Биографические сведения о поэте Месомеде крайне скудны: он был вольноотпущенником императора Адриана, пользовался его покровительством и имел успех у своих современников, а впоследствии и в Византии. Тем не менее из его стихотворений до нас дошло мало: в "Палатинскую Антологию" включены только две его эпиграммы ("Загадка", XIV, 63 и "Изобретение стекла", XVI, 323); в XVIII веке был опубликован немецким филологом Брунком "Гимн Немесиде", тогда же привлекший к себе внимание любителей и переведенный в течение одного десятилетия на немецкий язык три раза (Кристианом Штольбергом в 1782 г., Гердером в 1786 и И. Ф. Дегеном в 1787 г.). Деген, как и Гердер, высоко оценил художественные качества этого гимна. "Этот хвалебный гимн, - писал он, - как я полагаю, и по своему содержанию и по соблюдению античной формы, принадлежит к самым прекрасным гимнам, которые дошли до нас".
В начале XX века знакомство с Месомедом несколько углубилось, так как австрийский ученый К. Горн в 1906 г. опубликовал еще девять стихотворений, найденных им в рукописи XIII века в Венской библиотеке. Наконец, в 1921 г. Виламовиц-Меллендорф в своем большом труде "Griechische Verskunst" подверг метрическому анализу все двенадцать стихотворений Месомеда, но не примкнул к похвальным отзывам своих предшественников, а высказался о Месомеде довольно иронически: "Все его творчество, вероятно, казалось в ту пору образцом нового стиля, - на : нас оно производит впечатление полного отсутствия стиля, подобно прозе его современников-софистов, которые, как Филострат в "Картинах", заимствуют у своих предшественников что попало".
Некоторые стихотворения Месомеда, найденные Горном, были снабжены нотными знаками и привлекли внимание музыковедов. Для историка литературы они интересны тем, что ярко отражают религиозный синкретизм II в. н. э. (см. "Гимн Солнцу" и "К природе") и дают указания на уровень астрономических знаний и техники (см. "Часы"). Кроме того, Месомед является единственным поэтом II века, от которого до нас дошли стихотворения лирического характера в собственном смысле слова.
Кроме приведенных ниже стихотворений, Месомеду принадлежат: небольшой "Гимн Исиде", "Часы" (короткий вариант), "Описание губки" (Месомед посылает ее в подарок своей возлюбленной), маленькое стихотворение "Лебедь" и басня "Комар".
Эта дева идет, и ползет, и летит:
Скажешь "львица" - но лап не хватает у ней;
Глянешь спереди - женщина с птичьим крылом,
Глянешь сбоку - там тело рычащего льва,
Глянешь сзади - змея завилася в кольцо.
Глянешь разом на все - ни змея, ни жена,
Ни крылатая птица, ни дикий зверь.
Ибо нет у жены пары стройных ног,
Ибо львица молчит - нет у ней головы.
В этой деве природа смешала все,
Безобразное вместе с прекрасным.
(Разгадка - сфинкс)
Отломил кузнец-работник
Раз неведомый кристалл
И в огонь его закинул,
Как железную руду.
Но кристалл, подобно воску,
Растопился, разогретый
Пожирающим огнем.
Изумились люди, видя,
Как поток из печи хлынул,
А работник, побоявшись
На куски разбить кристалл,
Поспешил его щипцами
Снова вынуть из огня.[1]
Немесида крылатая, жизни судья,
С темным взором очей, Справедливости дочь!
Ты порыв необузданный смертных людей
Укрощаешь уздою железной.
Ненавистна заносчивость злая тебе,
Гонишь прочь ты черную зависть.
Неустанное мчится твое колесо,
Но не видно следов - и вращается с ним
Вместе счастье людей. Ты, неслышно скользя,
Гордеца к земле пригибаешь.
Своей мерой ты меряешь жизнь людей
И, склоняя ниц свой суровый взор,
Ты весы сжимаешь рукою.
