Письма

Переводчик: 
Борухович В.Г.
Переводчик: 
Прушакевич Т.В.

По своему содержанию и литературному стилю письма Исократа близки его речам. В них мы видим те же основные идеи Исократа - пропаганду общеэллинского похода на Восток и поиски политического вождя, способного этот поход возглавить.
Не все письма Исократа признаются подлинными. По вопросу о достоверности некоторых писем среди ученых возникли разногласия. Вопреки Ф. Блассу и Е. Дрерупу, признававшим все девять писем Исократа подлинными, Виламовиц-Мёллендорф, Мюншер, Войте высказывают сомнения в подлинности III, IV, VI и IX писем.[1]
Письмо I, написанное сиракузскому тирану Дионисию в 367 г. до н. э., представляет собой только предисловие к письму, которое не было закончено, по-видимому, ввиду смерти адресата. Ссылаясь на благоприятную ситуацию, Исократ призывает Дионисия к свершению великих дел.
Следующим в хронологической последовательности является VI письмо, адресованное сыновьям Ясона, тирана города Фер. Судя по содержанию, оно должно относиться к 359 г. до н. э. Однако большинство ученых на основании анализа языка и стиля письма считают его неподлинным. Письмо носит риторический характер и содержит несколько замечаний об ораторском искусстве и по поводу отношения автора к монархии и тирании.
IX письмо - к Архидаму, приуроченное к 356 г. до н. э., почти единодушно признается современными учеными грубой и неудачной фальшивкой. Не только стиль письма, но и сама историческая ситуация, рисуемая в нем, вызывают сомнения. Невозможным кажется обращение Исократа к спартанскому царю с призывом избавить эллинов от тяготеющих над ними бедствий и возглавить поход против варваров в обстановке, когда сама Спарта находилась в состоянии упадка и не играла большой политической роли.
В VIII письме, датируемым временем около 350 г., Исократ обращается к правителям митиленян с просьбой вернуть из изгнания Агенора, учившего музыке его внуков. Обилие деталей, соответствующих подлинной исторической обстановке, стиль письма говорят о его достоверности.
Не вызывает сомнения и письмо VII, посланное Исократом Тимофею, правителю Гераклеи Понтийской, в середине 40-х гг. IV в. В письме Исократ дает Тимофею ряд советов, показывая, как, по его мнению, должен править гражданами благомыслящий тиран.
К подлинным письмам Исократа относятся и письма II и V. Письмо II - к Филиппу, датируемое 344/3 годом до н. э., носит в основном личный характер. Исократ отечески убеждает царя не рисковать своей жизнью, сражаясь с соседними варварскими племенами, призывает его к установлению тесных дружеских связей с Афинами, указывая, что и самому царю это принесет величайшие выгоды.
Адресованное Александру, сыну Филиппа, V письмо трактовалось сначала как дополнение ко II письму. Но письмо содержит несомненное свидетельство о том, что Аристотель является уже учителем Александра (а он стал им только с 343/2 г.), что позволяет датировать письмо 342/1 годом. Исократ хвалит Александра за любовь к науке и образованию и призывает его к деятельной жизни, причем в письме в скрытой форме содержится полемика с Аристотелем.
Язык письма IV, которое по мыслимой в нем ситуации должно относиться к 340/39 г., значительно отличается от языка Исократа. В этом письме Исократ якобы хлопочет перед Антипатром за некоего Диодота и его сына, находящихся при македонском дворе.
Письмо III - к Филиппу, прославляющее македонского царя и подчеркивающее единодушие между ним и эллинами, трактуется учеными как продукт промакедонской партии, как результат пропаганды официальной проэллинской политики Филиппа. Исходя из излагаемых в нем обстоятельств, оно могло быть написано только через два Месяца после битвы при Херонее, а как принято считать, Исократ к этому времени уже умер.
Таким образом, письма Исократа, написанные после 370 г. до н. э., в период расцвета его творчества, содержат в ряде случаев конкретные исторические факты, рисуют обстановку, в которой писал свои: произведения автор, и являются для знакомства с историей этого периода ценным источником[2].


[1] Fr. Вlass, Die attische Beredsamkeit, II², Lpz, 1892; Isocratis, opera omnia, rec. E. Drerup, I, Lipsiae, 1906, praefatio, стр. CLVIII–CLXIII; U. Wilamowitz–Mоellendоrff, Aristoteles und Athen, II, В., 1893, стр. 391-399; Мünher, RE, Hbd. 18, 1916, s. v. Isocrates, стб. 2199-2220; С. Wоyte, De Isocratis quae feruntur epistulis quaestiones selectae, Diss., Lpz, 1907. Против тех, кто доказывает неподлинность III, IV, VI, IX писем (главным образом против Войте), выступает Матье, склоняющийся к прежней точке зрения о подлинности этих писем (Isоcrate, Texte établi et traduit par G. Mathieu, IV, P., 1962, стр. 168-173, 178-183).
[2] Стилистическому и литературному анализу писем Исократа посвящена статья Т. А. Миллер «Письма Платона и Исократа» в сб. «Античная эпистолография», ;М.,. 1967, стр. 47-58.

I. К Дионисию

(1) Исократ Дионисию желает здравствовать. Если бы я был помоложе, то не стал бы посылать письма, но сам бы побеседовал с тобой, приплыв сюда. Но поскольку расцвет моей жизни не совпал с решающим моментом в твоей практической деятельности (я уже устал и состарился, твои же дела находятся в состоянии наивысшего подъема), - я попытаюсь высказаться по их поводу в той мере, как это возможно в нынешних условиях.
(2) Я хорошо знаю[1], насколько выше стоит личное общение, по сравнению со всякой перепиской для тех людей, которые хотят выступить с советами[2]. Это происходит не только потому, что об одних и тех же вещах легче говорить при личной встрече, чем объясняться письменно, и также не из-за того, что все люди скорее доверяют словам, высказанным устно, нежели написанному тексту, внимая первым как полезным поучениям, вторые же принимая за сочинения литературного характера. (3) Ко всему этому ведь надо еще добавить, что при устных беседах, если что-нибудь покажется непонятным или неизвестным, или не заслуживающим доверия, то присутствующий рассказчик может коренным образом изменить дело; в письмах же и литературных сочинениях, если что-нибудь подобное будет иметь место, некому исправить положение (так как пишущий человек отсутствует, некому выступить с разъяснением того, что написано). Но, принимая во внимание, что судить о написанном будешь ты, я горячо надеюсь, что мы окажемся в роли людей, говорящих нечто полезное; я надеюсь также, что ты, отбросив все затрудняющие обстоятельства, о которых говорилось выше, обратишь свое внимание на самую суть дела.
(4) Некоторые из тех людей, которые близко с тобой соприкасались, пытались отпугнуть меня, говоря, что ты чтишь тех, кто тебе льстит, но презираешь тех, кто пытается давать тебе советы. Но даже если бы я и поверил их речам, я сохранил бы душевное спокойствие. Ныне же никто не может убедить меня в том, что можно приобрести такую славу и совершить подобные деяния, не учась одному, не внимая другому, не изобретая и выдумывая третьего, не собирая и не привлекая отовсюду всего того, при помощи чего возможно усовершенствование собственного ума и дарования.
(5) Итак, я решился по этой причине обратиться к тебе с письмом и собираюсь говорить тебе о вещах великого значения, о которых тебе из всех живущих на земле подобает услышать более, чем кому-либо другому. Не подумай, однако, что пылкость моего обращения к тебе продиктована моим желанием найти в твоем лице слушателя моих сочинении. Меня отнюдь не снедает честолюбие настолько, чтобы я желал достигнуть почестей при помощи торжественной речи; кроме того, мне хорошо известно, что ты сыт ими по горло. (6) К тому же еще всем ясно, что для лиц, желающих отличиться в красноречии, наиболее подходящей аудиторией является праздничное собрание (ведь только там человек сможет раскрыть силу своего искусства перед большим количеством людей); те же лица, которые хотят добиться своей речью чего-либо конкретного, должны обращаться с речами к тому, кто скорее всего сможет воплотить в действительность выдвинутые в данной речи предложения[3].
(7) Если бы я хотел вмешаться в дела какого-нибудь отдельного государства, я обратился бы со своей речью непосредственно к тем лицам, которые стоят во главе государства. Но поскольку я вознамерился выступить с советами об общем для всех эллинов благе и спасении, к кому же мне, по справедливости, скорее всего следовало бы обратиться, как не к человеку, который является первым среди эллинов по происхождению и обладает наибольшей силой?
(8) И нам представляется, что мы вспомнили обо всех этих вещах весьма кстати и вовремя. Когда гегемония принадлежала лакедемонянам, тебе не легко было бы заняться делами, касающимися нашей земли, и одновременно бороться со спартанцами и вести войну с карфагенянами. Но поскольку дела спартанцев[4] обстоят таким образом, что им надлежит радоваться, если они смогут удержать свою собственную землю[5], а наше государство охотно предоставило бы себя в твое распоряжение для совместной борьбы, если ты пожелаешь сделать доброе дело для всей Эллады, то какой же иной более удобный случай, чем настоящий, может выпасть на твою долю?
(9) Ты не должен удивляться тому, что я, не будучи ни политическим деятелем, ни стратегом, ни в другом отношении влиятельным человеком, берусь за это дело и пытаюсь выступить по двум столь важным вопросам- выступая одновременно в защиту интересов всей Эллады и обращаясь к тебе с советами. Ведь я с самого начала оказался в стороне от всякой общественной деятельности (объяснение причин[6] потребовало бы большого труда); что же касается науки, которая пренебрегает ничтожным, а пытается достичь лишь великих целей, - в ней я, пожалуй, не мог бы считаться одним из последних[7]. (10) Таким образом, отнюдь не следует удивляться тому, что я смог усмотреть полезное скорее, чем те люди, которые правят государством без разумного расчета, но стяжали себе большую славу. Насколько мы заслуживаем внимания, мы покажем не дальнейшими отговорками, а тем, о чем будет сказано ниже...


