КВЕРОЛ, ИЛИ ГОРШОК

Сцена 2
Кверол, домашний Лар
Лар. Что же, Кверол? Так как ты не доказал, что ты несчастен, докажу теперь я, что счастлив ты. Скажи, пожалуйста, Кверол, ты здоров?
Кверол. Я думаю, да.
Лар. А во сколько ты это ценишь?
Кверол. Как, ты и это ставишь в счет?
Лар. Ах, Кверол, ты здоров, и не считаешь это счастьем? Не пришлось бы тебе слишком поздно понять, каким ты был счастливчиком.
Кверол. Я уж сказал: сам по себе я хорошо живу, а по сравнению с другими - плохо.
Лар. Но сам-то по себе - хорошо?
Кверол. Да, говорю я.
Лар. Чего ж тебе больше?
Кверол. А почему же хуже других?
Лар. Это уже называется: зависть.
Кверол. Зависть, но справедливая: мне живется хуже, нежели тем, кто хуже меня.
Лар. Ну, а если я докажу, что ты счастливей тех, о ком ты говоришь?
Кверол. Тогда не будь я Кверолом-брюзгой, если кто при мне посмеет брюзжать.
Лар. Для краткости и ясности отбросим рассуждения. Ты назови судьбу, какая тебе нравится, и я тебе тотчас подарю тот удел, который сам ты выберешь. Но запомни: из того, что ты возьмешь, ни на что уж нельзя будет жаловаться и ни от чего нельзя отказываться.
Кверол. Такой выбор мне нравится. Дай же мне хотя бы отведать богатств и почестей воинских.
Лар. Это мне по силам; но подумай-ка, по силам ли тебе?
Кверол. А что?
Лар. Ты умеешь вести войну, рубиться мечом, прорываться сквозь строй врагов?
Кверол. Нет, этого сроду не умел.
Лар. Уступи же тем, кто умеет, и добычу, и почести.
Кверол. Ну, тогда удели мне что-нибудь хоть по жалкой гражданской службе.
Лар. Ты, как вижу, очень хочешь во все вникать и за все платить?
Кверол. Ай, ай, ай, позабыл об этом! Нет, ни того, ни другого не хочу. Если можно, Лар мой домашний, пусть я буду человеком частным, но могущественным.
Лар. А какого хочешь ты могущества?
Кверол. Обирать тех, кто мне не должен, избивать тех, кто мне не подчинен, а соседей и обирать и избивать.
Лар. Ха, ха, ха, так это будет не могущество, а разбой. Право уж, и не знаю, как это сделать для тебя. Впрочем, придумал: получай, что просишь. Ступай, на Лигере [1] поселись.
Кверол. Ну, и что же?
Лар. Люди там живут по естественному праву. Там нет начальства, там суд выносит приговоры с дубового пня и записывает на костях, там мужики произносят речи и судят без чиновников, там все дозволено. Если будешь ты богатым, назовут тебя "пахус" [2], как говорят у нас в Греции. О леса, о глушь, ,и кто ibae "азвал привольными? Я о многом еще не сказал, но пока и этого достаточно.
Кверол. Не такой уж я богатый, и не желаю судить с дубового пня. Не хочу лесных законов!
Лар. Так попроси чего-нибудь полегче, если суд тебе не мил.
Кверол. Дай мне место того адвоката, которого ты так облагодетельствовал.
Лар. Вот уж это проще простого. Это можно, даже ежели нельзя. Хочешь, это место будет твоим?
Кверол. Да, и больше мне ничего не надобно.
Лар. Об остальном умолчу; но ты надень одежду, для зимы короткую, для лета толстую; обуй шерстяные чулки, где нога как в темнице, что вечно сваливаются, разлезаются под дождем, набиваются пылью, становятся липкими от грязи и пота; обуй башмаки, низкие и некрепкие, которых от земли не оторвать, а цветом от грязи не отличить. Летом кутайся до пят, зимой ходи с голыми ногами, по холоду - в сандалиях, по жаре в сапогах с голенищами. Работа неведомо какая, на свиданья бегай до света, судье устраивай пиры то утром, то вечером, потчуй то горячим, то холодным, будь то веселым, то серьезным. Продавай голос, продавай язык, сдавай в наймы гнев и ненависть. И при всем при этом - бедность: будешь приносить домой мало денег и много неприятностей. Я сказал бы и больше, да стряпчим лучше льстить, чем их бранить.
Кверол. Нет, и этого не хочу. Дай мне богатств, какие себе наживают писцы над бумагами.
Лар. Тогда возьми на себя бессонные труды тех, кому ты завидуешь. В молодости гонись за деньгами, в старости - за клочком земли; новичок на пашне, ветеран на форуме, искусный счетовод и неумелый хозяин, знаток чужих дел и сам чужой для соседей, терпи всеобщую ненависть всю свою жизнь, чтобы заработать на пышные похороны; а там бог пошлет тебе наследников, вот и старайся ради них! Часто, Кверол, добыча волка достается жадным лисицам.
Кверол. Ладно, не хочу быть писцом. Тогда, по крайней мере, дай мне мошну вот этого купца, приехавшего из-за моря.
Лар. Тогда взойди же на корабль, доверь себя и близких ветру и волне.
Кверол. Такого я желанья не высказывал. Ну что ж, хотя бы дай мне ларчик Тита.
Лар. А с ним возьми и подагру Тита.
Кверол. Ни за что!
Лар. Так не видать тебе и ларчика.
Кверол. Ну, не надо. Дай мне арфисток и хорошеньких наложниц, как у этого скупого приезжего ростовщика!
Лар. Все, чего душе угодно! Получай, каких сам выберешь, и впридачу целый хор! Бери Пафию, Киферу, Брисеиду, но сначала обзаведись и грыжею этого Нестора [3].
Кверол. Ха, ха, ха, зачем она мне?
