1. Нам обоим, мне, чья жизнь проходить в занятиях речами, и вам, слушателям, естественно мог бы иной поставить в упрек, вам, что, с полным наслаждением любуясь моей мощью в прочих темах и к некоторым из них меня даже направляя, вы не поручали мне одной этой задачи, возвеличить речью наш город, а мне. что, создав сочинения множества видов, какие теперь существуют, и одних восхвалив, другим подав совет, немало раз соревнуя в фиктивных речах [1], я остался безмолвным в деле восхваления отечества.
2. Вернее же вам нельзя поставить в упрек, что вы не ищете хвалителя: восхваление, правда, выслушать приятно, но навязываться на него, пожалуй, не подобает. Меня же прямо постигает обвинение, что в то время, как надлежало бы тотчас уплатить самый дорогой долг, я медлил до сей поры, и об остальных вопросах не переставал говорить в городе, а речь о нем самом откладывал, подобно кому–либо, кто ухаживая за другими на глазах матери, о ней самой забывает заботиться.
3. Ведь и то не имеет достаточных оснований — признавать, что искусством владеешь от вас, и, получив его, не применять его в интересах тех, кто его дали, но в беседах на лошади показывать свое превосходство над прочими, а не дерзнуть развить в особом сочинении доказательства этого рода.
4. При таком обилии доводов для желающего упрекать за молчание, все же есть для последнего некоторое оправдание. У того, кто решил не говорить, не было намерения воздерживаться от речи до конца, но перевешивало стремление сказать и в промедлении заключалась некая надежда на то, что его способность возрастете, с тем успехом, какое дает искусству время.
5. Таким образом молчание до сих пор вызываемо было чувством почитания, а не пренебрежет я и желанием прославить более подобающе, а не уклонением от прославлена вообще, и в смысле речей ничего дальнейшего, в удовлетворение настоящей потребности, сделано не было, но в душе моей найдется оправдание тому, что я не сказал раньше.
6. Далее, у авторов хвалебных речей общепринятым мотивом служит заявление, что величие дел, в которым они приступают в речи, не под силу их уменью, и просьба слушателям извинить их, если, желая достигнуть их достоинства, они поневоле оказываются слабыми. Я же думаю, что такое оправдание приличествует по всем основаниям мне, а прочим, кто приступали к этой теме, никоим образом.
7. Ведь тем, которые явились из других мест, не было необходимости говорить, но, произнося речь по правилам искусства, они угодили бы, не делая этого, они не сочтены бы были манкирующими необходимою данью. Но кто властен сказать или нет, имея успех, достоин похвалы, при неудаче и оправдания не заслуживает.
8. В самом деле, тот, кому можно было и с самого начала не ставить себя в необходимость отговорки, раз он по доброй воле попадаете в такое положение, по справедливости должен быть лишаем отговорки. Мне же, которого принуждают к речи права отечества и кому необходим выбор одной из двух вещей, или, как бы то ни было, сказать, при средствах, какими я располагаю, или быть признанным за плохого гражданина, как же извинение не должно быть к услугам по всем правилам?
9. Ведь если бы была мне возможность доставить достаточно денег, подобало бы, быть может. соблюдая свой долг так, не принимать на себя риска речи. Но так как Судьба отняла у меня возможность отправлять повинности такого рода, а надо проявить и себя несущим ту или другую дань городу, решимость говорить имеет себе оправдание в боязни молчания.
10. Затем, большинство явившихся слушать, наблюдая настоящее состояние города и ничего не зная о древней его значительности, и одним восхищаясь, а про другое мысля, что того нет, воображают, будто я сразу заведу речь о величине его и о его превосходства в этом отношении, как будто бы и сам признавал, что город в новые времена преобладаете а в древние уступал другим.
11. Но мне надлежит, сначала почтив воспоминанием те времена, потом уже говорить о современности, чтобы стало очевидным согласие настоящих обстоятельств с былым положением и тот факт, что у кого было в прошлом то, тому и это подобает и нынешняя известность связана с не меньшею в прошлом.
12. Прежде надо сообщить, кто первые заняли страну, и побеседовать о природе области, о её климате, о её положении в отношении моря, её орошении, какова она по плодородию, и вообще о её преимуществах этого рода. Как страна есть нечто более раннее, чем её обитатели, так и восхваление её должно предшествовать тому, которое будет посвящено племени.
13. Первым и вместе важнейшим мотивом к хвале городу является превосходство земли, как полагаю, кораблю, когда все прочее его сооружение построено на крепком киле. И этот предмет надо расследовать прежде всего прочего.
14. Я не впаду в ту же ошибку с большинством, которые про всякое место, какое только возьмутся хвалить, силятся доказать, что оно находится по средине вселенной. Ведь, во первых, если какому-нибудь это выпадает на долю и с этим тотчас связывается и красота, это свойство одного города, потому что прочим быть срединными невозможно. Следовательно, большинство болтает пустое.
15. Затем, если бы срединное положение давало преобладание целому, имело бы некоторый смысл усердие со стороны соревнующих в этом предмете. Если же в отношении урожая Египет не одно и то же со скалой Дельф, какая надобность, доказывать, что восхваляемый тем или другим лицом город — средний, вместо того, чтобы доказывать, что он красив?
16. А вот это именно можно мне молвить о моей родине, что она красивейшее место самой красивой под небом земли. Ведь, по общему признанию, наилучшей на земле является та страна, куда падают первые лучи восходящая бога. 17. Эта часть и для царей является достоянием, стоящим борьбы, и у кого она есть, тот, в силу того, и заметнее и имя его, достигая слуха всех людей, приносить с собою какую то прелесть, наполняет души утехой, как те из снов, что радуют спящих призраками садов.
18. А первым местом всего Востока, имеющего такое значение, принадлежит нам. Ведь прочим земля одно дает, другого не дает, или, клянусь Зевсом, дает всяческие продукты, но, вследствие чрезмерности климатических условий, не чужда удручающего воздействия или и этого избегает, но ослабляет прочее благовременье скудостью орошения.
19. У нас же все соревнует одно с другим, почва, влага, благорастворение времен года. Именно, ровная почва, напоминающая морскую поверхность, глубока, жирна и мягка, легко уступает плугам, податливо превосходить ожидания земледельца, одинаково пригодна для посева, пригодна и для садоводства и хорошо приспособлена к урожаю от того и другого, деревья поднимая в высь в срок, а колосья давая выше, чем у других деревья, обилие плодов, при чем красота их опережает обилие.
20. Нет недостатка ни в чем, потребность в чем чувствуется, но, назовешь ли Диониса, он у нас преизбыточествует, назовешь ли Афину, её растением кудрявится земля. Поэтому большое количество вина течет отсюда к соседям, гораздо больше еще оливковая масла везут всюду на грузовых судах.
21. Деметра возлюбила нашу страну настолько сильнее, чем Сицилию, что Гефест изобразил на щите золотую пашню, а она нам немалую долю земли сделала схожею с золотом по цвету и вместе плод такой, какого не получить из другого места, и то по истине дар желтокудрой богини.
22. Горы же у нас одни в стране, другие вокруг нее, третьи, пересекающие равнину, одни широкие у входа, другие, смыкающиеся в конце. И в них одни выделяются своим внешним видом, среди равнины поднимаясь в высоту, другие своею плодоносною почвою соревнуют с равниной у их подошвы, и в не меньшем почете те земледельцы, которые трудятся, погоняя свои запряжки близ вершин, но, что в других местах растит лишь равнина, то у нас родят и горы, а что у других свойственно давать одним горам, то у нас родится и на равнинах.
23. Действительно, не существует разграничения поверхностей в отношении одной (гор) к росту древесных насаждений, другой (равнины) к посеву, но на одних и тех же пространствах можно увидать и высокие деревья, и под деревьями цветущие пажити, скорее же страна и показывает то и другое в отдельности, и дает сочетание обеих культур, т. е. та часть земли изобилует пшеницей, другая виноградниками, иная же совокупляет все.
24. И то обстоятельство, что горы не отстают от равнин по урожаю не дает места голоду, не позволяя ему так скоро возникнуть. В самом деле, в случаях климатических аномалий вред их сказывается неодинаково в обеих областях Недостаток, сказывающийся в низменности, нередко умеряется в местах возвышенных, и вред чего чувствуется здесь, того низменность избегает, так что большею частью жизненные средства обеспечены, при чем или благоденствует всякая область, или во всяком случае одна из двух (то горная, то низменная).
25. Те же из гор, которые по свойствам своим бесплодны, приносят добыток другого рода. одни своими каменоломнями ставят стены городу, другие вроют здания лесным материалом и в прочем способствуют работе и, сверх того, дают топливо хлебопекам и баням, что обезпечивает и поддержание жизни, и негу.
26. Пастбища же мелкого скота служат к пропитанию людей и ничего в стране не брошено праздным, как бывает в увечных телах, но та область дает щедрую отплату за труды, другая, без трудов, приносить дары свои.
27. Далее, сколько рек протекает по стране, кто в силах был бы счесть, больших ли меньших, иссякающих или появляющихся зимою, но всех одинаково полезных, одних, берущих начало в горах, других с истоками в равнине, одних, впадающих одна в другую, других, текущих в озеро, третьих, направляющихся в море? 28. Их источники и обилие их водою нам точно известны и нет никого, кто был бы столь смел и так надменен перед Нимфами, чтобы отважиться утверждать, будто обладает в этом отношении одинаковыми условиями.
29. И к услугам такой то нашей земли гармонично двигаются в своем хороводе Горы, не портя какими–либо неприятностями с своей стороны угождения, доставляемого ею. Ни зима не прихватывает своекорыстно весенней поры, её усладу преобразуя в свою суровость, ни лето не затягивается, в подобном же стремлении, на зиму, устраняя пору, что бывает в промежутка между ним и ею, но каждое время года остается в своих границах, отделяет себе от года равную меру и с приближением последующего отходит. А что всего важнее, времена года, чувствительные для тела и8бытвом, одно холода, другое жары, подавляя здесь свою чрезмерность, стремятся походить на более мягкие.
30. И мне представляется, что, как бы вступив в соглашение друг с другом, они уделяют друг другу свои свойства, зима в своей мягкости и сносности проявляет некоторую сопричастность лету, лето же от неё воспринимает столько, сколько надо, в противовес удручающему действию зноя.
31. Дождей зима доставляет земле до насыщения, холод отстраняя, а она выгоняет всходы и взращивает их легкими ветрами, спасающими людей и волосья от вредного воздействия жара. Поэтому нам одним дано наслаждаться каждым данным временем года и с охотой встречать наступающее новое, благодаря тому, что всякое заключает некое благорастворение и приятность.
32. А из прочих большинство одни жалуются навесь оборот года, другие, располагая одними временами лучшими, другими не такими, испытывают то же, что люди, которые после мира подвергаются войне, когда пора, более благоприятная, выполнив свое назначение, проходит, а наступает более тяжкая, и раньше, чем насладиться в свое удовольствие, они скорбят, будучи не в состоянии задержать отходящее, и трепеща перед наступающими Из них одно время года заставляет истекать потом и валяться около источников, другое, равным образом страдая, проводить дни на постелях, запертыми снежной непогодой.
33: Одним нам и настоящее время года приятно, и ожидаемое не менее приятно, но одно минует, порадовав, другое подходить, принося с собой то же, и мы ничем не разнимся от путников, что идут все по тем дорогам, которые, с начала до конца перемежаясь тенистыми источниками и местами отдохновения, делают прохожему путь его приятным.
34. При такой нашей доле со стороны времен года, наше положение по отношению в морю таково, что. если бы не пришлось нам располагать им, я поставил бы это в недочет. Именно: мы ни удалены от моря на расстояние нескольких дней пути, ни расположены на самом побережье.
35. Насколько то и другое положение невыгодно для города, я объясню это вкратце; скорее же, насколько не выгодно быть совсем лишенным моря, то очевидно всем, и кто назвал бы так расположенный город одноглазым, не ошибся бы; но требует доказательства выгода для него не лежать при самом море.
36. Так вот, во первых, лежащим на прибережье неизбежно бояться всех тех наводнений, какие производить море и быть лишенным чувства безопасности, в виду примеров потопления селений.
37. Потом, тем, кому возможность глядеть на хребет моря и плывущие суда, слышать команду кормчих [2] представляется способной увеселять, она, в действительности, доставляет не больше радостей, чем скорбных впечатлений, когда гонимый волнами прибой топит суда на глазах недавно наслаждавшихся людей и команды моряков превращает в вопли, а город наполняет толками о кораблекрушении.
