К императору о заключенных (orat. XLV)

1. Если бы лицами, занимающими административные посты, соблюдалось, государь, все, что подобает, в отношении заключенных, я бы радовался за них, а тебе не досаждал. Но так как они оказались в этой области недобросовестными, а тебе об этом не говорит ничего никто из людей неправых, не ведают ли они или умалчивают заведомо, а все то нечестивое, что творится в этом деле, не может не быть поставленным в вину царской власти, я, поклонник твоей кротости и вместе обязанный тебе величайшей милостью, долгом считал бы поправить этот промах твоим приговором.
2. Ты знаешь, конечно, государь, то правовое положение, чтобы те, кто заслуживают смерти, умирали, а те, которые того не заслуживают, жили и оставались, хотя, вследствие избытка человеколюбия, тебе случалось уже сохранять жизнь иному и из тех; но пусть остается установленное древними законами. Это то, чтобы умирал человек, дерзнувший на какое либо подобное преступление, а жил тот, который никакого столь важного преступления не совершил. Но что же такое это дерзновение и это преступление? Быть уличенным. Ведь умереть до уличения ничто иное, как пострадать неправо. В самом деле, если кто-либо совершил деяние, достойное смерти, но оно осталось сокрытым, казнивший его совершает преступление, подвергнув возмездию раньше, чем удостовериться в его вине. 3. Знай же, государь, что в лице правителей ты посылаешь по провинциям убийц. Каким образом? Частые вспышки гнева вызывают много поводов к недовольству, и если кто разгневается, тотчас спешит к правителю и говорит, что оскорблен и жестоко пострадал, другой о себе не говорит, но о жене, третий ни о том, ни о другом, но о детях, и сочиняют о словах и ударах, да разорвав ту или другую часть одежды, присоединяют в тому и это. А того, пока он отпирается, утверждает, что его оклеветали, напоминает о жалобе и законах, отправляют в заключение и при том, не смотря на обилие поручителей. 4. Подвергаются этому, понятно, люди более слабые со стороны более сильных, люди, у которых нет средств, со стороны состоятельных, люди толпы со стороны немногих, которые требуют, чтобы идущие от них обвинения были сильнее доказательств. Это творится членами величайшего синклита, творится против ремесленников прочими куриями, теми, коим вручена слава ваша, творится служащими при должностных лицах против тех, кто пе во всем им угождают. 5. Жестокость господ ежедневно без меры прибегает к этому средству, так как легко заключить в оковы человека, которого закон вынуждает молчать, и тогда, если с ним поступают неправо. Сюда же, пожалуй, надо отнести и тех, кто трудятся на земле для её владельцев, так как и с ними некоторые обращаются наравне как с рабами, и если они не одобрят их против себя лихоимства, разговор короток [1], и воин с веревками — в деревню, и камера принимает заключенных. 6. Хочешь, помяну и о тех, кто обвиняется в убийстве путников? Таких, конечно, бывает два, три, допустим и втрое больше, и десять, и даже больше. Тех же, у кого они пили, ели, ночевали, привлекается нередко втрое больше сравнительно с обвиняемыми, при чем они или понятия не имеют о том, в чем их обвиняют, или разве знают только, что не совершили никакого преступления, или не принимали участия в злодеянии [2]. 7. Все эти, о ком я помянул, государь, и некоторые, кроме них, которые по иным обстоятельствам туда попали, живут жизнью заключенных. Α те, кто их предали, пребывают среди пиров, вернее, среди всякого рода удовольствий, отправляясь в Дафну [3], или катаясь в деревни, разъезжая по другим городам по приглашению сватов, для покупки земли, для того, чтобы полюбоваться морем. А из тех, кто из за них заключены, об одних забывают, до других им заботы мало. Благонамеренные же судьи предоставившие им тот арест, какого они хотели и угоду им поставившее выше справедливости, ни гнева не проявляют, ни вызывают их, ни порицают, ни спрашивают: «Что это?»; ни беседуют с ними о деле, как нечестивом, ни говорят, что не могут дольше терпеть подобных вещей. 8. Затем, тюрьма полна людей, так как из неё не выходит никто или совсем немногие, а входит в нее много. И бедствие увеличивается вдвое и самим заключением, и заключением в таких условиях. Ведь невозможно, как следует, ни поспать, ни лежать, опустившись на землю, но они пользуются сном лишь настолько, сколько возможно улучить его стоя.
