Литературный памятник, известный под названием "Шесть писателей истории императоров",- это сборник биографий императоров, составленных разными лицами и неизвестно кем собранных в одно целое. Его заглавие в рукописях такое: Vitae diversorum principum et tyrannorum a Divo Hadriano usque ad Numerianum a diversis compositae - "Биографии разных государей и тираннов от божественного Адриана до Нумериана, составленные разными лицами". В наших теперешних печатных изданиях принято такое заглавие: Script ores historiae Augustae - "Писатели истории императорской". Термин historia Augusta взят из сочинения одного из этих авторов, Флавия Вописка, именно из составленной им биографии императора Тацита, гл. 10, где он называет историка Тацита scriptorem historiae Augustae (т. II, 192, 13) [1]
Авторами этих биографий были шесть писателей: Элий Спартиан (Aelius Spartianus), Вулкаций Галликан (Vulcacius Gallicanus), Элий Лампридий (Aelius Lampridius), Юлий Канитолин (Iulius Capitolinus), Требеллий Поллион (Trebellius Pollio), Флавий Вописк (Flavius Vopiscus). Все эти лица не упоминаются в других источниках. О некоторых из них еще есть кое-какие (ничтожные) указания в самом этом сборнике, например, что Флавий Вописк был родом из Сиракуз. Однако, все это были лица, вращавшиеся в высших кругах, имевшие право и смелость посвящать свои сочинения императорам и получавшие от императоров приказы составить биографию кого-либо из их предшественников. Флавий Вописк рассказывает, что префект Рима, Юний Тибериан, пригласил его в свой экипаж и в разговоре с ним предложил ему составить биографию императора Аврелиана (II, 148-149). Вулкаций Галликан назван в заглавии его монографии об Авидии Кассии "знатным" - vir clarissimus (I, 84).
Число биографий, по нумерации наших изданий, равно 30, но в некоторых номерах содержатся биографии нескольких лиц, например в биографии № 24 "30 тираннов" (на самом деле даже 32). При каждой биографии указано имя ее автора.
Биографии императоров расположены в хронологическом порядке, начиная с Адриана (ставшего правителем в 117 г.) и кончая Каром и его сыновьями, Нумерианом и Карином, из которых последний погиб в сражении с Диоклетианом (284 г.). Таким образом, в этом сборнике заключается история императоров, правивших в 117-284 гг., т. е. в течение 167 лет. Но вследствие утраты нескольких листов в рукописях есть пропуск, в котором должны были находиться биографии императоров Филиппа (244-249 гг.), Деция (249-251 гг.), Галла (251-253 гг.), Эмилиана (253 г.) и начало биографии Валериана (253-260 гг.).
Между авторами биографии распределены в рукописях так: Элию Спартиану принадлежат: Адриан (117-138 гг.), Элий или Гелий (он умер, будучи цезарем, т. е. наследником престола, еще при жизни Адриана в 137 г.), Дидий Юлиан (193 г.), Септимий Север (193-211 гг.), Песценний Нигер (193-194 гг.), Каракалла и Гета (211-218 гг.); Юлию Капитолину - Антонин Пий (138-161 гг.), Марк Антонин философ (Марк Аврелий) (161-180 гг.), Вер (161-169 гг.), Пертинакс (192-193 гг.), Клодий Альбин (193-197 гг.), Макрин (217-218 гг.), Максимины (235-238 гг.), Гордианы (238-244 гг.), Максим и Вальбин (238 гг.); Вулкацию Галликану - Авидий Кассий (175 г.); Требеллию Поллиону - Валерианы (253-260 гг.), Галлиены (253-268 гг.), Тридцать тираннов (260-273 гг.), Клавдий (268- 270 гг.); Элию Лампридию- Коммод (180-192 гг.), Диадумен (217- 218 гг.), Элагабал (Гелиогабал) (218-222 гг.), Александр Север (222-235 гг.); Флавию Вописку- Аврелиан (270-275 гг.), Тацит и Флориан (275-276 гг.), Проб (276-282 гг.), Четыре тиранна (современники Аврелиана и Проба), Кар и его сыновья, Нумериан и Карин (282-284 гг.).
Нам ничего неизвестно о жизни этих авторов, но время их литературной деятельности определяется довольно точно, отчасти из того, что некоторые биографии посвящены императорам, Диоклетиану или Константину, отчасти из упоминаний ими некоторых лиц пли событий. Так, авторы, посвятившие свои работы императору Диоклетиану, очевидно, писали их в его правление, т. е. в пределах 284-305 гг.; авторы, посвятившие их императору Константину,- когда он принял титул Августа в 307 г. или когда он стал уже единодержавным императором, т. е. в пределах 324-337 гг., что маловероятно. Для некоторых биографий можно определить даже год их составления. Из фразы Спартиана в биографии Элия (I, 30, 3) "в наши времена вашей милостью Максимиан и Констанций наречены цезарями", видно, что Спартиан писал это в 293 г., когда Диоклетиан и Максимиан назначили Галерия Максимиана и Констанция Хлора цезарями. Вописк в биографии Аврелиана (II, 148, 149) рассказывает, что префект Рима Юний Тибериан, пригласил его в свой экипаж; так как Тибериан был префектом Рима в 303 или 304 г., то, следовательно, биография Аврелиана написана в этом или в одном из следующих годов.
В общем, все авторы были современниками Диоклетиана или Константина или обоих вместе, и все биографии составлены в пределах 284-324 гг.
Предполагать составление биографий позднее этой даты едва ли возможно, потому что соединение их в один корпус (как они дошли до нас) должно было произойти не позднее 330 г. На это указывают следующие обстоятельства. В некоторых биографиях встречаются непочтительные отзывы о христианстве[2].Так как в 324г. император Константин открыто заявил себя покровителем христианства, вероятно (хотя и не наверное), редактор устранил бы такие места. По-видимому, все авторы - язычники: они приводят предзнаменования и чудеса - все в древнем духе. На то же время, не позже 330 г., указывает и то, что город Byzantium и его жители Byzantii, или Byzantini, везде называются этими древними именами; а между тем, в 330 г. этот город был освящен и назван Constantinopolis, вероятно, редактор тоже заменил бы древнее название новым.
Таким образом, если верны указанные предположения, то можно думать, что процесс возникновения сборника был именно таким.
