Исторические предпосылки восточных походов коренятся в глубинных социально-экономических и политических процессах, которые имели место в середине IV в. до н. э. на огромной территории Македонии, Греции и Персии при последних Ахеменидах [1].
В течение четверти века до восточных походов в македонском обществе произошли существенные социально-экономические и политические изменения, связанные с завершением длительного процесса сложения Македонского государства на территории всей страны. Прежде всего, в это время имели место важные преобразования в военком деле, которые привели к созданию знаменитой македонской фаланги - единой профессиональной армии, способствовавшей политическому объединению страны, уничтожению самостоятельных племенных центров, укреплению боевой мощи молодого военно-рабовладельческого Македонского государства. Немаловажное значение в этом процессе имело установление единой монетной системы, что стало возможным после овладения Филиппом II различными районами месторождений благородных металлов. Расцвет монетного дела в известной мере помог укрепить экономическое и политическое влияние Македонского государства далеко за пределами самой страны. В этом отношении Македония выступила достойной соперницей не только Персии, но и греческих государств, в первую очередь Афин.
Все реформы, проведенные в Македонии в середине IV в. до н. э., отражали стремление господствующего класса укрепить свою власть, упрочить свои экономические и политические позиции, расширить свои внешнеполитические акции на весь греческий мир. Македонское государство стало на путь завоеваний, объектом которых оказались ближайшие соседи Македонии, прежде всего, греческие государства. Последние в то время переживали глубокие социально-экономические изменения, приведшие к ломке устоев классической полисной системы. Многочисленные войны разрушали хозяйственные устои. Резко сократился приток рабов. Концентрация земельных владений в руках небольшой группы богатых привела к разорению сельского населения, а это в свою очередь подрывало военную мощь государства. Последнее нуждалось в денежных средствах. Обращение к чрезвычайному военному налогу - эйсфоре - вызывало недовольство налогоплательщиков. Богатые граждане стремились уклониться от финансовых повинностей, возлагавшихся на них государством. А те, которые могли их выполнить, не являлись полноправными гражданами полиса. Замкнутость полисной организации, исключительные права полноправных граждан в сравнении со свободным негражданским населением (метеки, вольноотпущенники), удельный вес которого в важнейших отраслях экономической жизни неизмеримо вырос, пришли в противоречие, в первую очередь, с новыми условиями хозяйствования. Развитие товарно-денежных отношений, межгосударственных экономических связей и изменения в имущественном положении, социальном составе и политических позициях как гражданского, так и свободного негражданского населения разлагали замкнутый мир греческих полисов. Рост производительных сил требовал более широкой формы, чем полис, и более широкого рынка, чем существующий.
Особенно остро кризисные явления выступали в сфере политической и социальной жизни полиса. Обострились социальные конфликты между различными слоями гражданского населения, между имущими и неимущими. В ряде полисов дело доходило до открытых вооруженных столкновений борющихся групп, кровавых расправ победителей с побежденными, казней и массовых изгнаний с конфискацией имущества [2]. Полис перестал держать в повиновении растущую массу рабов и бедноты. К IV в. до н. э. он исчерпал все возможности дальнейшего развития.
В тех условиях выход из кризисной ситуации мог быть только в новых завоеваниях, которые дали бы рабов, богатства, новые земли, рынки. Поэтому богатые греческие рабовладельцы сами призывали македонского царя возглавить этот поход на Восток.
Покорив за короткий срок ослабевшую Грецию, Филипп II решил объединить усилия своей страны с усилиями побежденной им Греции и начать поход против Персидского государства, считавшегося в то время колоссом на глиняных ногах. Пестрое в этническом, экономическом и социальном отношениях, оно с каждым днем слабело от внутренних восстаний, которые поднимали покоренные народы. Завоевание Персии казалось в этих условиях вполне реальным делом. Оно предвещало легкую наживу и большие богатства.
Таким образом, греко-македонское выступление в Азию было подготовлено всем ходом общественного развития рабовладельческих государств того времени. Это развитие объективно подготовило почву, на которой мог выступить Александр Македонский, чтобы осуществить свои честолюбивые замыслы.
Поход на Восток Александр начал весной 334 г. до н. э. после того, как завершил усмирение своих северных соседей и мятежных греческих государств. Его армия двинулась вдоль северного побережья Эгейского моря по направлению к Геллеспонту, через который он намеревался совершить свой мгновенный переход из Европы в Азию. Его флот должен был достичь города Сеста и быть готовым конвоировать армию через пролив. Когда через 20 дней после ухода из Македонии армия достигла Сеста, флот уже был там и ожидал ее прибытия [3].
Греко-македонская армия переправилась через Геллеспонт беспрепятственно [4]. Эта удачная высадка в Азии означала для войска Александра успешное преодоление большой трудности и серьезной опасности. Она укрепила у македонян уверенность в успехе. Армия противника, хотя и имела значительные военные силы и господствовала на море, не предпринимала никаких действенных мер, чтобы помешать этому.
Немецкий историк Керст считает, что в этом случае действовала слепая вера персидского царя в свои силы, в превосходство средств. Сказался также и тот недостаток решительности и предусмотрительности, который проявлялся со стороны персов в течение всего завоевательного похода Александра [5]. В самих источниках мы найдем более определенный ответ на эту непонятную бездеятельность персов. Арриан объясняет такое положение недальновидной политикой персидских сатрапов, которые одновременно являлись и военачальниками персов. На военном совете их главнокомандующий родосец Мемнон предложил не вступать в сражение с македонянами, а отступать, вытаптывая подножный корм конницей, жечь урожай и не щадить даже своих городов. При таких условиях Александр не сможет продвигаться вперед. Мемнон считал такую позицию правильной потому, что македонская пехота значительно сильнее персидской и что сам Александр находится при войске, а Дария тут нет. Против этого плана резко выступили Арсит, Гиппарх и Фригин. Выражая общее мнение сатрапов, Арсит сказал, что не допустит, чтобы у его подданных сгорел хоть один дом. Персы стали ка его сторону. Они подозревали, что греческий наемник Мемнон хочет сознательно затянуть войну[6]. Диодор приводит и некоторые другие подробности плана Мемнона. Последний, "известный своей воинской мудростью", предлагал не только не вступать в сражения и, опустошая страну, не давать македонянам идти вперед, но и переправить в Македонию морские и пешие силы персов и перенести военные действия в Европу[7]. Если Арриан сообщает только первую оборонительную часть плана Мемнона, то Диодор говорит о его наступательной части. При объединении этих двух вполне возможных версий Арриана и Диодора план Мемнона соединял эффективную оборону с активным наступлением. Его осуществление означало бы большую опасность для Александра, что подтвердили последующие мероприятия персидского главнокомандующего в районе Эгейского моря. Керст, однако, сомневается в реальности этого плана, так как трудно было нарушить снабжение врага в стране, в которой персидское господство было вражеским. Кроме того, этот план требовал большого единства, уверенности и решительности, которые отсутствовали тогда в лагере великого царя[8].
Характерно, что Арриан, излагая план Мемнона, не дает этому плану никакой оценки. Диодор же, наоборот, совершенно определенно указывает, что советы Мемнона были превосходны, хотя они и не убедили персидских военачальников, которые сочли эти советы недостойными душевного величия персов [9]. Сатрапы полагались на силу персидской конницы, значение которой в плане Мемнона мало подчеркивалось. Этим, с одной стороны, возбуждалась личная ревность к вождю эллинских наемников, находившемуся в доверии персидского царя, с другой - было оскорблено чувство собственного достоинства руководителей персидской конницы. Поэтому решение вступить в бой возобладало. Собрав отовсюду войска, значительно превосходившие силы македонян, персы разбили лагерь у реки Граник, чтобы здесь дать немедленное решительное сражение македонской армии [10]. Половинчатый план войны, продиктованный местными интересами сатрапов Малой Азии, вскоре обнаружил свою несостоятельность.
У реки Граник в мае 334 г. до н. э. произошло первое столкновение Александра с персидским войском. В античных источниках эта битва получила довольно подробное отражение. Описание ее отсутствует только у Курция Руфа, так как две первые книги его сочинений, в которых находились эти материалы, потеряны. В тех источниках, где они имеются, существуют расхождения, которые мешают выяснить истинный ход сражения, с полной ясностью представить действительную его тактическую картину.
Самое подробное описание битвы при Гранике мы находим у Арриана. В этом описании показаны подготовка к сражению, роль разведки, действия противников во время сражения, роль конницы и причины победы македонского оружия.
Согласно Арриану, Александр подошел к реке Граник в боевом строю: он построил гоплитов двойной фалангой, всадников поместил с флангов, обозу велел двигаться сзади. Разведка под командованием Гегелоха доставляла нужные сведения. В частности, она сообщила, что за Граником стоят персы, готовые к бою [11]. Это сообщение заставило Александра выстроить свое войско в боевую готовность, несмотря на возражения опытного полководца Пармениона [12]. Последнему было поручено командование левым крылом, сам Александр пошел на правое, которым должен был быть нанесен главный удар. На этом крыле стояла тяжелая конница (гетайры), усиленная лучниками и копейщиками. На левом крыле была поставлена фессалийская и союзническая конница, в центре - фаланга тяжелой пехоты. Каждое подразделение боевого. порядка македонской армии имело свои самостоятельные задачи, которые должны были выполняться, согласно данным Арриана, под руководством 14 командиров[13]. Эти самостоятельные действия были объединены единым планом общего командования.
У персов было примерно 20 тыс. наемников и 20 тыс, конных и пеших лучников. Они заняли высокий правый берег реки Граник, выстроили свою конницу вдоль ее берега вытянутой линией. Пехоту поставили за всадниками. Против того места, где они увидели Александра, они усилили свое левое крыло конными отрядами [14].
В течение некоторого времени противники стояли спокойно на противоположных берегах реки, страшась предстоящей битвы. Персы, использовав естественные препятствия правого берега, пытались добиться тактических преимуществ и напасть на македонян, не давая им выйти из реки. Сражение начал Александр. Он послал вперед конных разведчиков вместе с авангардам. Сам же, приказав окружающим следовать за ним и вести себя достойно, под звуки труб и воинственных криков вошел в реку, все время держа строй наискосок течению, чтобы персы не могли напасть на него сбоку, когда он будет выходить из реки [15].