38. А самое важное, в смысле невыгоды, это, что приморскому городу неизбежно преизбыточествовать грубостью матросских привычек, беспорядками людей низменных качеств, скоморошескими кликами и прочим, что способно портить и развращать нравы городов. Одних, прибывающих с чужбины, он будет принимать, других сам будет отправлять в плавание. Негодность же этого элемента, затем, распространяется на всю массу населения. 39. Но нам наше положение, предоставляя пользоваться благами от моря, дает возможность не заражаться дурными его влияниями, и с континентальными жителями, мы застрахованы от порчи, а, с приморскими, пользуемся выгодами от моря. 40. И от последних мы нимало не отстаем по обилию продуктов, а от первых по скромности нравов, и обладая тем, чем, представляется, славятся те и другие, мы избавлены от того, за что тех и других хулят. Поэтому те в одном имеют преимущества над другими, в другом им уступают, мы же, разделяя превосходство каждой стороны над другою, не уступаем ни одной из двух. 41. От гаваней мы настолько удалены, что море соблюдает нас чистыми от приморских зол, а участниками благ, поступающих от моря, делает. Именно, отделяет нас расстояние в сто двадцать стадий, так что человек, двинувшись отсюда налегке, с восходом солнца, принесет оттуда то или другое еще в полуденную пору.
42. Итак, касательно свойств почвы, благорастворения воздухов и положения относительно моря сказано, пожалуй, достаточно. Вслед за сим следовало бы распространиться относительно благородной породы насельников земли, и первых, и вторых, и тех, что последовали за ними, и показать всем, что лучшая страна стала достоянием лучших людей, как хорошо построенный корабль — хороших моряков. 43. Может быть, при этом, покажется, что я говорю дольше подобающей меры, но все же изложена окажется лишь малая часть того, что можно сказать на эту тему. Причина тому обилие древних событий, благодаря коему, не смотря на умолчание о большинстве их, то, что сказано, не может не показаться длинным. Итак, точные сведения сохранять исторические труды, нам же, для данного момента, надо сказать, сколько подобает.
44. Инах был сыном Геи и отцом Ио. С этою Ио, став её поклонником, вступил в связь Зевс. Так как от Геры это не укрылось, она превращает девицу в телицу, и так он сошелся с нею. Гера же, узнав и это, поражает телицу оводом и началось её бегство через тот и другой материк. 45. Разыскивая свою дочь, не будучи в состоянии найти ее и желая схватить, Инах спускает в море корабли и, посадив как прочих аргивян, поминаемых в сказании, так и Триптолема — вождем всей экспедиции, послал их на розыски исчезнувшей дочери. 46. Они же пересевали всякий морской путь, проплывали всякий пролив, огибали всякое побережье, высаживались на островах, обыскивали берега, проникали и в глубь материка, решившись скорее умереть, чем прекратить поиски. 47. Когда они пристали и к этой области, высадившись с кораблей, — а была ночь, — поднялись на гору к кое–каким обитавшим там поселенцам и, приблизившись к домам, стали стучаться и расспрашивать об Ио. Встретив гостеприимство и стосковавшись по земле, они закончили тут свое плавание, рвение к поискам изменив для оседлой жизни, то, в чему спешили, оставив, а понравившуюся им страну признав ценнее своей цели, ради коей они отправились в плавание. 48. Это значило не Ио только пренебречь, а пренебречь собственной родиной. Ведь им было сказано наперед лицом, их посылавшим, или привезти девицу, или и самим не возвращаться. Поэтому, прекращая розыски, они добровольно лишали себя отечества. 49. Итак, если б они решили остаться, приплыв к крайним пределам земли, когда ничего уже не оставалось для обыска, причина тому сводилась бы к нужде, а не к любви к земле, Но так как было еще много земли, где была некоторая надежда на отыскание, когда они так решили, те, кто предпочли этим надеждам остаться, отдавали, очевидно, предпочтете чужбине перед родиной, так очаровала их эта страна. 50. И как только они коснулись земли, они всецело привязались к ней и любовь к отечеству уступила место восхищению страной, их пленившей. Я бы не желал, чтобы Гомер, явившийся позже их, утверждал, что для человека нет ничего слаще отечества, но в виду приговора ахейцев даже заявил обратное, что нередко лучшая местность, привлекши души людей, изгоняет память об отечестве. 51. Итак, этот Триптолем, на поисках аргивской девицы поселивший приведенных им людей, по строил город у подошвы горы и храм Зевса в городе, придав ему наименование Немейского, а имя городу дал Иона, по имени дочери Инаха. Ту, бросив поиски коей, они основали город, они почтили в наименовании города. И когда уже начали обрабатывать землю и снимать плоды, они переименовали немейского в «эпикарпия» (споспешествующего росту плодов). 52. И вот Триптолем, заложив первое основание городу, переселяется в иной мир и в культе ему его сопричислили к героям [3]. Бог же, которому по мысли была постройка города, желая его увеличить из лучшего из родов, побуждает Каса с Крита [4], человека достойного, и приводить его сюда, а за ним следовала отборная группа критян.
53. Явившись, они нашли аргивян более податливыми, чем своих сородичей. Ведь Минос их изгнал из зависти, а аргивяне приняли с охотою, разделили с ними город и область и все то, чем сами пользовались. Однако Кас не менее, чем пользоваться благодеяниями, умел благотворить. Заметив, что большинство законов Триптолема изменилось, он их вернул и заселил Касиотиду. 54. Расширяя свои планы, он берется приобрести для города расположение киприйцев, и женится на дочери Саламина, бывшего тираном киприйцев. При переезде девицы с нею шел флот, провожая невесту по морю. Когда же они вкусили нашей страны, они покинули остров и вошли в состав города. 55. Признаком того, насколько Кас прославился своею доблестью, можно считать то обстоятельство, что владыка такого острова с охотою завел с ним брачные связи, а признаком гуманности Каса то, что везшие девицу предпочли своим самым близким людям его заступу. 56. Говорят, и некоторые из Гераклидов [5], во время гонения на них Еврисфея, ведя с собой многих из элейцев, пренебрегши всею Европою и из Азии прочею частью, здесь положили конец своим испытаниям, здесь обосновались и воздвигли пригород Гераклею. 57. Обратим здесь внимание на благородство происхождения, на то, как лучшие в каждой местности элементы стеклись сюда, как будто в город, выделенный среди других божествами для приема людей, достойных удивления, на то, как у нас одних корни сочетали в одно то, что было почтенного у каждого племени, древность аргивян, критское благозаконие, царский род с Кипра, отпрыск Геракла. 58. А кого мы приняли из Афин и с какими смешались прочими эллинскими племенами, об этом будет речь, когда слово мое, в дальнейшем своем изложении, дойдет до них.
59. Сейчас же надо сказать о том, как город с древней поры внушал чувство почтения и персидскому царству. И, клянусь Зевсом, он был в чести у персидских богов и раньше их у ассирийцев. Так, Камбиз шел войною на Египет и была при нем жена его Мероя. Расположи в свою ставку в месте, которому женщина эта дала свое наименование, она явилась в храм Артемиды, чтобы принести жертву, а храм этот воздвигла богине ассирийская владычица Семирамида.
60. Увидав. что крыша от ветхости отказывается служить, она обращается к Камбизу с просьбой поправить пострадавшую часть здания. А тот поднял храм выше надстройкою стен и обнес оградою в размере, достаточном для вмещения праздничного сборища, а самому празднику дал название по жене своей. Та же предоставила божеству наделы и назначила женщин для попечения о нем и наполнила храм персидской роскошью, посвятив в дар ему троны, и ложа, и луки, все золотое. 61. По завершении этого, насельникам Ионы пришло на мысль спуститься к Камбизу. Когда же доложили ему люди, к тому приставленные, он призывает их к себе и спросил, откуда они и с чего это вздумалось им занять его владения. 62. Узнав же, откуда они прибыли, и о тех приключениях, которые привели их, и подивившись тому, что они предпочли сойтись с ним, а не остаться незамеченными им при его проходе, так расположился к ним, как будто не он имел право требовать признательности их, занимавших его землю, но сам обязан был им таковою за их поселение. Свидетельством этого служит то, что, дав дары, он отпустил их как благодетелей своих. 63. Пускай же, кто хочет, говорит о свирепости Камбиза и о его безумии. Тем более проявится, что предки наши жили с богами и под покровительством богов. То обстоятельство, что человек, ко всякому относившийся гневно и наслаждавшийся жестокостью, при виде их преодолел свою натуру и не рассердился на греков, занимавших землю царя, как же не было прямо делом кого–либо из богов, провожавшего их к ставке и устраивавшего то и другое, им, чтобы они не боялись, ему, чтобы он не ожесточился, и их освобождая от страха, а его гнев успокаивая? 64. Да к чему подтверждать свои слова доказательствами, опустив такой очевидный факт: У богов это место издавна излюбленное. Ведь тот бог, которого персы признают величайшим, (и под чьим водительством они предпринимают свои походы, а по-персидски его зовут Митрой) [6], Гелиос, после того как Камбизом овладел сон, в первом его забытьи, став над его головою, говорил с ним во сне, повелевая оставить его там и не увозить в Египет, предсказал, что место это воспримет город, создание македонцев. 65. Камбиз же поступает угодно богу и по близости от Артемиды водворил брата и таким образом место это получило бога персов поселенцем, и поклонником, и предвещателем грядущей судьбы, при чем Камбиз не испытал пред прорицанием никаких таких чувств, какие обыкновенно внушает зависть. 66. И вот те, кто восхваляют Афины и город коринфян, представляют борьбу из за города между богами, из за Коринфа Гелиоса с владыкою моря, из за Аттики Афины с тем же самым богом, и чуть не разрешают стройность всего произведения в дерзость своей феомахии, возвеличивая прославляемые ими города нечестивыми хвалами и выполняя услугу, внушаемую расположением, посредством оскорбления божеству, не сознавая, что одним этим вымыслом отнимают веру и в прочие свои похвалы.
67. А нам боги стали поклонниками, а войны у них друг с другом нет у нас никакой, да это и недозволительно. Поэтому, что и в обстоятельствах среди греков является подобающим, на лицо и здесь, а о чем и у них лучше не было бы сказано, на то здесь не дерзнули. 68. Поэтому те, кто тогда заселяли Иону, в постоянной смене отцов детьми, соблюдая справедливость в отношениях друг с другом, снискивая средства жизни в земледелии и воздавая должное богам, обитали со всяким благоденствием, представляя посреди варварской страны греческий город и соблюдали чистоту нравов среди такого недуга кругом, подобно тому сказанию, господствующему на Алфее, которое следит реку с Пелопоннеса до Сицилии посреди моря, при чем воды её не смешиваются с морскими.
