1. Сколько дело зависит от тебя, государь, и от того, кто вслед за тобою стоит во главе прочих правителей [1], курии возвращаются в прежнему своему положению и получают свой состав [2], но сами те, кто состоят в звании декурионов, препятствуют этому стремлению перейти в факт, так что тебя и префекта все мы по справедливости должны бы одобрять, а их и ненавидеть, и считать недобросовестными и охотно увидать их подвергающимися возмездию. Если бы, действительно, это произошло, может быть, наказание превратило бы нынешнее противодействие помощи с твоей стороны куриям. Вот ради чего и ради того, чтобы все узнали, что надлежит немедленно повиноваться тому, что благоугодно тебе, покажи, как праведный гнев твой постигает людей, не желающих слушаться. А чтобы тебе стало очевидно их злодеяние, я расскажу, начав несколько издалека [3].
2. В былые времена курии процветали во всех городах и была у декурионов и земля [4], и лучшие дома, и деньги бывали у каждого, и заключали они брачные связи друг с другом, и участие в курии было признаком благосостояния. Застав их в таком состоянии, некий император [5] ухудшил их положение и многими другими мерами, и, в особенности, своим основанием города. И вот когда он умер, уже водворив персидскую войну [6], обстоятельства этой войны повредили куриям, с каждым годом ухудшая их состояние, так как посылаемые на Тигр декурионы, вследствие понесенных там потерь, продавали отцовское достояние. А пришельцы, являвшееся, кто их знает откуда, без затруднения скупали и запахивали царские владения.
3. Это зло пожелал прекратить император Юлиан, включая в списки по каждому городу тех, у кого были поместья, кроме совсем немногих лиц. Когда, потом, его кончина вернула курии снова к прежнему положению, а скорее привела их к гораздо худшему и когда нередко стало наблюдаться бегство из курий в другие профессии [7] и города пришли в умаление, так как и состояние курии сопровождалось упадком и прочих сословий [8], ты, государь, воскорбел, как того стоило такое обстоятельство, и счел нужным послать Кинегия, занимавшего пост начальника по приему прошений, с тем, чтобы он занялся этим одним делом и поправил его, а прежде чем этому состояться, повелел ему, в звании префекта, отправиться до Нила [9], имея на своем попечении также не отпускать никого из того класса, где он числился первоначально. Но не оправдав ожиданий, на него возлагавшихся, и, нашумев много, а сделав столько, что стыдно было бы и сказать, принимаясь за дело мимоходом и поднимая бесцельную суету, так узрел он Нил, так снова Босфор, воображая, будто что то сделал, но не сделав ничего.
4. И его естественно упрекнуть в нерадении, но что скажет иной о немногих декурионах, которые не захотели увеличения своего числа? А что надлежало бы делать тем, кто того желал бы? Умолять, плавать, упрашивать, падать на колена, испускать вопли обиды, грозить остаться на месте, разве кто потащит и вытолкнет. Ничего из этого не предпринимается немногими, но, призван кто-нибудь, и ритор наготове и немногих слов достаточно, и следует отпущение, а эти люди — безмолвны.
5. Сверх того, далее, многих раньше этого времени пропустили лиц, соучаствовавших, многих и после того, притом, когда, государь, от вас приходит столько грамот, устраняющих всякое прибежище, для неправо уклоняющихся. Они говорят: «Ты отправлял должность и поэтому не хочешь отправлять повинностей. Так бездействуй [10] сам, но исполняй свой долг в лице сына. Нет у тебя детей или одни дочери? Убедив какого-нибудь человека взять на себя твое имя и твое дело,, опять бездействуй сам, доставляя городу лишь столько, траты свои». Это стоит во многих письмах и в других другое, еще лучшее, еще более доказывающее рвение, с каким ты относишься к куриям.
6. Что же это такое? «Если ты прошел и много должностей и тебе предшествовали вестники, жезлоносцы, биченосцы, скороходы и отряд воинов, и пища поступала к тебе из дома царя, все же ты придешь, куда тебя помещает отец и мать и родители их. И если ты скажешь о должностях, ты ссылаешься на помощь, никакой пользы не приносящую».
7. Таковы указания с вашей стороны, а с их стороны, вместо отправки послов с поручением увенчать главу, столь заботливую в куриям, и тотчас же ухватиться за тех, кого им отдают, и не позволять правителям медлить и отсрочками угождать тем, кто уловлены грамотами, но принуждать их соблюдать правое ваше решение и за замедление в этом выставлять угрозы, вместо того, чтобы исполнять это и еще большее, одним они предоставляли жить в том положении, как они жили, а другим не пикнули ни словечка, ни больше, ни меньше, хотя в их руках были сильные основания для того, чтобы высказаться смело. Но то, на что они сетовали бы, если бы вами это не было сделано, того иметь они не пожелали; но, пока вы не давали, выражали свое возмущение, а когда дают, не воспользовались, но то, нужду в чем заявляли, отталкивали, когда оно шло им в руки.