[1] Ср. Phil. 25.
[2] Συμβουλειίείν употреблено здесь в техническом смысле (выступать с советами на политические темы, устно или письменно).
[3] Ср. Phil. 13.
[4] Принимаем чтение амбросианской рукописи Λακεδαιμόνιοι.
[5] Исократ рисует обстановку, создавшуюся после битвы при Левктрах 371 г.
[6] Ср. Phil. 81.
[7] Ср. Antid. 50.

II. К Филиппу

(1) Я знаю, что все люди обычно питают более теплые чувства к тем, кто их хвалит, нежели к тем., кто пытается давать им советы; это особенно относится к тому, кто выступает с советами, когда его о том никто не просит. Что же касается меня, то, если бы мне прежде не случалось обращаться к тебе с советами, полными благожелательности,[1] с помощью которых ты, как мне казалось, сможешь совершить то, что более всего тебя достойно, - я, возможно, и сейчас не рискнул бы высказываться по поводу касающихся тебя дел. (2) Но поскольку я намерен сосредоточить свое внимание на твоей деятельности как ради своего государства, так и ради остальных эллинов, то: я устыдился бы, если б, некогда обратившись к тебе с советами по менее важным вопросам, теперь, в связи с более важными делами, не сказал ни единого слова - особенно сознавая при этом, что те советы были связаны с достижением славы, эти же связаны с твоим спасением (о котором, как думают все те, кто слышит раздающиеся в твои адрес порицания, ты позабыл), (3) Нет ведь такого человека, который не признал бы, что ты слишком охотно, более чем это подобает царю, подвергаешь себя опасности, что ты больше стремишься снискать себе славу храбреца, чем решать дела высшей важности. Но ведь одинаково заслуживает порицания как то, что ты не окажешься более храбрым, чем другие, когда тебя окружат враги, так и то, что ты подвергаешь себя опасности, когда в этом нет необходимости, бросаясь в подобные схватки; причем, если ты и одержишь верх, все же не совершишь тем самым ничего великого, погибнув же, потеряешь вместе с жизнью все существующее благополучие. (4) Не каждую смерть на войне следует считать почетной: когда человек гибнет за родину, за родителей, за детей - такая смерть достойна похвалы. Смерть же, приносящую вред всему этому, наносящую ущерб деяниям и подвигам, совершенным прежде, следует считать достойной Порицания и ее следует избегать, так как она приносит не славу, а бесславие.
(5) Полагаю, что тебе полезно подражать тому, как ведут войны эллинские государства. Все они, отправляя войско в поход, имеют обыкновение помещать в недоступное для врага место органы управления и совет, который должен решать государственные дела. По этой причине, если они и потерпят одно поражение, их могущество не уничтожается, но они могут перенести множество подобных несчастий, а затем вновь воспрянуть после них, (6) На это следует обратить внимание и тебе и понять, что нет большего блага, чем жизнь, - тогда ты сможешь воспользоваться и плодами своих побед, и преодолеть несчастья, которые могут выпасть на твою долю, Ты мог бы увидеть, какую огромную заботу о жизни своих царей проявляют лакедемоняне, предоставляя им личную охрану из числа самых славных граждан[2]; для последних допустить гибель царей позорнее, чем самим бросить щит в бою. (7) Ты также не можешь не помнить того, что случилось с Ксерксом, желавшим поработить Элладу, и с Киром, претендовавшим на царскую власть[3]. Первый из них, претерпев столь великие поражения и несчастья, какие, как известно, не выпадали на долю никому другому, сохранив свою жизнь, сохранил и царскую власть и передал ее своим детям, а Азию[4] устроил таким образом, что она продолжает внушать эллинам Ничуть не меньший страх, чем раньше. (8) Напротив, Кир, одержав победу над всем войском царя и оказавшись господином положения, из-за своей опрометчивости[5] не только лишил себя столь великого могущества, но и сопровождавших его наемников подверг смертельной опасности. Я мог бы привести бесчисленное множество примеров тому, как гибель полководцев, стоявших во главе великих армий, влекла за собой и гибель многих десятков тысяч людей.
(9) Приняв все это во внимание, ты не должен ценить выше всего мужество, лишенное разумного расчета, основанное на неуместном честолюбии. Поскольку ты-знаешь, сколь много опасностей связано именно с монархическим строем, ты не должен искать себе новых, не приносящих славы и связанных с войной; ты не должен также состязаться с теми, кто добровольно хочет избавиться от полной несчастий жизни или кто ради большей платы за военную службу неразумно подвергает себя опасностям· (10) Тебе следует стремиться не к той славе, которую снискали себе многие греки и варвары, а к той, величие которой только тебе из всех ныне живущих людей окажется по плечу, и желать не тех доблестей, которые свойственны и дурным людям, но таких, которыми они никогда не смогут обладать[6]. (11) Тебе не следует вести трудных и не приносящих славы войн, когда есть возможность вести почетные, позволяющие легко добиться славы, и не следует затевать таких, которые принесут самым близким тебе людям заботы и страдания, а врагам доставят великие надежды (какие ты ныне доставляешь им своими действиями): ведь одержав верх над варварами, с которыми ты ныне воюешь, ты только гарантируешь безопасность своей собственной стране, а попытавшись низвергнуть того, кто ныне прозывается великим царем, ты и свою славу умножишь, и эллинам покажешь, с кем следует сражаться.
(12) Я бы дорого дал за то, чтобы иметь возможность обратиться к тебе за всеми этими советами до начала похода[7], чтобы ты, последовав им, не стал бы подвергать столь великой опасности свою жизнь; а если бы ты и не последовал им, я во всяком случае не оказался бы в положении человека, советующего то же самое, что признано ныне всеми благодаря тому, что с тобой произошло. Действительность подтвердила бы тогда справедливость всего сказанного мною по этому поводу.
(13) В то время как сам предмет дает мне возможность еще многое высказать, я все же заканчиваю свою речь, ибо полагаю, что и ты, и наиболее деятельные из твоих сотоварищей легко сможете дополнить эту речь всем тем, что вы захотите высказать. К тому же я опасаюсь, что перешел границы; мало-помалу, увлекаясь незаметно для себя, я приблизился в своем изложении уже к размерам речи, а не письма.
(14) И хотя это так, тем не менее, не следует оставлять в стороне всего того, что касается нашего государства: необходимо сделать попытку призвать тебя к более дружественной позиции и к установлению связей с ним. Как я полагаю, весьма многие доносят и пересказывают тебе не только самое дурное из того, что о тебе говорится в нашем государстве, но кое-что добавляют и от себя. Не следует обращать на них внимание. (15), Ведь ты поступишь весьма странно, если, упрекая наш народ в том, что он с удовольствием внимает клеветникам[8], сам окажешься в роли человека, доверяющего лицами занимающимся клеветой, и не признаешь того, что чем больше эти клеветники представляют наше государство как такое, которое легко идет на поводу у каждого, тем в большей степени они доказывают, что оно в состоянии приносить тебе пользу. Ведь если те люди, которые не могут совершить, ни одного доброго дела, добиваются всего, чего захотят, своими речами, то возможно ли, чтобы ты, способный в высшей степени облагодетельствовать наше государство делом, - ничего от нас не добился?!
(16) Полагаю также, что необходимо тем людям, которые резко порицают наше государство, противопоставить таких, которые говорят, что все это так, но утверждают, что наше государство не свершило Несправедливости ни в большом, ни в малом. Я, однако, не скажу ничего подобного: ведь мне было бы стыдно, если бы в то время как все другие считают, что даже сами боги не являются безгрешными, я сам осмелился бы утверждать, что наше государство никогда не совершало никакого дурного поступка. (17) Напротив, я хочу сказать о нем, что ты не найдешь другого государства, которое оказалось бы в состоянии принести большую пользу и эллинам, и твоим начинаниям; на это ты должен обратить наибольшее внимание. Оно принесет тебе величайшие выгоды не только тем, что будет выступать в союзе с тобой, но даже тогда, когда будет казаться только дружественно к тебе расположенным. (18) Ведь тех, которые сейчас находятся под твоим началом, ты легко сможешь удержать, если у них не будет иного прибежища[9], и варваров ты сможешь подчинить любых, кого только захочешь. В таком случае разве не следует тебе стремиться к. подобному дружественному расположению, благодаря которому ты не только обеспечишь безопасность всему уже имеющемуся у тебя могуществу, но и приобретешь еще многое другое, не подвергаясь никакой опасности? (19) Я удивляюсь тем полководцам, которые вербуют наемные войска и тратят на это множество средств (в то время как они знают, что многим из тех, кто доверялся наемникам, последние гораздо чаще приносили вред, нежели пользу), а с нашим государством, которое обладает столь великим могуществом, не стремятся установить добрых отношений. А ведь оно часто спасало как отдельные эллинские государства, так и вообще всю Элладу[10]. (20) Обрати внимание на то, что многие считают верными принятые тобою решения, ибо ты справедливо поступил с фессалийцами, с пользой для них самих, - с людьми вообще не гибкими, но высокомерными, склонными к междоусобицам[11]. Необходимо, чтобы ты попытался и в отношении нас оказаться таким: ты ведь знаешь, что фессалийцы близки тебе страною, а мы - силою. Ты должен любым путем привлечь эту силу на свою сторону. (21) В самом деле, ведь намного прекраснее овладевать симпатиями греческих городов, нежели их стенами[12]. Действия, подобные последним, не только навлекают ненависть, но причину их ищут в наличии больших масс войск; но если ты сможешь заручиться симпатиями и дружескими связями, то все одобрят твой образ мышления.
(22) Ты с полным правом можешь поверить тому, что яг сказал относительно нашего государства. Всем известно, что я не привык льстить последнему в своих речах, и нет никого, кто бы больше меня порицал его[13]. За это ко мне дурно относится большинство народа, а также те, кто привык действовать безрассудно: они не признают меня и испытывают ко мне ту же ненависть, что и к тебе. Различие состоит лишь в том, что они относятся к тебе таким образом из-за твоего могущества и сопутствующего тебе счастья, меня же они ненавидят за то, что я заявляю, что умею рассуждать лучше их, а также за то, что со мной, как они все видят, хотят обмениваться мнениями гораздо большее количество людей, чем с ними. (23) Я очень хотел бы, чтобы нам обоим в равной мере представилась возможность избежать той славы, которую мы стяжали среди них. Ныне ты без труда, если захочешь, сможешь от нее избавиться; передо мной же стоит необходимость - вследствие наступившей старости, а также по многим другим причинам - удовольствоваться тем положением, которое сейчас создалось.
Не знаю, что я еще должен сказать; добавлю только, что это прекрасно - доверить ваш трон и сопутствующее вам счастье благоволению эллинов.


