(65) Аристипп был родом из Кирены; в Афины он приехал привлеченный славой Сократа, как сообщает Эсхин [1]. Перипатетик Фаний [2] из Эреса говорит, что, занимаясь софистикой, он первым из учеников Сократа начал брать плату со слушателей и отсылать деньги учителю. Однажды, послав ему двадцать мин, он получил их обратно, и Сократ сказал, что демоний [3] запрещает ему принимать их: действительно, это было ему не по душе. Ксенофонт Аристиппа не любил: поэтому он и приписал Сократу речь, осуждающую наслаждение и направленную против Аристиппа [4]. Поносил его и Феодор [5] в сочинении "О школах" и Платон в диалоге "О душе", как я уже говорил в другом месте [6].
(66) Он умел применяться ко всякому месту, времени или человеку, играя свою роль в соответствии со всею обстановкой. Поэтому и при дворе Дионисия [7] он имел больше успеха, чем все остальные, всегда отлично осваиваясь с обстоятельствами. Дело в том, что он извлекал наслаждение из того, что было доступно, и не трудился разыскивать наслаждение в том, что было недоступно, ,3а это Диоген называл его царским псом.
Своей изнеженностью он навлек колкость Тимона [8], который говорит так:
Был Аристипп до того изнежен, что мог прикасаньем
Чувствовать ложь [9].
Говорят, что однажды он велел купить куропатку за пятьдесят драхм. Когда кто-то стал осуждать его за это, он опросил: "А если бы она стоила обол, ты купил бы ее?". Собеседник не отрицал. "А для меня, - оказал Аристипп, - пятьдесят драхм не дороже обола".
(67) Однажды Дионисий предложил ему из трех гетер выбрать одну; Аристипп увел с собою всех троих, сказав: "Парису плохо пришлось за то, что он отдал предпочтение одной из трех". Впрочем, говорят, что он довел их только до сеней и отпустил. Так легко ему было и принять и пренебречь. Поэтому и сказал ему Стратон (а по мнению других, Платон): "Тебе одному дано ходить одинаково как в хланиде [10], так и в лохмотьях".
Когда Дионисий плюнул в него, он стерпел; а когда кто-то начал его за это бранить, сказал: "Рыбаки подставляют себя брызгам моря, чтобы поймать мелкую рыбешку; я ли не вынесу брызг слюны, желая поймать большую рыбу?".
(68) Однажды, когда он проходил мимо Диогена, который чистил себе овощи, тот, насмехаясь, сказал: "Если бы ты умел кормиться вот этим, тебе не пришлось бы прислуживать при дворах тираннов". "А если бы ты умел обращаться с людьми, - ответил Аристипп, - тебе не пришлось бы чистить себе овощи".
На вопрос, какую пользу принесла ему философия, он ответил: "Дала способность смело говорить с кем угодно". Однажды, когда его упрекали за роскошную жизнь, он сказал: "Если бь; роскошь была дурна, ее не было бы на пирах у богов" [11]. На вопрос, чем философы превосходят остальных людей, он ответил: "Если все законы уничтожатся, мы будем жить по-прежнему".
(69) На вопрос Дионисия, почему философы ходят к дверям богачей, а не богачи к дверям философов, он ответил: "Потому что одни знают, что им нужно, а другие не знают". Когда Платон упрекал его за роскошную жизнь, он спросил: "А Дионисий, по-твоему, разве не хороший человек?" И когда тот согласился, сказал: "А ведь он живет еще роскошнее, чем я: значит, ничто не мешает жить роскошно и в то же время хорошо". На вопрос, какая разница между людьми образованными и необразованными, он ответил: "Такая же, как между лошадьми объезженными и необъезженными".
Однажды, когда он входил с мальчиками в дом к гетере и один из мальчиков покраснел, он сказал: "Не позорно входить, позорно не найти сил, чтобы выйти".
