Здесь будут представлены только два автора - Пселл и Плифон (их место в истории уже было определено: см. выше, с. 836, 844-845), поскольку они более других демонстрируют именно такое восприятие греческой философии византийским миром. Византийцы читали тексты Платона и Аристотеля, однако естественная для них интерпретация этих текстов исходила из неоплатонических школ Афин и Александрии, которые с самого начала - в рамках энциклопедического образования, где риторике отводилось привилегированное место, - искали согласия между всеми философиями и всеми теологиями, между философией и теологией, между христианской теологией и другими теологиями. По их мнению, Аристотель должен был служить введением к Платону, причем не к тому Платону, который был исторически известным философом, а к Платону-теологу, который передавал посвященным (особенно во второй части Парменида) религиозную доктрину, согласную со всеми другими религиями, и прежде всего с христианством. Поэтому понятно, почему византийцы, обеспечившие передачу философских текстов в своих собственных интересах, направили усилия не на изобретение новых форм мысли, а на достижение наиболее полного синтеза тех различных течений мысли, которые составляли их духовную атмосферу.
С этой точки зрения наиболее интересным для нас мыслителем является Пселл. Ему одному реально удалось осуществить двойной синтез: между языческими теологиями, как греческими, так и "варварскими", с одной стороны, и между этими языческими теологиями и христианской теологией - с другой.
Основную часть своего времени Пселл посвящал служению императорам - занимаясь написанием Хронографии. Но его деятельность и влияние не ограничивались дворцом, так как он заведовал кафедрой философии в "университете". В качестве преподавателя он пользовался большим успехом и привлек к себе множество учащихся. Помимо Хропографии, которая начинается с царствования Василия II и которая, изобилуя забавными эпизодами и личными заметками, по жанру ближе к мемуарам, чем к официальной истории, Пселл писал надгробные речи для своих друзей, родственников и известных людей; ему принадлежит огромная корреспонденция, а также сборник, названный издателями De omnifaria doctrina, который представляет собой совокупность небольших трактатов, посвященных различным философским понятиям и в большинстве своем написанных под влиянием De philosophorum placitis Плутарха, и т. д.
Полученное Пселлом образование, внедрению которого он и сам впоследствии способствовал как преподаватель императорской школы, объясняет свойственное ему стремление к синтезу. В надгробном похвальном слове в честь своего учителя Никиты Пселл признается: "Прежде чем я отдался философии, я был влюблен в риторику", - и в этом он идет по стопам Дамаския (см. главу "Платонизм" Части шестой, с. 694). Чтобы сформировать собственный стиль, он терпеливо и прилежно читал Демосфена, Платона, Плутарха и Лисия. Вот почему в одном из своих писем он доверительно сообщает: "Я сочетаю философию с риторикой и стремлюсь достичь согласия со всеми вещами с помощью их обеих".
Целью курса философии, который обеспечивал Пселл в императорском "университете", было преподать, посредством Аристотелевой логики и физики, основы философской мысли. Довольно точное отображение этого преподавания можно найти в Малых философских произведениях, опубликованных в 1989 г. под названием Philosophica minora, в двух томах, где трактуются проблемы логики, естественных наук, метафизики и философской теологии. Эти примечания к курсу и ответы на вопросы, касающиеся конкретных философских проблем, - труд истинного преподавателя философии. Однако философия представлялась Пселлу лишь предуготовлением к метафизике, а в этой области все проистекало от Аристотеля или, точнее сказать, от аристотелевской интерпретации Платона, переданной через Плотина и особенно через Прокла. Таким образом, понятно, почему метафизика оказывается тождественной теологии. С другой стороны, история философии, как, впрочем, и у Прокла, не ограничивалась у Пселла греческой мыслью. Она простиралась и на "варварскую" мудрость (Египет, Халдея, Палестина) и должна была достигнуть гармонии с христианской верой.