8. И сказанное странно, но иначе говорить не приходится, а они поступают похоже на то, как если бы какой-нибудь бедняк, попросив у Зевса клада, затем, нашедши его при рытье земли, бежал от дара. Что же причиной этого? Среди этих немногих, государь, есть несколько крупных сил, которые грабят людей слабых, присваивая этим немногим их достояние, и выгоды от декурионата усиливают положение этих. И в числе непорядков, которые справедливо требовали бы, внимания является отговорка, на том основании, что декурионов немного, для тех, которые имеются. И много ежедневно плача: «Ты видишь нас, стоящих, немного-численных, двенадцать вместо тысячи двухсот. Это — курия. Это единственные люди [11], которых привлекают для стольких дел. Нами держится порядок в городах, нами в деревнях, нами — более важные дела, нами более мелкие, нами более легкие, нами более тяжелые. Поэтому ты слышишь об одних и тех же именах».
9. Это причитание слышно в судах, которые дают снисхождение за злодеяния. Вот этим прибежищем желая пользоваться и желая, чтобы взятки сохранялись за ними одними, они боятся того, чтобы курии не вернули себе сколько-нибудь прежнего своего состояния, и, прося у вас восстановления курий, хлопочут, чтобы они всегда были в упадке, а скорее делают вид, что домогаются первого, а в действительности желают второго.
10. Нужно огня для тех, кто собираются мыться. Можно приступить к тому, к другому, но они не желают. Нужно лицо, которое бы содержало коней, каковые доставят развлечение на бегах. Есть люди, принявшись за которых, можно возложить повинность на них, а они приветствуют их, обнажив голову [12]. После этого они винят нынешние времена, как потопившие курии, сами их потопив и погрузив в пучину и воспрепятствовав их возрождению. Ведь ты пожелал последнего, а они обратного.
11. Итак они создали плохие для курий времена, так что, если кого надо считать врагом курий, надо признать таковыми тех, кто сохраняют из них столько, сколько обеспечит им прибыток. Они, предавая курии, предали свои родные города, они предали вами обретенную помощь куриям. Α те, кто вредят отечеству, как неспособны повредить и родителям? А кто — последним, тот кого в состоянии пощадить? Кто, в самом деле, друг таким людям? Те, кто таковы из-за денег, от присвоения каких священных приношений воздержались бы, от каких могил? Сопутствуя сколь близкому человеку, при коем были бы деньги, они не отняли бы их у него, убив при первой возможности?
12. И это, государь, общее зло, назовешь ли Пальт, или Александрию, показывающую останки Александра, или Баланеи, или наш город. Размерами они различны, а недуг всюду одинаков.
13. Однако они возразят, что сообщают правителям список бежавших и разными способами добившихся для себя изъятия от повинностей. Но это не их дело, но дело правителей и людей, приставленных для составления таких списков, причем одни угрозами не позволяют никого скрывать, другие страхом все выводят наружу. А эти доблестные люди, когда дело подвергается следствию, то молчанием, то нежеланием сообщить что-нибудь веское содействуют людям учиняющим беззаконие против курии, так слабо выступая на её защиту, что их содействие мало чем разнится по призрачности от сновидения. Посеяв же такие снисхождения в судах, по уходе оттуда они собирают жатву со своей измены, принимая вознаграждения, заявляя избежавшим, что предали наилучшим образом. А они остаются в прежнем положении, каждый угождая своей утробе, и, благодаря следствию, закрепив за собой свободу от повинностей. 14. Можешь убедиться в том, что я говорю правду, по трем лицам, которые отданы курии из ста человек, чем кто из здравомыслящих людей не возмутится, три из такого числа? А когда и эти трое стряхнуть с себя бремя декурионата, так как помогающие им при богатстве не имеют детей и поэтому могут оказывать [13] такие милости, то после этого кто же взялся бы у них быть правителем, и он, и поделом, был бы суров к отпустившим, усмотрев в том, кто были отпущены, неправду отпустивших их. 15. «Следует, говорит противник, подозревать могущество тех, кто станут помогать им». Но если это — правда, нельзя говорить им того, что они открывают правителям имена тех, кто прячутся. Ведь если бы было чего опасаться, те, кто о них заботятся, даже именами не раздражали бы людей, которых опасались. Нет, они не стали бы скорее угождать союзникам во втором случае, чем чинить неприятность в подготовке почвы [14] для поблажек. Следовательно, они обманывают, когда приписывают себе выдачу имен. Но когда они скажут, что побоялись силы тех, кто не желали, они признают плохое пользование собственной. Ведь они не доказывают этим путем, что не поступали неправо, но сообщают причину, по которой поступали так. 16. Так и трусам, из коих одни покидают ряды, другие и не участвуют в строе, можно говорить на суде такие слова: «Мать родила меня робким и я не мог взяться за оружие». А другой скажет, что сделал это и принял участие в строю, но не снес дела и последствий битвы. И тот, кто покушается на храмовое имущество или на могилы, не затруднится привести причину, почему покусился на них, и будут они оплакивать бедность свою, как, в свою очередь, и изменник. Но никого такие отговорки не спасают, и подвергаясь возмездию, он узнает, что единственное спасение в опровержении обвинения.
