(1 , 1) После этого, так как Евсевий ненадолго умолк, все стали шепотом единодушно говорить между собой, что не меньше, чем поэтом, Вергилия нужно считать оратором, у которого обнаруживается и такая [значительная] выучка говорить, и столь тщательное соблюдение риторического искусства. (2) И [тут] Авиен говорит: "Я хочу, чтобы ты, превосходнейший из учителей, сказал мне, если мы соглашаемся, так как [это] необходимо, что Вергилий был оратором, [и] если бы кто-нибудь теперь захотел следовать искусству речи, [то] больше ли он преуспел бы [в этом] благодаря Вергилию или благодаря Цицерону?"
(3) "Я понимаю, чего ты затеваешь, - сказал Евсевий, - чего добиваешься, во что пытаешься меня втянуть: в то, надо думать, во что я меньше всего хочу [быть втянутым], - в сравнение Марона и Туллия. Ведь ты спросил с намеком, кто из них более выдающийся [оратор], поскольку сравнивать [их], притом по необходимости, большей частью будет [только] тот, кто сам во многом превосходит [других]. (4) Но я хочу, чтобы ты ослабил ради меня это [твое] сильное и безмерное принуждение, потому что [никто] из нас не [осмелился бы] устраивать между ними такую тяжбу, [да] и я не осмелился бы показаться приверженцем такого рода решения в отношении той или другой стороны. Поэтому я осмелюсь сказать лишь то, что дар слова Мантуанца является многосторонним и многообразным и охватывает любой вид речи. А вот у вашего Цицерона - одна [только] особенность красноречия: оно - пространное, и страстное, и обстоятельное. (5) [В совокупности] же природа ораторов не является простой и единой: этот растекается [словами] и велеречив; тот, напротив, стремится говорить кратко и сжато. какой-нибудь незатейливый [оратор], и простой, и рассудительный, любит некую умеренность речи; другой, витиеватый, резвится в цветистой речи. При таком столь [великом] несходстве всех [ораторов] лишь один Вергилий создал [свое] красноречие из всех видов [речи]".
(6) [На это] Авиен ответил: "Я хотел бы, чтобы ты весьма ясно показал мне эти различия [в красноречии] на примере [отдельных] лиц".
(7) [Тогда] Евсевий говорит: "Есть четыре рода речи: пространная, в которой господствует Цицерон; краткая, в которой царствует Саллюстий; простая, которую приписывают Фронтону; витиеватая и цветистая, в которой когда-то [блистал] Плиний Старший, а ныне блистает наш Симмах, [оратор], не слабее никого из древних. Но [только] у одного Марона ты обнаружишь [все] эти четрые рода [речи вместе]. (8) Ты хочешь услышать его, говорящего с такой [великой] краткостью, что сама [эта] краткость не может [уже] быть больше уменьшена и ограничена? [Так послушай]:

...и поля, где Троя стояла... [3, 11(10)].

Вот [как] в весьма немногих словах он опустошил величайший город, уничтожил [его], не оставил от него даже и развалин! (9) Ты хочешь, чтобы об этом [же] самом он сказал [теперь] весьма пространно? [Например, так]:

День последний пришел, неминуемый срок наступает
Царству дарданскому! Был Илион, троянцы и слава
Громкая тевкров была, - но все жестокий Юпитер
Отдал врагам; у греков в руках пылающий город! [2, 324 - 327].

(10) О Илион, обитель богов, дарданцев отчизна!
Стены, что славу в бою обрели! [2, 241 - 242].

Кто о кровавой резне той ночи страшной расскажет?
Хватит ли смертному слез, чтобы наши страданья оплакать?
Древний рушится град, паривший долгие годы [2, 361 - 363].

Какой родник, какая река, какое море [разливаются] столь [многими] потоками, сколь [многими] словами изливается этот [поэт]?
(11) Теперь я даю место [вот] этому простому роду красноречия:

Вдруг, вперед пролетев и медлительный строй обогнавши.
Двадцать отборных бойцов на конях за собой увлекая,
К лагерю Турп подскакал. Фракий в яблоках белых
Мчит его конь, и золотом шлем горит красногривый [9, 46 - 49 (47 - 50)].

(12) [Но] с каким изяществом, насколько цветистой речью, так как он [этого] пожелал, преподносится также [вот] это:

Некогда бывший жрецом Кибелы и ей посвященный,
Бился меж тевкров Хлорей, блиставший доспехом фригийским.
Мчит его взмыленный конь в чепраке из кожи, обшитой.
Словно перьями, сплошь чешуей позолоченной медной;
Сам Хлорей, облаченный в багрец и пурпур заморский,
С рогом ликийским в руках, посылает гортинские стрелы;
<...>
Вышита туника вся и покров, одевающий бедра [11, 768 - 773, 777].

(13) Однако же эти [виды речи] были разделены [в приведенных примерах] между собой. Ты же хочешь видеть, каким образом сам Вергилий соединяет эти четыре рода красноречия и из всего разнообразия [речей] создает [их] наипрекраснейшую соразмерность? [Так смотри]:

(14) Пользу приносит земле опалять истощенную ниву,
Пусть затрещавший огонь жнивье легковесное выжжет.
То ли закрытую мощь и питанье обильное земли
Так извлекают, иль в них бывает пламенем всякий
Выжжен порок и, как пот, выходит ненужная влага.
Или же множество пор открывает и продухов тайных
Жар, которыми сок восходит к растениям юным,
То ль, укрепляясь, земля сжимает раскрытые жилы,
Чтобы ни частый дождь, ни сила палящего солнца
Не погубили семян, ни Борея пронзительный холод [Георг. 1, 84 - 93].

(15) Вот [тебе] род красноречия, которого ты не найдешь нигде в другом месте, в котором [нет] ни безудержной краткости, пи несносной болтливости, ни бесцветной простоты, ни велеречивой пышности [речи].
(16) Кроме того, есть два склада речи, различные из-за несходного права [ораторов]. Один является убедительным и основательным. Его приписывают Крассу. Вергилий пользуется им, когда Латин наставляет Турна:

Воин, великий душой! Насколько всех превосходишь
Дерзкой доблестью ты, настолько мне подобает
Все обдумать... [12, 19], -

и так далее. (17) Другой [склад речи], противоположный этому, - зажигательный, и прямолинейный, и выражающий неприязнь. Им пользовался Антоний. И не безосновательно ты потребовал бы от Вергилия этого [склада речи]. [Вот его пример]:

...Не такие недавно
Речи ты вел! Так умри! Расставаться братьям не гоже! [10, 599 - 600].

(18) Разве ты не видишь, что красноречие различается из-за различия самих [ораторов]? Мне кажется, что его - то Вергилий с усердием [и] не без некоторой предусмотрительности сделал смешанным, благодаря чему он подготовил себя к успехам во всем, и что он предусмотрел это с помощью не человеческой, но божественной способности, и притом он подражал не кому иному, как самой природе, матери всех вещей; он приводил ее как [пример] согласия разнозвучного в музыке. (19) Ведь если бы ты стал тщательно созерцать сам мир, [то] нашел бы большое сходство того божественного и этого поэтического труда. Ибо как красноречие Марона является всеохватным в сравнении с обычаями всех [других ораторов, а именно] оно является то немногословным, то пространным, то простым, то цветистым, то всем вместе, иногда спокойным или бурным, - так [и] сама земля здесь обильна полями и лугами, там вздыблена лесами и холмами, тут иссушена песками, в другом месте напоена родниками, [а в некоторой] части омывается огромным морем. (20) Простите и не слишком порицайте меня [за то], что я сравнил Вергилия с природой. Ведь [и мне] понятно [то] самое, [что он стоит] ниже [природы], даже если бы я сказал, что он один соединил различные склады [речи] десяти витий, которые процветали в аттических Афинах".
(2 , 1) Тогда Евангел, притворно улыбаясь, говорит: "Хорошенькое дело! Ты сравниваешь с богом - творцом поэта из мантуанской деревни, о котором я сказал бы, что он вовсе не читал [тех] греческих витий, упоминание о которых ты сделал. Откуда же у венета, рожденного деревенскими родителями, воспитанного среди лесов и кустарников, столь тонкое знание греческих сочинений?"
(2) И [в ответ на это] Евстафий говорит: "Пожалуйста, не думай, Евангел, будто кто-нибудь из греков почерпнул даже у лучших сочинителей такое богатство греческой учености, какое мастерство Марона и отыскало, и внесло в его произведения. Ибо помимо того огромного богатства философии и астрономии, о чем мы рассуждали выше,[1] есть немало другого, что он взял у греков и присоединил к своим песнопениям словно прирожденное им".
(3) [Тут] и Претекстат сказал: "Просьба к тебе, Евстафий, чтобы ты пожелал сообщить нам также об этом, насколько [у тебя] хватило бы [столь] внезапно востребованной памяти". [Затем и] все [остальные], поддерживая Претекстата, стали призывать Евстафия к выступлению. [И] он начал так:
(4) "Неужели вы думаете, что я намерен говорить о том, что повсюду известно, [а именно о том], что он взял себе [в качестве] примера пастушеского сочинения Феокрита, сельского - Гесиода; и [о том], что в [тех] самых Теоргиках" признаки непогоды и ясной погоды он заимствовал из "Явлений" Арата, или [о том], что он почти дословно списал у Писандра разрушение Трои вместе с его Синопом, и деревянным конем, и всем [остальным] прочим, что составляет вторую книгу ["Энеиды"]?
(5) Этот [Писандр] выделяется среди греческих поэтов [своим] сочинением потому, что, начиная с бракосочетания Юпитера и Юноны, он свел в один ряд собранные всевозможные повествования, которые через все последующие века дошли вплоть до поколения самого Писандра, и из отдельных разрозненных событий создал единый свод. В этом сочинении среди прочих повествований был также рассказ об уничтожении Трои подобным образом. Благодаря достоверному переводу этого [рассказа] Марон [и] воссоздал у себя [в поэме] падение Илионского града.
(6) Впрочем, и эти, и подобного [рода] песенки для детей я опускаю. Но далее, разве не позаимствовал [он] для себя у Гомера [даже] саму "Энеиду": во-первых, скитание - из "Одиссеи", затем из "Илиады" - сражения? [И] хотя у Гомера прежде завершилась Илионская война, [а] затем [уже] возвращающемуся из Трои Улиссу выпало скитание, у Марона, напротив, плавание Энея предшествовало боям, которые [лишь] после этого велись в Италии, потому что порядок событий изменил и строй произведения. (7) Опять [же] в первой [книге "Илиады"] Гомер, так как хотел вывести Аполлона враждебным по отношению к грекам, придумал [для этого] повод в виде обиды [его] жреца. [А] этот подготовил кучу предлогов [для того], чтобы вывести Юнону недружественной в отношении троянцев.
(8) И [также] я не буду с великой тщательностью излагать то, пусть [даже оно], как я считаю, не вполне исследовано, о чем он оповестил [уже] с первой строки, [а именно то], что он намерен вести Энея от берегов Трои:

[Битвы и мужа пою], кто в Италию первым из Трои -
Роком ведомый беглец - к берегам приплыл Лавинийским [1, 1 - 3 (1 - 2)].

[Но там], где он приступает к повествованию, он ведет корабли Энея [уже] не от Трои, а от Сицилии:

Из виду скрылся едва Сицилии берег, [и море
Вспенили медью они], и радостно подняли парус [1, 34 - 35].

(9) Это все он сплел из гомеровых нитей. Ведь тот, избегая в поэме сходства с историками, правило которых - начинать с начала событий и вести непрерывное повествование вплоть до конца, сам, согласно поэтической науке, начал с середины событий и [только] потом возвратился к [их] началу.
(10) Итак, скитание Улисса он начал описывать [с отплытия] от троянского побережья, но впервые он от своего лица изображает его плывущим с острова Калипсо и приводит к феакам. Там, на пиру [у] царя Алкипоя, [Улисс уже] сам рассказывает, каким образом прибыл из Трои к Калипсо. После [посещения] феаков поэт [снова] от собственного лица описывает плавание Улисса обратно на Итаку.
(11) Подражая ему, Марон ведет Энея от Сицилии [и], описывая его плавание, приводит [затем] в Ливию. Там, на пиру Дидоны, Эней [уже] сам повествует о плавании до Сицилии из Трои и завершает одним стихом [то], что уже пространно описал поэт:

Плыл я оттуда, когда меня к вам боги пригнали [3, 715].

(12) После Африки поэт также опять от своего лица описал путь отряда кораблей вплоть до самой Италии:

В это же время Эней продолжил свой путь неуклонно [5, 1].

(13) Так что, [спросите вы], и все Вергилиево произведение устроено как бы по какому-то зеркальному отображению сочинения Гомера? И действительно, [отдельные] обстоятельства - кто захочет, [тот] пусть сравнит строки того и другого [поэта], - описаны с удивительным подражанием [так], что Венера подошла на место Навсикаи, дочери Алкиноя; сама же Дидона воспроизводит образ царя Алкиноя, оживляющего застолье. (14) Соответственно он касается также Сциллы, и Харибды, и Кирки, и для стад Солнца изображает острова Строфады. И [у того и другого] пришедший за советом обитателей преисподней направляется к ним в сопровождении жреца. Там Палинур [соответствует] Эльпенору. Впрочем, и недружественному Аяксу [соответствует] недружественная Дидона, и советам Тиресия соответствуют предостережения Анхиза. (15) [Есть у него] еще сражения [по примеру] "Илиады"; и совершенно научное описание ран; и два перечисления войск; и изготовление оружия; и разнообразные развлекательные состязания; и заключенный между царями и нарушенный [затем] договор; и ночная вылазка; и посольство, доставляющее отказ от Диомеда по примеру [отказа] Ахилла; и рыдание над Паллантом, как [над] Патрок - лом; и перебранка [между] Дранком и Турном, как [между] Ахиллом и Агамемноном (ведь и там и здесь один думал о своем благополучии, [а] другой ~ об общем); единоборство Энея и Турна, как Ахилла и Гектора; и пленники, там предназначенные для тризны Патрокла, [а] здесь - [для тризны] Палланта:

...Рожденных в Сульмоне
Юных бойцов четверых и вспоенных Уфентом столько же
В плен живыми берет, чтобы в жертву манам принесть их,
[Вражеской кровью залить костра погребальное пламя] [10, 517 - 520].

(16) Поэтому также в соответствии с гомеровским Ликаоном, который, схваченный среди отступающих, прибег, что неудивительно, к мольбам [о пощаде], и все же Ахилл не пожалел [его] из-за страдания по павшему Патроклу, сходной участью в гуще схватки был наделен Маг, [о чем сказано так]:

...[торговаться о выкупе поздно],
Выкупы Турн отменил, когда отнял он жизнь у Палланта.
.........
[Вымолвив... клинок погрузил ему в горло] [10, 532 - 533, 535 - 536].

(17) Но и глумление Ахилла над [этим] самым Ликаоном, уже убитым, переносится Мароном на Тарквита. Тот восклицает:

Там ты лежи, [между рабами]! [Ил. 21, 122], -

и так далее. И этот ваш [тоже]:

[Воин грозный], лежи отныне здесь! [10, 557], -

и так далее.
(3 , 1) И если вы хотите, чтобы я передал [вам] и сами стихи [Вергилия], почти дословно переведенные [из Гомера, то], хотя [моя] память ныне [и] не подсказывает всех [стихов], я приведу [те], которые мне вспомнились. [Итак]:

(2) Жилу привлек до сосца и до лука железо пернатой [Ил. 4, 123].

С какой краткостью очень богатый [греческий] язык изложил все действие! Впрочем, ваш [поэт] сказал то же, хотя воспользовался сложным предложением:

...[лук напрягала фракийская нимфа];
Долго сгибала его, пока не коснулись друг друга
Рога концы и стрелы острие руки не коснулось
Левой, а правая в грудь, отводя тетиву, не уперлась [11, 859 - 862].

(3) Тот пишет:

...никакая другая
Больше земля не виднелась, одно лишь море да небо [Од. 12, 403 - 404].

[Этот]:

...и нигде уже
Видно не стало земли - только небо и море повсюду [3, 192 - 193].

(4) [Тот]:

Темные волны, подобно горе, [2]окружили лежавших,
...кругом нависая [Од. 11, 243 - 244].

[Этот]:

...[Наподобье]
Согнутых скал поднялись и застыли недвижные волны [Георг. 4, 360 - 361].[3]

(5) И о Тартаре тот говорит:

... [Тартар ],
Столько далекий от ада, как светлое небо от дола! [Ил. 8, 15 - 16].

[Этот]:

Тартара темный провал, что вдвое до дна его дальше,
Чем от земли до небес, до высот эфирных Олимпа [6, 578 - 579].

(6) [Тот]:

И когда питием и пищею глад утолили [Ил. 1, 469].

[Этот]:

Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей [8, 184].

(7) [Тот]:

Дал [Пелейону] одно, а другое владыка отринул [Ил. 16, 250].

[Этот]:

Феб услышал его, и душой половине молитвы
Внял он, но ветрам велел половину другую развеять [11, 794 - 795].

(8) [Тот]:

Будет отныне Эней над троянцами царствовать мощно,
Он. и сыны от сынов, имущие поздно родиться [Ил. 20, 307 - 308].

[И этот]:

Будут над всею страной там царить Энея потомки,
Дети детей, а за ними и те, кто от них народится [3, 97 - 98].

(9) [Тот говорит]:

... У него ослабели колени.
Также и сердце [Од. 5, 297 - 298].

И в другом месте:

[Храбрый ] Аякс ужаснулся и к брату [младому воскликнул] [Ил. 15, 436].[4]

Этот из двух [строк] сделал одну:

Тело Энею сковал внезапный холод [1, 92].

(10) [Тот]:

Мощная в бронях, защитница града, Паллада Афина!
Дрот сокруши Диомедов и дай, о богиня, да сам он
Ныне, погибельный, грянется ниц перед башнею Скейской! [Ил. 6, 305 - 307].

[Этот]:

Ты, что оружьем сильна, о Тритония, браней владыка!
Мощной рукой сокруши копье врага, чтобы пал он
Возле высоких ворот, чтобы сгинул разбойник фригийский! [11, 483 - 485].

(11) [Тот]:

... [несытая бешенством Распря ]
.........
В небо уходит главой, а стопами по долу ступает [Ил. 4, 440, 443].

[Этот]:

...[Молва]...
Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах [4, 173, 177].[5]

(12) Тот пишет о сне:

[Скоро сон непробудный спустился к нему на ресницы ].
Сладкий, глубокий, всего наиболее сходный со смертью [Од. 13, 79 - 80].

Этот изобразил [его так]:

...[забылся на ложе]
Сладким, глубоким сном, безболезненной смерти подобным [6, 521 - 522].

(13) [Тот]:

Скипетром сим я клянуся, который ни листьев, ни ветвей
Вновь не испустит, однажды оставив свой корень на холмах.
Вновь не прозябнет, - на нем изощренная медь обнажила
Листья и кору, - и ныне который ахейские мужи
Носят в руках судии, уставов Зевсовых стражи [Ил. 1, 234-238].

(14) [Этот]:

Так же, как этот жезл (был жезл в руке его правой)
Тени не даст никогда, не оденется легкой листвою,
После того как, в лесу со ствола материнского срезан,
Соков лишен, потерял под ножом он и кудри и ветви,
Некогда сук, но теперь рукой искусной оправлен
В медный убор и вручен отцам народа латинян [12, 206-211].

(15) А теперь, если угодно, я отхожу от сличения переведенных [Вергилием] стихов [Гомера], чтобы однообразный рассказ не породил отвращения из-за пресыщения [стихами] и [чтобы] беседа обратилась к [чему-нибудь] другому, не менее подходящему для нынешнего случая".
(16) [Однако] Авиен сказал: "Прошу, [Евстафий], продолжай исследовать все [то], что он извлек из Гомера. Ведь нет ничего приятнее, чем слушать [стихи] двух исключительных поэтов, говорящих об одном и том же. Хотя одинаково невозможными считаются эти [вот] три [вещи]: похитить молнию [у] Юпитера, или палицу [у] Геркулеса, или стих [у] Гомера, - потому что, даже если бы это могло произойти, все же никому другому не подобает бросать молнию, кроме Юпитера, биться дубиной, кроме Геркулеса, воспевать [то], что воспел Гомер, он благодаря переводу удачно вставил в свое произведение [то], что высказал предыдущий поэт, [так] что думают, будто [это его] собственное. Стало быть, согласно просьбе всех [присутствующих], сделай - ка ты, [пожалуйста, так] - если ты, [конечно], пожелаешь, - чтобы этому [нашему] собранию было сообщено [все], что ни заимствовал наш поэт у вашего".
(17) "Так давай [сюда] Вергилиев свиток, - говорит Евстафий, - так как, просматривая его отдельные места, я буду быстрее вспоминать о гомеровских стихах". И когда по распоряжению Симмаха слуга принес из библиотеки желаемую книгу, Евстафий наудачу развернул [ее], чтобы посмотреть стихи, которые [ему] предоставил случай, и говорит: (18) "Смотрите - [ка, тут сказано о] гавани на переходе с Итаки к городу Дидоны:

Место укромное есть, где гавань тихую создал,
Берег собою прикрыв, островок: набегая из моря,
Здесь разбивается зыбь и расходится легким волнением.
С той и другой стороны стоят утесы; до неба
Две скалы поднялись; под отвесной стеною безмолвна
Вечно спокойная гладь. Меж трепещущих листьев - поляна,
Темная роща ее осеняет пугающей тенью.
В склоне напротив, средь скал нависших таится пещера,
В ней - пресноводный родник и скамьи из дикого камня.
Нимф обиталище здесь. Суда без привязи могут
Тут на покое стоять, якорями в дно не впиваясь [1, 159 - 169].

(19) [Гомер так же описывает гавань на Итаке]:

В крае Итаки есть гавань одна, что давно уж зовется
Именем Форкина, старца морского; в бухте два мыса,
Как нависшие скалы стоят, образуя ту гавань
И защищая извне от высокой волны, от свирепой
Бури; внутри суда многоместные могут держаться
Даже без якоря, лишь доберутся к месту стоянки.
Выше над гаванью там длиннолистную видишь маслину.
Возле маслины - пещера прекрасная, темная, нимфам
Тем посвященная, коих зовут наядами также [Од. 13, 96 - 104]".

(4 , 1) И так как Авиен попросил, чтобы он не разрозненно, но с [самого] начала по порядку отмечал [совпадения], тот, перебрав листы до конца, начал так:

(2) "Дал тебе [Эолу. - В. З. ] власть родитель богов и людей повелитель
Бури морские смирять или вновь их вздымать над пучиной [1, 65 - 66].

[Так же у Гомера]:

Ибо Кронид поручил ему управленье ветрами:
Мог дуновенье он прекратить и поднять по желанью [Од. 10, 21 - 22].

(3) Дважды семеро нимф, блистающих прелестью тела,
Есть у меня, но красой всех выше Деиопея.
Я за услугу твою тебе отдам ее в жены [1, 71-73].

[С этим сходно]:

Шествуй; тебе в благодарность юнейшую дам я Хариту;
Ты обоймешь накопец, назовешь ты своею супругой
[Ту Пазифею ]... [Ил. 14,267 - 269].