Лар. Есть же она у человека, чьей судьбе ты завидуешь. Эх, Кверол, разве ты не слышал: "Никто задаром не хорош". Или возьми и то, и другое, или и то, и другое оставь.
Кверол. Наконец, я понял, что мне нужно! Надели меня хоть наглостью!
Лар. Превосходно, клянусь! Ты просишь именно того, чего не следует. Но уж если хочешь, чтобы целый форум слушался тебя, - будь наглецом, но зато лишись рассудка.
Кверол. Почему?
Лар. Потому что умные не бывают наглыми.
Кверол. Убирайся, Лар мой домашний, со своими спорами!
Лар. Сам ты, Кверол, убирайся со своим брюзжанием!
Кверол. Неужели не изменится горькая судьба моя?
Лар. Никогда, пока ты жив!
Кверол. Значит, нет на свете Счастливцев?
Лар. Есть, но не те, о ком ты думаешь.
Кверол. Как? Вот я покажу тебе человека здорового и богатого, - и ты не скажешь, что он счастлив?
Лар. Что такое богатство, ты знаешь. Ну, а что такое здоровье?
Кверол. Это если тело крепкое.
Лар. Ну, а если душа больна?
Кверол. Вот уж этого не знаю.
Лар. Ах, Кверол, Кверол, только тело слабым вам и кажется; а насколько его слабей душа! Надежда, страх, желанье, алчность, отчаяние не дают ей быть счастливой. Что, если на лице у человека одно, а на душе другое? Что, если он на людях весел, а у себя в дому грустит? Не говорю о более важном: но что, если он не любит жену? что, если слишком любит жену?
Кверол. Если нет на свете счастливых, значит, нет и праведных?
Лар. И на это я отвечу. Я согласен, есть на свете люди, почти праведные, но они-то как раз и есть самые несчастные. Что еще узнать ты хочешь?
Кверол. Клянусь, больше ничего. Оставь уж мне мою судьбу, коли лучше ничего не найти.

Сцена 4
Кверол, Сарданапал, Сикофант
Сарданапал. Тише: вот он. (Громко, притворяясь.) О, послушать бы мне человека, с которым я только что встретился! Знал я магов, знал математиков, а такого - никогда. Вот что значит предсказатель! не то, что всякие шутники.
Кверол (в стороне, про себя). О каком это предсказателе говорят они?
Сарданапал. Небывалое дело видел своими глазами я. Только лишь он тебя приметит, сразу назовет по имени, а потом перечислит и родителей, и домочадцев, и рабов, словно сам с ними знаком. И расскажет все, что ты делал на своем веку, и все, что будешь делать впредь.
Кверол. Поистине чудный незнакомец. Это стоит внимания.
Сарданапал (Сикофанту). Слушай: давай-ка подойдем к нему под каким-нибудь предлогом. Ах я глупый, ах неразумный, что сразу с ним не поговорил!
Сикофант. Клянусь, и я не прочь, да знаешь, у меня нет времени.
Кверол. Отчего бы не разузнать всего? (Подходя.) Привет, приятели!
Сикофант. Привет и тебе, приветствующий.
Кверол. Что у вас? Какая-то тайна?
Сарданапал. Для людей тайна, для мудрых не тайна.
Кверол. Слышал что-то я о маге.
Сарданапал. Точно: речь шла о человеке, который все предсказывает. Да не знаю, кто он такой.
Кверол. А такие бывают?
Сарданапал. Еще бы! Так вот. Сикофант, как я сказал, ради тебя же и твоих же прошу тебя: пойдем к нему со мной!
Сикофант. Только что я тебе ответил, что и сам бы рад пойти, кабы время было.
Сарданапал. Погоди немножко!
Кверол. Приятель, я прошу, не торопись. Мне ведь тоже интересно, что это за человек, о котором вы говорили.
Сикофант. Вот еще, словно уж и дела у меня другого нет! Дома давно меня ждут друзья и родственники.
Сарданапал. Вот уж человек упрямый и неподатливый! Погоди, говорю, не ждут тебя ни друзья, ни родственники.
Кверол (Сарданапалу). Друг, прошу: если вы не против, то и я с вами пойду к нему, посоветуюсь.
Сарданапал. Только как бы он не зазнался, увидев стольких просителей.
Сикофант (Сарданапалу). Дело, дело! Искал ты спутника, вот тебе спутник, так отстань же от меня.
Кверол (Сарданапалу). Приятель, слушай: если ему охота, пусть уходит, а мы с тобой вдвоем пойдем.
Сарданапал. Нет, без него мы не обойдемся: он ведь видел и знает человека этого.
Кверол (Сикофанту). Окажи нам, друг, услугу в нашем положении!
Сикофант (показывая на Сарданапала). Клянусь Геркулесом, он сам его знает лучше меня и ближе меня!
Кверол. Так хотя бы расскажите, кто он и откуда он?
Сикофант. Слышал, что звать его Мандрогеронтом; больше не знаю ничего.
Кверол. Замечательное имя! Сразу чувствуется маг.
Сикофант. Он сперва расскажет о прошлом; если не к чему будет придраться, то откроет и будущее.
Кверол. Вот поистине великий человек! И ты не хочешь с ним поговорить?
Сикофант. И хотел бы, да времени нет.
Кверол. Уж окажи друзьям услугу, а за это требуй от нас, чего хочешь.
Сикофант. Ладно, идет: пусть будет так, коли вы хотите. Но послушайте, что я скажу: люди такого сорта - обманщики.
Кверол. Вот и я хотел сказать о том же. Он ведь ходит без жезла и без толпы приспешников!
Сикофант (показывая на Сарданапала). Ха, ха, ха! клянусь Геркулесом, вот у кого спросить бы совета этому любопытному!
Сарданапал. Пусть он брешет, сколько угодно: мне до речей его дела нет.
