Книга III

FRAGM. XXXII. Arr. Ind. XI.1. - XII. - 9.
Сравни Epit.40-53, и Plin. Hist. Nat. VI. xxii. 2, 3.
Все индийцы делятся, в сущности, на семь классов; в их числе мудрецы, числом меньшие, чем остальные, а по славе и общему уважению самые почтенные. Им нет надобности ни заниматься каким-либо физическим трудом, ни вносить в государственную казну что-либо из своих доходов; и попросту говоря, у мудрецов нет никакой другой обязанности, кроме одной: они должны приносить жертвы богам за весь индийский народ; и если кто приносит жертвы частным образом, руководителем и истолкователем ему в этих жертвоприношениях является один из этих мудрецов, так как иначе его жертвы и не будут угодны богам. Они одни из индийцев сведущи в гаданиях (мантике), и никому другому, кроме мудреца, не разрешается заниматься гаданием и предсказанием будущего. Они гадают о том, какая будет погода по временам года, или если народу угрожает какое-либо бедствие; гаданиями же по частным вопросам, для каждого в отдельности, они не занимаются, потому что вещий дар не унижается до таких вещей, или потому, что они считают недостойным для себя заниматься такими мелочами. (6) Если кто-нибудь из них трижды ошибется в своих прорицаниях, на того не налагается никакое другое наказание, кроме того, что он должен все остальное время молчать; и нет никого, кто бы заставил такого человека издать хоть один звук, раз ему предписано подобное молчание. (7) Эти мудрецы живут нагими, зимою - под открытым небом на солнце, летом - когда солнце во всей силе - в лугах и болотах под большими деревьями. Тень их, как пишет Неарх, достигает кругом до пяти плетров, и под каждым деревом могли бы укрыться огромные толпы людей: столь велики эти деревья. Питаются (брахманы) созревшими плодами и корою деревьев - эта кора сладка и питательна не меньше, чем плоды фиников. За этими второй класс составляют земледельцы; по числу это самые многочисленные из индийцев. У них нет военного оружия, и они не интересуются военными делами, а возделывают землю и платят налоги царям или тем городам, которые автономны; и если между индийцами начинается междоусобная война, то воинам не разрешается касаться земли трудящихся или опустошать ее; но в то время как они воюют между собой и убивают друг друга, как придется, земледельцы рядом с ними спокойно пашут, выжимают виноград, снимают плоды или жнут. Третий класс у индийцев - пастыри, пастухи овечьих стад или крупного скота; эти не живут ни в городах, ни в деревнях. Они - кочевники и ведут жизнь по горам; и эти вносят подати с принадлежащих им стад. Они охотятся по всей стране на птиц и на диких животных. Четвертый класс - ремесленники и купцы. И эти работают на пользу государства и уплачивают налоги со своих работ, исключая тех, кто изготовляет воинское оружие. Эти даже получают жалованье от государства. В этом классе числятся также строители кораблей и матросы, которые плавают по рекам. Пятый класс у индийцев - воины; по численности он идет следом за земледельцами; они пользуются наибольшей свободой и радостями жизни; занимаются они только военным делом. Оружие для них делают другие, лошадей доставляют им другие; в лагере служат им другие, которые ухаживают за их лошадьми, чистят оружие, водят слонов, приводят в порядок колесницы и служат возницами. Сами же они, если нужно сражаться, сражаются, когда же заключен мир, ведут веселую жизнь; от государства им идет такое жалованье, что на него они без труда могут прокормить и других. Шестой класс у индийцев называется наблюдателями. Они наблюдают за всем, что происходит по всей области и по городам; и об этом они доносят царю - там, где индийцы живут под царской властью, или магистратам - там, где государства автономны; им не полагается говорить никакой неправды; и никто из индийцев никогда не обвинялся во лжи. Седьмой класс составляют те, которые входят в состав совета при царе, или - в автономных городах - при их властях. Численностью этот класс невелик, но мудростью и справедливостью он выделяется из всех: из них выбираются начальники, номархи (начальники областей и заместители начальников, хранители сокровищ, военачальники, казначеи и наблюдатели за земледельческими работами. Заключать браки в пределах другого класса не дозволено; так например, земледельцам не дозволено брать себе жен из класса ремесленников или наоборот; не позволено также, чтобы один занимался двумя ремеслами или чтобы переходили из одного класса в другой; например, чтобы земледельцем делался пастух или пастухом ремесленник. Одно только позволено им: люди любого класса могут стать мудрецами, потому что жизнь мудрецов далеко не изнежена, но полна всяких лишений.