(70) Когда кто-то. предложил ему задачу и сказал: "Распутай!" - он воскликнул: "Зачем, глупец, ты хочешь распутать узел, который, даже запутанный, доставляет нам немало хло пот?". Он говорил, что лучше быть нищим, чем невеждой: если первый лишен денег, то второй лишен образа человеческого. Однажды кто-то бранил его; он пошел прочь; бранивший направился следом и спросил: "Почему ты уходишь?" Аристипп ответил: "Потому что твое право - ругаться, мое право - не слушать". Кто-то оказал, что всегда видит философов перед дверями богачей. "Но ведь и врачи, - сказал Аристипп, - ходят к дверям больных, и тем не менее всякий предпочел бы не болеть, а лечить".
(71) Однажды он плыл на корабле в Коринф, был застигнут бурей и сильно перепугался. Кто-то сказал: "Нам, простым людям, не страшно, а вы, философы, трусите?". Аристипп ему ответил: :"Мы оба беспокоимся о своих душах, но души-то у нас не одинаковой ценности".
Человеку, который хвастался обширными знаниями, он сказал: "Оттого, что человек очень много ест [12], он не становится здоровее, чем тот, который довольствуется только необходимым: точно так же и ученый - это не тот, кто много читает, а тот, кто читает с пользой". Оратор, который защищал Аристиппа на суде и выиграл процесс, спрашивал его: "Что хорошего сделал тебе Сократ?". "Благодаря ему, - ответил Аристипп, - все, что ты говорил в мою пользу, было правдой".
(72) Своей дочери Арете он давал превосходные наставления, приучая ее презирать всякое излишество. Когда кто-то спросил его, чем станет лучше его сын, получив образование, он сказал: "По крайней мере тем, что не будет сидеть в театре, как камень на камне" [13].
Кто-то привел к нему в обучение сына; Аристипп запросил пятьсот драхм [14]. Отец сказал: "За эти деньги я могу купить раба". "Купи, - сказал Аристипп, - и у тебя будет целых два раба". Он говорил, что берет деньги у друзей не для своей пользы, а для того, чтобы научить их самих, как надо пользоваться деньгами. Когда его упрекали за то, что, защищая свое дело в суде, он нанял оратора, он сказал: "Нанимаю же я повара, когда даю обед".
(73) Однажды Дионисий требовал, чтобы он сказал что-нибудь философское. "Смешно, - сказал Аристипп, - что ты у меня учишься, как надо говорить, и сам меня поучаешь, когда надо говорить". На это Дионисий рассердился и велел Аристиппу занять самое дальнее место за столом; а он: "Ты пожелал оказать почет этому месту".
Когда кто-то хвалился своим умением плавать, Аристипп сказал: "И не стыдно тебе хвастаться тем, что под силу даже дельфину?". На вопрос, чем отличается разумный человек от неразумного, он сказал: "Отправь обоих нагишом к незнакомым людям и ты узнаешь". Кто-то хвастался, что может много пить, не пьянея. "Это может и мул", - сказал Аристипп.
(74) Кто-то осуждал его за то, что он живет с гетерой [15]. "Но разве не все равно, - сказал Аристипп, - занять ли такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил?" - "Все равно", - отвечал тот. "И не все ли равно, плыть ли на корабле, где уже плавали тысячи людей, или где еще никто не плавал?" - "Конечно, все равно". - "Вот так же, - сказал Аристипп, - все равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто не трогал".
Его упрекали за то, что он, последователь Сократа, берет деньги с учеников. "Еще бы! - сказал он. - Правда, когда Сократу присылали хлеб и вино, он брал лишь самую малость, а остальное возвращал; но ведь о его пропитании заботились лучшие граждане Афин, а о моем только раб Евтихид".
Он был в связи с гетерой Лайдой [16], как утверждает Сотион [17] во второй книге "Преемств". (75) Тем, кто осуждал его, он говорил: "Ведь я владею Лайдой, а не она мною; а лучшая доля - не в том, чтобы воздерживаться от наслаждений, а в том, чтобы властвовать над ними, не подчиняясь им".
Человека, который порицал роскошь его стола, он спросил: "А разве ты отказался бы купить все это за три обола?" - "Конечно, нет", - ответил тот. "Значит, просто тебе дороже деньги, чем мне наслаждение".