Сикофант. Если хотите, давайте, я первый расспрошу его на все лады и все повыведаю. Если он мне на все ответит, будьте уверены: это прорицатель или маг.
Сарданапал. Славно придумано. Но вот и сам он идет: как я хотел, так и сделалось. Что за величие в походке, что за важность на лице!

Сцена 5:
Кверол, Мандрогеронт, Сикофант, Сарданапал

Кверол. Привет, Мандрогеронт!
Мандрогеронт. И вам привет.
Кверол. Будь здоров, о жрец величайший, заслуживший хвалу и почет!
Сикофант. Знаешь, Мандрогеронт, о чем хотели мы спросить тебя?
Мандрогеронт. О чем? Может быть, и знаю.
Сикофант. Мы хотим кой-каких спросить советов и познакомиться с твоей великой мудростью.
Мандрогеронт. Я не ждал; но если хотите, спрашивайте - дам ответ.
Сикофант. Просим, чтобы благосклонно оказал ты помощь нам: есть у нас немало сомнений.
Мандрогеронт. Говорите, что вам нужно.
Сикофант. Прежде всего, скажи, (пожалуйста: какие священнодействия надежней всего и легче всего?
Мандрогеронт. Силы бывают двоякого рода: властвующие и содействующие. Они-то и царят надо всем. У высших сил могущества больше, но милость низших часто полезнее. Впрочем, о высших силах бесполезно мне говорить, а вам внимать. Поэтому, чтобы избегнуть трат и зависти, полагайтесь на низшие.
Сикофант. Как же должны мы угождать им?
Мандрогеронт. Сейчас скажу. Первейших суть три: планеты могучие, гуси злые и псоглавцы свирепые. Образы их в капищах и храмах чти молитвой и жертвою: и ничто не сможет тебе противиться.
Сикофант. Не о тех ли ты говоришь планетах, которые мере подчиняют все?
Мандрогеронт. Да, о них: увидеть их трудно, умолить еще трудней; они атомы вращают, исчисляют звезды, мерят моря и только не могут изменить своей судьбы.
Сикофант. Слыхал и я, что всем они правят, словно кормчие.
Мандрогеронт: Ха, ха, ха! если это, по-твоему, кормчие, то корабль их на скалы не налетит! Где они знают о недороде, там они соберут людей и укажут, как спастись от смерти, опустошая чужие края. Грозные бури по их веленью уносят урожаи с полей, и какие-нибудь негодяи забирают плод чужих трудов.
Сарданапал (Сикофанту). Разве ты не знал, как бури уносят урожаи?
Мандрогеронт. Вид и обличье всего на свете могут они менять, как захочется. Сколько перемен, сколько превращений! Из одного делают другое: на глазах вино становится хлебом, а хлеб вином. Желтое ячменное поле сотворят из чего угодно без труда. А бросать людские души то в царство живых, то в царство теней, - это им проще простого.
Сарданапал (Сикофанту). Видишь теперь, как полезно снискать их милость!
Мандрогеронт. Ха, ха, ха! Немногим это дано. Их святыни слишком надменны и стоят слишком дорого. Если хотите меня послушаться, приносите жертвы только в небольших святилищах.
Сикофант. И где же лучше всего искать такие оракулы?
Мандрогеронт. Где угодно: здесь и там, справа и слева, на суше и на море.
Сикофант. Но какой несчастный в силах остановить блуждающие звезды или к ним приблизиться?
Мандрогеронт. Подойти к мим трудно, уйти невозможно.
Сикофант. Почему?
Мандрогеронт. Твари охраняют вход многовидные, таинственные, нам одним известные: гарпии, псоглавцы, фурии, упыри, нетопыри. Гидры сдерживают тех, кто поодаль; лозы хлещут тех, кто вблизи: и вдали стоять невозможно, и опасно приблизиться. Гонят толпы и манят толпы. Чего тебе больше? Если боги к тебе благосклонны, то чуждайся этих сил!
Сикофант. Да, почтенный священнослужитель, эти таинства мне не по сердцу. Но расскажи и поведай о втором, о гусином роде: может быть, он добрее к нам?
Мандрогеронт. Это те, кто молится за смертных у алтарей и жертвенников. Головы у них и шеи лебединые. Кормятся остатками трапез. Изо всех вещунов они самые обманчивые. Только и всего, что толкуют людские желания, да и то скверно; и возносят молитвы, но ответы получают лишь бессвязные.
Сарданапал. Лебеди, говоришь ты? В здешних храмах гусей я видел много, лебедей - ни одного. Головы у них на длинных шеях, крылья у них вместо рук. Сперва они шипят меж собою, тройные высунув языки, а когда один из них закричит, то остальные крыльями бьют со страшным гоготом.
Мандрогеронт. Их нелегко насытить. Хлеба они не знают и не хотят; любят ячмень, тертый и влажный, а иные и колосья жрут. Некоторым крупа по вкусу и мясо гниловатое.
Сикофант. Вот еще пустые траты!
Мандрогеронт. Это о них сказал когда-то великий Туллий: "Гуси едят за счет государства, псы кормятся в Капитолии!"[4]
Сикофант. О, порода многоликая и многообразная! Не иначе, как был им отцом Протей, а Цирцея - матерью.
Сарданапал. Нет, и эти мне не нравятся. Расскажи теперь о псоглавцах, если они лучше, по-твоему.
Мандрогеронт. Это те, кто в капищах и храмах стережет пороги и пологи. Голова и шея у них собачьи, брюхо большое, руки крючковатые. Это стражи и прислужники. Некогда Гекуба, в псицу превращенная, родила их от Анубиса, бога нашего лающето, - по десятку на каждый храм и каждое святилище. Все они двухтелые: ниже груди это люди, выше груди - животные. И когда незнакомый проситель к ним вступает в храм, все они его оглушают громким лаем со всех сторон. Чтобы приблизиться, дай вот столько; чтобы молиться, больше дай. Из Святыни они делают для людей тайну, Для себя выгоду: то, что всем дано и всем доступно, они за деньги продают. Хоть немногим, хоть чем можешь, а задобрить надо их. Вспомните, как слабы людские силы, и строго не судите нас. Верьте: все-таки легче дойти до бога, чем до иного судьи.