FRAGM. XXXIII. Strab. XV. 1. 39-41, 46-49.
О семи кастах среди индейцев.
Согласно Мегасфену, все население Индии делится на 7 частей. Первой по достоинству, но наименьшей численно является каста философов. К ним обращаются, к каждому особо, те, кто приносит жертвы богам или умершим, а ко всем совместно - цари на так называемом Великом Совете; сюда собираются в начале нового года все философы к воротам царского дворца. Каждый из них всякое свое сочинение или наблюдение, полезное для увеличения урожая плодов, приплода животных или в отношении управления государством, сообщает публично. Трижды уличенный во лжи по закону должен всю жизнь молчать; тот же, кто оказался прав, освобождается от податей и налогов.
Вторая часть, говорит Мегасфен, - каста земледельцев. Это самый многочисленный и наиболее видный разряд людей в силу предоставленной им свободы от военной службы и права безопасно трудиться на полях. Они никогда вместе не приходят в город ни по общественным, ни по иным каким-нибудь делам. По его словам, нередко случается, что в одно и то же время и в одном и том же месте воины стоят в боевом порядке, рискуя жизнью в бою с врагами, а земледельцы, не подвергаясь опасности, пашут и копают землю под защитой воинов. Вся земля там принадлежит царю. Земледельцы обрабатывают землю за арендную плату в размере четвертой части урожая.
Третья часть - каста пастухов и охотников, которым одним только и разрешено охотиться, разводить скот, продавать или отдавать в наем вьючных животных. За то что члены этой касты избавляют землю от хищных зверей и птиц, поедающих семена, они получают от царя хлебный паек, ведя кочевую жизнь в шатрах.
Здесь следует Fragm. XXXVI.
[Далее идите обсуждение диких животных. Сейчас мы вернемся к Мегасфену, к тому месту, от которого отвлеклись.]
Четвертая каста - ремесленники, торговцы и все люди физического труда. Одни из них платят подать и несут возложенные повинности; что же касается оружейников и кораблестроителей, то они получают от царя установленную плату и содержание, так как работают только на него. Оружием снабжает воинов главный военачальник, а корабли отдает в наем мореходам и купцам наварх.
Пятый разряд - это каста воинов, которые все время, если они на войне, проводят в праздности и пьянстве и живут за счет царской казны. Поэтому в случае необходимости они быстро выступают в поход, причем не берут с собой ничего, кроме собственной особы.
Шестой разряд - надсмотрщики. Им вверено наблюдение за всем, что делается; их обязанность доносить об этом царю. Помощницами их являются гетеры, причем городским надсмотрщикам помогают городские гетеры, а лагерным - лагерные. На эту должность назначают только лучших и вернейших людей.
Седьмую касту составляют советники и помощники царя, в руках которых находятся высшие должности, судопроизводство и управление всеми государственными делами. Этим людям не позволяется жениться на женщине из другой касты, менять занятие или работу одну на другую, равно как и совмещать несколько должностей, если только они не принадлежат к числу философов.

FRAGM. XXXIV. Strab. XV. 1. 50-52.
Управление государственными делами. Использование лошадей и слонов.
(Fragm. XXXIII предшествует этому.)
Из должностных лиц - одни смотрители рынка, другие - блюстители порядка в город, третьи - военачальники. Первые из них производят новый обмер земли, регулируют русла рек и, как в Египте, наблюдают за закрытыми каналами, откуда вода распределяется по водопроводным трубам, для того чтобы все могли пользоваться водой поровну. Этим же должностным лицам подчинены и охотники, которых они имеют право награждать или наказывать по заслугам. Они собирают налоги и надзирают за промыслами, связанными с землей, как например за дровосеками, плотниками, кузнецами и рудокопами. Они проводят дороги, устанавливая через каждые 10 стадий столбы с указанием поворотов и расстояний. Блюстители городского порядка делятся на 6 групп по 5 человек в каждой. Члены первой группы наблюдают за ремеслами. Другие ведают приемом чужеземцев, устраивают последним гостиницы и наблюдают за поведением через приставленных к ним спутников; они сопровождают самих чужестранцев и в случае смерти отправляют на родину их имущество, заботятся о больных и погребают покойников. Третьи занимаются расследованием случаев рождений и смертей, когда и при каких обстоятельствах они произошли, как ради обложения налогами, так и для того, чтобы рождения и смерти, будь то лучших или худших, не оставались неизвестными. Четвертые заведуют мелочной торговлей и товарообменом. Они наблюдают за мерами и за плодами сезонного урожая, чтобы последние продавались с клеймеными мерами. Один и тот же человек не может продавать больше одного предмета без уплаты двойного налога. Пятые приставлены наблюдать за изделиями ремесленников, чтобы эти изделия продавались клеймеными и новые отдельно от старых. Тому, кто смешивает новые изделия со старыми, полагается штраф. Шестые, и последние, собирают десятину с продаваемых товаров. Укрывателю товара от налога полагается в наказание смерть. Эти обязанности поручены каждой группе блюстителей порядка в отдельности, а все вместе они наблюдают за частными и государственными делами, за ремонтом общественных зданий, за ценами на товары, рынками, гаванями и святилищами. После блюстителей городского порядка идет третий объединенный разряд должностных лиц, ведающих военным делом; этот разряд тоже делится на 6 групп по 5 человек в каждой. Члены первой группы приставлены к наварху. Другие - к начальнику воловьих упряжек, на которых перевозят военные машины, продовольствие для людей и вьючного скота и все необходимое для войска. Они же доставляют обслуживающий персонал: барабанщиков, носителей колокольчиков, конюхов, мастеров военных машин и их помощников; они высылают с колокольным звоном заготовителей кормов для скота, обеспечивая быстроту и безопасность доставки наградами и наказанием. В ведении третьих находится пехота; четвертые заведуют лошадьми; пятые - колесницами; шестые - слонами. Стойла для лошадей и слонов являются царской собственностью; арсенал также царский, потому что каждый воин возвращает в арсенал свое снаряжение, лошадей - в царские конюшни, равным образом и слонов. Последних не взнуздывают. Повозки в походах везут быки. Лошадей ведут за недоуздки, чтобы не запалить им ноги и чтобы их резвость не упала при запряжке в боевые колесницы. На каждой колеснице, кроме возницы, находятся 2 бойца, а на слоне - корнак и 3 стрелка.
(Далее следует Fragm. XXVII).

