1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ САТУРЫ КАК ЛИТЕРАТУРНОГО ЖАНРА

"Сатура, - говорит Квинтилиан в своем обзоре римской литературы ("Образование оратора", X, 1, 93-95), - всецело принадлежит нам; первым в ней прославился Луцилий, у которого до сих пор есть такие поклонники, что они предпочитают его не только авторам, писавшим в том же роде, но и всем другим поэтам. Я не согласен ни с ними, ни с Горацием, который говорит, что Луцилий "тек мутным потоком", и что из него "можно кое-что и выкинуть" [1], ибо я нахожу в нем удивительную ученость и непринужденность, от которой происходит колкость и значительная едкость. Гораций гораздо. выработаннее и чище и, если только меня не вводит в заблуждение пристрастие к нему, занимает первое место. Персий, хотя и написал только одну книгу, но заслужил, по справедливости, немалую славу. У нас есть и теперь отличные сатирики, которые и впоследствии будут известны. Другой известный род сатуры, даже более древний, но состоящий не только в соединении различных стихотворений, создан Теренцием Варроном, самым ученым человеком из римлян".
Это свидетельство Квинтилиана, несмотря на ого краткость, чрезвычайно важно как первое по времени историко-литературное определение римского сатирического жанра, данное притом лучшим знатоком литературы, жившим в императорское время. В этом определении мы находим указания: во-первых, на особый литературный жанр; во-вторых, на разделение этого жанра на два различные вида - сатиру, определяемую разнообразием входящих в нее стихотворений, представителями которой являются Луцилий, Гораций и Персий и которая имела и во времена Квинтилиана выдающихся авторов и сатиру, состоявшую не только из стихотворных, но и прозаических частей, как мы можем с полным основанием заключить из слов Квинтилиана, ссылающегося на произведения Марка Теренция Варрона Реатинского; в-третьих, на сатирический (в нашем смысле слова) характер произведений Луцилия. Что касается указания Квинтилиана на сатиру Варрона как на древнейший жанр сатиры, то здесь, очевидно, имеется в виду тот жанр, создателем которого считался Менипп из Гадары, живший в III в. до н. э., а Варрон (родившийся лет на тринадцать раньше смерти Луцилия) упоминается Квинтилианом лишь как "создатель" этого жанра в римской литературе. Таким образом, в данных Квинтилиана хронологической ошибки нет.
Очень важно указание Квинтилиана на Луцилия как на первого римского сатирика, иными словами - на создателя того жанра сатиры, виднейшим представителем которого в римской литературе справедливо считается в наше время Ювенал. Не менее ценно и указание Квинтилиана на колкость и едкость произведений Луцилия, потому что в нем заключается определение не формы, а содержания сатирического жанра.
Но вследствие того, что Квинтилиан писатель поздний, творчество которого относится ко второй половине I в. н. э., для изучения римской сатиры следует обратиться к более ранним данным относительно этого литературного жанра, а также постараться выяснить, что разумели римляне под словом сатира.
Исконной формой этого слова было satura, а не satira; форма же satira возникла, очевидно, в позднее время из написания на греческий лад - satyra, когда в силу известной грекомании слово satura выводили из греческого σάτυρος. Слово "сатура" исконно римское, а наиболее ясное его толкование имеется у Павла Диакона (ученого времен Карла Великого) в его сокращении словаря Феста, пользовавшегося, в свою очередь, антикварным словарем Веррия Флакка, современника императора Августа: "Сатурой называется род кушанья, изготовленного из разных вещей, закон, составленный из многих других законов, и род стихотворения, в котором идет речь о многих вещах" [2]. Марк Теренций Варрон, по свидетельству грамматика IV или V в. н. э. Диомеда (GL, I, р. 485, 34 К), во второй книге утраченных ныне "Плавтовских вопросов" приводит и рецепт кушанья (или фарша), называемого сатура; оно делалось из вяленого винограда, ячменной крупы и сосновых семян, вымоченных в медовом вине. Известны и такие выражения, как satura lanx - блюдо первосборных плодов - и per saturam - вперемешку, в беспорядке. Между прочим, например, закон, изданный при Августе Марком Папием Мутилом и Квинтом Поппеем Секундом (lex Iulia Papia Poppaea) и рассуждавший о многих и различных предметах, назывался именно satura lex. К указанным свидетельствам о сатуре примыкает и одно из толкований Исидора Севильского (VI-VII вв. н. э.), указывающего в своих "Началах", что сатириками называются такие писатели, которые говорят одновременно о многих вещах - de pluribus... simul rebus loquuntur. Очень существенно указание и крупнейшего из сатириков - Ювенала - на то, что смесью, или начинкою (farrago), его книжки служит (I, 85).

Все, что ни делают люди, - желания, страх, наслажденья,
Гадости, гнев и раздор.

Ясно, что для Ювенала сатура (или сатира) и есть всевозможная смесь. Очевидно, и Гораций понимал слова "сатура" как смешение, а не как "сатирическое" произведение, в позднем значении этого понятия. Поэтому и начальные слова его первой "Беседы" второй книги, где он говорит о сатуре, можно бы перевести так:

Многие думают, будто бы в смеси излишне я. резок
Или, что я выхожу из пределов [3].