(4) Бедствие Энея, когда Эол бушует, вместе с ободрением вождя, клянущего свое положение, списано с бедствия и ободрения Улисса, в котором место Эола занимает Непутун. [Всех этих] стихов, потому что их [весьма] много у того и другого [поэта], я не привожу. Кто захочет [их] собрать, [пусть тот] начнет с такого стиха:

Вымолвив так, он [Эол. - В. З. ] обратным концом копья [ударяет
В бок пустотелой] горы, - [и ветры уверенным строем
Рвутся в отверстую дверь и несутся вихрем над сушей] [1, 81 - 83].

И [вот] у Гомера из пятой [книги] "Одиссеи":

Кончив, он [Посейдон. - В. З. ] тучи собрал, взволновал многорыбное море,
[В руки трезубец схватив, им ударил: ужасные вихри
Всяких ветров пустились ]... [Од. 5, 291 - 293].

(5) [Еще сходные места по порядку]:

...[Эней... не сомкнувший
Глаз во всю ночь], поутру, лишь забрезжил рассвет благодатный,
Все решил разузнать: куда их забросило ветром,
Кто владеет страной (невозделано было прибрежье) -
Люди иль звери. - и спутникам тотчас поведать [1, 305 - 309].

Третий день совершша едва пышнокудрая Эос,
В руки тогда захватил я [Одиссей. - В. З. ] копье и меч заостренный,
К месту высокому быстро пошел, не удастся ль оттуда
Видеть дела человека и голос услышать, быть может?

(6) Нет, я здесь не видал и не слышал сестер твоих, дева, -
Как мне тебя называть? Ты лицом не похожа па смертных,
Голос не так звучит, как у нас. Ты, верно, богиня, -
Или Феба сестра, иль с нимфой крови единой [1, 326 - 329].

Смертная ты иль богиня, тебя на коленях молю я!
Если одна из богинь, живупцих на небе широком,
С дочерью Зевса владыки сравню я тебя, с Артемидой,
С нею больше всего по величию, виду, осанке! [Од. 6, 149 - 152].

(7) Если с первых причин начать рассказ мой, богиня,
Летопись наших трудов не успеешь выслушать задень.
Прежде чем Веспер взойдет и ворота Олимпа запрутся [1, 372 - 374].

...Да и кто об этом все рассказал бы!
Если бы ты пять или шесть круговратных годов оставался
Здесь и расспрашивал, сколько всего испытали там бедствий [Од. 3, 113(114) - 115(116)].

(8) Воздухом темным тогда окружила Венера идущих,
Облака плотный покров вкруг них спустила богиня,
Чтоб ни один человек пи увидегь, пи тронуть не мог их
Иль задержать по пути и спросить о причине прихода [1, 411-414].

К городу тою порой Одиссей приближался. Афина.
Доброе в мыслях придумав, его окружила туманом,
Чтобы из смелых феаков никто его не обидел
Словом насмешливым, чтобы при встрече не выведал, кто он? [Од. 7, 14 - 17].

(9) Так на Эврота брегах или Киифа хребтах хороводы
Водит Диана, и к ней собираются горные нимфы:
Тысячи их отовсюду идут за нею, - она же
Носит колчан за спиной и ростом их всех превосходит
(Сердце Латоны тогда наполняет безмолвия радость), -
Так же, веселья полна, средь толпы выступает Дидона [1, 498 - 503].

(10) Как Артемида богиня, спускаясь с высоких Тайгетских
Гор иль с горы Эриманта, из лука стрелы пускает
В быстрых оленей, вепрей, своей наслаждаясь охотой;
Зевсовы дочери - нимфы лесные следуют вместе,
Игры ведут, хороводы, Латона же, радуясь, смотрит:
Голову держит и лоб Артемида выше всех прочих.
Все хоть прекрасны, легко распознать между ними богиню, -
Девушка так Навсикая среди остальных выделялась [Од. 6, 102 - 109].

(11) Встал пред народом Эней: божественным светом сияли
Плечи его и лицо, ибо мать сама даровала
Сыну кудрей красоту и юности блеск благородный,
Радости гордый огонь зажгла в глазах у героя.
Так слоновую кость украшает искусство, и ярче
Мрамор иль серебро в золотой блистают оправе [1, 588 - 593].

(12) Тою порой Эвринома успела уже Одиссея
Вымыть в собственном доме его и маслом натерла.
Сверху накинула чистый хитон и плащ превосходный.
Голову тут озарила ему красотою Афина,
Ростом сделала выше, сильнее, густые пустила
Волосы на голове, гиацинту подобные цветом.
Словно когда серебром покрывает золото мастер
Славный - Гефест и Паллада Афина его обучили
Всяким искусствам, и он прекрасные делает вещи, -
Голову, плечи ему озарила такой же красою [Од. 23, 153 - 162].

(13) ...Троянец Эней перед вами,
Тот, кого ищете вы, из Ливийского моря спасенный [1, 595 - 596].

Это - действительно я, перенесши множество бедствий,
В год лишь двадцатый вернулся домой, в отцовскую землю! [Од. 21, 207 - 208].

(5 , 1) Смолкли все, со вниманьем к нему лицом обратившись [2, 1].

Рек, - и молчанье глубокое все аргивяне хранили [Ил. 7, 92].

(2) Боль несказанную вновь испытать велишь мне, царица!
[Видел воочию я], как мощь Троянской державы -
Царства, достойного слез, - сокрушило коварство данайцев [2, 3 - 5].

О, басилея! Ответить подробно тебе затрудняюсь.
Ибо небесные боги послали мне множество бедствий [Од. 7, 241 - 242].

(3) Многих дивит погибельный дар безбрачной Минерве
Мощной громадой своей; и вот Тимет предлагает -
С умыслом злым иль Трои судьба уже так порешила -
В город за стены ввести коня и в крепость поставить.
Капис и те, кто судил осмотрительней и прозорливей,
В море низвергнуть скорей подозрительный дар предлагают,
Или костер развести и спалить данайские козни,
Или отверстье пробить и тайник в утробе разведать.
Шаткую чернь расколов, столкнулись оба стремленья... [2, 31 - 39].

(4) ... [троянцы втащили коня деревянного сами ].
Там стоял он, вокруг безрассудно враги совещались.
Строили разные планы. Троякие были советы:
Иль безжалостной медью пробить это брюхо пустое.
Или. втащив на вершину высокую, сбросить с утеса.
Или как славную жертву богам в Плионе оставить.
Этот последний совет привести в исполненье решили:
Им предназначено было погибнуть, как только притащат
В город большого коня деревянного, в коем засели
Лучите из аргивян, троянцам несущие гибель [Од. 8, 504 - 513].

(5) Солнце меж тем совершило свой путь, и ночь опустилась,
Мраком окутав густым небосвод, и землю, и море [2, 250 - 251].

Пал между тем в Океан лучезарный пламенник солнца.
Черную ночь навлекая на многоплодящую землю [Ил. 8, 485 - 486].

(6) ...Как жалок па вид и как на того не похож был
Гектора он, что из битвы пришел в доспехах Ахилла
Или фригийский огонь на суда данайские бросил [2, 274 - 276].

О! несравненно теперь к осязанию мягче сей Гектор,
Нежели был, как бросал на суда пожирающий пламень! [Ил. 22, 373 - 374].

(7) ...[с ними подходит]
Сын Мигдона Кореб: на этих днях лишь явился
Юноша к нам, полюбив безрассудной любовью Кассандру.
Прибыл на помощь как зять к Приаму он и к фригийцам [2, 341 - 344].

(8) Офрионея сразил кабезийца, недавнего в граде,
В Трою недавно еще привлеченного бранною славой.
Он у Приама Кассандры, прекраснейшей дочери старца,
Гордый просил без даров, но сам совершить обещал он
Подвиг великий: из Трои изгнать меднолатных данаев.
Старец ему обещал и уже за него согласился
Выдать Кассандру, - и ратовап он, на обет положася

(9) Яростью я их зажег. И вот, точно хищные волки
В черном тумане, когда ненасытной голод утробы
Стаю вслепую ведет, а щенки с пересохшею глоткой
Ждут по логовам их, - мы средь вражеских копий навстречу
Гибели верной бредем по срединным улицам Трои,
Сумрачной тенью своей нас черная ночь осеняет [2, 355 - 360].

(10) Он устремился, как лев - горожитель, алкающий долго
Мяса и крови, который, душою отважной стремимый.
Хочет, на гибель овец, в их загон огражденный ворваться:
Η хотя пред оградою пастырей сельских находит,
С бодрыми псами и с копьями стадо свое стерегущих.
Он, не изведавши прежде, не мыслит бежать от ограды:
Прянув во двор, похищает овцу либо сам под ударом
Падает первый, копьем прободенный из длани могучей [Ил. 12, 299 - 306].

(11) Так же, случайно ступив, в колючем терновнике путник
Вдруг потревожит змею - и с трепетом прочь он стремится,
Видя, что гад поднялся и свирепо раздул свою шею.
Так отступил Андрогей, когда нас узнал, устрашенный [2, 379 - 383].

Словно как путник, увидев дракона[6] в ухцелиях горных.
Прядает вспять и от ужаса членами всеми трепещет,
Быстро уходит, и бледность его покрывает ланиты, -
Так убежавши, в толпу погрузился Троян горделивых
Образом красный Парис, устрашаясь Атреева сына [Ил. 3, 33 - 37].

(12) ...[ярится]
[Пирр]...
Так выходит па свет, напитавшись травой ядовитой,
Змейка: зимой холода под землей ее долго держали;
Юностью ныне блестя и сбросив старую кожу,
Скользкую спину она извивает и грудь поднимает
К солнцу опять, и трепещет язык раздвоенный в пасти [2, 469 - 475].

Словно как горный дракон у пещеры ждет человека,
Трав ядовитых нажравшись и черной наполняся злобой,
В стороны страшно глядит, извиваяся вкруг над пещерой, -
Гектор таков, несмиримого мужества полный, стоял там [Ил. 22, 93 - 96].

(13) ...[стражей свалив, разлились по дворцу, словно волны].
С меньшей силой поток вспененный, прорвавши плотины,
Натиском волн одолев на пути стоящие дамбы,
Бешено мчит по лугам и по нивам стремит свои волны,
Вместе со стойлами скот унося [2, 495 - 499].

Словно река наводненная в поле пезапная хлынет,
Бурно упавшая с гор, отягченная Зевсовым ливнем:
Многие дубы иссохшие, многие древние сосны
Мчит и, крутящаясь, ил свой взволнованный в море бросает, -
[Так устремился и все взволновал Теламонид ]... [Ил. 11,492 - 496].

(14) Трижды пытался ее [Креусу. - В. З.] удержать я, сжимая в объятьях.
Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала,
Словно дыханье легка, сновиденьям крылатым подобна [2, 792 - 794].

Трижды я к ней [Антиклее. - В. З.] устремлялся, душа призывала к объятьям;
Трижды из рук моих материнская тень ускользаю;
Острой жалостью больше еще омрачилося сердце [Од. 11, 206 - 208].

(6 , 1) Другие бедствия Энея здесь и Улисса там [описаны] в многочисленных стихах обоих [поэтов]. Но [оба] они начинают об этом так. [Этот]:

Вышли едва лишь суда в просторье морей... [3, 192].

Тот:

Остров покинули мы, и, когда никакая другая
... [земля не виднелась ]... [Од. 12, 403 - 404].

(2) [И далее поочередно]:

Мальчик!...
Дар прими: пусть руки мои тебе он напомнит [3, 486 - 487].[7]

Этот многожеланный подарок...
Милый, тебе; возьми о работе Елены на память [Од. 15, 125 - 126] .

(3) Нот напряг паруса; по волнам пробегаем вспененным,
Путь направляем, куда поведут нас ветер и кормчий [3, 268 - 269].

Снасти различные все приготовив на судне глубоком.
Сели мы: ветер и кормчий направили судно по морю [Од. 11,9 - 10].

(4) Справа Спилла тебя там ждет, а слева - Харибда:
Трижды за день она поглощает бурные воды,
Море вбирая в провал бездонной утробы, и трижды
Их извергает назад и звезды[8] струями хлещет.
Снилла в кромешной тьме огромной пещеры таится,
Высунув голову в щель, корабли влечет на утесы.
Сверху - дева она лицом и грудью прекрасной,
Снизу - тело у ней морской чудовищной рыбы,
Волчий мохнатый живот и хвост огромный дельфина.
Лучше Пахипатебе обогнуть тринакрийского меты,
По морю дольше идти, от прямого пути отклониться,
Чем хоть раз увидать безобразную Сциллу в обширном
Гроте ее между скал, оглашаемых псами морскими [3, 420-432].

(5) [Теперь] Гомер о Харибде:

...поглощаю морскую
Влагу соленую грозно Харибды божественной пропасть.
После, когда извергала обратно, кругом клокотало
С шумом ужасным, как будто в котле над огнем разожженным:
Брызги пены высоко взлетали на оба утеса.
Снова когда поглощала соленую влагу морскую,
Все у нее, казаюсь, внутри клокотало, вокруг же
Грозно ревело, внизу казаюсь земля, словно берег
Темный. Спутники были объяты ужасом бледным [Од. 12, 235 - 243].

(6) Гомер о Сцилле:

Лает страшная Сцилла, живущая в этой пещере:
Как у щенка молодого становится голос у Сциллы;
Злое чудовище все же она: никому не на радость
Видеть ее. даже богу, когда он встретится с нею.
Ног двенадцать у Сциллы уродливых и безобразных,
Шесть очень длинных затылков у ней, а над каждым затылком
Страшная есть голова; в три ряда у чудовища зубы
Крепкие, частые, смерть несущие черную людям.
Скрыта до половины она в пещере глубокой;
Выставив головы все наружу из пропасти страшной.
Ими на месте ловит, утес оглядев с вожделеньем.
Ловит дельфинов и всяких чудовии/, каких только схватит:
Множество шумная их Амфитрита питает во влаге [Од. 12, 85 - 97].

(7) Вижу в тебе лишь одном я образ Астианакса:
Те же глаза, и то же лицо, и руки, и кудри! [3, 489 - 490].

Та ж - у него голова, такие же волосы сверху,
Взгляды такие же глаз и такие же руки и ноги [Од. 4, 149 - 150].

(8) Трижды в пространстве меж скал раздавалось стенанье утесов,
Трижды пена, взлетев, орошала в небе светила [3, 566 - 567].

...снизу под нею Харибда священная, воду
Темную жадно глотая, затем из себя выпускает
Три раза в день [Од. 104 - 106].[9]

(9) [Жжет Дидону огонь... бродит]
...Словно стрелой уязвленная дикая серна;
В рощах Критских пастух, за ней, беспечной, гоняясь,
Издали ранил се и оставил в ране железо.
Сам не зная о том; по лесам и ущельям Диктейским
Мечется серна, неся в боку роковую тростинку [4, 68 - 73].

(10) ...[Одиссея узрели... ходили
Окрест героя враги, как... волки]
Окрест еленя рогатого, коего муж звероловец
Ранил из лука стрелой; от него избежал быстроногий
Мчася, доколе вращачись горячая кровь и колена;
Но когда его мощь одолела стрела роковая.
Хищные волки его. между гор растерзав, пожирают [Ил. 11, 473 - 479].

(11) Так он [Юпитер Меркурию. - В. З. ] молвил, и сын, готовый исполнить немедля
Волю отца, золотые надел сандалии тотчас
(Крылья на них высоко над землей и над гладью морскою
Носят повсюду его с быстротой дуновения ветра);
После взял он свой жезл, которым из Орка выводит
Тени бледные бог иль низводит их в Тартар угрюмый,
В сон погружает людей и спящим глаза отверзает.
Вот средь клубящихся туч пролетел он, жезлом погоняя Ветры [4, 238 - 246].

(12) Так произнес, - и ему [Зевсу. - В. З. ] повинуется Гермес посланник:
Под ноги вяжет прекрасную обувь, плес ни цы златые.
Вечные; бога они над влажною носят водою,
И над землей беспредельною, быстро, с дыханием ветра;
Жезл берет он, которым у смертных, по воле всесильной,
Сном смыкает он очи или отверзает у спящих;
Жезл сен приняв, устремляется аргоубийца могучий [Ил. 24, 339 - 345].

(13) ...[просьбам... не внял он [Эней. - В. З .]
................
Так нападают порой на столетний дуб узловатый
Ветры с альпийских вершин: то оттуда мча, то отсюда,
Спорят они. кто скорей повалить великана сумеет.
Ствол скрипит, но хоть лист облетает с колеблемых веток.
Дуб на скале Нерушимо стоит: настолько же в недра
Корни уходят его. насколько возносится крона [4, 439. 441 - 446].

(14) [грянулся оземь Эвфорб ]...
Словно как маслина Орево, которое муж возлелеял
В уединении, где искипает ручей многоводный.
Пышно кругом разрастается; зыблют ее, прохлаждая,
Все тиховейные ветры, покрытую цветом сребристым;
По внезапная буря, нашедшая с вихрем могучим,
С корнем из ямины рвет и по черной земле простирает [Ил. 17, 50, 53 - 58].

(15) Чуть лишь Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,
Зарево первых лучей пролила на земные просторы [4, 484 - 485].

Рано, едва лишь Денница Тифона прекрасного ложе
Бросила, свет вожделенный неся и бессмертным и смертным [Ил. 11, 1 - 2].[10]

(7 , 1) Только лишь вышли суда в открытое море и берег
Скрылся из глаз, - куда ни взгляни, лишь небо и волны, -
Над головой беглецов собралась дожденосная туча.
Бурей и тьмою грозя, и волна поднялась в полумраке [5, 8 - 11].

Остров покинули мы. и, когда никакая другая
Больше земля не виднелась, одно лишь море да небо.
Темную тучу тогда над судном нашим глубоким
Поднял Кронной; и вот потемнело широкое море [Од. 12, 403 - 406].

(2) [Чашами] пьет он вино и взывает к духу Анхиза,
Маны великого вновь с берегов зовет Ахеронта [5, 98 - 99].

Черпая [кубком двудонным ] вино [из сосуда златого ],
[Окрест костра ] возливач и лицо орошач им земное,
Душу еще вызывая бедного друга Патрокла [Ил. 23, 219 - 221].

(3) ...[Клоант]...
Панцирь из легких колец золотых, в три слоя сплетенный,
В дар получил: тот панцирь Эней совлек с Демолея,
Под Илионом его победив у вод Симоента [5, 250, 259 - 261].

Дам ему [Эвмслу. - В. З. ] латы, которые добыл я [Ахиллес. - В. З. ] с Астеропея.
Медные; их оконечность литая струя окружает
Олова светлого; будет сен дар Эвмела достоин [Ил. 23, 559 - 562].

(4) И состязание по бегу[11] похоже у того и другого [поэта]. И потому что у них обоих [оно] представлено в многочисленных стихах, [пусть] читатель [сам] найдет [одно] место, подобное [другому] месту. [А] начало [его] таково:

Так он [Эней. - В. З. ] сказал - и встают на места бегуны и, по знаку
Разом [сорвавшись, летят]... [5,315 - 316].

... [колесницы ]...
Стали порядком; межу [им далекую на поле чистом ]
Царь Ахиллес указа! [Ил. 23, 357 - 359].

(5) Состязание кулачных бойцов начинается у этого [так]:

Встали тотчас на носки и высоко подняли руки [5, 426].

У того [так]:

Так опоясавшись оба, выходят бойцы на середину.
Разом один на другого могучие руки заносят [Ил. 23, 685 - 686].

(6) Если бы ты захотел сравнить состязающихся [в стрельбе] стрелами, ты найдешь такие зачины [у] того и другого [поэта]:

Следом вызвал Эней всех, кто хочет в стрельбе состязаться [5, 485].

Сын же Пелеев для лучников темное вынес железо [Ил. 2, 850].

(7) [И в других случаях] будет достаточно сказать о зачинах [тех] мест, где присутствует длинное повествование, чтобы читатель [сам] нашел [то], что за ними следовало.

(8) Так он сказал, и как легкий дымок, растаял в эфире.
Вслед ему молвил Эней: "От кого ты бежишь? И куда ты
Так поспешаешь? Ужель даже сына обнять ты не вправе?"[12]
Трижды пытался отца удержать он, сжимая в объятьях, -
Трижды из сомкнутых рук бесплотная тень ускользала [5, 740 - 742; 6, 700 - 701].

Τак изливалась она. Умилившись душою, хотел я
Матери призрак умершей схватить в объятья руками:
Трижды я к ней устремлялся, душа призывала к объятьям;
Трижды из рук моих материнская тень ускользала;
Острой жалостью больше еие омрачилося сердце [Од. 11, 204 - 208].

(9) Погребение Палинура изображено так же, как погребение Патрокла. Одно начинается [так]:

[Сложен высокий костер] из дубовых стволов и смолистых
Веток [6, 214 - 215].

Другое - этак:

Взяв топоры древорубиые в руки [и верви крутые.
Воины к рощам пускаются ] [Ил. 23, 114-115].

И в другом месте:

Быстро сложили костер, в ширину и в длину стоступенный [Ил. 23, 164].

(10) А насколько похожи [памятные] знаки [на] том и другом [погребальном] кургане!

Благочестивый Эней, курган высокий насыпав,
Сам возложил на него трубу, весло и доспехи,
Возле подножья горы, что доныне имя Мизена
Носит и впредь сохранит его на догие годы [6, 232 - 235].

Тело когда сгорело с доспехами мертвого вместе,
Мы насыпан/ холм над могилой его и воткнули
Крепкое сверху могилы весло - [об умершем на память ] [Од. 12, 13 - 15].

(11) Смерть и брат ее Сон [на другом обитают пороге] [6, 278].

Там со Сном повстречался, братом возлюбленным Смерти [Ил. 14, 231 ].

(12) Сладостным светом дневным и небом тебя заклинаю.
Памятью старца - отца и надеждой отрока Юла, -
Мне избавление дай: отыщи Ведийскую гавань[13] [6, 363 - 365].

(13) Именем близких твоих, оставшихся дома, молю я,
Ради супруги с отцом, воспитавших тебя с малолетства.
Именем сына молю Телемаха, живущего дома. -
Знаю ведь я. что отсюда, из дома Аида, уехав.
Снова к острову Эи направишь корабль соразмерный:
Там обо мне не забудь и без погребенья и плача,
Я умоляю, меня не оставь, как на остров приедешь.
Чтоб повода даже для гнева богов не явилось;
Τруп мой сожженью предай с моими доспехами вместе.
Холм погребачьный насыпь возле берега моря седого
Мужу жалкому, чтобы и в будущем знали потомки.
Просьбу другую исполни: весло водрузи над могилой.
Коим при жизни я греб, находясь меж друзьями живыми [Од. 11. 66 - 78].

(14) Видеть мне было дано и Земли всеродящей питомца
Тития: телом своим распластанным занял он девять
Югсров: коршун ему терзает бессмертную печень
Клювом - крючком и в утробе, для мук исцеляемой снова,
Роется, пищи ища, и гнездится под грудью высокой,
И ни на миг не дает отрастающей плоти покоя [6, 595 - 600].

(15) Тития видел я там. Земли знаменитого сына:
Он по земле распростерся на целые девять пелетров.
Коршунов пара сидела на нем по бокам, пожирая
Печень, внутри перепонку клевала.
Не мог отогнать он
Их рукой: обесчестил когда-то он прежде Латону,
В Пифу идущую через луга Панопеи широкой [Од. 11, 576 - 581].

(16) Если бы сто языков и столько же уст я имела.
Если бы голос мой был из железа, - я и тогда бы
Все преступленья назвать не могла и кары исчислить! [6, 625 - 627].