69. Город не сразу становится большим и населенным, так было, полагаю, выгодно, но увеличение его ждало лучшей поры. Пока же он пребывал в более скромном плане, оставаясь меньшим, когда быть более крупным не было к лучшему. 70. Почему же так? Если б его размеры распространились на наибольшее пространство земли, в пору, когда еще обладали Азией персы, которые сильны были и капиталами, и крепки боевою силою, и всем выдавались, пришлось бы по призыву (персидских) вождей к участию в общем походе или выступать под их начальством, или, уклоняясь от него, воевать с персами, одному городу с таким большим. И первое не подобало, и второе было небезопасно. 71. На самом деле, не увеличившись несоответственно времени, но остановившись на той стадии, которая освобождала и от возможности причинить какое-нибудь, затруднение, и потерпеть какую-нибудь. беду, они подвинулись в росте вперед, когда надо было властвовать, подобно знатным детям, во время тирании незамеченным по их молодости, а в возраст пришедшим уже по упразднена её. 72. Дело в том, что после битвы при Иссе и бегства Дария Александр, одной частью Азии обладавший, другой домогавшийся и завоеванную территорию считавший малою, а помыслы простиравшей до пределов земли, явился в эту страну и, разбив ставку свою близ источника, который теперь, по его почину, принял вид храма, а тогда красоту его составляла только вода, давая отдохновение здесь своему телу после трудов, испивает воды источника, студеной, прозрачной и вкуснейшей. [7]
73. Удовольствие от питья её напомнило Александру материнскую грудь и он высказал своим спутникам, что сколько сладости было в той, столько присуще и воде, и дал источнику имя матери. И вот Дарию [8] на походе его на скифов река Теар во Фракии показалась красивейшей и, поставив столб. Дарий начертал на нем, что Теар красивейшая река; а Александр наш источник не вывел на состязание вод, но уподобил молоку Олимпиады. Столько удовольствия обрел он в его влаге. 74. Поэтому он тотчас обстроил это место резервуаром и прочим оборудованием, какое можно было устроить при такой спешности в его деятельности, какую он проявлял в высшей степени, и принялся за основание города, как бы встретив пункт, способный вместить всю широту его планов. 75. Охваченный двойною страстью, одной в нашей стране, другой к приобретению прочей земли, когда одна принуждала его оставаться, а другая торопила бежать, влекомый душою к заселению и к войне, он одно другому не поставил преградою и не потерпел ни ради города устранить все свое рвение, ни, удовлетворяя последнему, погасить ту страсть, какую возымел к основанию городов, но не раздаваясь ни с той, ни с другой, одной положил начало, а войско повел в Финикию. 76. Началом же заселения был Зевс Баттиейский, воздвигнутый Александром, и вершина, получившая название его отечества и наименованная Эмафией. Это, полагаю, было признаком намерения Александра, что по завершении своих предприятий он изберет, вместо родины, эту страну. 77. Исполнив такое вступление в заселению, и служа нам основателем, тот, кто называем был сыном Зевса и подтвердил молву о себе своими подвигами, сам в самый короткий срок, переселившись к отцу, не мог довершить своего страстного желания. Преемник же его, вернее среди многих преемников (диадохов) один наследник достойный его места, Селевк, заступает для города Александра, своею отвагою приобретши власть и в первый, и во второй раз. 78. Кому он помогал, тем он, действительно, дал перевес над врагами. А кого усилил, те строили на него козни. Спасшись же из самой ловушки, снова помогая другим, он вызывал восхищение. И встретив в них людей справедливых, в свою очередь получил от них дань признательности. Она заключалась в получении обратно того владения, с коего его неправо выдворили. 79. Именно Селевк за храбрость возводится Пердиккою в гиппархи[9], а когда Пердикка умер в Египте, призванный македонянами на его владычество, явился и получил в сатрапию Вавилонию. 80. Явившись на подмогу Антигону в его войне с Евменом, он сверг вместе с ним Евмена, но не знал, что благодетельствует в лице Антигона лукавого человека. Последний, усилившись при его посредстве, проникшись завистью к благодетелю, замышлял его смерть. Поэтому некто из богов простер над Селевком руку, как в драме. Так из одного и того же дома подготовлено было его убийство и обретался путь спасения. 81. Ведь Ариадна, увлекшись красотою Фесея, спасла юношу из лабиринта посредством нити, а Деметрий, сын Антигона, восхитившись достоинствами Селевка, выдает ему козни на него отца письменами, начертав ему их в пыли древком копья, ему открывая грядущее, а от внимания присутствующих ускользая. 82. После того Селевка постигла судьба Евагора [10], и немного спустя он усилился. Дело в том, что уступая обстоятельствам, он удаляется в Египет и, закрепляя там царство за Птолемеем, предоставив в его распоряжение не многочисленное войско, а себя одного, свое тело и душу, после того как прочно обеспечил его господство, склонил Птолемея к тому, чтобы он его вернул на его владычество и, получив всадников и пеших солдат, выгнал из Вавилона врагов? вернул себе власть, жену, детей и все прежнее значение. 83. Признав же, что свое достояние этими действиями получил обратно, благодаря этим людям, но остается в долгу за ним отплата за возни, предприняв поход на Антигона, победив его в сражении во Фригии, убил, в открытой битве отмстив за скрытые возни против себя и, их избегши, как некий любимец богов, а мщению предав, как такой человек, какой изощрен в доблести. 84. Когда же Антигон уже лежал, достояние павшего достается победителю и границы владычества Селевка обнимали собою Вавилон и доходили до пределов Египта. И вот настало время, рождавшее для города, как в древности начало, так тогда величину. 85. И все происходить по воле бога. Был город, называвшийся по имени Антигона, построенный Антигоном. [11] Расстояние нынешнего города до него сорок стадий. В нем Селевк, после победы, приносил жертву, и когда бык был зарезан и жертвенники приняли требуемые обрядом части, огонь уже охватывал лежавшее и сильно разгорался. 86. И вот Зевс, тронув со скипетра своего птицу, своего друга и товарища, послал его на жертвенник. А та, слетев в средину пламени, подняв бедра, охваченные огнем, унесла их. 87. Так как этот случай обратил на себя взоры и мысль всех и делал ясным, что действие свершалось не без покровительства богов, Селевк приказал сыну сесть на коня, чтобы следовать с земли за полетом и направлять вопя уздою по путям птицы, желая знать, как использует птица похищенное. 88. А тот, скача на коне и глядя вверх, доведен был полетом до Эмафии. Здесь орел, спустившись, положил свою ношу на жертвенник Зевса Баттиея, который водрузил Александр, когда его усладил источник. И вот всем, и неискусным в догадках, представлялось, что Зевс предуказывает основание города в данном месте. И таким образом и стремление к основанию, и начало его со стороны Александра шло к завершению, и глава богов своим предзнаменованием становится для нас основателем.
89. Тут Селевк собрал все искусство строителей, все руки на подмогу работе, блеск всех пород камня. Рубили лес для кровлей, лились потоки богатств на стройку. 90. Намечая план города, он расставлял слонов по местам будущих башен, а, определяя длину и ширину портиков и улиц, прибегал для нареза их в пшенице, подвозившие которую корабли стояли на реке. 91. И скоро город стал подниматься, скоро, построенный, стал наполняться, при чем и из Ионы спустились в него аргивяне, и критяне, и потомки Геракла, у коих, сдается мне, было родство с Селевком, по древнему Темену, да и воины, следовавшие за Селевком, предпочитали селиться здесь. 92. Он уничтожил самую Антигонию — память по враждебном человеке, а население его переселилось сюда. Среди него были и афиняне. Эти переселенцы сначала боялись, как бы не испытать гнева его на Антигона, но когда поняли, что их переселили для лучших условий жизни, они почтили Селевка медной статуей, приставив в голове бычачьи рога. А это отличительный признак Ио. 93. Итак, город имел прозвание Селевка, а имя получил от Антиоха, отца его, и создан первым, а сохранил память последнего. Кого он больше всего ценил из своих близких, тому он предоставил самое ценное из своих созданий. 94. И это прославленное предместье, Дафну, Селевк учредил в надел храму, предоставив то место богу после того, как обрел в мифе действительную его подкладку. Дело вот в чем: Аполлон, полюбив Дафну и не встретив взаимности, пустился ее преследовать; когда же, по молитве её, она превратилась в дерево, он избирает предмет своей любви для венков.
95. Так рассказывает предание [12]. Селевку же выяснила истину предания охота. Верхом на коне, с собаками, он преследовал добычу. Когда же подскакал к дереву, которое раньше было девицею, лошадь его, стоя на месте, ударяет в землю копытом, а земля выбросила на поверхность золотой наконечник. 96. На нем буквами был обозначен владелец, надпись была: «Феба». Полагаю, что в скорби о превращении девицы, он высыпал стрелы и наконечник одной, отвязавшись, скрывается в земле и приберегался для Селевка, в побуждение к украшению места и к признанию в нем того, чем оно было, святилища Аполлона. 97. Итак, диво и то, как в Элевсине, говорят, под ударом в скалу ноги Пегаса, забил источник Гиппокрена. а сейчас рассказанное настолько более дивно, насколько более объяснимо, что из земли выбросило струю воды, чем наконечники. 98. Селевк же, в момент, когда его поднимал, увидел змея, несшегося ему прямо на встречу и шипящего с поднятою вверх головой; приблизившись к нему, змей, взглянув на него кротко, исчез. С присоединением змея к тому, что появилось из земли, еще усиливается уверенность, что бог вступал в то место и тотчас был отведен надел богу, посажены в нем деревья, построен храм и скоро роща разрослась и стала заповедною под сильными заклятиями. 99. И Дафна стала Селевку предметом всяческого попечения. Ведь, кроме тех видений, какие явились воочию, его привлекал и оракул, который вдохнул в него бодрость, когда он получил его из Милета при своих злоключениях, и который обещал грядущую судьбу и повелел, после захвата власти в Сирии, посвятить Дафну богу. 100. Так устроив свои обязанности к богам и начав с того, с чего подобало, исходя от основания, внушавшего надежды, разумею, их благосклонность и наш город, он наполнил лучшую часть земли городами, подчиняя культуре пустыню. Не для неги основал он наш город, но как повод к основанию других городов, так что, вместо станции путникам ставились города. 101. Действительно, прочие государи гордятся разрушением существующих, его же прославило возведете новых. Он столько поставил их по земле [13], что их достало и для названия по именам городов в Македонии и для прозвания по названиям родственных связей и являлось много наименованных по одному и тому же обращению, для каждого пола, т. е. мужчин и женщин. 102. В самом деле, если бы кто-нибудь захотел судить о нем по сопоставлению с афинянами и милетцами, которые, как все признают, послали больше всего колоний, он оказался бы основателем большого числа и настолько превосходившими величиною каждого отдельного города, что любой из его городов стоил десяти. Можно видеть города его, посетив Финикию, большие и более многочисленные можно видеть, посетив нашу Сирию. 103. Это благо он распространил до Евфрата и Тигра и, охватив весь Вавилон, он отовсюду усеял его городами, как и Персию, и вообще не оставил пустым ни одного пригодного для постройки города места, но не переставал подвергать варварскую страну эллинской цивилизации. [14] 104. Но как он основал много городов после нашего, так нельзя сказать, чтобы он предпочел ему другой, но и сам здесь водрузил свой скипетр, и городу этому дал соответственное положение по отношению к прочим, воздвигая прочие, как его слуг, и не считая другого более подобающим для царского дворца.
105. Итак, прожив в таких занятиях и скончавшись, он оставил наследство людям, не худшим его, но все оказывались доблестными от доблестных и сыновья всегда соревнующими с отцами и в прочих отношениях, и в любви к городу. 106. Ставь пред их делами поглядывая кругом, как бы с некоего дозорного пункта, деловитость каждого, я равно не считаю справедливым замалчивание достоинств, как рассказ о них не нахожу себе по силами Первое значило бы причинять ущерб родоначальникам и их славе, второе по значительности задачи не по силам и множеству уст и сколь можно, большему хору софистов. 107. Какой же путь обрести при такой безвыходности? Об одних помянуть, других пропустить, а вернее о многих изложить не все, но немногое из многого, а о других, заверив, что они не уступали. упомянутым, предложить слушателям проверить мои слова по историческим трудам.
108. Итак, Антиох, сын Селевка, не имел никакой войны, — все враги присмирели от страха, — и ему выпало на долю, в благополучии достигши до старости, передать сыну царство без убыли. И у этого тоже оружие покоилось, так как нужды в нем не было, а городу приключилось чудо, служившее в его чрезвычайной славе. 109. Он был в свойстве с Птолемеем, царем Египта [15], и Птолемей, явившись сюда и пораженный красотою Артемиды, пожелал, чтобы статуя находилась в его стране, и, взяв ее, уехал. Богиня же там встречала поклонение, но стремилась в наш город и преследовала жену переселившего ее недугом, внушая ей в сновидениях, за что ей причиняет таковой. Потревожившие ее высылают ее назад и она получает обратно старый храм, а название её изменяется согласно обстоятельствам и ее именуют Элевсинской [16].
110. Далее, другое чудо в то же царствование — сходное и несходное с предшествующими. Оно похоже тем, что касается богов, а отлично — по переселению сюда чужеземцев. Поясню то, что говорю. 111. Боги, чтимые на Кипре и пользовавшиеся там участками с той поры, как он су шествовал, возжелали этой страны и спешили переселиться. Поставив, поэтому, город в необходимость обратиться к пифийскому оракулу, они убеждают Аполлона изречь, как единственное средство избавиться от бед, переселение к нам кипрских божеств. 112. И царь посылает на остров тех людей, при посредстве коих рассчитывал это устроить. Когда же не представлялось возможности ни открыто отнять, ни выкрасть незаметно путем подкопа, они применяют такого рода способ. Они заявили, что желают выделать фигуры по образцу тамошних богов. Когда киприйцы дозволили им, они вырезывали днем и ночью, а жрецы спали. Мастерам настолько точно удалось воспроизведете, что, одни (оригиналы) сняв (с постаментов), а другие (копии) поставив на их место, они на глазах киприйцев взошли на корабли, унося с собой древние статуи, как только что сделанные, а только что отделанные оставив под видом древних. 113. И это было результатом не высоких качеств скульпторов, а стремления к отплытию богов, под влиянием коего они придали рукам мастеров нечто большее того, что было им по силам. А между тем, что может в такой степени способствовать славе, будет ли то присоединение земли, или постановка трофея, или избиение фаланг, или захват их пленными, как то обстоятельство, что боги признают подобающим для себя жить здесь?
114. И то, что произошло тотчас вслед за тем, при владыке, его преемнике, способствует доказательству того же самого. Именно Изида, египетский идол с коровьими рогами, покинув Мемфис, переселяется сюда, подвигнув в посылке за собою Селевка, четвертого государя от Селевка, подвигнув и Птолемея в охотной выдаче богини, и суда готовы, и статую увезли.
115. И город был приютом божеств, так что нам можно соперничать, если хотим, и с Олимпом. Ведь пребывание там богов —молва, распространяемая поэтами, а то, что у нас происходило, убедило взоры. 116, Вместе с тем, с течением времени подвигалась вперед и деятельность их, так как, когда сила римлян овладела уже всем, в этой области у города не произошло перемен, но по отношению к касийскому Зевсу, как у Птолемея касательно Артемиды, нечто приключилось и они выселяли, а тот, кто на все метал молнии, употреблял все усилия на то, чтобы подготовить себе возвращение, и вернулся. 117. Итак одни, обитавшие в другом месте, пожелали, оказывается, прибыть к нам, другие, у нас обитавшие, не выдерживали переселения в другое место, но красотою возжегши к себе любовь, а сами, подвергшись той же страсти в нам, какую внушали прочим, были влекомы своими поклонниками, но снова льнули в любимой земле. Такая любовь к месту владела нашими божествами и такое стремление – чужими стать нашими.