Первые попытки авангарда македонской армии форсировать реку не имели успеха. Персы сверху бросились на передовые отряды Аминты и Сократа, подошедшие к берегу: одни метали дротики и копья в реку с прибрежных высот, другие же, кто стоял внизу, вбегали в самую воду. Всадники смешались: одни стремились выйти на берег, другие им мешали; персы кидали множество дротиков, македоняне сражались копьями. Персы здесь превосходили македонян численностью, у них было преимущество и в позиции. Они занимали береговые высоты, в то время как македоняне должны были отражать натиск врага, стоя в реке. Кроме того, здесь была выстроена лучшая часть персидской конницы, и вместе с ней сражался Мемнон со своими сыновьями. В этой первой схватке большинство македонян, участвовавших в ней, было изрублено. Видя гибель своего авангарда, Александр повел в бой правое крыло войска, бросившись на персов туда, где сбилась вся их конница и стояли их военачальники. В это время полки македонян один за другим -фаланга пехоты и левое крыло македонской армии- без особого труда перешли реку. Завязалась жестокая "битва. "Сражение было конное, - пишет Арриан, - но оно больше походило на сражение пехоты" [16]. Конь бросался на коня, человек схватывался с человеком; македоняне стремились совсем оттеснить персов от берега и прогнать их на равнину; персы - помешать им выйти и столкнуть обратно в реку. Однако здесь сказалось преимущество македонян; их военный опыт и лучшее вооружение принесли им желанную победу. Персы, поражаемые отовсюду в лицо копьями, были отброшены легковооруженной македонской пехотой, перемешанной с конницей. Вскоре дрогнул центр персидской линии, конница на обоих флангах была прорвана, и началось повальное бегство. Погибло около тысячи персидских всадников. Наемная пехота персов, стоявшая во второй линии на высоте, охваченная ужасом перед неожиданностью, бездействовала и не поддержала первую линию. Александр повел на этих наемников пехоту, а всадникам своим приказал напасть на них со всех сторон. Они почти все были перебиты; никому не удалось беж-ать, спаслись только те, кто спрятался среди трупов; из 20 тыс. наемников в плен было взято около 2 тыс. человек [17]. В этом сражении погиб цвет персидского командования, среди которого было 4 близких родственника персидского царя Дария (его сын, зять, шурин и внук Артарксеркса), 2 важных представителя его администрации. Арсит, ярый противник Мемнона на военном совете в начале войны, с поля битвы бежал во Фракию, где он покончил с собой, потому что персы считали его виновником своего тогдашнего поражения.
У македонян пало 25 "друзей", погибших в первой схватке; остальных всадников пало больше 60, а пехотинцев около 30 человек [18].
Арриан говорит об исключительной роли в этом сражении Александра, который показал как храбрость и решительность, так и заботу о своих погибших воинах. Во время битвы у него сломалось копье; он попросил другое у Ареты, но и у того копье было сломано, и он лихо дрался с оставшейся половинкой. Один из "друзей" царя, коринфянин Демарат, отдал ему свое копье. Александр взял его и им поразил Мифридата, зятя Дария. В это время персу Ресаку удалось ударить Александра по голове кинжалом, разрубить его шлем; Александр сбросил его на землю, копьем поразив в грудь. Когда Спифридат замахнулся сзади кинжалом на обнаженную голову Александра, Клит, сын Дропида, опередил его и отсек ему от самого плеча руку вместе с кинжалом [19].
После битвы Александр проявил большую заботу о раненых; сам обошел всех, осмотрел раны, расспросил, при каких обстоятельствах кто был ранен, каждому давал возможность и рассказать о том, что он сделал, и похвастаться. Погибших воинов он похоронил с оружием и воинскими почестями; их родители и дети были освобождены от поземельных, имущественных и прочих налогов, а также от обязательных работ. Медные статуи героев были, по приказу Александра, сделаны Лисиппом и установлены в храме[20].
Идеализируя своего героя, Арриан приписывает его гению причину победы у реки Граник. В целом близок к изложению Арриана Диодор. В отличие от первого, который главным образом обращает внимание на поведение в бою войск Александра, второй раскрывает нам и мужественное поведение персов, которые выстроили против македонского войска большую конницу. Они рассчитывали, что именно она должна решить исход сражения[21]. На левом крыле со своими всадниками стояли родосец Мемнон и сатрап Арсамен, за ними выстроил своих конников, пафлагонцев Ионии, Спифробат. На правом крыле стояли тысячи медов, 4 тыс. всадников, из которых половина бактрийцев. В центре находились всадники из других племен; было их много числом, пишет Диодор, и воины были они отборные. Всего имелось больше 10 тыс. всадников. Что касается пехоты, которая стояла в арьергарде и фактически в битве не участвовала, то она насчитывала не менее 100 тыс. человек.
У Арриана нет упоминания о роли Пармениона в данном сражении. Он ограничивает свой интерес борьбой Александра. И известия о нем кажутся несколько приукрашенными. Возможно, уже здесь начинает проявляться официальная александровская тенденция, которую разделял Арриан, стремящийся принизить значение Пармениона. Диодор же определенно указывает, что фессалийская конница, стоявшая под командой Пармениона на левом крыле, мужественно встретила натиск отряда, выстроенного против нее [22]. Фессалийские всадники великолепно маневрировали и отлично сражались [23].
Диодор подчеркивает мужество персов, ярость которых наталкивалась на такое же мужество македонян [24]. Зять Дария с большим конным отрядом сумел прорвать македонский строй, а 40 человек его родственников, отличавшиеся мужеством и храбростью, обрушились на противника [25]. Но преодолеть упорство его не смогли. Когда погибло много начальников и все персидское войско было разбито, оставшиеся воины обратились в бегство. После бегства конницы вступила в сражение пехота, но ее роль в нем была крайне незначительна. Потрясенная бегством конницы, она пала духом и вскоре последовала ее примеру.
Точка зрения обоих историков совпадает при определении роли Александра как полководца. Он был единогласно признан первым храбрецом и сочтен главным виновником всей победы[26]. Во время битвы он первый поскакал на персов и в схватке с врагами перебил многих[27]. Его единоборство с зятем царя, сатрапом Ионии Спифробатом, стремление брата последнего Ресака рассечь кинжалом голову Александра и спасение его Клитом отражены у Диодора так же, как у Арриана; у первого этот эпизод несколько больше драматизирован[28]. Диодор подтверждает, что после сражения царь устроил великолепные похороны погибшим. В этом акте автор видит не столько благородство Александра, сколько его продуманный расчет, что такие почести сделают его солдат еще неустрашимее [29].
Некоторые иные подробности сражения у реки Граник сообщает нам Плутарх. Он указывает, что большинство македонских воинов испугалось глубокой реки и обрывистого крутого берега, на который надо выходить сражаясь. Но Александр, пренебрегая сонетом Пармениона, с 13 конными отрядами под вражескими стрелами кинулся в поток, который уносил и заливал его солдат. Казалось, пишет Плутарх, их ведет безумец, а не вождь, разумный и осмотрительный. С трудом преодолев переправу, мокрый и грязный, он сразу же вынужден был вступить в бой, несмотря на беспорядок в рядах своего войска. Противники схватились один на один; конница бросилась на конницу, сражались копьями, а когда они сломались, стали рубиться мечами. Македонская фаланга переправилась в тот "момент, когда конница очутилась в опасном и трудном положении.
Плутарх указывает, что сопротивление персов оказалось слабым и недолгим. Вскоре их войско, за исключением греческих наемников, обратилось в бегство. Что касается последних, то они, выстроившись возле какого-то холма, хотели сдаться Александру на честное слово, но Александр, движимый гневом, первый напал на них. Потеряв всякую надежду, они мужественно отстаивали свою жизнь, поэтому на этом месте больше всего оказалось раненых и убитых.
Некоторые разночтения имеются у Плутарха и относительно поединка Александра с двумя полководцами: Ресаком и Спифридатом. Здесь роли этих полководцев перепутаны; Александр в рукопашной схватке боролся с первым, а второй, который ударил Александра персидским мечом по шлему и стремился убить его новым ударом, был пронзен копьем Клята насквозь. Под мечом Александра пал и Ресак[30].
Основные расхождения в источниках касаются количества войск, главным образом пехоты, количества погибших в битве и роли в ней пехоты. Если Диодор говорит, что персидская армия состояла из 110 тыс. человек, в числе которых было только 10 тыс. всадников, то Арриан, напротив, говорит, что македоняне далеко превосходили персов численностью пехоты. Он не называет вообще общего количества войск, ограничиваясь указанием, что у персов было 20 тыс. греческих наемников и 20 тыс. всадников. А где же персидская пехота? Арриан о ней ничего не говорит. Эти противоречивые численные данные затрудняют выяснение соотношения сил накануне битвы. Не совсем ясно в источниках участие персидской пехоты. Данные Юстина (XI, 6, 11) об этом бессмысленны: они противоречат определенным высказываниям Арриана (I, 14, 4), которые, в свою очередь, не согласуются с данньши Диодора (XVII, 19, 5). То, что Арриан сообщает об эллинских наемниках, у Диодора относится к персидской пехоте.
Противоречивы и указания относительно потерь сторон. Только Плутарх и Арриан говорят о потерях македонян. Первый, ссылаясь на Аристобула, говорит, что убитых македонян было 34 человека, в том числе 9 пехотинцев; второй - 85 всадников и 30 пехотинцев. Если данные последнего, особенно касающиеся числа убитых всадников, могут быть подтверждены рассказами о ходе самого сражения и месте конницы в нем, то цифры Аристобула маловероятны и вызывают сомнение. Не согласуются сведения о потерях персов. По Диодору у них погибло пехотинцев больше 10 тыс., всадников - не меньше 2 тыс., в плен взято больше 20 тыс. человек. У Плутарха погибло пехотинцев 20 тыс., всадников - 2,5 тыс.
Исчерпывающий марксистский анализ битвы при Графике мы находим у Ф. Энгельса в его статьях "Армия", "Пехота", "Кавалерия", написанных для одного из лучших в то время научно-справочных изданий - "Новой американской энциклопедии". Он рассматривает это сражение в связи с общим состоянием военных сил противников, подчеркивая преимущество конницы перед другими родами войск, значение их тактики.
