ΙV

Большие опасности, внутренние и внешние, грозили в первое время царствования Александра. То общее замешательство, которое вызвано было внезапной смертью Филиппа, создавало благоприятную почву в Македонии для проявления как старых притязаний на господство, так и вновь появившихся честолюбивых стремлений. У линкестийского княжеского дома были еще, по-видимому, приверженцы, главным образом, конечно, в самой Линкестиде; другие считали не утратившим своих прав на престол Аминту, сына предшественника Филиппа. Аминта был казнен. Но самым опасным соперником Александра был дядя Клеопатры, Аттал, командовавший македонским войском в Азии. К Атталу подослан был убийца, и это освободило Александра от самой тяжелой заботы. Казнены были все родственники Аттала и Клеопатры, все сводные братья Александра; пощажен был лишь слабоумный брат его, Арридей. Самое Клеопатру позднее, во время одной из отлучек Александра, Олимпиада принудила к самоубийству.
В Греции немедленно же образовалась, или точнее сказать, возродилась антимакедонская партия. Афиняне, получив известие о смерти Филиппа, устроили веселое празднество и издали почетное постановление в память убийцы. Это предложение внес лидер антимакедонской партии, знаменитый оратор Демосфен, назвавший в народном собрании Александра мальчишкой, который не рискнет выйти за пределы Македонии. Демосфен завел переговоры с Персией о предоставлении субсидии для борьбы против Македонии. Афины стали деятельно готовиться к войне и вооружили свой флот. Так же поступили и прочие греческие государства. Александр тщетно посылал в Элладу послов с заверениями в его добром к ней расположении и в его уважении к существующим вольностям. Это не помогало: греки были опьянены надеждой, что теперь-то настала старая пора славы и свободы, что победа им обеспечена. На севере Македонии ее господству угрожали варварские пограничные народы.
При всех этих тяжелых обстоятельствах скоро, однако, выяснилось, каких успехов достигла Македонская монархия при Филиппе. Наиболее значительные и влиятельные из македонян твердо стали на сторону Александра. В Македонии его поддержал Антипатр, в Малой Азии - Парменион, полководец Филиппа; последний отказал в поддержке честолюбивых планов своего приемного сына Аттала и изъявил полную верность молодому царю. Пример этих выдающихся полководцев и приближенных Филиппа оказал большое влияние на македонскую знать и войско. Но всего более спасла положение Александра его личная деятельность. Среди опасностей и трудностей, окружавших его со всех сторон, он обнаружил то соединение энергичной решимости и трезвой рассудительности, которое является столь характерным для всей его последующей деятельности. В Македонии своим смелым и открытым образом действий он расположил к себе большинство подданных, и, в конце концов, встретил общее признание; он вынужден был, однако, принять крутые меры против тех членов царской семьи, которые казались ему наиболее опасными. Затем, еще в 336 году, Александр двинулся на юг, в Грецию, успев и там упрочить за собой то положение, которое создалось при Филиппе. Он быстро спустил в Фессалию, где фессалийцы признали его своим главой, прошел к Фермопилам, созвал совет амфиктионов, провозгласивший его гегемоном, т.е. верховным предводителем в предстоявшей войне с Персией. После этого смирили свою гордость и сократили свои надежды и афиняне. Они отправили к Александру посольство, которое должно было принести молодому царю извинение в том, что ему еще не предложена была гегемония, выразить раскаяшние в и поступках после смерти Филиппа. Александр простил афинян и потребовал только одного, чтобы для дальнейших переговоров афиняне послали уполномоченных в Коринф. Там, в Коринфе, собрались представители всех греческих государств, за исключением спартанцев, все еще соблюдавших свое достоинство, все еще верных своей косности. Были подтверждены все постановления, принятые при Филиппе, и Александр был провозглашен полновластным стратегом эллинов.
В Коринф со всех сторон собрались политические деятели, философы, художники. Все хотелось посмотреть на царственного юношу питомца Аристотеля; все теснились около молодого царя, все ловили каждый его взгляд, каждое слово. Лишь философ Диоген Синопский оставался спокойно в своей бочке в предместье города. Александр отправился к чудаку сам, нашел его лежащим под бочкой и греющимся на солнце. "Здравствуй, Диоген", обратился он к философу: "не надо ли тебе чего-нибудь?" "Не затмевай мне солнца", отвечал философ. На это царь сказал своей свите: "Ей Богу, если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном".