118. Я затянул свою речь о божествах потому, что нет другой лучшей области восхваления ни у нас, ни у кого либо из других людей. Если же кто-нибудь считает приятнейшим для слушателя предметом боевые подвиги, много трофеев по случаю многих побед поставлено у наших предков самими вождями, выступавшими в поход [17], каков тогда был обычай на войне. 119. И о прочем в чему говорить? Антиох, получивший наименование Великого за предприятия и выполнение крупных задач, признав недостаточным только сохранить существующее, замышляет прибавку к нему. Во первых, он пристраивает к городу новую часть, немногим уступавшую старой, которую охватывает река, введя в нее эллинское племя, этолян, критян и эвбейцев, и обеспечив полную безопасность оградою стен. 120. Как он увеличил размеры города, так распространил и границы царства, как бы с ростом тела выпрядая для него больший хитон. И взяв с собою такое количество жителей, с каким рассчитывал всем овладеть, страхом ли или силою рук, двинулся, приобретая всякую новую землю, куда вступал, при чем одни присоединялись добровольно, другие в поражениях получали урок, что не следовало противиться. 121. И с такою внушительностью проник он до Ионии, проявляя в советах и действиях великого Антиоха, что не понапрасну он носил это славное наименование, но по самым своим деяниям заслуживал слыть таковым, — от них поступали в нам дани и дарами войны украшался город, — о подданных имея попечение, а противников покоряя, затем и для них становясь добрым гением, превзошедши владычество персов в двух вещах, могуществе и характере покровительства.
122. Становится государем другой Антиох, вместе и миротворец по характеру, и воинственный, миру радуясь, если никто не проявляет дерзости, а в войне мужественный, раз кто его в ней вынудит, ни из за удовольствия покоя не делавший уступов нарушителям справедливости, ни мира не бесчестивший ради побед в войнах, но умевший, как никто, во время и за оружие взяться, и сложить его снова. 123. Когда в Тавре сорганизовалось пиратство и учиняло «добычей мисийцев» киликийскую область и с прочими расстраивало сношения между людьми, прибыв на них походом, он искоренил их быстрее, чем Минос карийцев с Киклад, вернул городам возможность сноситься друг с другом и, устранив тяготевший Страх, открыл пути купцам. За это облагодетельствованные им поставили ему медную статую в виде укротителя быка, с намеком на гору, именуемую по этому животному.
124. Располагая немалым материалом для подробная рассказа и о прочих государях, я, избегая того, о чем сказал, наскучить длиннотою, утверждаю то, что они наследовали, как прозвания друг друга, так и добрые качества нрава, одни соблюдши город в мире, другие прославив его в войнах, все — задавшись одною и тою же мыслью, тою, чтобы передать преемнику город, который каждый получал, увеличенным. 125. Один построил храм Миноса, другой Деметры, один Геракла, другой иного бога, одним сооружен театр, другим курия, третий выравнивал дороги, те проводили воды Нимф канавами, другие из предместий в город, третьи в новую часть города из тех источников , какими изобилует старая, храм созидался за храмом и большая часть города была среди храмов. Ведь храмы богам в одно и то же время и украшение города, и охрана. 126. Но легче измерить кружками море, чем пытаться охватить словом, какими новыми постройками каждый увеличивал город. Поэтому, отказавшись от невозможного, прозвание каждого а приведу во свидетельство его нрава. Одному таковым было Спаситель, другому Бог, третьему Каллиник, четвертому Великий, пятому Филопатор, шестому Епифан, и не было ни одного, кто бы оказался обделенным такого рода свидетельством. 127. А между тем, если для Афин важным было то обстоятельство, что ив их государственных деятелей, тот прозван был справедливым, другой иным каким-нибудь прозванием, то насколько почетно для нашего города, что цари оказались достойными подобных эпитетов, и при том не какие-нибудь два, но под ряд все и, что еще важнее, доходившие до такого числа?
128. Не только, далее, мы воспользовались наилучшими свойствами владык, но и их жен, которые, став выше станков, превзошли свою (женскую) природу в отношении к городу, подъяв на себя заботы, подобающие мужам, одни, помогая погребальным обычаям, другие, богов чтившие храмами, а город украшавшие почетом, как бы сожительствуя мужьям не для рождения только детей, но и для того, чтобы подражать им в заботах о городе.
129. Итак, нова божеству угодно было править Азиею волею македонян, этот город был для них как бы акрополем их державы, и они жили здесь под покровительством Судьбы и обставляли город всем, что откуда либо получали. Α после того как бог прекратил их власть, и весь мир опоясал, словно золотой цепью, римской властью, он быстро понял решение совета в небе, и без шума воспринял перемену. Чьим неизбежно было сделаться ему и после поражения, к тем он примкнул без боя, подготовляя будущее, чистое от неприязни, и не оставляя повода к злопамятству. 130. Поэтому, вместо этого настроения, он вкусил такого попечения со стороны вождей, что прилив благ наблюдался в равной степей и, как если бы не одни основали город, а другие его присвоили, но римляне владели тем, что впервые построили, и соблюдали естественную благосклонность к своему созданию, так они сохранили за ними принадлежавшее им достоинство и прибавили то, какое у них в обычае, я не лишили его его положения митрополий Азии.
131. Так вот что пусть будет ответом тем, кто воображают, будто город наш не пользовался значением в древние времена. А в ответ тем, кто находит, что он пришел в упадок после прежнего его блестящего положения, представим настоящее его состояние, и пусть зависть не коснется слова. [18] Ведь иные города, как инвалиды, твердя о своем прошлом, жалуются на настоящее, а у нас то, что наблюдается, соревнует с преданиями старины и не меньше можно рассказать, чем показать.
132. Рассмотрим же, как в музыке, настроен ли город во всем на лад, или, клянусь Зевсом, как какая-нибудь. статуя, из знаменитых, если все потребное он представляет не на половину, но в той полноте, сколько это только возможно [19].
133. И прежде всего рассмотрим курию, так как и все значение города стоит на ней, как на каком-нибудь. корне. итак одна эта величайшая из всех местных курий и наилучшая, будучи в состоянии перечислить отцов, дедов, прадедов и предков, в том же звании декурионов, даже более отдаленных, в родителях пользуясь наставниками в расположении к городу, вместе с состоянием каждый воспринимая мысль, что следует владеть имуществом в интересах города. 134· Ведь они унаследовали отцовское достояние ради благоденствия, и потратили большую часть его в удовлетворение честолюбия, а благодаря своему трудолюбию, приобретали много, обладая безупречным началом богатства и со всею щедростью пользуясь им для общественных повинностей, бедности же избегая своею предусмотрительностью, траты на город производя с большею охотою, чем другие приобретают доход, и так расточительно приступая к издержкам, что внушали уже опасение, как бы не впасть им в оскудение, производя расходы многоразличного рода, и пропитывая толпу в её нужде, и придачей земли устраняя недостатки, и все время принося пользу и развлечете всему городу довольствием банями и утехами зрелищ, еще при жизни вводя сыновей в отправление общественных повинностей и изъятие от них в силу законов приводя к их выполнению своими щедротами, потратившие свои средства являясь более радостными, чем еще не предоставлявшие их. 135. Ведь то, что в другом месте сопровождает добыток, то здесь стоить в связи с издержками, и богатеть путем уклонения от повинностей всякий скорее посовестился бы больше, чем уменьшить состояние отправлением их. Как будто имея какого–либо бога поручителем в том, что все, сколько ни израсходуют, Судьба вернет им вдвойне, так изобильно жертвуют они на конные и гимнастические состязания, одни в размере, приличном их состоянию, другие даже не по средствам. 136. И для каждого из обязанных повинностями предметом соревнования служит превзойти предшественника и отрекать преемнику возможность состязаться с ним и тому, что всегда исполняется, придать совершенства, и к обычному присоединить что-нибудь. в новом роде. 137. Только у нас одних больше соперничества из за захвата литургий, чем у других в избежании их, и многие нередко путем издержек добивались допущения к ним, нанизывая [20] расход на расход и через первый входя во второй, не избежание крупнейших покупая за малую плату, но значительною платою доставляя себе»право выложить большие средства. 138. Причиною этого является некая врожденная горделивость, в силу коей они не терпят, чтобы в их город приходила о других большая слава, чем о их собственном в другие места, не считая заслуживающим упрека собственное отечество доводить, в чем можно, до самого высокого положения.
139. Так, курия в такой степени причастна мудрости и мощи слова, что можно бы назвать ее каким-нибудь. хором софистов, показывающих искусство своей профессии в административных сферах. Так остер у них ум, закруглена речь и неустанен поток её, что многие из любителей послушать сбегаются в судебный залы как в школы [21] наставников, чтобы внимать у правителей речам [22], которые они с большею уверенностью выполняют под вдохновением момента [23], чем после предварительной подготовки. 140. Это искусство их заставляет правителей подтверждать свое наименование, а не выступать из границ в подражание тиранам. В чем же тут дело? Где курия невежественна, будь она хоть раззолоченной, при безгласности её, правителям легко ее оскорбить, а декурионам приходится сносить это молча. Действительно, те, кто не могут добиться словом правды,—готовая жертва притеснений и название им — курия, а терпят они рабскую долю.
141. У нас же сила речей строго охраняет для курии свободу, а тех, кто стоят во главе дел, заставляет являться такими, каково их наименование, для умеренных из них содействуя обретению лучшего отношения, у дерзких сдерживая их необузданность понуждениями мудрости и, словно наговором, направляя риторикою к кротости. Так они обладают снадобьем, сильнейшим их произвола. 142. И не сама курия с трепетом добивается впуска к правителям, но они, намереваясь изречь приговор с осторожностью, приглашают, чтобы дать пробу среди людей, коих, не легко захватить врасплох, но которые умеют составить суждение. А они противодействуют, если справедливость — в пренебрежении, а когда она торжествует хвалят. И важным, жизненным вопросом для правителя является признание за ним куриею справедливости решения. 143. Далее, прочим составляет гордость, если они снесут стремительность правителя и не будут ею решительно потоплены. У вас же все те правители, которые приобретут доброе имя, считают себя стяжавшими венок за доброкачественность, не как люди, совладавшие с ослушниками, а как получившие похвалу в среде свободомыслящих. 144. Так относясь к начальствующим, курия, не сказал бы, чтобы чужда была соперничества между её сочленами, но как бы они ни соперничали, они соперничают в целях блага общины. Разделившись на три присутствия, руководство по каждому она возложила на лучших, в остальном же следует вождям, умеющим работать в интересах партии. 145. Что касается слова, нет того, чтобы одним оно предоставлялось, другим не было предоставлено, но свобода слова — общая и того, кто выскажет какое–либо полезное предложение, стоящие подле него поздравляют; говорит юность и старость не докучает, совершенно напротив, старцы помогают увещаниями, и направляют, и побуждают дерзать, как орлы, поощряющие птенцов к полету. 146. Внушительность коллегии простирается настолько, что, раз она появилась, и достигает от префектов чего желает. И давшему то обстоятельство, что он дал, доставляет величайшее удовольствие. Ведь он знает, что благодетельствует людям честным и искусным в речи, из чего одно склоняет их помнить о милости, а другое даст возможность по достоинству восхвалить. 147. Да что говорить о префектах, когда и у государей коллегия эта в уважении, и когда посылает свои доклады, и когда беседует перед троном? В делопроизводстве проявляется державцу рассудительность курии и в честь декурионам приходят от него назначения на посты правителей провинций. 148. Но любовь к своему городу удержала некоторых на их положении декурионов и те, кому это выпало на долю, украсились двойной честью, быть призванными к тем должностям и отдать предпочтение последнему званию, Действительно, первым они показали свою пригодность властвовать, вторым то, что считали важнее быть в подчинении, живя для отечества, чем, покинув это звание, править другими. 149. Таким образом они вменяют себе в удовольствие, не труд — служить своему отечеству, не приняв избавления от трудов, а предпочтя оставаться при них, и одним в почет служит уклонение от административных постов, другим отправление их согласно с законами.