По словам Юлия Капитолина, Диоклетиан "желал знать историю прежних императоров" ("Опилий Макрин", гл. 15 - I, 210). Вулькаций Галликан сообщает, что он имел намерение составить биографии всех лиц, носивших императорский титул, "чтобы Диоклетиан узнал всех порфироносцев" ("Авидий Кассий", гл. 3 - I, 86). Тот же Капитолии говорит, что Диоклетиан почитал Марка Аврелия, как бога ("Марк Антонин", гл. 19 - I, 65). Император Константин тоже интересовался историей своих предшественников: "хотел, чтобы Лампридий написал и представил ему биографию Гелиогабала", что Лампридий и сделал, "несмотря на свое нежелание и старание уклониться" ("Гелиогабал", гл. 35 -I, 245). Капитолин написал для Константина в одном свитке биографии двух Максиминов, отца и сына, "чтобы твоей милости не скучно было читать биографии императоров или детей императоров каждую в отдельной книге" ("Максимины", гл. 1 - II, 3). Чтобы угодить императору, а может быть, и по его прямому заказу, придворные литераторы и принялись составлять биографии прежних императоров. Вулкаций Галликан говорит, что он "имел намерение составить биографии всех, которые имели имя императоров законно или незаконно" ("Авидий Кассий", 3, 3 - I, 86), а у Элия Спартиана планы были еще более широкие: он хотел описать в отдельных книгах жизнь "всех, которые после диктатуры Цезаря, т. е. божественного Юлия, назывались или цезарями или августами или принцепсами, и которые были усыновлены, или которые, сыновья или родственники императоров, были освящены именем цезарей" ("Элий", гл. 7 - I, 35).
Лампридий в биографии Гелиогабала заявляет также, что он уже представил Константину биографии предшественников Гелиогабала, а теперь начнет писать биографии следующих за ним императоров ("Гелиогабал", гл. 35 - I, 245).
Как видно, он хотел написать полную историю императорского периода в форме биографий. Таким образом, в правление Диоклетиана и Константина накопился целый ряд биографий, написанных разными авторами. Кто-то в правление Константина, не позже 330 г., выбрал из них биографии, составленные шестью писателями недавнего времени, и соединил их в хронологическом порядке в один сборник, который и дошел до нас. Какими принципами при выборе руководствовался этот редактор, не пожелавший назвать себя, не предпославший никакого предисловия, неизвестно [3]. Неизвестно также, прибавлял ли он что-нибудь от себя, выбрасывал ли что-нибудь, изменял ли текст первоначальных статей. Кое-где в биографиях встречаются разноречивые сведения, создающие представление о каких-то вставках в первоначальный текст из других сочинений, но вставки могли быть сделаны и самими авторами [4].
Авторы первой половины "Истории императоров" писали о событиях, происходивших за сто и более лет до их времени. Они могли располагать богатым материалом из источников непосредственных и вторичных. На эти источники отчасти прямо указывают их сочинения, а отчасти это можно заключить из способа изложения. Часто цитируются письма, речи, стихи, сенатские постановления и делаются ссылки даже на вещественные памятники (постройки, картины). Но гораздо чаще упоминаются свидетельства исторических сочинений и устного предания. Иногда ссылки на сочинения приводятся в неопределенной форме: "говорят", "передают", "многие", "большая часть", "некоторые" и т. п. (dicitur, refertur, multi, plerique, quidam, non desunt qui), иногда одни источники противополагаются другим: "одни... другие" (alii... alii). Но встречается большое количество ссылок с именами авторов, неизвестных нам или малоизвестных, например, Квадрат, Партениан, Гелий Мавр, Лоллий Урбик, Аврелий Филипп, Энколпий, Септимий, Гаргилий, Ахолий, Фабий Марцеллин, Аврелий Вер, Стаций Валент, Элий Корд.
Но главным источником для биографий первой половины "Истории императоров" было сочинение Мария Максима. Он упоминается 28 раз,- чаще, чем все остальные вместе взятые: очевидно, он служил главным источником для авторов первой половины, кончая Гелиогабалом; авторы ставят его обыкновенно на первом месте перед другими.
Элий (Юний) Корд упоминается только Капитолином.
Биографии можно разделить на две большие группы: на такие, которые посвящены частным лицам, и на такие, которые посвящены императорам. К первой группе принадлежат биографии, составленные Требеллием Поллионом и Флавием Вописком; ко второй группе - составленные остальными четырьмя авторами. Эту вторую группу также можно разделить на две: на Диоклетиановскую (с посвящениями Диоклетиану) и на Константиновскую (с посвящениями Константину). Биографии, в которых нет никакого посвящения, можно поместить предположительно в одну из указанных групп.
Как уже сказано, биографии расположены в хронологическом порядке, начиная с Адриана (117-138 гг.) и кончая Каром и его сыновьями (282- 284 гг.). Вследствие утраты нескольких листов в первоначальной рукописи есть пропуск, в котором должны были находиться биографии императоров, правивших с 244 по 253 г.
Изложение в биографиях ведется приблизительно (но не вполне) по тем же рубрикам, что и у Светония. Вот, например, план биографии Антонина Пия: 1) его жизнь до получения императорского сана (происхождение, рождение, молодость и т. д.); 2) его жизнь в сане императора (отношение к провинциям, к сенату, к родным и друзьям, к поданным и врагам его власти); 3) его характеристика (образ жизни, подарки, постройки и т. д.), 4) его смерть и завещание, наружность, почести после смерти, суждение о нем. Бывают и некоторые прибавки нравоучительного характера; так, Капитолин, осуждая Корда за сообщение разных пустяков, говорит, что "в истории историографы должны помещать то, чего должно избегать или чему должно следовать" ("Гордианы", гл. 21 - II, 45).