FRAGM. XXXV. Aelian, Hist. Anim. XIII. 10.
Об управлении лошадьми и слонами.
Сравни. Fragm. XXXIV. 13-15.
Когда говорят, что инд, скачущий во весь опор на лошади, может управлять ее скоростью и сдерживать ее, то это относится не ко всем индам, но только к тем, которые с детства обучались управлять лошадьми; ибо они практикуют контроль над лошадьми при помощи удил и уздечки, и заставляют их двигаться размеренным шагом в правильном направлении. Однако они никогда не воздействуют на язык шипами намордниками, и не пытают нёбо. Профессиональные дрессировщики объезжают их, заставляя сказать галопом по манежу круг за кругом, особенно когда видят упрямство. Тем кто взялся за эту работу требуется твердая рука и доскональное знание лошадей. Величайшие знатоки проверяю свои умения, управляя бегом колесницы по кругу; и в самом деле, это немалый подвиг - управлять четверкой ретивых коней, когда они скачут по кругу. Колесница несет двоих человек, которые сидят рядом с возницей. Боевой слон, либо в том, что называется башенка, или просто на голой спине, несет трех воинов, двое из которых стреляют в стороны, а третий стреляет назад. Есть и четвертый человек, который держит в руке стрекало, при помощи которого управляет животным, словно кормчий рулем направляет путь корабля.

FRAGM. XXXVI. Strab. XV. 1. 41-43.
О слонах.
Сравни. Epit. 54-56. (Fragm. XXXIII.6 предшествует этому)
Коня и слона частному лицу держать не разрешается; конь и слон считаются царской собственностью, а уход за ними вверен особым надсмотрщикам. Охота на слонов ведется таким образом: место, лишенное растительности, приблизительно 4 или 5 стадий в окружности, обводят глубоким рвом, а вход соединяют весьма узким мостом. Затем в загон впускают трех или четырех самых смирных самок, а сами охотники поджидают, лежа в засаде, в укрытых хижинах. Днем дикие слоны не приближаются к загону, а ночью входят туда поодиночке. Когда слоны вошли в загон, охотники незаметно запирают выход, затем впускают туда самых сильных прирученных слонов-бойцов и заставляют их биться с дикими и вместе с тем изнуряют голодом. Как только слоны начинают ослабевать, самые храбрые корнаки незаметно спускаются в загон и каждый подлезает под брюхо своего ездового слона, а оттуда переползает под брюхо дикого слона и связывает ему ноги. После этого корнаки велят прирученным слонам бить связанных слонов, пока те не повалятся на землю. Когда дикие слоны упадут на землю, охотники привязывают ремнями из бычьей кожи диких животных за шеи к шеям ручных слонов. Для того чтобы слоны, встряхивая, не сбросили охотников при попытке сесть на них, на шеях слонов кругом делают надрезы и по ним обматывают ремни; таким образом, боль заставляет их терпеть оковы и сохранять спокойствие. Из числа пойманных слонов охотники отбирают бесполезных для работы по старости или по молодости, а остальных отводят в стойла. Здесь их стреноживают, привязывают за шеи к крепко вколоченному столбу и укрощают голодом. Затем восстанавливают силы животных, давая им в пищу зеленый тростник и траву. Потом слонов учат слушаться приказаний - одних словами команды, других завораживают ритмическим напевом под звуки бубнов. Только немногие слоны трудно поддаются укрощению; действительно, от природы эти животные кроткого и мягкого нрава, так что в этом отношении похожи на разумные создания. Некоторые слоны даже благополучно выносят из сражения своих корнаков, павших от потери крови, а иные спасают ползающих между их передними ногами, защищая их. Если они случайно в ярости убьют кого-нибудь из тех, кто их кормит или учит, то так сильно тоскуют, что с горя отказываются даже от пищи, а иногда и умирают голодной смертью.
Спариваются слоны и производят детенышей, как лошади, большей частью весной. Когда у самца наступает время спаривания, он становится диким и охвачен бешенством. В это время он испускает какое-то жировое вещество через дыхательные отверстия, расположенные около висков. У самок происходит то же самое, лишь только открывается такое отверстие. Самки носят детенышей самое большее 18 месяцев и самое меньшее 16 месяцев; кормит мать 6 лет. Большинство слонов живет столько же лет, сколько самые долговечные люди, а некоторые доживают даже до 200 лет. Однако слоны страдают множеством болезней, которые с трудом поддаются лечению. Лекарством против глазной болезни служит промывание глаз коровьим молоком; от большинства же других болезней помогает питье черного вина; при ранениях применяют топленое коровье масло (так как оно выводит из тела острые кусочки железа), а нарывы размягчают, прикладывая куски свинины.