[1] Имеется в виду речь «Филипп».
[2] 300 сцартиатов. Ср. Thuc., V, 72, 4.
[3] Имеются в виду поход Ксеркса в 480 г. до н, э. и поход Кира Мдадшего в 401 г. до н. э.
[4] Т. е. Персидскую державу.
[5] Ср. Phil. 90-92; Xen., Anab. I, 8, 21-29.
[6] Ср. Ad. Nicocl. 30; Nicocl. 43.
[7] Не исключено, что здесь имеется в виду поход Филиппа против иллирийцев 334 г., во время которого он был ранен (Didymos, Commeiïtar zu Demosthenes, bearb. von. H. Diels und W. Schubart, В., 1904, col. XII, 1, 63).
[8] Cp. Phil., 73, где под именами клеветников выведены ораторы антимакедонской партии.
[9] Исократ осторожно напоминает о том, что Афины неоднократно предоставляли убежище и оказывали поддержку врагам Филиппа: в 348 г. они приняли бежавших олинфян, в 346 г. — фокидян (Dem., De расе, 19).
[10] Ср. Phil. 129.
[11] Ср. Phil. 20. Имеется в виду союз с фессалийцами 344 г., когда Филипп был избран архонтом Фессалии (ср. Diоd., XVI, 69).
[12] Ср. Antid. 122; Phil. .68, 140.
[13] Намек на «Ареопагитик» и на речь «О мире».

III. К Филиппу

(1) Я имел разговор и с Антипатром - о предметах, полезных как для нашего государства, так и для тебя, и говорил, как я убеждал себя сам, достаточно; но я захотел обратиться к тебе с письмом по поводу того, что представляется мне необходимым сделать после заключения мира. То, о чем я собираюсь здесь говорить, не расходится с содержанием речи[1] но излагается гораздо более кратким образом.
(2) В то время я советовал тебе примирить между собой наше государство, спартанцев, фиванцев и аргивян и привести всех эллинов к единодушию.[2] Я полагал, что если ты склонишь к этому самые выдающиеся государства, то вскоре последуют за ними и все остальные. Тогда была совсем иная обстановка; ныне же случилось так, что нет никакой необходимости в убеждении. Ведь происходившая борьба заставила всех внять здравому смыслу и желать того же, что, как они полагают, и ты намереваешься делать, и говорить о том, что необходимо, прекратив безумие[3] и оставив попытки обогатиться за счет другого, перенести войну в Азию[4]. (3) Многие спрашивают меня, не был ли я именно тем человеком, кто посоветовал тебе отправиться походом против варваров, - или же я просто соглашался с тобой тогда, когда этот поход был уже тобой задуман. По этому поводу я хочу сказать, что сам точно не знаю (ведь раньше я не был с тобой знаком); все же я думаю, что ты принял такое решение сам, я же просто согласился с твоими намерениями. Услышав это, все стали просить меня, чтобы я обратился к тебе и убедил тебя остаться верным этим намерениям, так как никогда не смогут быть совершены деяния, более прекрасные или же более полезные для эллинов, и никогда не представится случай, более подходящий для их свершения.
(4) Если бы я обладал теми же самыми силами, которые были во мне прежде, а не окончательно состарился, я не стал бы обращаться к тебе с письмом, но, прибыв к тебе, лично стал бы уговаривать тебя и призывать к свершению этих деяний. Ныне же, насколько это в моих силах, я призываю тебя не изменять твоих намерений прежде, чем ты не доведешь дело до конца. Непристойно стремиться с такой пылкостью к какой-либо иной цели (ведь умеренность пользуется почетом у большинства людей); добиваться же славы, великой и прекрасной, все время не удовлетворяясь достигнутым[5], приличествует тем людям, которые на голову выше остальных. Это как раз имеет отношение к тебе. (5) Подумай и о том, что ты только тогда будешь обладать непревзойденной славой, достойной твоих свершений, когда сделаешь варваров илотами эллинов (за исключением разве тех, кто будет сражаться на твоей стороне), а царя, ныне называемого великим, заставишь выполнять все, что ты ему прикажешь. Тебе не останется ничего больше, разве стать божеством. Совершить все это при нынешних обстоятельствах гораздо легче, чем было достигнуть теперешнего могущества и славы, обладая издревле принадлежавшей вам властью. (6) Я радуюсь своему преклонному возрасту только потому, что дожил до момента, когда то, о чем я мечтал молодым и о чем пытался писать в "Панегирике" и в посланной тебе речи, частично я вижу уже свершающимся ныне в твоих деяниях, частично же могу надеяться на то, что оно свершится.