В общем, авторы биографий имеют в виду главным образом занимательность рассказа для публики того времени, интересовавшейся мелочами личной жизни императоров, а не политическими событиями. Ради занимательности они приводят анекдоты, стихи, письма, речи (может быть, вымышленные), черпают из источников своих без критики, так что иногда бывают противоречивые рассказы об одном и том же событии. Поэтому пользоваться их сообщениями как историческим материалом можно лишь с осторожностью. Нередко встречаются у них заявления о том, что они сообщают только правду. Но можно ли этому верить? Так, Требеллий Поллион уверяет, что он "считает нужным блюсти историческую добросовестность, а, что касается красноречия, то о нем он нисколько не заботится" ("Тридцать тираннов", гл. 11 - II, 110). Приблизительно то же он повторяет в конце этой биографии: "Эта статья написана не столько красноречиво, сколько правдиво: как мне кажется, я обещал не красноречие, но дело" (там же, гл. 33 - II, 132). Наряду с этими заявлениями Требеллия Поллиона интересно прочесть, что говорит Флавий Вописк об его сочинениях и вообще об истории. Как уже было сказано, Вописк в биографии Аврелиана рассказывает, что префект Рима, Юний Тибериан, пригласил его в свой экипаж; там между ними происходил такой разговор: Тибериан сказал, что сообщения Поллиона в его биографиях императоров во многих случаях небрежны и коротки. Вописк возразил на это, что "нет ни одного историка, который не солгал бы чего-нибудь", причем Вописк цитировал места из Ливия, Саллюстия, Тацита, Трога, в которых можно ясными свидетельствами уличить их во лжи. Тибериан согласился с мнением Вописка и, протянув ему руку, сказал шутливо: "В таком случае пиши, как угодно; спокойно говори, что хочешь, зная, что у тебя будут товарищи по лжи, авторитеты исторического красноречия, которыми мы восхищаемся!" ("Аврелиан", гл. 2 - II, 149).
Как бы то ни было, если даже, с точки зрения строгой истории, "Шесть писателей" не заслуживают большого доверия, все-таки их сочинения очень важны и интересны. В них есть известия, которых мы не находим нигде более в литературе. Но самое главное - это то, что они рисуют нам яркую картину быта и нравов того времени. Они мало касаются "материй важных", но все эти мелочи тогдашней римской жизни и императорского двора чрезвычайно интересны. Пусть даже в них много вымыслов; но ведь даже и вымыслы должны быть согласны с духом времени; можно смотреть на них в этом случае как на исторический роман.
О политических взглядах "Шести писателей" едва ли нужно говорить; ясно, что они, как придворные литераторы, должны были высказывать мнения, угодные императорам.
Стиль "Шести писателей" довольно однообразен и безыскусствен; риторики очень мало; индивидуальных черт у каждого из них почти нет. Сами они не претендуют на красноречие, как видно из приведенных выше цитат, где они обещают только правдивость рассказа ("Тридцать тираннов", гл. II и 33 - II, 110 и 132).
Язык в лексическом и грамматическом отношении довольно хорош для III - IV вв. Хотя исследователи очень низко ценят этих авторов, но все-таки у них найдутся и хорошие места, написанные вполне разумно. Таково, например, рассуждение Вописка о причинах, почему было так мало хороших государей ("Аврелиан", гл. 42-43).
О том, как относились к этому сочинению современники и последующие поколения, известий нет. Но, по-видимому, его охотно читали в средние века: об этом свидетельствует довольно большое число рукописей, содержащих его и дошедших до нас. Правда, большинство их принадлежит последним столетиям средних веков, но есть и две, относящиеся к IX в., на которых и основывается текст наших изданий. Это лучшая рукопись - Palatino-Vaticanus и список с нее - Bambergensis - не намного ее моложе.
Ближайшими по времени историками из числа известных нам после "Шести писателей истории императоров" были: Аврелий Виктор, Евтропий и Фест. Литературная деятельность их относится к середине IV в.
Биография Секста Аврелия Виктора (S. Aurelius Victor) почти неизвестна. По его собственным словам он "родился в деревне, имел бедного и неученого отца, но, благодаря научным занятиям, сделал свою жизнь более почетною" ("Цезари", гл. 20, 5). Он восхваляет императора Септимия Севера (там же), и на основании этого можно предположить, что они были земляки. А так как Септимий Север был родом из Африки, то, стало быть, и Аврелий Виктор происходил оттуда же. В предисловии к сочинению "Происхождение народа римского" Виктор назван прямо "африканцем". Он принимал участие в походе Юлиана против Констанция в 361г. и чем-то заслужил милость Юлиана, который назначил его правителем Паннонии Второй с чином консуляра и почтил его бронзовой статуей (Аммиан Марцеллин, XXI, 10, 6). Много лет спустя (в 389 г.) Аврелий Виктор был префектом города Рима, где с ним познакомился Аммиан Марцеллин. Он хвалит Виктора как человека "достойного соревнования за его разумный образ мыслей" (там же). В одной надписи, посвященной императору Феодосию, упоминается Секст Аврелий Виктор как префект города: вероятно, это и есть историк. Таким образом, Аврелий Виктор был провинциал незнатного происхождения, достигший положения важного государственного чиновника. Как видно уже из приведенной выше цитаты, Виктор был человек образованный; он и в других местах отзывается с уважением об образовании и находит его необходимым для правителя ("Цезари", гл. 40, 13).
Под именем Аврелия Виктора до нас дошло историческое сочинение, состоящее из трех частей: 1) Origo gentis Romae - "Просхождение народа римского"; 2) De viris illustribus urbis Romae - "О знаменитых людях города Рима"; 3) Caesares - "Цезари". К этим трем сочинениям в наших печатных изданиях присоединяется еще четвертое Epitome de Caesaribus - "Сокращение Цезарей". Из них только сочинение "Цезари" в рукописях обозначается как принадлежащее Аврелию Виктору; остальные анонимны.
Происхождение этого сборника можно (с некоторой степенью вероятности) представить себе следующим образом. Какой-то ученый задумал составить цельную историю Рима из существовавших уже сочинений по отдельным периодам истории Рима. Для этого он положил в основу сочинение Виктора "Цезари", содержащее в себе историю императорского периода, поместил перед ним сочинение "О знаменитых людях города Рима", содержащее историю республиканского периода, и, наконец, во главе сборника поставил сочинение "Происхождение народа римского", содержащее древнейшую историю Рима. Так составилась история Рима за все время его существования вплоть до времени составителя. При этом пришлось сделать некоторые изменения в конце "Происхождения" и ь начале "Знаменитых людей" для того, чтобы связать эти два сочинения. Судя по тому, что "Цезари" оканчиваются рассказом о событиях 360 г., надо полагать, что этот сборник возник вскоре после 360 г. Кто был редактор, неизвестно.