150. А о народе что больше может любой сказать, как не то, что он под стать курии и ни ей не надлежало бы стоять во главе другого народа, ни ему быть чьим-нибудь. другим, а не её? Так она руководит дельными людьми, а он следует за лучшими, как искусный хор за лучшим корифеем. 151. В самом деле, во первых, у каждого жена и дети и домашнее устройство. Эти условия способствуют добросовестному воспитанию и стремлению к спокойствию, как иные, у тех, у кого, ничего этого не имеется, скорее — тому, чтоб посеять мятеж, взяться за оружие, потешиться избиением и, причинив беду первому встречному, бросаться на новую жертву, каких продерзостей много наблюдается в Египте, много в Италии, при чем одни хватаются, как за предлог к смятению, за всякое слово, другие дают себе волю в пору затруднений курии. 152. У нас же народ подражает послушанию родителям детей, ведь и курия в отношении к нему подражает отцам, последняя, не допуская, чтобы народ впадал в нужду, он, взамен отплаты за воспитание, отплачивай ей своим расположением, скорбя в пору её уныния, в пору благоденствия всячески радуясь, являясь её сообщником в той и другой её судьбе и не считая чуждым себе ни одного из её интересов, с величайшей охотой готовый для спасения своих предстателей и детьми пожертвовать. 153. Можно познакомиться с характером народа, если испытать его в самых бедствиях. В чем его обвиняли, то показывает его порядочность, и укор ему равносилен похвале ему. Дело в том, что, когда городу, как таковому, приходилось подвергнуться бедствию от какой-нибудь. невзгоды, постигшей землю, он получал упрек за то, что не воспрепятствовал случившемуся, а не за то, что натворил какой-нибудь. беды. 154. Так по натуре чуждаясь низости, он считается укротителем злодеев, Так, в благородном заключении и верном соблюдении сделок какой народ подходит к нашему? Так голос не распущен до неприятности, походка благоприлична, одежда опрятна, людям высшего положения уступайте дороги, к образованным любовь, цивилизованность во всем. Где это наблюдается среди другого народа? Если сказать правду, где среди другой курии? Так он опережает свое наименование и по порядливости своей жизни приближается к высшему классу. 155. По своему милосердию он настолько превосходен, что услуги, какие другие упускают в отношении к родственникам, им соблюдаются в отношении к пришлым людям. Именно, в то время как граждане из других мест были пригнаны сюда по таким их винам, за которые полагалась смерть, народ, когда их вели на казнь, ударился в слезы и окружил дворец с веткой просителей и их мольбы утишили кипучей гнев властителя. 156. Итак, они молили по своей наклонности к, милосердию, а он даровал им эту милость, как достойным получить и подобное снисхождение, и города сохранили граждан, а наш народ славу своего моления и его удовлетворения, владыка же славу победы над своим гневом.
157. Нельзя сказать, чтобы, в то время, как добропорядочность наша местная черта, город забросил храбрость в опасности вместе с воинскими упражнениями, на последние прекратил закон, однако первую натура наша сохранила. 158. Так, с одной стороны, при нашествии персов население не пожелало спастись бегством, но осталось, с большим рвением держась за отечество, чем лакедемоняне за щиты, с другой, тирана, внезапно появившегося в Селевкии и вторгшегося сюда, город низверг руками жителей и их десницы, побросав орудия, что находились в мастерских, разоружили воинов, которых жизнь течет среди крови убийств. 159. Может быть, ничто не препятствует рассказать, как было дело с этим восстанием [24]. Так больше станет ясна доблесть победивших. Таксиарх в Селевкии со взводом гоплитов находился в гавани за работой по углублению её устья. Зная, что у нас не стоит войска, отличившись работою в гавани, и возымев надежду вследствие отсутствия тех, кто бы мог ему воспрепятствовать, он возжелал тирании. И он не медлил и, так как багряница была на лицо, та, коею облечена была статуя, надев ее, начал свое предприятие. 160, Напав на деревни по дороге и разграбив всю область, по которой шли, поздно вечером – они, незваные, заняли город, в расчёте, что достаточно им появиться. Но если с фалангой воинов им, действительно, встретиться не предстояло, однако — с отвагой людей, грозной не менее, чем гоплиты. 161. Как только они увидали тирана, стремящегося во дворец и похищающего достояние владык, почерпнувши внушение в бессмыслице того, что творилось на их глазах, не пожелали принять решение, дождавшись ночи, но признав единственным решением — не допускать, и груди свои выставив вместо щитов, а засовы вместо копий, и все, что попадало под руку, признав за достаточное оружие, в тот же день отразили скипетр, сами повергши первых .теми доспехами, какими располагали, затем, оружием этих воспользовавшись против остальных. 162. И женщины приняли участие в деле, не только криками, воплями, камнями с крыши, — этим, что имело место в Платее, [25] но, вступив прямо в рукопашную и попробовав и боевого строя, и ран, удостоверив тем предание об амазонках. Так одни полегли, другие бежали, третьи были забраны в плен и тирания не продержалась и до второго дня.
163. Таков город в надвигающихся опасностях: сохраняете в своей натуре смелость предков. рассмотрим, далее, сохранил ли он и другие качества афинян, которых принял в состав своего населения.
164. Итак, величайшего похвалою для тех является то, что они открыли общее убежище просящим у них приюта, и отовсюду стекались в Афины пришельцы; мы же, по Гомеру, далеко превосходим в этом отцов. Ведь нет города, часть которого мы не приняли бы. Но нельзя сказать о большем числе из каждого, но немногим меньше оставшихся в каждом месте мы приняли переселенцев к себе, одних — побуждаемых желанием удобств жизни, других — торговыми интересами, третьих — в целях показания своего искусства, четвертых — в целях избавиться от бедности. 165. Одних влечет пренебрежете к своему месту жительства, как худшему, других любовь к климату и бегство от него. Бегут они от своего, а любят тот, что у нас. Поэтому те, которые остаются в каждом городе, а нас посещающие, посещают на побывке своей сограждан. Со столькими со своей родины встречается каждый. 166. II если кто решит посетить нашу страну для выгоды, не для того, чтобы поглядеть на города, но для знакомства с их нравами, город удовлетворяем его рвению, освобождая его от блужданий. Сидя на нашей площади, он придет в соприкосновение со всяким городом. Со столькими людьми из каждого города вступить он в беседу. 167. И тем, которые предпочли этот город своему, не вменяется в промах, что они не живут в своем отечестве, но оставшиеся дома, завидуя им, бранят себя, что не переселились. Так предоставлено здесь всем общее соучастие в благах. И пришельцы любят, как свой, город, на который обменяли свой, и граждане не желают иметь преимуществ над пришлым людом, но с охотою оценивают достоинства пришельцев, как, конечно, сынов (земли) [26] подражая и в этом афинянам. 168. Действительно, как последние дали захваченным в Пилосе участие в имевшихся у них должностях и прибегали к их услугам в важнейших делах, так мы наилучше почтили пришлых людей и воспользовались их трудом, так что еще и сейчас дома их занимают первенствующее положение.
169. Так как переселения к нам начались с отдаленных времен и не прекращались, полагаю, и не прекратятся, естественно населенность нашего города увеличилась, и это стало в нем самым очевидным признаком того, что возвышение числа жителей дело одного пифийского бога, у которого, по словам оракула, и песок сосчитан. [27] 170. Будучи столь значительным и простираясь на такое пространство, он весь, в каждой части, наполняя равномерно, и проверишь ли часть за воротами города или внутри стен, первую и ту, что за ней, дойдешь ли до средины, перейдешь ли в улицы, или перенесешь расследование на окраины кругом, все изобилуете населением в равной степени и такое количество людей, обращающихся, не исключает столько же блюдущих дом. 171. Итак, афиняне, из страха перед вторжением лакедемонян, покинув деревни, наполнили Афины и обилие населения в городе было безлюдьем для деревень, а у нас, в то время как деревни привлекают так много граждан, будто они опустели, город преуспевает в численности населения и целый день на площади настолько одинаково людно, что «в пору, когда площадь полна»—означает у нас не одну определенную часть дня, хотя в других местах это выражение, действительно, означает таковую. Так равномерность не допускает ни для какой части дня исключительная названия, но, если скажешь: «когда полна», означаешь все время. 172. Ведь подобно тому, как во всех тех реках, где течения не перерезывают скалы, поднявшиеся посреди них, течение движется на глаз одною сплошною массою, так здесь густота движущихся людей не позволяете образовываться в средине какой либо пустоте, так что у того, кто впервые очутился здесь, когда он смотрите, может возникнуть мысль, что за городом, по направлению из каждых вор от, происходите какие то празднества и, в силу особого закона, город выпускаете на них жителей, при чем они распределяются по воротам по желанию. 173. Одним может не понравиться город, что тем, кто куда-нибудь. спешит придти поскорее он создает препятствие в толпе, задерживая его встречными людьми, словно противными волнами бег корабля.
174. Далее, у тех, которые видят населенность, но не знают урожая земли, может явиться опасение за пропитаете, потребное такой массе. Тому же, кто слышит о первом, а не знает о второй, может показаться удивительным, на чье пропитание он расходуется. Так, масса населения у нас подходит к земле, а к массе этой природа земли, благодаря коей мы никогда не доводимы были до того, чтобы обидеть Зевса, покровителя пришельцев, суровостью к пришельцам, хотя имея перед собою пример Рима, который скудость средств пропитания, когда такая случится, изгнанием пришлого люда превращав в изобилие, 175. Но нас земля не вынуждала к такому врачеванию и не случалось, чтобы когда-нибудь. она лишала город значительного числа жителей ради спасения остальной части населения, соблюдая, полагаю, свой древний закон прекращать, а не вызывать бедствия пришельцев, так как и сына Агамемнона, после убийства им матери, когда стремительно гнали его в его безумии по всей земле богини, которые карали юношу сумасшествием, наша земля вернула к здравомыслию: как только он вступил на нашу границу, недуг его прекратился и местность получила от этого события свое название. [28]
176. Но здесь я, сам не знаю как, увлекся усладой воспоминаний о Пелопиде, но нужно вернуть речь к проверке силы города, одним удовлетворительным свидетельством коей является достаточность средств для населения, другое, яснейшее, я теперь добавлю.
177. Когда разразилась эта персидская война, к которой издавна готовилась персидская держава, и когда нужда требовала внушительных встречных подготовлений и раньше подготовления города, пригодного к тому, чтобы принять все те средства, каких требует столь значительная война, именно этот город превзошел потребности своим избытком и собрал боевые силы в свое лоно и двинул целое войско, когда требовала того нора. 178. Когда в него, как реки в море, стекались все гоплиты, все стрелки, и всадники, и кони, одни боевые, другие вьючные, всякий верблюд, всякая рука [29], так что почва была покрыта стоявшими, сидевшими, стены скрыты под навешанными на них щитами, копье и шлем видны были повсюду, все полно стука, суеты и ржанья, когда стояло в городе столько отрядов, что одни их таксиархи прибавили немалое число к населенно, вернее же собралось такое количество войска, на сколько у других не хватило бы и воды для питья, каждый принял воина так предупредительно, будто ухаживал за родственником, вернувшимся после долгой отлучки, так каждый имел земли в избытке, как будто в каждом жилище земля сама собою преобразилась в пещеру, и так можно было кормиться до сыта, как будто не человеческая воля или рука заботилась и служила, но как будто боги, какова сила богов, невидимо готовили каждый предмет. 179. Поэтому нас в особенности среди врагов бранят персы, что, явив свой город соперником доблести царя, мы нигде не повредили его рвению недостатком снабжения.
180. Вот почему город наш замещает государю возлюбленную [30] и, как бы отъезжая из отечества, он возвращается к нему мыслью и дает клятву возвратиться, а отсутствие свое облегчает письмами и без отдыха войны чередует с войнами, за трудами на Западе гонясь за зрелищем Востока, а вернее, за трудами на Востоке стремясь узреть наш город. Итак он не продвигался в другое место, кроме тех, куда принуждала двигаться война, но по истине нежась, будто в объятиях возлюбленной, проводил приятнейшее для себя время здесь.
181. Итак силой города, как в теле, можно восхищаться, а речи, которые подобает назвать умом города, разве возможно обрести здесь в небрежении, в забросе? Ведь это именно и делает великий город более почтенным и, даже если бы ему не пришлось быть столь значительным, это во всяком случае делало бы его предметом восхищения. 182. В самом деле, как в Афинах в славе и прочие вещи, триеры, морские сражения, властвование над многими, а самое значительное, стремление к мудрости, её почитание и приобретение, так и у нас ничто не лишено дани восхищения, но все в этом уступает любви к мудрости. 183. И мне кажется, бог, который разрезал землю на две половины, пожелав каждую часть украсить одинаково и, как бы на весах, сохранить равновесие, повелел Гермесу заложить здесь семена словес, не отстающие от аттических, и жезлом побудить людей стремиться к этому приобретению. 184. Поэтому, как раньше греческий мир был поделен на два города, Спарту и Афины, так теперь блага греков на два города, наш город и Афины, если грека следует называть скорее по его искусству слова, чем по его происхождению. 185. И восходят два эти светила риторики, одно освещая Европу, другое Азию. И вот, во первых, город воспринял такие качества учителей, что, если бы они не были удостоены тронов здесь, во всяком случае были бы их удостоены в Афинах. В такой степени у тех был избыток звучности, у других красоты. 186. Затем, собирались рои юношей, гуще пчелиных. Далее, никто не удалялся со стыдом, но приобретя весьма достаточно, одни оставались, другие уходили, одни тем самым, что они усвоили, привязанные узами любви к давшему городу, другие, принося свой разум своим отечествам во спасение. После того известность вернувшихся направляла к тем же обрядам других, и посылают одни детей, другие братьев, третьи соседей, четвертые знакомых, все вообще сограждан своих. 187. И вы стали митрополией Азии, сколько по преимуществам своего достоинства, столько же потому, что всем была отсюда величайшая польза. Ведь куда ни явишься, обретешь совет, вооруженный речами, и риторов, с уверенностью держащих речи, или все сподвижников здешних школ [31], или большинство, или во всяком случае таких не меньше (чем прочее число). 188. Другие искусством трибуны и помощью в процессах достигают положения судей, и мы доставляем провинциям отличных и риторов, и судей, которые, творя в городах управу своими решениями, приобретают только это одно, что являются виновниками справедливости, и уходят с пустыми руками, но увенчанные славою. И вы, зная это, строите щедро святилища Музам для пребывания в них юношей, для богинь — почетный дар, и в качестве учителей привлекаете граждан, не исключаете и пришельцев. 189. И в деле словесного искусства гуманностью сочетается и строгость. Что места заседаний предоставлены всем, показывает гуманность, а что похвалы предоставлены лишь тем, кто заслуживает их, — строгость. 190. И когда вас зовут, вы собираетесь, а когда они делают промахи, вы не покрываете их, но и превратная мысль, и неверная фигура, и испорченное слово тотчас подхватывается, общее обличение негодности поднимается со всякого места и невозможно оратору, поражаемому, пронзаемому, словно стрелами [32], утишить тревогу души невежеством слушателей, бросив взор в какое–либо место театра, но, куда ни посмотришь, всюду сидит строгий критик.