[1] Подразумевается речь «Филипп».
[2] Ср. Phil. 30.
[3] Имеется в виду междоусобная борьба греческих государств.
[4] Ср. Phil. 9.
[5] Ср, Phil. 135.

IV. К Антипатру

(1) Хотя у нас далеко не безопасно писать в Македонию - и не только сейчас, когда мы находимся в состоянии войны с вами,[1] но даже и раньше, когда был мир, - все же я решился написать тебе относительно Диодота[2], считая справедливым воздавать хвалу всем, кто был моим учеником и оказался достойным нас, особенно же ему - из-за дружбы, которую он всегда питал ко мне, а также других его достоинств. (2) Мне очень хотелось бы иметь возможность лично рекомендовать его тебе; но после того как он был введен к тебе стараниями других, на мою долю осталось лишь дать ему характеристику и укрепить то знакомство, которое у тебя с ним уже состоялось. Многие и самые различные люди становились моими учениками[3], и некоторые из них уже стяжали великую славу, а остальные отличались или красноречием, или же глубоким разумом и совершенными ими делами; иные же стали заметны благодаря скромной и целомудренной жизни, а также приветливости характера: они совершенно не были склонны к другим занятиями образу жизни.(3) Но этот по природе оказался настолько гармонически одаренным, что достиг совершенства во всем, о чем говорилось выше. Я никогда не посмел бы утверждать это, если бы сам не удостоверился в истинности сказанного самым точным образом и одновременно не был уверен, что и ты составишь себе о нем именно такое представление (частично благодаря личному общению с ним, частично благодаря тому, что ты о нем узнаешь от других, хорошо его знающих). (4) Среди последних не найдется никого - за исключением разве больших завистников, - кто не согласился бы с тем, что он обладает красноречием и проявляет разумность в советах не меньшую, чем кто-либо другой, что он справедлив и честен в высшей степени и совершенно лишен жадности к деньгам. Он также необыкновенно обходителен и приятен в быту и общении, к тому же обладает необыкновенной свободой и смелостью в суждениях, но не такой, которая является неприличной, а той, которая по праву считается величайшим признаком благожелательности по отношению к друзьям. (5) Эту смелость некоторые из властелинов, обладающих душой, соответствующей их положению, ценят как полезную; те же, кто в этом отношении природой обделен более, чем этого требует их положение, относятся к ней с неприязнью, так как она принуждает их делать то, чего они бы не хотели. Они не знают, что люди, дерзающие им возражать во имя их собственной пользы, тем самым обеспечивают им величайшую возможность свершения всего, что эти властители желают. (6) Следует считать естественным, что по вине людей, стремящихся всегда угодить своими речами, оказываются непрочными не только монархии, заключающие в себе многие неизбежные для них пороки, но даже и политии, имеющие более прочные основы. Напротив, благодаря тем, кто откровенно высказывает свое мнение с целью принести пользу, находят свое благополучное разрешение многие из дел, исход которых казался заранее обреченным на неудачу. По этой причине было бы справедливо, чтобы большим влиянием у всех монархов пользовались те, которые говорят истину, чем те, кто ставит своей целью говорить только приятное, но результаты советов которых не заслуживают благодарности. Однако случается так, что первые в действительности оказываются иногда в меньшей чести. (7) Это именно и выпало на долю Диодота, когда он находился у некоторых династов Азии (а им он принес большую пользу не только своими советами, но и своими действиями и отвагой, с которой подвергал себя опасностям). Но вследствие того, что он смело высказывал свои мысли, стремясь принести им пользу, он оказался лишенным и почестей у себя на родине и надежды на многое другое: гораздо большую силу возымела лесть ничтожных людей, чем добрые дела, совершенные этим человеком. (8) Хотя он все время стремится прибыть к вам, именно эти обстоятельства лежат в основе его опасений. Последние возникли у него отнюдь не потому, что он считает всех занимающих более высокое положение одинаковыми; но из-за неприятностей, которые ему пришлось претерпеть от этих людей, он стал все меньше надеяться и на те блага, которые могут ожидать его у вас. Как мне кажется, с ним произошло нечто подобное тому, что бывает с иными моряками, которые, попав во время первого же плавания в бурю, после этого теряют уверенность, выходя вновь в море (хотя они и знают, что очень часто на долю моряка выпадает и счастливое плавание). Во всяком случае, поскольку он теперь с тобой сблизился, его поступок заслуживает одобрения. (9) Как я думаю, это принесет ему пользу, и полагаюсь при этом более всего на твое дружественное отношение к людям, о котором в один голос говорят все, прибывающие из-за границы. Я считаю также помимо этого, что вы хорошо знаете, насколько приятно и в высшей степени выгодно приобретать верных и полезных друзей при помощи благодеяний и делать добро тем, за кого будут испытывать к вам благодарность и многие другие. Ведь все образованные люди хвалят и почитают тех, кто хорошо обходится с порядочными людьми, как будто они сами получают какую-то выгоду и пользу.
(10) Но я думаю, что и сам Диодот даст тебе повод к тому, чтобы ты позаботился о его интересах. Я советовал и сыну его, чтобы тот принял участие в ваших делах, поступил к вам в качестве ученика и старался продвинуться вперед. Выслушав мои слова, он ответил, что желает заручиться вашей дружбой и что в данном случае чувства его подобны тем, с которыми он относится к состязаниям, где победителей увенчивают венками: (11) он хотел бы одерживать в них победы, но не дерзает принимать в них участие, так как не обладает достаточной силой, которая могла бы· ему доставить венок[4]. Точно так же он хотел бы получить от вас почести, но не надеется, что сумеет их добиться. Его отпугивают Как собственная неопытность, так и присущий вам блеск. К тому же и здоровье его не вполне благополучно, у него есть некоторые телесные недостатки, которые, как он полагает, послужат для него препятствием во многих делах.
(12) Так что пусть он делает то, что считает полезным для себя. Ты же, будет ли он находиться в вашей стране или же спокойно оставаться в наших местах, - позаботься как обо всем прочем, о чем он станет тебя просить, - так и особенно о безопасности его и его отца. Ты должен считать его у себя чем-то вроде залога - залога моего старческого возраста (которому да будет оказано соответствующее уважение), Сопутствующей мне славы - если она заслуживает быть принятой во внимание, и того благорасположения к вам, которое я питал всю жизнь.
(13) Не удивляйся тому, что я написал тебе слишком длинное письмо, а также тому, что высказал в нем нечто выходящее за пределы принятого или выдающее мой старческий возраст. Не обращая ни на что внимания, я беспокоюсь только об одном - чтобы видно было, как я забочусь о дружественных и дорогих мне людях.


[1] С осени 340 г. до н. э. Афины находились в состоянии войны с Филиппом.
[2] О Диодоте больше ничего не известно.
[3] Исократ приводит имена некоторых из своих учеников в речи Antid. 39-40, 93-94.
[4] Состязания, в которых победители увенчивались венками, были самыми трудными и самыми почетными.