"Происхождение народа римского" начинается с рассказа о прибытии Сатурна в Италию и кончается рассказом о ссоре Ромула с Ремом при основании города.
"О знаменитых людях Рима" состоит из биографий отдельных лиц, начиная с царя Альбы Прока, причем доканчивается рассказ о ссоре Ромула с Ремом. Таким образом, это сочинение примыкает к предыдущему. Вероятно, для этой цели редактор отрезал конец "Происхождения", так как трудно предположить, чтобы автор его остановился на середине рассказа о Ромуле и Реме. Биографии, которые должны дать обзор римской истории царского и республиканского периода, кончаются рассказом об Антонин и Клеопатре. Биографий некоторых лиц нет, например Красса, но зато есть жизнеописания иностранцев, имевших отношение к Риму, например Пирра, Ганнибала. Несмотря на краткость, это сочинение представляет интерес для истории: в нем есть сведения, которых нет в других известных нам сочинениях, и вообще в нем передается традиция иная, чем у Ливия,- может быть, даже более древняя. Источники его не удалось определить, несмотря на все старания ученых. Автор тоже неизвестен. Стиль сочинения простой, без риторики, по большей части одни главные предложения; на основании этого уже можно предполагать, что это сочинение есть какое-то извлечение из более обширного сочинения. Язык близок к языку классического периода [1].
"Цезари", как видно из заглавия всего сборника, есть сочинение Аврелия Виктора, личное имя которого было Секст, как сказано в заглавии к "Сокращению Цезарей". Это сочинение содержит в себе историю императорского периода, начиная с Августа (именно с 31 г. до н. э.) и кончая 360 г. н. э. Вероятно, в этом же году оно и было написано, потому что этот год не является датой какого-нибудь важного исторического события. На это указывает также и то, г:то автор называет Констанция "нашим императором", а Констанций умер 3 ноября 361 г. Таким образом, в этом сочинении заключается история почти 400 лет; она занимает в нашем печатном тексте всего 53 страницы стереотипного (Тейбнеровского) издания. Уже из этого видно, что сочинение это есть лишь краткий обзор событий. Однако это не есть простое извлечение из какого-нибудь обширного сочинения; это связный рассказ (хотя и с большой примесью биографического материала), проникнутый духом самого автора: он выработал и свой оригинальный стиль, и излагает свои воззрения, нередко выступая против испорченности своего времени и вставляя свои размышления морального характера. Словом, это краткий курс истории римской империи, составленный самостоятельно самим автором. Источники его неизвестны.
У автора есть даже поползновения к исторической критике. "Это я считаю верным,- говорит он,- хотя некоторые писатели утверждают противное" (гл. V, 9). По религиозным убеждениям автор был язычник и христианством не интересовался; подобно своим современникам верил в чудеса и предзнаменования.
Стиль "Цезарей" - вычурный, как по выбору и значению слов, так и по их расположению, трудно понимаемый. Так, например, publicum latrocinium (гл. 20, 4), что буквально значит "общественный разбой", должно означать здесь "преступники против общества".
Сочинение это не было забыто потомством: видно, что его читал Иероним (IV в.), грек Иоанн Лид (V-VI в.), Павел-Диакон (VIII в.).
До нас дошло еще сочинение по истории римской империи - "Сокращение Цезарей", которое в рукописях имеет заглавие: Libellus de vita et moribus imperatorum breviatus ex libris Sexti Aurelii Victoris a Caesare Augusto usque ad Theodosium - "Книжка о жизни и нравах императоров, извлечение из книг Секста Аврелия Виктора, от цезаря Августа да Феодосия". На основании этого заглавия можно думать, что это сочинение есть простое извлечение или сокращение "Цезарей" Аврелия. Но на самом деле это не так. Лишь начало этого сочинения (11 глав по нашим печатным изданиям) может быть названо извлечением из "Цезарей", а вся остальная часть его есть самостоятельное сочинение. Оно даже не может считаться принадлежащим Аврелию Виктору: в "Цезарях" ярко выступает личность автора в его "размышлениях"; в "Сокращении" автор ничем о себе не заявляет; в "Цезарях" - связный исторический рассказ, хотя и ведущийся по императорам; в "Сокращении" - отдельные· биографии императоров, не связанные менаду собою. Стиль "Сокращения" - простой, без всякой вычурности, читается легко. Язык близок к языку классического периода. Но есть и позднейшие особенности, например, apud с винительным падежом при названиях городов, стран, народов вместо in с творительным: apud Aegyptum - "в Египте".
Вероятно, это просто извлечение из разных сочинений, вроде "Знаменитых людей города Рима", не претендующее на красоту стиля. Оно заключает в себе биографии императоров, начиная с Августа и кончая смертью Феодосия в 395 г. Вскоре после этого, вероятно, оно и составлено. Есть в нем и некоторые ценные для историка сообщения.
Три первые сочинения как одно целое сохранились в двух рукописях, из которых одна находится в Оксфорде (Codex Oxoniensis), другая в Брюсселе (Codex Bruxellensis). Но, кроме того, "Знаменитые люди города Рима" имеются как отдельное сочинение еще в нескольких рукописях. "Сокращение Цезарей" дошло до нас только как отдельное сочинение во многих рукописях.
О жизни Евтропия (Eutropius) известно только то, что он был на службе у императора Валента (363-378 гг.) в должности magister memoriae (личного секретаря), а раньше этого, по его собственному свидетельству (X, 16, 1), принимал участие в походе Юлиана (363 г.) против персов. По приказанию Валента он написал историческое сочинение, озаглавленное Breviarium historiae Romanae - "Сокращение римской истории". Это сочинение заключает в себе краткое изложение (на 76 страницах издания Тейбнера) всей римской истории, начиная с рождения Ромула и кончая смертью императора Иовиана 16 февраля 364 г. О правлении императоров Валента и Валентиниана (умершего 17 ноября 375 г.) автор не решается писать, "не потому, что он пропускает события этого времени, но потому, что откладывает до большей тщательности повествования, так как о них надо говорить более высоким слогом" (X, 18).