FRAGM. XXXVII. Arr. Ind. ch. 13-14.
(Fragm. XXXII идет перед этим.)
(13) За всеми другими дикими животными индийцы охотятся так же, как и греки; но охота на слонов у них не похожа ни на какую другую охоту, так как и сами эти животные не похожи ни на каких других животных. Выбрав место гладкое и освещенное солнцем, охотники кругом роют ров, так, что там мог бы поместиться большой лагерь. Ров они делают шириной в пять саженей, глубиною в четыре. Землю, которую они выбрасывают из вырытого рва, они насыпают на ту и на другую сторону рва в виде стен. Сами же они в той насыпи, которая идет по внешнему краю рва, делают себе вырытые в ней землянки и оставляют в них отверстия, через которые туда к ним проникает свет, и наблюдают за приближающимися и входящими в эту загородку зверями. Затем, поместив в эту загородку трех или четырех самок слона, наиболее ручных, они оставляют один проход через ров; сделав через этот ров мост, они на него набрасывают много земли, травы и хворосту, чтобы диким животным он не был очень заметен и они не почувствовали бы какой-либо хитрости. Сами же охотники скрываются в землянки, устроенные подо рвом. Дикие слоны днем не приближаются к населенным местам, ночью же они бродят всюду стадами и пасутся; вожаком у них самый крупный и благородный за которым они все следуют, как стадо коров за быком. Когда они приблизятся к загородке, слыша голос самок и почуя обонянием их запах, они бегом устремляются к огражденному месту; двигаясь по краю рва, они, как только наткнутся на мост, стремительно бросаются в ограду. Заметив, что дикие слоны вошли туда, одни из охотников быстро разбирают мост, другие же бегут в ближайшие деревни и дают знать, что слоны уже в ограде. Услыхав об этом, жители деревень садятся на самых смелых и самых ручных слонов и едут на них к заграждению; подъехав туда, они не вступают тотчас же в бой с дикими слонами, а ждут, чтобы те измучились от голода и были истомлены жаждою. Когда они увидят, что слоны ослабели, то вновь устроив мост, они въезжают в заграждение; вначале происходит сильная битва между ручными слонами и пойманными; затем обычно дикие слоны бывают побеждены, так как их силы сломлены унынием и голодом. Тогда охотники, слезши со слонов, связывают внизу ноги у ослабевших диких слонов и затем приказывают ручным слонам наносить им много сильных ударов, до тех пор пока те, измученные этими ударами, не упадут на землю; тогда охотники, став около них, накидывают им на шеи петли и сами садятся на лежащих. Чтобы они не скинули тех, кто сидит на них, и не причинили бы какого-либо другого вреда, охотники острым ножом надрезают им кругом шею и на это надрезанное место набрасывают петлю, чтобы голову и шею слоны держали неподвижно вследствие этой раны. Если же в ярости они начнут вертеть головой, то канат трет им рану. Таким образом, они держатся неподвижно и, признавая себе побежденными, позволяют ручным слонам увести себя на привязи.
(14) Тем из них, которые, по молодости или вследствие физических недостатков, не годятся для того, чтобы их оставили, позволяют уйти на волю в привычные им места. Остальных же, захваченных в плен, ведут в деревни и прежде всего дают есть зеленого тростника и травы; они от тоски не хотят ничего есть; тогда индийцы, став вокруг них, песнями и звуками тимпанов и кимвалов, потчуя их и наигрывая им, всячески их приручают. Слон - наиболее разумное животное из всех; некоторые из них, подняв своих вожаков, убитых на войне, уносили, чтобы похоронить; другие прикрывали собой, как щитом, лежащих на земле, иные сами подвергались опасности, защищая упавших; а иной из них, в раздражении убив своего вожака, умирал от раскаяния и печали. Я сам видел слона, играющего на кимвалах, и других - танцующих, видел, как пара кимвалов была прилажена к двум передним его ногам, а к так называемому хоботу еще третьи кимвалы. И он попеременно ритмично ударял хоботом по кимвалам, находящимся на каждой его ноге; другие же танцевали, ведя вокруг него хоровод, поднимая и сгибая передние ноги попеременно и ритмично; и так они двигались, как будто бы играющий на кимвалах был их руководителем. (Слон покрывает весною, как бык или лошадь, когда у самок открывшееся на висках отверстие издает запах; период беременности продолжается по меньшей мере 16 месяцев, самое долгое - 18; самка рождает одного, как и лошадь, и кормит его своим молоком до восьми лет. Некоторые из слонов, достигающие самого преклонного возраста, живут до двухсот лет; многие из них до этого срока погибают от болезней; но, постепенно старея, они доходят до этого возраста. Глаза у них излечиваются, если влить им коровьего молока; при других болезнях им помогает, если дать выпить красного вина. А к ранам, прикладывают изжаренное и растертое в порошок свиное мясо. Таковы для них у индийцев лечебные средства.