Сим, казначей Дионисия, - был он фригиец, и человек отвратительный, - показывал Аристиппу пышные комнаты с мозаичными полами; Аристипп кашлянул и сплюнул ему в лицо, а в ответ на его ярость сказал: "Нигде не было более подходящего места".
(76) Когда Харонд (а по другому мнению, Федон) [18] спросил: "Кто это такой пахнет духами?" - он ответил: "Это я, несчастный, а еще несчастнее меня персидский царь. Но подумай, ведь если все другие живые существа не становятся хуже от благовоний, то и человек тоже. А развратники, из-за которых отличные наши притирания пользуются дурною славою, пусть погибнут злою гибелью!".
На вопрос, как умер Сократ, он сказал: "Так, как и я желал бы умереть".
Однажды к нему зашел софист Поликсен [19] и, увидев у него женщин и роскошный стол, стал всячески бранить его. Аристипп, подождав немного, спросил: "А не можешь ли нынче и ты побыть с нами?" - (77) и, когда тот согласился, сказал: "Что же ты ругаешься? как видно, не роскошь тебе претит, а расходы".
Как сообщает Бион [20] в "Диатрибах", однажды в дороге у Аристиппа утомился раб, который нес его деньги. "Выбрось лишнее, - сказал ему Аристипп, - и неси, сколько можешь". В другой раз, когда он плыл на корабле и увидал, что корабль этот - разбойничий, он взял свои деньги, стал их пересчитывать, и потом, словно ненароком, уронил в море, а сам рассыпался в причитаниях. Некоторые говорят, будто он при этом сказал, что лучше золоту погибнуть из-за Аристиппа, чем Аристиппу из-за золота.
На вопрос Дионисия, зачем он пожаловал, он ответил: "Чтобы поделиться тем, что у меня есть, и поживиться тем, чего у меня нет". (78) Другие передают его ответ так: "Когда я нуждался в мудрости, я пришел к Сократу; сейчас я нуждаюсь в деньгах, и вот пришел к тебе". Он осуждал людей за то, что при покупке они проверяют, хорошо ли звенит посуда, и не заботятся проверить, хорошо ли живет человек. Другие приписывают это замечание Диогену.
Однажды Дионисий за чашей вина приказал всем надеть красные одежды и начать пляску. Платон отказался, заявив:
Нет, я не в силах женщиной одеться [21].
Но Аристипп принял платье и, пускаясь в пляс, метко возразил:
Чистая душой
И в Вакховой не развратится пляске [22].
(79) Однажды он заступался перед Дионисием за своего друга и, не добившись успеха, бросился к его ногам. Когда кто-то стал над ним смеяться, он сказал: "Не я виноват, а Дионисий, у которого уши растут на ногах". В бытность свою в Азии он попал в плен к сатрапу Артаферну. Кто-то спросил его: "И ты не унываешь?" - "Глупец! - ответил Аристипп, - меньше, чем когда бы то ни было, склонен я унывать теперь, когда мне предстоит беседовать с Артаферном".
Тех, кто овладел обычным кругом знаний, а философией пренебрегал, он уподоблял женихам Пенелопы, которые сумели подчинить себе Меланто, Полидору и остальных рабынь, но не могли добиться брака с их госпожой [23]. (80) Нечто похожее говорил и Аристон [24] о том, что Одиссей, спустившись в Аид, встретил и увидел там почти всех мертвых, но не лицезрел самой их царицы.
На вопрос, чему надо учить хороших детей, Аристипп сказал: "Тому, что пригодится им, когда они вырастут". Тому, кто обвинял его за то, что от Сократа он ушел к Дионисию, он возразил: "Но к Сократу я приходил для учения, к Дионисию - для развлечения" [25]. Когда преподавание принесло ему много денег, Сократ спросил его: "За что тебе так много?". А он: "За то же, за что тебе так мало".
(81) Гетера сказала ему: "У меня от тебя ребенок". "Тебе это так же неизвестно, - ответил Аристипп, - как если бы ты шла по тростнику и оказала: вот эта колючка меня уколола". Кто-то осуждал его за то, что он отказался от своего сына, словно тот был не им порожден. "И мокрота и вши тоже порождаются нами, - сказал Аристипп, - но мы, зная это, все же отбрасываем их как можно дальше за ненадобностью".