191. Ведь, помимо обучения среди декурионов, три школы риторов в равном числе (т.е. трех) собираются в судах, изощрившиеся не менее слухом для оценки, нежели языком для защиты. Поэтому нет никого счастливее человека, признанного искусными здесь, и в злосчастьи все уступают тому, о ком дан отрицательный отзыв здесь. Да и тот, кто сюда входит без содрогания и страха, не храбр, а туп, если не сознает, какой степени риска подвергается. 192. Таким образом давно укоренилось здесь дело красноречия и достигло равного процветания. И тем, которые подходили к нему со стороны, и тем, кто взялись за него в самой его области, выпадало на долю приобщиться источникам, так что уже установилось мнение, что, кто ни вступит на эту землю, вкусил искусства и стал участником риторства, как будто земля испустила здесь музическое дуновевие, как в других местах пророческое.
193. Не удивительно, если, превосходя прочие в остальному а в упражнении в мудрости с прочими превосходя и собственные достоинства, город наш приобретает себе поклонников в лице тех, кто является на административные посты, каждому из коих и вступлением в управление, и срединою и концом его служить что-нибудь прибавить городу. Далее, ведь и те, .кому пришлось прибавить, подобно людям, возжегшим богам крупнейшие приношения, живут остальную жизнь с отрадным чувством, имея, о чем рассказывать в беседах как доблестнейшем своем деле, вернее же, будучи в состоянии говорить обо всем, чему свойственно прославлять человека, умалчивая о прочем, гордятся одним этим, в уверенности, что ни когда не постигнет их забвение о их деятельности в наилучшем месте из стоящих под солнцем. 194. И их уверенность понятна. Ведь тот, кто проявил ревность своей души там, где сборища [33] наиболее часты, положил ее на приснопамятную славу, как, полагаю, те из живописцев, которые искусство рук своих принесли в дар в Дельфы. И не бывает так, чтобы те начальники, которым этого возможно достигнуть из царских денег, легко устремлялись к новым постройкам в городе, а те, у кого расходы покрывались из собственных средств, медлили приступить к ним, но те, кто принадлежали к среде императора, больше проникались страстью к тратам здесь, чем к приобретению, и, собрав отовсюду красивый камень. разбрасывали среди города красивый постройки, блистающие, словно звезды, и став указчиками великолепия этого, имели много последователей, задумавших нечто, превышавшее их силы. 195. Здесь тот, кто не возводит дома или хотя бы приобретает его из существующих, если и в высшей степени богат, считается втуне богатым, а кто это доставляет, а в прочем дошел до нужды, заносить себя в число богатых. Поэтому размеры города не стоять, но, подобно тому, как в организме человека, растут день за день.
196. Но пора уже распространиться о положении и величине. И вот, я полагаю, не окажется ни одного из существующих городов, величина коего такова при столь красивейшем положении. В самом деле, начинаясь с востока, город по прямой линии идет на запад, протягивая двойной ряд высоких портиков. Эти портики отделяет друг от друга улица под открытым небом, мощеная камнем, шириною в портик. 197. Длина этих протянутых галерей так велика, что только выровнять такую площадь потребовалось много рабочих рук, а пройти с начала до конца утомительно и такая длина заставляет прибегать к коням, и она так гладка и непрерывна, не сменяясь ни впадинами, ни обрывами, ни другого рода неудобствами, но словно краски в картине, подобранный по воле. 198. Улочки же, беря начало от портиков, идут одни к северу, все время по ровному месту, другие на юг, по предгорьям, постепенно поднимаются, доводя селитьбу до такого расстояния, чтобы сохранилось согласие с прочим планом города и чтобы чрезмерно возвышенным положением она не была как бы на отлете от прочего города.
199. Переступив обрывы и пропасти, включив и их в свои пределы и заняв узкую площадку посреди скатов горы, не подвергает он дома, расположенные у подошвы её, опасности от домов, воздвигнутых над ними, подобно скале Сизифа; но, заняв лишь столько, сколько давал непрерывный подъем, он с количеством соединил благовидность. 200. В своем протяжении гора вздымается подле него, словно щит, высоко поднятый для обороны, а тем, кто живут под этой горою, ничто не угрожает от подобного соседства горы, а источники, поросли и сады, ветерок, цветы, голоса птиц и пользование прелестями весны у них — вперед прочих. 201. Портики похожи на реки, текущие вдаль, а переулки на канавы, от них отведенная. [34] Одни направляют, будучи обращены к горе, к прелестям предгорья, а те, что обращены в другую сторону,—к другой дороге, некрытой, с домами по обеим сторонам её, как будто каналы, прорытые от реки к реке, с целью водного сообщения. И эта сторона заканчивается во многих местах красивыми садами, и последние замыкаются берегом Оронта, 202. Из портиков, как сказано, тянущихся с востока на запад. и простирающихся на такое расстояние, что его достаточно было бы на три города, как раз по средине правого, арки, обращенный во все стороны, с одною общею каменною крышею, дают начало другим портикам, идущим к северу, до реки, при чем находящейся в их районе храм Нимф, высоко вздымающийся в небо, обращает к себе все взоры блеском камня, красками колонн, яркостью росписи, обилием вод. И от них направляются улицы, как от портиков, упомянутых раньше.
203. И вид старого города таков. Новым же городом занят остров, который образовали рукава реки Протекая с верховьев в одном русле и пройдя весьма большое расстояние, она, разделившись, охватывает это место и превращает его в остров. И из двух течений одно оказывается по средине обоих городов, а другое, пройдя по ту сторону нового города, после образования острова соединяется с другим и восстановляет реку в её прежнем размере, до разделения. 204. Форма этого нового города— круглая. Лежит он весь положительно на равнине и его окружает, подобно венцу, несокрушимая стена. От четырех соединенных одна с другою в виде четырехугольника арок, как от пупа, простираются в каждую страну неба четыре пары портиков, как в четырехрукой статуе Аполлона. 205. Из них три, дошедши до стены, соединяются с оградою, четвертая короче, но красивее, насколько короче, как бы идет на встречу дворцу, останавливающемуся вблизи, становясь ему вместо пропилеев. 206. Самый же дворец занимает столь значительное пространство острова, что достигает четвертой части целого. Именно он проникает к средине, которую остров принимает в качестве пупа, и доходить до внешней, речной части, так что и стена, получив колоннаду вместо парапетов, устроена как? место зрелища, подобающее царю, так как и река, текущая внизу, и пригороды со всех сторон тешат взоры.
207. И если б кто пожелал в точности описать эту часть города, нужно взять ее темою, а .не трактовать ее как часть другой темы; все же следует сказать столько, что, если из всех, где либо находящихся, одни приобрели известность своею величиною, другие славятся красотою, этот дворец вторым никоим образом не уступает, первые же даже далеко превзошел, в отношении красоты не побеждаемый нигде, по суждению же о величине всюду побеждая, будучи разделен на столько внутренних покоев, портиков, мужских помещений, что и люди, вполне освоившиеся, переходя из дверей в двери, легко начинают плутать. Мне кажется, если бы он и один находился в одном из городов плохого состояния, каких много мы видим во Фракии, где несколько хижин составляют города, во всяком случае, при осмотре городов, доставил бы возможность величаться городу, им обладающему.
208. Но возвращаюсь к тому, что новый город отделяет от старого текущая между ними река и этот промежуток связуется пятью крепкими мостами. И вода превращаем наш город в два, а мосты не позволяют ему быть двумя, припрягая второй к более древнему, словно жеребенка к матери.
209. Пусть любой вникнет в то, что, является ли наилучшим для города вытягиваться в длину, древний город у нас заселен таким образом, красивее ли кругообразное расположение, это распространяется на новый город, то ли самое является признаком величины, чтобы город не был одного вида, здесь, как нигде, все формы городов, так что, кто величается, как обитатель города в виде равностороннего четырехугольника, пусть знает, что величается малостью.
210. Ведь, как в земледельческих трудах, малый участок легко укладывается в определенные рамки, как на картинах живописцев, а. пашни богачей того же не допускают, но, разбросавшись пространно, один участок вдается, другой выдвигается, так бывает и с городами: лишенный величины подчиняется одной форме, а обладающий величиною разбрасывается, как случится.
211. Поминая о величине, не упущу и того обстоятельства, что, если с длиной портиков, упомянутых мною в первый раз, свяжем те, которые от них направлены к реке, иным образом делая добавление к их длине, и, равным образом, опять портики нового города в их отношении друг к другу приняв за один [35], этим одним увеличить вышеупомянутую длину, если кто-нибудь. это сложить, вернее же, пускай каждое остается, как оно было, но рассматривая такую перемену мысленно, всякий найдет, что портики тянутся у нас на протяжение одного перехода.
212. На этом пути пред тобою непрерывный ряд домов частных лиц, всюду среди частных распределены общественные здания, то храмы, то бани, на таком расстоянии друг от друга, что каждой части города удобно пользоваться ими, и у всех входные двери выходят на портики.
213. Какова цель этих моих слов? К чему в конце концов затягивать вообще речь о портиках? Мне кажется, что из удобств городской жизни самым привлекательным, добавил бы, и самым полезным, являются сборища и общение. И, клянусь Зевсом, городом по истине является тот, где такового много. 214. Ведь и сказать что-нибудь. подобающее, и выслушать — хорошо и самая приятная вещь подать совет, и проявить подобающую долю участия к положению друзей, с одними разделяя радость, другим сочувствуя в их горе и с их стороны встретить ту же отплату, и тысяча других возможностей открывается в сближении друг с другом.
215. И вот, у кого нет столь просторных портиков, перед домами, тех расселяет зима, и на словах они живут в одном городе, на деле же разлучены друг с другом не менее, чем с жителями прочих городов, и осведомляются о соседях, будто о людях в отъезде. Ведь и дождь, и град, и снег, и ветры держут их дома в своей власти, подобно узникам, и едва заглянув на площадь, те из слуг, которые издавна привыкли переносить невзгоды, бросаются проч. Поэтому, когда погода разгуляется, как бы спасенные после долгого плавания, жители приветствуют друг друга с объятиями, многое из того, чем обязывает обычай дружбы, упустив за то время в отношениях друг к другу и пеняя за то, вместо самих себя, нате условия, какие им в том воспрепятствовали.
216. У нас же не посылает Зевс ни града, столь тяжкого, пи снега, столь густого, ни дождя, столь обильного, чтобы из-за них расстраивалось непрерывность сношений, но год испытывает перемены времен его, однако условия сношений ни в чем не меняются, но дождь удручает кровли, а мы шествуем вольготно в самых портиках и сидим в компании, где. удобно.
217. Ведь и тех, кто живут на краю переулков, вы двигающееся вдоль стены с каждой стороны улицы навесы, защищая их от дождя, доводят сухими до портиков. Итак, у прочих, в той мере, как они разъединены, притупляются связи знакомства, а у нас, благодаря непрерывности общения, чувства дружбы процветают, и на сколько там она ослабевает, настолько здесь усиливается.
218. Таким образом, длина портиков служит не менее тем условиям, какие являются важнейшими в людской среде, чем в удовольствию. К ним примыкает и ипподром, и театр, и баня, первый в размерах достаточных для бега потомков Борея и предоставления в обилии ступеней сидений для массы городского населения, второй, где звучат и соревнуют и флейта, и кифара, и голос, и разнообразные средства сценических развлечений.
219. Кто бы в состоянии был вместить в своем рассказе другие виды театров, одни, устроенные для борцов, другие — для борьбы людей со зверями, все среди города, не вынуждающие перед удовольствием испытывать тяготу долгого пути к ним?