Учителями персидской регулярной конницы Ф. Энгельс считает греков Малой Азии, а также греческих наемников, служивших в армии персов. Значительная часть этой конницы, сражавшейся против Александра, была более или менее обучена регулярным действиям в сомкнутом строю. Однако она не могла сравниться с македонской, которая занимала в армии почетное место[31]. Она была новым родом войск, который должен был укрепить боеспособность приходившей в упадок тяжелой пехоты [32].
Хотя в сражении при Гранике армия Александра состояла из всех родов войск, но решающую роль сыграла конница. Персидская конница, построенная в одну линию, была расположена на дистанцию атаки от речных бродов. Она напала на головные части македонских колонн, поднимавшихся на берег, и опрокинула их прежде, чем они смогли развернуться, заставив их снова спуститься в реку. Этот маневр с полным успехом был несколько раз повторен прошв авангарда, которым командовал Птолемей, пока македонские тяжеловооруженные всадники не переправились через реку и не атаковали персов с фланга. Последним пришлось отступить ввиду отсутствия у них второй линии или резерва. В продолжительном бою они в конечном итоге были разгромлены.
Ф. Энгельс отдает должное тактике, примененной Мемноном в этом сражении, которая носила не столько азиатский характер, сколько греческий. Эта тактика дала полную возможность персидской коннице напасть врасплох на пехоту как раз в момент, когда она была максимально ослаблена, при переходе из одного тактического положения в другое. Поражение персов Ф. Энгельс объясняет отсутствием у них резервов и пассивной ролью азиатских греков [33]. Македонская же армия была регулярной, имела разнообразную тактику действий, хорошее вооружение, способное и опытное командование. По утверждению Ф. Энгельса, Александр был в числе полководцев, особенно предпочитавших атаку [34].
На основании тщательного изучения источников и основополагающих указаний Ф. Энгельса можно прийти к определенному выводу, что первое крупное столкновение противников завершилось блестящей победой Александра, показавшего в нем свои незаурядные полководческие способности [35]. Об этом говорят: наличие разведки, правильный выбор пункта атаки, построение боевого порядка армии и первые в истории военного искусства приемы ее маневрирования, хорошее взаимодействие родов войск.
Победа на реке Граник была не только крупным военным успехом македонян, но и важным политическим мероприятием. Сокрушив аилы персов, они уничтожили или, по крайней мере, ослабили средства дальнейшего их сопротивления в Малой Азии. Персидский флот был отрезан от гавани и берега, откуда он мог нанести удары по наступающей македонской армии; остальные военные силы персов, состоявшие частью из персидских, а большей частью из греческих наемных отрядов, не были отмобилизованы и, рассеянные по отдельным гарнизонам, не представляли непосредственной опасности. Победа при Гранике открывала Александру путь в Малую Азию, прибрежные районы которой были усеяны греческими городами, признанными как владения персидского царя миром 387-386 гг. и декретом, принятым в 378-377 гг. вторым Афинским союзом.
Широко рекламируя демагогический лозунг освобождения малоазийских греков от гнета и унижения, которым полвека назад они подверглись из-за диктата персидского правительства, Александр использовал его в политических целях для завоевания симпатий у населения городов Малой Азии. Мероприятия Александра после битвы при Гранике со всей очевидностью это подчеркивают. Плутарх не без основания отмечает, что сражение при Гранике сразу произвело большой переворот в отношениях к Александру [36]. Важным результатом этого события было отпадение малоазийских эллинов от Персидского царства. Без всякого сопротивления сдались обе столицы персидских областей - Геллеспонтской Фригии и Лидии - Даскили и Сарды, которые являлись воротами к центральным малоазийским землям. Гарнизон первого покинул его раньше, чем туда прибыл Парменион [37]. Что касается второго, то его комендант Мифрий добровольно передал победителю город и казну[38]. Весьма примечательно, что Сарды, этот древний лидийский царский город, важнейший оплот могущества персов, пал не поднимая меча [39]. Это тем более поразительно, что Сарды имели полную возможность сопротивляться. В его кремле стоял персидский гарнизон, сам город был неприступен: он стоял на очень высоком, со всех сторон обрывистом месте и был окружен тройной стеной[40]. Арриан указывает, что Александр даровал лидийцам свободу и разрешил им жить по старинным законам [41]. Если нужно было специальное разрешение и право применять "старые законы", значит население Лидии было их лишено во время персидского господства. Ни один историк не говорит о конкретных выражениях свободы, которую пожаловал лидийцам Александр, как и об ограничениях ее при персидской власти. Указания П. Клоше о том, что они приобрели довольно ограниченные привилегии, выраженные получением части оккупированной зоны, управления финансами и духовной жизнью, в источниках не получают подтверждения[42]. Одно ясно: в отношении Александра к лидийцам мы видим уже первое доказательство той политики, предполагавшей обдуманный подход к местным жителям подчиненных земель, игру в покровительство местной религии и традиций, - которую позднее мы встретили особенно отчетливо в Египте и Вавилонии[43].
Из Лидии Александр пошел на Эфес, гарнизон которого, состоявший из греческих наемников, при известии о македонской победе на Гранике, оставил свои позиции и обратился в бегство. Александр прибыл в Эфес четыре дня спустя [44]. В этом крупном городе Ионии в то время шла жестокая борьба между олигархами и демократами. Первые правили городом еще во время битвы при Гранине. В период их правления вожди демократической партии были изгнаны, статуя Филиппа, воздвигнутая в храме Артемиды, была низвергнута, а сам храм предан разграблению[45]. Как только Александр занял Эфес, он сверг олигархию, основанную здесь с помощью персов и ставшую их оплотом, и восстановил демократию [46]. Представители последней, вновь вернувшись к власти, были охвачены жаждой мести своим политическим противникам, но Александр ограничивал свободу их действий. Не в его интересах было углублять и разжигать гражданскую войну в городах Ионии. Ему нужно было уничтожить персидскую ориентацию населения, ее приверженцев и вдохновителей, без чего невозможно было найти точку опоры в этих землях. Арриан это поведение Александра рассматривает с психологической точки зрения. Понимая, что демократы, если им дать волю, убьют вместе с виновными и невиновных, одних по злобе, других - из-за грабежа, Александр запретил разыскивать и наказывать изгнанных олигархов. По мнению Арриана, его поведение в Эфесе "заслуживает доброй славы" [47].
В Эфесе Александр принес жертву Артемиде и устроил в ее честь торжественное шествие всего войска, вооруженного и выстроенного как для сражения[48]. На пользу храма шла та подать, которую эфесцы раньше платили персидскому правительству[49]. Возможно, шла речь и о расходах на восстановление храма[50].
Будучи еще в Эфесе, Александр принял граждан Магнесии и Тралл, пришедших сдавать свои города. Для их оккупации он направил во главе с Парменионом 2500 пехотинцев-наемников, примерно столько же македонян и около 200 всадников- $1друзей" [51]. В это же время он направил столько же войск в эллинские города Ионии и Эллады, которые еще находились под властью персов. Всюду Александр приказал уничтожать олигархию, восстанавливать демократическое правление, разрешать всем жить по их законам, освобождать их от прежней персидской подати[52]. Восстановление демократии, как правильно указывал А. Б. Ранович, диктовалось в первую очередь не демократическими убеждениями Александра, а военными соображениями, мы бы добавили: военно-политическими соображениями. Тираны и олигархи держали сторону персов, поэтому на них опереться было невозможно [53]. Однако источники не говорят о том, в какой мере этот приказ был проведен в жизнь, был ли он проведен вообще или дело ограничилось обещаниями. Но в результате такой политики антиперсидское движение охватило все побережье до юга и перебросилось с материка на острова Эгейского моря. Из труда Арриана и некоторых эпиграфических памятников можно заключить, что сторону Александра приняли Тенедос, города на острове Лесбос, прежде всего, Мити лена, .может быть, и Хиос[54].
Начиная с Дройзена, в буржуазной науке очень широко трактуется та свобода, которую греческим городам Малой Азии предоставил Александр. По выражению Дройзена, он им возвратил "свет и воздух"[55]. В советской науке А. Б. Ранович показал, что слово Ελευθερία во времена Александра означало только свободу от долгов и не включало в себя государственный суверенитет. Это видно хотя бы из Приенской надписи 334 г. до н. э. и надписи из Хиоса 332 г. до н. э. В период диадохов это слово вообще теряет всякую связь с понятием государственной независимости и суверенитета.
Подвергнув тщательному критическому анализу самые разнообразные источники, как нарративные, так и эпиграфические и папирологические, советский историк приходит к интересным, оригинальным выводам.
Остро полемизируя с буржуазным американским историком Э. Бикерманом, А. Б. Ранович выдвигает интересную мысль о том, что Александр рассматривал "свободу" греческих городов с точки зрения нового мировоззрения своего времени, а именно: в эту эпоху задачей "эллинистических монархий было положить конец партикуляризму, ограниченности, раздробленности греческих полисов" [56].
В какое отношение вступали "освобожденные" эллины Малой Азии и соседних островов к Коринфскому союзу, от имени которого Александр начал войну с персами? Использовал ли он их присоединение для расширения этого союза и тем самым для дальнейшей пропаганды панэллинской идеи, или он имел намерение в освобожденных городах создать оплот для утверждения и укрепления своей собственной позиции в малоазийских землях, использовать их как опору своей власти против греков материка? Этот интересный вопрос был впервые поставлен Ю. Керстом [57]. Но ответить на этот вопрос оказывается довольно трудным. Нам очень мало знакома государственно-правовая организация малоазийских греков. Мы точно знаем, что некоторые города входили в Коринфский союз, но у нас нет никаких свидетельств о принадлежности к нему эллинских городов на азиатском материке [58].
