I в. н. э.
ЭКЛОГА II
Вместе Кроталу невинную мальчики Астак и Идас
(Идас был стад шерстоносных хозяином, Астак же - сада)
Полюбили давно. Был каждый прекрасен, и голос
Равно звучал их. И вот, когда жаркое лето палило
Землю, случайно они у студеных ручьев повстречались
И под тою же тенью решили начать состязанье
В пении сладком: один семь шкур овечьих поставил
Спора залогом, другой - урожай плодового сада.
Их поединка великого Тирсис был избран судьею.
Всякий скот собрался, и всякие дикие звери,
Всякая птица, что бьет крылами пернатыми воздух,
Всякий, пасущий овец ленивых под дубом тенистым,
Также пришел, и двурогий Сатир, и Фавн-прародитель,
С влажной стопою Наяды, Дриады с сухою собрались,
И теченье свое задержали поспешное реки.
Перестают набегать на зелень дрожащую Эвры,
И по горам тишина настала великая всюду.
Всё замолчало: быки, луга позабыв, их топтали;
Даже решились тогда, на время их состязанья,
Нектаром полные бросить цветы искусные пчелы.
Вот уж над древнею тенью уселся посередине
Тирсис и так им сказал: "О дети! Пусть будут залоги
Лишними, так я сужу; а с вас довольно корысти,
Если хвалу победитель, позор унесет побежденный.
Чтобы теперь разделить вы могли очередные песни,
Трижды, пальцы считая, вы руки быстрые вскиньте".
Тотчас решают на пальцах; и Идас так начинает:
ИДАС
Я Сильваном любим; он покорные дал мне свирели,
Мне зеленеющей он виски обвивает сосною.
Мне он, ребенку еще, не пустое пророчество молвил:
Уж растет для тебя в тростнике склоненном цевница.
АСТАК
Мне же кудри травой украшает светлою Флора,
И Матута плоды под деревом новые сыплет.
Нимфы сказали: "Прими, прими родник этот, мальчик,
Сад орошенный теперь питать каналами сможешь".
ИДАС
Палес сама меня учит уходу за стадом: как черный
Шкуру белой овцы баран меняет в ягненке,
Что не может хранить обоих родителей цвета
И раскраской двойной всегда выдает их обоих.
АСТАК
Дерево также искусством моим получило не меньше
Незнакомой листвы и яблоков чуждого рода:
То оно яблоко к груше привьет, то на ветках ранней
Сливы заставит оно расти непосеянный персик.
ИДАС
Мне приятно срезать маслины и нежные ивы
И относить их стадам молодым, чтоб они обучались
Зелень срывать и щипать укусами первыми листья,
Чтобы повсюду приплод не искал его бросивших маток.
АСТАК
А у меня, когда желтые корни земля обнажает Знойная, поле ручьем орошается, влагу несущим,
И водой насыщается, чтобы растенья, увянув,
От измененной земли не ждали прежнего сока.
ИДАС
Если б какой-нибудь бог Кроталу привел! Я признаю,
Что один он царит над землей, над светилами неба;
Рощу избрав, я скажу: "Здесь бог под деревом будет;
Место священно; уйдите, уйдите, вы, чуждые тайне".
АСТАК
Мы к Кротале горим; и если кто из бессмертных
Слышит обеты мои - я ему, где зеленые волны
Гонит, сверкая, ручей и, дрожа, протекает меж лилий,
Кубок из бука поставлю меж вязов, увитых лозою.
ИДАС
Не презирай шалашей и наших пастушеских кровель;
Я простоват, признаюсь, но всё же Идас не варвар:
Часто на дерне у нас дымящем трепещет ягненок,
Часто обетная агница падает в праздник Палилий.
АСТАК
Также привыкли и мы для Лар плодоносного сада
Первый сбор посылать и печь пироги для Приапа;
Мед мы текучий даем и росоточащие соты,
Это не меньше, чем кровь козла, на алтарь пролитая.
ИДАС
Тысячу я пасу блеющих под выменем агнцев,
Столько же их матерей Тарентинских мне волну приносит;
Круглый год у меня выжимается сыр белоснежный;
Если б пришла ты, Кротала, тебе весь сбор послужил бы.