Дионисий дал ему денег, а Платону книгу; в ответ на упреки Аристипп сказал: "Значит, мне нужны деньги, а Платону книга". На вопрос, почему Дионисий недоволен им, он ответил: "Потому же, почему все остальные недовольны Дионисием".
(82) Однажды он просил у Дионисия денег; тот заметил: "Ты ведь говорил, что мудрец не ведает нужды". - "Дай мне денег, - перебил Аристипп , - а потом мы разберем этот вопрос", - и, получив деньги: "Вот видишь, я и вправду не ведаю нужды". Когда Дионисий прочел ему:
Ведь кто под царскую вступает сень,
Тот раб его, хотя пришел свободным, - [26]
он перебил:
Не раб его, зане пришел свободным.
Так говорит Диокл [27] в жизнеописаниях философов; другие рассказывают это о Платоне.
Немного спустя, поссорившись с Эсхином, он предложил: "Не помириться ли нам и не прекратить ли препирательства? или ты ждешь, пока кто-нибудь помирит нас за чашей вина?" - "Я готов", - сказал Эсхин. (83) "Так помни же, что это я первый пошел тебе навстречу, хоть я и старше тебя". - "Клянусь Герой, - воскликнул Эсхин, - ты говоришь разумно и ведешь себя гораздо лучше, чем я: ибо я положил начало вражде, а ты - дружбе".
Т аковы рассказы о нем. Всего было четыре Аристиппа: первый - о котором идет речь; второй - автор сочинения об Аркадии; третий - которому дала образование его мать, приходивщаяся дочерью первому Аристиппу; четвертый - философ новой Академии.
Киренскому философу приписываются три книги "Истории Ливии", посланные им Дионисию, и еще одна, включающая двадцать пять диалогов, отчасти на аттическом, отчасти на дорийском наречии, а именно: (84) "Артабаз"; "К потерпевшим кораблекрушение"; "К изгнанниками"; "К нищему"; "К Лайде"; "К Пору"; "К Лайде о зеркале"; "Гермий"; "Сон"; "К председателю пира"; "Филомел"; "К домочадцам"; "К порицателям", которые осуждали его за любовь к старому вину и гетерам; "К порицателям", которые осуждали его за роскошный стол; "Послание к дочери Арете"; "К упражняющемуся перед олимпийскими состязаниями"; "Вопрос"; "Другой вопрос"; "Слово к Дионисию"; "Слово об изображениях"; "Слово о дочери Дионисия"; "К тому, кто считает себя обесчещенным"; "К тому, кто собирается давать советы" [28]. Некоторые говорят, что он написал также шесть диатриб; некоторые, в том числе Сосикрат Родосский [29], - что он вообще ничего не написал. (85) По мнению же Сотиона (в его второй книге) и Панэтия, сочинения его следующие: "О воспитании", "О добродетели"; "Поощрение", "Артабаз", "Потерпевшие кораблекрушение", "Изгнанники", шесть диатриб, три "Слова", "К Лайде", "К Пору", "К Сократу" и "О судьбе".
Высшим благом он объявлял легкое движение, воспринимаемое ощущением.
Теперь, описав его жизнь, мы перейдем к его ученикам - киренаикам, из которых одни называли себя последователями Гегесия, другие - Анникерида, третьи - Феодора; коснемся также последователей Федона [30], из которых главные - эретрики. Дело обстоит так. (86) Учениками Аристиппа были его дочь Арета, Эфиоп из Птолемаиды [31] и Антипатр из Кирены. У Ареты учился Аристипп, прозванный "учеником матери", а у него - Феодор, прозванный сперва безбожником, а потом богом. Антипатр учил Эпитимида из Кирены, тот - Паребата, а тот - Гегесия, прозванного "Убеждающим умереть", и Анникерида.