Сикофант. Хватит! и этих не желаю. Изо всех, о ком ты рассказывал, это, по-моему, самые мерзкие.
Мандрогеронт. Ваше счастье, что вам не приходится дела иметь с псоглавцами. Я же видел самого Цербера там, откуда и Энея вывела лишь золотая ветвь.
Сикофант. А как насчет обезьян?[5]
Мандрогеронт. Это те, что пишут о будущем - ведут протокол, по-вашему, - и на легких на листочках запечатлевают судьбы людей. Эти животные хоть и не опасны, но докучны и неприятны. Если бросишь им денег, - какие они будут корчить рожи, какие кидать тебе цветы! А прибавишь орехов и рябиновых ягод, - и считай все их стадо своим.
Сикофант. Извини, ты забыл еще гарпий - вечных грабителей и похитителей.
Мандрогеронт. Это те, что следят за людскими обетами и почитанием богов. Они требуют не только обычных приношений богам, но и особенных даров, и поминания родителей. Если что не сделано к должному сроку, - терзают, пока не сделаешь. Туда и сюда, по всему миру носятся они над самой землей. Навострив на добычу кривые и страшные когти, они всегда прилетают на пиры. Что схватят, унесут, что оставят, испачкают. Лучше кормить этих чудищ, чем с ними встречаться, а лучше вовсе их не знать.
Сарданапал. Ты не сказал о ночных бродягах - быстрых, козлоногих, козлобородых.
Мандрогеронт. Нет числа таким чудовищам; но они трусливы, и не стоят внимания. Одного лишь бога Пана чтят они и слушаются.
Сикофант. Всех вещунов ты нам опорочил; но что же сам ты предречешь?
Мандрогеронт. Ваши вопросы бесхитростны; так узнайте же - родиться счастливым, вот самое лучшее.
Кверол. Это мы знаем; но как нам лучше задобрить и почтить судьбу?
Мандрогеронт. Я скажу: почитайте Гениев [6], ибо в их руках - решенья судьбы. Их ублажайте, им молитесь; если же в доме скрыто какое злосчастье, свяжите его и вынесите.
Кверол. Клянусь, говоришь ты славно! Но чтобы мы тебя лучше послушались, докажи мам на опыте силу твою и мудрость твою. Ты рассказал нам о том, что знаешь; теперь, если можешь, расскажи о том, чего не знаешь ты.
Мандрогеронт. Это так просто не делается. Все же, послушайте немногое, и по нему судите об остальном. Кто вы такие, и как вы живете, мне ведь неоткуда знать?
Сарданапал. Ну, конечно!
Мандрогеронт. Ты, Сарданапал, - бедняк.
Сарданапал. Точно так, но не хотел бы, чтобы об этом знали многие.
Мандрогеронт. Низкого происхожденья.
Сарданапал. Так.
Мандрогеронт. Потому тебе и дали царское имя [7].
Сарданапал. Так говорят.
Мандрогеронт. Ты обжора, ты задира, ты человек зловреднейший,
Сарданапал. Эй, Мандрогеронт, разве я о том просил тебя, чтобы ты мои пороки расписывал?
Мандрогеронт. Лгать я не могу. Ты хочешь, чтоб я дальше говорил?
Сарданапал. Право, лучше бы ты не говорил и этого! Если хочешь продолжать, то продолжай с приятелями.
Сикофант. Умоляю, Мандрогеронт, расскажи мне, что со мной будет, но не все, а лишь хорошее.
Мандрогеронт. Я могу начинать лишь с начала. Ты, Сикофант, происхожденья знатного и славного.
Сикофант. Так.
Мандрогеронт. Мошенник с самого детства.
Сикофант. Признаюсь, и до сих пор.
Мандрогеронт. Тебя гнетет бедность.
Сикофант. Именно.
Мандрогеронт. Часто грозит тебе опасность от огня, от меча, от реки.
Сикофант. Клянусь, обо всем говорит он верно: словно сам он жил со мной.
Мандрогеронт. Твой удел - не иметь ничего своего.
Сикофант. Понятно.
Мандрогеронт. Зато чужого - в изобилии.
Сикофант. Этого с меня довольно. А теперь прошу тебя, дай ответ и вот этому милейшему человеку.
Мандрогеронт. Да будет так. Эй, приятель, тебя Кверолом зовут?
Кверол. Именно так, да хранят тебя боги.
Мандрогеронт. Который час теперь?
Сикофант. Седьмой [8].
Кверол. Безошибочно: можно подумать, это часы, а не человек. Что же дальше?
Мандрогеронт. Марс в треугольнике, Сатурн против Венеры, Юпитер в квадрате, Марс с. ним в ссоре, Солнце в кругу, Луна в пути. Вот, Кверол, все твои планеты. Ах, злосчастье тебя гнетет.
Кверол. Не отрицаю.
Мандрогеронт. Отец не оставил наследства, а друзья не дают взаймы.
Кверол. Истинно так.
Мандрогеронт. Хочешь все услышать? У тебя дурной сосед и еще того хуже раб.
Кверол. Согласен.
Мандрогеронт. Хочешь, имена рабов назову тебе?
Кверол. Я слушаю.
Мандрогеронт. Пантомал - один твой раб.
Кверол. Так.
Мандрогеронт. А другому имя - Зета [9].
Кверол. Так оно и есть.
Сикофант. О божественный прорицатель!
Мандрогеронт. Хочешь еще? Ведь я не знаю твоего дома?
Кверол. Конечно, нет.
Мандрогеронт. По правую руку от входа там портик, с другой стороны - святилище.
Кверол. Все совершенно верно.