9. Откуда же, далее, пища у них? Чечевица в кувшинах и малая доля овощей и еще что либо сверх того, что, они говорят, бывает в количестве далеко недостаточном. Необходимо, чтобы жены, сестры, дочери, пропитание коим давали они, пока не были заключены, те самые кормили теперь их. Из каких средств, государь? Ведь от заключения их женщинам нельзя стать богаче. Остается, некрасивым или удрученным старостью попрошайничать, а у кого есть сколько либо красоты, на все пускаться. А это заключенным горше самого заключения. Им приходится, конечно, спрашивать и узнавать, откуда у них этот добыток. 10. И не это одно, но и то, что должно от каждого поступать хозяину двери, который поставляет всем один светильник, и за это малое количество масла требует крупного вознаграждения. А кто по бедности не внесет, тотчас попадает под удары, хотя бы, будучи избиваем, твердил: «У меня, владыка этой тюрьмы и заключенных в ней, кроме этого тела, нет ничего: ни родителей, ни детей, ни друзей. Откуда же мне тогда уплатить за светильник, разве уж мог бы я исторгнуть деньги из земли, и нет никого, кто бы принес?» Так сказав, он слышит: «Почему при посредстве тех, кто отсюда выходить, не вызываешь ты сюда женщину из тех, что соревнуют в человеколюбии, затем, припав к её коленам, не уговариваешь ее собрать тебе что нибудь милостыней?» Это иной может сделать, другой нет. А от кого нельзя получить, того достаточно бичевать. 11. Ты плачешь, государь. Да будет тебе много благ за чрезмерную доброту, и я, клянусь Зевсом и всеми богами, ожидал увидать это. Но как ни страшна описанная доля, есть нечто больше, если значительнее того, что я сказал, смерть. Умирают, государь, умирают тысячами и от прочих неудобств, и от самого большего, тесноты. И страж докладывает, а правитель, ничуть не тревожась, велит хоронить. А тому, кто с самого начала обвинил его, нет никакого страха и даже не узнает он, не умер ли тот. Умирают при этих условиях рабы наравне с свободными, одни ни в чем не провинившееся, другие, смерти не заслужив. И боги знают это, как прочие, так и всевидящий Гелиос. Не скажешь, чтобы им было угодно подобное. На смену умирающим ведут в заключение новые жертвы, не меньше, а то и больше. [4]
12. Итак разве не возмутительно, что, если кто либо в драке на площади, как зачинщик, или для самозащиты, убьет кого либо, все гневаются и кричат и поступают одинаково с родственниками умершего посторонние люди, а когда столько людей губят темницами правители, думают, ты отнесешься к этому кротко? Но даже если бы кто сказал, что ты ничего из этого не знаешь, показалось бы, что он говорит неладно. В самом деле, царская власть ставит тебе требование, государь, знать все. И этим убийцам давно бы следовало подвергнуться возмездию за эти смерти, но если не раньше, то теперь, по крайней мере, пусть будет на это обращено внимание.