То, что Гораций везде говорит о чрезмерной резкости в своей "сатуре", указывает на индивидуальный характер его "Sermones" ("Бесед") [4], но вовсе не определяет еще жанра этого произведения. В подобном же смысле следует понимать и стих 17 "сатиры" VI книги II, где под словом saturae надо разуметь просто стихи разного рода, которые Гораций пишет вдали от Рима, уехав в деревню.
Можно с уверенностью сказать, что древнейшие римские "сатирики" не называли своих произведений техническим термином "сатуры" или "сатиры". Для них это были либо poemata - стихотворения, либо sermones - беседы, как и для Горация. Луцилий в книге 30 (ст. 1039 М) называет свои произведения именно этим последним словом, а Цицерон обозначает их просто scripta в той чрезвычайно интересной для истории литературы главе своего диалога "О пределах добра и зла" (I, 3, 7), где он характеризует творчество Луцилия, но в очень немногих словах.
Определив понятие "сатура" как "смесь", что подтверждается приведенными выше, да и многими другими свидетельствами, можно заключить, что в ранние времена римской литературы никакого специально "сатирического" содержания в этой смеси не предполагалось. Лучше всего определить раннюю римскую сатуру (оставляя пока в стороне "Мениппеи" Варрона) как произведения, стоящие вне определенного литературного жанра: это - ни эпос, ни драма, ни элегия, а что угодно - именно смесь, т. е. своего рода поэтическая болтовня на всевозможные темы. Если же искать более определенный термин, то это - "беседы" (sermones), как и определил свои "Сатиры" Гораций вслед за Луцилием. Не подлежит, однако, сомнению, что ко временам Квинтилиана эти стихотворные "беседы" получили настолько определенный характер, что их можно было выделить в особый литературный жанр, какого у законодателей литературы - греков - не было. Это и дало право Квинтилиану сказать, что "сатура всецело принадлежит нам".
Остается, однако, еще одно свидетельство о ранней римской сатуре - свидетельство Тита Ливия, на основании которого обычно говорят о римской драматической сатуре.
Во 2-й главе книги VII "Истории Рима от его основания" Тит Ливий рассказывает, что в консульство Гая Сульпиция Петика и Гая Лициния Столона (в 364 г. до н. э.) римляне, страдавшие от моровой язвы, решили для умилостивления небесного гнева прибегнуть к необычному средству - к устройству сценических представлений. Приглашенные из Этрурии актеры, танцуя под аккомпанемент флейты, исполняли довольно красивые телодвижения, не сопровождая их никакими словами. Римская молодежь начала подражать этим актерам, перекидываясь вместе с тем шутливыми стихами в соответствии со своей жестикуляцией. Исполнители таких представлений стали называться по-этрусски гистрионами. "Они, - продолжает Тит Ливий, - уже не перекидывались друг с другом попеременно, как ранее, нескладными и грубыми стихами-экспромтами, но уже стали исполнять положенную на музыку смесь (saturas) под определенный мотив флейты и с соответствующими движениями". Несколько лет спустя, как говорит далее Тит Ливий, поэт Ливий Андроник впервые заменил эту смесь пьесой с определенным содержанием (ab saturis ausus est primus argumento fabulas serere). В результате дальнейшего развития сценических представлений веселые и свободные сценические шутки стали мало-помалу превращаться в настоящее драматическое искусство (ab risu ас soluto ioco res avocabatur, et ludus in artem paulatim verterat). Молодежь предоставила исполнение пьес профессиональным актерам, а сама, по старинному обычаю, стала перекидываться шутками в стихотворной форме. Эти представления молодежи были названы эксодиями (т. е. заключительными дивертисментами) и присоединялись главным образом к ателланским пьескам.
Как указывал еще в 1892 г. И. А. Лециус[5], слово saturae дважды встречающееся в изложенном тексте Тита Ливия, не имеет значения технического термина, а обозначает произведения разнообразного, неопределенного содержания, иначе говоря, именно - смесь.
Таким образом, рассказ историка времен Августа, который и составлен-то скорее всего на основании какой-то древней теории о происхождении драмы [6], не имеет отношения к определению жанра римской литературной сатуры. А разделение сатуры путем выводов, неосновательно извлекаемых из материала этого рассказа, на "драматическую" и "недраматическую" - плод недоразумения, порожденного неправильным пониманием текста Тита Ливия.


[1] Квинтилиан имеет в виду Горация: Cum flueret lutulentus, erat quod tollere velles. (Сатиры, 1, 4, 11).
[2] Satura et cibi genus dicitur ex variis rebus conditum, et lex multis aliis conferta legibus, et genus carminis, ubi de multis rebus disputatur.
[3] Sunt quibus in satura videar nimis acer et ultra.
Legem tendere opus.
[4] Обычно их называют «Сатиры», но хотя мы и следуем этому обыкновению, точнее было бы сохранять за ними название «Беседы».
[5] В статье «О значении слова satura в истории римской литературы» («Филологическое обозрение», т. II, кн. 1, стр. 1–10).
[6] Ср. М. М. Покровский. История римской литературы, стр. 26.