V. К Александру

Составляя письмо, обращенное к твоему отцу, я полагал, что поступлю нехорошо, если не обращусь к тебе, находящемуся там же, с приветственными словами, - если не напишу что-нибудь такое, что заставит читателей отбросить мысль, будто я по причине старости Выжил из ума и болтаю совершенно попусту; напротив, они увидят, что и в отведенный мне остаток жизни я отнюдь не оказываюсь лишенным той силы речи, которой обладал в молодые годы.
Я слышу, как все говорят, что ты являешься человеком гуманным, другом Афин, любящим науку и образование, - но не безрассудно, а с пониманием дела, ибо ты сближаешься не с теми из наших граждан, кто отличается недостойным поведением и стремится к дурному, а с такими, общение с которыми тебе не может ни в чем повредить, советы и рассуждения которых не смогут принести тебе никакого ущерба или неприятности. Благоразумные и рассудительные люди должны себе подыскивать именно таких друзей. (3) Ты не отвергаешь ту из школ красноречия, которая устанавливает истину посредством спора[1], и считаешь ее приносящей великую пользу в частных беседах, но не подходящей ни для тех, кто стоит во главе народа, ни для монархов. Ведь не приносит пользы и вообще не подходит людям, ставящим себя выше других, самим вступать в спор со своими согражданами или разрешать, чтобы им возражали другие. (4) Таким образом, передают, что ты не питаешь склонности к этой школе и предпочитаешь тот вид красноречия, которым пользуемся мы в каждодневных делах и в случаях, когда высказываемся по поводу общегосударственных дел. Пользуясь им, ты надлежащим образом размышляешь относительно будущего и постигаешь науку о том, как повелевать своими подданными наилучшим образом, чтобы каждый из них сознавал свой долг. С помощью этой науки ты сможешь верно судить о том, кто является прекрасным и справедливым и кто не является таковым, наказывать и вознаграждать в той мере, как каждый того заслуживает. (5) Итак, ты поступаешь разумно, что теперь этим занимаешься: ты вселяешь добрую надежду в сердце твоего отца и всех остальных, что в будущем, - если став взрослым, ты останешься верным этим принципам, - ты превзойдешь всех остальных разумом настолько, насколько отец твой превзошел всех современников.


[1] Ср. Panath. 26; Antid. 261.

VI. К сыновьям Ясона

(1) Один из послов, побывавших у вас, сообщил мне, что вы, пригласив его для беседы отдельно от остальных, спросили его, согласен ли я оставить свою страну и поселиться у вас. Я охотно отправился бы к вам, помня о дружбе, связывавшей меня с Ясоном[1] и Полиалком[2]: ведь я полагаю, что личное общение окажется для всех нас полезным. (2) Но многое препятствует мне это сделать, более же всего невозможность отправиться в путешествие, а также и то, что неприлично людям моего возраста покидать родину. Кроме того, все, узнав о моем отъезде, по справедливости осудили бы меня за то, что в то время как в течение всего предшествующего периода я предпочитал жить спокойно, под старость лет пустился бы в странствия - тогда, когда мне следовало бы, если бы ранее я даже и бывал в разных местах, стремиться на родину ввиду приближающегося конца жизни. (3) Помимо всего этого - надо ведь сказать правду - я опасаюсь своего государства. Я вижу, в самом деле, как быстро теряют силу военные союзы, заключаемые с ним. Так что если бы нечто подобное случилось с вами и если бы я даже смог избежать обвинений и возникающих в связи с ними опасностей (что было бы весьма трудно), то все же мне пришлось бы устыдиться, если бы кто-нибудь решил, будто бы я ради своего государства пренебрегаю вашими интересами - или, наоборот, ради вас жертвую интересами своего государства. Поэтому мне не представляется возможным сохранить добрые отношения одновременно и с вами и со своим государством, за исключением случая, когда польза от моей деятельности окажется обоюдной. Таковы причины, вследствие которых я не могу совершить то, что я желаю.
(4) Я полагаю, однако, что мне не следует уделять внимание только своим делам, оставляя в стороне ваши; я попытаюсь сейчас по мере своих сил высказаться о них так, как я стал бы говорить, если бы прибыл к вам. Не подумайте, однако, что я стал писать это письмо в качестве образца красноречия, а не из чувства дружбы к вам. До такого безумия я еще не дошел, чтобы не понимать, насколько невозможной окажется для меня попытка создать что-либо лучшее по сравнению с изданными мною ранее произведениями - тем более, что пора расцвета осталась у меня далеко позади, а если я выступлю со слабым произведением, то нынешняя сопутствующая мне добрая слава может смениться дурной. (5) Кроме того, если бы я устремил все свое внимание на создание образцовых произведений риторики, а не стал бы заниматься серьезно вашими делами, то в этом случае я не избрал бы именно эту тему, рассуждать о которой надлежащим образом является делом весьма трудным, но сумел бы отыскать гораздо более прекрасные и содержательные темы. С последними, однако, я и прежде никогда не связывал честолюбивых надежд, но обращался к другим, ускользнувшим от внимания большинства. И ныне, придерживаясь того же образа мыслей, я не стал заниматься ими; (6) но видя, что вы беретесь за многие и важные дела, я пожелал изложить сложившееся у меня мнение по поводу этих дел. Человеку моего возраста, как я полагаю, подобает давать советы, ибо опыт налагает свой отпечаток на людей, доживших до таких лет, и дает возможность скорее, чем всем остальным, находить лучшее решение; составлять же на заданную тему речь, тщательно обработанную, изящную и благозвучную, уже не подходит моему возрасту. Для меня будет вполне достаточно, если я смогу рассуждать на данную тему не совсем бессвязно[3].
(7) Но не удивляйтесь, если вы найдете в моей речи нечто подобное тому, о чем уже слышали прежде. Одни повторения могут, пожалуй, возникнуть случайно и помимо моей воли, другие будут внесены мною сознательно, если сказанное мною прежде окажется подходящим к содержанию настоящей речи. Ведь было бы нелепо, если бы я, видя, как другие широко пользуются моими произведениями, сам стал бы воздерживаться от сказанного мною прежде[4].
Я предпослал это вступление по той причине, что первое из моих положений является одним из общих мест. (8) Я привык говорить тем, Кто изучает у меня науку красноречия, что нужно обращать внимание Прежде всего на то, чего следует добиваться как Самой речью, так и отдельными частями речи. Когда же мы это определили и точно установили, тогда, утверждаю я, надо искать приемы, с помощью которых все это будет осуществлено и достигнута цель, которую мы поставили перед собой. Хотя я говорю все это по поводу искусства Составления речей, принцип этот лежит в основе всех других занятий, а также и ваших дел. (9) В самом деле, никакой разумный поступок не может быть совершен, если вы предварительно с большой предусмотрительностью не обдумаете и не примете решения, как вы должны прожить оставшееся время, какой избрать себе образ жизни[5], к какой славе стремиться, каких почестей добиваться - таких ли, которыми сограждане награждают добровольно, или тех, которые предоставляют против своей воли. Определив все эти цели, вы должны только после этого рассмотреть вопрос, в какой мере дела, ежедневно совершаемые вами, соответствуют целям, поставленным в самом начале. (10) И подобным образом стремясь к полезному, соответствующему поставленной цели, вы достигнете ее с помощью разума; если же вы не поставите перед собой подобную цель, но будете делать то, что придет вам в голову, вы неизбежно станете страдать от неопределенности ваших замыслов и совершать многочисленные ошибки.
(11) Может быть, кто-либо из избравших себе беспорядочный образ жизни попытается высмеять эти рассуждения и потребует, чтобы я высказал собственное мнение По поводу сказанного выше. У меня нет никаких оснований скрывать все, что я думаю по этому поводу. Мне представляется, что жизнь частного человека следует предпочесть жизни тирана; я также считаю, что почести, воздаваемые гражданам политий, являются более приятными, чем пожалованные монархами. Об этом я и попытаюсь высказаться. (12) Мне, однако, Хорошо известно, что я встречу множество противников моей точки зрения и более всего среди тех, кто окружает вас - ибо я полагаю, что они в немалой степени поощряют ваши устремления к тиранической власти. Они ведь Не рассматривают Всесторонне существа дела, но сами обманывают себя во многом. Они видят широкие полномочия этой власти, выгоды и удовольствия, которые она с собой приносит, и надеются получить долю от всего этого. Тревог же и несчастий, которые случаются с монархами и их друзьями, они не замечают и с ними происходит то же самое, что с теми людьми, которые отваживаются На самый! дурные и противозаконные дела. (13) Ведь подобные люди прекрасно знают о неблаговидной стороне своего дела, но они надеются воспользоваться всем тем, что в нем заключено хорошего, избежав всего присущего ему ужасного и дурного, итак устроить свои дела, чтобы от опасностей находиться вдали, а от выгоды - близко.
(14) Я поражаюсь легкомыслию людей, придерживающихся подобного образа мыслей, сам же я устыдился бы, если, давая советы другим, но пренебрегая их интересами, искал бы лишь выгоды для себя и если бы я не стал советовать; им наилучшее, целиком Поставив себя вне всяких корыстных соображений. Поэтому уделите мне внимание, как человеку, придерживающемуся именно такого мнения.