[FRAGM. XXXVII B.] Aelian, Hist. Anim. XII. 44.
О слонах.
(Сравни. Fragm. XXXVI. 9-10 и XXXVII. 9-10 init. c. XIV.).
В Индии, если поймают взрослого слона, тогда он с трудом приручается, тоскует по свободе и жаждет крови. Если его держать в цепях, то это раздражает его еще больше и он не будет подчиняться хозяину. Инды однако задабривают его пищей и стремятся успокоить его различными вещами, которые ему нравятся, цель их заключается в том, чтобы заполнить желудок и успокоить нрав. Но он все еще злится на них и не обращает внимания. К какому средству тогда они прибегают? Они поют свои родные мелодии и успокаивают его музыкой на простом инструменте, который имеет четыре струны и называется скиндапс. Зверь теперь навостряет уши, поддается успокаивающему напеву, и его гнев стихает. Затем, хотя иногда случаются взрывы подавленной страсти, он постепенно обращает свои взоры на еду. Затем, освобожденный от своих цепей, он не стремится убежать, будучи увлечен музыкой. Он даже принимает пищу с нетерпением, и, подобно роскошному гостю, прикованному к праздничному столу, не имеет ни малейшего желания уходить из любви к музыке.

FRAGM. XXXVIII. Aelian, Hist. Anim. XIII. 7.
О болезнях слонов.
(Сравни. Fragm. XXXVI. 15 и XXXVII. 15.)
Инды лечат раны изловленных слонов следующим образом: - они лечат их способом которым, о чем старина Гомер поведал нам, Патрокл лечил раны Эврипла, - они делают припарки теплой водой. После этого они натирают их маслом, а чтобы унять глубокие воспаления прикладывают и вставляют куски свинины, горячей, но все еще сохранившую кровь. Офтальмию лечат коровьим молоком, которое сначала используют как примочки для глаз, а затем закапывают в глаз. Животные открывают свои веки, и обретя способность видеть, они более счастливы и более благодарны к человеческим существам. В той мере как слепота уменьшается, их переполняет восторг, и это означает, что болезнь излечена. Средство от других напастей, которым они подвержены, это черное вино; и если это снадобье не помогает, то уже ничего не может спасти их.

FRAGM. XXXIX. Strab. XV. 1. 44.
О копающих золото муравьях.
Мегасфен же передает об этих муравьях следующее: в стране дердов, большого индийского племени, живущего к востоку в горах, есть плоскогорье почти 3000 стадий в окружности. Под этим плоскогорьем находятся золотые рудники, где рудокопами - муравьи, животные величиной не меньше лисиц; они отличаются необычайной быстротой и живут ловлей зверей. Зимой это животное копает землю и собирает ее в кучи у входов в норы подобно кротам. Это - золотой песок, требующий только незначительной плавки. Соседние жители тайком приезжают за этим песком на вьючных животных; если это происходит открыто, то муравьи упорно борются с ними и преследуют бегущих; настигнув людей, они убивают их вместе с вьючными животными. Для того чтобы муравьи их не заметили, похитители разбрасывают в разных местах куски мяса диких зверей и, когда муравьи разбегаются за добычей, уносят золотой песок. Не умея выплавлять золото, они продают песок в необработанном виде купцам за любую цену.