17. И теперь пусть никто не говорит мне о страхе, но не оставил ли он курию на произвол судьбы и не проявил ли себя робким. Ведь если бы даже ему грозило как либо задеть и испытать какую неприятность, ему следовало долг свой по отношению к родине ставить впереди даже самой жизни. И многие неоднократно, сознавая, что смерть постигнет их, если они будут сражаться, все же сражаются и, умирая от бесчисленных ран, умирают все же с радостью. А вы, какого копья убоявшись или какой стрелы, или какой пращи, или какого щита, покинул строй справедливости? Не было ли это опасение попреков и немногих слов? Допустим даже, что — смерти. Что же? Разве такая смерть не выигрыш? Или ты уж и не знаешь славных тех кончин, кончин за отечества?
18. И это я сказал как если бы соблюдете долга принесло бы опасность. Но это было бы не так. Ведь и мой дед, вводя в состав курии Аргирия [15], молодого, пришлого человека, владевшего малым состоянием, не претерпел никакой беды, делая дело досадное тогдашнему правителю, досадное тогдашнему софисту [16], своими мановениями распоряжавшемуся городом, но все же на их просьбе об угождении не уступил, ни при угрозах не сробел, но тот справлял повинности, а ему ни откуда ничего страшного не приключилось. 19. Хорошо. Но то старая история. Но этот Летоий [17], когда он был декурионом, — иной сказал бы про него, что и теперь он декурион через посредство сына — разве не занес опять в декурионы трех бежавших, стоявших во главе отрядов, командовавших воинами и с ними прошедших на далекое расстояние, повинуясь призыву обстоятельств? А между тем, поступая так, он знал, вооружить против себя магистра, раба гнева, преисполненного стремительности [18]. Но все же тот, имея на своей стороне прочих декурионов, по их недобросовестности и их подписи, ничего не достиг вследствие того, что не прибавил его подписи. А между тем он надеялся его склонить попойкой и трапезой. И вместе выпивая за его здоровье [19] и за его записку, просил прибавления (подписи), а тот пил, но дать того, что не подобало, не потерпел и продолжал служить предметом ненависти, но не потерпел ничего. 20. Таким образом и теперь это не уступка страху и уверенности, что, если не повредит интересам курий, погибнуть, но они отдавали себе отчет в том, что им лично будет к выгоде, если курии будут в том состоянии, в каком находятся.
21. Есть тоже у них и оправдание вроде того, что, как бы их не принуждали к декурионату, есть средство к увольнению и возвращению им свободы от декурионата, так что хлопоты об этом вызывают у них смех. Но все это — ложь. Ведь того, кто взят на основании относящихся сюда юридических требований, по суду и приговору курии и, что еще важнее, согласно вашим законам, что в состоянии было бы освободить? Я полагаю, ничто. 22. А если приходится допустить, что за деньги все можно сделать, то по крайней мере со стороны этих то лиц их долг перед курией был бы сохранен, если бы вписанные ими были вычеркиваемы из списков других сословий. Сам лови их, овладевай ими, вноси в совет задолженное, будь честным кредитором. А если кто либо другой допустить неправду, ты, с своей стороны, будешь чист.
Ведь если даже иной, будучи болен, явно осужден на неизбежную смерть, не оставляют о нем заботы врачи, не оставляют о нем попечение близкие, но и труды, и заботы, и бдения [20], и снадобья, и что пользы от этого никакой, всеми признано, однако все, что надо, делается до наступления смерти. 23. Но мы видим, как и слабейшие из городов, укрепляют себя стенами, даже зная то, что те, кто одолевают силою, снесут первым делом стены.