Изложение Евтропия простое, без риторики, но вместе с тем вполне литературное, даже со стремлением к разнообразию слога. Описываются главным образом внешние события: войны, сражения; в истории республики характеристик мало, в истории империи их больше: по мере приближения ко времени автора они становятся более ясными. Язык Евтропия близок к языку классического периода. Некоторые особенности позднейшего языка, конечно, имеются. Таково, например, употребление предлога apud с винительным падежом при названиях городов, стран, народов вместо in с творительным: apud Piraeum вместо in Piraeo (V, 4) "в Пирее"; apud Epirum - "в Эпире"; bellum вместо proelium ("сражение"); remandare вместо respondere ("отвечать").
Благодаря краткости и легкости языка, сочинение это пользовалось популярностью и у современников, и в Средние века. Это было переведено современником Евтропия, Пеанием, на греческий язык; этот перевод сохранился и до нашего времени и помещался в некоторых старинных изданиях. Другой перевод на греческий язык был сделан позднее, историком Капитоном (VI в.); от него сохранились лишь отрывки. В средние века Павел-Диакон (VIII в.) положил Евтропия в основание своего исторического сочинения Historia Romana - "Римская история", сделав к нему дополнения и продолжив до времени Юстиниана (533 г.), а сочинение Павла в свою очередь послужило основанием для сочинения Ландольфа Сагакса (Landolfus Sagax) (около 1000 г.) Historia miscella - "Смешанная история". В новые времена сочинение Евтропия ценилось в двух отношениях: как руководство для переводов при первоначальном обучении латинскому языку, благодаря легкости слога, и как краткое руководство по римской истории. Вследствие этого оно много раз издавалось (иногда вместе с "Знаменитыми людьми города Рима") для школьного употребления с комментариями и со словарем. Такие издания были и в России [1].
По приказанию Валента было составлено и другое сокращение римской истории. Автором этого сокращения был также один из царедворцев Валента, имя которого передается различно: Rufus Festus, или Sextus Rufus, или Sextus Rufus Festus; о жизни Феста нам неизвестно ничего достоверного; по-видимому, он тоже был секретарем Валента. Он составил сокращение по иному методу, чем Евтропий: это очень краткий географический обзор роста римского владычества, когда была обращена в провинцию Сицилия, Сардиния, Корсика, Африка, Испания, Галлия и т. д. Так автор доходит до войн с востоком и особенно с парфянами. Эти войны описываются в хронологическом порядке с указанием, что сделал каждый полководец, начиная с Помпея. Но, когда автор доходит до Валента, то останавливается и заявляет: "Какими великими устами должно оглашать твои славные подвиги, непобедимый государь? Несмотря на то, что я отягчен годами и не силен красноречием, я приготовлюсь к этому".
Сочинение это ничтожно, несравненно ниже сочинения Евтропия. Наиболее доступное издание его: Festi breviarium rerum gestarum populi Romani. Edidit C. Wagener. Lipsiae, 1886. В нем 23 страницы. Помещено оно также в коллекции Низара (Nisard) вместе со Светонием.
После Тацита в течение двух последующих веков господствующим направлением в римской историографии стало изложение биографий императоров, а отчасти составление компендиумов по римской истории (каковы сочинения Флора, Ампелия, Грания Лициниана, Аврелия Виктора, Евтропия). Только Аммиан Марцеллин в конце IV в. стал продолжать труд Тацита и вернулся к хронологическому способу изложения истории.
Биографические сведения об Аммиане Марцеллине (Ammianus Marcellinus) мы получаем из его сочинения и отчасти из писем его современника и соотечественника, греческого ритора Лпбания. О годе рождения его нет упоминаний; но, судя по его служебной карьере, можно думать, что он родился около 332 г. н. э. и умер в самом конце IV или в начале V в. Таким образом, он жил при императорах Константине, Констанции, Юлиане, Иовиане, Валентиниане, Грациане, Феодосии, Аркадии. Он был родом грек из Антиохии, знатного происхождения. Военную службу он начал при Констанции в 353 г. в звании протектора (в императорской гвардии) под начальством магистра конницы Урсицина, был вместе с ним в Месопотамии, Галлии и Италии, сопровождал Юлиана в его походе в Персию в 363 г. После этого он, по-видимому, оставил военную службу и поселился сперва в Антиохии, потом в Риме, и занялся составлением своей истории. Для этого он имел хорошую подготовку: многие события он сам пережил как очевидец, во время походов он видел много стран, посредством путешествий познакомился еще с некоторыми странами: был в Египте, в Пелопоннесе, во Фракии. Наконец, расширил свое литературное образование: изучил латинский язык и римскую литературу. В Риме он завел знакомство с некоторыми высокопоставленными лицами, хотя высокомерие их его оскорбляло, и он в нескольких местах своего сочинения отзывается о них неблагоприятно [1].
Исторический труд Аммиана носит заглавие Res gestae - "Деяния". Содержание его он сам определяет в конце труда так: "Вот что я, некогда солдат и грек, изложил по мере моих сил, начав с правления цезаря Нервы и доведя рассказ до гибели Валента" (XXI, 16,9). Таким образом, история его заключала в себе описание событий 96-378 гг. и состояла из 31 книги. Но до нас дошли только книги XIV-XXXI, обнимающие историю 353-378 гг. Следовательно, история 96-352 гг. заключалась в не сохранившихся книгах I-XIII. Как видно из этого, изложение событий было очень неравномерно: в первой (не сохранившейся) части на 13 книг приходилось 246 лет, т. е. в среднем почти по 19 лет на одну книгу, во второй - на 18 книг только 25 лет, т. е. в среднем менее чем по полтора года на одну книгу[2].
Объясняется эта неравномерность, всего скорее, довольно обычной у римских историков тенденцией - рассказывать события современные или ближайших лет подробнее, чем события более отдаленные. В данном случае это было тем более естественно, что лишь незадолго (сравнительно) до времени Аммиана (в конце III и в начале IV в.) история императоров от Адриана до Нумериана включительно (правивших в 117- 284 гг.) была изложена, хотя и под другим углом зрения, в форме биографических очерков, "Шестью писателями истории императоров". Кроме того, и большое сочинение Мария Максима, охватывавшее историю императоров от Нервы до Гелиогабала (96-222 гг.), было в общем употреблении и, по словам Аммиана, читалось его современниками с большим вниманием.