FRAGM. XL. Arr. Ind. XV.5-7.
(5) Мегасфен же в своих описаниях сообщает, что рассказ о "муравьях" - истинный, что они выкапывают золото не ради самого золота, но роют себе под землей норы по врожденному инстинкту, чтобы там прятаться, все равно как наши маленькие муравьи делают маленькие норы; (6) а эти - величиною с лисицу и, сообразно со своей величиной, выкапывают в земле большие норы; земля же эта золотоносная, и отсюда у индийцев золото. (7) Мегасфен рассказывал об этом по слухам, я же, так как не могу написать об этом ничего более точного, охотно оставляю в стороне этот рассказ о "муравьях"

[FRAGM. XL. B.] Dio Chrysost. Or. 35.
О муравьях, которые копают золото.
(Сравни Fragm. XXXIV. и XL.)
Они получают золото от муравьев. Эти существа чуть больше лисиц, но во всех прочих отношения подобны муравьям в наших краях. Они роют норы в земле как все прочие муравьи. Кучи, которые они выбрасывают, состоят из золота самого чистого и самого яркого во всем свете. Горки сложены близко одна к другой в правильном порядке подобно кучкам золотого песка, в результате чего вся равнина просто сияет. На это очень трудно смотреть против солнца, и многие, кто пытался так сделать, как следствие, потеряли зрение. Народ, который живет по соседству с муравьями, имея ввиду грабеж этих кучек, пересекает пограничную пустыню, которая не очень велика, на телегах, в которые запрягают самых резвых лошадей. Они прибывают в полдень, когда муравьи уходят под землю, и не мешкая, захватив добычу, пускаются в бегство. Муравьи, узнав о случившемся, преследуют беглецов, а догнав, сражаются с ними до конца, до победы или гибели, ибо эти животные самые отважные. И поскольку, по-видимому, они понимают ценность золота, они скорее пожертвуют своею жизнью, чем расстанутся с ним.