Мандрогеронт. В святилище - три изображения.
Кверол. Так.
Мандрогеронт. Одно - Тутелы [10], два - Гениев.
Кверол. Довольно, довольно! Ты доказал и мощь свою, и знания. Теперь укажи исцеленье от бед.
Мандрогеронт. Разве давать советы - дело легкое и быстрое? Твое святилище, конечно, стоит поодаль от всего? Кверол. Да.
Мандрогеронт. И конечно, в нем ничего не спрятано?
Кверол. Только изображения.
Мандрогеронт. Там надо некий совершить обряд. Но при нем нельзя присутствовать ни тебе, ни твоим домочадцам.
Кверол. Как угодно.
Мандрогеронт. Чужие люди должны совершить обряд.
Кверол. Пусть будет так.
Мандрогеронт. Но кого же мы сможем найти так быстро? Лучше всего и удобней всего, если вот эти двое согласятся тебе помочь.
'Кверол (Сикофанту и Сарданапалу). Друзья, прошу вас, сделайте дело доброе и благочестивое. И я тоже буду к вашим услугам, если окажется надобность.
Сикофант. Нет, об этом мы и не думали; но если так нужно, пусть будет так.
Сарданапал. Если просят помощи, бесчеловечно отказывать.
Мандрогеронт. Славно сказано! оба вы молодцы.
Кверол. Вот несчастье! словно нарочно, никого нет под рукой. (К дому.) Эй, Пантомал, лети немедленно к Арбитру, соседу нашему, и где бы ты его ни нашел, скорей тащи его сюда! Впрочем, я тебя знаю... Так ступай и шляйся сегодня по кабакам!
Мандрогеронт. Ты знаешь, Кверол, что решенья судьбы зависят от удачной минуты?
Кверол. Так что же?
Мандрогеронт. Светила сошлись, время самое подходящее. Если мы тотчас не приступим к делу, то незачем было приходить сюда.
Кверол. Войдем же в дом.
Мандрогеронт. Ступай вперед, мы за тобой. Ах, ö чем я позабыл: есть у тебя пустой сундук? Кверол. И не один.
Мандрогеронт. Достаточно и одного: в нем мы вынесем из дому очищение.
Кверол. Тогда я дам вам и замок, чтоб запереть злосчастие.
Мандрогеронт. Все в порядке! Этому дому - всякого счастья, удачи и благополучия! Вот и мы!

Сцена 6
Пантомал
Нет на свете хороших хозяев - это известно всякому. Но я достаточно убедился, что самый скверный - это мой. Человек-то он безвредный, только рохля и ворчун. Если, положим, что-то в доме пропало, он так и сыплет проклятиями, словно это неведомо какое преступление. Если вдруг обман заметит, без перерыву кричит и ругается, да как! Если кто-нибудь толкнет в огонь стул или стол или кровать, как это бывает при нашей спешке, он и на это плачется. Бели крыша протекает, если двери сбиты с петель, он скликает весь дом, обо всем допрашивает, - разве ж такого можно стерпеть? Все расходы, все расчеты записывает собственной рукой, и если в чем не отчитаешься, то деньги требует назад.
А уж в дороге до чего он несговорчив и невыносим! Выехать надо до рассвета; мы себе пьянствуем, потом спим; а он уж и на это сердит! А потом, за пьянством и сном, пойдут другие поводы: в толпе толкотня, мулов не сыскать, погонщиков след простыл, упряжка не слажена, сбруя наизнанку, возница на ногах не стоит, - а он, словно сроду никогда не ездил, все это ставит нам в вину. Когда так бывает у другого, то немножко терпения - и все постепенно наладится. А у Кверола наоборот: за одной бедой он ищет другую, придиркой за придирку цепляется; не хочет ехать с пустой коляской или с больною лошадью, и все кричит: "Почему ты мне раньше об этом не сказал!" - словно сам не мог заметить. Вот уж самодур! А если заметит какую оплошность, то скрывает и молчит, и только тогда затевает ссору, когда и сослаться не на что, когда уж не отговоришься: "Так я и хотел сделать, так я и хотел сказать". А когда, наконец, потаскаемся туда-сюда, то надо еще и вернуться в срок. И вот вам еще одна повадка этого негодника: чтобы мы спешили к сроку, он дает нам про запас один только день, - разве ж это не значит искать повода, чтобы гнев сорвать? Впрочем, что бы там ему ни взбрело в голову, мы всегда сами себе назначаем день для возвращения; так что хозяин, чтобы не попасть впросак, если кто ему нужен в календы, тому велит явиться накануне календ.
А как вам нравится, что он терпеть не может пьянства и сразу чует винный дух? И что за вино, и много ли пил, - по глазам и по губам он с первого взгляда угадывает. Мало того: он не хочет, чтобы с ним хитрили и водили за нос, как водится! Кто же смог бы такому человеку служить и слушаться его? Не терпит воды, коль она пахнет дымом, ни чашки, коль засалена: что еще за прихоти! Если кувшин поломан и потрескался, миска без ручек и в грязи, бутылка надбитая и дырявая, заткнутая воском тут и там, - он на это спокойно смотреть не может, и еле сдерживает желчь. Не могу себе представить, что такому дурному человеку может понравиться? Как вино отопьешь и водой разбавишь - он заметит всякий раз. Нередко случается подмешивать и вино к вину: разве ж это разврат, если, облегчив кувшин от старого вина, дольешь его молодым? А Кверол и это считает страх каким преступлением, и что самое скверное, сразу обо всем догадывается.