Керст полагает, что островные греки, которые, по крайней мере, формально сохранили свой суверенитет по Анталкидовому миру, включались в Эллинский союз; напротив, малоазийские греки, бывшие подданные Персидского государства, вступали в особые отношения с Александром, как их "освободителем", и в особые союзы. Александр не хотел допускать в Азии власть Эллинского союза, поэтому ему противопоставил объединение малоазийских греков[59]. Такое маневрирование Александра было связано также и с тем, что далеко не все города Малой Азии переходили на его сторону. Такие крупные ее города, как Милет и Галикарнас, оказали ему сопротивление. Борьба за овладение этими городами представляет собой важную веху в военной истории восточных походов [60].
Вождь греческих наемников Гегесистрат, защищавший Милет, сначала, собирался сдать его Александру, но затем в надежде на поддержку со стороны персидских вооруженных сил, находящихся под командованием Мемнона, прежде всего персидского флота, пытался сохранить город для персов [61]. Это затрудняло положение Александра, но его выручил командующий эллинским флотом Никанор, который, опередив персов, на три дня раньше их пришел к Милету со своими 160 кораблями и бросил якорь у острова Лады, лежащего против милетского порта. В этой позиции он мог серьезно противодействовать персидским кораблям Мемнона. Персидские навархи, узнав об этом, бросили якорь у Микале, не осмеливаясь напасть на своих противников. Александр занял предместья города и разместил на острове Лады около 4 тыс. фракийцев и других наемников [62].
В это время милетяне сделали Александру предложение. От имени жителей города и наемников милетянин Главкипп пытался выговорить для Милета нейтральное положение: они просили снять осаду на условиях, что откроют свои ворота и гавани одинаково македонянам и персам [63]. Александр в резкой форме отклонил это предложение, приказал послу немедленно возвращаться домой и объявить тем, кто его послал, что с рассветом он начинает сражение за город. Он поставил у стен осадные машины, которыми разрушались стены, после чего через развалины и проломы повел свое войско на город. Персы у Ми-кале были прямыми свидетелями этого штурма, но ничем не могли помочь осажденным, потому что сами были блокированы в милетской гавани судами Никанора.
Диодор, в отличие от Арриана, говорит о трудной победе Александра. Сначала его ежедневные приступы и атаки легко отбивались со стен осажденными; в городе собралось много войска, хорошо вооруженного. Лишь тогда, когда машины стали разбивать стены, а македоняне ринулись в город через проломы и началась также осада с моря, защитники города, уступая силе, обратились в бегство [64].
Под натиском македонских войск часть милетян и наемников бросилась в море и доплыла до маленького безымянного островка на своих щитах; другие пытались на лодках ускользнуть от македонских триер, но были застигнуты у входа в гавань; большинство же погибло в самом городе [65].
В описании этого события Арриан не может обойтись без моментов идеализации Александра. Он показывает его благородство при взятии города и обнаружении беглецов на острове, готовых стоять на смерть. Его охватила жалость к этим людям, он предложил им мир на условии, что они пойдут к нему на службу. Уцелевших милетян он отпустил и даровал им свободу[66]. Диодор подтверждает, что Александр с ними обошелся человеколюбиво, но не раскрывает, что именно в это понятие включается. Зато определенно говорит о том, что всех остальных он обратил в рабство [67].
В это время персидский флот делал безуспешные попытки вызвать эллинские корабли на сражение и уничтожить их своей численностью. Они сторожили милетскую гавань, не подпуская туда персов. Одновременно к Микале Александром был послан Филота со всадниками и тремя пехотными полками, чтобы не допустить высадку персидских кораблей. Персы попали в положение осажденных и вследствие недостатка воды и припасов должны были отплыть на Самос[68]. При новой попытке вызвать в море корабли Александра, пять подплывавших к ним персидских триер подверглись атаке противника и вместе с остальным персидским флотом, ничего не добившись, отплыли из-под Милета [69].
После Милета Александру предстояло решить еще одну важную военную задачу на побережье Малой Азии. Дело касалось К арии, столица которой Галикарнас могла стать новым бастионом на пути дальнейшего продвижения македонских войск. Это был самый большой из городов Карии с превосходными крепостями[70]. В городе находились остатки армии, разбитой при Гранике; там также было много наемников во главе с афинянином Эбиальтом, изгнанным с родины Александром осенью 335 г. Сам город вследствие своего природного расположения был хорошо укреплен; наконец, порт Галикарнаса, защищенный прочными стенами и двумя цитаделями, прикрывали корабли Мемнона, которым не удалось спасти Милет. Персидские вооруженные силы находились под командованием карийского сатрапа Оронтабата и особенно Мемнона, которому Дарий теперь передал верховное командование на всем побережье Средиземного моря[71].
Александр оказался перед необходимостью приготовиться к тяжелой и продолжительной осаде. Вместе с тем ему нужно было решить еще и запутанные политические и династические вопросы, которые в Карий к тому времени приобрели особую остроту.
Правительница Карии Ада в 343 г. унаследовала страну от своего брата и мужа Идрия, второго сына карийского царя Гекатемна [72]. Но ее младший брат Пиксадор лишил ее власти в свою пользу. После его смерти управление перешло к его зятю Оронтабату. Ада удержалась лишь в единственном городе Алинде. Когда Александр вторгся в Карию, она вышла ему навстречу, добровольно сдала ему этот город и назвала его сыном. Он оставил ей город, принял управление и, когда завладел остальной Карией, вручил ей правление всей страной [73]. Так Александр стал называться сыном царицы, один из братьев и предшественников которой Мавcол то поддерживал, то порабощал союзников Афин, а другой брат Идрий помогал персидскому царю подавлять мятежных киприотов.
Установившиеся новые отношения с Адой облегчили македонскому царю захват Карии. Диодор прямо говорит, что благодеяние, оказанное Александром Аде, расположило к нему карийцев [74]. Заключив с ней соглашение, он стал готовиться к захвату Галикарнаса.
В источниках это событие наиболее полное отражение получило у Арриана и Диодора. Арриан сообщает, что в первый день, когда Александр подошел к стенам города, на него устремились персидские воины со стрелами и дротиками, но они без труда были отброшены и загнаны обратно в город[75]. Несколько дней спустя Александр тщательно осматривал стены города в поисках удобного места для начала приступа. Он надеялся стремительно овладеть соседним городом Миндом, жители которого обещали ему вручить город, если он подойдет незаметно ночью. На эту операцию он возлагал большие надежды, так как надеялся, что захват Минда станет ему "великой подмогой" при осаде Галикарнаса. Но расчеты его не оправдались. Жители Минда своего обещания не выполнили, а Александр, надеясь на их измену, не взял с собой ни машин, ни лестниц. Он вынужден был подвести македонскую фалангу, которой приказал подорвать стену. Македоняне свалили одну башню, но она упала, не проломив стены. В лице горожан Минда он встретил энергичных защитников города; с моря к ним направлялась помощь из Галикарнаса. План молниеносного захвата Минда сорвался. Александр, не добившись цели, повернул обратно и занялся осадой Галикарнаса [76]. Осада оказалась тяжелой. Прежде всего, надо было засыпать огромный ров, опоясывавший город, чтобы приблизить к нему осадные машины и приспособления. Когда эта задача была решена, осажденные сделали ночную вылазку, чтобы сжечь эти осадные сооружения. Но эта вылазка не принесла успеха. С персидской стороны в ней погибло 170 человек; у Александра - 16 и ранено 300 человек[77]. Вылазка с этой целью вскоре повторилась, в результате чего часть защитных сооружений сгорела [78]. Неоднократно подводились машины к стенам; с башен машин метали стрелы и выпускали огромные камни, от которых осажденные ловко увертывались; со своей стороны последние бросали в машины факелы и разные горючие вещества, чтобы вызвать пожар. Много людей вышло из города и храбро сражалось в рукопашной схватке с македонянами, погибая в борьбе[79]. Вышедших из города через тройные ворота македоняне обратили в бегство; во время отступления многие из них погибли, падая в ров, будучи растоптанными своими или пораженными сверху воинами Александра. Самая большая резня произошла у самых ворот, которые были закрыты раньше времени, отрезав возвращение своим защитникам. Они были перебиты у самых стен. Осажденные потеряли до тысячи людей; Александр - около 40 человек[80]. Арриан говорит, что еще одно небольшое усилие -и город должен был пасть, но Александр скомандовал отбой; он хотел сохранить Галикарнас и ожидал от галикарнасцев дружеских предложений[81].
После многократных попыток отрезать атаки македонского войска и свести на нет действие вражеских машин персидские военачальники убедились в том, что при создавшемся положении они не в состоянии больше защищать уже сильно поврежденные стены, и сами стали поджигать город, чтобы он не достался врагу[82]. Александр приказал убивать поджигателей, а взяв город, сравнял его с землей [83]. Здесь и в остальной Карии он оставил 3 тыс. пехотинцев из наемников и около 200 всадников под начальством Птолемея [84].
В рассказе Диодора, вероятно, содержатся сведения, идущие из лагеря эллинских наемников. В этом рассказе борьба за Галикарнае изображена как сложная драматическая эпопея, в которой обе стороны проявили ожесточение и неуступчивость. Александр вел осаду деятельным и устрашающим образом [85]. Сначала он посылал войска на один приступ за другим и целый день проводил в сражении; затем начал усиленно таранами бить по башням и стенам; за этим этапом следовали рукопашные бон в городе[86]. Мемнон отражал атаки, поджигал машины, организовывал рукопашные схватки и вместе с другими военачальниками сражался в первых рядах[87]. Македоняне, пишет Диодор, значительно превосходили врага храбростью; преимущество персов состояло в их числе и подготовленности [88].
Дальше Диодор излагает эпизод, которого нет у Арриана и который подчеркивает его происхождение из информации эллинских наемников. Этот эпизод показывает роль последних в решительных сражениях за Галикарнас. Предводитель наемников Эфиальт- мужественный и физически сильный - потребовал на военном совете, чтобы разрешили наемникам со своими начальниками первыми напасть на врага. Это требование было удовлетворено Мемноном. Из наемников Эфиальт отобрал 2 тыс. лучших воинов, разделил их на две половины, одной вручил зажженные факелы, другую выстроил в боевом порядке и внезапно велел распахнуть ворота. Вскоре вспыхнул огромный пожар, в результате которого были подожжены осадные. машины. В это время Эфиальт обрушился на македонян, сам показывая чудеса храбрости. Александр бросил против него самые отборные войска, отличавшиеся своей исключительной храбростью. Завязалась великая битва [89]. Македоняне не дали огню распространиться, но воины Эфиальта одержали в сражении верх. Многие македоняне пали от стрел, остальные вынуждены были отступить. Александр оказался в большом затруднении[90]. Спасли ему положение македонские ветераны.