На возвратном пути в Македонию царь посетил Дельфы и заставил Дельфийскую пифию, которая в этот день не должна была давать прорицаний, приветствовать его изречением: "Ты непобедим, мой сын". Все это, быть может, вымышлено, но эти вымыслы характерны и для Александра и для тех, кто их сочинял. Весной 335 г. Александр отправился на север, чтобы, на время его отсутствия из Македонии, обезопасить границы ее от иллирийцев и трибаллов, одного из фракийских племен. Он переправился через реку Нест (теп. Места), отделявшую Фракию от Македонии, и достиг после 10-дневного марша, Балканского хребта. Узкая и крутая дорога, идущая здесь между высокими горами, была занята неприятелем, отчасти обитателями этих гор, отчасти вольными фракийцами, всеми силами желавшими воспрепятствовать переходу. Для этого они, чтобы разорвать и привести в беспорядок наступавшую на вершину боевую линию, стали скатывать вниз во множестве свои телеги. Александр отдал приказ пехоте расступаться везде, где это позволит местность, когда покатятся телеги, и пропускать их в образовавшиеся промежутки, там же, где нельзя будет расступиться в стороны, солдаты, упершись коленом в землю, должны были вплотную соединить щиты над своими головами, чтобы катящиеся вниз телеги проехали над ними. Телеги покатились и пронеслись мимо, отчасти в промежутки, отчасти по щитам, не причинив никакого вреда. Затем Александр обратился против трибаллов. Он перешел через Балканы в восточном их направлении (вероятно, у Шипки, самого значительного перехода в центральных Балканах), победил трибаллов и достиг Дуная (вероятно, вблизи теп. Силистрии), переправился через него в виду неприятеля, не потеряв при этом ни одного человека. Разбив гетов, хотевших помешать переправе, царь, тотчас же вернулся на южный берег. Идти далее на север он не имел в виду, так как цель похода была достигнута: поход произвел большое впечатление, и к Александру стали являться посольства различных народов с просьбой о мире.
Обратный путь Александр совершил через землю агрианов (на верхнем течении Стримона) и пеонов (на среднем течении Стримона). Около реки Эригона он повернул к Иллирии; там, при осаде Пелия, Александр попал в очень опасное положение; некоторое время его армия была заперта со всех сторон, и только благодаря строгой дисциплине армии ему удалось разбить Клита (иллирийского царя) и заставить его бежать.
Таким образом, задача царя на севере была выполнена: враги были устрашены.
Пока Александр находился на севере, на юге снова началось движение. Враги Македонии вступили теперь в открытое соглашение с Персией, где в 336 или 335 г. вступил на престол Дарий Кодоманн. Перешедшие к персам греки побуждали его оказать поддержку антимакедонской партии в Греции, чтобы тем самым защитить свое государство, против которого уже угрожали переправиться в Азию македонские полководцы. С ними, и не без успеха, боролся состоявший на персидской службе, грек Мемнон, которому удалось овладеть Эфесом. Персы опасались появления самого Александра в Азии. Чтобы воспрепятствовать этому и задержать его в Европе, Дарий снабжал греков деньгами. Спартанцы брали их совершенно открыто; "мы - не союзники Македонии", заявляли они. Афины должны были действовать осторожнее. Они поручили Демосфену, стоявшему тогда во главе государства, присылаемые из Персии деньги распределять целесообразно - часть отдавать на антимакедонскую пропаганду, часть употреблять на государственные нужды. Большие суммы из Персии поавдвли также в Фивы. Когда в Греции распространился слух, будто Александр погиб на далеком севере (Демосфен показал даже собравшемуся народу человека, получившего рану в том сражении, в котором Александр, будто бы, пал на его глазах), фиванские изгнанники в Афинах сочли, что пришло как раз время поднять возмущение. Они вернулись в Фивы, избили двух македонских офицеров, которых они нашли ночью в нижнем городе, побудили сограждан объявить Фивы свободными и выбрать даже беотархов, главных должностных лиц Беотийского союза, в знак того, что Фивам теперь принадлежит верховная власть над всей Беотией. Стоявший в Кадмее, фиванском кремле, македонский гарнизон не был удален, но фиванцы этим не смущались. С южной стороны Кадмея упиралась в Открытое поле; там фпванцы возвели в два ряда заграждения, которыми македонский гарнизон был изолирован Во всей Греции фиванцы встретили большое сочувствие, но помощи они ни откуда не получили; правда, Демосфен послал им вооружение.
Так шло дело, как вдруг Александр оказался в Беотии; и так внезапно, что когда он был уже у Копаидского озера, в Фивах еще неизвестно было об его переходе через Фермопилы. И когда говорили, что это - царь Александр с войском, то фиванцы отвечали: "Да, Александр, но не сын Филиппа, а сын Аеропа из Линкестиды". Через день после этого царь, которого считали мертвым, стоял со своим войском под стенами города.
Все в этой войне, веденной Александром, были поразительно и внезапно, все полно живости и силы, но в особенности этот переход. Две недели тому назад Александр дал последнее сражение у Пелия. В две недели, через горы и реки, прошел он расстояние почти в 60 миль и стоял теперь в двух милях от Фив. Он не думал сразу прибегать к силе. На требование сдаться, фиванцы отвечали со стены: "Кто желает с нами и с персами освободить Грецию, добро пожаловать". Может быть, Фивы, в конце концов, и принуждены были бы сдаться, если бы осада их затянулась; но уже на третий день город взят был штурмом. Македонские отряды овладели первым рядом заграждений, после короткой борьбы и вторым. Когда македоняне были отброшены фиванцами, Александр сам взялся за дело, оттеснил фиванцев и проник в город. В то же время македонский гарнизон в Кадмее бросился также на фиванцев; 6000 из них было убито, 30.000 взято в плен. Сражение было ожесточенное. Александр поспевал всюду и воодушевлял всех словом и примером.