Всех же бойцов рядовых не могу ни назвать, ни исчислить.
Если бы десять имел языков я и десять гортаней.
Если б имел неслабеющий голос и медные персн [Ил. 2, 488 - 490].

(8 , 1) С берега львиный рык долетает гневный: ярятся
Звери и рвутся с цепей, оглашая безмолвную полночь;
Мечется с визгом в хлеву свиней щетинистых стадо,
Грозно медведи ревут, завывают огромные волки, -
Все, кого силою трав погубила злая богиня [Цирцея. - В. З. ],
В диких зверей превратив и обличье отняв человека [7. 15 - 20].

Те за лесом жилище нашли на возвышенном месте,
Дом из камней, хорошо полированных, нимфы Цирцеи.
Горные волки и львы перед домом прекрасным лежали;
Снадобья злого им дав. - Цирцея их заколдовала [Од. 10, 210 - 213].

(2) Что вам нужно? Зачем, какой гонимы нуждою
Вы чрез столько морей к берегам пришли Авзонийским?
Сбились ли вы с пути, принесла ли вас непогода
(Бури нередко пловцов застигают в море открытом) [7, 197 - 200].

Кто вы, гости? Откуда по влажной приплыли дороге?
Иль по делу какому, иль рыщете вы безрассудно.
Словно пираты морские, которые рыщут повсюду.
Жизнью играя своею, насилья чиня чужеземцам? [Од. 3. 71 - 74].

(3) Так средь туч дождливых лебедей белоснежная стая
С пастбищ обратно летит и протяжным звонким напевом
Все оглашает вокруг, и ему Азийские вторят
Топь и поток [7, 699 - 702].

Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи,
Диких гусей, журавлей иль стада лебедей долговыйных
В злачном Азийском лугу, при Каистре широкотекущем.
Вьются туда и сюда и плесканием крыл веселятся,
С криком садятся противу спящих и луг оглашают [Ил. 2, 459-463].

(4) В поле летела она по верхушкам злаков высоких,
Не приминая ногой стеблей и ломких колосьев,
Мчалась и по морю, путь по волнам пролагая проворно,
Не успевая стопы омочить в соленой пучине [7, 808 - 811].

Бурные, если они по полям хлебородным скакали,
Выше земли, сверх колосьев носилися, стебля не смявши;
Если ж скакали они по хребтам беспредельного моря,
Выше воды, сверх валов рассыпавшихся, быстро летачи [Ил. 20, 226 - 229].

(5) Мясо с бычьих хребтов вкушают Эней и троянцы,
Также и части берут, что для жертв очистительных нужны.
Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей,
Начал владыка Эвандр... [8, 182 - 185].

Но Аякса героя особо хребтом бесконечным
Сам Агамемнон почтил, повелитель ахеяи державный.
И когда питием и пни/ею глад утолили,
Старец в собрании первый слагать размышления начал,
[Нестор]... [Ил. 7, 321 - 325].

(6) В скромных палатах Эвандр был разбужен благими лучами
Утра и песнею птиц, что под низкою кровлей гнездились.
Старец с ложа восстал, облачился туникой белой,
Голени плотно обвил ремнями тирренских сандалий.
Перевязь через пречо с мечом тегейским повесил,
Шкуру пантеры подняв, покрывавшую левую руку.
Тут же к нему подбежали два пса, сторожившие двери.
Рядом пошли, пи на шаг от хозяина не отставая [8, 455 - 462].

(7) Сын дорогой Одиссея, уже поднявшийся с ложа,
В платье облекся и меч наостренный на плечи подвесил.
К сильным ногам подвязал подошвы прекрасные снизу:
..........
Быстро пошел он на площадь, [14]копье медноострое взявши:
Шел не один он: собаки проворные следом бежали [Од. 2, 2 - 4, 10 - 11].

(8) Если бы сделал меня, воротив минувшие годы.
Вновь Юпитер таким, каким под Препестой сразил я
Строй передний врагов и шиты их сжег, победитель;
Этой отправил рукой я владыку Эрула в Тартар,
Хоть при рожденье ему Ферония - мать даровала -
Страшно сказать - три души и три доспеха носил он;
Трижды его пришлось убивать - но этой рукою
Три души я исторг и сорвал с него столько же доспехов [8, 560 - 567].

(9) Если бы ныне, о Зевс, Аполлон и Паллада Афина!
Молод я был, как в те годы, когда у гремучего брега
Билася рать пилиян и аркадян, копейщиков славных,
Около фейских твердынь, недалеко от струй Иардана
Вспыхнуло сердце во мне, на свою уповая отвагу,
С гордым сразиться, хотя между сверстников был и я младший.
Я с ним сразился. - и мне торжество даровала Афина!
Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!
В прахе лежач он, огромный, сюда и туда распростертый.
Если бы так я был млад и не чувствовал немощи в силах.
Скоро противника встретил бы шлемом сверкающий Гектор! [Ил. 7, 132 - 135, 152 - 158].

(10) Так же средь звездных огней увлажненный водой Океана
Блещет в ночи Люцифер, больше всех любимый Венерой,
Лик свой являя святой и с неба тьму прогоняя [8, 589 - 291].

Но, как звезда меж - звездами в сумраке ночи сияет,
Геспер, который на небе прекраснее всех и светлее [Ил. 22, 317 - 318].

(11) "Вот он, обещанный дар, искусством создан Вулкана,
Можешь ты вызвать теперь из надменных лаврентцев любого
Без колебаний на бой, не страшась и отважного Турна".
Молвив так, обняла Киферея любимого сына
И положила пред ним под дубом доспех лучезарный.
Рад богини дарам и горд великою честью,
Смотрит и смотрит Эней, и очей не может насытить,
Вертит подолгу в руках и со всех сторон озирает [8, 612 - 619].

(12) "Встань и прими, Пелейон, от Гефеста доспех велелепиый,
Дивный, какой никогда не сиял вкруг рамен человека".
Так произнесши, Фетида на землю доспех положила
Пред Ахшшесом; и весь зазвучал он, украшенный дивно,
Вздрогнули все мирмидонцы; не мог ни один на доспехи
Прямо смотреть, отвратились они; Ахилесс же могучий
Только взглянул - и сильнейшим наполнился гневом: ужасно
Очи его из - под веждей, как огненный пыл, засверкали.
С радостью взяв, любовачся он даром сияющим бога [Ил. 19, 10 - 18].

(9 , 1) Неба краса! Кто тебе повелел на облаке легком
К нам на землю слететь? [9, 18 - 19].

Кем ты, бессмертная, вестницей мне послана от бессмертных? [Ил. 18, 182].

(2) ...Не одних лишь коснулась Атридов
Эта печаль... [9, 138 - 139].

Или супруг непорочных любят от всех земнородных
Только Атрея сыны? [Ил. 9, 340 - 341].

(3) Кто же из вас, отборная рать, со мною решится
Эту преграду взломать и ворваться в трепещущий лагерь? [9, 146 - 147].

Конники Трои, вперед, разорвите ахейскую стену
И на их корабли пожирающий пламень бросайте! [Ил. 12, 440-441].

(4) Сделаем дело свое мы на славу; отдайте же вечер
Отдыху вы и веселью, мужи, перед завтрашней битвой [9, 157 - 158].

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье.
Каждый потщися и дрот изострить свой, и щит уготовить [Ил. 2, 382 - 383].

(5) Так он промолвил в слезах и снял свой меч золоченый, -
Выкован был этот меч Ликаоном, искусником киосским,
Он же и ножны к нему из слоновой вырезал кости.
Нису Мнесфей отдает мохнатую львиную шкуру,
Сняв ее с плеч, и верный Алет с ним меняется шлемом [9, 303 - 307].

(6) Быстро доспехи надев, друзья уходят - и всюду,
Вплоть до ворот, где стоит караульный отряд, пожеланья
Счастья сопутствуют им. И Асканий... [9, 308 - 310].

(7) Несторов сын, Фразимед воинственный, дал Диомеду
Медяный нож двулезвийный (свой при судах он оставил),
Отдач и щит; на главу же героя из кожи валовой
Шлем он надел, но без гребня, без блях, называемый плоским,
Коим чело у себя покрывает цветущая младость.
Вождь Мерион предложил Одиссею и лук и колчан свой,
Отдал и меч; на главу же надел Лаэртида героя
Шлем из кожи; внутри перепутанный часто ремнями,
Крепко натянут он был, а снаружи по шлему торчали
Белые вепря клыки, и сюда и туда воздымаясь
В стройных, красивых рядах; в середине же полстью подбит он [Ил. 10, 255 - 265]

(8) Вышли друзья, в ночной темноте через рвы перебравшись.
Двинулись к стану врагов, и себе на погибель, и многим
Рутулам. Видят они: на траве лежат италийцы,
Скованы сном и вином; над рекою в ряд колесницы
Дышлами кверху стоят; меж колес и разбросанной сбруи
Люди вповалку лежат, и кувшины с вином, и оружье.
Нис говорит: "Пора нам дерзнуть! Сам случай зовет пас!
Здесь нам идти. Но чтоб нас враги врасплох не застигли,
В спину вонзив нам мечи, - сторожи, назад озираясь,
Я же расчищу твой путь, проложу тебе шире дорогу" [9, 314 - 323].

(9) Сами пустились вперед, чрез тела и кровавые токи.
Скоро достигли идущие крайнего стана фракиян.
Воины cnaiu, трудом утомленные; все их доспехи
Пышные подле же их, в три ряда в благолепном устройстве
Сложены были, и пара коней перед каждым стояла.
Рез посреди почивал, и его быстроногие кони
Подле стояли, привязаны к задней скобе колесницы.
Первый его усмотрев. Одиссей указал Диомеду:
"Вот сей муж. Диомед, и вот те самые кони.
Кони фракийские, коих означил Долон умерщвленный.
По начинай, окажи ты ужасную силу: не время
С острым оружием праздно стоять. Иль отвязывай коней.
Иль мужей побивай ты; а я постараюсь об конях" [Ил. 10, 469-481].

(10) Все же не мог он свою отсрочить гибель гаданьем [9, 328].

По и гаданием он не спасся от гибели черной [Ил. 2, 859].

(11) Вот и Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,
Зарево первых лучей пролила на земные просторы [9, 459 - 460].

Рано, едва лишь Денница Тифона прекрасного ложе
Бросила, свет вожделенный неся и бессмертным и смертным [Ил. 11, 1 - 2].

(12) Все [то, а именно], что мать Эвриала при страшной вести выпускала из рук челноки и пряжу, что она, рыдающая и рвущая [на себе] волосы, выбегала за стены [города] и строй мужей, что она изливала печаль в жалобных воплях, он [целиком] взял от [гомеровской] Андромахи, оплакивающей смерть мужа.[15]

(13) Истинно [вам говорю]: фригиянки вы, не фригийцы! [9, 617].

Слабое, робкое племя, ахеянки мы, не ахейцы! [Ил. 2, 235].

(14) Где у вас другие дома, где стены другие?
Как же один человек, от подмоги отрезанный валом.
Граждане, мог пролить безнаказанно в городе вашем
Столько крови и в Орк низринуть юношей лучших?
Трусы! Не стыдно ли вам и не жаль несчастной отчизны,
Древних наших богов и великого духом Энея? [9, 782 - 787].

(15)Други. данаи герои, бесстрашные слуги Арея!
Будьте мужами, о други. вспомните бранную доблесть!
Может быть, мыслите вы, что поборники есть позади нас?
Или стена боевая, которая нас оборонит?
Пет никакого вблизи укрепленного башнями града.
Где защитились бы мы, замененные свежею силой.
Мы на троянских полях, перед войском троян твердобраниых,
К морю прибиты стоим, далеко от отчизны любезной!
Наше спасение в наших руках, а не в слабости духа! [Ил. 15, 733 - 741].

(10 , 1) Стрелы их чаще летят. Так весной к потокам Стримона
В небе плывут журавли, окликая друг друга протяжно,
Между мятущихся туч уносимые Нотом попутным [10, 264-266].

[Трои сыны устремляются... с криком ]
.............
Крик таков журавлей раздается под небом высоким.
Если, избегнув и зимних бурь и дождей бесконечных,
С криком стадами летят через быстрый поток Океана [Ил. 3, 2 - 5].

(2) Шлем горит на челе, пламенеет грива на гребне,
Выпуклый щит золотой посылает огненный отсвет, -
Так в прозрачной ночи среди звезд алеет зловеще
Пламя кровавых комет или Сириус всходит, сверкая,
Жажду с собой принося и поветрия людям недужным,
Жаром зловредным своим удручая широкое небо [10, 270 - 275].

(3) Первый старец Приам со стены Ахиллеса увидел,
Полем летяи/его, словно звезда, окруженного блеском;
Словно звезда, что под осень с лучами огнистыми всходит
И, между звезд неисчетных горящая в сумраках ночи
(Псом Ориона ее порицают сыны человеков).
Всех светозарнее блещет, но знаменьем грозным бывает;
Злые она огневицы наносит смертным несчастным, -
Так у героя бегущего медь вкруг персей блистала [Ил. 22, 25 - 32].

(4) Каждому свой положен предел. Безвозвратно и кратко
Время жизни людской...
..............
...судьба уже призывает
...и близок конец ему отмеренной жизни [10, 467 - 468, 471 - 472].

Мрачный Кронион! Какие слова ты, могучий, вещаешь?
Смертного мужа, издревле уже обреченного року,
Ты свободить совершенно от смерти печальной желаешь?
..............
По судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный
Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родился [Ил. 16, 440 - 442, 488 - 489].

(5) "Тенью Анхиза тебя заклинаю, надеждами Юла:
Ради отца моего, ради сына жизнь подари мне!
В доме высоком моем серебра чеканного много,
Золота много лежит в издельях и слитках тяжелых,
Скрыто в земле. Решится не здесь победа троянцев,
Воина жизнь одного для исхода войны безразлична".
Так он сказал, и ему Эней на это ответил:
"Золото и серебро, которыми ты похвалялся.
Для сыновей сбереги: торговаться о выкупе поздно,
Выкупы Тури отменил, когда отнял он жизнь у Палланта.
Так же решают и Юл, и Анхиза родителя маны".
Вымолвив, голову он откинул Магу, схватившись
Левой рукою за шлем, и клинок погрузил ему в горло [10, 524 - 536].

(6) "Даруй нам жизнь, о Атрид! И получишь ты выкуп достойный.
Много в дому Антимаха лежит драгоценностей в доме;
Много и меди, и злата, и хитрых изделий железа.
С радостью выдаст тебе неисчислимый выкуп родитель,
Если услышит, что живы мы оба. в плену у данаев".
Так вопиющие оба, царя преклоняли на жалость
Ласковой речью; но голос не ласковый слух поразил им:
"Если вы оба сыны Антимаха, враждебного .мужа.
Что на сонме троянам совет подавал Менелая,
В Трою послом приходившего с мудрым Лаэртовым сыном.
Там умертвить, а обратно его не пускать к аргивянам, -
Се вам достойная мзда за презренную злобу отцову!"
Рек - и могучим ударом Пизандра сразил с колесницы.
В грудь он копьем пораженный, ударился тылом о землю.
Спрянул с коней Гнпполох; и его низложил он на землю.
Руки мечом отрубивши и голову с выей отсекши;
И. как ступа, им толкнутый, труп покатился меж толпищ [Ил. 11, 131 - 147]

(7) Если несытый лев, что у хлева высокого рыскал,
Движимый голодом злым, заметит проворную серну
Или высокие вдруг рога оленя увидит,
Страшно разинет он пасть, ощетинит гриву, ликуя,
К теплой добыче прильнет и терзает ее, омывая Кровью клыки.
Так же в гущу врагов Мезенций ринулся быстрый [10, 723 - 729].

(8) Радостью вспыхнул, как лев, на добычу нежданно набредший.
Встретив еленя рогатого или пустынную серну;
Г ладный, неистово он пожирает, хотя отовсюду
Сам окружен и ловцами младыми, и быстрыми псами:
Радостью вспыхнул такой Менелай, Александра героя
Близко узрев пред собой; и, отмстить похитителю мысля [Ил. 3, 23 - 28].

(9) Он устремился, как лев - горожитель, алкающий долго
Мяса и крови, который, душою отважной стремимый,
Хочет, на гибель овец, в их загон огражденный ворваться;
II хотя пред оградою пастырей сельских находит,
С бодрыми псами и с копьями стадо свое стерегущих.
Он. не изведавши прежде, не мыслит бежать от ограды;
Прянув во двор, похищает овцу либо сам под ударом
Падает первый, копьем прободенный из длани могучей. -
Так устремляла душа Сарпедона, подобного богу.
На стену прямо напасть и разрушить забрача грудные [Ил. 12, 299 - 308].

(10) Слезы обильной струей орошают доспехи и землю [11, 191].

Вкруг орошался песок, орошались слезами доспехи [Ил. 23, 15].

(11) Сам неистовый Турн снарядился в битву поспешно:
Панцирь чешуйчатый свой, горящий красною медью.
Он надел, застегнул на ногах золотые поножи,
К поясу меч привязал и, виски не покрыв еще шлемом,
С крепости вниз он сбежал, золотым окруженный сияньем [11, 486-490].

(12) Так произнес, - и Патрокл воружался блистающей медью.
И сперва положил он на быстрые ноги поножи
Пышные, кои серебряной плотно смыкались наглезной;
После поспешно броню надевал на широкие перси,
Звездчатый, вкруг испещренный доспех Эакнда героя;
Сверху набросил на рамо ремень и меч среброгвоздный,
С медяным клинком; и щит перекинул огромный и крепкий;
U/лем на главу удалую сияющий пышно надвинул,
С конскою гривою; гребень ужасный над ним развевался.
Взял два крепкие дрота, какие споручнее были [Ил. 16, 130 - 139].

(13) [Весь он поник]...
Так пурпурный цветок, проходящим срезанный плугом,
Никнет, мертвый, к земле, и на стеблях склоняют бессильных
Маки головки свои под напором ливней осенних [9, 434 - 437].

Словно как мак в цветнике наклоняет голову набок.
Пышный, плодом отягченный и крупною влагой весенней, -
Так он голову набок склонил, отягченную ишемом [Ил. 8, 306 - 309].

(11 , 1) И это вот [все] надо предоставить суду читателей, чтобы они сами оценили, что им надлежит думать относительно сопоставления того и другого [поэта]. Но если бы ты спросил совета у меня, [то] я не буду отрицать, что Вергилий иногда очень существенно перерабатывал [Гомера] при переводе, как, [например], в этом месте:

(2) [Всюду работа кипит у тирийцев]...
................
Так по цветущим полям под солнцем раннего лета
Трудятся пчелы: одни приплод возмужалый выводят
В первый полет; другие меж тем собирают текучий
Мед и соты свои наполняют сладким нектаром.
Те у сестер прилетающих груз принимают, а эти,
Выстроясь, гонят стада ленивых трутней от ульев:
Всюду работа кипит, и от меда плывут ароматы [1, 423, 430-436].

(3) Словно как пчелы, из горных пещер вылетая роями,
Мчатся густые, всечастно за купою новая купа;
В образе гроздий они над цветами весенними вьются
Или то здесь, несчетной толпою, то там пролетают, -
Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей.
Вкруг по безмерному брегу, несчетные к сонму тянулись
Быстро толпа за толпой; и меж ними, [пылая], летела Осса... [Ил. 2, 87 - 94].

(4) Ты видишь, что пчелы описаны Вергилием трудолюбивыми, [а] Гомером - порхающими: один изображает [их] мельтешение и одно лишь разнообразие полета, другой [же] - усердие в прирожденном умении.
(5) [Однако] в этих вот стихах Марон выступил [просто] очень добросовестным переводчиком:

О друзья! Нам случилось с бедой и раньше встречаться!
Самое тяжкое все позади: и нашим мученьям
Бог положит предел; вы узнали Сциллы свирепость,
Между грохочущих скал проплыв; утесы циклопов
Ведомы вам; так отбросьте же страх и духом воспряньте!
Может быть, будет нам впредь об этом сладостно вспомнить.
Через превратности все... [1, 198 - 204] -

и так далее.

(6) О дорогие друзья, мы бедствий терпели довольно
Всяких и раньше, и это не большее зло, чем в пещере.
Где нас когда-то запер циклоп, жестокий насильник.
Даже оттуда спаслись мы: вам замысел хитрый и доблесть
Я показал, - всегда вы, надеюсь, будете помнить [Од. 12, 208 - 212].

(7) Для товарищей Улисс припомнил одно бедствие: надежду на избавление от нынешнего зла дает исход подобного [же] случая. Затем он очень туманно сказал:

...всегда вы. надеюсь, будете помнить [Од. 12, 212].

Тот [же сказал] очень ясно:

Может быть, будет нам впредь об этом сладостно вспомнить [1, 203].

(8) Впрочем, и то, что ваш [поэт] прибавил [к этим словам], делает утешение очень убедительным. Ведь он воодушевлял своих [спутников] не только примером избавления [от опасности], но и ожиданием будущего счастья, обещая за эти труды не только тихие места, но и царства.[16]
(9) Желательно рассмотреть также эти стихи:

...[падает... Троя],
Будто с вершины горы, беспощадным порублен железом,
Ясень старый, когда, чередуя все чаще удары
Острых секир, земледельцы его повергнуть стремятся,
Он же стоит до поры, и трепещущей кроной качает,
И наконец, побежден глубокими ранами, с тяжким
Стоном рушится вниз, от родного хребта отрываясь [2, 625 - 631].

Пал он, как падает дуб или тополь серебрянолистный.
Или огромная сосна, которую с гор древосеки
Острыми вкруг топорами ссекут, корабельное древо [Ил. 13, 389 - 391].

[Вот] с [каким] великим старанием ваш [поэт] изобразил трудность рубки древесного исполина, а у Гомера дерево рубят без всякого труда.

(10) А Палинур уже встал, незнакомый с праздною ленью;
Чутко воздуха ток и веянье ветра он ловит,
Бег наблюдает светил, в молчаливом небе скользящих.
Влажных созвездье Гиад, Арктур, и двойные Трионы,
И Ориона с мечом золотым - он всех озирает [3, 313 - 317].

Сел, искусно стал руль поворачивать, путь направляя.
Сон Одиссею совсем на глаза не спускался: с Плеяд он
Гпаз не сводил, с Волопаса, какой погружается поздно,
С Арктоса, что называют Большой Медведицей, Возом:
Воз, вращаясь на месте, стоит, Орион охраняя [Од. 5, 270 - 274].

(11) Кормчий, который осматривает небо, должен часто поворачивать голову с целью определить благоприятную погоду по различным участкам неба. Это изумительно и как бы красками живописал Марон. Действительно, он написал о частых поворотах головы Палинура, спрашивающего совета у созвездий, потому, что Арктур находится на севере, а Телец, в котором пребывают Гиады, да и Орион находятся в южной области [неба]. (12) "Арктур", - он говорит - [и] вот [Палинур] вглядывается в северную часть [неба]; затем: "Влажных созвездье Гиад", - [и] вот [тот] поворачивается к югу; "двойные Трионы", - [тот] обращает взор опять к северным [частям неба]; [говорит]: "И Ориона с мечом золотым - он всех озирает", - [и тот] вновь поворачивается к югу. Впрочем, и [самим] словом "озирает" [Вергилий] показывает непостоянство [положения человека], часто поворачивающегося туда - сюда.
(13) Гомер выводит своего кормчего, один раз наблюдающего Плеяды, которые находятся в южной области [неба], другой раз - Волопаса и Арктоса, которые пребывают на северном [конце небесной] оси.

