Глава 4. ПРОБЛЕМЫ ВЛАСТИ В ГОСУДАРСТВЕ

...мы утверждаем, что государство, желающее себя сохранить и по мере человеческих сил быть счастливым, должно по необходимости правильно различать ценности.
Платон. Законы, 697B
Политическая организация полиса - одна из центральных проблем греческой идеологии, она бесконечно варьировалась в произведениях поэтов, историков, политических ораторов, философов, драматургов. Историю изучения древней Греции можно назвать историей изучения ее политических форм. На эту тему написаны сотни исследований и тем не менее вопросы демократии, олигархии, тирании до сих пор остаются в антиковедении одними из наиболее сложных и запутанных.
Подобное положение определяется причинами как объективного, так и субъективного характера. К числу объективных можно отнести разновременность сообщений источников, отсутствие четкой терминологии, разные уровни обобщенности, специфику жанров, индивидуальность авторов в восприятии и трактовке событий. Имеющиеся в распоряжении ученых более или менее систематизированные источники принадлежат в основном к IV в. и дают варианты уже сложившихся представлений, история их становления с трудом поддается реконструкции. Недостаточно хорошо изучены общая линия развития общества и конкретные события, повлиявшие на расхождение в трактовке одних и тех же сюжетов. Большие сложности создает неравномерность распределения материала: основные данные относятся к Афинам, чрезвычайно мало известно об организации полисов в других областях Греции и об оценке этой организации в литературе того времени.
К субъективным причинам относятся особенности подхода к изучению политических форм, во многом определяемые процессом становления антиковедения, который, в свою очередь, зависел от общего развития науки в тот или иной период. Долгое время единственным источником информации об организации полиса были труды Платона и Аристотеля, т. е. все сведения черпались из того направления, которому более, чем другим, свойственна абстракция и теоретизация конкретных государственных форм, определяемая философскими системами. Изучение политической теории Греции при таком подходе в целом протекало изолированно от исследования ее политической, экономической, социальной истории.
Положение изменилось, когда для анализа государственной организации стали привлекаться источники с более живой, непосредственной, а зачастую и более эмоциональной оценкой политических ситуаций, детерминированной конкретными событиями - речи ораторов, драматургические и поэтические произведения. Одновременно началось диахроническое исследование отдельных постулатов и терминов.
В настоящее время два эти направления можно считать основными для изучения политической теории Эллады. Каждое из них имеет свои достоинства и недостатки. Философские труды дают возможность познакомиться со стройной и продуманной системой. Благодаря им удалось выявить тот набор признаков, который в понимании античных мыслителей был присущ полису как греческому типу организации общества, отличающего эллинов от других этносов. Однако эти источники не позволяют наблюдать более низкий, но более приближенный к действительности уровень обобщенности, они не объясняют конкретных политических разногласий, которые порой приводили к событиям, имевшим огромное значение как для отдельных полисов, так и для всей Эллады в целом.
Второе направление сосредоточило усилия именно в этой области и достигло в ней определенных успехов. Однако концентрация внимания на различных действиях и программах политических группировок, сосредоточенность на их конкретных лозунгах зачастую приводит к тому, что разногласия абсолютизируются, под них подводится искусственная теоретическая база, любого политического деятеля стремятся сделать принципиальным противником либо олигархии, либо демократии.
Греческая политическая теория имела разные уровни обобщенности, иерархия которых и описание представляет для нас большие трудности. Равным образом очень сложно соотнести теоретические воззрения существовавших группировок с их лозунгами и конкретными пожеланиями. Во многом продолжает оставаться неясной связь между отдельными событиями внутри и вне полиса и модификацией взглядов его идеологов. На наш взгляд, некоторые уточнения здесь могут внести своего рода пограничные произведения, в которых теория не так абстрактна, как в философии, облечена в более общедоступную форму и теснее связана с конкретной ситуацией. К такому роду работ принадлежат речи политических ораторов, в которых достаточно часто затрагивались основные формы управления - демократия, олигархия и тирания. Специфика ораторской деятельности Исократа привела к тому, что он уделил этим вопросам больше внимания, чем другие, и оставил более систематическое изложение своих взглядов.
"Ареопагитик" в контексте эпохи и жанра
Воззрения Исократа на государственное устройство лучше всего раскрыты в речи "Ареопагитик". Дата ее написания не может считаться твердо установленной, скорее всего это вторая половина IV в. Зато относительно хорошо известен исторический контекст, в который она включена, и в данном случае он должен больше помочь ее пониманию и объяснению, нежели конкретный год.
Закончившаяся в начале IV в. Пелопоннесская война до предела обострила социальные и политические противоречия внутри городов, борьба политических группировок в них приобрела характер и масштабы военных действий и сопровождалась небывалым озлоблением. В свое время взрыв гражданских страстей в Керкире (427 г.) был воспринят Фукидидом как нечто неслыханное. В его описании вооруженное столкновение там демократической и олигархической группировок было спровоцировано военными действиями между Афинами и Спартой (Thuc. III, 70-81). Жертвы достигли, видимо, большого числа, историк пишет о массовых убийствах и самоубийствах (Thuc. III, 81, 2-5). Даже если принять во внимание связь Фукидида с риторикой и трагедией, сказавшуюся в том числе и в определенном нагнетании ужасов, все равно следует признать, что погибших было, очевидно, очень много. Распря показалась автору "Истории" тем ужаснее, потому что она проявилась в такой форме впервые, но затем, рассказывает он, "вся Эллада, можно сказать, была потрясена, потому что повсюду происходили раздоры между демократическими и олигархическими партиями, причем представители первой призывали афинян, представителей второй - лакедемонян" (Thuc. III, 82, 1. Пер. Φ. Мищенко).
Аристотель, посвятивший пятую книгу "Политики" вопросу о внутренних переворотах, делит их на две основные группы: 1) заменяющие государственный строй; 2) сохраняющие прежний политический режим, но ставящие у власти другую группировку (Arist. Polit., V, 1, 4). На практике возникали гораздо более сложные ситуации. Бывает чрезвычайно трудно соотнести определенные имущественные слои с какой-либо политической системой и определить их взгляды на внешнюю и внутреннюю политику. Источники указывают на самые разные варианты.
Так, по Ксенофонту, разделение на богатых и бедных в основном совпадает с делением на олигархию и демократию. По его схеме, богатые привержены к олигархии и тяготеют к союзу со Спартой, а бедные предпочитают демократию и коалицию с Афинами. Историк свидетельствует, что, когда вспыхнуло восстание на Родосе, спартанцы прекрасно понимали, что в случае победы демоса Родос будет союзником Афин, а богатых - Спарты (Xen. Hell., IV, 8, 20). Аналогичная ситуация была в Сикионе (Xen. Hell., VII, 1, 44). Диодор сообщает, что олигархи поддерживали спартанцев, а демократы - афинян (Diod. XV, 45,1). Однако тот же Ксенофонт пишет, что "лучшие" в Коринфе жаждали освободиться от владычества Афин (Xen. Hell., IV, 4,11), а "лучшие" в Мантинее стремились стать афинскими союзниками (Xen. Hell, V, 2, 7; VI, 4, 18; VII, 1,43).
С. Пелмен убедительно показал, что разница между двумя политическими группировками в Коринфе заключалась не в демократической и олигархической тенденциях, а в различных взглядах на внешнюю политику [Perlman, 1964, с. 70J. В Фивах и Коринфе антиспартанская коалиция никогда не была демократической. "Оксиринхский историк", сообщая о борьбе, происходящей в Фивах между "знатнейшими и влиятельнейшими" из граждан (βέλτιστοι και γνωριμώτατοι), разделяет их на сторонников Афин и Спарты, но добавляет, что союзники Афин не были в действительности их сторонниками, а примкнули к ним, чтобы было легче оттеснять своих политических противников (Xen. Oxyr, XII, I)[1].
Гражданские междоусобицы обострялись непрерывными военными действиями между полисами, причем оба вида конфликта влияли друг на друга, усиливали противоречия как внутри гражданского коллектива, так и вне его. Призывы враждующими политическими группировками на помощь внешних союзников приводили к предельному обострению обстановки.
Обратимся к родному полису Исократа. Пелопоннесская война была для Афин периодом больших социальных, экономических, политических, психологических потрясений. В городе дважды (в 411 и 404 гг.) была свергнута демократия. Особенно тяжелые последствия для полиса имел олигархический переворот 404 г., так как он совпал с поражением Афин в Пелопоннесской войне. Одним из условий мирного договора спартанцы поставили возвращение изгнанников-олигархов, во главе города стали новые правители, называемые обычно Тридцатью тиранами, они опирались на лакедемонский гарнизон, находившийся в Афинах. Олигархи начали осуществлять переустройство полиса в соответствии с "законами отцов" (πάτριος πολιτεία), объясняя новые порядки возвращением к конституции прошлого (Xen. Hell, II, 3, 2). Их деятельность сопровождалась казнями сначала политических противников (Xen. Hell, II, 3, 11-22; Arist. Ath. Polit, XIII, 35, 3), а затем все большего числа граждан, так что в конце концов установился настоящий террор.
По свидетельству Ксенофонта, отнюдь не расположенного к демократии, Критий, возглавивший крайнее направление в олигархии, настаивал на необходимости казнить направо и налево (многие афиняне пали жертвой личной вражды правителей, многие были казнены ради денег) (Xen. Hell., И, 3, 15; 21). По версии Аристотеля, после укрепления своей власти олигархи погубили не менее полутора тысяч человек (Arist. Ath. Pol., XIII, 35, 3). Террор усилился после казни Ферамена, представителя умеренного направления среди "Тридцати", и победы крайнего крыла.
Режим Тридцати носил настолько узурпаторский и явно корыстный характер, что не мог продержаться долго, несмотря на жесточайшие репрессии и помощь спартанского гарнизона. К образовавшейся демократической оппозиции примкнула большая. часть граждан полиса, и пугем вооруженного переворота в Афинах была восстановлена демократия, что, однако, не означало установления политического мира. Внутри демократического направления не было единства в трактовке актуальнейших проблем внутренней и внешней политики, продолжалась также, хотя и не В форме открытых военных столкновений, борьба демократии с олигархией.
В такой напряженной, нестабильной политической и социальной атмосфере был создан "Ареопагитик", с его описанием идеальной государственной системы, якобы существовавшей в Афинах периода господства Ареопага. "Ареопагитику" исследователи уделяли меньше внимания, чем другим речам оратора, но по противоречивости оценок он, пожалуй, занимает первое место в творчестве Исократа.
Долгое время речь воспринималась как трактат, посвященный проблемам морали и воспитания, пока В. Йегер не выдвинул другую точку зрения: речь можно рассматривать как ценный исторический источник по изучению политической борьбы в Афинах IV в. Мысль о связи идей Исократа с вопросами внутренней и внешней политики Афин он развил потом в третьем томе своего фундаментального исследования "Paideia". Однако довольно многочисленная группа исследователей (Е. А. Миллиор, Т. А. Синклер, Дж. Джиллис, А. Момильяно и др.) убеждена в том, что идеалы Исократа - утопические и в "Ареопагитике" дана разработка моральных принципов гражданина и вопросов воспитания молодежи, а не отражение насущных проблем IV в. до н. э. [Миллиор, 1939, с. 6; Sinclair, 1951, с. 318; Gillis, 1970, с. 203; Momigliano, 1934, с. 191J.
Очевидно, в числе причин, которые повлияли на столь противоречивые оценки, была и форма, в которую Исократ облек свои идеалы. Все ученые единогласно признают ее утопической, отталкиваясь в основном от неадекватности произведения действительности, но, видно, по-разному трактуют утопию вообще и ее использование в данном произведении в частности. Поэтому имеет смысл сделать небольшой экскурс в историю развития жанра утопии и ее отношения к реальности.
Понятие "утопия" получило распространение в XVI в. и связано с именем Томаса Мора и его трактатом об идеальном обществе на никогда и нигде не существовавшем острове. Утопию можно определить как комплекс экономических, политических, социальных, этических представлений, тесно связанный с различными историческими этапами, вырастающий из нужд общества, отражающий "больные вопросы" своего времени и одновременно предполагающий замену господствующей системы ценностей другой, противоположной ей: неравноправия - равенством, социальной стратификации - однородностью всех членов общества или иерархией, построенной по другому принципу, и т. п. В узком, но наиболее распространенном значении понятия оно принадлежит к идеям нового времени. Соединение утопии с разными видами идеологии определило различные этапы и формы ее развития, например утопический социализм или социальную научную фантастику.
Отдельные элементы утопии обладают высокой стабильностью и универсальностью и скорее всего зародились в глубокой древности, их можно проследить на обширном историческом материале и в обширном географическом ареале. Утопические представления могли отражать не все стороны жизни общества, а лишь некоторые из них. Очевидно, именно к такому подвиду можно отнести "Работы и дни" Гесиода или буколическую поэзию. Утопическая форма всегда была неразрывно связана со временем ее создания, актуальные проблемы времени могли получать разную степень освещенности, а также опосредованности и абстрактности отражения[2].
Сама по себе констатация утопичности формы "Ареопагитика" ничего не дает без установления места речи среди других идеологических форм и выделения ее специфики на фоне сходных и отличных произведений. Исократ создал речь, уникальную для политического красноречия, но в принципе использованый им прием не так уж редок, и мы располагаем здесь некоторыми аналогиями. Так, Платон изложил свои взгляды на государственное устройство, создав некий идеальный полис из элементов, присущих реальным полисам, но абстрагировав их и выстроив в схему, явно и даже подчеркнуто несовместимую с действительностью. Его абстракция в данном случае - абстракция особого рода, отличная от других, например аристотелевской.
Ксенофонт объединил комплекс проблем, связанных с воспитанием, управлением, политикой, военной теорией в историко- философском произведении "Киропедия"[3]. Связав время и место действия с Персией и восхваляя правильность персидской организации общества, автор пошел вразрез с традиционным, превалирующим в его время убеждением, что греки и варвары находятся в резкой, непримиримой оппозиции. Эта тенденция буквально пронизывает всю греческую идеологию, причем в других работах, например в "Анабасисе" и "Греческой истории", сам Ксенофонт не только разделяет общераспространенное мнение о Превосходстве эллинов над варварами и негативной роли последних в истории полисов, но и вносит свой вклад в его развитие.
Хорошая осведомленность греков о быте и общественном устройстве некоторых племен и твердая вера в приоритет эллинов не помешали появлению представления об идеальных примитивных негреческих обществах с господством патриархальных устоев, поддерживающих равновесие как внутри себя, так и с окружающей средой. Причем отвлеченным, существующим лишь в воображении этносам давались наименования конкретных, действительно существующих племен [Куклина, 1969, с. 120- 128; Ростовцев, 1925, с. 5-9,20,88-91; Широкова, 1979, с. 124- 128; Ferguson, 1975, с. 18 и сл.].
Такие произведения, а также косвенные свидетельства, содержащиеся во второй книге "Политики" Аристотеля, в аристофановских "Женщинах в Народном собрании", позволяют предположить, что животрепещущие проблемы времени нередко облекались в утопическую форму и она была достаточно хорошо известна греческому обществу. Контаминация утопической формы с разными видами идеологии порождала на первый взгляд далеко отстоящие, но, в сущности, объединенные одним принципом произведения. Способ отражения действительности и выделения в ней тех или иных сторон мог быть самым разным: особый вид абстракции, обращение к прошлому эллинов или ранней стадии развития человечества, замена географического местоположения, идеализация политического и социального устройства других этносов. Конечно, влияла еще масса побочных факторов в виде умонастроения авторов, политической ситуации, общих социальных тенденций и т. д. Так, деятельность Ксенофонта, его политические убеждения, жизненные обстоятельства во многом предопределили выбор Персии как места действия, а персидского царя как главного героя его трактата.