FRAGM. XLI Strab. XV. 1. 58-60.
Об индийских философах.
(Ftagm. XXIX предшествует этому)
(58) Говоря о философах, Мегасфен сообщает, что одни из них - обитатели гор - воспевают Диониса; эти философы приводят в доказательство [пребывания у них бога] дикую виноградную лозу, которая растет только в их стране, а также плющ, лавр, мирт, бук и другие вечнозеленые растения; из этих растений ни одно не встречается по другую сторону Евфрата, кроме как в парках в небольшом количестве и сохраняется путем тщательного ухода. Дионисическим обычаем является и то, что философы носят льняные одежды, митры, умащаются благовониями, красятся в пестрые цвета и при торжественных выходах сопровождают царей с колокольным звоном и барабанным боем; философы же - жители равнин - почитают Геракла. Конечно, эти сообщения Мегасфена носят мифический характер, и многие писатели их отвергают; в особенности же его рассказы о виноградной лозе и вине: ведь большая часть Армении, вся Месопотамия и часть Мидии, непосредственно следующая за ней, до Персиды и Кармании, находятся на другой стороне Евфрата; в значительной части области каждой из этих народностей, как говорят, есть хорошие лозы и прекрасное вино.
(59) Впрочем Мегасфен, разбирая вопрос о философах, дает еще и другое деление, именно утверждает, что существует 2 рода их. Одних он называет брахманами, а других - гарманами. Брахманы пользуются большим почетом, так как в их учениях больше согласия. Дети у них еще во чреве матери находятся под опекой ученых людей, которые приходят к матери и к нерожденному ребенку и якобы завораживают их, способствуя благополучным родам; в действительности же они дают мудрые наставления и советы. Женщины, которые охотнее всего слушают их, как полагают, будут наиболее счастливы в своем потомстве. После рождения разные люди один за другим берутся за воспитание ребенка, причем по мере роста дети всегда получают более образованных учителей. Философы пребывают в парке перед городом, в скромной ограде; они живут просто, спят на соломенных подстилках и звериных шкурах; воздерживаются от употребления в пищу животных и от любовных утех, слушая беседы только на серьезные темы и сообщаясь лишь с теми, кто хочет слушать их. Слушателю запрещено разговаривать, кашлять и даже плевать; если он позволяет себе это, то его изгоняют на тот день из сообщества, как человека распущенного. Прожив, таким образом, 37 лет, каждый возвращается в свое владение и живет более спокойно и свободно, носит льняную одежду и скромные золотые украшения в ушах и на руках, употребляет в пищу мясо животных, которые не являются помощниками человека в труде, воздерживаясь от острой пищи и пряностей. Они берут себе в жены как можно больше женщин, чтобы иметь много детей, так как от многих женщин можно иметь и больше достойных детей. Ввиду отсутствия рабов им необходимо обеспечить себя лучшими услугами со стороны детей, как услугами наиболее близких. Брахманы не посвящают своих законных жен в философию из опасения, чтобы дурные жены не выдали непосвященным каких-нибудь таинств, а хорошие - не покинули их. Действительно, презирающий удовольствие и страдание, ровно как и самую жизнь и смерть" вовсе не захочет быть во власти другого. Такими должны быть добродетельный мужчина и добродетельная женщина. Чаще всего философы говорят о смерти. Они считают здешнюю жизнь как бы только ребенком во чреве матери, а смерть - рождением к истинной и блаженной жизни для философов. Поэтому они больше всего свыкаются с мыслью быть готовыми к смерти. По их представлениям, ничто из того, что случается с людьми, само по себе ни хорошо, ни плохо, потому что иначе по одному и тому же поводу одни люди не могли бы печалиться, а другие - радоваться; те и другие как бы живут во сне; одни и те же люди также не могли бы в одних и тех же случаях то печалиться, то, изменив настроение, снова радоваться. Что касается учения брахманов о природе, то, Мегасфен говорит, что некоторые их взгляды выдают наивность мышления. Вообще они сильнее в делах, чем словами, так как большей частью стараются доказывать свои убеждения мифами. Во многом они держатся одинакового мнения с греками. Так, например, они полагают, что мир сотворен и обречен на гибель, так же как это утверждают и греки; мир они считают шарообразным, и бог, который создал и управляет этим миром, проникает всю вселенную. Первые элементы всех вещей различны, а вода - первый элемент образования мира. Кроме четырех элементов, есть еще пятый природный элемент, из которого состоят небо и звезды. Земля находится в центре вселенной. Упоминают также подобные воззрения брахманов о семени, о душе и некоторые другие. При этом брахманы вплетают в свои рассказы подобно Платону мифы о бессмертии души о суде в Аиде и другие в таком же роде. Это - рассказ Мегасфена о брахманах.
(60) Относительно гарманов он говорит, что самые уважаемые из них называются гилобиями, потому что живут в лесах, кормясь листьями и дикими плодами, одеваясь в древесное лыко и воздерживаясь от любовных утех и вина. С царями они сообщаются через вестников, вопрошающих их о причинах событий; при посредстве гилобиев цари почитают божество и возносят ему молитвы. После гилобиев на втором месте по почету врачи; последние являются как бы философами, изучающими дела человеческие; они ведут простую жизнь, но не под открытым небом; питаются рисом и ячменной мукой, которую по их просьбе дает им всякий или кто предоставляет им гостеприимство. Путем колдовства они могут делать так, чтобы женщины рожали много детей, по желанию мужского или женского пола. Лечат болезни они главным образом пищевым режимом, а не лекарствами. Среди лекарств больше всего ценятся мази и пластыри, но остальные их лечебные средства содержат много вредного. И те и другие гарманы упражняются в упорстве, с каким они переносят страдания, и в выносливости, так что могут стоять неподвижно в одной и той же позе целый день.
Есть еще и другие - прорицатели и заклинатели, - знающие предания и обычаи, связанные с покойниками; они странствуют по селениям и городам, выпрашивая подаяние. Другие, правда, образованнее и утонченнее этих, но и они все же не удерживаются от обычных рассказов об Аиде, поскольку считают, что эти рассказы способствуют благочестию и святости. У некоторых вместе с мужчинами занимаются философией и женщины, которые также воздерживаются от любовных утех.

FRAGM. XLII. Clem. Alex. Strom. I. p. 305 D (ed. Colon. 1688).[1]
Но много старше их всех народ еврейский. И пифагореец Филон (равно как и перипатетик Аристобул, и многие другие, кого не место здесь перечислять) многочисленными примерами доказывает, что их философия древнее эллинской. (5) Однако наиболее ясное свидетельство содержится у писателя Мегасфена, современника Селевка Никатора. В третьей книге своего сочинения Об индусах пишет он следующее: "Все, сказанное древними о природе, было уже ранее высказано не эллинскими философами, отчасти индийскими браминами, отчасти так называемыми сирийскими евреями".

FRAGM. XLII. B. Euseb. Praep. Ev. IX. 6. pp. 410 C, D (ed. Colon. 1688). Ex Clem. Alex.
Опять же, в дополнение к этому, дальше он пишет так: "Мегасфен, писатель, который жил при Селевке Никаторе, пишет наиболее ясно по этому вопросу и в таких выражениях: - "Все, что было сказано...", и т. д.

FRAGM. XLII. C. Cyrill. Contra Julian. IV. (Opp. ed. Paris, 1638, T. VI. p. 134 Al. Ex Clem. Alex.)
Аристобул перипатетик где-то написал по этому поводу: "Всё что было сказано..." и т. д.