(14) Нет, не богини ты сын, и род твой не от Дардана,
Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили,
В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой! [4, 365 - 367].

Немилосердный! Родитель твой был не Пелей благодушный,
Мать не Фетида; но синее море, [угрюмые скалы
Миру ] тебя породили... [Ил. 16, 33 - 35].

(15) В целом Вергилий хулил не только рождение [своего героя], как [делал] тот, кому он следовал, но еще и [его] как бы звериное и дикое взращивание. Ибо он прибавил о своем [Энее]:

В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой! -

очевидно, потому, что в привитии нравов большое значение имеют врожденные свойства кормилицы и природа молока, которое, скормленное с нежностью и примешанное к все еще свежему семени родителей, образует из этого двойственного сгущения единую врожденную сущность. (16) Отсюда предусмотрительная природа, создавая сходство детей и родителей именно вследствие вскармливания, сделала [так], чтобы вместе с самим плодом в изобилии появилось питание. Ведь после того как кровь, эта мастерица, изладила, а также вскормила в их внутренностях все тело, она, когда уже наступает время родов, поднимаясь к верхам материнского тела, белеет в составе молока, чтобы у детей была та же самая кормилица, которая [ранее] была [их] создателем. (17) Так как сила и природа семени имеют способность к образованию сходства тел и душ, поэтому не впустую верят, что природные свойства и особенные качества молока имеют не меньшую способность к тому же самому делу. (18) И [это] замечено не только у людей, но также и у скота. Ведь если, случается, козлята вскармливаются молоком овец или ягнята - молоком коз, то твердо установлено, что почти всегда у одних шерсть становится более жесткой, у других - волос более мягкий.
(19) Также в ухудшении или улучшении природных свойств деревьев и плодов весьма большое значение и могущество принадлежит воде и земле, которые питают какую - то [сущность] самого семени, которое сеют. И ты часто видишь, что плодоносное и развесистое [дерево], если [его] пересаживают на другое место, чахнет от соков худшей земли. Итак, осуждая нравы, Вергилий прибавил то, чего не было у Гомера.

(20) ...[с места рванулись
Все корабли]...
Так не мчится стремглав, пожирая пространство ристалищ,
Парных упряжек чреда, вылетая из-за решетки,
Так не рвутся вперед, сотрясая извилистый повод,
К самому крупу коней наклоняясь с бичами, возницы [5, 139 - 140, 144-147].

[Стали веслами воду они бороздить ]...
Словно коней-жеребцов четверка помчалась по полю.
Двинулась с места сразу вперед под ударами плетки,
Быстро свершая путь, от земли высоко отделяясь [Од. 13, 78, 81 - 83].

(21) Греческий поэт упоминает только бегущих коней, когда [их] подгоняет плеть, хотя нельзя сказать более изящно, чем [то], что он прибавил: "[от земли ] высоко отделяясь", - благодаря чему выразил, сколь великую силу бега смогла дать [им] природа. (22) Марон же описал и колесницы, устремляющиеся из-за ограды, и бегущие [мимо] поля, преодолеваемые с удивительной скоростью, и, взяв у Гомера краткий зачин о биче, он изобразил возниц, трясущих извивающимися подводьями и клонящихся вперед с бичами, нависая [над лошадьми]: и ни одной части колесницы он не оставил неотмеченной, чтобы у него было полное описание состязания.

(23) [Буйствует, гневом гоним], - так порой, когда с треском пылает
Хворост и медный котел окружает шумное пламя,
В нем начинает бурлить огнем нагретая влага,
Пенится, словно поток, и дымится, и плещет, как будто
Тесно ей стало в котле, и клубами пара взлетает [7, 462-466].

[Бог на реку обратил разливающий зарево пламень ].
...........
... [клокотали прекрасные воды ].
Словно клокочет котел, огнем подгнетенный великим.
Если он, вепря огромного тук растопляя блестящий.
Полный ключом закипит, раскаляемый пылкою сушью, -
Так от огня раскачялися волны, вода клокотача [Ил. 21, 349, 361 - 365].

(24) Греческие стихи содержат упоминание о медном котле, вскипающем на большом огне, и все [это] самое место украшают такие слова: "Полный ключом закипит", - ибо так изящно он изобразил клокочущие воды, возникающие во всех частях [котла]. (25) В латинских стихах описана вся красота [этого] дела, [описан] шум пламени, но если тот говорит: "Полный ключом закипит", [этот говорит о] клокочущей от жара влаге и дымящейся реке, изобилующей пеной и бушующей изнутри, ибо, не находя подобного значения в одном слове,[17] он возместил [то], чего недоставало, богатым разнообразием описания. После всего [сказанного] он прибавил:

...и плещет, как будто
Тесно ей стало в котле... -

чем выразил [то], что по обыкновению всегда происходит от избытка подведенного тепла. Итак, хорошо чувствуется красота [звучания] поэтической трубы, изображающей все [то], что происходит при этом деле.

(26) Отперли створы ворот, что охране их вверены были,
И зазывают врагов, на отвагу свою полагаясь,
Сами же, встав за стеной, словно башни, справа и слева,
Ждут с мечом, и горят в высоте их гривастые шлемы.
Так на двух берегах, высоко над водою бегучей,
Там ли, где Пада поток иль где Атез отрадный струится,
Пышные кроны свои к небесам два дуба вздымают.
из-за широкой реки головой друг другу кивая [9, 675 - 682].

(27) Оба они пред высоковзды.мавшеюсь башней стояли:
Словно на холмах лесистых высоковершинные дубы,
Кои и ветер и дождь, ежедневно встречая, выносят.
Толстыми в землю корнями широкоразметными вросши, -
Так и они, на могучесть рук и на храбрость надеясь,
Мчавшегось Азия бурного ждали, незыблемо стоя [Ил. 12. 131 - 136].

(28) Греческие воины, Полипет и Леонтей, стоят перед воротами и, неподвижные, как крепкие деревья, ожидают наступающего врага Азия. Греческое описание - только до сих пор. (29) Вергилиево же [описание] показывает, что Битий и Пандар вдобавок открывают ворота; что они намереваются выйти навстречу врагу, потому что он при наступлении искал случая овладеть укреплениями; что из-за этого они будут во власти врагов. И он то называет близнецов - героев башнями, то описывает [их] сверкающие блеском гребней [шлемы]; он не пренебрег и уподоблением [их] деревьям, как [и] тот, но описал это пространнее и красивее. (30) И не стал бы я отрицать, что [и] это [вот] сказано Мароном более изящно, [чем Гомером]:

Тотчас же тяжкий покой, железный сон опустился,
Очи Орода застлав навеки тьмой непроглядной [10, 745 - 746].

Там, по земле распростершися, сном засыпает он медным [Ил. 11, 241].

(12 , 1) В некоторых [других стихах] у обоих [поэтов] присутствует почти равный блеск, как, [например], в этих [стихах]:

...летят от копыт горячие брызги
Алой кровавой росы, и песок стал от крови зыбучим [12, 339 - 340].

...забрызгаюсь кровью
Снизу медяная ось и сверху скоба колесницы [Ил. 11, 534 - 535].

(2) ...и ярко блестит [доспех], сверкающий медью [2, 470].

Медяный блеск шишаков, [как огонь над глазами] горящих [Ил. 13. 341].

(3) ...семена огня высекают [6, 6].

Искры огня сберегая... [Од. 5,490].

(4) Словно слоновая кость, погруженная в пурпур кровавый [12, 67].

Так, как слоновая кость, обагренная в пурпур женою [Ил. 4, 141 ].

(5) ...Если должен проклятый достигнуть
Берега и корабли довести до гавани, если
Воля судьбы такова и Юпитера цель неизменна, -
Пусть войной па него пойдет отважное племя,
Пусть изгнанником он, из объятий Аскания вырван,
Бродит, о помощи всех моля, и жалкую гибель
Видит друзей, и пусть, на мир согласившись позорный,
Не насладится вовек ни властью, ни жизнью желанной:
Пусть до срока падет, пусть лежит на песке не зарытый [4, 612 - 620].

(6) Выслушай, о Посейдон, темнокудрый земли колебатель!
Если я сын твой, моим называться отцом ты гордишься, -
В отчую землю приехать не дай никогда Одиссею,
Сыну Лаэрта, - в доме своем на Итаке .живет он.
Если же судьбою ему назначено милых увидеть.
В дом прекрасный вернуться, в свою отцовскую землю, -
Пусть вернется, но пусть потеряет своих спутников раньше.
Судно в чужой стороне, а в отчизне встретит несчастье! [Од. 9, 528 - 535].

(7) Плыл вдоль берега флот, минуя царство Цирцеи,
Где меж дремучих лесов распевает денно и нощно
Солнца могучая дочь и, в ночную темную пору,
В пышном дворце, засветив душистый факел кедровый,
Звонкий проводит челнок сквозь основу ткани воздушной [7, 10 - 14].

(8) Дальше затем зашагал и явился к пещере глубокой,
Где пышнокудрая нимфа жила, и застал ее дома.
Яркий огонь, в очаге разведенный, пылал, фимиама
Запах и кедровых дров разгоревшихся вдаль разносился;
Нимфа голосом чудным внутри распевала в пещере.
Ткача, станок обходя, челнок золотой направляя [Од. 5, 57 - 62].

(9) ...[Геленор]; рабыней Ликимнией был он
Тайно рожден меонийцев царю и послан под Трою;
Права он не имел похваляться пышным оружьем [9, 546 - 547 (545 - 547)].

Буколион же был сын Лаомедона, славного мужа.
Старший в семействе, но матерью тайно, без брака рожденный [Ил. 6, 23 - 24].

(10) Но умирающий вдруг: "Кто бы ни был ты, победитель, -
Молвил, - недолго тебе ликовать без отмщенья осталось!
Ждет тебя та же судьба, и на той же равнине падешь ты!"
С гневом в душе, но смеясь, отвечал Мезенций: "Умри же!
А обо мне родитель богов и людей повелитель
[Пусть, что захочет, решит]!" [10, 739 - 744].

(11) Слово последнее молвлю, на сердце его сохраняй ты:
Жизнь и тебе на земле остается не долгая; близко,
Близко стоит пред тобою и Смерть и суровая Участь
Пасть под рукой Ахиллеса, Закова мощного внука [Ил. 16, 851 - 854].

И в другом месте:

По к нему, и к умершему, сын быстроногий Пелеев
Крикнул еще: "Умирай! А мою неизбежную смерть я
Встречу, когда ни поитет громовержец и вечные боги!" [Ил. 22, 364-366].

(12) Белого лебедя так или зайца кривыми когтями
Мощный хватает орел, громовержца стрелы носящий,
Так из овчарни порой от протяжно блеющей ярки
Марсов уносит волк ягненка. Рутулы с громким
Криком бросаются в брешь: одни засыпают землею
Рвы... [9, 563 - 568].

(13) С места, напрягшися, бросился, словно орел небопарный,
Если он вдруг из-за облаков сизых на степь упадает,
Нежного агнца иль зайца пугливого жадный похитить, -
Гектор таков устремился, махая ножом смертоносным [Ил. 22, 308 - 311].

(13 , 1) И потому не нужно Вергилию стыдиться, если бы даже [он] сам признал себя менее значительным, чем Гомер; я бы сказал [теперь о том], в каких [стихах], мне показалось, [он] более прост, чем [тот] сочинитель.

(2) ...голову снес умолявшему тщетно,
Долгую речь оборвав, и упавшее теплое тело
[Навзничь он повернул]... [10, 554 - 556].

Эти две строки переведены из этой [вот одной]:

Быстро, еще с говорящего, в прах голова соскочила [Ил. 10, 457].

Взгляни [на изображенную здесь] безмерную скоротечность [усекновения главы], когда [даже еще] живо тело, к чему Марон [так и] не смог приблизиться в [своей] попытке [перевести].
(3) [И] с каким блеском Гомер запечатлел в состязании колесниц одну упряжку, немножечко опережающую, и другую, почти [как] привязанную [к ней] в ходе преследования?

[Тросские кони ]...
Жарким дыханьем широкий хребет нагревали герою
И, на плечах Адметида лежа головами, летели [Ил. 23,378, 380 - 381].

А [как] тот?

Молчит их пена, кропит дыханье несущихся сзади [Георг. 3, 111].

(4) [Еще] более восхитительным у того же пиита является [образ] скорости [Одиссея], догоняющего опередившего [его соперника] при состязании бегунов:

[Так Одиссей за Аяксом близко бежал: беспрестанно ]
Следом в следы ударял он, прежде чем прах с них ссыпется [Ил. 23. 763 - 764].

У этого же стиха - такой смысл: если бежать по пыльной земле, [то там], где бегущий отрывает ногу от земли, без сомнения, виден отпечаток; и притом еще пыль, которая была поднята ударом ноги, оседает на след быстрее, чем мысль. (5) Итак, божественный поэт замечает, что [тот], кто догонял, настолько приблизился, что наступал на след опередившего, прежде чем на него оседала пыль. А что пишет этот ваш [поэт], желая запечатлеть то же [самое обстоятельство]? [Всего лишь]:

[Мчится проворный] Диор, наступая Гелиму на пятки [5, 324].

(6) Посмотри и на эту красоту [выражения] Гомера:

Так и заснул [на земле ], согнув исполинскую шею [Од. 9, 372].

Этот [же ваш] пишет:

...[Циклоп] головой поник, [усыпленный
Чистым вином]... [3, 631(630)].

(7) Если угодно, давайте сравним еще эти стихи:

Их колесницы летящие то до земли прикоснутся.
То высоко, отраженные, взбросятся [Ил. 23, 368 - 369].

...[ось, разогревшись],
Их, пригнувшихся, [мчит], а порой вознесенных высоко;
[что-то их гонит вперед] - и несутся в пустое пространство [Георг. 3, 108 - 109].

(8) Голову держит и лоб Артемида выше всех прочих [Од. 6, 107].

...[Диана]...
...ростом их всех превосходит [1, 499, 501].

(9) Вы, божества, - вездесущи и знаете все в поднебесной [Ил. 2, 485].

Сами вы помните все и поведать можете, девы [7, 645].

(10) Вопль, повергающий в дрожь, до звезд подьемлет несчастный, -
Так же ревет и неверный топор из загривка стремится
Вытрясти раненый бык, убегая от места заклаиья [2, 222 - 224].

Он, испуская свой дух, застонет, как вол темночелый
Стонет, кругом ачтаря геликийского мощного бога
Юношей силой влекомый, и бог Посидон веселится [Ил. 20, 403-405].

(11) Рассмотрев здесь содержание того и другого [стиха], какое различие ты заметишь? А и того [уж] не мало, что [Гомер], красиво говоря о быке, приведенном для священнодействия, вспоминает и об Аполлоне: "[Стонет ], кругом алтаря геликийского мощного бога... [влекомый ]". Впрочем, и о Нептуне он упомянул: "и бог Посидон веселится". [О том] же, что жертвоприношение быком совершается преимущественно этим двум [божествам], свидетельствует [даже] сам Вергилий:

Бык - Нептуну и бык - тебе, Аполлон пышнокудрый [3, 119].

(12) Так, если буйным огнем, раздуваемым яростно бурей,
Вдруг займутся поля иль поток стремительный горный
Пашни - работу быков - и посевы тучные губит,
Валит леса и влечет за собой, - пастух изумленный,
Став на вершине скалы, отдаленному шуму внимает [2, 304 - 308].

Словно как хищный огонь на нерубленый лес нападает;
Вихорь крутящийся окрест разносит его, и из корней
С треском древа упадают, крушимые огненной бурей, -
[Так под руками героя Атрида главы упадали ] [Ил. 11, 155 - 158].

(13) Веял по бранному полю, подобный реке наводненной,
Бурному в осень разливу, который мосты рассыпает;
Бега его укротить ни мостов укрепленных раскаты.
Ни зеленых полей удержать плотины не могут,
Если внезапный он хлынет, дождем отягченный Зевеса;
Вкруг от него рассыпаются юношей красных работы, -
Так от Тидида кругом волновались густые фаланги [Ил. 5, 87 - 93].

А [Вергилий] испортил [эти] два сравнения [Гомера], стремясь сделать одно единственное и извлекая отсюда огонь, оттуда бурный поток, и не достиг великолепия ни того, ни другого [сравнения].

(14) Так иногда срывается вихрь, и встречные ветры
Борются: Нот, и Зефир, и Эвр, что радостно гонит
Коней Зари; и стонут леса, и свирепо трезубцем
Пеной покрытый Нерей до глубин возмущает пучины [2, 416 - 419].

(15) Словно два быстрые ветра волнуют понт многорыбный,
Шумный Борей и Зефир, кои, из Фракии дуя,
Вдруг налетают, свирепые: вдруг почерневшие зыби
Грозно холмятся и множество пороста хлещут из моря [Ил. 9, 4-7].

И в другом месте:

Словно два ветра, восточный и южный, свирепые спорят,
В горной долине сшибаясь, и борют густую дубраву;
Крепкие буки, высокие ясени, дерен користый
Зыблются, древо об древо широкими ветвями бьются
С шумом ужасным; кругом от крушащихся треск раздается, -
Так аргивяне, трояне, свирепо друг с другом сшибаясь,
Падали в битве; никто о презрительном бегстве не думал [Ил. 16, 765 - 771].

Тот же [самый] недостаток и здесь, которого [Вергилий] не избежал, явно составляя одно сравнение из двух греческих.

(16) Ветер попутный догнал корабли, с кормы налетевший [3, 130].

... [богиня ], послала попутный
Ветер, надувший нам паруса темиоиосого судна [Од. 11, 6 - 7 (7 - 8)].

О чем наш [поэт] сказал "сзади судна", [18] [о том] ваш говорит достаточно красиво "с кормы налетевший". Однако [сколь] превосходны эпитеты, которые столько [раз] и так удачно наш [Гомер] прилагал к ветру.

(17) Кровью и плотью людей Циклоп насыщается злобный.
Видел я сам, как двоих из наших спутников сразу
Взял он огромной рукой, на спине развалившись в пешере;
...[тела их] о скалы
Он раздробил... [3, 622 - 626].

С места вскочив, протянул могучие к спутникам руки.
Ими двух ухватил, как щенят, и ударил их оземь:
Мозг, по земле разливаясь, потек, орошая пещеру.
Их на куски раздробив, себе приготовил он ужин,
После пожрал их, как лев, на горах воспитавшийся: мясо.
Внутренность съел без остатка и кости затем мозговые.
С горьким плачем руки свои простирали мы к Зевсу [Од. 9, 287 - 294].

Марон поместил сухое и краткое повествование о совершенном [циклопом]. Гомер, напротив, примешал [к нему] страсть и уравновесил ненависть к жестокости [циклопа] печалью повествования.

(18) Видела там я и двух сыновей Алоэя огромных,
Что посягнули взломать руками небесные своды,
Тщась громовержца изгнать и лишить высокого царства [6, 582 - 584].

... [родила ]...
Отоса. равного богу, другого с ним Эфиалыпа:
Жирная их земля вскормила, двух великанов;
Славному лтиь Ориону они красотой уступали.
Девятилетние были по девять локтей шириною.
Выросли в тридцать шесть локтей высотой оба брата;
Даже бессмертным богам угрожали они. похваляясь
Виться на них идти, на Олимп войну принести им:
Оссу пытались они взгромоздить на Олимп, а на Оссу
Пелнй. лесами покрытый, чтоб легче до неба добраться [Од. 11, 308 - 316].

(19) Гомер дал размеры величины [их] тел в высоту и в ширину и описал [их] члены кружевом слов. Ваш [поэт] говорит об "огромных телах" и ничего сверх [этого] не прибавляет, не пожелав назвать [точные] размеры [тел]. Тот изобразил попытку безумного нагромождения гор при [их] составлении [друг на друга]. Этому [же] было довольно сказать "посягнули взломать небесные своды". Если бы ты сравнил [это] место с [самыми] последними словами [Гомера, то] нашел бы [тогда] различие не в пользу [Вергилия].

(20) Так под ветром сперва покрывается белою пеной
Море, потом все сильней и выше вздымаются волны,
И, наконец, до небес глубокая плещет пучина [7, 528 - 530].

Словно ко брегу гремучему быстрые волны морские
Идут, гряда за грядою, клубимые Зефиром ветром;
Прежде средь моря они воздымаются; после, нахлынув.
С громом об берег дробятся ужасным, н выше утесов
Волны понурые плещут и брыз.жут соленую пену [Ил. 4, 422 - 426].

(21) Тот вместе с морским волнением описывает сначала и прибрежные валы, [а] этот [ваш] едва касается этого. Затем, о чем тот пишет "Прежде средь моря они воздымаются", для того [же самого] Марон использует [слова]: "Понемногу вздымается море".[19] Тот описывает, что волны, нарастая, изогнувшись вверху, ударяются в берега и разбрызгивают клочья собравшейся пены, чего более выразительно не запечатлело бы ни одно [другое] описание. Ваш [же поэт] поднимает море из [самой] пучины вплоть до эфира.

(22) Молвив, поклялся Отец рекой стигийского брата,
Черным потоком смолы и обрывом над пропастью мрачной
И головою кивнул, сотрясая Олимпа громаду [9, 104 - 106].

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями;
Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида
Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный [Ил. 1, 528 - 530].

И в другом месте:

[Будьте свидетели мне ]...
Стикса подземные воды, о вы, величайшая клятва,
Клятва ужасная даже бессмертным... [Ил. 15, 36 - 38].

(23) Фидий, будучи спрошен, когда он изваял Юпитера Олимпийского, с какого образца он перенял божественное изображение, ответил, что он нашел первообраз Юпитера [как раз] в этих трех строчках Гомера:

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:
Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида
Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный, -

а именно соединил общие черты лица Юпитера с [такими же] бровями и волосами. [Однако] вы видите, что Вергилий пропустил и то и другое. [Но] он разумно не умолчал об Олимпе, сотрясавшемся от величественного кивка [Зевса]; клятву же он заимствовал из другого места Гомера, чтобы этим дополнением возместить несовершенство [своего] перевода.

(24) Юность лишь первым пушком ему отметила щеки [9, 181].

Бороду лишь впервые носившего в возрасте лучшем [Од. 10, 279].

Пропустив [слова о] прелести начинающейся возмужалости - "в возрасте лучшем", - он сделал написанное по-латински менее привлекательным.

(25) Словно как загнанный зверь в кольце охотников плотном,
Чуя верную смерть, в исступленье несется на копья,
Чтобы единым прыжком одолеть частокол из рогатин,
[Юноша в гущу врагов устремился]... [9, 551 - 554].

Против него Ахилесс устремился, как лев истребитель.
Коего мужи - селяне решался убить непременно.
Сходятся, весь их народ: и сначала он. всех презирая.
Прямо идет: но едва его дротиком юноша смелый
Ранит, - напучась он к скоку, зияет; вкруг страшного зева
Пена клубится; в груди его стонет могучее сердце;
I 'невно косматым хвостом по своим он бокам и по бедрам
Хлещет кругом и себя самого подстрекает на битву;
Взором сверкает и вдруг, увлеченный свирепством, несется
Пли стрельца растерзать, или в толпище первым погибнуть. -
Так поощряла Π спида и сила и мужество сердца
Противостать возвышенному духом Энею герою [Ил. 20. 164 - 175].

(26) Вы видите, что латинское сравнение сокращено до такой скудности, что не может быть ничего более бесцветного; греческое [сравнение], напротив, наполнило [описание] великолепия настоящей охоты обилием и слов и обстоятельств. Так вот, при таком различии [этих сравнений], для того чтобы [их] сопоставлять, надо чуть ли не покрыться краской стыда.