История Аммиана начинается с описания жестокости Галла (племянника Константина Великого) и казни его Констанцием (его двоюродным братом). С книги XV выступает на политическую арену Юлиан, любимая историческая личность Аммиана, и остается на первом плане в 11 книгах, т. е. занимает выдающееся место во всем сочинении. Описываются его война с аламаннами, его действия в Галлии и Германии, отпадение его от императора Констанция, смерть последнего, борьба Юлиана с персами и смерть его. Затем идет рассказ о кратковременном правлении императора Иовиана, о заключении им позорного мира с персами. В книге XXVI начинается повествование о правлении императора Валентиниана, который назначил соправителем брата своего Валента, а потом своего сына Грациана.
В историческое повествование свое автор вплетает много экскурсов разного содержания: географических, физико-математических философско-религиозных, социальных. Таковы экскурсы:
1. Географические: о сарацинах (XIV, 4, 1); о восточных провинциях (XIV, 8,1); о Боденском озере (XV, 4, 1); о Галлии (XV, 9,1); о городе Амиде (XVIII, 9, 1); о горном проходе Сукках (XXI, 10, 3); о Фракии и об областях и народах, живущих около Понта (XXII, 8, 1); об Египте (XXII, 15); о Персии (XXIII, 6); о Фракии (XXVII, 4, 1); о гуннах и аланах (XXXI, 2, 1).
2. Физико-математические: о землетрясении (XVII, 7, 9); о солнечном затмении (XX, 3, 1); о радуге (XX, 11, 26); о военных машинах (XXIII, 4); о жемчуге (XXIII, 6, 85); о метеорах (XXV, 2, 5); о кометах (XXV, 10, 2); о добавочном дне в високосном году (XXVI, 1,9).
3. Философско-религиозные: об Адрастее и Немесиде (XIV, 11, 25); о способах узнавать будущее (XXI, 1, 7); о гениях-хранителях (XXI, 14, 5).
4. Социальные: о жизни в Риме (XIV, 6, 3); о моровой язве (XIX, 4, 2); об испорченности нравов знати и простого народа (XXVIII, 4, 6); об адвокатах на Востоке (XXX, 4, 4).
О времени, когда писал Аммиан свое сочинение, можно судить с достаточной точностью на основании некоторых мест в самом сочинении. Так, в XIV, 6, 19 он говорит об "опасении недостатка продовольствия" в Риме, бывшем "не так давно". Нам известно, что такое положение в Риме было в 383 г. Из этого можно заключить, что книга XIV была написана немного позднее 383 г. Из других намеков видно, что книга XXIX написана после 395, но раньше 397 г. Таким образом, все сочинение было окончено в самом конце IV в. Издавалось оно частями, как видно из того, что к книгам XV и XXVI сделаны маленькие введения, так что книги XV- XXV составляли новый (вероятно, второй) отдел сочинения, а книги XXVI-XXXI - последний ее отдел.
Одно письмо ритора Либания (№ 983), относящееся к 390 или 391 г., показывает, что Аммиан в Риме читал публично свое сочинение частями, и что оно заслужило одобрение публики.
Сочинение Аммиана имеет огромное историческое значение: в нем мы имеем правдивое описание событий, сделанное очевидцем и даже участником их. Эпоха, описанная им, интересна: начиналось великое переселение народов. Метод его - анналистический, прерываемый лишь указанными выше эпизодами. Речей мало. В общем, он старается подражать Тациту, историю которого он взялся продолжать, хотя, конечно, он не может идти в сравнение со своим образцом. Но важно уже и то, что он выбрал для подражания именно Тацита, а не пошел по следам ближайших своих предшественников - биографов. Некоторое влияние их впрочем заметно: после описания смерти каждого императора он дает характеристику его, напоминающую характеристики биографов, но сделанную с большим мастерством.
О своем стремлении к правдивому изложению событий он сам говорит в послесловии к сочинению: "Я обещал в труде своем дать истину и нигде, как думаю, сознательно не отступил от этого обещания умолчанием или ложью" (XXXI, 16, 9). "Историк, сознательно умалчивающий о событиях, совершает не меньший обман, чем тот, кто сочиняет никогда не бывшее" (XXIX, 1, 15). И никто из ученых нового времени, кажется не усумнился в искренности его заявлений. Примером объективности Аммиана может служить его критика некоторых свойств характера и распоряжений Юлиана. Хотя Юлиан - его любимая историческая личность, тем не менее он указывает на много свойственных Юлиану недостатков, выделяя в характеристике целый отдел с описанием их.
Хотя Аммиан сам не был христианином, тем не менее в двух местах высказывает порицание Юлиану за его отношение к христианам. "Жестокой мерой и достойной вечного забвения было то, что он запретил учительскую деятельность риторам и грамматикам христианского исповедания, если они не перейдут к почитанию богов" (XXII, 10, 7; XXV, 4, 20).
О своих религиозных убеждениях Аммиан прямо нигде не говорит; но из его отзывов о христианстве и язычестве видно, что он относился довольно индифферентно к религиозным вопросам. Замечательным явлением той переходной в религиозном отношении эпохи было то, что многие не порывали окончательно с язычеством, но и не были врагами христианства, а были эклектиками, усваивая из того и другого учения приходившееся каждому по душе. К числу таких людей, по-видимому, принадлежал и Аммиан. Он не был врагом христианства, как показывает приведенное сейчас его мнение о репрессивных мерах Юлиана, по и не относился совершенно безразлично к религиозным спорам, волновавшим тогда христианскую церковь. Констанция он упрекает за то, что он "примешал к христианской религии бабье суеверие. Погружаясь в толкования вместо простого восприятия ее, он возбудил множество споров, а при дальнейшем росте этих последних поддерживал их словопрениями. Целые толпы епископов разъезжали туда и сюда, пользуясь государственной почтой, на так называемые синоды в заботах наладить весь культ по своим решениям. Государственной почте он причинил этим страшный подрыв" (XXI, 16, 18).
Но и к язычеству Аммиан относится с полным равнодушном. Древние боги как личные существа у него не играют никакой роли. Вместо них выступает неопределенное божественное существо, не имеющее конкретных черт[1]; личными существами у него являются только гении, данные отдельным людям для охраны. Но главной силой, управляющей миром, у него (как и у других людей того времени) является судьба (или счастье - fortuna).