FRAGM. XLIII. Clem. Alex. Strom. I. p. 305, A, B (ed. Colon. 1688).
О философах Индии.
[Итак, философия, подобно драгоценному камню, издавна сияла у варваров. Позднее проникла она и в Элладу. В Египте носителями ее были прорицатели, в Ассирии - халдеи, в Галлии - друиды, в Бактрии - саманеи, у кельтов были свои философы, а в Персии - маги (эти последние возвестили рождение Спасителя прежде всех и прибыли в Иерусалим, следуя за звездой). В Индии занимались философией гимнософисты. Были философы и в других землях.]
Среди гимнософистов или голых факиров, различаются два рода. Одни называются сарманы, другие же - брамины. Некоторые из сарман избрали лесное жительство; такие ни в городах не живут, ни крова не имеют, одеваются в древесную кору, питаются желудями и древесными плодами, воду же пьют из пригоршней. Ни брака они не знают, ни деторождения, [подобно нынешним энкратитам. Из индусов некоторые следуют заповедям Будды, которому за выдающиеся его добродетели воздают божеские почести.]

FRAGM. XLIV. Strab. XV. 1. 68.
О Калане и Мандане.
Как пример несогласованности сообщений писателей я приведу рассказ о Калане. Все писатели согласны, что Калан сопровождал Александра и в его присутствии добровольно принял смерть от огня. Однако что касается самого способа сожжения и поводов к нему, то писатели говорят об этом по-разному. Так, одни рассказывают, что Калан следовал за царем в качестве восхвалителя его подвигов за пределы Индии, вопреки общему обычаю тамошних философов. Действительно, индийские философы общаются с царями, наставляя их в почитании богов подобно магам у персидских царей. В Пасаргадах Калан занемог; тогда впервые напала на него болезнь, и он 73 лет от роду, не обращая внимания на просьбы царя, лишил себя жизни. Был воздвигнут костер и на нем поставлено золотое ложе. Калан лег на ложе, закрылся покрывалом и был сожжен. По сообщениям других, был построен деревянный дом и наполнен листвой; на крыше дома воздвигли костер. После торжественного шествия, в котором участвовал сам Калан, его по собственному приказанию заперли в доме. Затем философ бросился в огонь и сгорел, как бревно, вместе с домом. По словам Мегасфена, учение философов не обязывает последователей лишать себя жизни, а тех, кто посягает на это деяние, они считают по-юношески безрассудными. Люди твердого характера, говорит этот писатель, бросаются на меч или в пропасть, избегающие страданий - в морскую пучину, люди, привыкшие переносить страдания, кончают жизнь повешением, а люди пылкого нрава бросаются в огонь. Таким и был Калан, человек необузданный, который превратился в раба за столом Александра. Поэтому Калана порицали, а Мандания хвалили. Посланные Александра приглашали Мандания прибыть к сыну Зевса, обещая в случае повиновения царские подарки, а за отказ угрожали наказанием. Софист ответил им, что Александр не сын Зевса, так как не владеет даже самым малым клочком земли; далее, он - Манданий - не нуждается в подарках того, кто сам ненасытен; наконец, ему не страшны угрозы, так как при жизни для него достаточно кормилицы - Индии, а смерть только избавит его от измученного старостью тела и он перейдет в лучшую и более чистую жизнь. Александр похвалил Мандания и согласился с ним.

FRAGM. XLV. Arr. VII ii. 3-9.[2]
Когда он [Александр] прибыл в Таксилы и увидел голых индийских мудрецов, он очень захотел иметь кого-либо из этих людей в своей свите: так восхитила его их выдержка. Старейший из софистов (остальные были его учениками), именем Дандамий, сказал, что и сам он не придет к Александру и никого другого к нему не отпустит. Раз Александр сын Зевса, то и он сын Зевса; из того, что есть у Александра, ему ничего не нужно, ибо он доволен своим, и он видит, что он и его спутники столько скитаются по суше и по морю без всякой доброй цели и конца этим великим скитаниям у них не будет. Он не желает ничего, что властен дать ему Александр, и не боится, что он может что-нибудь у него отнять. При жизни ему достаточно индийской земли, которая вовремя приносит плоды, по смерти он избавится от тягостного сожителя - от своего тела. Александр велел не трогать его, понимая, что перед ним человек свободного духа. Он убедил присоединиться к своей свите Калана, одного из местных мудрецов, которого, как пишет Мегасфен, сами софисты называли человеком без всякого самообладания. Мудрецы, по его словам, бранили Калана за то, что он оставил счастливую жизнь с ними и стал служить другому владыке, кроме бога.


[1] Фрагменты из Клемента Александрийского даны в переводе Е. В. Афонасина.
[2] В этом месте у МакКриндла содержится следующая ошибка. Индики Арриана и Магасфена даны в одном томе, но во фрагментах Мегасфена текст из Индики Арриана не приводится, а просто стоит ссылка на вторую часть. Указанная ссылка для Индики не имеет смыла, следовательно ссылка указывает на «Поход Александра». Еще раз этот фрагмент, уже с содержанием и под тем же номером стоит перед фрагментом LII. Agnostik.