(27) Также троянская рать с латинской ратыо схватилась,
Грулью в грудь, нога к ноге противники бьются [10, 360 - 361].

Τак шишаки и щиты меднобляшные сомкнуты были;
Щит со щитом, шишаке шишаком, человеке человеком [Ил. 16, 214 - 215].

Какое различие [между] тем и другим отрывком, [о том] я предоставляю судить читателю.

(28) Словно как бурый орел, пролетающий в небе высоком,
В лапах уносит змею, вонзая в спину ей когти;
Ранена, в корчах она извивает гибкое тело.
Дыбом встает чешуя, шипенье несется из пасти.
Тянется вверх голова, но смиряет строптивого гада
Птица клювом кривым и взметает воздух крылами. [Гак...
Мчится... Тархон]... [1 1, 751 - 758].

(29) Ров перейти им пылавшим, явилася вещая птица.
Свыше летящий орел, рассекающий воинство слева.
Мчащий в когтях обагренного кровью огромного змея:
Жив еще был он. кружился и брани еще не оставил;
Взвившись назад, своего похитителя около выи
В грудь уязвил; и. растерзанный болью, на землю добычу.
Змея, отбросил орел, уронил посреди ополченья;
Сам же. крикнувши звучно, понесся по веянью ветра [Ил. 12, 200 - 207].

(30) Вергилий сообщает об одной только добыче орла и не обращает [внимания на] знамение гомеровского орла, который появился слева, запрещая побеждающим [троянцам] наступать, и, получив от пойманного змея укус, бросил из-за боли добычу, и, совершив благоприятное предзнаменование, улетел с клекотом, свидетельствующим о печали: всем этим был дан знак о сомнительности победы. [Однако], так как пропущено то, что давало душу сравнению, в латинских стихах осталось как бы [одно] бездыханное тело.

(31) ...[Молва]...
Жмется робко сперва, по потом вырастает до неба,
Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах [4, 173, 176 - 177].

... [Распря ]
Малая в самом начале, она пресмыкается; после
В небо уходит главой, а стопами по долу ступает [Ил. 4, 440, 442 - 443].

Гомер сказал, что Распря, то есть соперничество, начинается с малого и потом при усилении вырастает вплоть до неба. (32) Марон также сказал это о Молве, но [сказал] несообразно [с положением дела]. Ведь не является равнозначным возрастание распри и молвы, потому что распря, даже если бы она дошла вплоть до взаимных опустошений и войн, по-прежнему является распрей, и та, которая возросла, остается той же самой. Но молва, когда она безмерно распространяется, перестает отныне быть молвой и становится уже известным событием. Ведь кто бы назвал молвой какое-нибудь событие, известное [на пространстве] от земли до неба? Затем он не смог сделать равнозначным и само сравнение. Тот сказал о небе, [а] этот - о воздухе[20] и тучах.
(33) Не сравнивать же всего, что [Вергилий] переписал у [греческого] сочинителя, было то основание, что он хотел включить в каждую часть своего произведения подражание какому-нибудь месту из Гомера и, однако, не смог сравниться с известной божественностью [гомеровских стихов] при помощи [только] человеческих усилий, как, [например], в том месте, которое я прошу оценить сообща при нашем общем обсуждении.
(34) После того как Минерва придала своему сражающемуся Диомеду огненное свечение, и среди сечи с врагами в защиту воина выступает сияние [его] головы и даже плеч:

Пламень ему от щита и шелома зажгла неугасный [Ил. 5, 4].[21]

(35) Восхищенный сверх [всякой] меры, Вергилий воспользовался этим неумеренно. Ведь он таким образом говорит о Турне:

...на шлеме колышется красная грива,
Мечет молнии медь щита [9, 731 - 732 (732 - 733)], -

и слагает то же [самое] об Энее:

Шлем горит на челе, пламенеет грива на гребне,
Выпуклый щит золотой посылает огненный отсвет [10, 270 - 271].

Настолько некстати это помещено здесь, ясно, потому что Эней еще и не сражался, но только объявился, прибыв на корабле. (36) В другом месте [он пишет]:

Шлем украшает его Химера с гривой тройною,
Дышит огнем ее пасть, как жерло кипящее Этны [7, 785 - 786].

Что же до того, что Эней любуется оружием, недавно доставленным от Вулкана и разложенным на земле, [то об этом сказано]:

...[озирает]
С грозной гривою шлем и [с клинком], как пламя, горящим [Меч]... [8,619 - 621].

(37) Вы хотите узнать о желании [Вергилия] использовать другие [стихи Гомера]? Захваченный блистательностью [того] отрывка, [о] котором мы [уже] упоминали выше:

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:
Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида
Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный. -

(38) он с запозданием [тоже] захотел выразить равное почтение рекущему Юпитеру. Ведь хотя и в первом свитке, и в четвертом, и в девятом Юпитер говорит, не вызывая трепета, [но], наконец, после перебранки Юноны и Венеры

...[всемогущий Отец]...
Начал, и, внемля ему, небожители смолкли в чертоге,
В страхе глубины земли и выси небесные смолкли.
Стихли Зефиры и зыбь улеглась на море безбурном [10, 100 - 103], -

словно он был [уже] не тем, кто немного раньше говорил, не встречая какую-либо покорность всего мира. (39) Похожее несоответствие есть [и] в [применении] весов тем же [самым] Юпитером, что он заимствовал из этого места:

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые [Ил. 22, 209].

Ведь так как Юнона уже сделала предсказание о Турне:

Ныне же храбрый вступил с судьбой в неравную битву.
Паркой назначенный срок и десница врага уже близки [12, 149 - 150], -

и было [уже] объявлено, что Турн непременно погибнет, с запозданием, но все же

Сам Юпитер меж тем, уравняв между чашами стрелку,
Взял весы и на них возложил противников судьбы [12, 725 - 726].

(40) Впрочем, это и тому подобное нужно Вергилию простить: из-за безграничного увлечения Гомером он переходит [всякую] меру. И в самом деле, он, который во всей своей поэзии пользовался преимущественно одним этим первоначальным образцом, не мог показаться ни в чем худшим. Он зорко всматривался в Гомера, чтобы соревноваться не только с его мощью, но и простотой, с [его] силой речи и величием умолчания. (41) Отсюда [у него] - многообразное величание разных лиц среди его героев, осюда - введение богов, отсюда - влияние сказаний, отсюда - естественное выражение страстей, отсюда - приверженность воспоминаниям, отсюда - возвышенность сравнений, отсюда - звучность страстной речи, отсюда - блестящее завершение отдельных событий.
(14 , 1) Вергилию также настолько свойственно подражание сладкоречивому Гомеру, что он подражал и изъянам в [его] стихах, которые кое - кто невежественно отвергает. Я говорю о тех [стихах], которые греки называют [стихами] с кратким слогом в начале, с краткими слогами в середине, с лишними слогами. Он, одобряя героический слог,[22] не избегает также и таких [стихов]. (2) [Например], есть у [него] самого [стихи] с кратким слогом в начале:

Бухает таран в врата... [11, 890].
Петлями среди глухих стен вился путь... [5, 589].

И тому подобное.[23] (3) [Стихи] же, [по-гречески называемые] лагарой, которые в середине имеют краткие слоги вместо долгих, [такие]:

...и в крепких балок преграды [11, 890].

Старец Латин собранье и важный замысел свой... [11, 469].[24]

(4) Гиперкаталектические [стихи] - это [стихи] длиннее [обычных] на [один] слог. [Например]:

...чтоб тотчас же полностью [6, 33].

И также:

...вино ли варит медовое [Георг. 1, 295].

И:

Глет сребра с природной серой вместе смешаны [Георг. 3, 449].

И еще:

...ягода дикая [Георг. 2, 69].[25]

(5) Есть у Гомера стихи, похожие на [какие-то] упрощенные и невыразительные [стихи], ничем не отличающиеся от [обычного] употребления речи. Эти как бы по-героически безыскусственные [стихи] он также полюбил. [Например]:

Конский табун захватили мы, сто пятьдесят светломастных
Всё кобылиц... [Ил. 11,680 - 681].

Все побеждает Амур, итак - покоримся Амуру! [Букол. 10, 69].

Непогребенным лежать на песке чужбины ты будешь [5, 871].

(6) Есть [у него и] прелестные повторения [слов], которых [Вергилий тоже] не избегает:

...как юноша с сельскою девой:
Юноша, с сельскою девою свидясь, беседуют мирно [Ил. 22, 127 - 128].

Даже и Пан, пред аркадским судом со мной состязаясь,
Даже и Пан пред аркадским судом пораженье признал бы [Букол. 4, 58 - 59].

(7) Также он признавался в подражании гомеровским определениям, поскольку был [ими] восхищен. [Например]:

...счастчивым родившийся, смертный блаженный! [Ил. 3, 182].

...медью одеянных; выпуклобляшные...
...щиты... [Ил. 4, 448 - 449].

Панцирей, вновь уясненных... [Ил. 13,342].

...Посидон чериовласый [Ил. 13, 563].

...воздымателя облаков Зевса [Ил. 5, 631].

Горы, покрытые лесом, и шумные волны морские [Ил. 1, 157].

Черные... бобы... [Ил. 13, 589].

И [еще есть] тысяча такого рода выражений, которыми, как звездами, сверкает разнообразное великолепие божественного песнопения. (8) На это ваш [поэт] откликается:

...Голод, злобный советчик [6, 276].

...заветную ветку [6, 141].

...Бриарей сторукий... [6. 287].

Прибавь [к этому] и "дымную тьму" [8, 255], и [все другое], что находит прилежный читатель почти в каждом стихе.
(9) Часто Гомер среди повестования обращает речь как бы к кому-то [другому]:

[Снова да паи оружьем покрылись и вспыхнули боем ].
Тут не увидел бы ты Агамемнона, сына Атрея,
Дремлющим... [Ил. 4, 222 - 224].

И еще:

[Скиптра в деснице своей ни назад, ни вперед он не двигал.
По незыбно держал, человеку простому подобный ].
Счел бы его ты разгневанным мужем или скудоумным [Ил. 3, 218 - 220].

(10) И этого Вергилий не пропустил:

[Плыть не терпится всем].
К морю, ты видишь, бегут, со всех стекаются улиц [4, 400-401 ].[26]

И также:

...[Актийскую битву
Выковал бог на щите]; ты видишь: Марсовы рати,
Всю Левкату заняв... [8, 675 - 677].[27]

И вот:

[Дальше от берега мчат корабли]; ты сказал бы - поплыли
[Горы]... Циклады сдвинулись... [8,691 - 692].

И, [наконец]:

[И веселятся], напрасно, ты видишь, стараясь намокнуть [Георг. 1, 387].[28]

(11) Также божественный тот песнопевец надлежащим образом согласует события, либо недавно совершившиеся, либо давно, с порядком своего повествования: и [чисто] исторического изложения избегает, не расставляя по порядку [то], что было совершено, и все же не отнимает у нас знакомства с былым.
(12) [Еще] до того как разгневаться, Лхилл разрушил Фивы, город [в] Азии, и многие другие [города], однако произведение Гомера начинается с гнева Ахилла. Таким образом, чтобы мы узнали [то], что было совершено прежде, об этом составляется своевременный рассказ:

Мы на священные Фивы, на град Этионов ходили;
Град разгромили, и все. что ни взяли, представили стану [Ил. 1, 366 - 367].

И в другом месте:

Я кораблями двенадцать градов разорил многолюдных;
Пеший одиннадцать взял на троянской земле многоплодной [Ил. 9, 328 - 329].

(13) Также, чтобы мы знали, с каким предводителем суда греков прибыли к незнакомому им побережью Трои, он [уместно] добавляет, когда обращаются с запросом[29] к Калхасу:

[Мудрый, ведач он все ]...
И ахеян суда по морям предводил к Илиону
Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба [Ил. 1, 70 - 72].

И сам Калхас рассказывает о знамении, которое пришло отплывающим [к Трое] грекам от разорителя воробьев змея. [Исходя] из него, было объявлено, что [греческое] войско будет находиться в неприятельской стране десять лет.[30] (14) В другом месте старик [Нестор] - [а] это возраст болтливости и любви передавать [всякие] рассказы - извещает о старинных делах:

Я уже древле видал знаменитейших вас [31]браноносцев [Ил. 1, 260 - 261(260)], -

и так далее. И в другом месте:

Если бы так я был млад и не чувствовал немощи в силах [Ил. 7, 157]. -

и следующее [за этим].
(15) Вергилий самым успешным образом состязался [с ним] во всяком таком роде [повествования]. [Например]:

Помню я: некогда сын владыки Лаомедонта
Ехал к сестре Гесионе Приам... [8, 157 - 158].

И также:

Помню доныне, как Тевкр в Сидон явился однажды [1, 619].

И еще:

[Если бы сделал меня, воротив минувшие годы,
Вновь Юпитер таким], каким под Пренестой сразил я
Строй передний врагов... [8, 561(560 - 563)].

И, [наконец], целая повесть о преступлении и наказании Кака [8, 193 - 267].
(16) И о древнейшем он не умолчал, так как, будучи подражателем своему кумиру, не мог не поведать и о [том] самом для нашего ознакомления [с ним]:

Ибо в тот час. когда Кикн, о любимом скорбя Фаэтоне [10, 189]. -

и [далее] тому подобное.
(15 , 1) Где же [в поэме] перечисляются союзники [Энея] - каковое [перечисление] греки называют каталогом, - [там] он, попытавшись подражать этому своему кумиру, кое в чем немножечко отступил от Гомеровой основательности. (2) во-первых, [укажем], что Гомер, пропустив Афины, и Лакеде - мон, и даже сами Микены, откуда был [родом] руководитель [греческого] войска, поместил в начале своего перечня [союзников] Беотию не за какое-то достоинство [этой] местности, но потому что выбрал себе для начала перечисления самый известный мыс [Ил. 2, 494 сл.], (3) продвигаясь от которого, он описывает близлежащее то во внутренних областях страны, то в приморских; откуда вновь и к тому и к другому расположению граничащих местностей обращается искусство описывающего, как бы проделывая [этот] путь. И он не допускает, чтобы в его книге из-за какого-нибудь перескакивания нарушалась последовательность [греческих] областей, и продолжая в соответствии с обычаем путешествующих, он возвращается [туда], откуда удалился. И таким образом оканчивается [все], что ни охватывает его перечисление.
(4) Вергилий, напротив, не сохраняет никакого порядка при упоминании областей [Италии], но, перескакивая, нарушает очередность местностей. Сначала он ведет [читателя] к [городам] Клузий и Коссы Массийские [10, 163 сл.]; за этим следует Абант, сопровождаемый отрядом из Популонии и с [острова] Ильва; следом за ними Пиза послала Азила ([то, что] она находится в отдаленной части Этрурии, слишком [хорошо] известно, чтобы [это] было нужно [особенным образом] отмечать). Откуда он затем идет назад к [городам] Цере, и Пирги, и Гравински, местам, весьма близким к городу [Риму], которым он дал в предводители Астира. Отсюда [уже] Кинир уводит его к [берегам] Лигурии, Окн - к [городу] Мантуя. (5) Но и в списке союзников Турна [7, 641 сл.], если бы ты захотел бегло обозреть расположение [названных] местностей, ты не найдешь [того], что он следовал порядку соседства областей.
(6) Далее, [среди] всех, кого Гомер перечисляет в каталоге, идущих па битву он упоминает либо с благоприятным, либо с несчастливым предсказанием, и когда он хочет сказать о павших, которых не включил в каталог, он называет имя не [отдельного] человека, а [всего] воинства, и всякий раз. когда он хочет указать на многочисленные убийства, он говорит о свершенной [кровавой] человеческой жатве, искусно и не включая сверх каталога в [боевой] строй никакого определенного человека, и не удаляя [из него].
(7) Однако ваш Марон пренебрег тщательностью этого [гомеровского] обзора. Ведь в [описании] войны он и пропускает названных в каталоге, и называет других, прежде не названных. [Сначала] он сказал, что под предводительством Массика пришел тысячный отряд юношей,

...покинувших стены
Козы и Клузия... [10, 167 - 168].

Затем Турн взбегает на корабль:

Прибыл на нем из Клузийской земли владыка Осиний [10, 655], -

какового Осиния он прежде никогда не называл, и теперь получается нелепость, будто владыка служит воином под [началом] Массика. (8) Кроме того, ни Массик, ни Осиний совершенно не появляются на войне; да и те, о ком он говорит "храброго Гиаса с храбрым Серестом" [1, 612],[32] также "Аквинул", и "Мавортий, Гемон" [9, 684 - 685],[33] и "отважный Умброн" [7, 752 (751)], и "Шел сражаться и ты, Ипполита отпрыск прекрасный, Вирбий" [7, 761 ( - 762)], не удостоились никакого места среди отрядов сражающихся посредством упоминания или о [их] славе, или позоре. (9) <...> Антион, а также Купавон и Кинир, знаменитые благодаря сказаниям о Кикне и Фаэтоне [10, 185 сл.], не оказывают никакого воздействия на битву, хотя совсем неизвестные Алез и Сакратор [10, 352, 411, 747], и прежде не названный Атин [11, 869] участвуют в ней.
(10) Затем в отношении тех, кого он называет по имени, у [него] самого часто бывает беспечная путаница. В девятой [книге сказано]:

...убил Азил Коринея [9, 571].

Потом, в двенадцатой [книге], Кориней поражает Эбуза:

Вот Кориней, на бегу с алтаря головню подхвативший,
Бросил Эбузу ее, для удара занесшему руку,
Прямо в лицо [12, 298 - 300].

(11) Так, и Нуму, которого загубил Нис [9, 454], после этого [губит] Эней:

...погнался...
...за Нумой лихим... [10, 561 - 562].

В десятой [книге] Эней поражает Камерта [10, 562], а в двенадцатой - Ютурна:

...приняв обличье Камерта
..........
[В гущу бойцов замешалась]... [12, 224, 227].

(12) Камилла убивает Хлорея в одиннадцатой [книге] [11, 768 (769) сл.], [а] Турн - в двенадцатой [12, 363].[34] [Еще] я спрашиваю, братья ли Палипур Иасид [5, 843] и Иапиг Иасид? Гиртакидом является Гиппокоонт [5, 492], и Нис - [тоже] Гиртакид:

[Нис, неудержный в бою, у ворот стоял в карауле,
Сын Гиртака; его охотница Ида послала
В путь за Энеем]... [9, 176 - 178].[35]

(13) Впрочем, двое [вполне] могли иметь одно имя. Где же в таком случае известная гомеровская осмотрительность? Так как у него были два Аякса, он говорит то "Теламонов ЭаппГ [Ил. 2, 528], то "[сын] Оилея, быстрый Эант" [Ил. 2, 527], и также в другом месте [говорит]: "Мы, равносильные, мы, соименные" [Ил. 17, 720], - и не перестает разделять по [отличительным] признакам [тех], кого он объединяет [одним] именем, чтобы не заставлять читателя строить догадки относительно различения имен.
(14) Затем Вергилий постарался в своем каталоге избежать досады [читателя], от чего Гомер в некотором смысле не уберегся, так как часто повторял один и тот же оборот [речи при перечислении]:

Град Аспледон населявших... [Ил. 2, 511].

...за [священною ] живших Эвбеей [Ил. 2, 536 (535)].

В Аргосе живших [мужей ], населявших Тиринф... [Ил. 2, 559].

Град населявших великий, лежащий меж гор Лакедемои [Ил. 2, 581].[36]

(15) Он же разнообразит упоминания [воинов при перечислении], как бы избегая недостатков [стиха] или обвинений [со стороны читателя]:

Первым... на бой из Тирренского края
...суровый вышел [Мезенций] [7, 647 - 648].

...сын... Лавз... рядом с ним... [7, 649].

Следом... по лугам в колеснице, пальму стяжавшей [7, 655].

Следом два близнеца... [7, 670].

...создатель твердынь пренестинских [7, 678].

...Мессам, укротитель коней... [7, 691].

...потомок древних сабинян [7, 706].

...Агамемнона [друг]... [7. 723].

...служитель богов из Маррувия...
Прибыл... [7, 750].

Шел... Ипполита отпрыск... [7, 761].[37]

(16) кто-нибудь, возможно, считает, что это [Вергилиево] разнообразие [при перечислении] следует предпочесть известной [Гомеровой] простоте [стиха]. Однако Гомеру некоторым образом к лицу это повторение [оборотов речи], оно является соответствующим духу древнего поэта и подходящим для перечисления, потому что, намереваясь собрать в [одном] месте сплошь только имена, он не изменял себе и не мучил [себя] по мелочам отказом от [своего] слога ради расцвечивания каждого [из упоминаний], но придерживался обычая считающих, перечисляя расположенных словно в строю [воинов], что делается не иначе, как путем называния чисел. (17) И все же [там], где нужно, он замечательно разнообразит [строки] об именах вождей:

Вслед ополчеиья фокеян Схедий предводил и Эпистроф [Ил. 2, 517].

Локров Аякс предводил. Оилеев сын быстроногий [Ил. 2, 527].

Вслед их Нирей устремлялся с тремя кораблями из Сима [Ил. 2, 671].

(18) А [вот] это длинное перечисление у Гомера:

В Кноссе живущих мужей, в укрепленной стеками Гортине.
Ликт населявших, Милет и град белокаменный Ликаст,
[Ритий обширный ] и Фест... [Ил. 2, 646 - 648], -

и так далее, восхищенный Марон так выразил, что я чуть ли не сказал об этом: изящно перевел. (19) В качестве примера этого подходит данное [место] Вергилия:

...[движется войско],
Плотною тучей поля покрывая: выходят аврунки,
Древних сиканцев отряд, и аргивян, рутулов славных
Вслед - из Лабиция рать, со щитами цветными сакраны,
Те, кто долины твои, Тиберин, и Нумиция берег
Пашут священный и плуг ведут по холмам рутулийским,
Иль по Цирцейским горам, или там, где нивами правит
Анксур - Юпитер... [7, 793 - 800], -

и прочее.
(16 , 1) Каждый из них в своем каталоге после повествования о серьезных делах или об именах [вождей и народов] прибавляет сказание в очень прелестных стихах, чтобы взбодрить дух читателя. (2) Среди перечисления названий областей и городов Гомер отводит место сказаниям, чтобы они изгоняли утомление [от] пресыщения [названиями]:

Птелеос, Гелос и Дорион, место, где некогда Музы,
Встретив Фамира Фракийского, песнями славного мужа,
Дара лишили: идя от Эврита, царя эхалиян,
Гордый, хвалиться дерзал, что победу похитит он в песнях.
Если и Музы при нем воспоют, Эгиоховы дщери.
Гневные Музы его ослепили, похитили сладкий
К песням божественный дар и искусство бряцать на кифаре [Ил. 2, 594 - 600].