Со своими современниками Аммиан разделял и веру в чудеса, предсказания, предзнаменования, волшебство и т. п. Замечательно то, что философия все это признавала, да еще подыскивала причины для подтверждения таких учений. В этой вере сходились люди противоположных в других отношениях воззрений: язычники, христиане, философы. Аммиан смеется над суеверием Юлиана, но сам приводит ходившие в народе предсказания, предзнаменования, чудеса, как указания на будущие важные события.
По своим политическим воззрениям Аммиан - монархист; о возможности восстановления республики он уже не помышляет; хотя он и грек по происхождению, но по убеждениям римский патриот. К Риму, как древнему, так и современному, он относится с глубоким уважением, почти с благоговением. "Рим - город вечный", повторяет он много раз (XIV, 6, 1; XV, 7,1; XIX, 10,1; XXI, 12, 4; XXII, 9, 3 и др.)· "Произволение божества [divini numinis] возвеличило Рим от самой его колыбели и обещало ему вечность" (XIX, 10, 4). Как римский солдат, он гордится успехами римского оружия; враги Рима - для него разбойничьи шайки; он оправдывает поголовное избиение их.
Императорская власть, по мнению Аммиана, предъявляет к носителю ее очень высокие требования. "О благодетельное образование, - говорит он, - благоволением неба предоставленное счастливцам, как часто ты перевоспитывало и дурные от природы характеры! Сколько добра ты могло бы совершить в те темные дни, если бы, благодаря тебе, В а лент мог знать, что власть есть, по определению философов, не что иное, как забота о благосостоянии другого, что добрый правитель должен ограничивать свое имущество, бороться с порывами страсти и с побуждениями сильного гнева и знать, как говаривал диктатор Цезарь, что воспоминание о жестокости - плохая подпора для годов старости" (XXIX, 2, 18).
Императорская власть, думает Аммиан, может даже исправлять в человеке пороки. Так, указав на пороки Иовиана, на то, что он "в пище допускал излишество, имел склонность к вину и любовным наслаждениям", Аммиан предполагает, что от этих пороков Иовиан, "может быть, и отделался бы из уважения к императорскому сану" (XXV, 10, 15).
Но, несмотря на свое уважение к императорскому сану, Аммиан, как видно уже из этой цитаты, не скрывает и пороков отдельных императоров; впрочем, он относится к ним не с такой резкостью, как Тацит и Светоний. Вот как, например, он характеризует вообще прославляемого им Юлиана: "По натуре он был человек легкомысленный... Говорил он очень много и слишком редко молчал. В своей склонности разыскивать предзнаменования он заходил слишком далеко... Скорее суевер, чем точный исполнитель священных обрядов, он без всякой меры приносил в жертву животных, и можно было опасаться, что не хватит быков, если бы он вернулся из Персии... Рукоплескания толпы доставляли ему большую радость; не в меру одолевало его желание похвал за самые незначительные поступки; страсть к популярности побуждала его иной раз вступать в беседу с недостойными того людьми" (XXV, 4,16-18).
Чтобы оценить Аммиана в его отзывах об императорах, надо сравнить его отзывы с отзывами Веллея или Валерия Максима: в то время, как они превозносят до небес Тиберия, а Валерий даже прямо говорит о его божественности, Аммиан даже в наиболее хвалебных своих отзывах об императорах, например в характеристике Юлиана (XXV, 4, 1-15), не употребляет таких льстивых выражений [2].
Но, уважая императоров, Аммиан терпеть не может льстивых царедворцев, которые имели очень дурное влияние на императоров.
Как патриот, Аммиан скорбит об упадке нравов во всех слоях римского общества, посвящает этому вопросу длинные отступления общего характера в XIV, 6, 7-26 и в XXVIII 4, 6-34 и еще специальный очерк нравов адвокатуры в восточных областях в XXX, 4, 3-22.
Вот несколько выдержек из этих описаний: "Этот великолепный блеск Рима терпит ущерб от преступного легкомыслия немногих, которые, не помышляя о том, где они родились, словно представлена всякая свобода порокам, впадают в заблуждения и разврат..."
"Что касается до низшего класса населения и бедняков, то иные проводят ночи в харчевнях, другие укрываются за завесами театров... режутся в кости... или же с восхода солнца и до вечера, в вёдро и в дождь, доискиваются до мелочей достоинств и недостатков коней и возниц. Удивления достойное зрелище представляет эта несметная толпа, ожидающая в страстном возбуждении исхода состязания бегов на колесницах. При такой обстановке жизни Рима не может там происходить ничего достопримечательного и важного" (XIV, 6, 7-26).
Как видно из этого, Аммнан не ограничивается описанием только войн и вообще внешних событий, как делают некоторые историки; он говорит и о делах внутренних, гражданских, городских, дворцовых; дает подробную характеристику всех классов общества. Все описание он ведет спокойным тоном.
Обязанностью историка он считает излагать лишь важные события, не касаясь мелочей: "Критики, - говорит он, - поднимают крик, как будто им нанесено оскорбление, если опущено, что сказал за столом император, или не упомянуто, за что подвергнуты были взысканию простые солдаты где-нибудь в армии, или если, по их мнению, нельзя было умолчать в обстоятельном описании страны о каких-нибудь ничтожных укреплениях; или если названы имена не всех явившихся на первый выход городского претора, и т. п. Мелочи такого рода не согласуются с принципами исторического изложения, которое обыкновенно держится на уровне важнейших событий и не вдается в мелочи" (XXVI, 1). "Не подобает распространять историческое повествование изложением неважных мелочей",- повторяет он в другом месте (XXVII, 2, 11). Эту же мысль он высказывает еще в XXVIII, 1, 15 и в XXXI, 5, 10.
Одной из особенностей сочинения Аммиана является его глубокое уважение к образованию; ему он приписывает огромное значение даже в деле управления государством. Так, император Валентиниан, рекомендуя войску своего сына Грациана, предназначенного в императоры, указывает на его образование: "В ранней юности, - говорит император, сын мой как человек, прошедший курс образовательных наук, будет чистым суждением взвешивать качество правых и неправых дел. Он будет так поступать, что благомыслящие узнают, что он их понимает; он вознесется до славных подвигов" (XXVII, 6, 9).