И действительно, наиболее ценные, в силу их количества и качества, сведения Пселл сообщает нам именно о Халдейских оракулах (относительно этих загадочных текстов см. главу "Платонизм", с. 689). Халдейским оракулам Пселл посвятил целый ряд малых произведений. Три важнейшие из них - следующие:
1. Комментарий на "Халдейские оракулы".
2. Изложение халдейских верований.
3. Очерк верований халдеев.
Наряду с этими основными сочинениями, в его трудах там и тут встречаются краткие ученые рассуждения, в которых Пселл сжато излагает систему халдеев. Оракулы окажут определяющее влияние не только на Пселла: еще и в XIV в. Никифор Григора, комментируя трактат Синесия О сновидениях, будет их широко цитировать. А Георгию Плифону мы обязаны первым изданием Халдейских оракулов (под названием Магические оракулы учеников Зороастра).
Итак, подобно Проклу, Пселл хочет гармонизировать теологии Платона и Пифагора и теологические учения Орфических рапсодий и Халдейских оракулов. Но, в отличие от Прокла, он пытается согласовать эти языческие теологии с теологией христианской. Теория плагиата, согласно которой все написанное греками заимствовано у Моисея, позволяет ему достигнуть этой цели. Однако именно интерес Пселла к Халдейским оракулам вынуждает его выступать против теургии, прорицательства и культа демонов. Эти выступления, которые были сочтены малоубедительными, не спасли его от обвинения в языческих тенденциях, выдвинутого Иоанном Ксифилином из Трапезунда.
Пселл стремится реализовать тот обширный синтез всех дисциплин, включая и оккультные науки, который пытались осуществить неоплатоники Афинской школы. Все управляется каузальностью в рамках универсального детерминизма. Каждая реальность имеет свою причину, и, двигаясь от следствий к причинам, можно взойти к Богу - первой причине, - который, однако, действует через посредство природы каждой реальности. Хотя у всего есть свое собственное основание существования, это не значит, что все причины нам известны. Божественное недоступно для нас в своей целостности, но и природа не может быть познана в своей целостности путем рассуждения. Только ум, который превыше рассуждения, постигает вещи непосредственно, без доказательства, через интуицию.
Таковы идеи, развиваемые в трактате О золотой цепи. Тема Золотой цепи напрямую связана со следующим знаменитым местом из Илиады. Зевс собрал богов на самой вершине Олимпа. Он воспрещает им оказывать помощь троянцам или данайцам и грозит тем, кто вздумает его ослушаться. Свою речь он заканчивает такими словами:
Или дерзайте, изведайте, боги, да все убедитесь:
Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба,
Все до последнего бога и все до последней богини
Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю
Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились!
Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, -
С самой землею и с самым морем ее повлеку я
И моею десницею окрест вершины Олимпа
Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет -
Столько превыше богов и столько превыше я смертных!
(.Илиада VIII, 18-27)[1]
В соответствии с неоплатонической метафизикой трех ипостасей, Кронос, следующий за Ураном, уподобляемым Единому, рассматривается как чистый Ум, который дает рождение Мировой Душе и с которым сопряжены узы творения в целом. Определив место, занимаемое Зевсом в этой системе, Пселл переходит к этимологии его имени. Бог этот называется то "Зевс", то "Дий". Два имени, слитые в одно, выражают его функцию и его потенцию. Зевс дает рождение всем богам, всем ангелам, всем героям и соответственным существам женского рода. Если перечисленные существа разделены на пары, то это значит, что мужские божества соотносятся с Умом, а женские божества - с Душами.
Для Пселла золотая цепь есть символ сцепления всех вещей. Она связывает низшие существа с первой причиной. Но, даже соединенные с Зевсом, низшие существа не способны заставить его спуститься вниз, в то время как Зевс может заставить их подниматься вверх, подчиняя двоякому движению: "исхождение" /"возвращение".