Диодор утверждает, что перевес уже оказывался на стороне галикарнасцев, когда македонские ветераны остановили неприятеля, считавшего себя победителем [91]. В этой схватке погиб Эфиальт, а многие его воины бежали в город. В этих условиях Мемнон со своими военачальниками и сатрапам, и решил покинуть город, оставив в крепости сильный и хорошо вооруженный гарнизон под командованием Оронтабата, а самим вместе с главными силами и своими сокровищами отправиться на Кос[92]. Александр разрушил город и оставил только один отряд для осады крепостей. От Арриана мы узнаем, что несколько позднее гарнизон, охранявший галикарнасский акрополь и удерживавший под своей властью окрестности, был разбит в большом сражении с отрядами Александра под руководством Птолемея и Асандра [93].
Хотя в описаниях Арриана и Диодора имеются явные расхождения, свидетельствующие о том, что они следовали разным историческим традициям, но их объединяет общий вывод, заключающийся в том, что борьба за Галикарнас представляет собой важный этап в осадном искусстве Александра, что эта борьба требовала необыкновенных усилий и мужества македонских войск вследствие малодоступной местности, сильных укреплений и упорной обороны, что она была весьма кровопролитной и тяжелой. С захватом Галикарнаса пал важнейший центр сопротивления в Малой Азии.
Таким образом, осенью 334 г. до н. э. был уничтожен крупный город, который являлся выдающимся памятником эллинского искусства.
После покорения некоторых пунктов и островов весною 333 г. до н. э. в этом районе установилось македонское преобладание. Этим закончился первый этап завоевания Малой Азии -покорение ее приморских областей, и начался второй этап - покорение ее внутренних областей. До этого в течение зимы 334-333 гг. до н. э.Александр поставил себе задачу захватить юго-запад полуострова, чтобы пересечь связи флота Мемнона со значительными силами персидского царя, которые он постоянно имел в Малой Азии. Эта задача была выполнена.
После завоевания Галикарнаса Александр отослал часть своего войска, состоящую из фессалийской конницы, союзнических отрядов и всего обоза, во главе с Парменионом в Сарды и приказал покорить оттуда Фригию [94]. Сам же он решил оккупировать области Ликии и Памфилии и тем самым помешать вражескому флоту использовать малоазийское побережье как базу военных действий [95]. С другой стороны, им руководило стремление к возможно более основательному и широкому захвату вражеской территории, на которой он желал установить свою собственную власть [96].
Согласно апологетической традиции македонское войско в Ликии не встретило какого-либо достойного сопротивления. Прежде всего, покорилось около 30 городов и местечек долины Ксанфа [97]. После этого, в разгар зимы Александр проник во внутреннее нагорье, в область Милиада, где ему одновременно сдалось большинство остальных ликийсиих городов и прежде всего греческий город - родосская колония Фаселида. Послы ее увенчали Александра золотым венком и просили у него дружбы. С такой же просьбой обратились к нему и другие жители Нижней Ликии. Александр удовлетворил их просьбу. Он прибыл ненадолго в Фаселиду и помог ее укрепить от набегов соседних горных племен [98].
Из Фаселиды Александр направился в Памфилию. Часть своего войска через горы он послал к Перге - ее главному городу. Дорогу, которая была длинна и тяжела, прокладывали фракийцы [99]. Перга почти тут же покорилась. Затем Александр пошел к Сиде - к городу, расположенному на границе с Памфилией, жители которого считали себя переселенцами из Кум [100]. По дороге он встретил послов из города Аспенда, который считался аргосской колонией. Послы заявили, что они подчинились бы ему при условии, что будут избавлены от военного гарнизона. Если их условие будет принято, они обещали внести 50 талантов и отдать коней, предназначавшихся как дань персам. Александр согласился на это условие. Но когда его посланцы пришли за выполнением этих условий, перед ними заперли ворота. Александр, занятый тогда осадой крепости Силион, вынужден был приостановить эту операцию и, вернувшись назад, занял нижний город, покинутый аспендийцами, убежавшими в крепость. Когда перед лицом большой вражеской армии они выразили готовность выполнить свои обещания, Александр продиктовал им очень тяжелые условия, которые они вынуждены были принять. Он потребовал от них лошадей, денег в два раза больше, чем во время первой договоренности; они должны были подчиняться сатрапу, поставленному Александром, платить ежегодно македонянам дань и решить судебным путем вопрос о территориальной распре с их соседями. Кроме того, как залог верности, из влиятельных людей были затребованы заложники [101]. Так Александр, который широко распространял мысль, что освобождает малоазийские греческие города от персидского ига, самолично лишил независимости и важных доходов город греческого происхождения.
П. Клоше, который, вопреки фактам, выражает сомнение в том, что Александр плохо обошелся с городами, оставшимися верными эллинизму, строгость по отношению к аспендийцам объясняет следующим: Александр прогневался на них за то, что они уклонились от исполнения своих обещаний, и считал необходимым дать им суровый урок [102].
После этого события Александр снова вернулся в Пергу, чтобы постараться захватить великую Фригию, отделенную от юго-западной Малой Азии возвышенностями Писидии [103].
Продвигаясь дальше на север, за пять переходов македоняне оказались под стенами Келены - столицы Фригии. Находившийся здесь карийский и греческий гарнизон обещал сдать крепость, если он до определенного срока не получит подкрепления [104]. Александр пошел на это, оставил под стенами города часть своих войск в количестве 2500 человек, а сам направился в Гордий, в столицу старого фригийского царя, где он простоял довольно долгое время. Здесь он объединился с Парменионом, здесь встретились и македоняне, которые были посланы до начала зимы на родину, незначительно усиленные новым набором [105].
Гордий занимал важное положение на пути из Ионии в Персию. Сюда пришло к Александру посольство из Афин, которое просило его освободить афинян, воевавших на стороне персов в битве при Гранике и плененных македонянами. Александр не удовлетворил эту просьбу, считая, что не следует ослаблять "страх греков", пока продолжались военные действия на Востоке. Он ответил послам, что пусть они приходят просить за пленных афинян, когда его предприятие счастливо закончится [106]. Отрицательный ответ, данный афинским послам, показывает, с какой заботой он еще наблюдал за развитием дел в Греции [107].
Покинув Гордий, Александр пошел дальше на Восток, захватил Анкир (Галатия) на южном склоне гор, которые возвышались на границе Пафлагонии. Сюда прибыло посольство от пафлагонцев с сообщением, что народ их сдается, вступает с македонянами в переговоры, но просит не входить на их землю с войском [108]. Своей покорностью пафлагонцы избавили свою страну от прохода македонских войск через их территорию. Дав заложников, жители этой страны добились, чтобы их не принуждали платить подать, которую они не платили даже персам [109]. Александр поставил Пафлагонию под управление сатрапа от геллеспонтской Фригии Каласа и подчинил себе Каппадокию до реки Галис и частично за ней [110]. Сам он поспешно двинулся в Киликию (на юго-восток Малой Азии), где Дарий сосредоточил внушительные силы. Опасения Александра, что главный перевал в горах Тавра легко мог быть заперт персами и форсирование его будет связано со значительным напряжением и трудностями, оказались напрасными. Персы и здесь не провели никаких особых мер защиты. Это тем более странно, что в этих местах проходы могли охраняться незначительным числом людей, так как Киликия была защищена непрерывной крутой и обрывистой цепью гор. Курций говорит, что когда Александр вошел в горный проход, он признался, что мог быть завален камнями, если бы кто-нибудь с высоты стал сбрасывать их на его войско. По нему только четыре воина могли пройти в ряд; кроме того, гора нависала над ним только узкой, но обрывистой и часто пересекаемой потоками, текущими с гор, стороной [111]. В этих условиях Александр так расставил свои войска, что они, опрокинув вражеские посты в горах Тавра, пересекли ущелья этой горы, вторглись в Киликию и захватили город Тарс[112]. Сатрап Киликии Арсам имел намерение удержать город; но когда он услышал о быстром переходе через Тавр македонян, испугался и поспешно бежал из Тарса к царю Дарию [113].
В Тарсе македонское войско вынуждено было надолго задержаться из-за опасной болезни Александра. По словам Аристобула, он заболел от усталости; другие рассказывают, что он весь в поту, разгоряченный, бросился в ледяную воду реки Кинда, сразу простудился и серьезно заболел [114]. Его спас один из знаменитых врачей, следовавших за македонской армией, акарнянин Филипп, приготовив сильнодействующее целебное лекарство[115].
После своего выздоровления Александр послал Пармениона к ассирийско-ликийским воротам, как назывались перевалы, господствовавшие над переходами из Киликии в Сирию, чтобы занять их[116]. Сам он сделал еще один успешный поход против горных жителей Кили-кии. Арриан говорит, что Александр сначала прибыл в город Анхиал, основанный ассирийцем Сарданапалом [117]. Оттуда он прибыл в С алы, оставил там гарнизон, наложил на жителей города штраф в 200 талантов, поскольку они были благорасположены к персам. Впрочем, у нас нет никаких точных сведений о "персофильской" деятельности их населения. Отсюда с тремя полками пехоты, всеми лучниками и агрианами он устремился на киликийцев, удерживавших горы. В течение недели он бил одних, договаривался с другими, а затем вернулся в Салы, которым дал демократическое правление [118]. Курций не упоминает Анхиала. Он говорит, что из Тарса Александр пришел прямо в Салы [119]. Оттуда он повернул снова к Тарсу. Из Тарса Александр прибыл в Матарс, затем направился в Малл - колонию Аргоса, где он усмирил старые разногласия, освободил горожан от всяких податей и учредил жертвоприношение в честь легендарного основателя их города - Амфилоха [120].
Завоеванием Киликии, по существу, закончилась первая фаза событий в истории восточных походов. В результате первого года войны была захвачена большая территория малоазийских земель. Этому способствовал ряд обстоятельств. К ним можно отнести: близорукость персидского командования, отсутствие единого фронта малоазийских городов во всеобщей борьбе против македонян вследствие раздиравшего их соперничества и разногласий, превосходство македонского оружия, тактики и стратегии, сложная и гибкая политика Александра.