13. «И что возмутительного, скажет иной, если кто либо, будучи убийцей и за эту вину ввергнутый в тюрьму, затем умирает так»? Я же того, кто так говорит, с охотой спросил бы, те, которые умерли таким образом, бывают ли из числа убийц? Если обвинения ложны и какое либо слово или незначительная денежная сумма уже обрекает иных в заключению, а заключение простирается до смерти, что скажут люди, причинившие величайшее беззаконие людям, ни в чем или в малом виновным? Ведь если и сугубо подобающею была смерть тем, кто соделали вышеупомянутое преступление, но этим то не следовало затягивать заключение так, чтобы беда эта заканчивалась для них смертью. 14. Иной сказал бы и в защиту самых убийц справедливое, думаю, слово, что, если они умирают раньше следствия, им не оказано справедливости раз они не получили суда; если же — по доказательстве их преступлена, к ним опять несправедливы, так как лишили их быстроты наступления смерти. «Что ты меня изводишь, мог бы он сказать, в то время как закон гласить не так? Что меня изнуряешь мало помалу, так чтоб душа ушла из одних костей да кожи, когда письмена полагают не такое наказание?» 15. Что бы мы ответили женам заключенных с целью снятия с них показаний, если у них умирают раньше суда мужья, коим следовало бы через несколько дней снова быть дома, после того как они сказали, что могли? Сверх того, случается, право, что когда умирают таким образом заключенные, те из них, кто еще живы, и горюют, и радуются, горюют о смерти знакомого человека, радуются, как наследующие после него его место. Затем, немного спустя является другой, кто займет это место.
16. «Да как же ты смотрел на это сквозь пальцы, спросишь ты, в то время как тебе следовало бы и укорять правителей, и говорить то, что ты теперь говоришь, и даже при их желании не дозволять им нерадения?» Но кто не знает, сколько и как часто говорено было мною им о тех, кто пропадают в заключении, что они творят таким образом нечестивые дела и неблюдут определений государственного порядка и не им бы по справедливости карать других, а самим подвергаться ответственности за те трупы, которые выносят из тюрем? Но они уверяли, что исправятся, а вели себя по прежнему, давая заключенным для передышки лишь столько времени, сколько вели их в помещение перед судом. И их уводили назад прежней дорогой, так что, возымев надежду на улучшение своего положения, они не получали ничего.
17. «Клянусь Зевсом, обилие занятий сильнее их желанья, и они бы охотно пошли на это, но препятствия преодолевали их». Какие же это? Пусть скажут. Взносы податей, то обстоятельство, что за многими много долгов и эти дела более настоятельны, чем те, так как обстоятельства требуют денежных средств. Если бы я видел, что на это тратится все время, может быть, я и тогда бы не затруднился бы в речи, подобающей твоей царственности, и можно было бы нечто ответить и этим людям, если и не вполне удовлетворительно. На самом деле, кто так мало знаком с деятельностью правителей, чтобы не знать, сколько времени отводят они за день взиманию денег и сколько посвящают процессам? 18. Процессов же много по мелким делам, по крупным немного. И вот я часто слыхал, заседая по близости, о тридцати и двадцати статирах, и плефре, и каких либо деревьях, рабе, верблюде, осле, хламиде, небольшом хитоне и вещах гораздо более еще мелких, и много риторов со стороны каждого из тяжущихся и долгие речи обеих сторон. Нередко и вечер сажает их за суд и судебное разбирательство, и, лишив их обеда, и, все равно не доводить процесса до конца. Как же, любезнейшие, для этих людей есть место рядом с взысканиями, а для заключенных суды заперты из-за этих последних? Или и это, сравнительно с теми делами, как и сравнительно с взысканиями, стоит на втором месте, жизни сравнительно с деньгами? 19. А между тем ведь для тех от отсрочки не пропали бы их права. Что можно было бы сказать сегодня, можно было сказать и двумя и больше месяцами позднее. С другой стороны, где дело идет о смерти, этого нет, и не сможет кто-либо удержать души, сказав ей: «Подожди» [5], но с ослаблением тела неизбежно и ей бежать. Α те, которые меж тем разбирают денежный тяжбы или после самого приговора узнают о таких смертях, не считают, чтобы этот факт был во вред власти. Они, видно, пренебрегают, я полагаю, ими как уже несуществующими, их родственниками, как людьми слабыми.