(3) И в другом месте:

Сих предводил Тлиполем, копьеборец, гибельный в битвах,
Силы Геракловой сын, рожденный с младой Астиохой,
Взятой героем в Эфире, у вод Селлекса, когда он
Многие грады рассыпал питомцев Зевсовых юных.
Сей Тлиполем лишь возрос в благоеозданном доме Геракла,
Скоро убил, безрассудный, почтенного дядю отцова [Ил. 2, 657 - 662], -

и остальное [прочее], благодаря чему он увлекал приятностью [стиха].
(4) Вергилий, последовав в этом [отношении] за [своим] кумиром, повествует в первом каталоге то об Авентине [7, 655 сл.], то об Ипполите [7, 765], а во втором у него есть сказание о Кикне [10, 189 сл.]. И таким образом, вплетенная [в каталог] прелестная [история] избавляет повествование от пренебрежительного отношения [со стороны читателя]. (5) Это же [самое] он с высочайшим изяществом сделал также во всех книгах "Георгик". Ибо после наставлений, каковое дело по [своей] природе является [довольно] тягостным, он, чтобы восстановить настроение и внимание читателя, завершил каждую книгу включением извне привлеченной истории: первую [книгу] - [рассказом] о признаках погоды [Георг. 1, 351 сл.], вторую - [повествованием] о похвальное(tm) деревенской жизни [Георг. 2, 458 сл.]. А третья [книга] завершается на повальном море скота [Георг. 3, 478 сл.]. Концом четвертой [книги] является небесполезная повесть об Орфее и Аристее [Георг. 4, (315 сл.), 454 сл.]. Таким образом, в любом произведении Марона обнаруживается подражание Гомеру.
(6) Все свое творение Гомер настолько наполнил поучениями, что отдельные его изречения в устах всех [людей] звучат вместо пословиц:

По совокупно всего не дают божества человекам [Ил. 4, 320].

Должно гостей принимать, но задерживать их не годится [Од. 15, 74].

Меру во всем соблюдай [Гесиод. Работы, 692 (694)].

Хуже [отцов ] большинство [детей ] [Од. 2, 277].

Нет, ненадежны всегда ручательства за ненадежных! [Од. 8, 351].

Разума тот не имеет, кто мериться хочет с сильнейшим [Гесиод. Работы, 209 (210)].

(7) [Есть у него] и другое [подобное], что выражается в виде изречений. И у Вергилия ты не безуспешно отыскал бы это [же самое], [например]:

...не все человеку доступно [Букол. 8, 63].

Все побеждает Амур... [Букол. 10, 69].

...труд неустанный
Все победил... [Георг. 1. 145 - 146].

Так ли гибель страшна? [12, 646].

Каждому свой положен предел [10,467].

Хитрость и храбрость
В битве с врагами равны! [2, 390 - 391].

Что тут земля припесег и в чем земледельцу откажет [Георг. 1, 53].

...проклятая золота жажда! [3, 57].

(8) И тысяча таких изречений, чтобы мне [больше] не докучать преподнесением известного, или [уже] находится на устах отдельных [людей], или [легко] попадается [на глаза] при направленном внимании читателя.
[Но] кое в чем [Вергилий], не знаю, случайно ли или по своей воле, отклоняется от гомеровского образа мыслей. Гомер совсем не желал знать [богини] Удачи, которую он зовет судьбой, и настолько предоставляет все направлять одному только предопределению, что это имя [богини] не называется [словом] "удача" ни в одной части гомеровского свитка. Напротив, Вергилий не только признавал [богиню Удачи] и упоминал [о ней], но именно ее даже наделял всемогуществом. И еще философы, которые ее называют, решили в отношении ее, что она ничего не может [совершить] своей силой, но является помощницей предопределения или провидения. (9) И в сказаниях или в повествованиях (historiis) он иногда также поступает [вопреки Гомеру], У Гомера Эгеон помогает Юпитеру [Ил. 1, 403]. Марон в [своих] стихах восстанавливает его против Юпитера [10, 565 сл.]. [У него же] отпрыск Долона Эвмед, славный в бою, похож на отца отвагой и силой [12, 346 сл.], хотя у Гомера Долон [вовсе] не воинственен [Ил. 10, 374 сл.]. (10) Гомер не приводит никакого упоминания о суде Париса. Стихотворец также сообщает, что Ганимед не [был] похищен Юпитером как соперник Юноны, но [был] принят на небо богами как божество, чтобы служить на Юпитеровых попойках [Ил. 20, 232 - 235]. (11) Вергилий [же] упоминает, что столь великая богиня [Юнона] огорчилась, будучи побежденной на суде Париса вроде как из-за [своей] внешности - что для любой женщины является оскорбительным - и что из-за сожительства Катамита [с Юпитером] она набросилась на весь его род [1, 25 сл.].
(12) Иногда он так хитро подражает своему источнику, что изменяет одно только расположение списанного оттуда места и достигает [того], что [оно] кажется как бы другим. (13) Гомер некоторым образом сочиняет, что сам отец Дит, испуганный сотрясением земли, выпрыгивает [из преисподней] с огромным волнением и восклицает:

В ужас пришел под землею Аид, преисподних владыка;
В ужасе с трона он прянул и громко вскричал, да над ним бы
Лона земли не разверз Посндон, потрясающий землю,
И жилищ бы его не открыл и бессмертным и смертным,
Мрачных, ужасных, которых трепещут и самые боги [Ил. 20, 61 - 65].

(14) Марон расположил это не в порядке повествования, а [в порядке] сравнения, чтобы показалось, что [это - нечто] другое:

[Новый провал обнажил глубины темной пещеры], -
Так разверзает порой напор неведомой силы
Пропасть в толще земной, и богам ненавистное царство
Взору является вдруг в глубине зияющей бездны,
И от проникших лучей трепещут бледные маны [8, 242 - 246].

Это [вот] еще он похитил скрытым образом. Ведь тот сказал, что боги живут без трудностей - "мирно живущие боги" [Ил. 6, 138], он также сказал об этом, [но] самым неявным образом:

С жалостью смотрят на них из чертогов Юпитера боги;
Тяжко невзгоды людей и гнев напрасный им видеть [10, 758 - 759], -

чего, разумеется, сами [они] лишены.
(17 , 1) [То], что Гомер помогал Вергилию, в высшей степени ясно из того, что он оказался в затруднении при сочинении нового обстоятельства, когда необходимый ход событий потребовал от Марона помещения [рассказа о] начале войны, чего не было у Гомера: ведь он сделал для себя началом [произведения] гнев Ахилла, который приключился только в десятый год войны. (2) [И вот] он сделал причиной возмущения случайно раненого оленя [7, 476 сл.]. Но [там], где это выглядит легковесным и слишком ребяческим, он преувеличивает негодование поселян, чтобы их порыв был достаточен для [начала] войны. Однако не следовало, чтобы войну, по [ее] истокам господскую, начинали рабы Латина, и в особенности обслуживающие царскую конюшню, потому что они хорошо знали, так как [царю] были преподнесены кони и запряженная колесница, что [он] заключил договор с троянцами. (3) [И] что же? Величайшую из богинь [он] спускает с неба [7, 286, 620]; величайшую из фурий извлекает из Тартара [7, 322 (323), 51 1]; как на сцене, разбрасывает змей, порождающих неистовство [7, 346, 376]; заставляет царицу не только выйти из [своих] покоев почтенной матроны, но и принуждает к беготне посреди города; и не удовлетворенная этим, она устремляется в леса, призывая остальных матерей в ватагу беснующихся; хоровод, некогда благопристойный, [теперь] кликушествует во славу Вакха, и справляются безумные оргии.
(4) Что дальше? Я бы очень хотел, чтобы Марон и по этой части заимствовал у своего кумира или у какого-нибудь другого из греков [то], чему бы он стал следовать. [И] не зря я сказал "у другого", потому что не из одного [вида] виноградных гроздьев он сделал себе вино, но удачно использовал для своего произведения [все], достойное подражания, что ни нашел. [Притом] настолько [использовал], что четвертую книгу своей "Энеиды" почти целиком составил из четвертой [книги] "Аргонавтов", сочинителем которой является Аполлоний, перенося на Дидону и Энея безмерную любовь Медеи к Ясону. (5) [И все] это он изложил настолько искуснее [своего] источника, что история пылкой Дидоны, которую весь мир [хоть и] признал вымышленной, на протяжении [уже] стольких веков сохраняет, однако, видимость истинной и настолько живет в устах всех [людей] как правдивая, что живописцы, и ваятели, и [те], кто производит тканные картины, едва ли не больше всего пользуются ей как основой при создании изображений, словно единственным прелестным повествованием. И не менее она прославляется непрестанными и танцами, и песнями актеров. (6) Красота [этого] повествования была настолько значительна, что все, осведомленные о непорочности финикиянки и хорошо знающие, что царица наложила на себя руки, чтобы не нанести ущерба [своей] порядочности, все же снисходительны к [этому] сказанию и, подавляя внутри сознания верность истине, предпочитают, чтобы вместо правды прославлялось [то], что вливает сладость вымысла в человеческие сердца.
(7) [Теперь] давайте рассмотрим, соприкасался ли он и с Пиндаром, которого Флакк считает недоступным для подражания. И притом [то] незначительное и мелкое, что он у него взял, я опускаю, но хочу сообщить вам об одном месте, которое он соблазнился почти заново переписать, потому что оно достойно [того], чтобы у нас возникло желание рассмотреть его достаточно основательно. (8) Так как он захотел соревноваться со стихотворением Пиндара, которое было сложено о природе и пламени горы Этны, он выбрал выражения и слова, [свойственные] его слогу, чтобы именно в этом отношении стать более необычным и более возвышенным, чем даже сам Пиндар, которого ценили за чрезвычайно искусное и витиеватое красноречие. И чтобы сделать именно вас самих судьями того, о чем я говорю, я прочитаю, насколько я помню, стихотворение Пиндара, которое относится к горе Этне:

(9) [Этна], чьи недра -
Чистейший поток неподспудного огня,
Чьи потоки
Хлещут в белый день вачачи пара,
А в ночах
Красное пламя с грохотом катит скалы к просторам пучин.
Это от ползучего чудища
Бьет ввысь страшная Гефестова струя, -
Диво на взгляд, диво на слух. [38]

(10) Теперь послушайте стихи Вергилия, чтобы сказать, что начал он вернее, чем завершил:

Бухты огромной покой никогда не тревожат там ветры,
Но громыхает над пей, словно рушась, грозная Этна:
То извергает жерло до неба темную тучу -
Дым в ней, черный как смоль, перемешан с пеплом белесым, -
И языками огня светила высокие лижет,
То из угробы гора изрыгает огромные скалы,
С силой мечет их ввысь, то из недр, бурлящих глубоко,
С гулким ревом наверх изливает расплавленный камень [3, 570 - 577].

(11) В начале [стихотворения], следуя истине, Пиндар сказал, как было дело, и что при этом видят глаза, [а именно, то], что среди дня Этна дымится, [а] ночью пылает. Вергилий же, пока [он] трудится над отысканием трескучих и звонких слов, смешивает то и другое время [суток], не сделав никакого различия [между ними]. (12) И также знаменитый грек прекрасно сказал, что из глубины вырываются вспышки огня, и текут парящие ручьи, и в пространства моря несутся красно - желтые и крутящиеся извивы пламени словно какие-то огненные змеи. А этот ваш [поэт], желая перевести "вал багрового дыма", грубо и бесвкусно нагромоздил темную тучу черного как смоль дыма и белесого пепла; также [он] назвал языками огня [то], что тот - струями, - тяжеловесно он переложил [Пиндара] и слабо. (13) Право, даже неизъяснимым является то, что он сказал, будто дымится темная туча черного как смоль дыма и белесого пепла. Ведь обыкновенно не дымится и не является темным [то], что является белесым, если только он не сказал в общеупотребительном [смысле] и неудачно "белесый" вместо "раскаленный [до бела]", [а] не вместо "светлый". Ведь "белесый" образовано, надо думать, от [слова] "белизна", [а] не от [слова] "жар".[39] (14) О том же, будто извергаются и вылетают скалы и они же самые тотчас расплавляются, и грохочут, и клубятся под ветром, это и Пиндаром не написано, и молва до ушей не доносила, и является самым невероятным из всего [того], что называется чудесами.
(15) После этого судите о часто используемых [им] словах греческого языка, к которому он охотно прибегал, [например]:

...Улисс[40] проклятый... [2, 762];

...[меж] берлогами[41] диких животных [Букол. 10. 52];

...[о строенье] дедаловых[42] зданий [Георг. 4, 179];

...твердыни Родопы...
[Кручи] Пангейских высот...
[Плакали] геты, и Гебр, и Орифия [с ними] актейка[43] [Георг. 4, 461 - 443].

И:

(16) [Так] тиада [летит], когда, призывая к началу
Буйных празднеств ночных, [выносят из храма святыни]
И в Киферонских лесах вакхический клич раздается[44] [4, 302 - 303 (301 - 303)].

И:

Нет, не спартанки краса Тиндариды,[45] тебе ненавистной [2, 601].

И:

Также и вы [для селян сюда] приходите, о девы дриады! [Георг. 1, 11 (10)].[46]

И также:

...собираются горные нимфы[47] [1, 500 (499)].

И еще:

В танце бьют круговом[48] стопой [о землю другие] [6, 644].

И:

(17) ...нимфы милетскую пряли
Пряжу окраски густой стекольно - зеленого цвета.
Дрима была там, Ксанфо, Лигейя была с Филодокой...
..........
Там и Низея была, Спио, Кимодока, Талия[49] [Георг. 4, 334 - 337 (334 - 338)].

И:

[Галис погиб, а за ним] Ноэмон, Алькандр и Пританий [9, 767 (766)].

И:

[Пел] Амфион и Диркё на том Аракинфе Актейском [Букол. 2, 24].

И еще:

[Сын] Ино Палемон и Главка хор седовласый [5, 823].

(18) У Парфения - этим греческим грамматиком воспользовался Вергилий - есть строка:

Главку, и Нерею, и Ино Меликерту.

[И] он пишет:

[Чадо] Ино Меликерт, Панопея и Главк - беотиец! [Георг. 1, 437].

И также:

...и проворное племя Тритонов [5, 824].

И еще:

...[плещутся]... дельфины[50] [5, 822].

(19) Да и греческими склонениями он увлекается настолько, что говорил "Mnesthea" вместо "Mnestheum",[51] подобно тому как он сам в одном месте [сказал]:

...и брату Мнесфею [10, 129].

И [в то же время] предпочел сказать согласно греческому склонению "Orphi" вместо "Orpheo",[52] как, [например]:

...[был обучен] -
Каллиопеей Орфей (Orphi),[53] а Лин Аполлоном прекрасным! [Букол. 4, 57].

И также:

Граждане! Видели мы Диомеда (Diomeden)... [11, 243], -

так как греческий винительный [падеж] таких существительных оканчивается на "en". Ведь если кто-нибудь думает, что он сказал по-латински "Diomedem", [то] в стихе будет утрачена правильность размера.[54]
(20) Наконец, все свои песнопения он предпочел озаглавить по-гречески: "Буколики", "Георгики", "Энеида", - образование названий которых не свойственно правилам латыни.[55]
(18 , 1) Впрочем, до сих пор [речь шла] о том, большая [часть] чего известна всем, [а] кое-какая - [лишь] некоторым из римлян. [Теперь] я перехожу к тому, что, извлеченное из недр греческих сочинений, никому не известно, кроме [тех], кто усердно черпал [сведения] из греческой учености. Ведь этот [ваш] поэт был обучен насколько тщательно и старательно, настолько [же и] скрытно и как бы тайком, так что многое перевел, [но] откуда оно было переведено, трудно понять.
(2) В начале "Георгик" он помещает такие стихи:

Либер с Церерой благой! Через ваши деяния почва
Колосом тучным смогла сменить Хаонии желудь
И обретенным вином замешать Ахелоевы чаши! [Георг. 1, 7 - 9].

(3) Что касается этих стихов, то толпа грамматиков не объясняет своим ученикам ничего сверх того - [а это] подготовлено трудами Цереры, - что люди отказались от древнего образа жизни и воспользовались зерном вместо желудей и что Либер, создатель [виноградной] лозы, предоставил для человеческого питья вино, к которому примешивалась вода. Почему же Вергилий, хотя он хотел, чтобы [при этом] подразумевалась вода, назвал могущественнейший поток Ахелой, никто или не спрашивает, или совсем не подозревает, что [в этом] заключается нечто весьма поучительное. (4) [Но] мы, исследовав это очень глубоко, замечаем, что ученый поэт сказал [таким образом], как покажет пример, согласно обычаю древнейших греков, у которых в значении собственно воды предполагался Ахелой, и притом не без основания, ибо причину этого также донесли [до нас] с [большой] заботливостью. Но прежде чем я изложу [эту] причину, я покажу, согласно свидетелю - древнему поэту, то, что распространился такой обычай говорить вместо какой угодно воды "Ахелой". (5) Древний комедиограф Аристофан в комедии " Кокал" так пишет:

Тошнит меня, оттого что невмочь
Утробное вино.
В котором нет Лхелоя! [56]

Тяжело мне, говорит он, от вина, к которому не была примешена вода, то есть от чистого вина.
(6) Почему же имели обыкновение так говорить, показывает известнейший сочинитель "Истории" Эфор во второй книге в таких словах: "С одной стороны, только живущие поблизости приносят жертвы [своим] различным водам, но с другого стороны, случилось [так], что все люди почитают одного (Ахелоя не под общим именем вместо особенного),[57] превращая особенное имя "Ахелой" в общее [наименование вод]. (7) Ведь воду вообще, что является общим именем, мы называем Ахелоем от этого особенного имени. Но что касается других наименований, мы часто называем общие [имена] вместо особенных, именуя афинян эллинами, а лакедемонян пелопоинесцами. Впрочем, относительно этого вопроса мы не можем назвать ничего более основательного, чем прорицания из Додоны. (8) Ведь почти во всех них бог обыкновенно наставляет [людей] приносить жертвы Ахелою, так что многие подражают изречениям бога, соблюдая, вследствие прорицания, обычай называть Ахелоем не реку, текущую через Акарнанию, а всякую воду вообще. Доказательством же [является то], что мы имеем обыкновение так говорить, обращаясь к божеству, ибо чаще всего мы называем Ахелоем воду в клятвах, и в молитвах, и в жертвоприношениях, каковое все касается богов".
(9) Можно ли более ясно доказать, что древние греки обычно говорили "Ахелой" вместо какой бы то ни было воды? Ведь и Вергилий весьма учено утверждает, что Либер-отец смешал вино с Ахелоем. Хотя для этого дела свидетелей достаточно, так как мы [уже] передали слова сочинителя комедий Аристофана и историка Эфора, однако мы пойдем дальше. Ведь Дидим, несомненно самый образованный из всех грамматиков, изложив [ту] причину, о которой выше сказал Эфор, присовокупил также другую [причину] в таких словах: (10) "Но лучше сказать о том, что люди, вследствие того что Ахелой является самой старшей из всех рек, просто называют его именем все [речные] потоки, воздавая ему честь. По крайней мере, Агесилай в первом повествовании объявит, что Ахелой старше всех рек. Ибо он сказал: "Океан женится на Тефии, своего сестре; от них рождаются три тысячи рек, но Ахелой самая старшая из них и больше всего почитается".
(11) Пусть этого вполне достаточно для доказательства древнего обычая, в силу которого была привычка говорить таким образом, что Ахелой считался общим именем всякой воды, однако к этому будет прибавлен также еще пример [из] Еврипида, знаменитейшего сочинителя трагедий, который также грамматик Дидим изложил такими словами в тех книгах, какие он написал о трагедийном слоге: (12) "Еврипид утверждает в "Гипсипиле", [что] Ахелой [ - это] вся вода. Говоря о воде, находящейся очень далеко от Акарнании, в которой есть река Ахелой, он молвит:
Аргосцам покажу я воды Ахелоя. [58]
(13) Есть в седьмой книге такие стихи, в которых перечисляются герникские ополченцы и их знаменитейший, каким он тогда был, город Анагния:

...Анагния тучная кормит
Их, чей Амасен отец. Не у всех оружие оных,
Звон колесниц и щитов не звучит; но многие мечут
Белого комья свинца, другие держат во дланях
По два копья, да и волчьей шкуры рыжие шлемы
Им как покров головы; нагие следы оставляют
Левой ногой, а правая кожей сырою покрыта [7, 684 - 690].

(14) Нигде до сих пор, насколько мне известно, я не нашел [того], чтобы в Италии был такой обычай: идти на войну с одной ногой обутой, с другой - босой. Но благодаря заслуживающему доверия писателю я сейчас извещу [вас о том], что такая привычка была у некоторых из греков.
(15) В отношении же этого обстоятельства можно [лишь] изумляться основательности этого [вашего] поэта, заметной далеко не [всякому]. Так как он прочитал, что герники, (которым принадлежит Анагния), происходят от пеласгов и названы так по [имени] некоего пеласга, своего вождя, которого звали Герник, он приписал герникам, которые являются древними переселенцами из [страны] пеласгов, обычай, который он извлек из [обычаев] Этолии.
(16) И Юлий Гигин во второй книге [сочинения] о городах многословно доказывает, что именно Герник, коренной пеласг, был вождем у герников. Славнейший же писатель - /77/?сггык Еврипид показывает, что у этолийцев был обычай идти на войну, обув только одну ногу. В его трагедии, которая называется "Мелеагр", выведен вестник, описывающий, в каком одеянии был каждый из вождей, которые собрались для ловли кабана. (17) Об этом есть такие стихи:

На щите Теламоиа - орел золотой,
Защита от зверя; к гроздьям главу повернул.
Саламином он правит, увитым лозой.
Аталанта, Киприде противна, собак
И стрелы имеет. Острой секирой двойной
Анкей потрясал, аркидец. А Фестия же
Сыновья - без обувки на левой ноге.
На другой же - подошва, колено легко
Чтоб поднять: этолийцев обычай таков.

(18) Вы видите, что Марон весьма тщательно сохранил слова Еврипида? Ведь тот замечает:

без обувки на левой ноге.

И Вергилий ту же [самую] ногу назвал босой:

босою левой ногою
Пыль попирают они [7, 689 - 690].

(19) По той именно причине, чтобы вы еще больше признали [научные] занятия наших [римлян], мы не смолчим о том, известном весьма немногим, за что Аристотель укорял Еврипида. Он настаивает, будто Еврпипид не знал того, что у этолийцев - то не левая нога босая, а правая. [Так как] мне не подтвердить [этого] лучше, [чем он сам], как бы я ни старался, я приведу слова самого Аристотеля из удачной книги о поэтах, которую он написал. В ней, высказываясь о Еврипиде, он говорит так: (20) "Сказывают, что Еврипид вывел сыновей Фестия, имеющими необутой левую ногу. Ведь он говорит, что

Они - без обувки на левой ноге.
На другой же - подошва, колено легко
Чтоб поднять,

что является обычаем, всецело чуждым этолийцам. Ибо левую [ногу] они обували, а правую разували. Нужно ведь иметь облегченной начинающую [шаг ногу ], а не идущую вслед". (21) Пусть это так, однако вы видите, что Вергилий пожелал воспользоваться писателем Еврипидом, а не [философом] Аристотелем, ибо я менее всего поверил бы [в то], что этого не знал столь тщательно обученный муж. Еврипида же он предпочел по праву: ведь ему свойственно основательное знакомство с сочинителями греческих трагедий, о чем можно составить мнение или из предшествующего [рассказа], или из того, что еще будет сказано.
(19 , 1) В четвертой книге в описании смерти Элиссы он утверждает в этих [вот] стихах, что у нее был отрезан волос:

И еще волос златой Просёрпиной с темени не был
Снят у нее и глава не взята была стигийским Орком [4, 698 - 699].