При анализе "Ареопагитика" следует принять во внимание еще одно соображение: действие речи разворачивается в· относительно недалеком прошлом Афин - первой половине V в., именно тогда, по мнению автора, существовал идеальный государственный строй, поддерживаемый и охраняемый Ареопагом. Такая идентификация политического и социального идеала с конкретным временем побуждает более пристально взглянуть на интерпретацию этого периода в истории Афин и вообще на отношение к прошлому в IV в.
Острое недовольство идеологами века политической и социальной атмосферой своего времени, отход современников, в их представлении, от традиционных полисных идеалов побудили обратиться к истории. Именно в этот период значительно возрос интерес к прошлому отдельных полисов и Эллады в целом. Во время конфликтных ситуаций и кризисных явлений прошлое и жизнь предков представлялись символами устойчивости и стабильности. С другой стороны, апелляция к историческим фактам могла служить своего рода обоснованием, освящением инноваций, порождаемых современностью. Политические мыслители исследовали историю полисов с точки зрения изменения политического строя, в том числе и определения времени его "порчи" и причин, способствовавших этому. Так подходит к прошлому Аристотель в "Афинской политии".
Известные нам политические ораторы - Андокид, Ликург, Эсхии, Дсмосфсн, Исократ подчиняли свои исторические экскурсы определенным задачам. Особым вниманием всегда пользовались известные исторические деятели, уже вошедшие в легенду. Предпочтение отдавалось также фактам из ранней истории Афин - победам, одержанным во время грeко-псрсидских войн, личностям, воплощающим идеалы государственного строя предков (Andoc. I, 106-108; Lyc. I, 68-70; 80-84; 109-120; Aesch. I, 25-26; Lys. II, 21-26, 31-39; Dem. XIII, 21-22; Isocr. Paneg., 96, 154; Plat., 57; Phil., 146). Все это, видимо, способствовало тому, что в речах появился определенный набор упоминаний, которые уже можно считать общими местами (topoi).
Эти соображения следует принять во внимание при исследовании политических взглядов Исократа в "Ареопагитике". Есть еще один аспект, чрезвычайно важный для данной речи: выбор исторических деятелей и отдельных моментов истории не был произволен, за ним стояли определенные политические тенденции. Можно считать установленным, что интерес к государственному устройству предков оформился у афинян в IV в. и способствовали этому чисто политические причины: сицилийская катастрофа и обострение в связи с ней борьбы между олигархической и демократической группировками (Cecchin, 1969; Jacoby, 1949J. Лозунг πάτριος πολιτεία был использован как орудие политической борьбы. Е. Рушенбуш в своей обстоятельной статье доказал, что Солон в качестве основателя государственного устройства, а не просто мудреца и законодателя, начал фигурировать в литературе после сицилийской катастрофы [Ruschenbusch, 1958, с. 400 и сл.].
Олигархи обвинили демократов в искажении политического строя предков, основателем которого они считали сначала Драконта, затем Солона. Призыв к πάτριος πολιτεία стал излюбленным лозунгом олигархической группировки, при этом особенно подчеркивалась долговечность строя Спарты, древность и устойчивость ее законов [Рожицын, 1914, с. 705].
Приверженцы демократии в ответ стремились доказать историческую закономерность и обоснованность своих законов, ссылаясь на Клисфена как на родоначальника радикальных демократических установлений (Larsen, 1948]. В ходе политической борьбы Солон и Клисфен постепенно приобретали черты легендарных героев, из реальных исторических деятелей они становились идеалом государственных мужей, воплощением определенных политических направлений. Примерно в то же время на политической арене появляется фигура Тесся в качестве создателя умеренной демократии, смешанного государственного устройства[4].
Интерпретация начальных периодов афинской истории стала • предметом острой политической дискуссии между различными группировками, веским аргументом для доказательства одних тезисов и критики других. Как можно заметить, три политических деятеля как бы воплощали в себе три варианта государственного устройства: Солон - олигархического, Клисфен - радикально-демократического и Тесей - умеренно-демократического. В дальнейшем радикальным демократам удалось использовать в своей пропаганде и фигуру Солона, подчеркивая демократический уклон его законов[5]. Со временем имена Солона и Клисфена уже не противопоставлялись, а фигурировали вместе [Доватур, 1965, С. 125; Bringmann, 1965, с.84]. Оба законодателя стали признанными основателями афинского государственного устройства и в таком качестве упоминались в различных произведениях IV в. (Dem. IV, 10-11; XIV, 19-34; Aesch. I. 25; Andoc. I, 107- μ08; Isocr. Paneg., 85-100).
Ход политической борьбы привел не только к идеализации и абстрагированию образов государственных деятелей прошлого, [модификации подверглись также их установления. Так, яростная ухватка различных группировок вокруг фигуры Солона, стремление укрепить свои позиции ссылками на исполнение заветов "отца афинской демократии" привели к значительной политической и социальной переработке последних. Поэтому попытка восстановить законодательство Солона в первоначальном виде наталкивается на большие трудности [Mossé, 1979, с. 430-436]. Таким образом, избранный Исократом вариант утопии, построенный на пересечении проблем настоящего с интерпретированной соответствующим образом историей, не был уникальным для греческой литературы. Установление специфики жанра снижает, на наш взгляд, вопрос о том, утопичны или нет идеи оратора, он просто не корректен, так как они утопичны поскольку, поскольку выражены в утопической форме, и одновременно актуальны и тесно связаны с проблемами своего времени, как и любая социально-политическая утопия.
Между демократией и олигархией
Весьма существенно уточнить, какие круги полиса представлял Исократ, насколько тесно его речь связана с борьбой и лозунгами различных политических группировок, к литературе какого направления, демократического или олигархического, следует отнести "Ареопагитик". Все эти вопросы уже ставились в историографии и по-разному освещались, однако неутихающая полемика по поводу "Арсопагитика" показывает, что предложенные ответы далеко не всегда признавались удовлетворительными. Всестороннее и полное исследование речи, которая до сих пор остается одним из "темных пятен" в греческой историографии IV в., безусловно, потребует еще соединенных усилий многих ученых. В данной работе хотелось бы выделить лишь некоторые аспекты подхода к изучению этого произведения, которые, возможно, окажутся плодотворными.
Исократ восхваляет государственный строй прошлого, который он называет демократией. Трудно, по мнению оратора, найти более полезное для города и более демократическое устройство (Isocr. Areopag., 17). Даже то, что к управлению полисом допускается лишь группа граждан, представляется ему более демократичным, чем выборы по жребию (Isocr. Areopag., 23, 27). Создателем столь совершенного порядка объявлен Солон, "самый демократичный из законодателей" (ὁ δημοτικώτατος γενόμενος ενομοθετησε), а его наследником - Клисфен, восстановивший политию, изгнавший тиранов и вернувший власть народу (Isocr. Areopag., 16,59). Дальше речь идет об образе жизни людей при πάτριος πολιτεία. Она коренным образом отличается от того, что оратор видит в Афинах. Нарисованная им картина поражает читателей полной гармонией, царящей в городе, удивительным доверием и согласием между государством и индивидом, а также различными слоями общества.
Порядок и устойчивость конституции поддерживались высокой нравственностью граждан и правильным воспитанием молодежи. Хорошее состояние государства, поучает Исократ, зависит от добродетелей, поэтому предки уделяли большое внимание воспитанию будущих граждан (Isocr. Areopag., 37, 41, 43,48-49). Причем помимо внушения правил поведения и представлений, необходимых для хорошего гражданина полиса, молодежи прививались различные профессиональные навыки. Неравенство в средствах (ανώμαλος τα περί τον βίον ἔχοντας) предопределяло существование двух групп. Одних ориентировали на занятие земледелием и морской торговлей, других - на совершенствование в верховой езде, физических упражнениях, охоте и философии (Isocr. Areopag., 44-45).
Одним из признаков "хорошего" государственного строя в "Ареопагитике" считается также неприкосновенность и регулярное соблюдение религиозных обрядов (Isocr. Areopag., 29-30).
Надзор за установленным строем осуществлял совет Ареопага, составленный из знатных, доблестных и нравственных граждан (Isocr. Areopag., 37). Члены Ареопага заботились о создании таких условий жизни, которые способствовали правильному воспитанию граждан и процветанию полиса. Они строго следили за жизнью каждого и удерживали граждан от дурных поступков как надзором за ними, так и наказанием. Наблюдение было организовано настолько тщательно, что им становилось заранее известно, кто мог совершить преступление (Isocr. Areopag., 42, 46-48).
Исократ начинает речь с описания контраста между видимым и истинным положением города. Он перечисляет военные и политические успехи Афин, а затем приводит доказательства шаткости внешне блестящего положения полиса и убеждает читателей, что в основе его лежат либо счастливые случайности, либо удачи полководцев (Isocr. Areopag., 9-12). Далее оратор объясняет, почему могла сложиться такая ситуация. Все дело, оказывается, в том, что в современных ему Афинах отсутствует истинное государственное устройство - полития (πολιτεία), которую можно считать душой (ψυχή) города, она охраняет добро, отводит от несчастий, ей подчиняются и законы, и ораторы, и рядовые граждане (Isocr. Areopag., 14).
Развивая свою мысль, Исократ сообщает о существовании двух видов политии, один из них принадлежит прошлому, другой-настоящему (Isocr. Areopag., 12, 15-16, 18). Два типа политии воплощаются в двух формах правления, резко противопоставленных друг другу, что хорошо в одной - плохо в другой. При политии предков в Афинах царила гармония как в частных делах, так и в общественных, молодежь правильно воспитывалась, город процветал (Isocr. Areopag., 28-35, 43-44, 53-55). Все это отразилось и на его внешнеполитическом статусе. Афины получили от греков добровольную гегемонию, одерживали победы на суше и на море, были грозой варваров, исконных врагов эллинов (Isocr. Areopag., 17, 51-52,80). При нынешней политии все изменилось: внутри государства царят хаос, анархия и нужда, полис рассорился со всеми государствами, его преследуют неудачи во внешней политике (Isocr. Areopag., 9-12, 27-28, 54, 81).
Исократ поясняет, что именно он понимает под хорошо организованным государственным строем (πάτριος πολιτεία). Один из главных вопросов здесь-вопрос о равенстве (ίσονομία). Политии предков приписывается два вида равенства, с одной стороны, всем давались одинаковые права, с другой - каждому воздавалось должное, при этом стремились избегать оказания одинаковых почестей хорошим и дурным (τούς χρηστούς, τους πονηρούς - Isocr. Areopag., 21).
Государственные должности замещались не по жребию, а путем отбора лучших и наиболее способных к общественной деятельности граждан (Isocr. Areopag., 22). Народ, поясняет оратор, должен, подобно тирану, назначать представителей власти, карать провинившихся и выносить решения по спорным вопросам. Люди же, обладающие достаточными средствами к жизни, рассматривали себя "как слуг" (ὤστερ οίκέτας) народа. Не оправдавшие его доверия подвергались строгим наказаниям (Isocr. Areopag., 26-27).
Весь набор признаков, свойственных идеальному полису, у Исократа связан с термином πολιτεία, поэтому целесообразно посмотреть, какое содержание он вкладывает в это слово. Первые параграфы речи расшифровывают πολιτεία как принцип государственного устройства, конституцию полиса как таковую (Isocr. Areopag., 12, 14). Именно такая трактовка термина широко распространена в греческой политической фразеологии и встречается также в речах политических ораторов IV в. Эсхин сообщает, что существует три вида политии - тирания, олигархия и демократия (Aesch. III, 6). Динарх говорит о политии, завещанной предками (Din. III, 21). Демосфен, обличая Филиппа, объявляет его врагом существующего государственного строя (πολιτεία - Dem. VIII, 43; 14, 15).
А. И. Доватур в обстоятельной статье о терминологии "Афинской политии" пришел к выводу, что, несмотря на широкий диапазон значения πολιτεία, в большинстве случаев термин обозначает государственный строй вообще [Доватур, 1958]. А. К. Бергер отмечает, что в конце V в. πολιτεία часто употреблялась для обозначения государственного строя, государственного порядка [Бергер, 1966, с. 90].
Полития как государственный строй могла воплощаться в разных формах. Исократ останавливается на двух из них. Идеальная полития (она же полития прошлого) именуется политией, истинной демократией и чаще всего πάτριος πολιτεία. Полития, действующая в современных оратору Афинах, называется испорченной политией, демократией, искаженной демократией.
Таким образом, мы видим, что в рамках одного термина совмещены три понятия. Одно из них носит абстрактный характер и не может быть идентифицировано ни с одним видом реального государственного) устройства, так как выражает идею полисной организации. Два других понятия соотносятся самим автором с определенными формами власти в рамках конкретного полиса - Афин.
Оба вида реальной политии Исократ относит к демократии, следовательно, речь идет о противопоставлении двух вариантов демократического устройства. Прошлое и настоящее рассматриваются как две фазы развития демократии. Восхваление одной из них и порицание другой строится на интерпретации основных принципов демократического устройства.
В идеальном полисе оратора существуют два вида равенства (ίσονομία - Isocr. Areopag., 21), которым соответствуют два вида участия граждан в государственной деятельности - прямое и опосредованное. Подобная градация позволяла избежать уравнения хороших и плохих граждан, но гарантировала оценку каждого из них по заслугам (Isocr. Areopag., 22). В результате складывалась следующая иерархия: обладающий верховной властью народ выбирал руководителей государства из числа людей, Обладающих достаточными средствами к жизни, они и осуществляли управление полисом. Такая форма демократии определялась как самая надежная и справедливая (Isocr. Areopag., 26-27).
Идеалом демократии, таким образом, объявлялась цензовая конституция, действительно связанная с именем Солона, которого Исократ считает основателем совершенного государственного устройства (Isocr. Areopag., 16, 59). Нарисованная оратором картина противоречит тем порядкам, которые его современники привыкли связывать с демократией - фактическим отсутствием ценза при занятии ответственных должностей в полисе, выборами на эти должности по жребию.
Автор не скрывает этого обстоятельства, более того, подчеркивает его. Исократ резко враждебно относится ко всему, что для его читателей ассоциируется с демократией, нередко смыкаясь здесь с олигархической критикой. Так, в "Ареопагитике" осуждается система оплаты должностных лиц и плата за посещение собраний (Isocr. Areopag., 52, 59). Тон Исократа здесь довольно умеренный, зато в другой своей речи, написанной менее академично ("О мире"), оратор дает волю раздражению по поводу существующих порядков. Народное собрание объявлено толпой, преисполненной самых дурных намерений, которая по природе своей тяготеет к худшему, не способна критически мыслить, не может анализировать ни прошлого, ни настоящего, чтобы извлечь уроки на будущее (Isocr. De Расе, 3-5,8-9; 12-14, 38-39, 53).
Уровню развития демоса, дорвавшегося до возможности управлять государством, вполне соответствуют его представители и руководители в виде должностных лиц и ораторов. Исократ утверждает, что все они - льстецы, негодные, неразумные, растратчики государственного имущества и т. п., часто употребляется термин πονηρότατοι (Isocr. De Расе, 3, 6, 9-11, 36-38, 52-53, 60-62,66,81,93,121, 124,126). Исократ обрушивается на неразумную толпу, убежденную, что пьяные более преданы демократии, чем трезвые, неразумные - чем здравомыслящие, расхитители общественного достояния - чем устраивающие литургии из собственных средств (Isocr. De Расе, 13).
Он апеллирует к патриотическим чувствам сограждан, обвиняя вождей демократии в попустительстве постановкам комедий, в которых перед чужаками высмеивается недостатки родного города, доказывает, что из-за дурных правителей Афины приобрели плохую славу среди эллинов (Isocr. De Расе, 14, 19, 21, 42, 125). Плоды такой организации не замедлили сказаться - военное могущество и престиж города подорваны, населению война принесла неисчислимые бедствия (Isocr. Areopag., 8, 12, 81; De Расе, 7, 19,21,42,46-47, 69,125-127,131,155). Мы позволили себе привлечь в данном случае речь совершенно иного типа (De Расе), для того чтобы показать, что критика современной автору демократии носит неслучайный характер и хорошо согласуется с положениями, высказанными им и в других произведениях.