[1] Ясон — тиран города Фер в Фессалии с 380 г., ставший затем верховным предводителем (τάγος) фессалийских городов. Трем его сыновьям — Тисифону, Ликофрону и Пейтолаю — могло быть адресовано настоящее письмо после смерти Ясона, убитого около 370 г. до н. э. (Diоd., XV, 57, 60).
[2] Полиалк — предшественник Ясона. Есть основания считать, что Ясон, стал тираном, женился на вдове Полиалка.
[3] Ср. Phil. 28.
[4] Ср. Phil. 94.
[5] Ср. Ad Nicocl. 11; Evag. 41.

VII. К Тимофею

*[1]
(1) Ты слышал, как я полагаю, от многих о традиционной дружбе, связывающей нас между собой; я желаю и тебе счастья, так как узнал, что ты, прежде всего, пользуешься своей властью гораздо более разумным и прекрасным образом, нежели твой отец, а также и потому, что ты предпочитаешь приобретение доброй славы накоплению великого богатства. Ты являешь собой образец добродетели, и не малый, но великий (насколько это возможно), придерживаясь указанного образа мыслей. Так что если ты будешь продолжать вести себя так, как о тебе сейчас говорят, то у тебя не будет недостатка в людях, которые захотят прославить твое благоразумие и этот избранный тобою путь.
(2) Я также полагаю, что все рассказываемое о твоем отце в немалой степени способствует утверждению мнения о тебе, как о человеке благоразумном и выгодно отличающемся от всех остальных. Люди в большинстве случаев не так восхищаются теми, кто происходит от отцов, пользовавшихся доброй славой, как теми, отцы которых были дурными и злобными людьми, - если они оказываются нисколько не похожими на своих родителей. В самом деле, большинству людей значительно больше удовольствия доставляет созерцание добродетели там, где ее ожидать нельзя, чем добродетель, являющаяся следствием естественных и вполне вероятных причин.
(3) Принимая все это во внимание, ты должен внимательно обдумать и изучить вопрос о том, каким образом и с помощью каких советников ты избавишь государство от неурядиц, а граждан его направишь по пути благоразумия и исполнения долга, - тем самым обеспечивая им более приятное и более уверенное существование, чем в прошлом. В этом и состоит деятельность властелинов, управляющих справедливо и разумно. (4) Некоторые, пренебрегая подобными принципами, не думают ни о чем другом, кроме того, как бы прожить жизнь, наслаждаясь возможно большей роскошью и удовольствиями; они притесняют и облагают поборами лучших, самых богатых и добропорядочных граждан. Они не знают того, что людям благоразумным и облеченным такой честью подобает отнюдь не погоня за удовольствиями ценой несчастий других людей, но, напротив, забота о том, чтобы сделать сограждан более счастливыми. (5) Не подобает им относиться ко всем со злобой и предубеждением, не думая при этом о собственной безопасности, но управлять делами с такой кротостью и соблюдением законов, чтобы никто не отважился злоумышлять против них, - и в то же время с такой тщательностью охранять свою жизнь, как будто бы все поставили себе целью их уничтожить. Руководствуясь этими принципами, они и сами оказались бы вне опасности и приобрели бы добрую славу среди других людей: а ведь трудно отыскать большее благое. (6) Когда я писал тебе это письмо, я подумал о том, как счастливо сложились для тебя все обстоятельства. Могущество, которое приобретается тиранами обязательно с помощью насилия и сопровождается величайшей ненавистью к ним, оставил тебе отец, а уж воспользоваться им благоразумно и человеколюбиво - зависит полностью от тебя. Об этом ты должен позаботиться самым тщательным образом.
(7) Вот то, что я думаю по этому поводу. Дело обстоит именно так, но,, если ты страстно желаешь приобрести богатства, увеличить свое могущество и одновременно подвергнуться всем тем опасностям, при которых все это приобретается, ты должен звать себе в советники иных людей. Напротив, если всего этого у тебя достаточно и ты стремишься только к добродетели, доброй славе и благорасположению со стороны многих людей, - в этом случае ты должен прислушаться к моим речам и искать общества тех, кто наилучшим образом управляет собственным государством; надо также попытаться их превзойти.
(8) Я слышу о правителе Мефимны Клеоммисе, проявившем себя во всех остальных делах прекрасным, рассудительным и воспитанным человеком, что он не только полностью воздерживается от того, чтобы казнить или изгонять своих подданных, продавать с торгов их имущество или причинять им какое-либо иное зло, но, напротив, обеспечил полную безопасность своим согражданам, вернул изгнанников (9) и возвратил всем вернувшимся их состояние, которое они потеряли. Тем же людям, которые их имущество приобрели, он вернул затраченные ими деньги. Кроме того, он вооружил всех своих подданных, нисколько не опасаясь при этом, что кто-либо из них вступит в заговор против него. А если даже кто-нибудь и попытается это сделать, то он уверен, что лучше ему погибнуть, показав образец добродетели своим согражданам, чем жить продолжительное время, став при этом причиной величайших бедствий для своего государства.
(10) Я мог бы значительно больше написать тебе относительно всего этого и, может быть, более искусно, если бы мне не нужно было так срочно отослать тебе это письмо. Я еще обращусь к тебе с советами, если мне не помешает моя старость, теперь же я хочу поговорить о личных делах. Ведь Автократор, везущий это письмо, - наш друг, (11) у нас с ним были одни и те же занятия, часто я уже пользовался его искусством[2] и, наконец, дал ему совет относительно поездки к тебе. Поэтому я хотел бы, чтобы ты хорошо его принял и чтобы вам обоим это было на пользу, чтобы было ясно, что то, о чем он просит, он получит отчасти благодаря моей помощи.
(12) Не удивляйся, что я с такой охотой пишу тебе, в то время как Клеарха я никогда ни о чем не просил. Ведь почти все, кто приплывает от вас, утверждают, что ты подобен лучшим из моих учеников. Что же касается Клеарха, то люди, которые с ним общались в то время, когда он был у нас, признавали, что он наиболее свободомыслящий, приветливый и человеколюбивый из тех, кто меня окружает, когда же он захватил власть, то оказалось, что он так переменился, что вызвал удивление всех, знавших его прежде. И вот по этим причинам между нами наступило отчуждение. Тебя же я одобряю и весьма бы ценил дружеское расположение к нам. Впрочем, вскоре ты сможешь показать, соответствуют ли твои настроения нашим, ибо ты позаботишься об Автократоре и пошлешь нам письмо, возобновляя прежнюю дружбу и отношения гостеприимства, которые нас ранее связывали. Будь здоров и, если тебе нужно что-нибудь от нас, - напиши.


[1] Предполагают, что Тимофей, которому адресовано это письмо, был правителем Гераклеи Понтийской. Отец Тимофея Клеарх был в течение четырех лет учеником Исократа, после чего стал тираном Гераклеи (с 364 г. до н. э.). В 353 г. Клеарх умер, и ему наследовал Тимофей (Diоd., XVI, 36).
[2] Бласс (ук. соч., стр. 330) и Мюншер (ук. соч., стб. 2213) предполагают, что Автократор был врачом или прорицателем.

