершенно невыясненными[36].
Более двадцати законоположений касаются sordida munera, но ни одно из них не уточняет прав и обязанностей подданных империи, подпавших под действие этой тяжелой повинности; все они относятся к исключениям из законов; единственный вопрос, который остался неуточненным, - это пределы применения налагаемых этой повинностью обязательств.
Даже в этом умолчании законов проявляется дух режима, построенного целиком на принципах привилегий и исключений.
Этот пробел в законах открывал безграничный простор для произвола и притеснений; частое применение трудовых повинностей при императорах указывает на абсолютное забвение справедливости в распределении общественных повинностей. Но императоры мало беспокоились об уважении принципов справедливости, поскольку к выполнению повинностей привлекались те сословия, которые многовековым подчинением были низведены, до роли послушного орудия в их руках. Система массовых поборов была в глазах властей самым надежным и скорым средством выполнения работ, выгоды которого их вполне удовлетворяли; к ней обращались чаще всего в период деспотизма, предшествовавшего расчленению Римского государства. Диоклетиану удалось в короткий срок при помощи этой системы украсить Никомидию, которую он хотел превратить во вторую столицу империи, соперницу Рима. Силами одних лишь жителей округи нового города были возведены базилики, дворцы, амфитеатр, монетный двор и арсенал; за свой счет они должны были даже возместить императору территорию, занятую их домами; и реквизиции, о которых Лактанций оставил нам захватывающее описание[37], были настолько привычными в глазах римлян, что мы видим, как один из историков обращается с хвалебными словами к Веспасиану в связи с выполнением им построек в провинциях, "не отрывая землепашцев от их полей"[38].
Таким образом, мы можем считать установленным, что Рим черпал чернорабочих из податных слоев населения, а мастеров-специалистов-из местных коллегий; трудовая повинность и система коллегии - вот два основных элемента, использованных при создании памятников, развалины которых нас восхищали. Объединить эти две силы значило обеспечить империю такой системой средств, которая была способна осуществить самые грандиозные замыслы. Но в силу исторических условий эти средства скоро были исчерпаны, и империя ощутила зловещие результаты этой экономической системы, построенной на пренебрежении правами граждан и их личной свободой. В течение трех веков земледельческое население испытывало тяжесть законов, принуждавших его участвовать в расходах больших городов[39]; и мы видим, как оно, не будучи более в состоянии удовлетворить требованиям императорской тирании, воспользовалось ослаблением связи с империей, вооружилось против нее и превратилось из подданных империи в ее врагов.
Ремесленные коллегии, в свою очередь, также пережили период упадка; их члены, разоренные режимом податей и налогов, лишавших их на законном основании части получаемого ими вознаграждения, стали искать убежища вне города, переселялись в колонии; часто, переходя границу, они надеялись обрести более свободную и зажиточную жизнь среди варваров. Это послужило толчком к забвению старых строительных приемов. Упадок этих приемов шел в ногу с увеличением народной нищеты; окончательное их падение произошло одновременно с падением хранивших их секреты коллегий. Первые законы, изданные с целью предотвращения распада коллегий, относятся к эпохе ближайших преемников императора Константина; изданием этих законов пытались предотвратить распад коллегий восстановлением применения традиционных приемов строительного искусства; но распад коллегий стал неминуем.