Исократ не ограничивается только порицаниями современности, он объясняет, почему два столь противоположных государственных строя оказались объединенными одним термином δημοκρατία. Причина в том, что афиняне неправильно понимают демократические принципы, искажают их (Isocr. Areopag., 20).
Подобная трансформация оказалась возможной потому, что полис развивался по неверному пути. В речи делается экскурс в историю Афин, она представлена в виде схемы, состоящей из трех частей: установление правильного государственного строя, затем период, в который была совершена ошибка[6], из-за которой развитие полиса отклонилось от намеченного направления, и, наконец, современное автору состояние государства, где в полной мере развились намеченные ранее тенденции (Isocr. Areopag., 16-17, 51-52; De Расе, 126-128). Дальнейшая история представлена развивающейся по нисходящей линии, в конце которой находится современное Исократу политическое устройство Афин. Показательно также, что термин πάτριος πολιτεία обычно употреблялся олигархической группировкой, а демократически настроенные политические деятели, ссылаясь на предков, как правило, не использовали данного словосочетания. Восхваление государственного строя Афин периода господства Ареопага в противовес демократическому управлению, призыв восстановить политические права Ареопага - один из лозунгов антидемократической группировки. Именно на этом основании В. Йегер сближает Исократа с Фераменом и причисляет оратора к консервативным кругам [Jaeger, 1940, с. 444 и сл.; 1944, с. 119 и сл.][7].
Исократ придает большое значение морали и проблемам воспитания, что не раз отмечалось исследователями (Bringmann, 1965, с.66 и сл.; Jaeger, 1940, с. III и сл.; Mathieu, 1925, с. 13; Romilly, 1958, с. 95 и сл.]. Как известно, воспитание - один из основных тезисов программы противников демократии, ставивших воспитание и знание, полученное в его результате, непреодолимым барьером, воздвигнутым между лучшими людьми и невежественной толпой. "Каждое слово в "Ареопагитике", - писал В. Йегер, - злобная атака на отсутствие культуры в современных Афинах" [Jaeger, 1945, с. 1171.
В соответствии с двумя формами равенства предложены и два вида воспитания. Воспитание менее состоятельных людей сводилось к тому, что им предписывали заниматься земледелием (γεωργία) и морской торговлей (ἐμπορία - Isocr. Areopag., 40). Обладатели значительных состояний должны были посвящать свое время верховой езде, физическим упражнениям, охоте и философии. В результате такого мудрого распределения обязанностей одни достигали совершенства, а другие избавлялись от пороков (Isocr. Areopag., 45)[8].
"Ареопагатик" наполнен порицаниями аморальности сограждан, лишенных благодетельного надзора Ареопага, члены которого могли служить примером высокой доблести и безупречной нравственности. По верному замечанию В. Йегера, моральная власть Ареопага даже выше, чем политическая. Исократ, по его мнению, делает государство непререкаемым авторитетом во всех областях жизни и все его похвалы добродетели прошлого направлены на порицание недостатков настоящего [Jaeger, 1940, с. 85; 1945, с. 112 и сл.).
С проблемами морали связан вопрос о соотношении права и законов. Позиция автора здесь отражает давнюю борьбу демократии и ее противников. Последние не признавали народных постановлений законными и выступали против писаных законов, противопоставляя им неписаные, завещанные предками, обвиняя демократов в том, что их декреты превалируют над законами [Buchner, 1958, с. 82; Grossman, 1950, с. 159; Jones, 1956, с. 50]. Исократ поучает: добродетель возрастает не на основании законов, главное - воспитание, многочисленные и точно составленные законы служат лишь признаком плохой организации города. Неправильно было бы предположить, что лучшие люди, добродетель, а также правильное управление находятся там, где наибольшее число законов или они составлены наиболее т1цательно (ἀκρίβεια). Правильная полития зависит не от псефисм (постановлений народного собрания), при ней не нужно покрывать записями (τά γράμματα) стои. Добродетель граждан заключена в их нравах (ἔθος) и в находящейся в душе справедливости (δίκαιον Isocr. Areopag., 39-40)[9].
Перечисленные пункты обвинения в адрес демократии и противопоставление ей идеалов противоположной политической группировки дают веские на первый взгляд основания для зачисления Исократа в лагерь противников демократии [Фролов, 1969, с. 19; Levitt, 1943, с. 71], внешнее сходство аргументации при критике очень велико.
Но есть некоторые нюансы, не позволяющие отнести Исократа к олигархам. Во-первых, он нигде не говорит о восстановлении политических прав Ареопага. Когда речь идет о принципах управления полисом, он предпочитает формулировать свое мнение в теоретической форме, избегая сопоставления с каким-либо конкретным институтом, ссылаясь на конституцию предков вообще и на установления Солона и Клисфена, но не называя, на какие именно. Ареопаг фигирирует как высший и непререкаемый авторитет во всех вопросах, связанных с моралью, законами, воспитанием, но ни разу не связывается с управлением полисом. Исократ провел разделение функций Ареопага, не все из них были использованы в качестве эталона.
Во-вторых, сближение программ Исократа и Ферамена, на наш взгляд, неправомерно. Обычно ссылаются на явную близость оратора к этому представителю умеренной олигархии, а также на совпадение их взглядов: обращении к πάτριος πολιτεία. Но использование одного и того же понятия еще вовсе не означает, что совпадает его трактовка. Неизвестен смысл, который вкладывали круги Ферамена в данный термин, ибо сведения о программе Ферамена очень скудны. В сущности, она неизвестна, неизвестен и слой, на который он рассчитывал опереться, известна лишь оппозиция к демократии, а также то, что Ферамен не разделял экстремизма Крития и его сторонников, но мы не имеем сведений о том, насколько расходились их теоретические взгляды (Arist. Ath. Pol., XIII, 36-37; Xen. Xell., I, 27, 4; II, 2,16-22; 3, 2, 15, 24, 35-49, 51-56; Lys. XII, 50, 62-64, 69, 71-79). M. Оствальд показал, что при олигархическом перевороте 411 г. (Тирания 400) за лозунгом πάτριος πολιτεία скрывалось стремление изменить существующее законодательство. Для того чтобы замаскировать эту новацию, ее подкрепили ссылкой на прошлое, на традицию [Ostwald, 1986, с. 337-411].
В-третьих, сам Исократ упорно стремится отмежеваться от олигархов. Убеждая сограждан заключить мир с союзниками, он предупреждает, что не следует обвинять сторонников мира в олигархизме, что порядочные люди, в том числе и автор, не могут быть приверженцами такого строя (Isocr. De Расе, 51, 70, 133). В "Ареопагитике" оратор иллюстрирует свой тезис, нарисовав очень красочную и эмоциональную картину тех бед, которые претерпели Афины при правлении Тридцати (Isocr. Areopag., 65-69). В отношении Исократа к олигархии нет политического лавирования, в данном случае мы разделяем точку зрения Дж. Джиллиса и П. Клоше: оценка оратора оставляет впечатление искренности (Gillis, 1971, с. 69; Cloché, 1963, с. 73].
В-четвертых, оратор оговаривается, что власть принадлежит народу, который обладает полным правом назначения, смещения и наказания должностных лиц. Почему-то этот сугубо демократический принцип не принимается во внимание исследователями, склонными видеть в Исократе сторонника олигархии.
Наконец, можно предположить, что некоторые обвинения в адрес Народного собрания были справедливы. Демосфен, которого трудно заподозрить в антидемократических взглядах, упрекает сограждан в беспечности, отсутствии инициативы там, где нужно принимать решительные меры, в безрассудстве, из-за которого дела полиса пришли в негодное состояние, упоминает о влиянии ораторов на собрание, об отклонении от образа действий предков (Dem. I, 10; II, 23-29; III, 14, 16, 21-27; IV, 9-11; cp. Aesch. III, 4, 127, 130).
Тем не менее в отрицательной характеристике, данной демократии в "Ареопагитике", слишком много совпадений с аргументацией противников этой политической группировки, чтобы ими можно было пренебречь.
Таким образом, Исократ оказался в довольно странной для политического оратора позиции: посередине между демократией H олигархией. Можно настаивать на преобладании у него демократических элементов, можно - олигархических, но в любом случае отклонения от равновесия будут не слишком значительными. По крайней мере не настолько, чтобы были веские основания отнести его к какой-то конкретной группировке. Те из исследователей, которые, по существу, стоят на такой точке зрения, формулируют ее очень осторожно и расплывчато, предпочитая не заострять на этом внимания, а выдвинуть на первый план моральные ценности, обозначенные в речи, трактуя πάτριος πολιτεία как образ жизни [Albafull, Pages, 1971, с. 53-57; Cloché, 1963, с. 93 и сл.; Frolikova, 1974, с. 13-15]. Очевидно, явная невозможность отнести Исократа к какому-либо известному политическому направлению оставляет у них ощущение "недоисследованноcти" на фоне господствующей тенденции представить автора любого политического трактата либо демократом, либо олигархом.
Затруднения в определении политического credo оратора вызваны, на наш взгляд, тем обстоятельством, что и демократическая и олигархическая теории в настоящее время все еще плохо изучены. А. Джонс, занимавшийся исследованием афинской демократии, в свое время справедливо заметил, что в нашем распоряжении чрезвычайно мало источников по этой проблеме. Он склонен объяснять сложившуюся ситуацию тем, что авторы сохранившихся трактатов так или иначе причастны к олигархии [Jones, 1957, с. 41-43]. Однако об олигархии мы, в сущности, имеем сведений не больше, и их отсутствие трудно объяснить именно такими причинами. Трудность, пожалуй, в другом: отсутствуют более или менее четкие критерии для определения основных элементов двух господствовавших политических группировок.
Представители "лучших и благородных", которые были оппозиционно настроены по отношению к демократии, упорно боролись с нею в VI и V вв. Создается впечатление, что в IV в. период активного политического противостояния народовластию остался позади. Правда, произошли два олигархических переворота, но они были спровоцированы Пелопоннесской войной. Аристократия либо подчеркнуто отошла от общественной деятельности, заняв позицию политического квиетизма (άπραγμοσύνη) и отгородившись таким образом от напористой энергии демократии, отличительной чертой которой была кипучая деятельность (πολυπραγμοσύνη), либо занялась разработкой наилучшего образа правления [Carter, 1986; Vatai, 1984], попутно разбирая установления демократии и буквально не оставляя от них камня на камне.
О принципах создания правильного государственного устройства речь пойдет дальше, сейчас же нам хотелось бы обратить внимание на источники, признанные бесспорно олигархическими-сочинения Платона и Псевдо-Ксенофонта, наполненные язвительными комментариями по поводу демократических порядков. Так, автор анонимного трактата, ранее приписываемого Ксенофонту, убежден, что простому народу свойственны величайшая необразованность, недисциплинированность и низость, что и толкает его на позорные дела. В Афинах, продолжает он, установившийся порядок вовсе не предполагает совершенствования государства, он лишь создает оптимальные условия для существования демократической системы (Ps. - Xen. Ath. Pol., I, 5, 7). Автор прямо связывает власть демоса с корыстолюбием, добавляя, что выходцы из народа стремятся занять те должности, которые "приносят в дом жалованье и доход" (Ps. - Xen. Ath. Pol., I, 3). Платон трактует демократический постулат свободы как возможность делать все, что ни пожелаешь, видя в этом презрение ко всему, что считается важным для государства (Plato. De Rep., 557-558 В).
Во всех этих высказываниях хорошо видно раздражение, испытываемое олигархами, соприкасавшимися с практикой радикальной демократии и опасавшимися ее дальнейшего развития и укрепления. Лидеры беднейших слоев полиса (охлоса) требовали увеличить выплату пособия неимущим гражданам, расширить их участие в управлении государством, проводить более активную политику внешней экспансии, интенсивнее эксплуатировать союзников и принимать самые решительные и жесткие меры при их попытках отложиться от Афин. Лозунги такого рода побудили олигархов усилить критику демократических принципов, хотя нет полной уверенности, что их возмущение вызывали сами принципы, а не их практическая реализация или их интерпретация некоторыми наиболее решительно настроенными группами граждан. Во всяком случае, практика радикальной демократии во многом способствовала консолидации аристократии в IV в. Если раньше в ее среде были как противники народовластия, так и его сторонники, то после раскола демократов при Перикле на умеренное и радикальное крыло "лучшие и благородные", постепенно отходя от народовластия, стали политически более гомогенными. Как бы то ни было, критиковали ли олигархи постулаты Демократии или варианты их воплощения, они сосредоточили внимание на негативной стороне аргументации явно в ущерб позитивной, предлагая взамен существующей некую идеальную политическую систему, а отнюдь не реальную.
Не очень обнадеживающая ситуация складывается и с демократической теорией. Оживленно дискутируется вопрос: существовала ли она вообще, вполне возможно, что мы имеем дело с практическим видом единовластия. В современной историографии есть сторонники и той и другой точки зрения, но ни одна из сторон не располагает убедительными доказательствами своей правоты, косвенные данные, которыми они оперируют, могут трактоваться по-разному. В подобной ситуации чрезвычайно сложно давать оценки политических воззрений авторов трактатов о государственном строе. И все же позиция, занятая Исократом в "Ареопагитике", может быть объяснена и квалифицирована, если отойти от традиционных точек зрения и принять во внимание некоторые новые тенденции, обозначившиеся в исследовании теории и практики полиса.
Начнем с того, что взгляды оратора, несомненно, имеют точки соприкосновения с критическими замечаниями, высказанными в адрес демократии Платоном и Аристотелем. Не будем останавливаться на огромном значении, которое придается в "Ареопагитике" системе моральных ценностей и воспитанию, и соответствующих параллелях у Платона, это особый сюжет. Нам бы хотелось обратить внимание на другое: почти одинаковый подход оратора и философа к понятию равенства и существованию двух его видов.
Исократ пишет, что при одном из них все имели одинаковые права, при другом - каждый получал по заслугам (Isocr. Arepoag., 21). Симпатии автора речи явно на стороне второго варианта. Платон признает необходимость жеребьевки как уступку практическому руководству полисом, а высшим видом равенства считает такое, которое по справедливости воздает каждому должное (Plato. Leg., 757). Исократ утверждает, что предки отвергали как несправедливое равенство, требовавшее одинаковых почестей для хороших и дурных (Isocr. Areopag., 21). Платон формулирует мысль о несправедливом уравнивании примерно так же, но уточняет, что такой порядок присущ демократии (Plato. De Rep., 558 С).
Оратор противопоставляет политик) прошлого современной, при которой распущенность считается демократией, противозаконие - свободой, невоздержанность на язык - равенством, а возможность делать все что вздумается - счастьем (σνὁ η τοντον τόν τρόπον ἐπαίδευε τοὑς πολιτας ὤσυ ἡγείσθαι τὴν μενἀκολασίαν δημοκρατίαν, τὴν δὲ παρανομίαν ελεθνερίαν, τὴν δὲ παρρησίαν ισονομίαν, τὴν δ ἐξουσίαν τοῦ τάῦτα ποιετν εὐδαιμονίαν - Isocr. Areopag., 20). Философ говорит об извращении понятий в демократическом государстве, где наглость будут называть просвещенностью, разнузданность - свободой, распутство - великолепием, бесстыдство - мужеством (ὔβρις μὲν εὐπαιδευσία, καλοῦντες, ἀναρχίαν δὲ ελενθερίαν, ἀσωτίαν δὲ μεγαλοπρέπειαν, ἀνάιδειαν δὲ ἀνδρείαν - Plato. De Rep., 560 Ε).