20. Если уж даже допустить, что и деньги дороже душ, то, конечно, не дороже же их плясуны, мимы, лошади и те, кто ими распоряжается. Что же делают эти люди, претендующее на название спасителей? Они бегают посмотреть то, посмотреть другое, то по приглашению, то без вызова и на некоторые приглашения зовут сами себя. Как же не самих себя, когда сами добиваются того, чтобы ходить к дверям людей, которым придется их приглашать? 21. И если они ссылаются на необходимость и на страх, внушаемый наказанием, они обманывают. Ведь вечер свободен от этого страха [6] и необходимость видеть относится к некоторым дням, а не ко всякому. А они являются всякий день, в ту и другую часть дня (до полудня и после полудня) и дело взысканий становится от этого не хуже. А между тем, насколько было бы целесообразнее и человечнее помочь, сколько возможно людям в несчастье, чем провождать ночи за пустыми зрелищами и за обедом вести разговоры о хорошо пущенных конях или о разных уловках возниц друг против друга. 22, Почему же из этих обязанностей одно в пренебрежении, к другим относятся с большим рвением. Правителями овладело превратное мнение, что все прочее мелко и ничтожно и одно только благо это — крики со славословьями в честь них толпы [7] и признательность её им за развлечения, какие они доставляют народу. Итак, отложив заботу о приобретении доброй славы в глазах людей здравомыслящих исполнением подобающих им обязанностей, они даруют то, чем рассчитывают привлечь этих тунеядцев и трутней, одни принимая на себя щедроты своих предшественников другие прибавляя в ним новые, и если удостоятся «крика журавлей» [8], считают себя счастливыми. И вот эти люди толпы сильны, а декурионы — смиренны и их помощью часто избегают гнева правителей. Вот что и многое другое губит заключенных.
23. Но они утверждают, что их поглощает масса дел. Дела эти позволяют же вам тратить зря столько дней каждый месяц, дела эти не мешают вам, сидя в Дафне тешить и тешиться не подобающим образом. Или, скажете, что и тут вы взыскиваете недоимки? Но этим самым вы первым делом чтите произвол, во всем царящий в Дафне, — праздник в том и заключается — не воздерживаться ни от каких постыдных действий. [9] И эту льготу, таким образом, дают они ему, государь, чтобы никто тут совсем не поминал о деньгах, должных твоей казне.
24. Но противно всякой логике поминать в свое оправдание о взысканиях правителю, который не сам обходит и принимается за должников. Ведь мы знаем, при чьем посредстве такие взыскания у тебя производятся [10], а дело правителя сказать, что надо сделать, и выполнившего дело похвалить, не выполнившего подвергнуть бичеванью. Ты же перед тароватыми устроителями пиров не говоришь об этом недосуге и о том, что не можешь столь значительную часть дня возлежать и пить, и, может быть, беды в том с твоей стороны нет, если ты покорен в таких приглашениях друзьям. Но если требует твоего решения какой-нибудь вопрос из более существенных, ты досуга не имеешь, но утопаешь в делах и скопление прочих дел лишает тебя свободы, как будто бы те дела, о которых ты говоришь кубкам уступают место, а некоторым отказывают в спасении.
25. Хочу рассказать тебе один образчик бездействия их в таких вопросах. Умирает некто ночью в деревне от удара меча, а убийцам удалось бежать, так как слуги в ответ на нападение спрятались под ложе, считая достаточным, если сами спасутся. Умер он, далее, бездетным и тем, которых он делал своим завещанием хозяевами своего имения, надлежало по закону не пренебречь никакими средствами, какие давали бы надежду на возмездие. И вот уводят людей из деревни, которая заявляет, что определенных улик не имеет, но подозревает, что то дело их рук.
