1. Я выступаю, государь, с целью помочь делу справедливости, в виду того, что длинный ряд лет несчетное число деяний твоих убедили меня в твоем великом о ней попечении. Боюсь сейчас не того, как бы тебе не показалось, будто я докучаю тебе по делу, не заслуживающему серьезного внимания, но как бы ты не нашел, что я поздно докладываю тебе это свое мнение. Ведь если оно и тебе в свою очередь представится полезным, знаю, что ты попеняешь мне, к чему я давно уже не представил его тебе. Но меня все время удерживал некоторый страх, теперь же он не устранен, но остается, однако все же я сладил с ним, сочтя наконец несообразным если не предпочту твое государское дело даже собственной, безопасности; Ведь если я исцелю ту или иную из этих язв, мне достаточно будет того в утешение, хотя бы я чувствительно пострадал.
2. Что» же нуждается в таком врачевании? Два рода войны удручают жизнь людскую. Из них одна происходить в железных доспехах и ведется с внешним врагом, другая заключается в злодеяниях друг против друга у себя дома, при чем людям не совестно того, что они обитают в одном и том же городе и именуют себя согражданами. Далее, у первых в обычае решать распрю путем войск и физической силы, у вторых посредством судов и законов. Легче всякому оберечься от тех врагов, чем этих, которым больше приходится действовать скрытно. 3. Вот почему много мер предупреждения насчет последнего и множество законов древних и новых, вводимых каждым новым царем. Обижаемым убежищем служат донос, жалобы, обличение, наказания. Если лучшим было бы не подвергаться обиде, то вторым является возмездие, чем иной с трудом утопит свою скорбь. Вот эту то помощь, государь, столь превосходную, подобающую и угодную богам, не дают сохранить для нуждающихся в ней некоторые люди. Надлежит их обуздать твоим законом и гневом.
4. Кто же именно эти люди? Те, кто сидят во время процессов около судей, раздвояя слух их, но вынуждая их больше слушать себя, чем защитников, и то тот, то этот привлекая его к себе, при чем они не позволяют ему уследить, на чьей стороне правда, ведут интригу против законов, грозя, что в случае, если их убеждение не подействует, они подвергнуть преследованию не угодившего им человека, и более смелые занимают место на одном с ним кресле, бранят седалище, бранят обстановку судилища, бранят процесс, бранят того, чье звание с ним связано, другие, наполняя покои вечером [1] — скромнее этих, так как воздерживаются от входа в залу суда, но и они поступают беззаконно, предпринимая такие посещения в целях неправды, с тем, чтобы убедить судью в том, чего не могут доказать факты. 5. Следовательно, те делают то же, что последние, но эти не дерзают на поступки тех: они, походатайствовав, уходят, предоставляя снисхождение памяти правителя, а те лично следуют за теми, за кого ходатайствовали и, взявшиеся за их защиту, подают знаки тяжущимся не робеть. Что же это за суд, откуда судебное разбирательство изгоняется? Не думай при этом, что в качестве таковых судей действуют только те двое, кому предоставлена общность трона, но есть ступень с каждой стороны, и с каждого боку еще примыкает по одной ступени. На этих ступенях, имеющихся в таком числе, враги законов добиваются обхода законов, вскакивают, кричать, не скрывая, в чьих интересах явились. 6. Итак, и сами эти люди, и те, дерзость коих не простирается так далеко, стекаются в покои наместника, сами воспользовавшись сном после завтрака, а им его прервавши. Делают они это не криком и не зовом его по имени, — как можно! — но беседуя и болтая так громко, что те уже не могут более спать, как бы сильно им того не хотелось [2]. Итак, пробуждаясь в раздражении, они скрывают свое настроение улыбкою. Остальная часть дня уходить на разговоры о милостях, а на делах, требующих скрепления подписью, подписи руки правителей нет ни на одном, а те, кому нужны такие подписи, голодают, просиживая тут же. 7. Но хочу рассказать тебе один случай, происшедший как то в приемной. Правитель устал раздавать льготы, из коих самые последние в бане [3], а один кто то, которому не удалось это и который желал застать его уже после того, как он разоблачился, раздевшись и внесши грамоту, чернила и перо, ушел, успешно заполнив свое дело среди смеха. вместе с потом унося и грамоту.
8 Эти посещения, государь, сокрушают силу справедливости, облекают мощью неправду и одних избавляют от наказания, других лишают возможности возмездия. Они вырвали из-под плахи многих убийц, многих прелюбодеев, многих грабителей могил, многих лихоимцев, одних не вернувших денег, сданных им на хранение, других долгов, третьих, даже ограбивших, бивших кулаками, пинавших ногами, поносивших бранными словами друг друга, почивших отцов, тех, кто по каждому роду преступлений по справедливости должны бы были подвергнуться каре закона, они спасают, приходят им на помощь, обеспечивают им издевательство над правом. 9. Если кто присвоить себе что-либо из твоего имущества и, проев, будет привлечен к суду, у него не будет недостатка в лицах, которые воспрепятствуют его наказанию, но лишь только направлено на кого либо обвинение, начинается беготня того, кому угрожает наказание, к тому, кто его защитит, в свою очередь последнего к тому, кому предстоит быть судьею, и один оказывается клеветником, хотя он не клевещет, а другой, хотя и недобросовестен, честным. Но спасая многих достойных наказания, не меньшее того число людей достойных жить, так как они живут согласно законам. они губят, и непрестанно превращают состоятельных людей в бедняков, пышных богачей в скромных обывателей, предавая их мукам, одних позора осуждения, других наказания плетьми [4], третьих, того и другого вместе.