АСТАК
Кто захочет узнать, как много под деревом нашим
Я плодов соберу - песок сосчитает скорее.
Овощи рвем мы всегда; ни жара, ни туман не мешают.
Если б пришла ты, Кротала, тебе весь сад послужил бы.
ИДАС
Пусть сжигает траву увядшую поле сухое,
Всё же корзины прими, молоком налитые дрожащим;
Шерсть же дадим мы тогда, когда с первыми ясными днями
В пору теплых календ начнется стрижка овечья.
АСТАК
Я же, кого одаряет и самое жаркое лето,
Тысячу я в скорлупе блестящей Хиосских орехов
Дам, да столько ж каштанов, когда от ноябрьского солнца
Спелый орех разорвет свою зеленую шкурку.
ИДАС
Или, скажи, безобразным кажусь я тебе? Или старым?
Иль я, несчастный, обманут всегда, когда нежных касаюсь
Щек я рукой и ищу расцвета первого признак,
Сам колеблясь? Иль нежным пушком обмануты пальцы?
АСТАК
Сколько в прозрачных источниках я ни смотрюсь, сам собою
Я любуюсь всегда; ведь я на лице моем тот же
Вижу юности цвет, что на дереве - сам замечал я -
Из-под нежного пуха в Кидонских светится сливах.
ИДАС
Требует песен любовь, и любви цевница покорна;
Не бежит уже день, и сумерки Веспер приводит:
Здесь ты, Дафнис, там Альфесибей пусть стадо сгоняют.
АСТАК
Вот уже зелень шумит, уж деревья песнями полны,
Так поди же, Дерил, закрой теченье канала,
Пусть он теперь оросит сады, томимые жаждой.
Кончили только они, как старый Тирсис промолвил:
"Будьте равны и в согласии мирно живите: и возраст,
И красота, и любовь, и песни вас съединили".
Перев. Аноним[1]
ЭКЛОГА III
ИОЛЛА
Ты коровы моей не видал ли случайно, Ликида,
В этой долине? Она к быкам твоим бегать привыкла.
Вот уж почти два часа потерял я в поисках тщетных:
Нет, однако, ее. А я несчастные ноги
Не колебался царапать в кустах ежевики и в жестких
Тернах - и всё ж, столько крови пролив, ничего не добился.
ЛИКИДА
Я не приметил, не то на уме. Горю я, Иолла,
Да, и без меры горю: после стольких подарков Ликиду
Неблагодарная Филлида бросила, в Мосса влюбившись.
ИОЛЛА
Ветра ты легче, о женщина! Значит, Филлида та же?
Помню, она ведь клялась, что когда ты в отсутствии будешь,
Ей даже мед без тебя и тот покажется горьким.
ЛИКИДА
Больше того расскажу, когда будешь свободен, Иолла.
Ты к тем ивам пойди и сверни налево под вязы:
Любит там отдыхать, когда в поле становится жарко,
Бык наш; там он лежит, в тени растянувшись прохладной;
Трав за утро наевшись, он там жует свою жвачку.
ИОЛЛА
Нет, не пойду я, Ликида, хоть я тебе и не нужен.
Титир, как он указал, ты к ивам поди и оттуда,
Если корову найдешь, то гони, колотя беспощадно,
К нам - да палку, сломав, с собой захватить ты попомни.
Ну, а теперь ты скажи, Ликида, какой между вами
Спор поднялся? Что за бог в любовь мешается вашу?
ЛИКИДА
Филлидой только доволен одной - ты свидетель, Иолла,
- Я Каллирою презрел, хоть она с приданым просилась:
Что ж? Вместе с Моссом она слеплять начинает тростинки
Воском, под дубом поет, а мальчик ей вторит свирелью.
Это я как увидал, признаюсь, я так загорелся,
Что удержаться уж не был я в силах, и тотчас,
Обе рубашки порвав, обнаженную грудь ей ударил.
В гневе к Алкиппу она ушла и сказала: "Покинув,
Гадкий Ликида, тебя, твоя Филлида Мосса полюбит".