Интересные параллели в оценке государственного строя можно наблюдать также у Исократа и Аристотеля. В "Политике" дано определение политии как смешения олигархии и демократии. Политическое устройство, более близкое к демократии, называется там политией, а к олигархии - аристократией (Arist. Pol., IV, 6, 2). А. И. Доватур, исследуя политическую терминологию Аристотеля, обратил внимание, что Аристотель соотносит политию как правильную форму правления с ранним периодом афинской демократии: то, что древние называли демократией, на самом деле - полития (Arist. Pol., IV, 10, 10) [Доватур, 1958, с. 63; 1968, с. 57]. А. И. Доватур полагает, что πολιτεία означала цензовую конституцию. По его гипотезе, в противовес демократической фразеологии в кругах противников демократии πολιτεία означала республиканский строй, основанный на принципе какого-то ценза, из этих кругов трактовка была заимствована Аристотелем[10] [Доватур, 1958, с. 62]. Идея двух видов равенства у Исократа по существу совпадает с постулатом Аристотеля.[11]
Постоянные параллели между демократией IV в. и строем, который оратор именует "испорченной демократией", показывают, что оратор не воспринимал демократию как нечто цельное и неизменное, он говорит об изменении демократического строя. Исократ здесь не одинок: Аристотель в "Афинской политии" заканчивает разбор политической истории города примерно тем же временем, что и оратор. Он квалифицирует демократию указанного периода как одиннадцатое по счету преобразование и употребляет тот же термин, который применен в "Ареопагитике" - μεταβολή (Arist. Ath. Pol., XV, 41, 2). В "Политике" Аристотель рассматривает пять теоретических разновидностей демократии, худший вид имеет много общих черт с радикальной демократией Исократа (Arist. Ath. Pol., IV, 4, 3).
Аристотель и Исократ идентичны в оценке государственного устройства периода господства Ареопага. В главах автора "Афинской политии" это время было прекрасно (καλῶς), так как Афинам удалось достичь успехов в военном деле, приобрести славу у эллинов (και παρά τοῖς Ἕλλησιν εὐδοκιμῆσαι), добиться гегемонии на море (και τὴν τῆς θάλαττης ἠγεμονἱαν λαβεῖν - Arist. Ath. Pol., XXIII, 2). Оценка Исократа столь же высока: при той политии афиняне совершили много великих и прекрасных подвигов, заслужили славу у всех людей и с согласия эллинов стали гегемонами (οἱ μέν γἁρ ἐκείνη χρώμενοι, πολλὰ καί καλὰ διαπραξάμενοι καί παρὰ πασιν άνυρώποις ενδοκιμήσαντες, παρ ἑκόντων τῶν Έλλήνων τὴν ἡγεμονίαν ἔλαβαν - Isocr. Areopag., 17).
Можно привести еще много примеров совпадения политической фразеологии и аргументации у Исократа, Платона и Аристотеля. Такого рода аналогии, уже зафиксированные и прокомментированные в историографии, вносят дополнительные осложнения и путаницу в характеристику взглядов оратора. Труды Платона в исследовательской литературе чаще всего определяются как квинтэссенция олигархической теории. Аристотель оценивается по-разному. Как и в случае с πάτριος πολιτεία, взгляды оратора и позиция философов идентифицируются на основании фразеологии и аргументации.
Между тем демократия как политическая группировка, а затем как государственная система вышла на историческую арену довольно поздно. Граждане, интересы которых она защищала, не принадлежали к слою, обладающему хорошо разработанной и четко выраженной системой этических, политических и правовых ценностей. Все известные нам понятия в этой сфере, как позитивные, так и негативные, были выработаны аристократией, часть которой конституировалась потом как олигархия: καλός, κ᾿ἀγαθός, ἀρετή, δῆμος, ὄχλος [Сахненко, 1978; Adkins, 1972; Arncheim, 1977, с. 158-181).
В процессе консолидации и развития демократическое течение вынуждено было заимствовать терминологию своих противников, изменяя ее значение. Например, одним из принципов народовластия следует считать равенство (ἰσονομἰα). Доказано, что первоначально ἰσονομἰα означала равенство в аристократической среде, своего рода "рыцарский этос" [Оссовская, 1987, с. 39; Lengauer, 1988, с. 12-19]. В. Ленгауэр показал, что все принадлежавшие к правящему слою, какое бы место в его иерархии они ни занимали, должны были иметь одинаковый набор добродетелей, обеспечивающий равноправие в рамках кодекса чести, выработанного аристократией. Причем данная норма функционировала лишь в среде "лучших" (ἄριστοι) и не распространялась на другие слои общества.
Набравшая силу демократия воспользовалась лозунгом враждебной ей группировки, приспособив его к своим целям. ἰσονομἰα стала обозначать равенство в политических правах. У Геродота, к примеру, ἰσονομἰα уже прочно ассоциируется с демократией, причем не с любой, а с конкретной - афинской. В период Пелопоннесской войны ἰσονομἰα начала фигурировать как равенство в политических правах [Lengauer, 1988, с. 101-119].
М. Хансен полагает, что ἰσονομἰα была для афинской демократии важным идеологическим постулатом, но вместе с тем и дефиницией, стоявшей несколько особняком, привнесенной в нее философами. Он обращает внимание, в частности, что ἰσονομἰα никогда не была персонифицирована, ей не поклонялись, подобно δημοκρατία и ἐλενθερία ("демократии" и "свободе") [Hansen, 1989, с. 24-25].
Экстраполяцию аристократических понятий в демократическую идеологию можно наблюдать и на примере ἰσηγορία - свободы слова, права апелляции к Народному собранию, возможности в открытой, публичной дискуссии высказать любое мнение. Ἰσηγορία была важнейшим принципом, краеугольным камнем народовластия. Свидетельства об этом исходят из лагеря не только сторонников, но и противников демократии. Автор Псевдо- Ксенофонтовой "Афинской политии", чтобы подчеркнуть неправомерность широкой трактовки ἰσηγορία, возведения ее в ранг элемента государственной системы, упрекает афинян в том, что свобода слова распространяется не только на граждан, но и на метеков и рабов (Ps. - Xen. Ath. Pol., I, 12). Исследователи, изучающие происхождение этого термина, показали, что ἰσηγορία в качестве синонима δημοκρατία появилась после реформ Солона. Однако есть основания предполагать, что связь ἰσηγορία с именем этого законодателя обозначилась лишь в произведениях IV в., в ранний период понятие могло означать равные права для выступления в аристократическом Совете [Lewis, 1971; Woodhead, 1967].
Вторым источником, из которого демократия черпала постулаты для обоснования правильности своих установлений, была философия досократиков, выработавшая кардинальные понятия для объяснения строения космоса, природы, человеческого общества. Позднее многие из них были использованы демократами как аргументы, доказывающие закономерность народовластия, его детерминированность мировым порядком. Гр. Властос высказал мысль, что тезис Гераклита о государстве как части всеобщей справедливости вдохновил Солона на проведение реформ, а в период расцвета демократических Афин лег в основу их концепции государственного строя [Vlastos, 1970, с. 71-72]. По мнению Ц. Фаррар, аргументы в пользу демократических принципов могли быть найдены в философии Протагора и Демокрита [Farrar, 1989]. В той же философии досократиков искали подтверждение правильности своих взглядов и противники демократии.
Активному внедрению аристократической терминологии в демократию способствовал переход части "лучших" в лагерь народовластия. На протяжении довольно долгого времени вождями демоса были выходцы из среды "знатных и благородных". Похоже, что лишь начиная с Клеона можно говорить о лидерах демократии, не принадлежащих к аристократическому слою.
"Уклончивость" позиции Исократа и приведенные соображения-еще одно доказательство отсутствия четкого различия в понятийной системе демократии и олигархии. По источникам можно довольно четко дифференцировать конкретные политические группировки, определить их взгляды на внутреннюю и внешнюю политику государства, зачастую известны и лозунги группировок, однако всего этого недостаточно для выявления демократической и олигархической теорий. Существует большой разрыв между позицией полисных идеологов и действиями различных группировок. В историографии теоретические воззрения обычно соотносились с лозунгами, выдвигаемыми в ходе борьбы, однако исследования последних десятилетий показали ошибочность подобной идентификации. Благодаря им постепенно вырисовывается комплекс понятий, присутствующий в лозунгах и программах как демократов, так и олигархов.
При внимательном рассмотрении оказывается, что мы не можем получить четкого представления о демократической и олигархической теориях. Попытки реконструировать их на основании политических постулатов не дали убедительных результатов, так как основные демократические понятия были заимствованы у аристократов и переосмыслены. В основе их модификации лежало семантическое расширение слова: равенство избранных в рамках выработанных ими этических норм превратилось в равенство в политических правах граждан одного государства, свобода слова в аристократическом Совете-в свободу мнений в Народном собрании и т. п.
Учитывая очень небольшое число источников, находящихся в нашем распоряжении, далеко не всегда можно определить, с каким вариантом трактовки мы имеем дело, с олигархическим или демократическим. Кроме того, очевидно, что некоторые лозунги типа πάτριος πολιτεία благодаря своей эффективности одинаково использовались враждебными группировками, стремящимися оправдать проводимые ими акции возвращением общества к установлениям предков, которые ассоциировались со стабильностью и благополучием в жизни государства и его граждан. Следовательно, их наличие в политических трактатах не может служить доказательством принадлежности авторов этих произведений к врагам или сторонникам народовластия.
Употребление одних и тех же понятий в полемике демократии и олигархии и наличие тех же самых понятий в философских трудах наводит на мысль об отсутствии у олигархии и демократии программ, разработанных на теоретическом уровне. Тогда совпадение в IV в., т. е. в период более или менее окончательного оформления государственных концепций, универсальных представлений, и разная степень их обобщенности в работах философов и лозунгах политиков можно объяснить тем, что для греков они были характерными чертами полиса и в рамках этого образования разделялись всеми политическими направлениями.
Ощутимая разница между группировками наблюдается скорее не в теории, а на практике, когда встает вопрос о формах реализации общих постулатов. При таком положении дел, очевидно, следует отказаться от методов максимального сближения разных сфер, изучения одной из них при помощи дефиниций другой, а попытаться найти какие-то другие механизмы связи. Иными словами, применить для некоторых аспектов полиса сформулированный социологией тезис об определенной автономии политики по отношению к идеологии.
Затронутые проблемы идеологии и политической деятельности тесно связаны с вопросом об оригинальности позиции автора "Ареопагитика" и местом речи среди других политических трактатов. Анализ речи показывает ее несомненную близость к трудам Платона и Аристотеля в теоретической постановке и разработке важнейших проблем теории полиса.
Явные симпатии теоретики испытывают к некой промежуточной форме, свободной от ярко выраженных недостатков конкретной олигархии и конкретной демократии. Такой формы никогда не существовало и не могло существовать, так как она была идеей полисной организации. Структура абстрактного полиса и принципы его управления были созданы путем критического разбора основных полисных вариантов и контаминации их отдельных черт. Полученная в результате этого идеальная политическая форма имеет черты сходствам реально существующими видами правления и в то же время противостоит каждому из них.
Однако отношение к исходному материалу не было одинаковым, демократия чаще олигархии становилась объектом критики и порицания, что дает исследователям основание говорить об антипатии "афинских интеллектуалов" к демократии и симпатии к олигархии. Трудно сказать, насколько такая ситуация может служить свидетельством пристрастия к одной политической форме и неприятия другой [Albafull, Pages, 1971, с.57; Marcle, 1976, с. 98-99]. Не следует забывать, что превалирующим видом государственной организации в Афинах была демократия, она смогла продержаться достаточно долго и, следовательно, давала больше пищи для размышлений, в том числе и критических, нежели олигархия.
Если посмотреть на развитие политической теории Греции с такой точки зрения, то промежуточная позиция Исократа между демократией и олигархией не будет выглядеть неправдоподобной или уникальной, она хорошо согласуется с общим направлением политической мысли.
Абстракция Исократа имеет на первый взгляд больше правдоподобия, нежели другие, потому что "привязана" к конкретному историческому периоду, ее установление приписано конкретному историческому лицу - Солону, объектом идеализации выбран Ареопаг, ослабление власти которого в свое время знаменовало победу демократических сил. Правдоподобие это мнимое, так как ко времени создания "Ареопагитика" данный период афинской истории, Солон и Ареопаг превратились в своего рода понятийные штампы, политические стереотипы. Ссылки из них, как было уже показано, стали аргументами pro или contra при анализе настоящего или прогнозах на будущее. Солону было отведено место идеальною государственного деятеля. Ареопаг воспринимался как воплощение и страж моральных ценностей, а весь отрезок времени ассоциировался с высшей точкой внешних успехов и внутренней стабильности.
Побудительным толчком процесса трансформации реальности в схему была, очевидно, борьба политических группировок, она же и определила основные черты схемы. К моменту создания "Арсопагитика" развитие этих стереотипов было закончено. Вызванные к жизни политической борьбой, они активно использовались в ней, но уже в качестве понятий настолько обезличенных, что их стало чрезвычайно трудно соотносить с конкретными группировками.
Политические трактаты, предназначенные для относительно широкой аудитории, будь то "Ареонагитик", написанный в форме ораторской речи, или "Афинская полития" в виде исторического сочинения, использовали этот набор штампов, чтобы облегчить читателям и слушателям восприятие теоретической мысли и придать ей вид правдоподобия и реальности. "Ареопагитик" Исократа, на наш взгляд, можно считать прекрасным примером пограничного произведения такого рода.
Политический оратор и его аудитория
Тезис Исократа о том, что государственные должности следует занимать людям, наиболее приспособленным к такого рода деятельности, затрагивает очень важную проблему политических лидеров и массы, более узко - политического оратора и его аудитории.
Самые ожесточенные дискуссии между сторонниками и противниками демократии вызывали вопрос о власти: кто и как должен управлять государством, какую часть населения следует считать здесь правоспособной, какой должен быть критерий отбора политических деятелей. Платон упрекал народовластие в том, что оно не обращает внимания на прежние занятия человека, вступающего на государственную должность, т. е. не рассматривает будущих руководителей с точки зрения их подготовленности к столь важному и ответственному делу (Plato. De Rep., 558С). Равным образом он не одобрял и принципа занятия должности по жребию (Plato. De Rep., 557А). Философ с возмущением писал, что когда речь идет об управлении полисом, то любой плотник, сапожник, торговец, судовладелец, богатый, бедняк, благородный, безродный может дать совет, и никто его не укоряет в том, что, "не получив никаких знаний, не имея учителя, такой человек решается выступать все же со своим советом" (Plato. Protag., 319D. Пер. В. С. Соловьева).
Демократы отстаивали тезис о возможности и даже необходимости для каждого гражданина вершить судьбу полиса. Следовательно, жеребьевка, проводимая при занятии государственных должностей среди людей, гипотетически одинаково способных управлять, была, с их точки зрения, вполне оправданна и закономерна. По мнению Ц. Фаррар, обоснование этой позиции можно найти в учении Протагора, убежденного, что любой полноправный член общества обладает достаточными знаниями и компетентностью, поэтому общественные интересы могут быть реализованы через его личность [Farrar, 1989, с. 99-125].
Однако законы функционирования общества вносили свои коррективы в демократические постулаты. Политику полиса определяли профессионалы, которые контролировались Народным собранием. Люди, сходившиеся для того, чтобы обсуждать вопросы, имевшие первостепенное значение для города, обычно разбивались на две неравные группы, одну из них составляли ἰδιώται (обычные граждане), другую - πολιτευόμενοι (политические лидеры и их сторонники) [Mossé, 1984]; другим вариантом деления можно считать оппозицию ἰδιώται-ρήτωρ (толпа - оратор) [Hansen, 1987, с. 56-62]. Демосфен довольно наглядно, хотя и с явными преувеличениями, показал, какая ситуация могла складываться в политических дискуссиях: "Оратор является предводителем... полководец у него в подчинении и еще триста человек, готовых кричать ему в лад, вы же, все остальные, примыкаете кто к одним, кто к другим" (Dem. II, 29. Пер. С. И. Радцига). Исследования подтверждают, что теоретически равные права на свободу слова могли использоваться далеко не всеми, так как людям, занятым сельским хозяйством, ремеслом или торговлей, было трудно противостоять здесь политикам, прошедшим специальное обучение ораторскому искусству, мастерски владеющим речью. За этими людьми стояло более фундаментальное образование, они имели больше свободного времени для совершенствования качеств, необходимых оратору и политику. Не нужно забывать также, что они обладали имиджем, столь важным для каждого общественного деятеля, имели средства, чтобы создавать и поддерживать этот имидж. Следовательно, нет оснований говорить о реальных равных возможностях для каждого афинского гражданина оказывать активное влияние на принятие решений, связанных с государственной политикой. Масса юридически однородных субъектов, теоретически управлявших Афинами, состояла из тех, кто действительно мог вступать в словесное состязание, и тех (а их было подавляющее большинство), кто слушал, поддерживая импонирующие им выступления и отвергая неугодные [Hansen 1987, с. 56-61; Sinclair, 1987, с. 139-141; Strauss, 1986, с. 17-36].