Руководствуясь этой точкой зрения, Аммиан ставил в упрек префекту Рима Орфиту, что он был "недостаточно образован для представителя знати" (XIV, 6, 1) и префекту претория Модесту, что он был "ни мало не развит знакомством с древней литературой" (XXX, 4, 2). Вообще пороком знатных людей Аммиан считает то, что "иные боятся науки, как яда, читают с большим вниманием только Ювенала и Мария Максима и в своей глубокой праздности не берут в руки никакой другой книги" (XXVIII, 4, 14) и что "библиотеки навсегда заперты, как гробницы" (XIV, 6, 18).
Это уважение к науке, конечно, и было причиной того, что Аммиан, хотя и провел всю молодость на военной службе, в походах, тем не менее сумел достигнуть высокой степени образования по тогдашнему масштабу, что и отразилось в разных отношениях на его сочинении. Он изучил основательно латинский язык, так что мог писать на нем свободно; он изучил и римскую литературу; в сочинении своем он делает ссылки на разных латинских писателей, и в нем видны следы влияния Плавта, Теренция, Вергилия, Горация, Овидия, Лукана, Цицерона, Цезаря, Саллюстия, Ливия, Тацита, Плиния Старшего, Апулея, Геллия. Он хорошо знаком и с историей, греческой и римской, и при каждом удобном случае приводит примеры из древности для сравнения с современными фактами. Для не дошедших до нас книг своей истории он, несомненно, должен был пользоваться соответствующею литературой более близкого ему времени. Его экскурсы, содержащие чуть ли не целую энциклопедию разных наук, хотя и кажутся нам наивными, для того времени были плодом высокой учености.
Для сохранившихся книг, содержащих историю современных автору событий, источником служили его личные наблюдения, рассказы других лиц, бывших свидетелями этих событий, и архивные документы. "Насколько я мог дознаться истины, - говорит он, - я изложил в последовательности событий как то, что довелось мне видеть, как современнику, так и то, о чем можно было узнать у непосредственных свидетелей путем тщательного опроса" (XV, предисловие). Сведения, почерпнутые из архивных документов, он высоко ценит: "Если бы пришлось излагать в полноте обо всем, то даже справки в государственном архиве не были бы вполне достаточны" (XXVIII, 1, 15). Однако и к архивным документам Аммиан относится критически и не всегда им доверяет: так, он считает лживыми эдикты Констанция, в которых император превозносит себя до небес" (XVI, 12, 70).
Стремление Аммиана к образованию отразилось и на его изложении. В общем изложение его красиво; это не сухой рассказ, а повествование, которое человек, не являющийся непримиримым врагом риторики, читает с интересом и удовольствием. Изложение его носит сильно риторическую окраску с многочисленными метафорами, иногда очень смелыми; общий тон его -патетический, во вкусе азианского красноречия, иногда приближающийся к тону панегирика и потому напыщенный. Вот несколько примеров. Простую мысль о том, что "Констанций с каждым днем становился высокомернее", Аммиан выражает образно, так: insolentiae pondеra gravius librans (XIV, 5, 1) -"грузы высокомерия отвешивая тяжелее". В этом же месте, желая сказать, что Констанций "наказал горестным изгнанием" некоего Геронция, автор говорит: exulari maerore multavit-"наказал изгнанническим горем". Конечно, в наше время, относящееся с пренебрежением к риторике, такой способ выражения кажется безобразным; но в то время, при господстве азианского красноречия и страсти к вычурности слога, может быть, это считалось изяществом. Это тем более извинительно автору, что первоначально он читал устно свою историю перед публикой, а потому она должна была иметь характер речи со всеми цветами тогдашнего красноречия, т. е. быть чем то средним между поэзий и прозой. Как говорит Либаний, его чтения нравились публике. Однако он сам не считает свое изложение достаточно высоким: в самом конце сочинения он говорит так: "Остальные события пусть опишут другие, более сильные, чем я, цветущие молодостью и ученостью. Если же они (буде им угодно) примутся за это, то мой им завет дать своей речи более высокий полет" - procudere linguas ad maiores stilos (буквально: "выковать языки для более высокого стиля").
Что касается языка в лексическом и грамматическом отношении, то его следует признать совершенно неудовлетворительным с точки зрения латыни классического периода. Прежде всего, конечно, на нем отразились свойства латинского языка тогдашнего времени, например: употребление предложения с quod вместо accusativus cum infinitivo, неправильности в consecutio temporum, неправильности в употреблении времен (imperfectum вместо plusquamperfectum), употребление сравнительной степени в смысле положительной и т. п. Затем, на способ выражения Аммиана сильно повлияло его греческое происхождение: латинский язык для него не родной; он пишет на нем, как иностранец. Благодаря учености своей, он усвоил его себе из литературных произведений всех жанров и всех эпох и, не делая разницы между ними, пользуется отдельными словами и сочетаниями слов, не разбирая, к какому жанру и к какой эпохе они относятся. Таким образом, получается смешанный язык, который нельзя отнести ни к какому жанру и ни к какой эпохе. При этом, иногда он применяет заимствованный материал неправильно: например то, что у древнего автора говорится о дне, он говорит о ночи; то, что там сказано о лете, он говорит о зиме. Далее, расположение слов у Аммиана совершенно произвольное; иногда это вызывается желанием сделать фразу более красивой относительно ритма, но иногда и без всякой видимой причины. Наконец, в некоторых случаях заметны грецизмы: он, строя в уме фразу по-гречески, переводит ее буквально на латинский язык, благодаря чему получается оборот, чуждый настоящему латинскому языку.
Все это, вместе взятое, да еще в связи с многочисленными смелыми метафорами, подобными приведенным выше, и вообще, витиеватостью слога, делает чтение и перевод истории Аммиана чрезвычайно трудным. Это особенно досадно потому, что Аммиан пишет живо, по-своему даже художественно, рассказ его интересен, описываемые события замечательны, он является для нас источником первостепенной важности и неувядающего значения [3].
Как отнеслись современники Аммиана к его сочинению, неизвестно; только заметка Либания, приведенная выше, дает право думать, что они отнеслись хорошо. Более никаких известий об этом нет. И в более поздние времена единственное упоминание о нем есть только у грамматика Присциана (V-VI вв.). Историк Кассиодор (V-VI вв.) пользовался им как источником и подражал его стилю.