Трактат завершается интерпретацией темы золотой цепи в духе христианства. Но в данном случае речь идет только о способе выражения. Пселл ограничивается тем, что заменяет имена Зевса и других языческих божеств именами христианского Бога и небесных духов. Он объясняет, что золотая цепь - не что иное, как связь ангелов и людей с тем Богом, который находится на верхнем конце этой цепи.
При таком подходе цель человеческого существования состоит в уподоблении Богу посредством добродетели. Для достижения этой цели надо преодолеть множественные уровни добродетелей, впервые выделенные и описанные Порфирием (Сентенции, 32): гражданские добродетели, которые в чувственном мире регулируют отношения человека с ему подобными; очищающие добродетели, которые позволяют мудрецу абстрагироваться от чувственного, чтобы достигнуть бесстрастия на пути к умопостигаемому; добродетели созерцательные, имеющие своей целью созерцание умопостигаемого; добродетели теургические, позволяющие через экстаз соединиться с первым Богом.
Пселл не ограничивается выявлением скрытого смысла мифов и прояснением символов, заключенных в числах; он аллегорически перетолковывает притчи и делает это уже не на ученом языке, а на языке народном, обнаруживая тем самым, что ему также присуща способность образного осмысления вещей божественных.
Плифон примет положения Пселла и доведет их до крайности. Платонизм побудит его к отрицанию христианства. Иудаизм и производные от него религии исповедуют общую им всем веру в "единого Бога, Творца неба и земли". Все сущее является прямым и непосредственным следствием деятельной и свободной воли всемогущего Бога. Именно этот догмат стал камнем преткновения для платонизма в целом и для такого платоника, как Плифон. Ни одна причина не может приводить к следствиям, сущностно отличным от нее самой. Существа, разнящиеся по своей природе, с необходимостью должны происходить от причин, также субстанциально друг от друга разнящихся. Доказывая необходимость посредников между первоначалом вещей и различными реальностями чувственного мира, платонизм Мистры доходит, таким образом, до оправдания и реставрации политеизма.
Все эти идеи сформулированы в трактате Законы, догматическом сочинении, где теология соединяется с философией. Законополагающие принципы выдвигаются здесь без какого-либо обоснования. Работа содержит свод социальных, политических, моральных и религиозных реформ. Конечная цель, по Плифону, заключается в том, чтобы обеспечить человеку соответственную ему форму счастья. Но сначала нужно познать человека, а познать человека невозможно без определения его места в мироздании.
Универсум Плифона населен существами божественными и не божественными; первые - это чистые умы, пребывающие в занебесной области, вторые, состоящие из души и тела либо из одного только тела, обитают в небесах и в подлунном мире. Весь универсум эманировал, в нисходящем порядке, из мысли Зевса, великого бога, первоначала, и совечен ему, ибо происходит из него как из причины, а не во временном смысле. Следовательно, Зевс не может изменить свою волю. Так же как и универсум, он подчинен жесткому детерминизму через непреложную связь с Судьбой, с Heimarmenē.
Реальности классифицируются в порядке их генерации. Посейдон, старший сын Зевса, ведает творением в целом, его братья - стихиями, Гера - числом существ и их размножением, низшие боги - законами бытия. По мере того как мы продвигаемся вниз по иерархической лестнице, соответствующие полномочия становятся все менее и менее общими, так как согласно платоновской теории идей общее объемлет собою частное. За сферой богов следуют гении, демоны, души, обособленные от тел, бессмертные, как боги, но способные впадать в грехи и заблуждения, и, наконец, люди, состоящие из души и тела, чье предназначение - уподобляться богам.