Затем посланная Юноной Ирида отрезает у нее волос и относит к Орку. (2) Этот рассказ Вергилий сочиняет не без основания, хотя иначе считал ученейший муж Корнут, который приложил к этим стихам примечание такого рода: "Неизвестно, откуда эта история, что у умирающих следует отрезать волос. Но он, в соответствии с поэтическим обычаем, привык некоторым [образом] выдумывать, как, [например, рассказ] о золотой ветви". Это [сказал] Корнут. (3) Но мне стыдно, что такой муж, весьма сведущий также в греческих науках, не знал самого знаменитого повествования Еврипида "Алкеста".
(4) Ведь в этом повествовании на подмостки выводится Орк, носящий меч, которым он отрезает волос [у] Алкесты, и говорит так:

[Так много слов и даром ]... И жена
В Аидов дом сойдет... Я к ней приближусь
И до нее мечом коснусь... а чьих
Мой черный меч волос коснется, ада
Уж посвящен властительным богам.[59]

(5) Показано, как я думаю, за кем последовав, Вергилий ввел рассказ об обрезании волоса. Греки же называют [это отрезание волоса] "очищаться", [то есть] посвящать богам, откуда ваш поэт говорит от лица Ириды:

"... [Несу] эту жертву я Диту
По повеленью, тебя ж разрешаю от этого тела".
[Это промолвив, десницей отсекла волос, и тут же
Весь ее пламень пропал, и в воздух душа отлетела] [4, 702 - 705].

(6) Теперь, так как я доказал большую часть всего, о чем сказал выше, заручившись мнением трагиков, я отмечу также то, что извлечено [им] из Софокла. (7) Так вот, в четвертой книге Вергилий изображает Элиссу, после того как ее покинул Эней, прибегающую вроде как к пророчествам и заклинаниям священнослужителей и вещуний, и среди прочего говорит о приворотных травах для утоления любви, которые срезали медными серпами.
(8) Разве не достойно исследования то, откуда пришли на ум Вергилию медные серпы? Итак, я предложу [сперва] Вергилиевы стихи, а затем [стихи] Софокла, с которыми соревновался Марон.

(9) Применены, при луне серпами медными жаты,
Свежие травы с молочным соком черного яда [4, 513 - 514].

Трагедия же Софокла даже выносит в название то, что мы исследуем: ведь она озаглавлена "Собиратели кореньев". В ней он описывает Медею, срезающую вредоносные травы, отвернувшись, чтобы [ей] самой не быть убитой силой [их] вредного запаха, и выливающую также сок трав в медные кувшины, а сами травы срезающую медными серпами. (10) Стихи Софокла таковы:

Отвращая свой взор от работы руки.
Она сок мутно - белый, стекающий с ран
Ядовитого зелья, в сосуд медяной
Осторожно приемлет...

И немного после:

А в ларцах сокровенных хранятся пучки
Ею срезанных трав.
Их она с причитанием громким <в ночи>.
Обнаженная, медным ссекала серпом. [60]

(11) Это [вот написал] Софокл. Без сомнения, благодаря этому сочинителю Вергилий привнес [в свои стихи] медные серпы.
Вообще же, множество медных [предметов] обыкновенно применяются в богослужении. Есть много доказательств [этого], и больше всего в тех священных обрядах, в которых желали кого-нибудь приворожить, иль проклясть, или, наконец, изгнать болезни. (12) Я [уже] молчу о том Плавтовом [стихе], когда он замечает:

Знаком мне недуг, медь и грохот.

И [о том], что в другом случае [пишет] Вергилий:

... [за звонким]
Шумом куретов, за [их] громозвучной последовав медью [Георг. 4, 150 - 151].

(13) Но изложу я слова Грания, мужа пытливейшего и ученого, который во второй книге [сочинения] об Италии пишет таким образом: "Итак, прежде и этруски имели обыкновение пользоваться медным лемехом, когда основывали города. В их Тагетовых священнодействиях, да и в сабинских, я обнаруживаю ножи из меди, которыми брились жрецы". (14) Получился бы долгий [разговор], если бы я после этих слов Грания захотел рассмотреть, каким образом древнейшие из греков во многих местностях имели обыкновение применять звучание [кимвалов] из меди как нечто самое сильнодействующее. Ио для [решения] нынешней задачи нам было бы достаточно уведомить, что медные серпы [были] введены [у] Марона по примеру греческого сочинителя.
(15) В девятой книге Вергилий поместил такие стихи:

Сын Аркснта стоял в роскошных доспехах, в хламиде,
Пестрой расшитой иглой, иберским пурпуром блеща,
Зраком прекрасен; он был Аркентом родителем прислан,
Взросший около струй симетийских, у матери в роще,
Где Палика алтарь, утучненный и миротворный [9, 581 - 585].

(16) Какой этот Палик бог или, скорее, какие [это] боги Палики - ведь [их] двое, - я не нашел, в чем я уверен, совершенно ни у одного латинского писателя, однако Марон откопал эту историю в самых сокровенных сочинениях греков. (17) Ведь, во-первых, как река Симет, которую он упомянул в этих стихах, находится в Сицилии, так и богов Паликов чтут в Сицилии. Первым из всех поведал о них в [своих] сочинениях трагик Эсхил, муж, как бы тоже сицилийский, и также выразил в своих стихах толкование их имен, которое греки называют этимопогиа. Но прежде чем я изложу стихи Эсхила, надо кратко растолковать историю Паликов.
(18) Есть в Сицилии река Симет. Нимфа Талия, забеременевшая в объятьях Юпитера, из-за страха перед Юноной пожелала, чтобы около этой [реки] для ее [укрытия] разверзлась земля. [Так и] свершилось. Но когда пришло время созревания младенцев, которых она носила в чреве, земля раскрылась, и появились два ребенка, вышедшие из чрева Талии, и были названы "Палики" от [выражения] "вновь приходить" (палин хикёстхай) - так как они, прежде погруженные в землю, вновь оттуда возвратились.
(19) И недалеко оттуда находятся озера, небольшие, но безмерно глубокие, всегда клокочущие из-за родников, которые [местные] обитатели называют кратерами, и наделяют именем Деллов, и считают их братьями Паликов, и они находятся в величайшем почете, и особенно подлинная и действенная [их] божественная сила обнаруживается при требовании [давать] возли них клятвы. (20) Ведь когда исследуется достоверность отрицаемой кражи или дела какого-нибудь [другого] рода и от подозреваемого требуется клятва, тот и другой уходят к кратерам, [подальше] от любого [возможного] воздействия людей, прежде выслушав поручителя со стороны [того] лица, которое намеревается дать клятву, относительно соблюдения того, чего потребовали бы, в случае если бы [он] признал исход [дела]. (21) Там, призвав божество [этого] места, дающий клятву свидетельствовал [о том], в чем он клялся. [И дело в том], что он уходил невредимым, если поступил честно; но если клятву произносили с нечистой совестью, [то] ложно поклявшегося лишали затем жизни в озере. Это обстоятельство таким образом представляло поклонение братьям, что кратеры - то звали неумолимыми, а Паликов - умолимыми.
(22) И без прорицаний не остается храм Паликов. Ведь так как Сицилию опустошил неурожайный год, сицилийцы, предупрежденные божественным ответом Паликов, справили определенное священнодействие какому-то герою, и изобилие [плодов] возвратилось. В благодарность за это сицилийцы принесли к жертвеннику Паликов все виды плодов. из-за этого изобилия [даров] сам жертвенник был назван тучным. (23) Это - вся история о Пали - ках и их братьях, которая находится только лишь в греческих сочинениях. Из них Марон [и] черпал не меньше, чем из латинских. Но то, о чем мы сказали, следует [теперь] подтвердить [убедительными] примерами.
(24) У Эсхила есть трагедия, которая озаглавлена "Этна". Так как в ней он говорил о Паликах, он писал таким образом:

- Какое ж имя нарекут им смертные?
- Зевс повелит их звать: святые Паликн.
- По праву ли такое наречение?
- Да, ибо дважды изойдут из тьмы на свет. [61]

Это [написал] Эсхил. (25) Каллий же в седьмом повествовании о сицилийских делах пишет так: "Эрика отстояла от Гелы почти на девяносто стадиев; является надежно укрепленным местом и <...> давно возникшим городом сицилийцев. Случилось, что близ него находятся и [так] называемые Деллы. Это - два кратера, которые сицилийцы называют братьями Паликов. [В] них имеет место выход пузырей, подобный кипению".
(26) До сих пор [повествовал] Каллий. Полемон же в книге, которая озаглавлена "Об удивительных реках в Сицилии", рассуждает таким же образом: "Палики, [так] именуемые у местных, считаются туземными богами. У них есть братья - невысокие кратеры. Священнодействующим следует подходить к ним [свободными] от всякого греха и [плотского] сношения и еще [от] какой-либо пищи. (27) От них же доносится тяжелый запах серы, вызывающий у стоящих поблизости страшную тяжесть в голове. А вода в них - мутная и цветом весьма похожа на белесую землистую грязь. Она также волнуется, вихрясь и бурля, [наподобие того], каковы водовороты на поверхности кипящей воды. Говорят, что у этих кратеров и глубина бесконечная, так что [в них] исчезали и быки, [туда] попавшие, и повозка, влекомая мулами, и также рухнувшие [в них] пасущиеся [животные].
(28) Из [всех] очистительных [обрядов у людей], вызванных [в суд], самым важным является клятва. Приводящие к присяге, держа записочку, подсказывают присягающим [то], в чем они желали бы [дать] клятвы; дающий же клятву, потрясая ветвью, увенчанный, неопоясанный и в одном только хитоне, касаясь кратера, произносит [62]клятву. (29) И если он был правдив в произнесенных клятвах, [то] возвращался домой невредимым; клятвопреступник же, пойдя против богов, погибал. Когда такое случается, поручители обещают жрецам сделать [следующее]: если произойдет что-нибудь [подобное] вновь, они берут [на себя] очищение священного участка [от греха]. Близ этого места паликенцы основали город, названный Палика [по имени] этих божеств [Паликов]".
(30) Это [написал] Полемон. Но и Ксенагор в своем третьем повествовании о прорицаниях в [отдельных] местностях пишет таким образом: "из-за неплодородия земли сицилийцы принесли жертву какому-то герою Педиократу,[63] так как [это] повелело им прорицание от Паликов, и после воз - вращения изобилия плодов они наполнили жертвенник Паликов многими дарами ".
(31) Завершено, я считаю, и подтверждено подходящими примерами разъяснение отрывка Вергилия, который ваши словесники и темным - [то] не считают, удовлетворяясь [тем, что] сами знают и ученикам внушают, что Палик - [это всего лишь] имя какого-то бога. Каков же сам [этот] бог, отчего он таким образом назван, [того] они, как не знают, так [и] знать не хотят, потому что и не подозревают, где они могут [это] отыскать, будучи почти не сведущими в чтении по-гречески.
(20 , 1) Не оставим мы незатронутыми и те стихи, которые есть в первой [книге] 'Теоргик":

Влажных молите вы лет, а зим молите бездождных,
О земледельцы! Хлеба веселят, коль зима не без пыли;
Нива обильна. Таким урожаем и Мизия вряд ли
Может хвалиться, такой не дивится и Гаргара жатве! [1, 100-103].

(2) Здесь мысль не только кажется очень темной и выраженной немного более туманно, чем свойственно этому поэту, но и заключает в себе достойный внимания вопрос, происходящий из памятников греческой старины, [а именно], что это за Гаргары, которые, думал Вергилий, являются образцом плодородия.
(3) Итак, эти Гаргары находятся в Мизии, которая является областью Геллеспонта. Но у имени и места есть двойное значение. Ведь этим именем называется и вершина горы Иды и поселение под той же [самой] горой. (4) Гомер так показывает обозначение вершины:

Он устремлял их на Иду, зверей многоводную матерь,
К Гаргару [холму] [Ил. 8, 47 - 48].

Согласиться, что здесь Гаргар понимается как высочайшее место горы, подает знак и само содержание, ибо говорит о Юпитере. (5) Но и в другом месте [это] более явно выражается тем же [самым] свидетелем Гомером:

... Кронион
Спал на вершине Гаргара [64] [Ил. 14, 352 - 353].

И Эпихарм, старейший поэт, в сочинении, которое озаглавлено "Троянцы", так высказался:

Царственный Зевс живет на Иде. Гаргар там снежный.

(6) Из этого отчетливо явствует, что Гаргарами зовется вершина горы Иды.
(7) [Теперь] же я перечислю [тех], кто называл Гаргарами город. Известнейший писатель историй Эфор отмечает в пятой книге: "Недалеко позади Асса находится город Гаргары". И не только Эфор, но также старинный писатель Филеад в той книге, которая озаглавлена "Азия", так [о нем] упоминает: "После Асса находится город по имени Гаргары; [около] него располагается [город] Антандр". (8) Сообщают также о книге элегий Арата, в которой поэт таким образом пишет о каком-то Диотиме:

Плачу я о Диотиме, что живет на утесах,
Детям жителей Гаргара "альфа", "бета" толкуя.

Из этих стихов стало известно даже название граждан, потому что они именуются [в них] гаргарейцами.[65] (9) Таким образом, так как установлено, что Гаргары следует понимать то как вершину горы, то как город, расположенный под той же [самой] горой, Вергилий говорит не о высокой горе, но о городе.
Однако давайте исследуем, почему он полагал Гаргары местом, богатым плодами. (10) Достаточно известно, что и вся - то эта Мизия считалась богатой пашнями именно из-за влажности почвы. Откуда и Вергилий в вышеназванных стихах, так как сказал "влажных [молите вы] лет", добавил "Таким урожаем и Мизия вряд ли / Может хвалиться", как бы говоря: всякая область, которая имела бы подходящую влажность, будет иметь [плодородность], равную плодородности полей Мизии. (11) Впрочем, [и] Гомер, когда говорит "на Иду многоводную", обозначает влажное поле, лежащее под горой. Ведь [слово] "многоводная" означает "изобилующая источниками". Эти Гарграры были настолько богаты плодами, что [тот], кто хотел бы выразить большое количество чего - нибудь, вместо "безмерное множество" произносил "Гаргары". (12) Свидетель [тому] Алкей, который в "Трагикомедии"[66] пишет так:

Встречал я многих, стремящийся с поля
На праздник; примерно числом их двадцать.
Взираю сверху - гаргары [67]людей кругом.

Как вы видите, [имя] "Гаргары" он явно поместил вместо [слова] "множество". И точно также [говорит] Аристомен в "Преданиях":

В отечестве нашем гаргары мужей.

(13) А сочинитель комедий Аристофан, с присущим ему остоумием, пытается выразить бессчетное множество с помощью слова, составленного из [слов] "песок" и "Гаргары". Ведь в пьесе "Ахарняне" он отмечает:

А горя - больше, чем песку на дне морском. [68]

Впрочем, [слово] "много - как - песчинок" [69] часто применял в своих "Мениппеях" Варрон, в частности вместо [слова] "много". Но Аристофан присоединяет [к нему слово] "гаргара" [70] для обозначения несметного множества.
(14) Итак, соответственно этому, смысл данных стихов такой: потому что существует надлежащий порядок года, когда зима является безоблачной, лето же дождливым, плоды вырастают наилучшим образом. Это же необходимо [и] полям до такой степени, что без него и эти по природе плодороднейшие поля Мизии не будут соответствовать мнению о [их] плодородии, которое имеет место в отношении их.
(15) К Мизии он прибавляет [названные] по имени Гаргары, потому что этот город, расположенный у самых нижних оснований горы Иды, орошается стекающей оттуда влагой, и может показаться, что [ему] не очень нужны летние дожди. (16) В этом месте [рассказа] в подтверждение того, что влажными являются не одни только Гаргары по соседству с горой, но и поля всей Мизии, можно привлечь [как] свидетеля Эсхила:

О ты, Каик, и вы, потоки Мисни!.. [71]

(17) [Итак], мы сказали [о том], что в этом отрывке он заимствовал у греков. Кроме того, давайте присоединим ради развлечения и чтобы было ясно, что ваш Вергилий отовсюду заимствовал для себя красоты [речи] старинных [писателей], то, о чем он [вот] это сказал:

Хлеба веселят, коль зима не без пыли [Георг. 1. 101].

(18) Ведь в книге стариннейших песнопений, которая [была] составлена раньше всего [того], что было написано латинами, находится такая старая сельская песня:

Зимою пыльной, весенней грязью, будешь, юноша, косить ты хлеба.

(21 , 1) Названия бокалов Вергилий большей частью помещает греческие, [такие] как кархесии, как кимбии, как канфары, как скифосы. О кархесиях он пишет таким образом:[72]

Возьми кархесий вина меотийского
И возлиянье соверши Океану [Георг. 4, 380 - 381].

И в другом месте:

Чином творя возлиянье, два здесь кархесия чистого Бакха [5, 77].

И о кимбиях:

Мы же приносим кимбии, млеком вспененные теплым [3. 66].

И о канфаре:

Тут же тяжелый висел и капфар на ручке потертой [Букол. 6, 17].

О скифосах:

И священный скнфос наполнил десницу [8, 278].

(2) Какого же вида эти [бокалы] или кто их сделал, упоминаний [о том] никто не разыскивает, удовлетворившись знанием, что есть бокалы всякого рода. И именно о скифоеах и о канфарах, привычных для народа названиях, надлежало [бы] сказать [только в том случае], если бы они ушли [в прошлое]. Однако я не понимаю, почему в отношении [названий] кархесиев и кимбиев, которые, возможно, ты [и] отсыкал бы когда-нибудь у латинян, - но [даже] у греков они весьма редки - [ни у кого] не возникает нужды исследовать [то], что значили бы [сами] по себе [эти] новые и чужеземные имена.
(3) Кархесий же - [это] бокал, известный только лишь у греков. Его упоминает Ферекид в книгах историй, утверждая, что Юпитер дал в дар Алкмене золотой кархесий как награду за сожительство [с ней]. Однако Плавт пренебрег непривычным словом и пишет в пьесе "Амфитрион", что [ей была] дана патера,[73] хотя вид того и другого бокала чрезвычайно различен. (4) Ведь патера, так как и само слово служит знаком,[74] является плоским и открытым [бокалом]; а кахесий - высокий и суженный вокруг средней части, с ручками средней величины, идущими с верху до низу. (5) Впрочем, Асклепиад, муж, среди греков исключительно ученый и въедливый, считает, что кархесий [были] названы по [имени] корабельной [снасти]. Ибо он пишет, что нижняя часть корабельного паруса зовется пяткой, часть около середины называется шеей, верхняя же часть именуется "кархесий",[75] и оттуда в ту и другую сторону паруса продолжается то, что зовут рогами. (6) И не только один Асклепиад упоминает об этом бокале, но и другие блистательные поэты, как, [например], Сапфо, которая замечает:

И, кубки [кархесий. - В. З. ] приняв, все возлиянья творили. [76]

Кратин в "Дионисоалександре" [говорит]:

Какой наряд имел? Покажет это мне
Увитый посох, также пестрый кархесий.

В пьесе, которая озаглавлена "Тира", Софокл [говорит]:

Средненький накрыт
Обед: хлеб кругом, да еще кархесий. [77]

(7) Этого [довольно] о кархесий, [слове], латыни неизвестном и употребляемом только [в] Греции. Но и кимбиев в вашей речи ты не обнаружишь, ибо [о них] сообщали [лишь] немногие из греков. Известнейший сочинитель комедий Филемон отмечает в "Привидении":

Вина без смеси кимбий Рода выпила.

(8) Анаксандрид, также создатель комедий, [пишет] в пьесе "Деревенщина":

Без примеси воды он, пьющий, кимбии
За вас опрастывал.

Упоминал о нем и Демосфен в речи, которая является [выступлением] против Мидия: "...едущий верхом из эвбейской Аргуры [и] имеющий [при себе] хланиды и кимбии, которые забрали сборщики налогов".
(9) Эти же кимбии, как указывает образ, [заключенный в] самом имени, [были] уменьшительно названы от [слова] "кимба", потому что и у греков, и у нас, [многое] у них заимствующих, [кимба] - это разновидность судна. И я разумно обратил [ваше] внимание на многие виды бокалов у греков, названных от [предметов] корабельного дела, как, [например], кархесий, [о чем] я выше поведал, как эти кимбии - бокалы, вытянутые в длину и похожие на корабли.
(10) Упоминает об этой чаше весьма ученейший муж Эратосфен в письме Агетору Лакедемонскому такими словами: "Они установили для богов кратер, не серебряный и не каменный, но из кости. И всякий раз как его наполняли бы, они, выпивая за богов, поочередно черпали вино погружаемым [в него] камбием". (11) [Но] были [и такие], кто вроде бы считал, что кимбий назван от [имени] киссибия вследствие выпадения [среднего слога]. О киссибии же - хотя я умолчу о Гомере, который упоминает об этом бокале, поданном киклопу Улиссом, - вспоминают [и] многие [другие], и некоторые [из них] утверждают, что киссибий - это, собственно, бокал из плюща, то есть кисса [по-гречески]. (12) И притом Никандр Колофонский в первой [книге] "Этолийских [дел]" так пишет: "В священнодействии Зевса Дидимейского совершаются возлияния киссу, откуда старинные кубки зовут киссибий". Впрочем, и Каллимах упоминает об этом бокале:
Он, как и я, не терпел манеру хлестать по-фракийски -
Вобу с вином не мешать, малый киссибий любил. [78]
(13) Кто же полагает, что киссибием называется бокал, сделанный из плюща, - вроде как, если [по-гречески], киссиновый - опираются, кажется, на пример Еврипида, который так пишет в "Андромеде":

Пастухов народ бредет большой.
Несущий чашу плющевую с молоком.
Покой от их трудов - лозы прекрасный сок.

(14) Это [сказано] о кимбии. [Теперь], поскольку выше мы сказали, что канфар является и видом бокала и [видом] судна, [это] следует подтвердить примерами. И [канфар] как бокал - вещь известная даже от самого Вергилия, который весьма удачно предназначает [этот] особенный бокал Либера-отца Силену. Но мы должны показать, как мы выше пообещали, что его по обыкновению также представляют в виде судна. (15) [Так], Менандр [сказал] в "Судовладельце":

Пришел, избегнув бездны он Эгейской,
И нами любимый, о Стратон, и кстати.
О сыне, столь счастливом и спасенном,
И золотом канфаре баю я тебе.
О каком?
О судне. Бедный, ты меня не понимаешь!?

(16) [Перейдем к скифосу]:

И священный скифос наполнил десницу [8, 276].

Скифос настолько является бокалом Геркулеса, насколько канфар - бокалом Либера-отца. Старинные ваятели не без основания делали [изваяния] Геркулеса с бокалом, а иногда [изображали его] шатающимся и пьяным, не только потому, что считают, что этот герой был любителем выпить, но также потому, что существует древнее предание, будто Геркулес, плывший на бокале, как на корабле, преодолел бесконечные моря. (17) Но и о том и о другом обстоятельстве позвольте мне привести [лишь] немногое из греческой древности. И давайте я умолчу [о том], что этот герои был многопьющим, о чем повсюду известно: это - не темный вопрос, потому что и Эфипп в "Бусириде" выводит Геркулеса, так говорящего:

Не знаешь меня, тиринфийца, родом бога
Из греков? Вечно пьяные, они и споры
Ведут о разном. Их за то винят всегда.