Одни из них, сохранившие верность учению Аристиппа и прозванные киренаиками, держались следующих положений. Они принимали два состояния души - боль и наслаждение: легкое движение является наслаждением, резкое - болью. (87) Между наслаждением и наслаждением нет никакой разницы, ни одно не сладостнее другого. Наслаждение для всех живых существ привлекательно, боль - отвратительна. Однако здесь имеется в виду и считается высшим благом лишь телесное наслаждение (так говорит Панэтий в сочинении "О школах"), а не то, которое восхваляет и считает 'высшим благом Эпикур и которое является спокойствием и своеобразной безмятежностью, наступающей по устранении боли.
Кроме того, они различают высшее благо и счастье: именно, высшее благо есть частное наслаждение, а счастье - совокупность частных наслаждений, включающая также наслаждения прошлые и будущие. (88) К частным наслаждениям следует стремиться ради них самих, а к счастью - не ради него самого, но ради частных наслаждений. Доказательство того, что наслаждение является высшим благом, - в том, что мы с детства бессознательно влечемся к нему, и, достигнув его, более ничего не ищем, а также в том, что мы больше всего избегаем боли, которая противоположна наслаждению. Наслаждение является добром, даже если оно порождается безобразнейшими вещами, как заявляет Гиппобот [32] в сочинении "О школах"; именно, даже если поступок будет недостойным, все же наслаждение остается добром, и к нему следует стремиться ради него самого.
(89) Освобождение от боли, о котором говорится у Эпикура, они не считают наслаждением, равно как и отсутствие наслаждения - болью. Дело в том, что и боль и наслаждение являются движением, между тем как отсутствие боли или наслаждения не есть движение: отсутствие боли даже напоминает состояние спящего. Они признают, что иные не стремятся к наслаждению, но лишь - из-за своей извращенности. Однако не всякое душевное наслаждение или боль порождается телесным наслаждением или болью: например, можно радоваться единственно благоденствию отечества, как своему собственному. Тем не менее, память о благе или ожидание блага не ведут к наслаждению, как это кажется Эпикуру: (90) дело в том, что движение души угасает с течением времени. Далее, они говорят, что наслаждения порождаются не просто зрением или слухом: например, мы с удовольствием слушаем подражание погребальному плачу [33], подлинный же плач нам неприятен. Промежуточные состояния они называли отсутствием наслаждения и отсутствием боли.
Однако телесные наслаждения много выше душевных, и телесная боль много тяжелее: потому-то она и служит преимущественным наказанием для преступников. Таким образом, считая, что боль неприятна, а наслаждение приятно, они главным образом заботились о последнем. Поэтому же, - ибо, хотя к наслаждению следует стремиться ради него самого, но некоторые наслаждения часто порождают противоположные им беспокойства, - они считают слишком утомительным добиваться соединения всех наслаждений, составляющих счастье.
(91) Они полагают, что мудрец наслаждается, а невежда страдает не постоянно, но лишь по большей части, и что достаточно бывает наслаждаться отдельными случайными удовольствиями. Мудрость, по их /мнению, есть благо, ценное не само по себе, а лишь благодаря своим плодам. Друзей мы любим ради выгоды, так же, как заботимся о частях своего тела лишь до тех пор. пока 'владеем ими. Некоторые добродетели присущи даже неразумным. Телесные упражнения помогают овладеть добродетелью. Мудрец чужд зависти, любви и суеверия, ибо эти чувства порождаются пустым воображением, но ему знакомы горе и страх, которые порождаются самой действительностью. (92) Богатство также дает возможность наслаждения, самостоятельной же ценности не имеет.
Страсти познаваемы, но причины их познанию недоступны. Они отвергают исследование явлений природы, ибо они явно непознаваемы, и признают исследование явлений сознания, ибо оно приносит пользу. Мелеагр [34] во второй книге "О мнениях" и Клитомах [35] в первой книге "О школах" утверждают, что киренаики не видят пользы ни в физике, ни в диалектике: по их мнению, достаточно постичь смысл добра и зла, чтобы и говорить хорошо, и не ведать суеверий, и быть свободным от страха смерти.
(93) Нет ничего справедливого, прекрасного или безобразного от природы: все это определяется законом и обычаем. Однако знающий человек воздерживается от дурных поступков, избегая наказания и дурной славы, ибо он мудр. Они признают успехи философии и других наук. Они учат, что один человек страдает больше, чем другой, и что. чувства иногда обманывают.