Но разве из за того они живут, не огородившись стенами? А что же отцы неспособных детей, разве и тех, на кого нет надежды, они не посылают в школы, чтобы им деньги давать, а не выносить ничего? Что же склоняет их в этому? Они не желают считаться пренебрегающими законами природы и давать повод ухватиться за это людям, которые рады попрекать других, именно, в том, что они не исполнили своего долга, не дав с своей стороны того, что было в их распоряжении.
24. Ведь и тех из рабов, которые приучились воровать, мы бичуем, хотя и знаем, что даже во время самого лечения от ударов, они остаются верны своему нраву и руки их заняты теми же делами. Но господин, если и не вызывает перемены в рабе, себя выгораживает от упреков бичеванием после каждого проступка. Что же, а те, кто бьют ослов, чтобы ускорить их бег, хотя медленность их остается прежнею, разве не бьют их все-таки, остерегаясь проявить недостаток настойчивости с своей стороны?
25· Будь и сам нам защитником курии, если и будешь трудиться бесплодно и найдутся люди, которые не дадут сохраниться такому положению дела. Может быть, точно выражаясь, это и не напрасно, так как в самом старании заключается некоторая выгода.
Нечто подобное, можно наблюдать, делают и гибнущее от бури. Они знают, что буря одолеет, покрывая морской волной судно, и никакое искусство не сумеет его исхитить, но не перестают заранее делать все возможное для помощи. Так и пчел нападения трутней на их работу не заставляют прекращать их труда, но те едят, а эти лепят соты.
26. Кроме того, не от тех или этих зависит освобождение. Если, в самом деле, не получать в сотрудники этих, союз тех приносить тень помощи. То обстоятельство, что Филипп располагает некоторою силою, зависит от Ласфена, зависит от Евфикрата, от прочих кто поставили свои города в рабскую зависимость от него, воевавшего не оружием, а подкупом. Подкупы и этих побуждают творить неправду, и пока это будет сходить им безнаказно, они не перестанут собирать плоды.
27. Бичом тогда заставь их исправиться, как, по словам Гомера, поступил и Зевс, и если не по доброй воле, пускай помогают куриям поневоле. Ты их поднимаешь, а они противодействуют, по вопросу о том, как кто может одержать верх над конем, возница над возницей [21], плясун над плясуном, размышляя, и совещаясь, и не жалея ни слова, ни дела, а состоянию курий предоставляя приходить в упадок, боясь, как бы ты не положил конца их несчастному положению, восхваляя плавания [22], вредные для жалких курий, увозящие молодежь из фамилий декурионов, одних в Финикию, других в Италию, не потому, чтобы посылали туда их как в лучшую школу, чем у нас, но, отлично зная их благородное происхождение, они видят в этом освобождение от курии. 28. И никто из людей этих не восклицает после того: «О, Земля и Солнце!» и не мешает им спускаться в гавань [23] не говорит того, что следовало бы говорить людям, жалеющим курии, но и поздравляют их, и сопровождают их своими пожеланиями, и провожают. И столько посольств, но заботы их посвящены менее важным предметам, а о таких никакой.
29. А между тем не было бы недостойным твоего характера, государь, установить закон, чтобы такие юноши не изучали таких предметов, благодаря каким они себя выдворяют из курий, но такие, благодаря каким они пойдут по дороге предков, чьему честолюбию удовлетворяло помогать отечеству путем греческого языка. И ничего ужасного не произошло с известным Фасганием [24], если он беседовал с правителями через посредство переводчиков, и не видали, чтобы он терял голову, и высшие сановники римлян не говорили, чтобы, вследствие отсутствия у него знания италийского языка, дела у города находились в худшем положении, но он так поддерживал курию и город и с течением времени слава его ежедневно так возрастала, что никто из начальственных лиц не предпочел бы быть тем, кем он был,тому, чтобы быть Фасганием. И действительно, скорее они им восхищались по возвращении, чем он ими, оставаясь на своем месте.