Захватив малоазийские города, македоняне принимают ряд мер для упрочения своего положения в Малой Азии: они укрепляли важнейшие стратегические пункты, в которых были поставлены сильные гарнизоны, составлявшие стратегический резерв, создавали склады продовольствия, оружия и снаряжения. Всем этим они создали условия для последующих действий в глубинных областях персидской территории.
Весной 333 г. до н. э. македоняне, овладев Киликией, получили сведения о том, что в северной части Сирии сосредоточены большие силы персидской армии. К месту сосредоточения вели два пути, оба лежали через горные переходы.
Дарий сначала намеревался ждать противника в равнине восточнее Амана, где были довольно хорошие позиции для развертывания больших персидских войск, особенно конницы [121]. Но от этого намерения он вскоре отказался, несмотря на ряд предостережений, которые делались ему в среде его окружения, не предпринимать этого рискованного шага [122]. Причиной такого поведения персидского царя была довольно длительная задержка Александра сначала в Тарсе из-за болезни, а затем в Салах, где тот потратил немало времени на усмирение горных киликийцев. Из этого был сделан вывод, подкрепленный льстецами, что Александр вообще не отважится следовать дальше и при виде многочисленных персов останется стоять в нерешительности [123]. Надеясь на численное превосходство своей армии, на то, что его конница без особого труда растопчет македонское войско, Дарий решил покинуть свою выгодную позицию и идти навстречу противнику, чтобы навязать ему бой на какой-либо весьма неблагоприятной местности. Дарий перешел Аманийские ворота по одному из северных перевалов и вступил в прибрежную равнину Исса. Александр ее уже прошел и находился у города Мириандра [124]. Ночью они разминулись друг с другом и повернули обратно [125]. Когда разведка донесла Александру о движении персидских войск, он обрадовался и поспешил запереть Дария в теснины. Последний, поняв свою ошибку, торопился вернуться на прежнее место из губительных теснин.
Александр повел свое войско маршевой колонной, пока со всех сторон шли теснины, и развернул его широким фронтом, выйдя на простор. Дарий, получив известие, что Александр готов к сражению, велел переправиться на ту сторону реки Пинара, протекавшей через равнину Исса, коннице в количестве 30 тыс. всадников и значительному подразделению легковооруженных (около 20 тыс. человек), чтобы под этой защитой без помехи расположить остальное свое войско в боевом порядке позади реки [126]. Предстояла решительная битва, в которой сталкивались основные силы противников. Их количественное соотношение источниками определенно не выясняется. По Арриану можно заключить, что у Дария было около 600 тыс. воинов, что из этого числа он потерял убитыми до 100 тыс. человек, в том числе 10 тыс. всадников. Он приводит ссылку на Птолемея, который рассказывал, что когда они, преследуя Дария, оказались у какой-то пропасти, то перешли через нее по трупам [127]. Вероятно, сам сомневаясь в точности этих цифр, Арриан спешит перед этим поставить "говорят", "рассказывают" [128]. Плутарх, не называя общего количества персов, участвовавших в сражении, солидаризируется с Аррианом относительно числа их потерь[129]. Овладев Иссом, Дарий захватил македонян, оставленных там по болезни, и, тяжко изувечив, казнил их [130]. Курций говорит, что македонским воинам с варварской жестокостью отрезали руки, провели по персидскому лагерю, чтобы они увидели своими глазами количество персидского войска и передали об этом Александру [131]. Общее количество персов Курций определяет около 180 тыс. Сюда входят 20 тыс. копейщиков и пращников, 30 тыс. греческих наемников-пехотинцев, 20 тыс. варваров-пехотинцев, 3 тыс. отборных всадников, составлявших охрану царя и 40 тыс. пехотинцев. Но общее количество не может быть по Курцию точно определено, потому что он не называет численный состав других подразделений, участвовавших в битве: конницы Набарзана, резерва, состоявшего из наиболее воинственных племен, гирканской и мидийской конницы и всадников остальных племен [132]. Диодор лишь указывает, что местные жители пренебрежительно относились к малочисленному македонскому войску; потрясенные величиной персидской армии, они оставили Александра и, перейдя на сторону Дария, с готовностью доставляли персам еду и снаряжение [133].
О силе македонского войска источники не упоминают. Некоторые данные имеются у Полибия [134]. Можно предположить, что их было приблизительно столько же, сколько и при Гранике, несколько больше 30 тыс. Пришедшие из Македонии пополнения возместили потери за время азиатского похода и на гарнизонную службу [135]. Хотя количество персидских сил в битве при Иссе сильно преувеличено, однако бесспорно преимущество персов в этом отношении.
Главным источником о битве при Иссе является Арриан, который в основном идет от Птолемея и Каллисфена, известия которого сохранились у Полибия.
Прежде всего, Арриан излагает дислокацию боя, которая напоминает в общем сражение при Гранике, правда, уже с учетом опыта этого сражения.
Боевая линия персов, обращенная фронтом к югу, проходила позади реки Пинара. Ее крутые берега использовались как линия прикрытия; частично эта линия усиливалась еще широкими земляными заграждениями[136]. Из гоплитов Дарий первыми поставил против македонской пехоты эллинских наемников, а по обеим сторонам их, по эллинскому типу, тяжеловооруженных кардаков. Конницу он поставил к сильно преобладающей части на правом крыле, у моря, где по условиям местности она могла получить лучшие возможности для своих действий в просторной равнине. Остальное множество легковооруженных и гоплитов, построенных по племенам, стояло позади передних боевых рядов в значительной глубине, малопригодной для свободного развертывания действий [137]. Особое подразделение было предназначено для того, чтобы занять позицию в изгибе гор, чтобы напасть на македонское войско с фланга или с тыла. В середине всего строя, по обычаю персидских царей, находился сам Дарий [138].
Что касается расположения македонских войск, то они были построены для боя после того, как миновали теснины и вышли на широкое место. Левое крыло находилось под начальством Пармениона, правым командовал сам Александр. Он имел намерение своим крылом, особенно с расположенной здесь конницей, к которой слева примыкали гипасписты, предпринять решительную атаку, в то же время сдерживая левое крыло. Для усиления правого крыла к македонской коннице была придана фессалийская. На левом крыле находилась только конница союзников. Но когда Александр узнал, что правое крыло персидских позиций особенно сильно, так как туда была перемещена почти вся персидская конница, он принял решение укрепить свое левое крыло, которое могло быть опрокинуто фланговым ударом превосходящих сил персов. С этой целью он перебросил фессалийскую конницу на левый фланг. Последняя быстро выполнила этот приказ, переходя на новые позиции по тылам пехоты. Поэтому передислокация осталась незамеченной врагом [139]. Против персов, занявших позицию в изгибе гор в целях окружения вражеского войска, он выставил часть своих легковооруженных подразделений, которые вскоре прогнали противостоявших им персов, и Александр мог большую часть из них возвратить, чтобы еще дальше расширить вправо свою собственную линию фронта и, таким образом, воспрепятствовать противнику в обходе с флангов. Для уплотнения своего правого крыла он незаметно и сюда перемещал с центра некоторые части, которыми и осуществил удлинение своего правого крыла дальше персов [140].
Несколько иное размещение войска противника перед битвой при Иссе дает нам Курций. Согласно его изложению, правый фланг Дария охранял цвет его войска, по силе равный македонской фаланге. Он состоял из конницы Набарзана, из пращников и лучников, а также из наемной греческой пехоты во главе с Фимедом. На левом фланге находился фессалиец Аристомед с пехотой. В резерве поместили наиболее воинственные племена. За ними стояла гирканская и мидийская конница, а за нею - всадники остальных племен. Все тесное пространство, где только можно было встать, было заполнено войском Дария, один фланг которого упирался в горы, другой - в море[141]. Некоторая конкретизация имеется у Курция и в отношении расположения войск Александра. Сильнейшая часть македонской армии - фаланга -была поставлена в центре. Левый фланг достигал морского берега. Конница была поставлена на обоих флангах; на правом - македонская вместе с фессалийской, на левом - пелопоннесская. Перед этим строем был помещен отряд пращников, смешанных с лучниками; впереди шли фракийцы и критяне. Пармениону было приказано насколько возможно растянуть свое войско к морю, чтобы находиться дальше от занятых противником гор [142]. В отличие от Арриана, Александр у Курция не совершает переброску отдельных частей, искусно маскируя этот акт, что свидетельствовало о его мастерстве вождения войск. Наконец, у Диодора мы имеем указание, что пешие полки и конные отряды он расположил в соответствии с характером места: конницу поставил впереди всего войска, а пехоту поместил сзади в резерве. Сам он во главе правого крыла двинулся на врага, имея при себе цвет конницы. Левое крыло занимали фессалийские всадники, выделявшиеся своим мужеством и опытностью [143]. Как видно, и здесь отсутствуют указания на умение Александра перестраивать свой боевой порядок на виду у противника.
Имеются в источниках и некоторые разночтения относительно самого хода сражения и его непосредственных результатов.
Согласно Арриану, Александр вел свое войско осторожно и медленно, чтобы не внести в него беспорядка [144]. Оказавшись на расстоянии полета стрелы от вражеских позиций, Александр во главе своей конницы предпринял энергичную атаку левого персидского крыла и привел его в полное замешательство, особенно тогда, когда дело дошло до рукопашного боя [145]. Дарий, находившийся в центре персидского боевого порядка, обратился в бегство прежде, чем заметил успех атаки Александра. Стремительный образ действий Александра привел, однако, к разрыву самой линии македонских войск. В то время как примыкавшие к македонской коннице подразделения пехоты, особенно гипасписты, энергично поддерживали атаку конницы, та часть фаланги, которая занимала центр македонских позиций, не могла так же быстро последовать за ними; продвижению препятствовали обрывистые места и крутой берег реки. Этой обстановкой воспользовались эллинские наемники Дария и с большой силой устремились туда, где образовался прорыв. Здесь завязалась жаркая битва. Наемники старались столкнуть македонян в реку, македоняне - не отставать от своего полководца, в успех и воинское счастье которого они верили [146]. Персидская конница оказывала противнику большое сопротивление. Идя в атаку, она даже перешла реку и поставила в затруднительное положение левый македонский фланг. Фессалийская конница с большим трудом оборонялась от этой атаки. Тут завязалась жаркая конная схватка. В это время первое македонское крыло отклонилось влево и атаковало эллинских наемников с фланга, чем способствовало их поражению. Они были перебиты пехотой. Персидская конница, увидев опасность полного окружения и узнав о бегстве самого царя, больше не стала ждать и также обратилась в бегство [147]. Арриан подчеркивает, что бегство стало бесповоротным и всеобщим. При отступлении у персов очень пострадали под тяжестью своих тяжеловооруженных седоков лошади. Не меньше пострадали и всадники, которые, в страхе и беспорядке отступая по узким дорогам, в этой сутолоке и мешанине, давили друг друга. Пехотинцев в этом отступлении было перебито не меньше, чем всадников.