(18) Есть также рассказ [о том], что около Гераклеи, основанной Геркулесом, было какое-то, совсем почти неизвестное племя людей по имени киликраны, образованном от [слова] килик, каковой вид бокала мы называем "калик", изменив одну букву.
(19) [О том] же, что Геркулес приехал на Эритею, то есть приплыл на остров [у побережья] Испании на бокале, и Паниасий, выдающийся писатель [среди] греков, рассказывает, и Ферекид является сторонником [того же]. Я не склонен приводить их слова, потому что они ближе к сказанию, чем к истории. Но я думаю, что Геркулес переплывал [через] моря не на бокале, а на корабле, у которого было название "скифос", так [же], как выше мы утверждали, что канфор, и кархессий, и кимбии, произведенные от [названия] кимб,все это - наименования кораблей.
(22 , 1) Иногда Вергилий заимствует также [собственные] имена из древнейших повествований греков. Вы знаете, что одну из спутниц Дианы зовут у него Опис. Это имя, пожалуй, повсюду считается опрометчиво данным или даже придуманным не знающими [того], что хитрый поэт пожелал приписать прозвище, которое было предназначено самой Диане старинными греческими писателями, ее спутнице. (2) Впрочем, Вергилий так описывает:

В горних чертогах меж тем Латония так обращалась
К Опии быстрой, одной любимой деве подруге
В свите священной ее, и из уст печальные гласы
Так издавала... [11, 532 - 535].

И ниже:

Тривии страж, между тем, уж давно на горных вершинах
Опия [дева сидит]... [11, 836 - 837].

(3) [Итак], он говорит, что Опис - спутница и подруга Дианы. Но послушайте, откуда взял это имя Вергилий, который, как я [уже] сказал, похитил эпитет самой богини и приложил к ее подруге.
(4) Превосходный поэт Александр Этолийский в книге, которая озаглавлена "Музы", сообщает, с каким старанием эфесский народ, так как Диане был посвящен храм, позаботился, пообещав награды, чтобы бывшие тогда даровитейшими поэты сложили разнообразные песнопения в [честь] богини. В этих стихах Опис была названа не спутницей Дианы, а самой Дианой. (5) Говорит же он, как я сказал, об эфесском народе [следующее]:

Он ведь, прослышавший точно о том. что грекам известен
Славный тот Тимофей, песен знаток и кифаред,
Терсандра сын, дозволил славному мужу за тысячу
Снглов тех золотых дивную ту самую
Опис в гимне воспеть, богиню стрел быстролетящих.
Там. в Кенхреях, дом почетный имеет она.

И затем:

И Лепюннды богини вспомнил дела забытые.

(6) [Из этого] явствует, если я не ошибаюсь, что Опис [здесь] названа Дианой и что он перенес это имя на ее спутницу из-за [своей] чрезмерной учености.
(7) [Возьмем еще стихи]:

Все оттуда ушли, алтари и храмы покинув,
Боги, [которыми царство держалось] [2, 351 - 352].

Отчего Вергилий такое сказал, ни один [человек] не старается узнать. Однако установлено, что он заимствовал [это] у Еврипида, который в пьесе "Троян - ки" выводит Аполлона это [вот] говорящего, когда Троя была захвачена:

Я покидаю славный Илион. [79]

Эти стихи показывают, откуда Вергилий присвоил [выражение], что боги ушли из уже взятого города.
(8) И это, о чем [тут] он говорит, не обходится без влияния греческой старины:

Иова сама с облаков быстролетное пламя метнула [1, 42].

Ведь Еврипид выводит Минерву, требующую от Нептуна ветров [как оружия] против греческих кораблей и говорящую, что он должен [это] сделать, потому что [так уже] поступил Юпитер, от которого [она] получила молнию для противодействия грекам.
(9) Вергилий не допускает того, что Пан заманил Луну в высокую рощу подношением белоснежной шерсти, высказываясь [об этом так]:

Редкостным белым руном - коль тому позволительно верить [Георг. 3, 391], -

и так далее. В отношении этого места Валерий Проб, превосходнейший муж, замечает, что он не знает, к какому сочинителю он отнес бы эту историю или сказание. (10) Я удивляюсь, что такой муж уклонился от [отыскания] этого. Ведь источник этой истории - поэт Никандр, которого Дидим, самый образованный из всех грамматиков, и какие есть, и какие будут, называет любителем сказаний. Зная это, Вергилий [потому и] присовокупил: "коль тому позволительно верить", - [и] таким образом, признает, что он обратился к сочинителю, склонному к сказаниям.
(11) В третьей книге ["Энеиды" обыкновенно] бегло читают [один стих], а откуда [он], возможно, переведен, узнать не пытаются. [Вот он]:

То, что Фебу отец всемогущий, а мне - Феб-Аполлон
Предвозвестили... [3, 251 - 252], -

и прочее. (12) Что касается таких мест, то грамматики, оправдывая свою неосведомленность, приписывают эти находки больше дарованию, чем учености Марона, и не говорят, что он заимствовал [их] от других, чтобы не быть вынужденными называть источники. Но я утверждаю, что именно в этом [стихе] он следовал ученейшему поэту Эсхилу, самому выдающемуся сочинителю трагедий, (13) который в пьесе, озаглавленной на латинском языке "Жрецы", восклицает:

Благопоспешны будьте! Зевс, отец богов,
Свои влагает Локсию вещания. [80]

И в другом месте:

[Вступил четвертым ] Локсий [во святилище ]
Пророком Зевса: отчее [вещает сын].[81]

(14) Разве [не] стало ясно, что [именно] оттуда Вергилий взял [то], что Аполлон пророчествует об изрекаемом ему Юпитером? Неужели вы [не] убедились, что Вергилий не может[82] быть понят и тем, кто не постиг звучания латинской речи, и тем, кто не усвоил греческую науку с предельной полнотой?
(15) Ведь если бы я не боялся вызвать [у вас] отвращение, я мог [бы] наполнить [целые] свитки [сведениями] о том, что он перенес [к себе] из основательнейшей учености греков. Однако [и уже] сообщенного будет достаточно для доверия изложенным вопросам".[83]

---

[1] См.: Cameron A. Macrobius, Avienus, and Avianus // The Classical Quaterly. 1967. Vol. 17, № 2. P. 395, где сказано, что доклад Евстафия о философии и астрологии у Вергилия исчез в лакуне.
[2] В переводе П. А. Шуйского ошибочно напечатано «подобно реке».
[3] Подчеркнем близость (буквальные совпадения) греческого и латинского текстов в оригинале, так как в переводах это совпадение не столь тесное,
κῦμα... κυρτωθέν = curvata... nuda;
οὔρει ἶσον = in molis faciem;
παρίστατο ≈ circumstetit.
[4] В связи с приводимой Макробием строкой: Λἴας δ’ ἐρρίγησε κασιγνήτοιο πεσόντος, — издатель указывает на два места Илиады: 8, 330 («[Сын Телемонов], Аякс, не оставил падшего брата») и 15, 436, которое мы избрали и цитируем, хотя ни одно из них в переводе точно ей не соответствует, выражая ее содержание только в совокупности, так как она значит: «Аякс ужаснулся упавшему брату (= когда брат упал)».
[5] Эта строчка может быть отнесена и к великану Ориону, как указывает издатель, в 10, 767: «Шествовал сам по земле, голова же пряталась в тучах».
[6] Δράκων по-гречески — змея; также баснословный змей.
[7] В оригинале сходство больше (прямее, буквальнее), чем в переводе: manuum tibi quae monumenta mearum sint = σοι... ἔστω, μνῆμ’ ‘Ελένης χειρῶν.
[8] Sidera; в русском издании (Вергилий. Собр. соч. СПб., 1994) напечатано «зведы».
[9] В оригинале большая словесная близость: ter... dedere
ter... vidimus...
τρὶς... ἀνίησιν... τρὶς δ’ ἀναροιβδεῖ.
[10] В цитате Макробия есть третья строка: Ἠὼς μὲν κροκόπεπλος ἐκίδνατο πᾶσαν ἐπ’ αἶαν, — которая отсутствует в переводе Η. И. Гнедича. Но она-то как раз и показывает сходство строк Вергилия и Гомера: ἐκίδνατο πᾶσαν ἐπ’ αἶαν = sparge-bat... terras; Ἠὼς μὲν κροκόπεπλος нашло соответствие в Tithoni croceum... cubile.
[11] По-видимому, начиная с предшествующего (третьего) параграфа этой главы, где говорится о награждениях Клоанта и, соответственно, Эвмела, Макробий приступает к подборке стихов, рассказывающих о разного рода состязаниях, так как Клоант получает награду в состязании гребцов (гребных судов), а Эвмел — в соревновании колесниц. При этом слово cursorum переведено нейтрально: «по бегу», так как дальше следуют примеры начала соревнований бегунов и бега колесниц.
[12] После этих строк в переводе С. Ошерова следует:

Так он сказал и огонь оживил, под золою уснувший
Жертвенной полбой алтарь пергамского Лара осыпал
И перед Вестой седой воскурил благовонья обильно.

В цитате же Макробия за ними следуют еще две строки, которые мы и привели. У издателя — это все один сплошной текст (по крайней мере, он дает лишь одно указание: 5, 740). В переводе же С. Ошерова эти две строки находятся в шестой книге.
[13] Между словами «Мне избавление дай» и «отыщи Ведийскую гавань» в цитате Макробия расположены строки:

...his invicte malis, aut tu mihi terram
inice, namque potes...

[14] Мы вставили слова «на площадь» вместо «туда же» в соответствии с цитатой Макробия: βῆ ῥ’ ἴμεν εἰς ἀγορήν.
[15] Макробий здесь не приводит стихи, а просто указывает на сходство описания страдания матери Эвриала (9, 475^480) и Андромахи (Ил. 22, 447-448, 460 сл.).
[16] Макробий имеет в виду продолжение выше процитированного стиха:

Через превратности все, через все истытанья стремимся
В Лаций, где мирные нам прибежища рок открывает:
Там предначертано вновь воскреснуть троянскому иарству (1, 204-206).

[17] Видимо, Макробий имеет в виду слова πάντοθεν ἀμβολάδην, которые являются наречным выражением «повсюду в кипении»; в приводимом переводе оно передано как «Полный ключом закипит».
[18] Тут вполне понятное расхождение между цитатой Макробия и переводом П. А. Шуйского. Буквально приводимые Макробием строки (6-7) значат: «нам опять сзади темно-синего судна она послала попутный ветер, хорошего товарища, надувающего паруса».
[19] Расхождение между цитатой Макробия (подлинником) и переводом С. Ошерова.
[20] Слова in auras С. Ошеров перевел как «до неба»; Макробий, видимо, считает, что in auras Вергилия не равнозначно οὐρανῷ Гомера.
[21] Словам (пересказу) Макробия больше соответствует строка: «Пламень подобный зажгла вкруг главы и рамен Диомеда» (Ил. 5, 7).
[22] Героический слог (heroicus stilus) — гексаметр (согласно греч. чтению).
[23] Здесь представлен ὁ ἀκέφαλος [ἐξάμετρος] — букв, «безглавый (обезглавленный)», т. е. не имеющий первого долгого слога, гексаметр. В первом примере Макробия начало стиха: arietat in portas... (11, 890). Схема: UUUU| — | —
Второй пример Макробия с началом стиха: parietibus texrum caecis iter... (5, 589). Схема: UUUU| — — | — — |UUU
Признаком акефалического гексаметра в этих примерах является «распущенный» (по С. И. Соболевскому) дактиль или спондей в первой стопе. Нужно ли это учитывать в переводе? С. Ошеров оставляет первую стопу трехсложной (дактиль — UU): «В крепкие...» (11, 890); «Был лабиринт...» (5, 589). Но мы, чтобы хоть как-то представить именно акефалический гексаметр, перевели первую стопу как четырехсложную.
[24] В этих примерах представлен ὁ λαγαρὁς [ἐξάμετρος], т. е. гексаметр с краткими (букв, «впавшими, опавшими») слогами в середине стиха. Первый пример: ...et duros obice postes.
Схема: — | — — |UUU| —U
Признаком лагарического гексаметра в первом примере будет, по-видимому, триб-рах (UUU) в пятой стопе. Если это так, то к такому же виду гексаметра можно отнести ранее приведенную строку 5, 589 (см. примеч. 23), где также присутствует трибрах в четвертой стопе.
Второй пример: concilium ipse pater et magna incepta Latinus.
Схема: — UU| — U|UU — | — — | —UU | —U|
В этом примере указанием на лагарический гексаметр будет, скорее всего, «распущенный» спондей в третьей стопе. В обоих примерах это не влияет на ритмику русского перевода, так как та и другая стопа (UUU и UU — ) одинаково передается дактилем. Однако непосредственно использовать перевод С. Ошерова не представилось возможным, потому что первый пример — это вторая часть акефалического гексаметра, а стих во втором примере разнесен С. Ошеровым по трем разным строчкам.
[25] Ὁ ὑπερκαταληκτικὸς [ἑξάμετρος], иначе (по С. И. Соболевскому) акаталек-тический, т. е. «несокращенный», стих, отличается полной последней стопой (полный дактиль — UU) и что и видно из примеров Макробия. С. Ошеров и С. Шервинский это обстоятельство не учитывают, и гексаметр в их переводах всегда каталектический, т. е. с неполной последней стопой (трохей — U), поэтому воспользоваться их переводами в полной мере не удалось, в связи с чем перевод в некоторых случаях получился чисто формальный, бессодержательный.
[26] В перевод С. Ошерова вставлено, согласно смыслу примера Макробия, слово cemas, которое переводчик опустил.
[27] Перевод изменен: вставлено пропущенное слово videres.
[28] То же самое: вставлено videas.
[29] В нашем издании — форма quereretur; мы перевели как quaerererur по смыслу ситуации в «Илиаде».
[30] См.: Ил. 2, 295-332.
[31] Перевод, нам кажется, не сразу понятен. В оригинале: ἐγὼ ἀρείοσιν ἠέπερ ὑμῖν ἀνδράσιν ὡμίλησα — «я водил знакомство с более славными мужами, чем вы». В переводе Н. И. Гнедича «вас» — это genetivus comparationis. Но как в русском, так и в греческом языке он применяется при сравнительной, а не превосходной степени: «я водил знакомство с мужами знаменитее вас». Нестор рассказывает о прежних легендарных людях-богатырях, противопоставляя их нынешним греческим воинам.
[32] У С. Ошерова — Сергест.
[33] У С. Ошерова — Аквикол и Маворс.
[34] Упрек Макробия не совсем понятен, так как Камилла, собственно, только гонится за Хлореем, и тут-то ее убивает Аррунт. Да и в предыдущем параграфе прямо не говорится, что именно Нис убил Нуму.
[35] Вставка этих строк — наша. Издатель сохраняет строку рукописи «...убил Азил Коринея» (9, 571), которая уже встречалась выше, но заключает ее в квадратные скобки (р. 308: uncis inclusi). Издатель сообщает также о предложении Яна (Lu-dovicum Ian) заменить ее строкой «comitem Aeneae quern miserat Ida». Сам он выносит это предложение на суд читателя (diiudicabit lector). Я рассудил в пользу Яна.
[36] В оригинале «один и тот же оборот», конечно, заметнее: все вышеприведенные строки имеют одинаковое начало: οἳ δ’ (οἳ τ’)... εἶχον (ἒχον) — «которые вот (они же) обитали в (населяли)...»
[37] Все эти примеры — начало строк, что в переводе не во всех случаях представлено.
[38] Пиндар. Пифийская ода. 1, 40-50 (20-30). Пер. М. Л. Гаспарова. См.: Пиндар, Вакхилид. Оды; Фрагменты. М., 1980. С. 59.
[39] Используемое здесь слово candens мы даем в переводе С. Ошерова — «белесый». Сопоставление слов «белизна» и «жар» в латинском языке имеет не только смысловое основание, но и в некотором роде — фонетическое: «белизна» — candor, а «жар» — calor.
[40] Греческим словом здесь является имя Одиссея в его латинской форме.
[41] Использовано слово греческого происхождения — spelaeum (пещера, логово).
[42] Прилагательное daedalus — «искусный, искусно сделанный» образовано от имени Дедала, строителя критского Лабиринта, само имя которого значит «художник».
[43] Родопа — горная цепь на севере Греции (во Фракии); Пангейские высоты — горы во Фракии; геты — фракийское племя; Орифия — дочь актейского (афинского) царя, супруга ветра Борея.
[44] Тут греческими словами являются: «тиада» — вакханка; «трехлетние (trieterica) празднества (orgia) Вакху» (не все они вошли в перевод С. Ошерова); «Киферон» (гора).
[45] Тиндарида — Елена, дочь спартанского царя Тиндара.
[46] Кроме дриад, здесь еще упоминается Фавн (его имя не вошло в перевод С. Ошерова).
[47] В оригинале приводится их имя — ореады.
[48] «Танец круговой» — в тексте греческое слово choreas.
[49] Кроме прочих греческих слов, которые видны и при переводе, здесь присутствует еще одно греческое слово hyalis — стекло.
[50] В оригинале употреблено слово cete — «крупные морские животные».
[51] То есть употребил греческий винительный падеж вместо латинского. Где именно в «Энеиде» это имеет место, издатель не указывает.
[52] Макробий приводит примеры того, что Вергилий применяет дательный падеж то латинского (Mnestheo, Orpheo), то греческого (Orphi) языка.
[53] В переводе С. Ошерова падеж имени Орфея (именительный) не совпал с оригиналом (дательный).
[54] Макробий опирается на то правило латинского стихосложения (чтения стихов), что окончание слова на гласную и m (em — в данном случае) подвергается элизии перед гласной следующего слова, и, таким образом, один слог выпадает.
[55] Помимо того, что сами слова «Буколики», «Георгики», «Энеида» — греческие, Макробий, возможно, имеет в виду то, что эти названия (Bucolia, Georgica) имеют вид, типичный для названий сочинений греческих авторов. Например, «Физика» (Τὰ φυσικά) Аристотеля.
[56] Аристофан. Кокал. 271 (365). Пер. М. Л. Гаспарова. См.: Аристофан. Комедии; Фрагменты. М., 2000. С. 868.
[57] В примечании издатель указывает на то, что одни предлагают это место исключить, другие считают, что тут лакуна (см.: р. 321). Мы перевели это место, изменив число существительных (и прилагательных соответственно), т. е. вместо ου τοϊς κοινοϊς όνόμασιν άντί τών ιδίων перевели как οὐ τῷ κοινῷ ὀνόματι ἀντὶ τοῦ ἰδίου; при этом, нам кажется, у слов, заключенных в скобки, появляется некоторый смысл.
[58] Δείξω μὲν Ἀργείοισιν Ἀχελῴουῥόον. Издатель при этом указывает на стих «Андромахи» (167), который выглядит так: τευχέων χερὶ σπείρουσαν Ἀχελφου δρόσον (...[aus golden] Krugen mit / der Hand des Acheloos Nap versprengen...). См.: Euripides. Tragodien. В., 1975. Tl. 2. S. 310-311. В переводе И. Анненского: «...водою / Проточною из урны [золотой] / [Мой дом] кропить руке твоей придется» [Еврипид. Трагедии. М., 1998. Т. 1. С. 237).
[59] Еврипид. Алкеста, 73-77. Пер. И. Анненского. См.: Еврипид. Трагедии. М., 1980. Т. 1.С. 9.
[60] Софокл. Зельекопы (Режущие коренья). 30 (536) // Софокл. Драмы. М., 1990. С. 384.
[61] Эсхил. Этеянки (Этна). 191 (6) // Эсхил. Трагедии. М., 1989. С. 302. Можно думать, что этимологию имени Паликов Макробий почерпнул из этих стихов Эсхила, где есть слова πάλιν γὰρ ἵκουσ’. Это соответствует параграфу 18-му данной главы, в которой имя «Палики» производится от слов πάλιν ἱκέσθαι, т. е. «Палики» значит «вновь приходящие».
[62] В тексте δίεισιν (издатель помечает «vulg.»). Мы перевели в единственном числе.
[63] Имя героя объясняет основание принесения ему жертвы; оно составлено из слов: πεδίον — равнина, поле, нива + κράτος — сила, власть, могущество.
[64] Перевод Η. И. Гнедича изменен: вместо «на вершине Идейской» мы поставили «на вершине Гаргара», что соответствует и назначению цитаты Макробия, и оригиналу, где сказано: ἀνὰ Γαργάρω ίχκρω.
[65] В этом пояснении мы точно передали то, что в стихах перевели как «жители Гаргары»; в оригинале: Γαργαρέων (gen. pi. от Γαργαρεῖς) — «Гаргарейцев», т. е. надо было бы перевести «детям Гаргарейцев».
[66] Κωμῳδοτραγωδία мы перевели как название произведения комедиографа Алкея Митиленского (см.: Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. С. 70).
[67] Здесь и в следующей строке Аристомена мы написали «гаргары» как имя нарицательное (в оригинале — собственное).
[68] Аристофан. Ахарняне, 3. Пер. С. Апта. См.: Аристофан. Комедии. М., 1983. Т. 1.С. 9.
[69] Слово ψαμμακόσια образовано по форме числительного «сотни»; по звучанию к нему ближе всего числительное пятьсот — πεντακόσιοι. Поэтому это слово можно, пожалуй, перевести «сотен-как-песчинок» (ψάμμος — песок). Ср.: «Сыны Израилевы были числом, как песок морской» (Ап. Павел. К римлянам, 9, 102, 27).
[70] Слово, образованное Аристофаном, — ψαμμακοσιογάργαρα, будет, таким образом, уже означать «несметно-много-как-песчинок».
[71] Эсхил. Мисийцы. 126 (143) // Эсхил. Трагедии. С. 292.
[72] Здесь и далее присутствующие в переводе слова «чаша», «кубок» и т. п. заменены на соответствующие греческие названия.
[73]
Чашу вот возьми...
Я тебе дарю, Алкмена.

См.: Плавт Т. Амфитрион, 534, 536 // Плавт Т. Комедии. М., 1987. Т. 2. С. 466. Согласно Макробию, чаша здесь — patera.
[74] Слово patera является однокоренным со словом patens (открытый; pateo — быть открытым), немного может быть сближено с planus (плоский).
[75] Καρχήσιον — верхняя часть мачты с валиком, к которому прикрепляются канаты.
[76] Перевод по книге: Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. М., 1999. С. 326, фрагм. 8 (141).
[77] Отметим, во-первых, что у издателя стоит Τύρω вместо Τυρώ. Во-вторых, что таким образом мы перевели fr. Nauck 594:
προστῆναι μέσην
τράπεζαν ἀμφί σῖτα καὶ καρχήσια (см. р. 338).
Перевод по новейшим изданиям фрагментов произведений Софокла очень сильно отличается по содержанию от того, что приводит издатель «Сатурналий». Он звучит следующим образом:

<Явились> змеи посреди стола,
К блюдам и чашам винным подползая.

См.: Софокл. Тиро. (361) (660) // Софокл. Драмы. С. 426.
[78] Перевод О. Смыки (с изменениями). См.: Каллимах. Икос. 19 (178) // Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. С. 298.
[79] Еврипид. Троянки, 25. Пер. С. Шервинского. См.: Еврипид. Трагедии. Т. 2. С. 567.
[80] Эсхил. Жрецы. 53 (86) // Эсхил. Трагедии. С. 275.
[81] Эсхил. Эвмениды, 18-19 // Там же. С. 162.
[82] У издателя стоит поп potest, что не соответствует возможному здесь accusative cum infinitivo, тем более что далее в этой фразе в аналогичном случае стоит nес... posse. Поэтому мы посчитали non potest за non posse.
[83] После этих слов издатель приводит то, что прибавлено к ним в рукописях: «Он завершает [книгу] о том, что Вергилий взял от греков. О том, что Марон перенял от старых латинских [поэтов, последует]» (р. 345).