1. Абстрактные категории = мир надчеловеческий, или божественный, = Зевс и дети Зевса
А) Категории вневременные = законнорожденные дети Зевса
01. бытие = Зевс (Бог)
02. действительность = Посейдон (Noys)
03. возможность = Гера
04. тождество = Аполлон
05. различие = Артемида
06. покой = Гефест
07. движение
a) спонтанное = Дионис
b) сообщаемое извне = Афина
08. астральная природа = Атлант
a) блуждающие звезды = Тифон
b) неподвижные звезды = Диона
09. демоническая природа = Гермес
10. человеческий дух = Плутон
11. телесная природа = Рея
12. эфир и тепло = Латона
13. воздух и холод = Геката
14. вода и текучесть = Фетида
15. земля и твердость = Гестия
В) Категории временны́е = незаконнорожденные дети Зевса
16. время = Кронос
17. продолжение рода = Афродита
18. телесная жизнь человека = Кора
19. животная жизнь = Пан
20. растительная жизнь = Деметра
II. Конкретные категории = дети Посейдона
A) Категории бессмертные = законнорожденные дети Посейдона
21-27. Солнце, Луна и прочие блуждающие звезды, или планеты, = Гелиос, Селена, Эосфор, Стилбонт, Фенонт, Фаэтон, Пироэнт
28. светила, или неподвижные звезды, = прочие, безымянные, астральные боги
29. демоны
B) Категории смертные = незаконнорожденные дети Посейдона
30. люди
31. животные
32. растения
33. неорганические субстанции
Эта таблица, похожая на те, которые можно составить исходя из комментариев Прокла, синтезирует все, что обнаруживается в греческой философии. Бытие, тождество, различие, покой и движение суть пять родов из платоновского Софиста. Действительность и возможность, без сомнения, заимствованы у Аристотеля. Эфир, воздух, вода и земля эквивалентны четырем стихиям, принятым философами со времен Эмпедокла. А противопоставление неподвижных и блуждающих звезд восходит к Тимею Платона. Остальные категории являются еще более известными.
Посредством имен олимпийских богов Плифон обозначает бытие и его законы, природу и происхождение сущих, сходство и различие между ними. Боги Плифона сродни умопостигаемым идеям, но таким, которые стали личностями.
Для Плифона философия есть теология - "националистическая" теология постольку, поскольку она укоренена в греческой традиции: "Люди придерживаются весьма различных мнений о божестве... Что до нас, то мы останемся приверженцами учения, с которым лучше всего знакомы, т. е. учения Зороастра, которое проповедовали также Пифагор и Платон; оно превосходит все прочие своей правильностью, а кроме того, для нас это учение национальное" (Законы)[1]. У Плифона, основавшего в Мистре, неподалеку от древней Спарты (на Пелопоннесе), своего рода тайное общество, где он преподавал неоплатонизм, можно обнаружить в обостренной форме то ностальгическое чувство, которое с давних пор побуждало греческих мыслителей заново усваивать, как нечто им безраздельно принадлежащее, весь комплекс отечественных традиций, включая и мифы. Но кому было по силам осуществить такие планы? Только царь может противостоять деспотизму сильных мира сего, с одной стороны, и деспотизму народа - с другой. Но достоинство законов, которые должны вдохновлять царя на подобную деятельность, с необходимостью зависит от наших представлений о Боге: он един, он промыслитель, он есть совершенство.
За всей этой системой вырисовывается неоплатонический идеал гармонии, существующей между философией и теологией, идеал, который у Плифона вписывается в рамки особой религии со своим культом и своим богослужением. Кстати, первая глава Законов, названная "Культ богов", включает календарь религиозных праздников. Это вполне естественно для мыслителя, говорившего Георгию Трапезундскому во время своего пребывания во Флоренции, что скоро весь мир примет религию, которая, не являясь ни христианством, ни исламом, не будет расходиться с древним язычеством.
Итальянские гуманисты испытывали к Плифону, умершему 26 мая 1452 г., столь глубокое благоговение, что в 1475 г. его бренные останки были извлечены из могилы и перенесены в Римини, в церковь Св. Франциска, по распоряжению правителя Римини Сиджизмондо Пандольфо Малатесты, отвоевавшего Мистру у турок. Так прах платоника из Мистры нашел пристанище, подобно его ученикам и его идеям, в той Италии, которая одна только могла отныне стать колыбелью Возрождения.