На следующий день царь созвал собрание представителей, принимавших участие в Коринфском конгрессе, и предоставил им решить судьбу Фив. Судьями над ними были беотийские государства, которым долгое время приходилось выносить ужасный гнет фиванцев. И они постановили, что город должен быть сравнен с землей; что земля, за исключением той, которая принадлежала храмам, должна быть разделена между союзниками Александра; что все фиванцы с женами и детьми должны быть проданы в рабство; что свобода должна быть дарована только жрецам и жрицам, да лицам, связанным узами гостеприимства с Филиппом, Александром и македонянами. Александр, уже по собственному почину, велел пощадить дом знаменитого поэта Пиндара и его потомков.
Участь Фив была потрясающая: только поколение назад они владели гегемонией в Греции; теперь они были сглажены с лица земли. "Потрясение было так велико, говорит, один современник, точно Зевс сорвал месяц с неба." Греки были возмущены судьбой Фив. Но царь не мог поступить иначе по отношению к возмутившемуся городу. Впрочем, к отдельным фиванцам он относился с полным великодушием. Рассказывают, что одна фиванская аристократка была схвачена и приведена к Александру. Ее дом был разрушен фракийскими воинами Александра, сама она обесчещена их предводителем и затем, со страшными угрозами, ее стали спрашивать, куда она спрятала свои сокровища. Она повела фракийца к скрытому в кустах колодцу, где, по ее словам, спрятаны были ее сокровища. А когда фракиец спустился в колодец, она забросала его камнями. На суде пред царем она гордо заявила: "Я - Тимоклея, сестра того Феагена, который пал при Херонее, сражаясь против Филиппа за свободу греков". Александр простил мужественную женщину и даровал свободу ей и ее родным.
Нетрудно понять, какими соображениями руководствовался Александр, предавая разрушению Фивы: катастрофа, их постигшая, должна была подействовать и отрезвляюще и устрашающе на всех греков. И Александр достиг цели. Все греческие государства поспешили расписаться в своей преданности пред Александром. В особенности рассылались в лести пред ним Афины. Весть о гибели Фив дошла до них во время празднования Великих Мистерий (осенью 335 г.). Афиняне прервали праздник и послали сказать Александру, что они поздравляют его с благополучным возвращением из Иллирии и с наказанием Фив. Александр потребовал изгнания из Афин беглых фиванцев и выдачи главарей антимакедонской партии, в том числе и Демосфена. Это требование вызвало жестокие прения в афинском народном собрании. Восторжествовало мнение: просить царя предоставить самому народу суд над виновными. Александр согласился и на это, отчасти из уважения к славе Афин, отчасти из желания поскорее приступить к походу в Азии, во время которого он не желал оставлять в Греции подозрительного недовольства.
Восстановив спокойствие в Элладе, Александр осенью 335 г. вернулся в Македонию. Одного года было достаточно для того, чтобы упрочить его подвергавшийся многим опасностям престол. Заручившись повиновением соседних варварских народов, уверенный в спокойствии в Греции и в преданности своего народа, он мог назначить веслу 334 г. для начала персидского похода.
Следующие месяцы прошли в приготовлениях к нему: набирались союзники, вербовались наемники, приготовлялись транспортные суда. Царь совещался о плане операций похода, согласно сообщениям, полученным относительно природных условий восточных стран. Затем был определен порядок дел на родине. Антипатра Александр назначил наместником в Македонии и оставил ему достаточно войска для ее защиты. Князья союзных варварских племен были приглашены лично участвовать в походе, чтобы тем самым еще более обеспечить царство от перемен. В военном совете был поднят вопрос и о том, кому, в случае непредвиденного несчастья, должны принадлежать права на царский престол. Александра убеждали жениться до похода и дождаться рождения наследника престола. Царь отверг это предложение. Непристойно, сказал он, думать о свадьбе и брачном ложе, когда Азия уже готова к войне. По преданию, Александр действовал так, как будто он навсегда прощался с Македонией. Все принадлежавшие ему на родине имения и угодья, все доходы свои он раздарил своим друзьям. А когда все почти уже было разделено, он, на вопрос Пердикки, что же остается ему самому, отвечал: "Надежда". Тогда Пердикка отказался от причитающейся ему доли, заметив: "Разреши нам, которые будут биться вместе с тобой, разделить с тобой и надежду". И многие друзья Александра последовали примеру Пердикки.
Этот рассказ, как бы он ни был преувеличен, соответствует настроению умов пред выступлением в поход: царь наэлектризовал всех, всех заразил своим энтузиазмом, во всех вселил не только надежду на победу, но и уверенность в ней.