Во многом способствовало поражению поведение самого Дария, который в самый ответственный момент боя кинулся на колеснице в бегство вместе со своими вельможами. Когда начались пропасти и бездорожье, ой пересел на лошадь, оставив на колеснице щит, лук, царскую одежду. Только наступившая ночь избавила его от плена, ибо только с наступлением темноты Александр прекратил преследование [148]. Победители захватили лагерь Дария, его семью: мать, жену, сына, двух дочерей; три тысячи талантов. Остальное имущество и сокровища, отправленные Дарием в Дамаск, вскоре были захвачены Парменионом[149]. После битвы, на следующий день, Александр, хотя и был ранен в бедро, обошел раненых, убитых велел торжественно похоронить в присутствии всего войска, отдавая им высокие воинские почести, живых награждал денежными подарками [150].
Так закончилось это значительное сражение, которое имело место поздней осенью 333 г. до н. э. (в октябре или ноябре месяце) [151].
Полибий, называя битву при Иссе самой знаменитой, подвергает резкой критике сведения Каллисфена о ней, несмотря на то, что тот был ее непосредственным очевидцем [152]. По Каллисфену, у Дария было 30 тыс. всадников и столько же наемников; такое войско должно было иметь широкое пространство для построения. Однако такого пространства у реки Пинара не было. Поэтому имела место большая глубина построения персидских войск, что мешало маневрированию.
Полибий резко критикует данные Каллисфена о дислокации вражеских войск при Иссе. Он особенно обращает внимание на то, что на небольшом поле Иссы не могло разместиться столько войск, сколько называет Каллисфен. Поэтому сведения Каллисфена Полибий считает ошибочными. Ошибка становится непростительной, пишет Полибий, с того момента, как Каллисфен дает нам меру расстояния между отдельными воинами, общую величину местности, а также число воинов [153]. Полибий обвиняет в данном случае Каллисфена в недомыслии и невежестве [154].
Резкая критика, которой подвергает Полибий описание Каллисфена, очевидно, преувеличена, ибо данные последнего частично подтверждены Аррианом. Вероятно, прав Керст, который считает, что главная ошибка в рассказе Каллисфена состоит в том, что он размеры поля боя дал слишком уменьшенными [155].
У Плутарха подробности сражения опущены. Он только указывает, что победу македонян обеспечило командование Александра. Уступая в числе огромному персидскому войску, он не допустил окружения македонян; перебросив левое крыло направо и появившись с фланга, он обратил персов в бегство, сам сражаясь в первых рядах [156], Плутарх обращает внимание на грабеж со стороны македонских солдат. Они грабили персидский лагерь и его огромные богатства. В Дамаске они особенно поживились за счет персидского добра; там они впервые вкусили от варварского образа жизни, от его богатств и любовных утех, и "словно собаки, кинулись по следу, ища и вынюхивая персидское богатство" [157].
Ряд подробностей в описании сражения, которых нет у Арриана, имеется у Курция. Он указывает, что когда обе армии находились на расстоянии видимости, персы передних рядов подняли нестройный дикий крик; македоняне ответили им криком, который особенно усилился эхом горных вершин и леса [158]. Более подробно описывается Курцием ход и жестокость сражения, во время которого происходило "великое кровопролитие" ("Tum vero multum Sanguinis fusum est") [159]. Александр сражался не столько как полководец, сколько как солдат, стараясь убить Дария, вокруг колесницы которого лежали защищавшие его славные полководцы [160]. Курций более рельефно нарисовал картину повального бегства персов, грабежа со стороны солдат, их жестокости и насилия. "Необузданная ярость победителей не щадила ни возраста, ни сословия" [161].
Диодор в своем довольно кратком изложении битвы почти ничего нового не сообщает по сравнению с предыдущими авторами. Он, однако, определеннее других сообщает о том, что победа Александру давалась трудно; она склонялась то в одну, то в другую сторону; положение поочередно менялось [162]. Диодор подробно повествует о жестоком сражении, о мужестве Александра и его воинов, о разгроме персов и позорном бегстве Дария [163]. Основное внимание автор уделяет личной борьбе между Александром и Дарием.
На основании разноречивых сведений источников наблюдаются и различные описания битвы при Иссе в исторической литературе [164].
Битва при Иссе сыграла огромную роль в ходе войны. Керст считал, что со дня Саламина и Платеи античный мир не переживал вновь такого решающего момента [165]. Тяжелое поражение Персии изменило соотношение борющихся сил в пользу македонских завоевателей. Персы оказались в полной изоляции, были лишены моральной и деловой поддержки со стороны мятежных сил Запада [166]. В руки Александра перешла вся западная половина Персидского государства, а это в свою очередь оказало огромное влияние на выработку его дальнейших завоевательных планов [167]. Македонскому царю открылась теперь дорога на восток, в глубинные области Персидской державы. Однако сразу он не воспользовался этой возможностью. Перед ним стояла дилемма: следовать ли за убегающим Дарием, углубившись во внутрь Персии, или идти на юг, закрепиться на восточном побережье Средиземного моря, особенно на финикийском побережье, отрезать Персидскую державу от связи с ним, тем самым лишив ее флота и контактов с мятежной Элладой. Александр избрал последний путь.
На первых порах финикийские города не оказали ему какого-либо серьезного сопротивления. Арсад, Библ и Сидон сдались добровольно. Жители последнего сами призвали Александра. Они ненавидели персов и не могли забыть и простить кровавого подавления финикийского восстания Артарксерксом Охом [168]. Тирийцы также сначала через своих послов обещали сделать все, что пожелает Александр, но когда он объявил, что хочет войти в город и принести жертву Гераклу, они изменили свое мнение и отказались впустить македонское войско, имея намерение занять нейтральную позицию между македонской и персидской властью [169]. В стремлении Александра тирийцы усмотрели вмешательство не только в их религиозную, но и политическую автономию. Поэтому они решились на сопротивление в надежде на естественную крепость своего города, и, может быть, даже в надежде на поддержку карфагенян [170]. Если верить данным Курция, то последние убеждали тирийцев, чтобы они оказывали решительное сопротивление, обещая им скорую помощь пуническим флотом, во власти которого в те времена находились в значительной степени моря [171]. Из всех источников лишь один Диодор объясняет мужественное сопротивление тирийцев тем, что они рассчитывали этим услужить Дарию, приобрести его благосклонность и получить богатые дары за свою услугу: отвлекая Александра длительной осадой, они давали Дарию возможность спокойно готовиться к войне[172]. Но этот тезис вряд ли может быть принят, так как он противоречит всем другим источникам и не согласуется с общим ходом событий.
В своем выступлении перед воинами Александр объяснил, почему им необходимо овладеть Тиром: без него нельзя добиться господства на финикийском побережье, нельзя захватить финикийский флот, который у персов самый большой и сильный, нельзя избежать перенесения персами войны в Элладу, нельзя утвердить свое господство на Кипре и в Египте[173]. При взятии Тира "мы совсем отрежем персов от моря и еще отберем от них земли по сю сторону Ефрата" [174]. Тир выделялся своими размерами и славой среди всех городов Сирии и Финикии [175]. Он был расположен на острове и укреплен со всех сторон высокими стенами. На море господствовал персидский флот; обе городские гавани располагали достаточным числом тирийских судов [176]. Исходя из этого, жители островного города считали, что они смогут противиться силе врага. Решив защищаться, тирийцы расставили на стенах и башнях метательные снаряды, молодым раздали оружие, а ремесленников, которых в городе было множество, распределили по оружейным мастерским, где, кроме оружия, изготовлялись разнообразные приспособления для защиты города [177].