Дай ему самую маленькую серебряную монетку, легонький такой кружочек, и он уже думает, что ее подменили или подпилили, потому что однажды так оно и было. И какая тут разница? ведь один и тот же цвет у всякого серебра! Все сумеем подменить, а это - никак. То ли дело солиды ][11]: тысячи уловок есть, чтоб их подделывать. Если чеканка одна и та же, то попробуй-ка их различить! Где на свете больше сходства, чем между солидом и солидом? Но и в золоте есть различия: внешность, возраст, цвет лица, известность, происхождение, вес [12], - на все на это смотрят у золота внимательней, чем у человека. Поэтому, где золото, там все для нас. Кверол этого раньше не знал. Но дурные люди портят хороших людей!
Вот уж мерзавец этот самый наш сосед Арбитр, к которому я сейчас иду! Он пайки рабам убавил, а работы свыше всякой меры требует. Кабы мог, он бы и мерки завел другие ради своей бесчестной выгоды [13]. И вот, когда он, случайно или нарочно, повстречает моего хозяина, тут-то они и вразумляют друг друга. И все-таки, ей-ей, сказать по правде, если уж надо выбирать, то выбираю своего. Хоть какой он ни есть, а, по крайней мере, держит нас без скупости. Да беда, что слишком часто дерется и всегда кричит на нас. Так пусть уж лучше и того, и другого накажет бог!
А мы не так уж глупы и не так уже несчастны, как некоторые думают. Нас считают сонливцами за то, что днем нас клонит ко сну: но это потому бывает, что мы зато по ночам не спим. Днем наш брат храпит, но сразу просыпается, как только все заснут. Ночь, по-моему, самое лучшее, что сделала природа для людей. Ночь для нас - это день: ночью все дела мы делаем. Ночью баню мы принимаем, хоть и предпочли бы днем; моемся с мальчиками и девками - чем не жизнь свободного? Ламп зажигаем столько, чтобы свету нам хватало, а заметно бы не было. Такую девку, какой хозяин и в одежде не увидит, я обнимаю голую: щиплю за бока, треплю распущенные волосы, подсаживаюсь, тискаю, ласкаю ее, а она меня, - не знавать такого хозяевам! А самое главное в нашем счастье, что нет меж нами зависти. Все воруем, а никто не выдаст: ни я тебя, ни ты меня. Но следим за господами и сторонимся господ: у рабов и у служанок здесь забота общая. А вот плохо тем, у кого хозяева до поздней ночи все не спят. Убавляя ночь рабам, вы жизнь им убавляете. А сколько свободных людей не отказалось бы с утра жить господами, а с вечера превращаться в рабов! Разве, Кверол, тебе не приходится ломать голову, как заплатить налог? а мы тем временем живем себе припеваючи. Что ни ночь, у нас свадьбы, дни рождения, шутки, выпивки, женские праздники. Иным из-за этого даже на волю не хочется. Действительно, откуда у свободного такая жизнь привольная и такая безнаказанность?
Но что-то я здесь замешкался. Мой-то, наверное, вот-вот закричит, как водится. Не грех бы мне так и сделать, как он сказал, да закатиться к товарищам. Но что получится? Опять получай, опять терпи наказание. Они хозяева: что захотят, то и скажут, коли в голову взбрело, а ты расплачивайся. Боги благие, ужель никогда не исполнится давнее мое желание: чтобы мой дурной и злой хозяин стал адвокатом, канцеляристом или местным чиновником? Почему я так говорю? Потому что после свободы тяжелее подчинение. Как же мне не желать, чтобы сам испытал он то, чего никогда не знавал? Пусть же он наденет тогу, пусть пороги обивает, пьянствует с судейскими, пусть томится пред дверями, к слугам пусть подслуживается, пусть, оглядываясь зорко, шляется по форуму, пусть вынюхивает и ловит свой счастливый час и миг, утром, днем и вечером. Пусть преследует он лестью тех, кому не до него; пусть свиданья назначает тем, кто не является; пусть и летом не вылезает он из узких башмаков!

Сцена 7
Мандрогеронт, Кверол
Мандрогеронт. Можешь, Кверол, сбросить с плеч эту ношу тяжкую: все обряды ты исполнил, сам же из дому ты вынес собственное злосчастие.
Кверол. Ах, Мандрогеронт, признаюсь: я ведь и не надеялся! Сразу видно, как всесильны власть твоя и твой обряд: только что я один легко принес тебе вот этот сундук, а теперь он и для двоих тяжел!
Мандрогеронт. Разве ты не знаешь, что нет ничего тяжелей злосчастия?
Кверол. Конечно, знаю: еще бы не знать.
Мандрогеронт. Боги да хранят тебя, человече! Я и сам не надеялся на такой счастливый исход. Никогда никакого дома не очищал я так тщательно. Все, что в нем было горя и бедности, все сокрыто здесь.
Кверол. И откуда столько весу?
Мандрогеронт. Этого рассказать нельзя. Но нередко бывает, что такое горе не могут сдвинуть с места даже несколько быков. Но теперь-то мои помощники сбросят в реку все, что мы отсюда вычистили. Ты же слушай со всем вниманием то, что я тебе скажу. Злосчастье, которое мы вынесли, попытается воротиться в дом.
Кверол. Пусть не дадут ему этого боги! Пусть уходит раз и навсегда!
Мандрогеронт. Так вот, трое суток есть опасность, что злосчастье попробует вернуться к тебе. Все эти трое суток сиди ты дома, взаперти, и ночью и днем. Ничего не выноси из дому, ничего не вноси в дом. Всех родных, друзей, соседей, как нечистых, прочь гони. Нынче даже если само Счастье постучится в дверь твою, пусть никто его. не слышит. А когда пройдут три дня, то к тебе уж не вернется то, что ты сам из дома вынес. Ну, ступай скорей домой!
Кверол. С удовольствием и радостью, и пусть будет стена меж мною и злосчастием.
Мандрогеронт. Быстро я его спровадил. Эй, Кверол, запри покрепче дверь!
Кверол. Готово!
Мандрогеронт. Задвинь засовы, навесь цепочки.
Кверол. Уж я позабочусь о себе.