Рост влияния политического красноречия в государственной системе не мог пройти бесследно для риторики. Сложившаяся ситуация определила трактовку Исократом искусства красноречия как практического варианта знания, которое до этой поры было монополизировано философией. Оратор подчеркивает, что проникновение в тайны слова (λογος), умение составить правильную речь - одно из условий занятия философией, по чаще всего риторика прямо идентифицируется у него с философией (Isocr. Antid., 50, 81, 185). Такое понимание логоса, использование его в политической деятельности раздвигает границы возможностей риторики, обучение которой становится связующим звеном между теоретическими знаниями и их практическим воплощением.
Исократ сознавал, что большие потенциальные возможности, заложенные в красноречии, могут быть обращены как во благо, так и во зло, природа слова такова, что "одно и то же можно изложить разными способами: великое представить незначительным, а малое возвеличить, старое представить новым, а о недавних событиях рассказать так, что они покажутся древними" (Isocr. Paneg., 8. Пер. К. М. Колобовой)[12]. Конечный результат зависел, по его мнению, от личности оратора и поведения слушателей, степени адекватности их реакции, которая, в свою очередь, определялась уровнем политического сознания. В речах оратора мы находим уже сложившуюся концепцию назначения профессионалов, выступающих в Народном собрании, тех правил, которыми они должны руководствоваться, критерии отличия "плохих" ораторов от "хороших", характеристику слушателей. Сопоставление взглядов Исократа на эту проблему с высказываниями его современников (как сторонников, так и противников Исократа) показывает, что сложился уже определенный набор штампов, которыми пользовались при выступлениях представители самых различных политических направлений. Эти штампы определялись системой ценностей аудитории, они отражали наиболее популярные у слушателей идеи и постулаты.
Прежде всего, подчеркивалось благородное назначение речей и их несомненная польза для государства. По убеждению Исократа, его произведения призывают к справедливости, обличают ошибки и дают советы (Isocr. Antid., 65). Он сообщает, что использовал дар красноречия па благо людям - возвеличивал родной город, восхвалял его прошлое, призывал сограждан к благим поступкам (Isocr. Antid., 36, 61, 86). Достаточно высоко оценивая возможности красноречия и собственные способности, Исократ поучал соотечественников, что если они прислушаются к его советам, то сумеют навести такой порядок в Элладе, который будет одновременно и справедливым и полезным для Афин (Isocr. Antid., 79). В речи, обращенной к македонскому царю, он пишет, что, последовав его рекомендациям, тот обретет "величайшую и прекраснейшую славу" (Isocr. Phil., 134). Исократу вторит Демосфен: "Ценность представляет не сама по себе речь оратора и не звучность его голоса, а то, насколько он разделяет точку зрения народа и насколько ненавидит и любит тех же людей, что и отечество" (Dem. VIII, 280. Пер. С. И. Радцига).
Обязательная ссылка на важность темы, положенной в основу выступления, превратилась, видимо, уже в обязательную преамбулу любой речи, что признавалось и самими ораторами: "Все, кто восходит на эту трибуну, обычно заявляют, что вопрос, по которому они будут говорить, очень важен и заслуживает величайшего внимания" (Isocr. De Расе, 1. Пер. Л. М. Глускиной). Аристофан в одной из своих комедий блестяще обыграл эту, видимо уже поднадоевшую слушателям, патетику:

Заботы одинаковы о городе
У всех нас. Огорчаясь и печалуясь,
Слежу я за разрухой государственной
И вижу: негодяи правят городом.
(Aristoph. Eccl., 173-176.
Пер. Адр. Пиотровского.)

Исократ не упускал из виду и такую важную деталь, как имидж политического оратора, выступающего в роли лидера. Он пояснял, что репутация почтенного и добропорядочного гражданина увеличивает доверие слушателей к словам выступающего (Isocr. Antid., 280). Аналогичного мнения придерживался и Аристотель, который писал, что для настоящего восприятия предложений оратора слушатели должны быть изначально расположены к нему (Arist. Rhet., II, 20-25).
Скорее всего именно в этих тезисах следует искать объяснение обычая афинских государственных деятелей поливать друг друга грязью, анализируя не только общественную деятельность, но и вытаскивая на всеобщее обозрение подробности личной жизни. Причем приводились такие детали, что порой возникает ощущение погружения в клоаку. Сами же полемисты считали подобную манеру дискутировать в порядке вещей, поясняя, что, "кто дурен в частной жизни, никогда не будет порядочным в общественных делах" (Aesch. III, 78). На мнение аудитории пытались воздействовать, бросая противнику обвинение в том, что тот не истинный афинянин. Эсхин, например, обращал внимание Народного собрания на то, что Демосфен по матери - скиф, т. е. варвар, эллином он может считаться только по языку, поэтому его "пороки" не местного происхождения (надо полагать, это обстоятельство должно было придавать им особую отвратительность - Aesch. III, 172). У населения Афин, воспитанного в духе глубочайшего уважения к автохтонности, считающего полноправным гражданином лишь того, чьи родители были коренными афинянами, подобные выпады, видимо, находили определенный отклик.
В политических дискуссиях достаточно часто звучала также тема подкупленности выступающих. Исократ доказывал, что общественному благу такие ораторы противопоставляют собственную корысть. Они берут слово не ради дел, нужных городу, а ради выгоды, которую надеются извлечь в результате своих речей. Именно здесь кроется причина их вопиющей беспринципности (Isocr. Areopag., 24-25; De Расе, 5, 124; Panath., 12-13; Antid., 38). Вообще, если поверить всем взаимным обвинениям во взяточничестве, которыми переполнены источники такого рода, то создается впечатление, что в Афинах не было ни одного честного оратора (Aesch. I, 107, 114-115, 120; II, 3, 74, 161; III, 143, 146, 173, 259; Din. I, 13, 26, 29-41, 45-46, 60, 66, 99, 108; II, 6, 20; Dem. III, 22, 29).
Ораторы, изо всех сил стремившиеся снискать благоволение слушателей, похоже, при этом были о них не слишком лестного мнения. Во всяком случае, в речах упорно повторяется образ аудитории как инертной, косной и враждебной массы, сопротивляющейся любым попыткам благотворного воздействия на нее. Аттестация аудитории крайне негативна, ей инкриминируется постоянное противодействие добрым советам, уклонение от правильного образа действий, стремление поступать вопреки данным рекомендациям. С возмущением говорится о невежественности толпы, ее легкомысленности, глупости, пристрастности, непостоянстве, неумении разобраться, где добро, а где зло. Исократ раздраженно замечает, что выступать на многолюдном собрании и обращаться к согражданам с речью все равно что ни к кому не обращаться. Он характеризует души слушателей не только как невежественные, но и преисполненные дурных устремлений: неудивительно, что из выступающих им нравятся самые негодные (Isocr. Phil., 12; De Расе, 13-14, 124, 130; Antid., 22, 303).
Характеристика состава слушателей и их действий, данная Исократом, совпадает с мнением ораторов других политических направлений. Демосфен уверяет, что говорить в Афинах правдивые речи попросту опасно, для этого требуется немалое гражданское мужество. Он сетует на сложившуюся практику вымещать досаду из-за политических неудач не на их виновниках, а на тех, кто дает наилучшие советы. Дело доходит до того, утверждает он, что зачастую приходится просить собравшихся только об одном: выслушать оратора, не прерывая его криками и не срывая на нем досаду за неудачи внешней политики (Dem. I, 16; II, 24; IV, 13-14, 38,51; V, 3; VI, 55).
Судя по некоторым данным, исходящим, правда, из тенденциозных (в силу жанра или политической направленности) источников, некоторые сетования ораторов не были лишены основания. Так, герой пьесы Аристофана "Ахарняне" признается:

Сегодня с твердым я пришел намереньем
Кричать, мешать, стучать, бранить ораторов,
Лишь только не о мире говорить начнут.
(Aristoph. Achar., 137-139.
Пер. С. Апта)

Платон утверждал, что, "когда густой толпой заседают в народных собраниях, либо в судах или в театрах, в военных лагерях, наконец, на каких-нибудь общих сходках и с превеликим шумом частью отвергают, частью одобряют чьи-либо выступления или действия", переходят меру и в том и в другом; "они кричат, рукоплещут, и вдобавок их брань или похвала громким эхом отдается от скал в том месте, где это происходит, так что шум становится вдвое сильнее" (Plato. De Rep., 492 ВС. Пер. А. Н. Егунова).
Конфронтация выступающих и слушающих, на наш взгляд, прямо связана со становлением ораторского искусства, она была необходима для его оформления, своего рода рефлексии. На определенном этапе развития красноречие достигло уровня самоопределения, т. е. осознания своей специфики, отличия от других видов идеологии. Этот феномен отмечен и достаточно хорошо освещен в филологии, меньше внимания уделено его подвиду - политическому красноречию, двойственная сущность которого проявилась в стремлении определить себя дополнительно как форму политической деятельности. Любое самоосознание происходит путем противопоставления, в данном случае - через оппозицию "оратор-аудитория": ораторы консолидировались как группа политических советников - профессионалов, имеющих свое credo, отличающихся от остальной массы сограждан. Анализ речей показывает убежденность Исократа и других ораторов в превосходстве над толпой, гиперболизацию ими значения политического красноречия в жизни полиса. Они явно убеждены, что посредством слова могут вершить судьбы как отдельных людей, так и целых государств.
Вместе с тем очевидно, что оппозиция между выступающими и аудиторией послужила средством не только консолидации, но и разъединения ораторов. Сообщается, что толпа далеко не всегда настроена враждебно, льстивые речи она принимает благосклонно, чем и пользуются всякого рода негодяи, заботящиеся лишь об одном: быть приятным слушателям. Яркими красками нарисована фигура демагога, беснующегося на трибуне, взывающего к низменным инстинктам толпы и восторженно встречаемого Народным собранием. С разнузданностью таких людей, сетует Эсхин, уже не в состоянии справиться ни должностные лица, ни законы; он утверждает, что если боги охраняли государство, то подобные ораторы вели его к гибели (Aesch. III, 4, 130). Исократ с негодованием сообщает, что дар красноречия такие люди обратили против государства, завладевая ораторской трибуной, они доводят город до безумия, вызывают распри и несут погибель обществу (Isocr. De Расе. 121, 124; Panath., 13). Когда исполняются их советы, комментирует Демосфен, дела полиса идут плохо, зато ораторов - прекрасно, доходы государства падают, а состояние демагогов увеличивается (Dem. II, 22; V, 1, 3, 22, 25-29).
Обобщенный образ плохого оратора, находящегося в гармонии с аудиторией, а не противостоящего ей, имел на практике весьма конкретное применение: он отождествлялся с политическими противниками. Этот штамп, созданный усилиями представителей разных ориентаций, играл важную роль в их соперничестве, так как лежал в основе тактики изоляции противников, которым приписывались цели и замыслы, враждебные полису, а также поведение, идущее вразрез с общепринятой системой ценностей. Подчеркивалось, что угодничество перед толпой приводит к негодным советам, а они влекут за собой неудачные политические акции.
Социальная программа
Социальная программа Исократа самым тесным образом связана с его взглядами на государственное устройство. Она в гораздо меньшей степени, нежели политическая, привлекала внимание исследователей, хотя в работах об ораторе идея похода на Восток неизменно связывалась с защитой интересов имущих людей и стремлением разрешить вопрос о неимущих.
Нам хотелось бы обратить внимание на тезис Ж. де Ромили, что Исократ представлял πάτριος πολιτεία не как режим, а как систему, образ жизни [Romilly, 1954, с. 336). Такая трактовка термина не может быть принята, так как анализ речи показывает, что с ним связано и представление об определенном государственном устройстве. Скорее можно говорить о πάτριος πολιτεία как о комплексе понятий, включающем политические, социальные, экономические проблемы, вопросы религии, морали, воспитания. Однако положение Ж. де Ромили добавляет новый и интересный аспект к пониманию термина как определенного мировоззрения, все стороны которого связаны между собой, поэтому социальная позиция Исократа в вопросах внутренней структуры полиса неотделима от его взглядов на правильное управление государством.
В речах оратора неоднократно встречается мысль о тесной и неразрывной связи внутренней и внешней политики Афин с экономикой, социальными отношениями внутри полиса. Он ставит вопрос о соотнесении богатства и бедности в государстве. Факт существования обеспеченных и бедных афинян отмечается как в прошлом, так и среди современников. Это кажется Исократу естественным и не вызывает никакого осуждения. Уместно напомнить, что отсутствие абсолютного равенства признавалось всеми политическими группировками. Даже радикальные демократы не считали возможным распространять принцип ἰσονομία на распределение частной собственности, признавая его лишь как политический лозунг и политические права [Hansen, 1989, с. 22- 23; Vlastos, 1953, с. 351 и сл.).
Основу хорошего государственного устройства Исократ видит прежде всего в правильном соотношении людей состоятельных и неимущих. В превалировании неимущих над состоятельными таится, по его мнению, не только угроза благосостоянию города, но и основам полисной системы. Радикальная демократия опирается прежде всего на бедные слои населения, поэтому политика бесчестных ораторов направлена на усиление нужды в государстве (Isocr. De Расе, 124, 137).
Исократ стремится показать, какой частью общества поддерживаются установления радикальной демократии: людьми, которые живут от доходов, получаемых в дикастериях и Народном собрании, вынужденными из-за нужды идти на поводу у лживых демагогов (Isocr. De Расе, 130). Практика получения платы за руководство государством привела, по Исократу, к тому, что ораторы, не думая о благе сограждан, заботятся лишь о собственной выгоде. Упоминаются демагоги, которые, будучи на государственных должностях, приобрели состояние (Isocr. Areopag., 24- 25; De Расе, 127). Внешняя политика, проводимая людьми такого рода, сетует оратор, не только наносит непоправимый ущерб афинянам, но и привела к потере полисом главенствующего положения в Элладе (Isocr. De Расе, 63-66, 77-84).
Как уже было показано, обвинение ораторов, под которыми подразумевались политические противники, в подкупности и использовании общественных денег в личных целях широко применялось представителями различных группировок. В этих шаблонных обвинениях могла быть и доля правды, несомненно, имелись случаи злоупотребления государственной казной [Harvey, 1985]. Однако Исократ придает своим нападкам определенную социальную направленность: так поступают люди, не имеющие состояния, для которых занятие общественными делами - способ получения средств к жизни (Isocr. Areopag., 24-25).
Оратор выдвигает положение о том, что увеличивающаяся численная диспропорция между обеспеченными и нуждающимися гражданами и как следствие этого - политическое господство последних ведет Афины к гибели. Ответственность за подобного рода действия возлагается на предыдущее поколение, проводившее практику изгнания из городов "лучших" (τοὺς βέλτιστους) и распределение их имущества между "худшими" (τοῖς πονηροτάτοις) (Isocr. De Pace, 79).
Исократ настойчиво проводит мысль о том, что основой жизнеспособности государства служит правильное соотношение в сфере управления полисом различных имущественных слоев. Группа людей, стоящих у власти, проводит политику в соответствии со своими экономическими интересами и социальным статусом. Неимущие будут стремиться к низведению всех граждан Афин до своего уровня и соответственно ослабят экономический потенциал города. Состоятельные же люди, наоборот, станут способствовать процветанию полиса. Недаром у Исократа встречается параллель между частными и государственными делами (Isocr. Areopag., 28, 72), он бросает согражданам упрек в том, что они поручают руководство общественным достоянием людям, которым бы никто не доверил никакого частного дела (Isocr. De Расе, 4, 13, 52. Ср. Aesch. I, 29; III, 78).