Ныне она у Алкиппа; и чтоб не стала гулящей,
Ах, я боюсь; но не так я возврата Филлиды жажду,
Как того, чтоб она с безголосым поссорилась Моссом.
ИОЛЛА
Ссора твоя от тебя началась. Ты первый, смирившись,
Руки ей протяни. Быть уступчивым с девушкой должно,
Даже виновна когда. И если ты дашь порученье -
К гневному слуху ее донесу я вестником быстрым.
ЛИКИДА
Я размышляю, какой смягчить мне Филлиду песнью;
Может, мои услыхав стихи, она и смягчится:
Наших Камен до небес она всегда превозносит.
ИОЛЛА
Так начинай. На вишневой коре твою речь запишу я
И снесу эту песнь, в золотистой вырезав книге.
ЛИКИДА
"Филлида, эти мольбы, эти песни тебе, уже бледный,
Шлет Ликида; он их надумал горькою ночью,
Плача и очи свои губя бессонницей тяжкой.
Так не сохнет и дрозд, когда срубили оливу,
Или заяц, когда садовод снял последние лозы,
Как без своей госпожи Ликида сохнет, блуждая.
Как без тебя я несчастен! Я лилии черными вижу,
Мне неприятны ручьи и кислыми кажутся вина.
Если же явишься ты, и лилии белыми станут,
И приятны ручьи, и покажутся сладкими вина.
Тот же я самый Ликида, при песнях кого называла
Ты счастливой себя, кому поцелуи дарила
Сладкие, чью прерывать не боялась ты песнь в середине,
Чьи ты ловила уста, по цевнице бродящие звонкой!
Горе! И после тебе понравился голос охрипший
Мосса, и глупая песнь, и свист скрипящей свирели?
Филлида, с кем ты идешь? От кого ты бежишь? Ведь красивей
Я его, говорят, и сама мне в этом клялась ты;
Я и богаче: пускай пасти столько козлов он поспорит,
Сколько вечером мы сосчитать быков наших можем.
Что мне известное всё повторять? Ты, Филлида, знаешь,
Милая, сколько коров мои дойники наполняют,
Сколько из них телят молодых у вымени держат.
Но не плетутся теперь без тебя и корзинки из ивы
Тонкой, и молоко не дрожит у меня простоквашей.
Если же Филлида ты побоев боишься жестоких -
Вот тебе руки мои: если хочешь, крученой веревкой
Или гибкой лозой ты за спину мне затяни их, -
Как полуночнику Моссу связал недобрые руки
Титир и вора тогда в середине овчарни подвесил.
Не сомневайся, прими: наказанье они заслужили.
Но не той же ль, не той же ль рукой тебе часто голубок
Или, мать обманув, дрожащего даже зайчонка
Я тебе приносил? От меня тебе первые розы,
Первые лилии шли; и едва лишь попробовать смогут
Пчелы цветок хорошенько - уж ты украшалась венками.
Может, хвалится лжец тебе золотыми дарами,
Тот, кто в глубокую ночь бобы с могил собирает, -
Так говорят, - и за хлеб считает овощ вареный;
Тот, кто счастливым себя и богатым тогда почитает,
В жернов когда он ручной ячмень насыпает дешевый.
Если ж (чего я боюсь) воспротивится этим моленьям
Низкая страсть - привяжу я, несчастный, петлю на этом
Дубе, который любовь впервые нашу нарушил.
Там, на дереве злом, стихи надрежутся эти:
"Вы, пастухи, никогда обманчивым девам не верьте:
Любит Филлиду Мосс, ни во что Ликиду не ставит"".
Ну, а теперь, если ты помогаешь несчастным, Иолла,
К Филлиде это снеси и песнью моли сочиненной.
Сам же я стану вдали, за острой осокой скрываясь,
Или поближе, стеной соседнего сада укрытый.
ИОЛЛА
Я ухожу; и придет она, коль не ложны приметы:
Титир мне подает счастливое знаменье справа -
Вот возвращается он не напрасно, нашедши корову.
Перев. Аноним