Сцена 8
Мандрогеронт, Сикофант, Сарданапал
Мандрогеронт. Клянусь, дело двигается славно! Отыскали человека, обчистили и заперли. Но где же нам посмотреть находку, где взломать сундук и спрятать, чтобы кража не оставила следов?
Сикофант. Где же, если не где-нибудь у реки?
Сарданапал. Знаешь, Мандрогеронт, от радости я и взглянуть на нее не посмел. Сикофант. И я.
Мандрогеронт. Так и надо было делать, чтобы, замешкавшись, не вызвать подозрения.
Сикофант. Действительно.
Мандрогеронт. Первое дело было - отыскать сокровище; теперь второе - уберечь.
Сикофант. Мандрогеронт, говори, что хочешь, но пойдем куда-нибудь: сам себе не поверю, пока не увижу золота.
Мандрогеронт. Да и я, не скрою, тоже. Так пойдемте же.
Сикофант. Хоть туда, хоть сюда, лишь бы в место неприметное.
Мандрогеронт. Ах, беда, на дорогах стража, на берегу полно зевак. Все равно, пойдемте скорей куда-нибудь.

Сцена 9
Арбитр, Пантомал
Арбитр. Эй, Пантомал, что слышно у вас? Что хозяин поделывает?
Пантомал. Сам знаешь, неважно.
Арбитр. То есть брюзжит?
Пантомал. Вовсе нет, да хранят его боги здоровым и милостивым к нам.
Арбитр. Но ведь у него всегда дурное настроение!
Пантомал. Что ж делать! Жизнь такова. Разве на небе всегда все в порядке? Иной раз и солнце в тучу прячется.
Арбитр. Отлично, любезный Пантомал! Вряд ли кто другой умеет так разговаривать при господах.
Пантомал. Говорю одно и то же и при вас, и не при вас.
Арбитр. Как же, знаю: ты славный малый!
Пантомал. Нам всегда живется славно, благодаря тебе: ты ведь добрые даешь советы нашему хозяину.
Арбитр. Верно, давал, и всегда даю.
Пантомал. Ах, если бы наш хозяин был похож на тебя, если бы с нами был он так же терпелив и кроток, как с твоими рабами - ты!
Арбитр. В первый раз, Пантомал, я слышу такие речи: что-то слишком ты меня расхваливаешь.
Пантомал. Мы-то это отлично знаем, потому и хвалим тебя. Да пошлют тебе боги все, чего тебе желаем мы, рабы!
Арбитр. И тебе, и всем вашим костям и шкурам желаю того же, чего и ты мне.
Пантомал. Ах, зачем все толковать так дурно? Разве ты чем-нибудь в тягость нам?
Арбитр. Ничем, но ведь вы, естественно, ненавидите без разбору всех господ.
Пантомал. Да, мы многим зла желаем, и нередко, и не таясь, но только плутам и негодяям, ты ведь это знаешь сам.
Арбитр. Так я тебе и поверил! Но чем же, говоришь ты, занят хозяин твой?
Пантомал. Он затеял священный обряд. Там колдун с двумя помощниками: они только что вошли туда.
Арбитр. Но почему же, как я вижу, двери заперты? Наверное, творят священнодействие. Ну-ка, кликни кого-нибудь.
Пантомал, Эй, Феокл! эй, Зета, эй, кто-нибудь, скорей сюда! Что же это такое значит? Полное молчание: никого!
Арбитр. Раньше в этом доме привратники не были такими сонями.
Пантомал. Клянусь, не иначе, как это из-за обряда, чтобы не мешали им. А зайдем-ка мы туда с черного хода: мне отлично он знаком.
Арбитр. Ну, а если и он закрыт?
Пантомал. Когда я веду тебя, не бойся: это наш обычный ход. Пусть он заперт для кого угодно, а для нас всегда открыт.

Сцена 10
Мандрогеронт, Сикофант, Сарданапал
Мандрогеронт. О, я бедный!
Сикофант. О, я несчастный!
Сарданапал. О, крушение всех надежд!
Сикофант. О, Мандрогеронт, о, наш учитель!
Сарданапал. О, Сикофант мой!
Мандрогеронт. О, папаша Сарданапал!
Сарданапал. Облачимся в траур, друзья мои бедные, и окутаем головы! Не человека мы потеряли, хуже: убыток оплакиваем! Что ж теперь делать, богачи? что скажете о сокровище? В прах обратилось золото! Кабы так случилось и с каждым, у кого есть золото, - то-то были бы мы богатыми!
Мандрогеронт. Сложим скудное, бесполезное бремя и оплачем погребение. О, обманчивое сокровище, я ли не гнался за тобою навстречу ветру и волне? ради тебя переплыл я море, ради тебя пошел на все! Для того ли я стал колдуном и магом, чтобы меня обманывали покойники? Я другим предсказывал будущее, а своей судьбы не знал. Ах, теперь-то я понимаю, что означали все наши сны! Точно, нашел я драгоценность, но для другого - не для меня [14]. Злая судьба наша все изменила: нашли мы сокровище, да нам оно ни к чему. Все пошло наоборот! Над своим добром никогда я не плакал, а нынче плачу над чужим. Только тебя самого, о Кверол, не коснулось горе твое.
Сарданапал. Что за болезнь тебя убила, о жестокое золото? Что за костер обратил тебя в пепел? Что за колдун унес тебя? О сокровище, ты лишило нас наследства. Куда пойти нам, отлученным? Какой кров нас примет? Какой горшок накормит нас?[15]
Мандрогеронт (Сикофанту). Друг, давай, осмотрим урну еще и еще разок.
Сикофант. Нет, приятель, ищи другой надежды, а этой уж и след простыл.
Мандрогеронт (Сарданапалу). Прошу, прочти еще раз надпись над прахом и все, что здесь написано.
Сарданапал, Умоляю, прочти сам, а то мне страшно дотронуться до покойника: пуще всего я этого боюсь.