Состоятельные люди, убеждает он, могут в случае нужды оказать государству помощь из собственных средств (Isocr. Areopag., 24; De Расе, 13). В "Ареопагитике" с явной симпатией говорится о гражданах, хорошо знающих размер собственного имущества, не оставляющих его в небрежении, чтобы злоумышлять (ἐπεβουλευω) против чужой собственности (Isocr. Areopag., 24). Именно такие люди должны преобладать в полисе численно и находиться у власти.
Исократ с возмущением отмечает не только увеличение числа неимущих граждан, но и форму, в которой выражается их бедность. Порицаются злостные должники (Isocr. Areopag., 34), а также люди, которые, вместо того чтобы работать, обеспечивают себе необходимое пропитание тем, что тянут жребий перед дикастерием (Isocr. De Расе, 130). Именно они мерзнут зимой в одежде, вид которой не поддается описанию (Isocr. Areopag., 54), и позорят город, выпрашивая подаяния у первых встречных (Isocr. Areopag., 83), пребывают в постоянной нужде (ενδεια) (Isocr. De Расе, 120) и вынуждены скитаться (Isocr. Phil., 120).
Критика оратора направлена против внутренней политики радикальной демократии, содержания толпы бедняков за счет состоятельных людей. В речи "О мире" то и дело отмечаются чрезвычайные военные налоги (эйсфора), обмен имуществом[13], триерархия (Isocr. De Расе, 20 128, 130), все это, сетует оратор, доставляет такие неудобства, что жизнь "состоятельных людей" (τοὺς τὰς οὐσίας κεκτημένους) становится плачевнее, чем жизнь "неимущих" (τοὺς συνεχῶς πενομένους) (Isocr. De Расе, 128). Он ( τοὺς τὰς οὐσίας κεκτημένους) становится плачевнее, чем жизнь "неимущих" ( τοὺς συνεχῶς πενομένους) (Isocr. De Pace, 128). Он констатирует, что его состоятельные сограждане не очень охотно предоставляют ссуды нуждающимся, так как не уверены в их возврате (Isocr. Areopag., 33-34).
Негодование Исократа вызывали действия радикальных демократов не только в сфере политики, но и экономики. Жесткая политика этой группировки по отношению к зажиточным слоям населения и увеличение выплаты денег за исполнение всякого рода государственных обязанностей были попыткой полиса вмешаться в перераспределение дохода в обществе, оставить некоторые денежные суммы в распоряжении государства. Бесконечные и преувеличенные жалобы обеспеченных афинян на непосильное бремя налогов и свое разорение обусловлены не столько тяжестью налогов[14], сколько нежеланием уделить часть своего дохода государству. Они предпочитали потратить деньги на предметы роскоши или вложить их в какое-нибудь предприятие. Очевидно, существовала и другая группа собственников, которая мирилась с подобным распределением дохода, но у Исократа, как и вообще в источниках IV в., получила отражение позиция первой группы. Оратор разделяет ее взгляды и категорически протестует против насильственной формы вмешательства государства в дела частных лиц.
В греческом обществе существовала теория о пагубности чрезмерного богатства и необходимости делиться им с согражданами. Осуждение стремления к наживе (πλεονεξία) встречается у Фукидида (Thuc. I, 40, 1; III, 45, 4; 82, 6; IV, 62, 3; VI, 39, 2). Еврипид писал, что богатства человека не могут быть его абсолютной собственностью, они даны божеством ему в пользование (Eurip. Phoenic., 555). Аристотель полагал, что не следует получать слишком много прибыли, нужны распределение по справедливой мере и забота об окружающих (Arist. Nic. Eth., V, 4, IIA, 1134A; 14, 1137В).
Накопление в IV в. значительных средств в одних руках и нежелание тратить их часть на общественные нужды стали противоречить принципу полиса как хозяйства, построенного на основе определенного распределения полученных доходов. Исократ не отвергал этот принцип по существу, он протестовал против варианта, в котором тот был воплощен радикальной демократией.
В противовес финансовой политике своих политических противников оратор выдвигает собственный план перераспределения дохода, основанный на двух принципах: εὔνοια ("благорасположенность") и ὁμόνοια ("единодушие", "согласие"). Прямому[15] тивопоставляется добровольная помощь нуждающимся согражданам со стороны обеспеченных людей.
Ссылаясь на прошлое полиса, Исократ показывает, как он понимает термин πάτριος πολιτεία в экономике. Под ним подразумевается социально-экономическая политика, направленная на равновесие между богатством и бедностью. Состоятельные люди должны помогать нуждающимся, предоставляя тем за умеренную плату обрабатывать землю, посылать их в торговые плавания или предоставлять средства для каких-либо других занятий. Такая политика приводит к тому, что имущие граждане не боятся понести ущерб, отдавая деньги в долг, и не скрывают свое имущество (Isocr. Areopag., 32-35).
Оратор еще раз подчеркивает, что экономической основой существования людей, которых он называет менее состоятельными, должны быть земледелие и морская торговля (Isocr. Areopag., 44), а не плата за участие в управлении полисом и не нищенство. Эта категория населения должна, пишет он, не завидовать богатым, а дружелюбно относиться к ним, помня, что от последних зависит их благополучие, так как если прекратятся займы, то неимущие дойдут до полного разорения (Isocr. Areopag., 31-32, 34). Показательно, что доброжелательство должны проявить не только имущие, но и бедняки; такая постановка вопроса, несомненно, служит косвенным отражением ожесточенных социальных распрей IV в., упоминания о которых неоднократно встречаются в источниках этого времени.
Вторым принципом правильной экономической политики Исократ считает единодушие (ὁμόνοια) сограждан. Он внушает афинянам, что необходимо оказывать Друг другу внимание, какое подобает людям рассудительным и принимающим участие в жизни отечества (Isocr. Areopag., 31). Призывы к единству внутри государства означают у него признание каждым своего места в экономической и социальной иерархии полиса и добровольное исполнение связанных с ним обязанностей. Чтобы не было отклонений от эталона, автор предлагает применить предохранительные меры при помощи Ареопага (Isocr. Areopag., 43-49), противопоставляя их насильственному вмешательству государства при господстве радикальной демократии. Прекрасное единодушие общества основано у Исократа на экономической целесообразности: состоятельные граждане оказывают помощь менее обеспеченным и одновременно пускают в оборот свое имущество (Isocr. Areopag., 35).
Затем оратор, не надеясь на один высокий моральный авторитет Ареопага, спешит подкрепить его соответствующими законами. В отличие от пренебрежительного отношения к политическим постановлениям он с уважением пишет об экономических законах, настаивая на их строгом соблюдении. При возвращении долга, поучает он, судьям следует руководствоваться не добротой (ἐπιείκεια), а законами (νομος - Isocr. Areopag., 33). Государство своим авторитетом должно закрепить разделение граждан на имущих и неимущих и гарантировать первым их права.
Существует еще одна проблема, которую затрагивает Исократ, излагая свои взгляды на внутреннее устройство полиса, - взаимоотношения сограждан и их отношение к полису. Источники единодушно констатируют обострение социальной борьбы в полисе конца V -середины IV в. Диодор сообщает об избиении знатных в Аргосе (Diod. XV, 57-58), ожесточенные распри в городах фиксирует Ксенофонт (Xen. Hell., IV, 4, 11; 8, 20; V, 2, 7; VI, 4, 18; VII, 1, 43-44). Лисий отмечает внутренние смуты и взаимное соперничество как характерную черту своего времени (Lys. XXXIII, 3-4). В описании Платона государство вообще находится на краю гибели, так как идет война всех против всех, борьба за власть губит и правителей и весь юрод. Богатые живут в страхе перед бедняками, которые, одержав победу, одних убивают, а других изгоняют (Plato, Leg., 52 ΙΑ, 557А, 744D).
Исократ характеризует взаимоотношения соотечественников в том же духе. Мы не пропускаем ни одного дня, пишет он в "Ареопагитике", чтобы не причинить друг другу зла (Isocr. Areopag., 82), а в речи "О мире" жалуется на то, что город ввергнут во внутренние распри (Isocr. De Расе, 20). В "Филиппе" автор сообщает о социальной борьбе в Аргосе, жители которого истребляют наиболее выдающихся (τοὺς ἐνδοξοτάτους) и богатых сограждан (τούς πλουσιωτάτους) (Isocr. Phil., 52), и о людях, лишенных средств к жизни, скитающихся по Элладе и вредящих всем встречным (Isocr. Phil., 121).
Итак, Исократ, рассматривая проблему социального равновесия в полисе, в основу гражданского мира положил принципы έὔνοια и ὁμόνοια. При этом, по правильному замечанию В. Йегера, социальное здоровье оратор строит не на внешнем успехе, а на правильном воспитании граждан [Jaeger, 1986, II, с. 120]. Но здесь следует оговориться, что такое решение принято Исократом на теоретическом уровне, а ожесточенные социальные распри требовали немедленных практических мер. На практике оратор видит выход из создавшегося положения в походе против варваров и в колонизации Персии. Его стремление разрешить острые социальные проблемы своего времени путем внешней экспансии было отмечено многими исследователями (Шофман, 1967, с. 136; Cloche, 1963, с.95; Kessler, 1911, с.57; Mathieu, 1925, с. 22; Mosse, 1962, с. 442; Wilken, 1929, с. 392). Нам бы хотелось подчеркнуть, что в решении социальных проблем у Исократа ясно прослеживаются два уровня - теоретический и практический, которые не совпадают между собой. Если первый уровень мы можем считать одним из аспектов πάτριος πολιτεία, базирующимся на принципах идеального государственного устройства, то второй продиктован создавшейся обстановкой, служит временной мерой для стабилизации положения в городе, ориентирован на поддержание социального мира силами граждан, а не путем воздействия посторонних факторов.
Исократ указывает на ослабление полисного патриотизма и рост аполитичности граждан. Он возмущается равнодушием афинян к судьбе своего города, которые даже не дают себе труда принять личное участие в войне за собственные интересы и предпочитают использовать наемников (Isocr. De Расе, 46-48), пренебрегают военными обязанностями, если не получают за них денег (Isocr. Areopag., 82).
Исократу вторит Демосфен, укоряя сограждан в том, что они не решаются выступить в поход за сохранение собственных владений (Dem. II, 24). Надо отметить, что, несмотря на различие политических, а главное - социальных программ, в вопросах патриотизма афинян у Исократа и Демосфена - полное единодушие. Оба оратора гордятся героическим прошлым города, его местом среди других греческих государств, красотой и богатством Афин. Более того, оформляя свои выступления, они в унисон заявляют, что исходят из нужд города. Даже если их речи придутся не по вкусу аудитории, они готовы ради блага полиса пойти наперекор общественному мнению и подвергнуться гонениям, но выполнить свой гражданский долг (Isocr. De Расе, 3- 11, 13-14, 36-40; 70; Dem. II, 16; III, 21, 32).
Исократ в вопросах полисного патриотизма придерживается определенной социальной позиции. Он порицает аполитизм вообще и нападает на людей, исполняющих свои военные обязанности за деньги. Однако известно, что аполитизм был распространен и среди состоятельных афинян; характерно, что этот вопрос оратор обходит молчанием.
Оратор видит сплоченность гражданского коллектива в сохранении и сбережении родов знаменитых мужей (Isocr. De Расе, 50, 89) и протестует против расширения прав гражданства. Он сетует на то, что его соотечественники легче разрешают приобщиться к своей знатности, чем трибаллы и луканы[16] -к своему низкому происхождению (Isocr. De Расе, 50). Завоевательная политика радикальной демократии привела, по мнению Исократа, к тому, что могилы наполнены телами коренных афинян, а фратрии и списки лексиарха - людьми, не имеющими никакого отношения к городу (Isocr. De Расе, 88).
Остается еще один вопрос, имеющий важное значение для понимания взглядов Исократа на структуру полиса, - как соотносились между собой его политические и социальные взгляды. К сожалению, здесь трудно провести какие-либо четкие параллели. Как отмечалось выше, политическая позиция Исократа может быть определена довольно приблизительно. Социальная ориентация оратора более четкая - он явно стоит на стороне имущих людей и защищает их экономические интересы. Однако соотнесение социальной программы Исократа с какой-нибудь политической группировкой сталкивается с еще большими трудностями, чем классификация его политической программы.
Основа социальной программы оратора находится в сфере экономики и не всегда совпадает с разделом в области политики, хотя, конечно, между ними существует взаимосвязь. В речи "О мире" есть фраза о том, что надо прекратить считать людей почтенных и порядочных приверженцами олигархии (Isocr. De Расе, 133), но этого слишком мало, чтобы внести какую-либо ясность в данный вопрос. Косвенные доказательства и сопоставления не могут быть использованы в силу того, что в исследовательской литературе практически отсутствуют работы об экономической платформе различных группировок и их социальном составе. Источники предоставляют крайне скудный материал по этой проблеме, речь может идти о выявлении лишь общих тенденций.
Требует дополнительного исследования вопрос о критериях, определяющих имущих и неимущих, поскольку, как отметил М. Гальяно, представления о богатстве и бедности у разных авторов могут быть совершенно различны [Galiano, 1968, с.83][17]. Исократ, кстати, мало употребляет слово "богатые" (οἱ πλούσιοι), предпочитая термины "состоятельные", "имеющие достаточные средства" (οἱ ἐχόμενοι, οἱ κεκτημένοι). Следовательно, речь идет скорее всего не о богатых людях, а о тех, кто имеет достаточные средства к жизни, обладает определенным состоянием. Противопоставляются им не просто бедные люди, а граждане, живущие за счет государственных пособий, паразитирующие за счет города.
Не исключено, что нападки на принцип оплаты государственных должностей могли быть стимулированы формой, которую она приняла в первой половине IV в. Помимо большого политического значения оплата участия в управлении полисом имела и свои теневые стороны, так как в желающих существовать за счет города никогда не было недостатка. Демосфен тоже жалуется на стремление граждан не работать, а жить на государственные пособия. Он вынужден с большой осмотрительностью проводить мысль об использовании части этих средств на борьбу с Филиппом, старательно отводя возможные подозрения в том, что хочет лишить народ законной доли его дохода (Dem. I, 19-20).
Социальные воззрения Исократа показывают его как убежденного защитника интересов имущих граждан. В речах оратора отчетливо прослеживается стремление соединить социально- экономические и политические структуры. Он свидетельствует об ожесточенных социальных конфликтах своего времени и пытается решить их на теоретическом и практическом уровнях. В теории оратор выдвигает положение о необходимости взаимной помощи граждан одного коллектива, их взаимной доброжелательности, подчеркивает единодушие сограждан полиса и приходит к выводу, что каждый должен довольствоваться тем местом, которое он занимает в социально-экономической иерархии государства. На практике Исократ предлагает другое средство - поход в Азию, который должен помочь разрешить вопрос о неимущих.
Представляется, что взгляды Исократа на социально-экономическое положение в Афинах и других греческих полисах заслуживают серьезного внимания, так как отражают процессы, протекавшие в греческом обществе, и позволяют лучше понять политическую программу оратора. В речах неоднократно встречается мысль о тесной и неразрывной связи внутренней и внешней политики Афин с экономикой и социальными отношениями внутри полиса. Тезис о том, что определенной политической структуре государства соответствует определенный экономический режим, можно найти в целом ряде политических и философских трактатов - у Аристотеля, Платона, Ксенофонта, "Оксиринхского историка". В дошедших до нас источниках эта проблема разработана либо на теоретическом уровне, где взаимосвязь элементов показана статически, либо она непосредственно связана с конкретными событиями, которые повлекли за собой изменения в текущей политической жизни. Исократ внес свой вклад в серию социально-политических трактатов конца V -середины IV в., показав прямую зависимость между политической и экономической линиями развития государства.