26. Итак наследники, являясь не раз, просили произвести возможное следствие об убийстве, а те заявляли, что они пристают с пустяками, не уступая места в суде людям, привлекающим виновных по денежным делам, но когда прошло семь месяцев и те, коим необходимо было хлопотать по делу об убитом, настаивали перед правителем, последний местом суда избираете портик Дионисия. [11] Когда процесс готов был начаться, его слуха достигают звуки песнопений людей, обитающих в пещерах [12], тогда прибывших сюда, что в обычае у них летом, они исполняли свои песни. И вот, вскочив с трона он поскорее удалился, как будто бы, с появлением их, было бы противозаконным отправлять какую-нибудь судебную деятельность. Но, раз удалившись, он больше уж не обращал внимания на их подступы к нему, но стал для них виновником лишения имущества вследствие отсрочки для них, при такой волоките, права пользоваться хотя бы малою долею доходов с земли, а для пяти из вышеупомянутых поселян — виновником смерти их, заподозренных, но не изобличенных. Если бы кто-нибудь из них хоть один спасся по признании, что заподозрен он напрасно, то может быть, и все. Считай, государь, что много таких проступков бывает ежегодно.
27. Есть люди, которые всячески добиваются вступления во власть, вступивши же, заявляют, что не в их характере истязать человека пыткою по бедрам и предавать мечу палача. Я сказал бы им, что, зная себя, им следовало бы оставаться частными людьми, но не желать власти, не имея в тому силы. Ведь дело правителя быть в этому способным, а они прямо признают, что не могут править. Если, в самом .деле, обстоятельства требуют того и другого, и пыток, и смертной казни, а он будет избегать того и другого, как он может быть правителем, раз он не выполняете всех обязанностей власти? Ведь только пыткой во многих случаях можно добиться истины и, благодаря казни уличенных, может быть, иной из порочных людей станете более умеренным.
28. Но это дело правителя того, кто недостоин жить, посылать на смерть, а прочих сдерживать страхом равного возмездия. Ведь лицу, стоящему у власти, назначенному помогать законам, надлежит бороться со всяким, кто поступаете вопреки законам. Ноты не выступил бы же на состязании в беге, будучи медлен в ходьбе, так как знаешь, что то не твоих ног дело; а между тем занимаешь пост правителя, не будучи в состоянии даже вывести на свет преступления и отдать приказ в удовлетворение велениям закона? И вот возмущаясь тем, если, по твоему приговору, кто-нибудь по заслугам лишится жизни, разве ты не считаешь возмутительным, если, благодаря твоему молчанию, многие умрут без вины?
29. Но допустим, государь, что с этими людьми, не созданными для начальствования, но боящимися подобных актов, происходить нечто естественное. Но когда люди вызывают в судах бичеваньем потоки крови, бьют, даже когда жертвы их испустят дух, тираня «бесчувственную землю» [13], и, одних толкают страхом в реки, других в петли, итак когда эти люди станут отправлять в темницы целые отряды и, распростившись с законами на этот счет, займутся другими предметами с претензией считаться человеколюбивыми, кто не выйдете из себя от негодования? [14].
30. А я желал бы, чтобы они знали и подражали при-меру того финикийца, скорее же они его знают, но не хотят ему подражать. В чем же он состоял? Из заключенных в Палестине одних он наказал, других отпустил, следуя в том и другом справедливости. Затем в каждой тюрьме водворялись шинкари, и глиняные кувшины, и кубки, и выпивка с песнями. И так быстро он обретал завершение каждому из текущих дел, что ему не было более нужды в тюрьмах.
31. Иной из этих нынешних выступите тут и скажет, что то же самое и он делал и туда допускались флейты. Флейты, правда, имели вход, но подражание это он устроил, будто на смех, так что узникам приходилось гораздо тяжелее. В самом деле, он давал им не облегчение их положения, но менял место, оставляя узилище. Именно он посылает их в камеру второстепенного начальника, прибавляя к массе прежних много новых людей, так что они гибли, давя друг друга [15]. Вот как насладились бедняги хвалеными флейтами! Затем немного дней спустя, камера снова содержала заключенных больше, чем раньше. И это творилось не без ведома его, но ему так было угодно.