О, блаженная, будь милосердна к нам,
Немесида крылатая, жизни судья!
Немесиде бессмертной, нелживой поем
Эту песнь, вместе с ней
Справедливость хваля,
Ту, что к нам прилетает на мощных крылах,
Ту, что может надменное сердце людей
Покарать возмездьем в Аиде.
Начало всех рождений,
Родительница мира,
Ты - мрак, ты - свет, ты - тайна,
Ты все слова впиваешь
И Зевса чад приводишь
К могущественной Рее;
Но речи все людские
Ты судишь по деяньям.
Пускай мой дух отныне
Идет прямой дорогой,
Язык - нелживым словом,
А члены тела станут
И гибки, и могучи
На срок всей жизни этой.
А ты, в лучей сияньи,
Ты озаряешь землю,
Негаснущее пламя!
Взгляни на нас очами,
Пролей блаженства влагу.
Тебе поем, Пэану [1];
К тебе я жизнь направлю,
Живя в непрочном теле.
Титан [2], будь милосердным
К несчастным людям в узах.
Пусть затихнет весь эфир [1]
Суша, ветры и моря!
Горы, долы замолчат
И напевы звонких птиц.
Скоро, скоро к нам придет
Феб [2] в сверкающих кудрях.
Это ты - отец светлооких Зорь;
Мчишься по небу ты на пурпурных конях
Летучей тропой по незримым путям,
Рассыпая блеск золотых кудрей
В безграничных просторах небесных.
Ты сплетаешь, сгибая, друг с другом лучи;
Многозрящих молний потоком
Обвиваешь отвсюду ты землю кругом,
И бессмертного пламени реки текут,
Продолжая сиянье дневное.
Для тебя хороводы божественных звезд
Над Олимпом проходят по кругу
И тебе непрерывно возносят хвалу,
Утешаемы лирою Феба.
А пред ними идет голубая луна [3]
И ведет за собою часов толпу
И стада белоснежных барашков [4],
И тобой наслаждается разум благой,
Обнимая весь мир многоликий.
*[1]
Кто из меди создал искусной рукой
Бег блаженных богов в пределах дня?
Кто построил звезд оборот в кругу,
Этот медный образ вселенной?
Кто измерил прекрасных законов ход,
Начертив неизменный чистый путь
По звериным [2] двенадцати знакам?
Здесь по кругу изваяны мощным резцом
Небес золотые светила.
Вот с шерстью кудрявой жирный баран,
Вот рогатый телец средь толпы Плеяд,
Силачей-близнецов одинаковый лик,
Рак, несущий клещи на своих плечах,
Вот могучий грозящий образ льва,
Златокудрая нежная дева;
Коромысло весов, смертных верный суд,
Скорпион с жестоким оружьем.
Стрелоносец искусный, дерзкий кентавр,
Козерог, что двулик и прекрасен,
Водолей, изливающий струи дождя,
И в пучине живущие рыбы.
В середине же камень порядок блюдет
И, храня свою верную меру,
Сам путем не идя, указует он путь
Хороводам светил, размеряя их шаг.
Так искусство являет здесь мудрой рукой
Нам небес непрерывную распрю.
Смертным людям медной игрушки круг
Раскрывает дня измеренье.
О глубокая Адрия! Как я начну
Воспевать тебя, море седое?
Что за ключ иль родник породили тебя?
И, скажи, как священные воды
Без ограды земной так в себе ты хранишь,
Что нигде их паденья не видно?
Не пасут здесь быков, здесь и птиц не видать,
Не играет пастух на свирели;
Всюду воды одни и воздушный простор;
Лишь склоняются звезд хороводы к тебе
Да с блестящей уздою Селена[1]
И Плеяд [2] благородных большая семья.
Дай, владычица, землю мне вновь узреть,
Дай нам ласковый ветер попутный.
И, увидевши мать всей земли, тебе
Дам я в дар круторогого агнца.