Сначала Александр решил соединить насыпью материк с городом, чтобы по этой созданной дамбе приблизить к городским стенам свои осадные машины. Морское дно пролива, отделяющего остров от материка, было вязким; около материка илистым и мелким, а ближе к городу - глубоким. На берег пролива, обращенного в сторону юго-западного ветра, часто набегали из открытого моря большие волны, которые препятствовали македонянам производить работы [178]. Арриан сообщает, что македоняне с жаром взялись за дело; они рационально использовали имевшиеся там камни и лесной материал для строительства соединительной дамбы. Камни бросали в ил, а между камнями вбивали колья. Сам ил оказывался связующим веществом, которое не позволяло камням сдвигаться с места. Работа эта все же была настолько трудной, что, как указывает Курций, македонские воины впали в отчаяние. Камни и лесной материал поглощались морем [179]. По мере приближения работ к городу, выполнять их становилось все труднее, так как македоняне подвергались обстрелу со стороны защитников городских стен, метавших в них зажженные стрелы. Кроме того, не давали продолжить работу и тирийские триеры. Македоняне вынуждены были поставить на насыпи две башни, установить на них машины для защиты работавших солдат от обстрела и от нападения тирийских судов [180]. Несмотря на это, тирийцам удалось почти полностью разрушить плотину и стоявшие на ней машины. Их суда везли на буксире судно, на котором имелись специальные приспособления для горючего материала. Приблизившись к насыпи, этот горючий материал был подожжен. Возник большой пожар, перекинувшийся на македонские башни. Когда башни были охвачены огнем, из города выбежала толпа людей, они подплывали на лодках в разные места насыпи, разрушали ее и поджигали все другие машины, которые до сих пор пощадил огонь [181]. Однако, Александр не отказался от выполнения своего плана. Он приказал готовить новые машины, строить новую плотину, более широкую, чем прежде, чтобы можно было поместить на ней больше башен. Сооружение этой плотины требовало от македонян еще большего напряжения. Они бросали в море целые деревья с огромными ветвями, сверху заваливали их камнями, потом опять валили деревья и засыпали их землей; затем накладывали все новые слои деревьев и камней. Однако и на этот раз тирийцы всячески мешали им закончить работу; они на лодках незаметно достигали мола, крюками тащили из воды торчавшие ветви деревьев, тем самым разрушая крепость сооружения [182]. Курций говорит, что Александр пал духом и не знал, продолжать ему осаду или удалиться [183]. Он отдавал себе отчет в том, что осада Тира может оказаться безнадежной, если он не завладеет флотом. С этой целью во главе щитоносцев и агриан он отправился в Сидон собрать все триеры, какие у него там были [184]. Это мероприятие увенчалось полным успехом. Командиры финикийского флота, узнав о добровольном переходе их городов на сторону Александра, оставили Автофрадата - командующего персидским флотом - в Эгейском море и на собственных кораблях возвратились на родину и предоставили их з распоряжение македонскому царю. Вскоре после этого появились родосские и кипрские суда [185]. У Александра, таким образом, оказался флот, в котором находилось более 200 судов. Весь этот флот в боевом порядке стягивался из Сидона к Тиру. Александр намеревался им блокировать город. При наличии превосходящего флота противника тирийцы не приняли вызова Александра на морское сражение, заперли своими судами входы в гавани, чтобы оттуда не смогли устремиться неприятельские корабли. Флот Александра пристал недалеко от воздвигнутой насыпи, обе гавани были блокированы[186]. Кроме того, созданные в большом количестве кипрскими и финикийскими машиностроителями осадные машины были поставлены на насыпи и на транспортных судах и с разных сторон приближены к городским стенам [187]. Стены города сотрясались от ударов метательных орудий и особенно от таранов. Но возникшие в результате этого пробоины тирийцы постепенно засыпали камнями. Они даже начали воздвигать вторую внутреннюю стену, чтобы укрыться за ней, когда не выдержит осада наружная[188]. Отправив детей, женщин и стариков в Карфаген, мужчины Тира остались охранять его стены [189]. Тирийцы отчаянно защищались. Они показали неодолимое упорство сопротивления [190]. Куда бы македоняне ни подводили свои машины, их встречал ураган стрел с огнем, приближаться к стенам становилось страшно. Этому препятствовали также многочисленные камни, которые сбрасывали защитники города в пролив. В это время тирийские корабли разрезали якорные канаты у кораблей противника, не позволяя им пристать. Эту функцию выполняли и тирийские водолазы, пока македоняне не заменили якорные канаты цепями. Для борьбы с кораблями, подплывавшими к стенам, как указывает Курций, тирийцы использовали железные лапы, крюки, серповидные багры, которыми наносили большой вред противнику[191]. Особенно страдал последний от горячего песка, который накаливался на сильном огне на медных щитах и затем внезапно сбрасывался со стен на головы осаждающих. Горячий песок проникал под панцирь, сжигал тело, выводил из строя воинов[192]. Они тут же умирали, впадая в неистовство от страшной боли [193]. Даже тогда, когда македоняне, освободив пролив от камней, свободно подплыли к стене, тирийцы сделали неожиданное нападение на кипрские корабли, часть которых пустили ко дну, часть сильно повредили [194]. Однако это не смогло исправить безвыходного положения, тем более, что Александру удалось навязать морской бой этой тирийской эскадре и привести ее в негодность [195]. Теперь тирийцам от своего флота не было никакой пользы. Македоняне получили возможность подвести свои машины к самым стенам города. Осаждавшим удалось пробить брешь в южной части стены; часть ее обломалась и рухнула. Македоняне попытались в этом месте идти на приступ, но были легко отброшены [196]. Через три дня новые машины расшатали значительную часть стен и сделали в ней довольно широкий пролом. Сам Александр во главе гипаспистов предпринял здесь решительную атаку [197]. Македоняне проникли в город, и одновременно с этим обе гавани были заняты флотом финикийцев и киприотов. Началась страшная бойня. Македоняне свирепствовали. Длительная семимесячная осада (январь-август 332 г.) их измучила, и они обрушились на ее виновников. Тяжелая расправа постигла город; погибло около 8 тыс. тирийцев, продано в рабство около 30 тыс. человек [198]. Согласно указаниям Курция, внутри укреплений города было казнено 6 тыс. воинов; 2 тыс. человек были пригвождены к крестам на большом расстоянии вдоль берега моря. Жестокость Александра не знала границ. Он приказал перебить всех, кроме укрывшихся в храмах и поджечь все постройки города [199].
Так, в июле - августе 332 г. до н. э. Тир пал. Победитель принес жертву в храме Геракла. В этом храме была поставлена машина, разрушавшая стены города, и священное судно Геракла Гирийского. Карфагенянам за обещанную тирийцам помощь была объявлена война, которая, однако, в действительности не велась.
Осада Тира и победа над ним составляют целую эпоху в фортификационном искусстве древних. Падение знаменитого, неприступного торгового города сильно подняло полководческий авторитет Александра. Оно открыло путь к дальнейшему продвижению его армии на юг, в страну фараонов. Персы были почти совсем отрезаны от Средиземного моря. Однако без завоевания Египта нельзя было македонянам утвердить свою власть над восточным Средиземноморьем. Попытка укрепиться в этой стране, предпринятая македонским перебежчиком Аминтой после битвы при Иссе, показала, что эта страна может быть превращена в опорный пункт для военных операций со стороны противников Александра [200]. Но эти опасения оказались напрасными. Старая вражда населения Египта к персидской власти, которая вновь вспыхнула из-за жестокой политики Оха при оккупации этой страны, давала Александру шансы овладеть Египтом без особого труда[201].
На пути в Египет Александр встретил упорное сопротивление со стороны жителей Газы, самого большого города Сирии, который, благодаря своему географическому положению, господствовал над путем из Сирии в Египет. Это был большой и многолюдный город, богатый, с развитой торговлей [202]. Через Газу шел путь к Красному морю и Дамаску и далее к Египту. Дорога к Газе шла сыпучими песками. Город этот был расположен на высоком валу и окружен крепкой стеной [203]. Командующий городом Батис набрал арабов-наемников, запасся продовольствием на случай длительной осады и решил оборонять его упорнейшим образом [204]. Подойдя к городу, Александр расположился лагерем с южной стороны, где стена казалась ему наиболее доступной. На этом месте он насыпал вал и подвез к стенам свои осадные машины [205]. Но защитники города стали их поджигать и с высоты поражать македонян. Вылазка арабов оттеснила последних. Сам Александр был тяжело ранен в плечо из катапульты: стрела насквозь пробила и щит и панцирь. Рана заживала с трудом [206]. Положение изменилось, когда к Газе прибыли по морю машины, с помощью которых был взят Тир, и была возведена насыпь, равная по высоте стенам, а также прорыты подземные ходы. Вследствие подкопов стена осела в провалы и во многих местах рухнула. Но даже при таких условиях македонянам пришлось четыре раза идти на приступ. Когда в четвертый раз им удалось в одном месте свалить подрытую стену, в другом еще более разбить ее машинами, смельчаки по лестницам пробрались через пролом, открыли ворота и впустили в город македонское войско [207]. Защитники Газы, хотя город был уже взят, продолжали сражаться и погибли все, сражаясь каждый на том месте, где он был поставлен [208]. Только после двухмесячной осады, к ноябрю 332 г. до н. э., город был взят[209]. Население, способное носить оружие, было уничтожено, женщины и дети проданы в рабство[210]. Батис был казнен[211]. Сам город, став македонской крепостью, был заселен окрестными жителями.
Покинув Газу, Александр направился в Египет, который был последним недостающим звеном в бассейне восточного Средиземноморья[212]. В ноябре 332 г. до н. э. после семидневного марша он прибыл в Пелузий - укрепление, господствовавшее над восточным рукавом Нила[213]. В Пелузийской гавани он уже встретил свой флот, прибывший сюда из Финикии. Затем частично на судах, частично по суше войска Александра отправились вдоль Нила в Мемфис. Здесь навстречу ему вышел персидский сатрап Египта Мазак, отказался от сопротивления, добровольно передал ему страну, войска и казну в 800 талантов и все царское имущество [214]. Арриан объясняет такое его поведение следующими причинами: у сатрапа отсутствовало персидское войско; его деморализовали исход сражения при Иссе, позорное бегство Дария, наконец, захват Александром Сирии, Финикии и значительной части Аравии[215]. Курций к этому прибавляет и то, что египтяне уже давно враждебно относились к персидским правителям, считая их алчными и высокомерными [216]. Хранившие недобрую память о жестоких репрессиях персидского царя в 342 г. до н. э. жители Египта не только не пришли на помощь Мазаку, но и с нетерпением ждали Александра как избавителя от персидского ига. В этих условиях Александр мог беспрепятственно занимать страну, что он не замедлил сделать. Без труда он достиг древней столицы фараонов Мемфиса, принес жертву Апису и другим главным богам и устроил праздник муз и гимнастические соревнования, на которые съехались многие знаменитости Греции[217]. Здесь Александр принял многочисленные посольства из Греции [218]. И сюда же прибыли для укрепления его вооруженных сил новые греческие и фракийские контингенты. Он предпринял ряд военных мероприятий для управления Египтом и утверждения своего престижа в нем, чем и закончил окружение восточного Средиземноморья и отнял у персов последнюю возможность свободного сношения с Элладой.
Ранней весной Александр из Мемфиса пошел в Финикию, снова посетил Тир и устроил там празднества с гимнастическими и музыкальными состязаниями. Во время этих празднеств два афинских посла сообщили царю, что их соотечественники поздравляют его с успехами. Он поблагодарил их, дал им все, за чем они прибыли, отпустил на свободу афинян, взятых в плен при Гранике[219]. П. Клоше по этому поводу говорит, что все это было "приятной и красочной интермедией между легким египетским походом и крупными операциями в центральной Азии" [220].