НЕМЕСИАН

Автор: 
Немесиан
Переводчик: 
Грабарь-Пассек М.Е.

Эпический поэт Немесиан жил во второй половине III в. н. э. Его имя упоминается только у Флавия Вописка, одного из "Писателей истории императоров". В кратком жизнеописании Нумериаиа, сына императора Кара, Вописк говорит, что Нумериан пользовался славой оратора, и считался настолько хорошим поэтом, что "состязался с Олимпием Немесианом, который написал поэмы о рыбной ловле, о псовой охоте и о мореплавании и блистал, увенчанный многими венками". Несмотря на то, что в рукописях первое имя Немесиана - не Олимпий, а Аверий, предполагают, что это одно и то же лицо.
Из упомянутых Вописком поэм Немесиана до нас дошло только начало (первые 325 стихов) поэмы "О псовой охоте", из которой наиболее интересно вступление. Здесь поэт, отказываясь от воспевания мифологических героев, призывает всех, кто утомлен бурями общественной жизни, последовать за ним в лесные чащи и насладиться охотой. Немесиан называет свою тему новой и нетронутой, но с этим никак нельзя согласиться: она было популярна еще во времена Ксенофонта (IV в. до н. э.), и ей уже были посвящены на латинском языке - поэма Граттия (I в. н. э.), на греческом - Оппиана (II в. н. э.). Поэму Немесиана можно точно датировать: она посвящена Нумериану и его брату Карину, сыновьям Кара, ставшим правителями в 282 г. после смерти отца; но уже через год Нумериан погиб, а еще через год и второй сын Кара, Карин, был разбит Диоклетианом.
Немесиану приписываются еще четыре буколические стихотворения (эклоги), помещенные в рукописях XV и XVI веков непосредственно после эклог Кальпурния, буколического поэта времени Нерона. Прежде их считали тоже принадлежащими Кальпурнию, но по метрике и лексике эти стихи значительно отличаются от стихов Кальпурния (со времени Нерона прошло двести лет), по художественным же достоинствам - несколько выше их и не переполнены безмерной лестью по адресу "власть имущих", как стихотворения Кальпурния. Тематика эклог, как обычно у буколических поэтов, однообразна; идиллии Феокрита использованы Немесианом больше, чем "Буколики" Вергилия. Наиболее удачной можно считать третью эклогу, описывающую сбор винограда Дионисом и его спутниками сатирами.


О ПСОВОЙ ОХОТЕ

ВСТУПЛЕНИЕ
(1-25, 46-60, 86-102)
Сотни охотничьих троп и охотника труд беспечальный
Ныне пою; и о быстрой погоне, о вольных сраженьях
Все расскажу я - вонзились мне в грудь аонийские стрелы [1],
Жаром объята она. Меня Геликон посылает
В путь по широким полям; наполняет питомец кастальский[2]
Новую чашу струей из ручья и для жатвы обильной
В иго впрягает поэта; венок из плюща возложивший,
Гонит его по тропе непроезжей; доселе неведом
Был ей след колеса. О, как сладко быть богу послушным!
10 Мчать колесницу златую велит он по травам зеленым
И проноситься вперед по несмятому пышному моху.
Пусть Каллиопа при встречах на путь широкий, знакомый
Хочет меня заманить; я останусь в лугах и долинах,
Где заблестит колея бороздой глубокой впервые.
Кем не воспето уже неутешное горе Ниобы?
Кто не слыхал о Семеле? О том, как смертельное пламя
В брачном покое спалило ее, о сопернице хитрой?[3]
Кто не сумел бы поведать, в какой колыбели надежной
Вакх всемогущим отцом был укрыт, и как протекали
20 Месяцы вплоть до рождения его могучего сына?
Были воспеты и тирсы не раз, обагренные кровью,
Слишком все это знакомо - и цепи, сковавшие Дирку,
Ложе запретное девы писейской [4], и злого Даная
Грозную власть, и рассказы о страшных браках и свадьбах,
Где не царило веселье, а факел пылал погребальный...
46 Все это было воспето великих поэтов толпою,
Стали ходячею басней сказанья веков стародавних.
Мы ж по ущельям, по свежим лугам, по равнинам открытым
Бродим охотно и, шагом поспешным поля пробегая,
Мы с быстроногой собакой различную ловим добычу:
Робкого зайца поймать, овладеть трусливою ланью,
Дерзкого волка убить, заманить лисиц хитроумных -
Вот наша радость; о, как хорошо в тенистых затонах
Возле спокойной реки следы ихневмона [5] разведать
(Прячется он в тростниках) - и злую дикую кошку,
Длинным копьем поразив, свалить с вершины древесной;
Или ежа разыскать и клубок этот, в иглах колючих,
В дом отнести. Вот какими путями плывет моя лодка;
Мал мой челнок: он привык скользить по водам спокойным
60 Вдоль берегов неопасных, на веслах, по тихим заливам...
86 Ты, что в ущельях глубоких и в зарослях леса блуждаешь,
Чадо Латоны и Феба сестра, красавица-дева [6],
Труд свой привычный начни, возьми рукою искусной
Лук, а колчан расписной повесь на плечо; золотые
90 Стрелы свои собери, обуй белоснежную ногу
В алый котурн [7] и накинь свой плащ с золотою подкладкой.
Пышные складки скрепит, сверкая в камнях драгоценных,
Пояс, а кудри твои увенчает, блестя, диадема.
Пусть окружает тебя наяд цветущая юность,
Девы дриады и нимфы, потокам дающие влагу,
Пусть на призыв ореад откликается кроткая Эхо.
Ты, о богиня, веди поэта лесистой тропою.
Вслед я пойду; покажи, как живут, где прячутся звери,
Всякий, кто страстью к охоте охвачен, за мною последуй!
100 Если клянешь ты усобиц вражду и безумные смуты,
Коль от гражданских волнений бежишь, от громов военных,
И на морях ненадежных богатой наживы не ищешь.