220. Но кто не подивится баням, из коих одни пригодны для зимы, другие подходят для лета, одни в стороне от сильных ветров, другие как бы воздвигнуты в воздухе и не имеют общения с землею?
221. Дома же — одни, воздымающиеся в блеске современного стиля, другие, от былых времен, в скромности постройки чуждающиеся горделивости и пошлости.
222. Если же не следует замалчивать мысль, сейчас пришедшую, мне кажется, Зефир убедил древних жителей не тратить на стены всего труда. Ведь те, у кого климат неблагоприятен, изощряются в облегчении от его воздействия, нам же, которые наслаждаемся самым приятным «ветром, славным товарищем», как говорил Гомер, нет нужды в каких-либо ухищрениях, когда бог предоставляет нежиться.
223. В самом деле, афинянам был союзником в морской битве Борей, в отплату, как говорят, за похищенную девицу предоставляя им дар, который свояк этом далеко не сдерживает в должной мере, нам же Зефир благодетельствует не в возмездие предшествовавшей обид но он любит, но любит не девицу, а целый город, бессмертною [36] любовью и, сдержав себя зимою, когда знает что своим налетом причинить страдания, приходит вместе с летом, чтобы не допустить зноя.
224. И ни с другим городом не входит он в общение раньше нас, ни через нас поступает к другому, но с нас начинает и около нас перестает, подобно тем, кто устремляются к одной красивой личности, чьих взоров не отвлекает появление другой.
225. А он протекает по всему городу, и обтекает его, и не оставляет ничего непричастным своей помощи. Не поступает он так, чтобы в дома богачей в три этажа вливаться, а над домами людей смиренных и бедных проноситься, но, как в демократии, предоставлено равенство перед законом, так у нас некая равномерность участия в благах зефира и никто никогда в жажде его дуновения не винил соседей в том, что потерпел это от них так проходит он и скользить через всех, и кого ни коснется, то путь ему.
226. И луча солнца приходилось некоторым лишиться вследствие того, что заслонял его соседний дом, но никому не ставится препятствия в том, чтобы зефир даровал ни общие всем милости, но он вздымает хитоны прохожие и заворачивает их около лодыжек, простыни спящих вздымаются над телом под его дуновением и ночь зефир делает отдохновением вдвойне, примешивая к нему дуновение.
227. Значить, не напрасно город все время в стройках, и одни здания кроют, другие возведены до половины третьим только что заложен фундамент, для иных роют для того землю, и всюду голоса людей, торопящих строителей, и то место, что прошлый год вскапывали для урожая овощей, ныне отведено под дом. Ведь они знают, что все блага, какие обещают поэты справедливым по кончине их, здесь предоставлены на долю живых.
228. Подумаем и о том, что город был бы вчетверо больше, чем ныне, если бы не был повергнут раньше уже тремя смертельными ударами. Да, как храм пифийского бога подвергся многим превратностям и тот, что теперь стоит, четвертый вслед за теми, которые исчезли, так наш город, как город людей, был сражен, а как любимый богами, восстал, потерпев и поступив так же, как маслина Афины. И ее Ксеркс подверг сожжению, когда разорил афинский акрополь, но на второй день из сожженного ствола взошел побег в локоть высотою. И этот город вместе и пропадал, и восставал.
229. И теперь, копая землю для закладки фундамента, встретишь непременно какой-нибудь. след древней постройки и многие воспользовались имеющимся материалом и, вместо того, что задумывали, присоединив прочий потребный, строили на нем. Итак, если бы одних построек не коснулось истребление, а другие присоединились к ним и, сколько труда теперь полагается на восстановление, столько прилагалось бы на добавление, многие лишились бы многих полей в пределах территории, подвергающейся обработке.
230. Далее, нельзя сказать, чтобы, в то время как город дивен во всем, окрестности его таковы, что иной пожелал бы, чтобы они были лучше, чем есть, но они обнаруживают, что они — окрестности такого города. Во-первых, большие и населенные деревни, более обильные жителями, чем многие города, располагают ремесленниками, как в городах, поддерживают сношения друг с другом на праздниках, приглашая по очереди каждая к себе и получая приглашения, одним и тем же услаждаются, даруют и получают выгоду, от того, в чем у них избыток, уделяют, а, в чем у них нужда, то получают, одним располагают, другое покупают, далеко опережая благосостоянием купцов, живущих у моря, со смехом и рукоплесканиями вместо прибоя и волн зарабатывая деньги, мало нуждаясь в городе вследствие обмена между собою.
231. Пусть взглянет любой и на то, что находится за воротами. Не подумает он назвать то гостиницами, но городскими частями, но достойными принадлежать одному этому городу. Так пригороды точно воспроизводят то, что имеется внутри города, и в комфорте, и в банях, и в ремеслах, и в совокупности домов. Поэтому, если бы кто либо тройное это деление совокупил в одну форму, достаточно было бы для города нынешнего загородного населения.
232. Действительно, как внешняя площадь царской резиденции причастна была бы внушительности внутренних помещений, уступая последним, но позволяя догадываться по меньшему о более значительному так от города распространилось некоторое сходство на территорию вне стен, так что, выезжая, ты скажешь, что в меньшем масштабе видишь то, что покинул, я въезжающему загородная местность предвещает, что он встретит в городе.
233. Итак все одного и того же вида, а местность к западу, Геракл! как побеждает все прочее, всякое описание! И это одно стоить увидать, выслушав же с величайшим удовольствием, с чужих слов не составишь себе надлежащего понятия.
234. Тотчас за воротами по левую сторону открывается разнообразие садов и прелесть вилл [37], обилие источников, и дома прячутся в тени древес, и покои, что высятся над деревьями, и роскошь купален, место, подобающее Афродите и её сыну — стрелку. На дальнейшем пути по обе стороны дороги ты видишь массу виноградников, красивые дома, розовые насаждения и всякую растительность и орошение, π одно влечет к себе, другое тянет к себе в свою очередь, и среди подобной утехи ты достигнешь наипрекраснейшей Дафны.
235. О ней ни сказано еще ничего по достоинству, ни будет сказано, разве придет мысль богу с Музами воспеть эту местность.
236. Эту дорогу из города в предместье я с величайшим удовольствием назвал бы бахромой эгиды, коею Гомер вооружает Афину. Так вся она — золотая и завершается колофонским золотом — Дафной.
237. Ее увидав, невозможно удержаться от крика, не прыгать, не скакать, не считать себя счастливым за это зрелище, не чувствовать себя как бы окрыленным удовольствием. То то, то другое, всюду, чарует, изумляет, одно приковывает к себе внимание, другое влечет,—и взоры облиты блеском, что заставляет зрителя оглядываться во все стороны,—храм Аполлона, святилище Зевса, Олимпийский стадий, театр, источник всякой утехи, обилие, толщина и высота кипарисов, тенистые тропы, хоры певчих птиц, легкое дуновение ветерка, запахи, приятнейшие благовоний, величавые приюты, виноградные лозы, ползущие в мужские покои, сады Алкиноя, Сицилийская трапеза, рог Амалфии, полное пиршество, Сибарис! Какую купальню ни изберешь для мытья, ты пренебрег еще восхитительнейшею.
238. Местность эта так благоприятна для организма, что, если удалишься после недолгой побывки, уйдешь с более здоровым цветом лица. На вопрос же, чему ты больше всего порадовался, затруднишься ответить. Так все соревнует одно с другим. Нет такого сильного, необоримого, упорного недуга, который, не изгнала бы Дафна, но, лишь приблизишься к этому месту, и все удручающее пропадает. Если боги, действительно, покинув небо, сходят на землю, мне кажется, они здесь пребывают и заседают со смертными, так как лучшего для них местопребывания и не могло бы быть.
239. Если таково то, о чем я рассказал, не таково оно по количеству, чтобы избыток красоты терял свою дивность по незначительности причастного такой красоте, как, например, не пять домов, садов семь, кипарисов триста, бань три, но прекрасно все, как нигде в другом месте, но еще многочисленнее, чем прекраснее.
240. Она обладает каждым из этих предметов в таком количестве, что лишь из уважения к городу осталась на положении пригорода, при желании же поспорить с городами в состоянии победить во многом, она, которая всех тех из римлян, которые являлись ее обозревать, победила, убедив не восхвалять более Италию, как не способную потерпеть поражение в такого рода вещах.
241. Главным же предметом из красот Дафны, полагаю, и всей земли, являются источники Дафны. Ведь нигде земля не породила таких свойств орошения ни для взора, ни для пользования. Это резиденция неких Нимф и самая чистая и прозрачная влага их дара.
242. Иной, пожалуй, выразился бы, что богини не менее тешатся этою местностью, чем Зевс Пизою, Посидон Истмом, Дельфами Аполлон, Лемносом Гефест. И если нужно верить. что Нимфы обитают в водах, мне кажется, прочие они посещают, чтобы лишь взглянуть на них, а эту местность, подобно царям, сделали своим акрополем. Верю и тому, что три богини, когда они спорили о красоте, здесь скорее, вымывшись, явились на суд, чем там, где говорить предание.
243. Кто, став около них и увидав воду, вытекающую из самых устьев и несущуюся вдоль каждой из двух стен храма, не подивится обилию, не изумится красоте, не почтить как божественную, не коснется её с удовольствием, вымоется с еще большим, испьет с величайшим? Ведь она в одно и то же время и студена, и прозрачна, и наиболее пригодна для питья, и уснащена прелестями, и мягка в соприкосновении с телом человека.
244. И вода не осталась в одной матери, Дафна не удовольствовалась тем, что родила и Дафна использовала, остановив дар около себя, но она произвела, а принял участие в нем, вместе с произведшей, город, причем влага побежала из дому в дом и не с верхов горы, что требовало бы большего труда и большего риска, так как помощь зависела бы от помощи со стороны милосердия других, но, устроив для потока крытый ход по подножию горы, где выдолбив ее, где надстроив, кое–где проводя ход и на некоторой высоте, через мосты, где того требовали стремнины, они передают городу то, что доставили предместья.
245. И теперь, чем мы особенно побеждаем, это то, что город у нас снабжен орошением. И хотя бы иной бесстыдно оспаривал прочие преимущества его, при поминании о его водах все уступают. Красоты мы побеждаем количеством, количество красотою, вернее же изобильное количеством, привлекательное красотою. Каждая из общественных бань изливает воды, сколько река, а из частных одни, как те, другие разве не многим менее.
246. У кого же есть средства возвести баню в дополнение к прежним, в виду обилия влаги он смело возводить и не боится, чтобы, быв отделана с высшим изяществом, она не получила прозвания «томимой жаждою», по скудости Нимф, но так далек он от того, чтобы по недостатку воды приходилось отказаться от своего рвения, что и тот, у кого такого рвения немного, имеет побудительным мотивом самые воды. Поэтому всякая городская часть гордится отделкою частных бань, которые превосходят это свое название. Ведь они настолько красивее общественных, насколько меньше их размерами, и между жителями разных частей большой спор о том, что у каждой такая самая красивая.
247. Можно усмотреть богатство источников в количестве домов. Дело в том, что сколько домов, столько водоемов, вернее же при каждом их много, и большинство мастерских прикрашено этим.
248. Поэтому мы не вступаем в борьбу около общественных водоемов, кто вперед кого зачерпнет воды, что удручает многие города из богатых золотом. У них сильная толкотня вокруг водоемов, плач из за разбитой посуды, раны подле источников. У нас же, благодаря тому, что у каждого водоем внутри дома, общие текут на показ.
249. Прозрачность же воды хорошо можно проверить тем путем, если, наполнив водовместилище, остановить приток в него воды. Подумаешь, он —пустой. Так дно отчетливо блестит под водою. Поэтому не знаю, зрелище это может ли скорее разжечь жажду, чем утолить. Так оно и позывает выпить, и заранее, еще до вкушения, радует.
250. Итак, то, в чем вы привыкли среди мира бороться друг с другом, вызывает у вас нескончаемый спор, благодаря равенству во всех отношениях. Так побеждая прочих очевиднейшим образом, вы в отношении друг в другу поставлены в равные условия.
251. Поэтому те,что населяют восточную часть, говорят, что большая часть пшеницы провозится по их территории и вместе ссылаются на источник Александра, в свою очередь населяющие западную часть указываю τ на обилие древес и большую чистоту и приятнейшее соседство, Дафну, жители предгорья лучшее дуновение ветра и спокойную жизнь, возможность любоваться видом всего города, жители нового города — на стену, остров, дворец, благоустройство целого, те, кто живут в средине между ними, на среднее свое положение. Кто, слушая эти доводы, в состоянии был бы вынести приговор, когда–все под ряд так уравновешиваются?
252. Но этого спора, который внушает наличность того или другого преимущества у каждого, пусть не отнимает у нас никто из богов, а избытка продуктов на рынке что изобильнее, что более самодовлеет? Это удобство так распространяется по всему городу, что ни одна часть города не носит названия рынка и нет необходимости покупателям сходиться в какой-нибудь один пункт, но для всех он готовь на месте и можно перед дверями и всюду протянуть руку и получить.