30. Пускай же эти люди поплатятся, государь, за свои притворные отговорки и пусть научатся не способствовать неправо своему прибытку, а право содействовать общим интересам города. Ведь теперь, безопасно лукавствуя, они противодействуют пользе отечества, а, получив возмездие, перестанут продавать такие интересы. 31. Недавно некто объявил мне, что один и тот же человек в каком-то маленьком городе заведует делами и внутри, и вне стен и имеет много постов и званий, как сборщик податей, как отправляющий там банную повинность, и взяв тот же кувшин, выступал в качестве банщика, и правитель подивился при виде того, как девурион отправляет и эту работу. И так ему можно бы было иметь немало товарищей и, сверх того, избежать этой работы в бане, если бы для него не служило в выгоде остаться в одиночестве. Теперь же правитель посмеялся, а зло осталось и город опустился до видимости деревни. Поэтому я могу похвалить этого нынешнего префекта [25] за то, что он перечислил в курию трех лиц с тронов судей. Скорее же не все хвалю. Он не согласовал с началом конца. Ведь содействуя справедливости, он увидал бы даже не трех только, а трудно даже сказать сколько.
32. Итак заступи куриям всех, государь, так как они заслуживают не меньшего рвения, чем боевые силы. одни приносят спасение городам, а первые создают нечто [26], что достойно спасения. А когда курии в том состоянии, как я показал, нет итого, из-за чего стоит рисковать. Столько отсюда позора распространяется по городам, так как неприглядность распространяется отсюда на все. Сделай же снова театры значительными по количеству посетителей усердием дающих, видными по этому самому и публичные декламации речей, так как сейчас одни, даже не сказав, ходят, стеная, другие, браня самих себя за то, что сказали, и даже, что самое главное, силу риторического искусства, помощью коего обретается то, что подобает делать, и восхваляется сделанное. И его вместе с куриями постигаете гибель и уничтожение, как, когда они были значительны, и ему выпадал на долю почет и наличность многих поклонников.
33. Но я желал бы, чтобы украшением твоему царству служили не только походы, битвы, трофеи и победы, но и образованность и красноречие, мать коим — Греция, или, если угодно, отцы коему — сыны Эллады. Следовательно, так как, помогая куриям, тебе предстоит помочь и заброшенным теперь книгам, наказанием тех, кому мало заботы о долге, верни силу обеим, и куриям, и школам.

---

[1] Ниже ἵπαϱχος, префект, в это время Татиан, срв. Förster, vol. III pg. 425, adnot.
[2] Срв. orat. XLVIII § 3—4, т. I, стр. 233.; т. I стр. 121, 1.
[3] Срв. то же orat. XLII (pro Thalassio), § 3.
[4] Срв. orat. XXXI § 16, т. I. стр. 223; orat. II § 35,
[5] Константину ниже «город» — Константинополь.
[6] Cf. Ехс. Vales. 6. 35. Oros. VII 28.
[7] См. т. I, стр. 113, 1.
[8] Курия — ϑεμέλιος. фундамент городов, см. т. I, стр. 171, 2.
[9] Срв. orat. XXXIII (с. Tisam.) § 27. CILIII 19.
[10] ϰάϑευδε, см. т. I, стр. 138, 2, стр. 515
[11] σώματα cf. orat. XLV § 31 et alb.
[12] Срв. orat LVI § 11, т. I, стр. 262.
[13] «Locus labem contraxit» Förster.
[14] σπέϱμα здесь в соотношении с фразой §13 σπείϱαντες τοιαύτας χάϱιτας ἐν τοῖς διϰαστηϱίοις.
[15] Cf. orat. XXXI § 47, т. I, стр. 232, Введение, стр. II, примеч. 4.
[16] Зиновию, см. orat. XXXI § 20, т. I, стр. 224; Förster, vol. III pg. 119 n. 1.
[17] orat. XLVIII § 42, XXXI § 47, т. I, стр. 245; стр. 232.
[18] φοϱά, срв. спорное чтение orat. I § 2, в конце.
[19] φιλοτησία срв. orat. XXX § 18, т. I, стр. 205. orat. LII § 47 срв. т. I, стр. 306.
[20] Срв., напр., о Кимоне, незаконном сыне Либания, т. I, стр. LXXV, ср. 946, о Либании в болезни. там же, стр. 40, примеч. 4, фр. 391.
[21] Срв. orat. XLVIII § 9, т. I, стр. 235.
[22] Срв. т. I, Введение, стр. LXVII; orat. XL § 7, vol. III pg. 283, 4, orat. XLVIII § 22, § 28, § 30, см. т. I, стр. 239 след., стр. 242.
[23] Срв. orat. XLVIII § 28, т. I, стр. 242.
[24] Срв. orat. I § 3; orat. Χ § 12, vol. I, pg. 404, 17 sq.; orat. XXXV § 10; epp. 286. 217, т. I, Введение, стр. 1 сл.
[25] Татиана, срв. orat. XLIX начало. Förster, vol. III, pg. 425, nota 1.
[26] Срв. о курии, как ϑεμέλιος города, выше, к § 3 этой речи.