[1] Аонийсние стрелы — метонимический образ вдохновения. См. примеч. 2 к поэме «О псовой охоте» Оппиана.
[2] Касталия — источник к Фокиде, на горе Парнас, посвященный Аполлону, и музам. Питомец Кастальский — Аполлон.
[3] Хитрая соперница — Гера, ревновавшая Зевса к Семеле.
[4] Писейекая дева—Гипподамия, дочь Эномая, царя Писы, который убивал каждого жениха своей дочери, состязаясь с ним в колесничных скачках.
[5] Ихневмон — маленькое животное, которое попадает в пасть крокодилу и чистит ему зубы.
[6] Артемида.
[7] Котурны — высокие охотничьи сапоги.

ЭКЛОГА III

Летом однажды Никтил, Микон и красавец Аминтар
Скрылись от знойного солнца под тенью широкого дуба.
Этой порою под вязом прилег, устав на охоте.
Пан: ослабевшие силы хотел освежить он дремотой;
А над собою свирель он повесил на тонкую ветку.
Мальчикам вздумалось тайно похитить свирель и у Пана
Песню взамен попросить; и самим поиграть захотелось
Им на свирели богов, но ни вторить напевам знакомым,
Ни позабавить их песней своею свирель не хотела:
10 Вместо напева она издавала лишь свист и сипенье.
Мигом вскочил, поражен тростника охрипшего звуком,
Пан и промолвил: "Мальчишки, вам хочется песню послушать?
Лучше уж сам я спою - никому не позволю касаться
Я этих трубок: я воском скрепил их в пещерах Менальских [1]
Все о рожденье твоем, о первой лозе виноградной Я расскажу, о Леней! [2]
Я Вакха должен прославить". Так начал Пан свою песню, в горах постоянно бродящий.
"Я воспеваю тебя! Ты с плющом, отягченным плодами,
Лоз виноградных побеги сплетаешь, зеленою ветвью
20 Тигров ведешь; как прекрасны твои благовонные кудри,
Отпрыск могучего Зевса! Когда погибла Семела,
Зевса узрев среди звезд, принявшего вид свой небесный,
Взял всемогущий отец еще нерожденное чадо,
Зная грядущие судьбы, ему уготовал рожденье.
Нимфы и старые фавны и дерзкое племя сатиров -
С ними и я - воспитали тебя в зеленеющем гроте.
С нежностью старец-Силен принимает малютку-питомца,
Греет его на груди и качает, лаская, в объятьях;
Он заставляет дитя улыбнуться, грозя ему пальцем,
30 Или дрожащей рукою трясет перед ним погремушку.
Жесткою шерстью Силена малютка со смехом играет,
Пальцами, сжатыми крепко, дерет его острые уши,
Лысину гладит ручонкой своей и тупой подбородок,
Вздернутый нос безобразный ласкает он пальчиком нежным.
Но подрастает ребенок - настала цветущая юность,
Меж золотистых кудрей на висках пробиваются рожки.
Только впервые тогда на лозе виноградной явились
Гроздья - собрались сатиры, дивятся на лозы Лиэя.
"Ну же, сатиры, скорее, срывайте созревшие гроздья, -
40 Бог им велит, - и на плод незнакомый нажмите покрепче!"
Сказано - сделано вмиг: сорвав виноградные кисти,
Быстро кидают Сатиры в корзины большие, и камнем
Сверху спешат придавить; и сбор винограда в разгаре
Всюду по склонам холмов; а сборщиков быстрые ноги,
Руки и голая грудь обрызганы соком пурпурным.
Рой шаловливых Сатиров хватает, где только заметит,
Кубки и чаши себе, а захватит - обратно не выдаст.
Этот забрал узкогорлый кувшин, тот - рог искривленный,
Этот - ладони покрепче сложил и пьет, как из чаши;
50 Есть и такие, что сок, на землю пролитый лакают,
Или глубоко кимвал погружают в бродящую влагу -
(Медь принимает напиток и к пляске зовет веселее);
Тот под лозой виноградной разлегся и спелые гроздья
Крепко сжимает, а сок ему льется на грудь и на плечи.
Всюду веселые игры, и песни, и вольные пляски.
Вместе с вином пробудилась и страсть; распалившись желаньем,
Нимф, убегающих в страхе, преследуют дерзко Сатиры;
То их ухватят за плащ, то держат за длинные кудри.
Плоскую чашу Силен впервые пурпурною влагой
60 Жадно наполнил и выпил, - но силы ему изменили.
День уже начался второй, но, нектаром сладким упившись,
Все еще дремлет старик, - на потеху питомцу Иакху.
Зевса божественный сын, великим владыкой рожденный,
Жезл из лозы вырезает и гроздья ногой своей топчет.
Или, наполнив кратер, вином свою рысь угощает".
Все это мальчиком Пан поведал в долине Менала.
Стало в ту пору темнеть; и овец, бродивших по лугу,
Время пришло загонять и доить поскорее, чтоб к сроку
Жидкий поток молока обратился в сыр белоснежный.


[1] Менал — гора в Аркадии, считавшаяся любимым местопребыванием Пана.
[2] Леней — один из эпитетов Диониса.