Единовластие
Острое недовольство Исократа политикой радикальной демократии побудило его искать правильные формы управления государством не только в утопическом прошлом, 1но также и в тирании. Поскольку цель "хорошо организованной демократии" и единовластного правления для оратора была одна и та же - обеспечить стабилизацию полиса, то имеет смысл взглянуть на интерпретацию Исократом тирании.
Тирания всегда воспринималась эллинами как абсолютно неприемлемая форма правления. В VI и V вв. она осуждалась, в литературе появился даже нарицательный образ тирана как жестокого узурпатора, беспринципного и корыстолюбивого правителя, который приносит несчастья окружающим, за что и сам наказан бедами в личной жизни; у него нет друзей, он не доверяет близким и живет в постоянном страхе. Софокл был убежден, что "спесь порождает тирана и грозное его ждет наказанье" (Soph. Oed., 873). Герой драмы Еврипида "Ион" не хотел бы стать тираном, ибо тот

... рад, коль залучит
В друзья себе злодеев. Всякий честный
Тирану - острый нож. Трепещет он
В нем своего убийцы
(Eurip. Ion, 625-629.
Пер. И. Анненского)

Историки отвергали тиранию по иным соображениям, прежде всего как форму правления, близкую к ненавистной персидской монархии. Геродот подчеркивал, что персы поддерживали тиранию в греческих малоазийских полисах. Фукидид порицает тиранов за то, что из-за них Эллада "была задерживаема в своем развитии, не совершала общими силами ничего видного" (Thuc. I, 17).
Несомненным противником тирании был Геродот, в его описании тираны наделены всевозможными негативными качествами - они жестоки, завидуют жизни и здоровью добродетельнейших граждан, зато негоднейшим покровительствуют (Herod. III, 80; V, 92). Историк подчеркивает, что "каждое государство предпочитает народное управление единовластию тирана" (Herod. IV, 137. Пер. Ф. Мищенко). Созданию отрицательного образа тирана в литературе способствовали также греко-персидские войны. Для полисной идеологии было естественно соединить единовластную форму правления в Персии, заклятом враге греков, со всеми бедствиями и несчастьями, которые принесла Элладе персидская интервенция.
Антитираническую тенденцию можно найти в драматических произведениях. Отрицательное отношение к единовластию проходит через все творчество Эсхила. Им осуждаются не только тирания, но и те ее свойства, которые в глазах трагика и его современников неизменно сопутствовали власти, основанной на праве меча (Aesch. Agamem., 1423-1425). Эсхил, убежденный сторонник афинской демократии, предельно ясно обозначил свое отношение к тирании в словах: "Лучше смерть, нежели тирания", они вполне могли стать лозунгом народовластия в V в. В "Прикованном Прометее" драматург отождествил тирана с Зевсом, вероломство которого считал типичной болезнью деспотов, поскольку им свойственно "друзьям не верить, презирать союзников" (Aesch. Promet., 942). Эсхил считал неизбежным, что когда власть находится в руках одного человека, то "никто не свободен, кроме него" (Aesch. Promet., 224).
По традиции, в IV в. установление господства полиса-гегемона в Элладе и пренебрежение им интересами других государств, попрание установившихся норм продолжали называть тиранией. Особенно часто этого звания удостаивались Афины и Спарта. Вместе с тем в политической мысли возник интерес к тирании как не только допустимой, но порой и необходимой форме правления, которая обычно бывала не очень похожа на реальную, создавался скорее некий идеализированный образ тирана как просвещенного правителя, заботящегося о благе государства. Прямо или косвенно подчеркивалось, что тирания - лишь переходная форма правления. И все же возникновение такого направления очень симптоматично. Его можно рассматривать как показатель кризисных явлений в прежней системе управления полисом, практика толкала политическую мысль на поиски форм организации государства.
Тиранией интересовался Платон, причем его взгляды на эту форму правления претерпели некоторые изменения. В "Государстве" тиран предстает одиозной фигурой, поскольку философ полагает, что тирания выросла из демократии; представитель народа окружал себя телохранителями, получал власть и становился тираном (Plato. De Rep., 565 D, 566 А). Однако в "Политике" Платон считает тиранию родственной не демократии, а царской власти, объединяя оба способа единовластного правления термином "монархия" (μοναρχία), хотя и поясняет, что они существенно отличаются друг от друга (Plato. Polit., 276 Ε, 302 D).
Взгляды философа эволюционировали от категорического отрицания тирании к утверждению, что ее возможно использовать для руководства государством в переходный период от реально существующего полиса к полису образцовому. Правитель, утверждал он, своим поведением способен модифицировать нравы общества: "Если тиран захочет изменить нравы государства, ему не потребуется особых усилий и слишком долгого времени. Хочет ли он обратить своих граждан к добродетельным обыкновениям или, наоборот, к порочным - ему стоит только самому вступить на избранный им путь. Его собственное поведение будет служить предписанием, так как одни поступки будут вызывать с его стороны похвалу и почет, другие - порицание; ослушника же он будет покрывать бесчестием за тот или иной поступок" (Plato, Leg., 711 В. Пер. А. Н. Егунова). Однако в совершенном государстве места тирании уже не было (Plato. De Rep., 473 D; Polit., 290 A - 302 D; Leg., 627 A).
Известно, что Платон дважды посетил Сицилию по приглашению Дионисия Младшего, который утверждал, что хочет управлять согласно философским принципам. Хотя философ и тиран не нашли общего языка, остался любопытный документ, возможно связанный с этими поездками, - "Письма" Платона. Авторство Платона, правда, здесь ставится под сомнение, одни исследователи утверждают, что по стилю, манере письма, высказанным идеям они несомненно принадлежат философу, другие отрицают это17. В любом случае высказанные в "Письмах" мысли о необходимости использовать тиранию, сохранив ее оболочку, но изменив содержание, облагородить тирана знанием философии или присутствием мудрого наставника заслуживают внимания и очень близки Платону. Автор "Писем" полагает, что знания и законы смогут преобразовать существующую тиранию в хорошую форму правления.
Идеальное управление видел в единовластии современник Платона Ксенофонт. Ксенофонт-историк отмечал непопулярность тирании в Греции, но Ксенофонт-теоретик тщательно разработал "совершенную" тиранию. Поиски оптимальных вариантов управления заставили его обратиться к персидской монархии, к личности Кира Младшего. С первых же строчек "Киропедии" ясно, что автора этого произведения привлекает абсолютная власть персидского царя над его подданными и беспрекословное повиновение последних (Xen. Cyr., VIII, 1, 22). Характерно, что акцент был поставлен на карательных функциях. Деспотизм был интересен Ксенофонту более продуманной и гибкой системой наказания непокорных, чем та, которая применялась в Элладе, в которой, по мнению историка, царили беззаконность и смятение (Xen. Hell., VII, 5, 27). Поэтому особое внимание обращено на те стороны персидской монархии, которые служат для установления и поддержания порядка в стране. Так, например, подчеркнуто, что правильному управлению Персией способствовала разветвленная сеть доносчиков, благодаря которой "люди повсюду боятся вести речи, неугодные царю, как будто он сам их услышит, и совершать поступки, неугодные царю, как будто он сам будет их свидетелем" (Xen. Cyr., VIII, 2, 12. Пер. Э. Д.Фролова).
В трактате "Агесилай" Ксенофонт берет другой вариант единоличного правления - царскую власть в Спарте, в силу чего черты характера правителя и методы управления рассматриваются с иной точки зрения. Агрессивная внешняя политика Лакедемона, его военизированное устройство определили идентичность понятий "правитель", "полководец", управление государством сопоставляется с командованием войском. Предполагается, что в основе и того и другого феномена находятся одни и те же принципы - дисциплина, послушание, беспрекословное повиновение. Оказывается, что самыми добрыми надеждами можно преисполниться при таком порядке, где "люди почитают богов, предаются военным упражнениям и ревностно исполняют приказы военачальников" (Xen. Ages., I, 12. Пер. Э. Д.Фролова).
Историк хочет оправдать единоличную власть с точки зрения этики и морали. Его идеальному правителю присущи все качества, которые ценятся в людях, - благородство, гуманность, приветливость, щедрость. Особенно выделяются постоянство и верность слову как единственно надежная опора среди смены политических ориентаций, борьбы группировок, молниеносных возникновений и столь же быстрых распадений военных союзов. Для того чтобы достичь подобного уровня, правитель должен постоянно самосовершенствоваться, прекрасно владеть собой, подавая пример своим подданным (Xen. Ages., IV; VIII; XI).
В трактате "Гиерон", написанном уже на закате жизни, Ксенофонт обращается к тирании, предлагая экономические, политические и социальные реформы с целью ее совершенствования. Прежде всего автор советует Гиерону найти твердую социальную опору. Для него это самая важная проблема, решение которой повлечет за собой благоустройство всего общества. Цель тирана, как и всякого правителя, - обеспечить безопасность "лучшим" и "благородным", обозначаемым термином κάλοί κἄγαθοί. Для Ксенофонта с его вниманием к экономике вполне закономерно также предложить меры по увеличению доходов государства (Xen. Hier., 9, 7, 99), единовластие оказывается тесно связанным с качествами хорошего хозяина (Ср. Xen. De vect.; Memor., VI, 2, 11).
Таким образом, очевидно, что в греческой политической литературе IV в. оживленно обсуждался вопрос о единоличной власти. В философии и публицистике были рассмотрены греческие и негреческие образцы правителей. Тенденция эта не случайна, она отражает кризисные явления этого периода, с которым связано возникновение "младшей" тирании. "Старшая" и "младшая" тирании, важные вехи в истории Эллады, возникли в сложной и тяжелой для полиса обстановке, обе характеризовались крайним обострением социальной и политической борьбы, но ранняя тирания знаменовала собой укрепление государства, а поздняя - появление в нем тяжелых симптомов и потерю независимости. Шел настойчивый поиск мер, способных укрепить полис. При этом могли, по крайней мере теоретически, одни известные формы управления отбрасываться, другие - модифицироваться.
Свою лепту в разработку концепции единоличного управления внес и Исократ, обосновав его с моральной и политической точек зрения, с позиций законности и целесообразности, много внимания уделено анализу взаимоотношений между правителем и обществом. При изучении взглядов оратора на эту проблему можно выделить три основных периода.
Первый из них представлен двумя ранними речами - "Похвала Елене" и "Бусирис"[18]. В "Похвале Елене" Исократ приходит к выводу, что наилучшая форма правления - единоличная власть, но ни в коем случае не тираническая. Он превозносит мифического героя Тесея за то, что "свою власть он не охранял наемниками, но сберегал ее благомыслием граждан, по могуществу своему равный тирану, а по благодеяниям - заступник народа" (Isocr. Hel., 37). Оратор подчеркивает, что можно "обладать неограниченной властью и все же чувствовать себя ничуть не хуже, чем те, кто участвует в управлении на началах равенства" (Isocr. Hel., 43). Его Тесей - идеальный правитель, он напоминает вождя, который заботится о народе, правит с согласия своих граждан; власть для него - не источник обогащения, а средство возвеличить эллинов, обеспечить их безопасность (Isocr. Hel., 43). Уже в этой речи оратор начинает создавать высокий моральный облик идеального правителя, который берет "на себя опасности, оставляя плоды своих трудов в общее пользование" (Isocr. Hel., 32).
Исократ проводит четкое разграничение между властью мудрого правителя, царствующего с согласия граждан и благодаря своим выдающимся личным качествам, и тираном, опирающимся на военную силу, правящим вопреки воли сограждан. По существу, он повторяет идеи своих предшественников V в. о тирании как отрицательной форме правления и, следуя их традиции, дает уничтожающую характеристику тиранам, утверждая: "Они грабят святыни богов, умерщвляют лучших из сограждан, не доверяют самым близким людям, и на душе у них ничуть не легче, чем у схваченных и приговоренных к смерти; они вызывают зависть видимостью благополучия, а в глубине души страдают больше, чем другие. Ведь что может быть мучительней, чем жить, постоянно опасаясь быть убитым кем-нибудь из рядом стоящих, и бояться тех, кто охраняет тебя, ничуть не меньше, чем злоумышленников" (Isocr. Bus., 15, 32).
Исократ, как и Ксенофонт, в поисках новых государственных форм обратился к Востоку. Рассматривая неограниченную власть царя в Египте, он находит в ней немало привлекательных черт. Его заинтересовало египетское государство как один из видов централизованной власти. В отличие от Ксенофонта, который перенес на Восток свой идеал греческого правителя, Исократ в "Бусирисе" пытался перенести некоторые черты египетского управления в Грецию. Если, характеризуя греческого правителя Тесея, автор уделял большое внимание его моральным качествам и подчеркивал выборный характер власти, то, говоря о Бусирисе, он делает упор на организаторские способности царя, на его умение подчинить себе людей. Здесь нет и речи о том своеобразном договоре, который существует между Тесеем и народом. Характер власти явно деспотический, от общества требуется безропотное подчинение. Исократ, написавший страстную речь о пороках тиранов и отрицательно оценивающий подобную форму правления, спокойно воспринимает неограниченную власть Бусириса как нечто само собой разумеющееся, автора больше интересует организация и методы управления и обеспечения безопасности правителя.
После "Бусириса" оратор в своих теоретических исследованиях не обращался к восточным государствам: вероятно, он понимал, что подобный государственный строй не соответствует греческому идеалу [Mikkola, 1954, с. 238]. Пропаганда восточной деспотии как образца правления, который может многому научить греков, помешала бы идее похода на Восток.
Наконец, Исократ, понимая невозможность прямого перенесения восточного деспотизма в Грецию, стал разрабатывать в теории ту политическую форму единодержавной власти, которая уже возникла в современном ему обществе. Такой формой была тирания. Наделяя тиранов некоторыми чертами восточных деспотов, он предпочитал не ссылаться па такой одиозный пример, как Восток. "Бусирис" в этом отношении был исключением, как бы "пробой пера". Однако при изучении взглядов оратора на формы правления мы не должны сбрасывать со счетов его ранние произведения, оправдывающие единоличную власть, еще сравнительно робкие, несовершенные, находящиеся под влиянием предшествующих мыслителей, но уже высказывающие многие положения, получившие более полную разработку в других речах.
Второй этап в развитии идеи единовластия у Исократа определяет так называемый "Кипрский цикл", датированный 70-60- ми годами, в него входят речи "К Никоклу", "Никокл", "Эвагор", "К Демонику". Поскольку почти все они посвящены кипрским правителям и преследуют одну и ту же цель, мы считаем целесообразным рассматривать эти произведения все вместе, а не каждое отдельно, тем более что речи содержат много параллелей и взаимно дополняют друг друга. В речах Исократа этого периода уже присутствуют тщательно разработанная система управления государства тиранами и ее теоретическое оправдание.
В "Кипрском цикле"[19] выведены два реально существовавших тирана - Эвагор и его сын Никокл. Они не случайно стали героями панегирика тирании. Эвагор был союзником афинян, личным другом Конона, получил права афинского гражданства, ему даже воздвигнули статую в Афинах. В заслугу Эвагору ставится то, что граждан своего города он "из варваров сделал эллинами", - в глазах Исократа, сторонника расширения гегемонии Греции над соседними областями, это было большим достоинством (Isocr. Euag., 54, 57·, 66).
Непримиримый противник Персии, оратор, конечно, прославлял Кипрскую войну и даже затруднялся определить, какое деяние Эвагора считать более значительным: борьбу с лакедемонянами, общее управление государством или последнюю войну с Персией (Isocr. Euag., 68). Этой войне он уделяет много места, подчеркивая военные способности правителя, его роль защитника народа. Все это, по мнению Исократа, должно было придать образу тирана большую привлекательность и склонить симпатии греческого общества к единоличной форме правления.
Автор пытается освятить эту власть обычаями, доказать, что она одобряется богами и те предпочитают именно такое управление, так как подчиняются Зевсу, как царю (Isocr. Nic., 26). Следуя установившейся традиции, он наделяет тирана Эвагора благородным происхождением, начиная его родословную с потомков Зевса (Isocr. Euag., 12-18). Для оправдания Эвагора Исократ приводит чисто софистический довод, характеризуя его как выдающуюся и сильную личность, для него ясно, "что человек с такой натурой не может довольствоваться всю жизнь простой ролью" (Isocr. Euag., 24).