32. Пусть же и в этой области проявится, государь, влияние твоего милосердия. И что установил ты закон, помогающий заключенным в отношении срока заключения [16], т.е., для спасения их, я знаю. Знаю, однако, и то, что как делалось до введения закона, так поступают, и когда он написан. Да. Пока нет судей, желающих их утвердить, эти законы только письмена, но они не сопровождают [17] жертв беззакония, давая своими действительными результатами перевес им над их притеснителями.
33. Но когда ты, доблестный, установишь подобающий закон и мало будет до него дела тем, кто поставляемы во главе суда и они, вместо того, что ты решил, будут давать силу собственной воле, то не подобает вам ни неведать этого, ни, если вы знаете о том, легко в тому относиться, но считать таких людей наряду с теми, кто восстают против вас, и ненавидеть, как этих последних. Ведь и они, насколько могут, отнимают у вас ваше достояние, позоря и уничтожая своими поступками работу тех, кто и трудятся, и живут на благо народов [18]. А если бы первый, дерзнувший на это, был бы подвергнуть законодателем возмездию, законы вошли бы в силу.
34. И того бы еще я желал, чтобы те, кто заявляют, что прибавляют красивых зданий [19] городам, могли указать на свою заботу о тюрьмах. Тут можно было бы много принести пользы на малые средства. Действительно, так как они желают подвергать заключению как можно больше людей, им следовало бы, конечно, не пренебрегать и местами, назначенными для их приема. Ведь не так нужен людям, которые ходят на свободе, блеск от стен, как заключенным переносить свои беды в просторном помещении.


[1] ὀλίγαι συλλαβαί cf с. Icar. . 1 § 5, т. I, стр. 101.
[2] См. т. I стр. 149 след.. примеч.
[3] Срв. orat. XLI ad Timocr., § 16, vol. III pg. 302, 14.
[4] Срв. т. I, стр. 98, примеч.
[5] Срв. т. I, стр. 165. 1.
[6] Отношение этих слов к закону Феодосия, cod. Theodos. 5, 2 cf. Sievers, S. 203, Förster, vol. III, pg. 356, adnot.
[7] Срв. orat. XLVI (c. Florent.) § 17, § 39, см. т. I, стр. 158, стр. 165.
[8] Cf. II. III 3.
[9] См. об этом празднике orat. XLI (ad Timocr.) § 16, vol. III, pg. 302, orat. L (de angariis) § 11 πονηρὰ ἑορτή, vol. III, pg. 275, 21 sqq.
[10] Для этого см. закон Феодосия В. 383 г., Monnier. Etudes de droit byzantin, N. Eevue hist, de droit etc. 1892, pg. 337.
[11] Может быть, Диониса, см. orat. XXX (pro templis) § 51, т. I, стр. 217.
[12] В речи здесь: «заметь о монахах», cf. О. Müller, Antiq. Antioch., p. 34 n. 4. срв. т, 1, стр. LXII, примеч. 1 (orat. II § 32, vol. I, pg. 249).
[13] Срв II. XXIV 54.
[14] Cf. ἀποπνίγομαι, orat. XXXIV (adv. paedag. convicia), § 26.
[15] Срв. orat. XXXIII (с. Tisam.) § 41, т. I, стр. 149.
[16] Cod. Theodos. IX 3, 6 cf. Förster, vol. III pg. 356 adn.
[17] Олицетворение, столь употребительное у Либания. Потому сохраняем в переводе точное выражение оригинала.
[18] Т.е., императоров.
[19] κάλλη срв. orat. XVIII § 132, т. I, стр. 346.