VIII. К правителям митиленян

(1) Дети Афарея[1], мои внуки, обучавшиеся музыке у Агенора[2], обратились ко мне с просьбой написать вам письмо, в котором я должен был просить, чтобы вы вернули из изгнания Агенора, а также его отца и братьев, когда станете возвращать на родину некоторых изгнанников. Когда я ответил им, что опасаюсь, как бы не оказаться в глазах правителей Митилены бестактным и назойливым человеком, обращаясь с просьбой по столь важному делу к людям, которых я. никогда раньше не знал и с которыми мне никогда не приходилось разговаривать, они, выслушав все это, продолжали упрашивать меня с еще большим рвением. (2) После того как, надежды моих внуков не оправдались, все обратили внимание на то, насколько они были огорчены и как тяжело они переносили мой отказ. В конце концов, видя, что печаль их превосходит всякую меру, я пообещал написать и отправить вам письмо. Об этих обстоятельствах мне надо было рассказать, чтобы вопреки справедливости меня не сочли за человека глупого и назойливого.
(3) Я считаю, что вы приняли прекрасное решение, примирившись со своими согражданами и сделав попытку уменьшить число изгнанников, а число сограждан - увеличить, подражая таким образом нашему государству в том, что касается междоусобиц[3]. Более же всего вас станут хвалить за то, что вы возвращаете бывшим изгнанникам их состояние. Тем самым вы доказали и сделали ясным для всех то обстоятельство, что и прежде вы изгоняли их не с целью завладеть чужим имуществом, но беспокоясь о судьбе государства.
(4) Но если бы вы даже не принимали подобных решений и не возвращали никого из изгнанников, то все равно, я полагаю, было бы полезно вернуть по крайней мере этих людей. Ведь ваше государство, как это пригнано всеми, стоит намного выше остальных по развитию в нем мусических искусств и из него происходят те, кто стяжал себе в этой области самую громкую славу. Следовательно, будет постыдно, если такое государство не вернет из изгнания человека, превзошедшего в этих искусствах всех ныне живущих людей; будет постыдно, если вы оставите жить в изгнании как метеков людей, пользующихся подобной славой у других и имеющих общее с вами происхождение, в то время как остальные эллины предоставляют гражданские права всем, кто отличился хотя бы в каком-либо из изящных искусств, даже если эти отличившиеся и не имели к ним до этого никакого отношения.
(5) Я удивляюсь тому, что многие государства даруют одержавшим победу [в гимнастических состязаниях награды большие, нежели гем, кто становится полезным благодаря своему разуму и трудолюбию, и не видят того, что успехи, одержанные благодаря физической силе или быстроте в беге, уходят в небытие вместе со смертным телом, науки же остаются жить вечно, принося благо всем, кто их использует. (6) Помня об этом, нужно, чтобы разумные граждане выше всего ценили людей, хорошо и справедливо управляющих государством, на второе же место после них ставили тех, кто может доставить государству честь и прекрасную славу. Ведь все остальные, принимая этих граждан за образец, считают, что и прочие их сограждане им подобны. (7) Кто-нибудь, возможно, скажет, что желающим чего-либо добиться следует не только похвалить предмет сам по себе, но одновременно доказать, что и сами они заслуживают того, о чем они просят в своих речах. Дело здесь обстоит следующим образом. Лично я стою в стороне от политической деятельности и не выступаю на паромных собраниях с речами: ведь я не обладаю ни смелостью, ни достаточно сильным голосом для этой цели.[4] Однако обо мне нельзя сказать, что я никому не известен и никому не приношу пользы, - ибо для тех, кто избрал своей профессией такие публичные выступления, целью которых является благо ваше и других союзников, я выступал в качестве доброго советника и соратника; я и сам сочинил больше речей, в которых выступаю за свободу и автономию всех эллинов, чем все те, кто привык топтать лестницы, ведущие к ораторским трибунам. (8) Вы поступили бы справедливо, если бы ответили мне благодарностью за все это, ибо вы особенно много уделяете внимания заботе о свободе и автономии. Полагаю, что если бы Конон[5] и Тимофей[6] были живы, а Диофант[7] вернулся из Азии, они приложили бы большие усилия к тому, чтобы я добился успеха в своей просьбе. Я не вижу необходимости говорить о них что-нибудь еще: среди вас ведь нет столь молодого или забывчивого человека, который бы не знал о благодеяниях, совершенных этими полководцами.
(9) Мне представляется, что вы тогда примете наилучшее решение по этому делу, если внимательно рассмотрите, кто выступает в качестве просителя и за каких людей он просит. Вы увидите тогда, что я был в самых дружеских отношениях с людьми, оказавшими великие благодеяния и вам, и всем остальным эллинам, а те, за кого я прошу, являются такими людьми, которые не могут нанести обиды старшим, а также лицам, стоящим во главе государства, молодым же людям могут дать приятное и полезное, подобающее юношам образование.
(10) Не удивляйтесь же тому, что я написал письмо более длинное и более пылкое, чем другие. Я хотел добиться двух целей одновременно: и угодить своим детям, и показать им, что человек, если даже он и не выступает с речами на народных собраниях и не занимает должности стратега, а только следует избранному мною образу действий, - такой человек не останется незамеченным среди эллинов. И последнее: если вы решите выполнить что-нибудь из этого, то известите Агенора и его братьев, что они добились того, чего желали, частично и благодаря мне.


[1] Исократ женился уже в пожилом возрасте на вдове софиста Гиппия Платане и усыновил младшего его сына Афарея (Ps. — Plut., Vitae X or. 23, 24).
[2] Лесбос славился поэтами и музыкантами. Состязания поэтов происходили на этом острове во времена поэта Алкея и продолжались еще в середине I в. до н. э. Об Агеноре из других источников ничего не известно.
[3] По–видимому, имеется в виду закон об амнистии, принятый в Афинах после восстановления демократии в 403 г. до н. э. (ср. Aristot., Ath. pol. 39).
[4] Ср. Phil. 81.
[5] О Кононе см. Phil. 62-64.
[6] О Тимофее см. Antid. 103-139 и прим.
[7] Диофант — афинский полководец, оказывавший помощь египетскому царю Нектанебу (Diоd., XVI, 48, 2).