Впервые в греческой политической теории была высказана мысль, что судьба тирана "и по божественным, и по человеческим понятиям является самой высокой и почтенной". Тирания провозглашается даже предпочтительнее наследственной царской власти. "Кто не признает, что опасная судьба Эвагора лучше удела тех, кто получил царскую власть по наследству", или "благодаря случайному стечению обстоятельств", или "одолевают своих врагов хитростью и коварством?" (Isocr. Euag., 35-36).
Подобное замечание как будто дает право предположить, что Исократ противопоставляет царскую власть тирании и все его дальнейшие положения направлены на оправдание тиранической формы правления. Поскольку образцами правителей он берет двух тиранов, то, конечно, полностью отказаться от термина "тирания" автор не может, но пользуется им он крайне редко, предпочитая заменить его термином "царская власть". Очевидно, речь идет не об апологии тирании, а о теоретическом обосновании идеи единовластия. Тирания могла быть использована как наиболее реальный и перспективный вариант монархии для Греции IV в. Кроме того, создавая идеальный образ единовластного правителя, Исократ хотел избежать неприятных для греческих граждан ассоциаций, связанных с тиранией.
Гипотетическая монархия, созданная Исократом, феномен более сложный и глубокий, чем простая тирания. У идеи единовластия было достаточно врагов как в демократических Афинах, так и во всей остальной Греции. Автор мог сознательно избегать одиозного слова "тиран", опасаясь усилить недоброжелательное отношение к своей теории.
Характерно, что образы кипрских тиранов, достойных людей и правителей, благополучно доживших до преклонных лет, резко контрастируют с установившимися в греческой литературе представлениями о неизбежном возмездии тиранам как деспотам, причиняющим горе другим. Предполагалось, что за это они карались несчастьями в личной жизни. Например, Геродот полагал, что тиран должен вести недостойный образ жизни и испытывать всяческие беды - искупление за недостойную форму правления (Herod. I, 32; III, 40-43, 80). Еврипид был убежден, что глубоко заблуждаются те, кто видит счастье в единовластии:

Ты хвалишь царский жребий. Точно, с виду
Отраден он, но глубже загляни:
Там каково? О, счастье! О, блаженство!
Век трепетать насилья, озираясь...
(Eurip. Ion, 621-624.
Пер. И. Анненского)

Платон, в соответствии с традицией, писал, что тирану "необходимо быть... и ненавистником, и недружелюбным, и нечестивым... и от всего этого сперва особенно самому быть несчастным, а потому и сделать такими своих ближних" (Plato. De Rep., 580 Α. Пер. Ε. Η. Егунова). Деспоты у него общаются "либо со льстецами, которые готовы во всем служить им, либо с теми, перед которыми сами падают, имея в них какую-нибудь нужду" (Plato. De Rep., 575. Пер. Ε. H. Егунова). Философ заключает: "Тиран, хотя это иному и не кажется, в существе дела поистине есть раб, осужденный на величайшее ласкательство и унижение, есть льстец перед людьми самыми негодными, он нисколько не может удовлетворить и своим пожеланиям, напротив, во многом крайне нуждается и покажется действительно бедным, кто сумеет созерцать его душу в целости" (Plato. De Rep., 579 D-Ε. Пер. Ε. Η. Егунова).
Исократ не только хорошо был знаком с такого рода взглядами, но и при удобном случае сам апеллировал к ним как к устоявшемуся штампу. Он использовал моральное осуждение тирании для аргументации своих тезисов в решении проблемы взаимоотношений греческих полисов. Он осуждает стремление Афин к морскому господству как желание, достойное тирана, и полагает, что бедствия, испытанные городом, - возмездие, подобное возмездию тиранам (Isocr. De Расе, 114-115). Убеждая македонского царя проводить дружественную политику по отношению к греческим полисам, Исократ предупреждает его, что насильственный захват эллинских государств будет похож на политику тирана, Филиппа в таком случае будет ожидать справедливое наказание (Isocr. Phil., 106-108).
Однако в "Кипрском цикле" он обращается к данной идиоме для ее опровержения. Оратор размышляет о причинах неудач тиранов, почему одни из них "были убиты теми, от кого менее всего этого можно было ожидать, другие сами вынуждены причинять зло близким, а третьих постигли оба эти несчастья, тогда все начинают думать, что лучше самое скромное существование, чем власть над всей Азией, если она сопряжена с такими невзгодами" (Isocr. Ad Nic., 5-6).
Возможность избежать подобной ситуации оратор видит лишь в умении управлять, а оно основывается на знании. На первый взгляд он здесь близок Платону, также ставившему знание во главу угла, но сходство это внешнее. Умение править Исократ понимает не как обладание определенной суммой знаний или особым искусством, присущим человеку по праву благородного происхождения, для него это скорее умение разобраться в обстановке и сделать правильную ставку на ту часть общества, которая может поддержать правителя.
Тирания у Исократа должна не держаться на терроре, а опираться на имущие слои, обязанность тирана охранить "порядочных людей" (χρηστοί, ἐπεικεις) от "злоумышленников" (ἐπιβονλεύοντες). Он советует не позволять бесчинствовать толпе (πλῆθος), будучи убежденным, что самое ужасное - уравнение в правах порядочных и дурных (πονηροί - Isocr. Ad Niс., 14-15; Euag., 42-43). Необходимо, чтобы люди, неравные между собой, не получали равных благ, пусть каждый пользуется почетом по достоинству. Именно здесь, в социальной сфере, терминология Исократа наиболее близка олигархическому словоупотреблению. По наблюдению Э. Д. Фролова, используется традиционный олигархический набор: χρηστοί, βέλτιστοι, πονηροί [Фролов, 1969, с. 13]. Видимо, на этапе "Кипрского цикла" Исократ еще не выработал тех дефиниций, которыми пользовался позднее (οἱ ἐχόμενοι, οἱ κεκτημένοι).
Следовательно, зажиточные и средние слои населения, по мнению Исократа, могли не опасаться произвола при надлежащим образом организованной тирании, их там будут ожидать почет и уважение, зато "злоумышленники", выходцы из беднейших слоев населения, которых так панически боялись "достойные" граждане IV в., могли быть уверены, что никогда не застанут правителя врасплох, и это умеряло их притязания на чужое имущество.
Идеальная тирания Исократа находится в прямой оппозиции по отношению к демократии. Раздраженный практикой народных собраний - отсутствием быстрой реакции на происходящие события, пагубно отражающейся на внешней политике полиса, оратор подчеркивает, что государства с единовластным способом управления "превосходят другие в принятии решений и выполнении необходимых дел", а также имеют преимущества на войне (Isocr. Nic, 17, 22-24).
Связь Исократа с кипрскими тиранами и его произведения, направленные в защиту монархии, очевидно, вызвали возмущение в Афинах: против оратора было выдвинуто обвинение в том, что его "учениками становились не только частные лица, но и ораторы, и стратеги, и цари, и тираны" (Isocr. Antid, 30). Исократу пришлось оправдываться и доказывать, что Никокл не давал ему денег "с целью научиться выступать в судилищах", аргументируя это тем, что тот, будучи господином, принимал решение всегда сам (Isocr. Anlid, 40).
Третий этап в развитии монархических идей Исократа ознаменован его речью "Филипп", написанной в 346 г. После того как греческие государства и отдельные правители обманули надежды оратора, он обратил внимание на македонского царя Филиппа.
Исократ считает, что Филипп обладает значительными преимуществами перед греческими государствами для гегемонии в походе против варваров. Главное преимущество заключается в единодержавной власти. Как и в "Кипрском цикле", оратор говорит, что сильный человек не должен ограничиваться законами, повиноваться государству, так как именно в этом заключается препятствие для осуществления своих целей (Isocr. Epist, VII, 8- 9). Но в "Филиппе" эти мысли сконцентрированы на подготовке к походу, подчинены одной основной идее: объединению греков (Isocr. Phil, 14).
Подводя итоги, подчеркнем, что в речах оратора четко выделяются три этапа.
I - ранний, когда оратор пишет речи "Похвала Елене" и "Бусирис", где рассматривает власть царя в Греции и власть восточного деспота. Отдавая предпочтение той форме монархии, которая была характерна для Эллады, он тем не менее находит много привлекательных черт в организации государства и методах управления им на Востоке. Уже в этом раннем цикле выявились импонирующие ему черты единовластия: сильная централизованная власть, предоставляющая правителю широкую свободу действий в интересах господствующего слоя, и безусловное подчинение неимущих.
II - 70-60-е годы. Этот период характеризуется "Кипрским циклом" ("К Никоклу", "Никокл", "К Дсмонику"). Он сравнивает монархию с другими, традиционными формами правления в Греции и приходит к выводу, что эта форма правления наиболее целесообразна для IV в., так как лишь сильная централизованная власть способна справиться с кризисными явлениями в экономике и политике полиса. На данном этапе Исократ рассматривает только внутреннюю политику монархического управления. У Исократа мы наблюдаем более ясное и четкое, по сравнению с Платоном и Ксенофонтом, определение цели монархического правления, все время подчеркивается, что власть монарха защищает интересы "лучших" граждан. Монархическая концепция Исократа носит более теоретический характер, чем у Ксенофонта, который все время искал на практике форму управления, отражающую его взгляды в теории.
В развитии идеи единовластия у Исократа, на наш взгляд, наиболее важен этот период, в котором он создал тщательно продуманную и разработанную теорию единодержавной власти, обосновав последнюю с этической, моральной, политической стороны, рассмотрев это правление с точки зрения законности и целесообразности, много внимания уделил анализу взаимоотношений между правителем и обществом.
III - 346 год. Специфику этого периода определила речь "Филипп", обращенная к македонскому царю с предложением объединить греков для экспансии на Восток. В ней Исократ не занимается дальнейшей разработкой своей теории идеального правителя, а ограничивается тем, что повторяет несколько прежних постулатов о свободе монарха перед законом и преимуществе единоличной формы правления над всеми остальными. Но эти положения приобретают здесь несколько иной смысл. В "Филиппе" оратор соединил монархическую концепцию с идеей похода против персов, считая, что осуществить экспансию сможет только (сильная централизованная власть.
Обращение Исократа к единовластию было связано с дискредитацией в его глазах традиционных видов полисного управления-демократии и олигархии. Кризисные ситуации в политической и социальной сферах, общую нестабильность Эллады оратор связывает с несостоятельностью этих видов власти. Поэтому эволюция от республиканской организации к единовластному правлению выглядит вполне закономерной, тем более что греки были знакомы с двумя се вариантами - тиранией и царской властью.
Исократ не одинок в своем интересе к сильной личности, через это увлечение прошли и его современники Платон и Ксенофонт, что дает основание говорить об известной ориентации греческой идеологии IV в. до н. э. на монархию как оптимальный вид руководства полисом в период разрушения привычных форм и отношений. К этой мысли подталкивала и практика политической жизни - Эллада прошла через тиранические режимы дважды, в VI и IV вв.
Знаменательно, что ни один вариант единовластия не был принят политическими мыслителями в "чистом виде", каждый из них претерпел модификацию и отошел достаточно далеко от существовавших прототипов. Существенной переработке подверглась тирания, несвойственные ей черты приобрела царская власть в Спарте. Персидская деспотия утратила свою восточную окраску и превратилась в этнически обезличенный идеал совершенного государственного устройства.
Концепция единоличного правителя у Исократа прошла примерно через те же метаморфозы. Как "истинная" демократия в "Ареопагитике" не совпадала с той, которая существовала в Афинах, так и образ просвещенного и добродетельного правителя сохранил мало черт, присущих греческим тиранам.


[1] О принципе деления группировок в Фивах и Коринфе см. также [Bruce, 1960].
[2] Более подробно об античной утопии см [Гугоров, 1989; Ferguson, 1975).
[3] См. библиографию у Э. Д. Фролова [Фролов, 1976).
[4] В одной из речей (Helen) Исократ считает Тесея основателем афинской демократии (Ruschenbusch, 1958, с. 441 и сл.; Wade–Gery, 1931, с. 8).
[5] Ссылки на Солона как основателя демократии часто встречаются у ораторов IV в. Например, Dem. XVIII, 6-7, 251-256; XX, 90-93, 102-104; XXII, 25, 30-32; XXIV, 103, 113. 142, 21 1-212. А. Фукс [Fuks, 1954, с. 15] полагает, что работы Солона подверглись в IV в. демократической интерпретации, но находит в них следы и олигархической тенденции.
[6] Изменил направление развития государства, по мнению Исократа, закон Эфиальта 462 г., но автор не называет этого государственного деятеля по имени, а говорит, что с упреками нужно обращаться к людям, которые правили городом «незадолго до нас» и разрушили власть Ареопага (καταλύσαντες τῆς βουλῆς δύναμιν — Areopag., 50—51). О значении закона Эфиальта для истории Ареопага см. [Коршунков, 1988].
[7] На сходство программ Исократа и Ферамена указывают многие авторы [Bringmann, 1965, с. 83 и сл.; Buchner, 1958, с. 150; Fuks, 1954; 5 и сл.; Levi, 1959, с. 30 и сл.; Romilly, 1954, с. 333]. Особенно много внимания уделено этому вопросу в статье Ж. де Ромили об «умеренных». Автор приводит убедительные доказательства широкого распространения в литературе IV в. сетований на аморальность своего времени [Romilly, 1954, с. 327].
[8] Любопытно наблюдение П. Мак–Кендрика, что в отличие от Платона Исократ ставит интеллектуальную жизнь на последнее место в перечне предметов воспитания (MacKendric, 1969, с. 16].
[9] Напомним, что для демократов законы были основой полисной жизни и демократических установлений. Например, Dem. XXIII, 75; XXIV, 59; XXV, 15—16, 20.
[10] На трактовке политии как воплощения идеала умеренных олигархов настаивает А. К. Бергер. Его позиция в данном случае обусловлена оценкой Аристотеля как представителя олигархов, разработавшего и суммировавшего олигархические постулаты [Бергер, 1966, с. 148, 150, 190].
[11] А. И. Доватур ошибочно, как нам кажется, полагает, что Иоскрат обозначал термином πολιτεία только современный ему государственный строй [Доватур, 1958, с. 62, 64]. Текст «Ареопагитика» опровергает, по нашему мнению, такое утверждение. А. И. Доватур выводит свое заключение из содержания на «Панегиритика», ориентированного на проблемы внешней политики и поэтому касающегося остальных вопросов довольно бегло.
[12] Р. Бакстон, исследуя риторику в греческой трагедии, показал неоднозначность понятия искусства убеждения, возможность использовать красноречие и для высоких, и для низких целей. Если политические ораторы оценивали данное свойство с позиций государственной пользы, то драматурги разрабатывали прежде всего нравственный аспект риторики [Buxton, 1082].
[13] Обмен имуществом (αντιδοσις) происходил в том случае, если афинский гражданин считал, что возложенные на него общественные повинности не соответствуют его доходам. В таком случае он предлагал более состоятельному, чем он, гражданину либо принять эту обязанность на себя, либо поменяться с ним имуществом.
[14] Л. Μ. Глускина пришла к выводу, что существующее в литературе представление об эйсфоре как большом бремени для состоятельных афинян не подтверждается анализом источников [Глускина, 1973, с. 37].
[15] Так в книге. Полиграфический брак: при переходе со станицы 108 на 109 потеряна строка. Agnostik
[16] Трибаллы — фракийский этнос, луканы — южноиталийский этнос.
[17] Р. К. Синклер также указывает на условность у ораторов· понятий богатства и бедности [Sinclair, 1987, с. 121].
[18] Они цитируются в переводах M. Н. Ботвинника и А. И. Зайцева.
[19] «Кипрский цикл» цитируется в переводах Э. Д. Фролова.