Сикофант. Экий ты трус, Сарданапал: давай-ка, я прочту. "Триерин, сын Триципитина, здесь похоронен и зарыт". Горе мне, горе!
Мандрогеронт. Что с тобой?
Сикофант. Дыханье теснит. Слышал я, что золото пахнет, - а это даже и смердит.
Мандрогеронт. Как же так?
Сикофант. В свинцовой крышке здесь частые дырочки: вот из них и тянет мерзким запахом. Никогда не знал я раньше, что от золота такая вонь. От нее любому ростовщику станет тошно.
Мандрогеронт. И какой же запах у пепла?
Сикофант. Дорогостоящий и скорбный, требующий уважения.
Мандрогеронт. Будем же почтительны к этому праху, коли от него и до сих пор несет достоинством.
Сикофант. Ах, не попал бы я впросак, кабы прислушался к вещему галочьему гомону!
Сарданапал. Ах, не попал бы я в ловушку, кабы понял, какой мне куцая собака давала знак!
Мандрогеронт. Какой же знак?
Сарданапал. Когда выходил я в переулок, она искусала все ноги мне.
Мандрогеронт. Чтоб у тебя совсем отсохли ноги, чтоб ты с места не сошел! О, Эвклион злокозненный, разве мало, пока жив был, поглумился ты надо мной? И из могилы меня ты преследуешь? Ах, сам я это заслужил, доверившись вероломному, который и смеяться-то не умел! Даже умирая, издевался он надо мной.
Сикофант. Эх, и что же теперь нам делать?
Мандрогеронт. Что же, как не то, о чем мы говорили только что? Надо хоть сыну его Кверолу отомстить как следует. То-то славно мы над ним, над суеверным, потешимся! Вот этот горшок мы потихоньку пропихнем к нему в окошко, чтобы и он оплакал то, над чем мы слезы пролили. (Сарданапалу.) Подойди-ка на цыпочках и послушай, что там Кверол делает?
Сарданапал. Эта мысль мне нравится!
Мандрогеронт. Подойди же, говорят тебе, да загляни одним глазком.
Сарданапал. Как, что я вижу? Там вся челядь наготове с палками и с розгами.
Мандрогеронт. Клянусь, не иначе, как Злосчастья ожидают эти суеверные! Подойди-ка, нагони на них страху: говори, что ты - Злосчастье, и грозись вломиться в дом.
Сарданапал. Эй, Кверол!
Кверол (из дому). Кто там?
Сарданапал. Отвори скорее дверь!
Кверол. А зачем?
Сарданапал. Хочу вернуться я к себе домой!
Кверол. Эй, Пантомал, эй, Зета, заходите справа, слева! Убирайся прочь, Злосчастье, туда, куда жрец унес тебя!
Сарданапал. Эй, Кверол!
Кверол. Зачем ты зовешь меня? Сарданапал. Я твоя судьба, и маг тебе предсказывал, что я вернусь!
Кверол. Убирайся! Нынче даже самого Счастья не пущу к себе я в дом!
Мандрогеронт. Ты, Сикофант, отвлеки их к этой двери, а я тем временем заброшу нашу урну к ним в окно.
Сикофант. Отворите эти двери!
Кверол. Эй, скорее, все сюда!
Мандрогеронт (бросает урну в окно). Вот тебе, Кверол, получай Эвклионово сокровище! Чтоб не знавать других сокровищ ни тебе, ни детям твоим! Дело сделано: скорей на корабль, чтобы с нами снова не стряслось какой беды!
Сарданапал. Ах, как видно, все равно уж сегодня от беды нам не уйти! Подойду-ка я поближе: больно любопытно, что там скажет наш Кверол? Человек он суеверный, и труслив до крайности. Каково-то перепугает его наш покойничек? Ну-ка, навострю я ухо!.. Как? Что я слышу? весь дом ликует, все прыгают от радости. Я погиб! Прислушаюсь еще раз... Конечно! В дом их счастие пришло! Горе нам, горе! Тащат мешки, ларцы, сундуки, считают золото, позвякивают солидами. О, я несчастный! Жизнь скрывалась там, где смерть мы видели! Ах, оплошали мы, горемыки, да как! оплошали, и не раз! Совершилось превращенье: взяли прах, а вернули золото. Что же мне делать? Бежать, да и только, чтоб не схватили, как вора! Пойду к моим товарищам, чтобы такое дело - вот уж поистине, погребение! - не мне одному оплакивать.


[1] Лигер — река Луара.
[2] Pachys — т. е. «толстый». В подлиннике бессмысленное patus.
[3] Ср. Ювенал, VI, 326.
[4] Цицерон, «За Росция Америйского», 20, 56.
[5] Несоответствие первоначального перечня диковин и дальнейших объяснений Мандрогеронта заставляет предположить пропуск в тексте.
[6] Имеются в виду те же Лары: Мандрогеронт начинает искать предлог, чтобы проникнуть в дом.
[7] Сарданапал — имя легендарного последнего ассирийского царя.
[8] По нашему счету — первый час пополудни: римляне отсчитывали часы с рассвета.
[9] «Пантомал» буквально означает: «сборище всех зол» (смесь греческого и латинского языков). Зета — может быть, ошибка вместо Гета, распространенное имя рабов в комедиях.
[10] Тутела — богиня — хранительница имущества.
[11] Солид — золотая монета весом в 4,3 грамма (одна семьдесят вторая часть римского фунта); начала чеканиться при императоре Константине.
[12] Имеется в виду лицо императора, изображенное на монете. Игра слов; монета описывается, как человек.
[13] Т. е. отмеривал бы хлеб рабам не стандартными мерами (модиями; один модий равен 8,75 л), а произвольно уменьшенными.
[14] Т. е. для Кверола, которому должен быть дорог прах его предка.
[15] Вариант перевода: «Какой горшок накормит нас, какая урна скроет наши кости?»