IX. К Архидаму

(1) Зная, Архидам, как много людей стремятся прославить в хвалебных речах тебя, твоего отца и весь твой род, я предпочел оставить им этот вид речей, поскольку он очень легок. Сам же я замыслил призвать тебя к командованию и войнам, которые нисколько не похожи на совершающиеся ныне: однако в результате их ты доставишь величайшие блага и своему государству и вообще всем эллинам.
(2) Я сделал этот выбор не потому, что не знаю, какие речи легче составлять, но ясно сознавая, что отыскать дела прекрасные, великие и полезные трудно и не всегда удается; прославить же присущие вам добродетели я смог бы очень легко. Ведь в последнем случае у меня не было бы нужды самому изыскивать о них необходимые слова, но свершенное вами дало бы столь важные и многочисленные поводы, что восхваления, адресованные другим людям, ни в малейшей степени не могли бы сравниться с похвальным словом, которое было бы сказано о вас. (3) Кто мог бы оказаться выше по благородству, чем те, кто произошел от Геракла и от Зевса[1] (общеизвестно, что таким происхождением можете гордиться только вы), или превзойти своей добродетелью тех, кто основал дорические государства Пелопоннеса и занял эту землю? Кто мог бы похвалиться, что преодолел столько опасностей и установил столько трофеев, сколько было установлено вами за время вашего царствования и гегемонии? (4) Кто, пожелавший описать мужество, присущее всему вашему государству, вашу сдержанность нравов и строй, установленный вашими предками, затруднился бы отыскать соответствующие слова? Сколько можно было бы сказать речей о благоразумии твоего отца, о стойкости его духа в несчастьях, о том сражении, которое произошло в самом вашем городе?[2] В этом сражении ты, будучи командующим, с небольшим войском сражаясь с превосходящими силами противника, отличился более всех и стал спасителем государства... Кто мог бы назвать более прекрасный подвиг? (5) В самом деле, ни взятие вражеских городов, ни уничтожение множества врагов не является таким великим и славным деянием, как спасение отечества, подвергшегося столь грозным опасностям, - отечества не обычного, но выдающегося своими добродетелями. Даже если бы кто-нибудь рассказал об этом не риторически изысканно, но простыми словами и не в речи, стилистически отделанной, а только перечисляя факты, то и в этом случае он обязательно бы прославился.
(6) Итак, конечно, я мог бы и обо всем этом надлежащим образом высказаться, сознавая, прежде всего, насколько легче изложить со всей полнотой уже имевшие место факты, чем разумно рассуждать о том, что должно произойти в будущем, а также зная, что все люди питают большую благодарность к восхваляющим лицам, чем к тем, кто дает советы (ведь первых они охотно причисляют к своим сторонникам, вторых же, особенно когда они оказываются непрошенными советчиками, они считают назойливыми людьми).(7) Но хотя я все это сознавал заранее, я все же воздержался от речей, цель которых заключалась бы в том, чтобы угодить, и собираюсь говорить о таких вещах, на какие никто другой бы не отважился, - ибо я полагаю, что людям, желающим называться честными и разумными гражданами, следует избирать себе не наилегчайшие из всех видов речей, но самые трудные, не наиболее приятные для слушателей, но такие, которыми они принесут пользу как своим собственным государствам, так и всем остальным эллинам: вот именно этот вид речей я избрал для себя ныне.
(8) Я удивляюсь также тому, что иным людям - тем, кто обладает возможностью что-либо свершить или выступить с речью, - никогда не приходилось задумываться о делах, представляющих всеобщий интерес: их не трогали несчастья Эллады, находящейся в таком тяжелом и жалком состоянии. Ведь не осталось ни одного места, которое не было бы наполнено в изобилии военными столкновениями, мятежами, резней и другими бесчисленными бедствиями. Большая часть последних выпала на долю тех, кто населяет побережье Азии, - их мы на основе заключенных соглашений[3] выдали не только варварам, но и тем из греков, кто говорит на общем с нами языке, но нравами уподобляется варварам. (9) Если бы мы были разумными людьми, мы не должны были бы допустить, чтобы эти люди собирались во главе с первыми попавшимися полководцами; мы не должны были бы допускать, чтобы из числа бездомных составлялись войска лучшие и большие по численности, чем из числа граждан[4]. А ведь они наносят ущерб лишь незначительной части владений царя, зато эллинские города - в какой бы они не вторглись - они разоряют, убивая одних, изгоняя других, отнимая имущество у третьих. (10) Они жестоко оскорбляют детей и женщин, бесчестят самых красивых, с остальных же срывают одежду, так что тех женщин, которые прежде никогда не появлялись перед посторонними даже без украшений и нарядов, теперь многие могут увидеть совершенно нагими; некоторые из них ходят в лохмотьях и гибнут из-за недостатка самого необходимого.
(11) И хотя все это происходит уже долгое время, ни одно государство из числа тех, кто претендует на руководство Элладой, не выразило своего возмущения и ни один из выдающихся людей не вознегодовал, - кроме твоего отца. Только Агесилай, единственный из всех, кого мы знаем, стремился всю свою жизнь к тому, чтобы освободить эллинов и-начать войну против варваров. Однако и он совершил одну ошибку. (12) Не удивляйся же, если я, обращаясь к тебе, напомню о тех решениях твоего отца, которые были неверными. Я имею обыкновение говорить со всей откровенностью в своих речах и я предпочел бы скорее быть порицаемым за справедливые упреки, чем заслужить благодарность за сделанные вопреки справедливости похвалы. (13) Таков свойственный мне образ мышления. Агесилай же, во всем остальном будучи выдающимся человеком, в высшей степени сдержанным, справедливым и сведущим в политических делах, имел два устремления[5], каждое из которых само но себе казалось прекрасным, но которые не согласовывались друг с другом и не могли быть одновременно воплощены в жизнь. А именно, он хотел и воевать против царя, и вернуть своих изгнанных друзей в их родные государства, поставив их там у руководства государственными делами. (14) Случилось же в результате всех этих забот о друзьях то, что эллины стали жертвой различных бедствий и выпавших на их долю опасностей, а вследствие возникших отсюда неурядиц у них не осталось времени и возможности начать войну против варваров. Так что на основании ошибок, совершенных в то время, легко сделать вывод, что если кто-нибудь хочет принять правильное решение, то надо, прежде чем начать войну против царя, примирить эллинов между собой[6], а также прекратить безумие и междоусобные войны между нами. Я высказывался уже прежде об этом и ныне продолжаю на этом настаивать.
(15) Некоторые из тех людей, кто лишен образования, но претендует на право обучать других (они осмеливаются порицать то, что делаю я, стараясь одновременно подражать этому), может быть, скажут, что забота о несчастьях Эллады, проявляемая мной, является чем-то вроде безумия, как будто благодаря моим речам дела Эллады будут идти лучше или хуже. Однако все с полным правом могли бы обвинить этих людей в подлости и трусости за то, что, выдавая себя за философов[7], они сами в то же время стараются снискать себе славу в ничтожных делах, а к тем, кто может выступить с советом в делах величайшей важности, они относятся с завистью и ненавистью.
(16) Действительно, может быть, эти люди скажут так, стремясь оправдать собственное легкомыслие и бессилие; я же, хотя мне уже 80 лет и я уже совершенно отказался от активной деятельности, продолжаю оставаться настолько самонадеянным, что думаю, будто мне весьма подобает рассуждать о таких вещах, и что я принял прекрасное решение, обращаясь к тебе с речами, благодаря которым ход дел примет в какой-то мере правильное направление. (17) Я думаю даже, что остальные эллины[8], если приложение возникнет у них надобность избрать среди всех человека, который сможет и наилучшим образом при помощи составленной речи призвать эллинов к походу против варваров, и в наиболее короткий срок добиться осуществления дел, которые признаны полезными, должны будут отдать предпочтение именно нам[9]. И разве мы не поступили бы самым постыдным образом, если бы не радели в столь важном и почетном деле, достойным которого нас все бы считали. (18) Однако моя задача сравнительно скромна: ибо изложить мнение, которого придерживаешься, не так уж трудно. Тебе же следует, тщательно продумав все то, о чем я говорю, решить, пренебречь ли тебе состоянием дел в Элладе, - хотя ты такого происхождения, о котором я говорил выше, а также являешься вождем лакедемонян и называешься царем, и обладаешь величайшей славой у эллинов - или же, оставляя в стороне все неотложные Дела, приступить к свершению более великих.
(19) Итак, я утверждаю, что ты должен, оставив все прочее в стороне, обратить все свои помыслы на достижение двух целей: избавить эллинов от войн и прочих ныне терзающих их бедствий и положить конец дерзости варваров, собравших у себя богатства большие, чем им бы полагалось. А доказать то, что осуществление подобных целей возможно и принесет пользу как тебе, так и твоему государству и вообще всем остальным, - является уже делом, которое я взял на себя.


[1] В мифе о сыновьях Аристодема (потомка Геракла) рассказывается, что они получили во владение Спарту при дележе завоеванной земли в Пелопоннесе. Из этих двух сыновей, которых звали Прокл и Еврисфен, Прокл стал основателем спартанского царского рода Еврипонтидов, откуда происходил Архидам (см. Her., VIII, 131; Strabo, VIII, 366). Геракл, являющийся, таким образом, родоначальником Еврипонтидов, был сыном Зевса.
[2] Имеется в виду сражение спартанцев с войсками Эпаминонда незадолго до битвы при Мантинее (см. Xen., Hell. VII, 5, 12; Ρlut., Ages. 34)
[3] Имеется в виду Анталкидов мир.
[4] Ср. Phil. 120.
[5] Ср. Phil. 87.
[6] Ср. Phil. 30.
[7] Относительно термина φιλοσοφία у Исократа см. ВДИ, 1965, № 3, стр. 214 и прим. 7.
[8] Принимаем рукописное чтение τούς άλλους.
[9] О взаимосвязи между оратором–теоретиком и человеком дела ср. Phil. 113-114, 150-151.