253. Ведь нельзя найти улицы, столь заброшенной, даже на самых отдаленных окраинах, которая отправляет своих обитателей в другое место, чтобы им получить что либо из предметов первой необходимости, но одинаково изобилует и средина города, и окраины, и как все части города полны населения, так все полно и продуктов.
254. И многое из продажного иной минует, не встречая. надобности, а в чем явилась надобность, того никто не ищет по отсутствию требуемого. И с предметами насущной потребности соревнуют те, что являются изобретением роскоши, и у города предоставлен простор тому и другому общественному классу. Он удовлетворяет и бедноте, служить и похотям богатых, доставляя для их пользования деликатесы, изготовляя и соразмерное со скудостью первых, оказываясь в силах перед спросом со стороны од них, и не превышая спроса других. А самое достохвальное — то, что он заботливо и разнообразно кормит и бедноту и дает не только средства к поддержанию жизни, но в добавок и для жизни в довольстве.
255. Можно составить себе понятие об избытке рынка таким образом. Все те города, сколько их мы знаем, наиболее гордящихся своим богатством, выставляют перед домами один ряд товаров, среди же колонн [38] никто не работает, у вас и тут рынки, так что насупротив каждого малого дома находится лавочка, деревянные чердаки [39] один против другого и навесы для прикрытия и нет места свободного от мастерства, но какой краешек ни возьмешь, тотчас это, оказывается, башмачная или что-нибудь. подобное, и они держатся за места словно за канаты, как Одиссей за смоковницу.
256. Будучи обильно товарами, это устройство еще более удивительно по продолжительности, так что у торгашей рано утром ни чуть не больше покупателей, чем вечером, но как воды, когда тебе ни потребуется, ты застаешь одинаково обильными, так и рынком пользуешься все время одинаковым и даже наступление ночи не прерывает его разгара. Но у нас замечается нечто более поразительное, чем у эфиопов.
257. Именно: ту трапезу, которую они назвали трапезою Гелиоса, они выставляют полною мяса с восходом бога и это работа тех, кто в конце ночи полагают мясо на стол, но они фантазируют, что это самопроизвольный урожай земли. А что касается наших товаров, время их изготовления неизвестно, а их добротность видна, и день ничем не преобладает над ночью, но в тот и в другую все на лицо в одинаковом изобилии.
258. Поэтому и те из путников, которых наступление темноты застает на последних перегонах, подъезжают к городу в полной уверенности, что будут ублаготворены среди ночи. Им удается и принять ванну, и пообедать обильнее, чем гостям, званым на празднование победы, как будто повара, для приготовления трапезы, были посланы вперед.
259. Дело в том, что и прочее под руками, и рыбу не приходится искать, бегая туда и сюда, позовут продавцов для заказа им. Ведь и рыбою мы, материковые жители, располагаем в большем количестве, чем многие из тех, которые живут у морского прибоя, и от моря мы удалены, но люди, промышляющие на море, ловят для нас добычу, взращиваемую морем, и кучи всякого сорта рыбы поступают к нам за день.
260. И здесь похвально то, что и недостаточные люди не отстранены от такой пищи. Судьба, доставляя каждому, что ему годится, разделила добычу, добычу от моря богатым, другим — от озера, а общею обоим предоставила реку, которая для состоятельных людей растит те породы, которые плывут в нее из моря, а прочие для прочих, но все в изобилии.
261. Выгоду городу река и озеро приносят не только ту, что снабжают стол, но все, что дает земля, они делают достоянием города по удобству подвоза, которое они доставляют, позволяя не ограничивать доставку продуктов неудобной доставкой обозным путем. Поделив страну, и одна, протекая по той местности, которая не имеет подспорья в озере, а другое, разостлавшись в местах, коим не приходить на помощь река, они на озерных и речных судах избыток деревень отдают городу.
262. И сначала везут отдельно, потом обоих заменяет река, с своими принимая на себя доставку и грузов с озера и доставляя их в центр города и каждому поставляя его к воротам, так что можно снимать его женщинам и детям. Здесь обстоятельства противоположны тому, что наблюдается в Феспротии. Именно, там река впадает в озеро, здесь же озеро принимает в себя река.
263. А самое важное, и та часть реки, что течет в море за городом, не оказывается непроходимою для судов от скал, что в значительной части постигло Нил, и эта часть не остается у нас бесполезною, но достойна прославления, какое Пиндар применяет к камаринскому Гиппарису, что «быстро надвигает высокую рощу для крепких покоев» [40], служа путем провоза дерева отовсюду.
264. При мысли об истоках реки в море меня влечет к упоминанию о гавани, которую владыка устроил, заботясь не о тех, кому, по-видимому, она принадлежите Но она высечена в Селевкии, но высечена эта гавань из скалы в интересах нашего города, с такими расходами золотом, сколько и Пактол не доставил Крезу.
265. Поэтому всякое грузовое судно выезжает отовсюду с продуктами всех стран, Ливии, Европы, Азии, островов, материков, и наилучшее из того, что наилучшее в каждом месте, доставляется сюда, так быстрота продажи влечет сюда души купцов и, благодаря ей, мы пользуемся произведениями всей земли. И большинство распущенных над морем парусов спускает эта гавань.
266. Что же удивительного, если насельники такой земли, располагая подобною гаванью, имея союзником озеро, а русло реки сотрудником, устроили город так, что он возможно более схож с праздником?
267. В самом деле, где в другом месте праздник изобилует всем тем, чем всем располагает здесь весь оборот года? Кто, впервые видя город, не сочтет, что пришел священный месяц? Кто так уныл характером, чью душу он не обратит к веселью? Где в другом месте такой приток развлечений? Какого повода к удовольствию здесь не хватает? Мягкости климата? Привлекательности бань? Богатства рынка? Разве зима не дает нам постоянно солнечного тепла? [41] Весна не блистает цветами? Лето не сверкает цветами плодов и благоуханиями не превращает города в луг? Разве идти среди выставленных на продажу продуктов не приятнее, чем пройти по садам? Разве сборища на рынке не приятнее пребывания дома? Разве самая толпа, текущая по городу, не достаточно занимательное зрелище? Разве у нас Гомер не уличается в прославлении Сна выше его достоинства?
268. Ведь здесь «владыка людей ни против воли» не влечет к себе, ни погружает в сон насильно, но его власть, тяготеющую на ресницах, мы одни из всех стряхиваем и светильник солнца сменяют другие светильники, превосходящие освещение египтян [42]. И ночь у нас одним только отличается ото дня, видом света. Для ремесл же — она наравне с днем и одни бодро работают руками, а другие звучно смеются и развлекаются песнью. Ночь является как бы общею Гефеста и Афродиты, так как одни куют, другие пляшут, в прочих же городах больше чтится Ендимион.
269. Каким профессиям [43] город не приносить пользы? Здесь ищущий наживы легкий путь к богатству, причастным мудрости — к славе, страстным — к приобретению; разве не пригоден он внушить усердие, разве не приспособлен к наслаждению? Разве нет конных состязаний с их спором. не ведущим к мятежу? Разве нет забав сцены? Разве нет увеселений в противовес заботам? Разве не сюда перешел предмет гордости элейцев и не превзошли мы своих учителей в Олимпиях почитанием Зевса [44]?
270. Это состязание, случалось, устраивал иной и царь и, сняв свой наряд, надевал олимпийскую одежду [45], а другой являлся элланодиком и возлагал на себя лавровый венок, вместе и украшая и украшаемый своими действиями. И если элейцам, в остальном не выдающимся своим положением, праздник приносит некоторую значительность, что думать о нашем, который при прочем состоянии побеждает и блеском [46] Олимпий?
271. Какой же город подобает сравнивать с этим? Ведь он богаче древнейших, другие побеждает величиною, третьи превосходить знатностью рода, четвертые плодородием страны. И тот, которому уступает стенами, превосходит орошением, мягкостью зимы, культурностью населения, упражнением в мудрости, а города еще большого [47] красивее главною красою, эллинской образованностью и красноречием.
272. И вообще ты найдешь, что одни малы, другие, при величине, чужды Афродите. Здесь же богиня, мать Эрота, величину залила прелестью, и если, покинув этот город, явишься в другое место, вспомнишь об этом, если же явишься сюда из другого места, забудешь о прежнем своем место пребывании. Поэтому подобает извинять тем, кто под воздействием снадобий, имеющихся в городе, проникаются пренебрежением к родителям и отечествами. Ведь они увидали город, какого другого нет, и знают, что ничего подобного не встретят на пути своем.
273. Я уплатил свой долг родине, присутствующие, в мере не меньшей, чем на какую способен, но слабейшей, чем бы я желал. Но о грядущем сказал бы с уверенностью, что речь гражданина, может быть, иные превзойдут, но, чтоб сравняться с городом, ничья речь того не достигнет.

---

[1] Cf. Förster, Libanii opera, vol. I, pg. A.
[2] Срв. ер. 1078.
[3] cf. Strab. XVI pg. 750.
[4] cf. Malal. p. 201, 19.
[5] cf. Malal., pg. 204, 9.
[6] Так по вероятной конъектуре Förster'а, s. t. В тексте: сатрапии под покровительством его (бога)».
[7] Cf. Malal. p. 234
[8] Cf. Herodot. IV 90 sq.
[9] Diod. XVIII 3. Appian. Syr. 57, 17. Arrian. et Dexipp. ap. Phot. XCII p. 71b 28 et LXXXII p. 64 b 28.
[10] Locr, Euag. § 26 sq.
[11] Diod. Sic. XX, 47. Malal. pg. 199.
[12] ᾄδεται срв. т. I, стр. 358, 1.
[13] Cf. Pausan. Damasc. sp. Malal. 203, 22.
[14] ἑλληνίζω, срв. толкование слова в B² у Förster'а срв. ἡμεϱῶ выше, § 100, и к последнему т. I, стр. 151, 1.
[15] Athen. II 45. с. Hieronym. ad Daniel. XI, 6, pg. 705.
[16] Может быть, Ἐλενϑεϱία, cf. orat. ΧΧII § 42.
[17] οἱ ἐξιόντες срв. т. ΙΙ, стр. 188, 1.
[18] Срв. такую же приговорку orat. I, в начале.
[19] Срв. Plato legg. VII p. 806 τέλεον ϰαὶ οὐδ᾿ ἥμισυν δεῖν τὸν νομοϑέτην εἶναι.
[20] συνείϱοντες срв. т. I, стр. 424, 1
[21] μουσεῖον срв. т. I, 27, 1.
[22] ἀγών и ниже.
[23] ἐϰ τοῦ παϱαχϱῆμα, реминисценция на Фукидида, I, стр. 22. См. т. I, стр. 395, 3.
[24] Срв. об этом эпизоде выше, orat. XX §§ 18. 19, стр. 308 след.
[25] Thucyd. II 4,1
[26] По объяснению Förster’а со ссылкою на Платона, Legg. III 595 Α.
[27] Herodot. I 47. οἶδα δ᾿ἐγὼ ψαμάϑου τ᾿ἀϱιϑμὸν ϰαὶ μέτϱα ϑαλάσσης. Schol. Arph. Acharn. v. 3.
[28] Jo. Malal, Chronogr., pg. 142. Strabo XII p. 535, 11 sq.
[29] Можно понимать о людях разных профессий, нужных и на войне, срв. χεὶϱ ἐϱγάτις, χεὶϱ ξιφουλϰός и т.п.
[30] «город», ἡ πόλις, по-гречески женского рода.
[31] μουσεῖον cf. Стр. 371, 1.
[32] «лук», стрелы» частое фигуральное выражение у Либания, срв., напр., т. I, стр. 33, 7, т. I, стр. 48, 1.
[33] σίνοδοι здесь, очевидно, в том же смысле как, σύλλογοι срв. т. I, стр. XVII.
[34] О системе орошения см. т. I, стр. 21, 1; 174, 1.
[35] Чтение этого места не вполне установлено, см. в примечаниях у Förster’а.
[36] ἀϑάνατος, срв. выше стр. 189,2.
[37] Так переводим здесь ϰαταγωγαί. Может быть, дачные постройки, приюты, убежища.
[38] Срв. т. I, стр 62,3.
[39] Срв ηύϱγος во дворе дома для рабов, Demostр., orat. XLVII, § 56.
[40] Срв. схолий к Пиндару у Förster’а ad loc рпк. В².
[41] Восполнение пробела текста Reiske.
[42] Amm. Marc. XIV 1, 9, с примеч. Валуа.
[43] ἔϑνος в этом смысле срв. т. I, стр. 108,2.
[44] См. orat. LIII, т. II, стр. 1 след.
[45] Об олимпийской одежде т. I, стр. 117,3.
[46] φαιδϱότης срв. § 266 ἀγοϱᾶς φαιδϱότης, в смысле значительность вообще.
[47] Антиохия третий из городов империи, после Константинополя, Рима, срв. т. I, стр. 143,1. 281,3.