10. Итак тебе подобает, государь, положить конец тому злу, которое причиняет незаслуженную погибель и неправое спасение, и тебе не трудно это. Ведь отдать приказ нетрудно. Освободи же души судимых от страха, причиняемого им людьми, искореняющими правду. Он лишает их даже сна, пока они поджидают посещения этих людей чести, благодаря коим даже вполне уверенный в своем деле не может быть покойным. И вот ночь застает его, принося с собою одно из двух, или бессонницу, или сон с тяжкими сновидениями, где раздаются речи против него перед правителем, что заставляют его в тревоге вскакивать. После такой ночи он встречает день в печали, так как страх оставляет рану в его душе. Но надлежит, государь, чтобы подданные и боялись, и не боялись, первое за содеянное ими зло, второе по непричастности своей какому-либо преступлению, а не из-за той или другой личности.
11. Эта мера улучшит, государь, у тебя и положение сенатов. Сейчас, выставив такие щиты, предпочитают лучше жить в свое удовольствие, чем с честью А если не будет у них, кого засылать с изустными ходатайствами, они станут возлагать надежды на свою деятельность. Это же, полагаю, выгода и самих тех, кто живет с честью, вызывать похвалы тем, что соблюдают добросовестность, и не льстить людям, которые будут лгать, но делом стяжать себе доброе имя, не требуя славословий, но получая их благодаря своей ежедневной деятельности. 12. Тот же самый обычай портить лучшие из боевых отрядов, или, если угодно, войско. Воины за небольшую цену приобретают имущество своих соседей, которые не в состоянии вынести непрерывных злоключений. Нет ничего страшного в том, что это станет предметом судебного разбирательства, когда есть люди готовые успокоить того, чей гнев грозить. Будучи же умеренным, воин может служить украшением судье и жить со спокойным сердцем, так как не отчего совести грозить ему.
13. Но поистине величайшее благо для юности воспитание. Α посещать школу опытнейшего учителя лучше, чем такого, который не так много знает. Так вот и этот выбор становится неясным, вследствие того, что помянутые посещения человека, более невежественного, обращают на словах в более мудрого, а более мудрого отодвигают на задний план. А когда заметивший это возбудит протест и раскроет обман, звание правителя дает вес приговору и оказывается сильнее истины, а постановка преподавания страдает.
14. Итак эти правители, принявшие сторону неправых против тех, кто повинуется законам, работают не без успеха. Но как течет труд на полях земледельцев, у которых есть и упряжки, и повозки, и быки, и плуг, вспахивается нива, совершается посев и прочие работы, когда они желают снять жатву или собрать плоды, так и у этих людей, когда они желают снять жатву и собрать плоды. И много этого урожая поступает в ним, подачки эти от тех, кто являются к ним; одни обогащают их трапезу продуктами земли и моря, другие увеличивают их состояние, золото, серебро, одежды. Одно они имеют, другое принимают, третье ожидается к получению. Но ничто их не удовлетворяете и не вызывает их похвалы, но одно лежит, но, на их взгляд, того мало и они требуют новых даров, а не дать нельзя, в видах обеспечения себя в будущем, чтобы, в случае надобности, было кому оказать послабление. 15. Из каких же средств, полагаешь ты, государь, люди, покинувшие свою родину и бежавшие от скудости отцовского дома, явившиеся к нам в изношенной обуви, а иные без такой даже, торгуют пшеницей, строят дома, имеют дела с банкирами, ссужают деньги, всюду поминают о процентах, оставляют детям большие наследства? Всему этому источник суды и проигрыши в них одних, выигрыши в процессе других, незаслуженные для той и другой стороны. Обладая властным словом, благодаря ему, они являются людьми сильными и в городе, и всякая вдова располагает своим имуществом не больше для себя, чем для них. 16. Ремесленники, видя великую силу их, попадают в зависимость от них, попадают в подчинение и слугам их. Последним, в самом деле, дана воля бичевать, заключать в тюрьму, толкать, валить на землю, рвать хитон. И те почетные звания, которые продаются, оцениваются таковыми людьми, и рабами, и господами. А они то дают что нибудь незначительное, то не дают ничего. За-тем, одним забота о пропитании, другим об очень многом. Не имея плотников, если понадобится работа их рук, они таких имеют. 17. Чем следует таких людей и считать, и называть, как не тиранами, не тридцатью, по выражению когда то древних афинян, но в таком числе, что и не сосчитать? Ведь не на то надо смотреть, не занимаюсь ли они акрополей, не окружены ли телохранителями, носят ли одежду правителей, но на то, не сильнее ли они закона в том, в чем содействуют или противодействуют некоторым лицам, не с ведома ли и на глазах их все это происходить. Да и чем тирании превышают их? Ты преобораешь и ненавидишь, государь, не название предмета, а самый факт и истекающие из него бедствия. 18. Этих людей делают тиранами не гоплит, всадник, метатель дротика, лучник, а то, что они руководят правителями и что те, кто посланы на то твоею главою, служат их желаниям. Не раз они выселяли и деревню, притесняемую более значительной, благодаря тому, что последняя дает более высокий подкуп. Так берись за дело, искореняй у нас эти тирании. Не к чему тебе свершать далекое странствование, перебираться через горы и одних побеждать оружием, других убеждением, но, раз решили мы запереть двери правителей, эти люди устранены.
19. Но, возразит кто-нибудь, уже многие годы были свидетелями этих посещений. Зато то же время было свидетелем и беззаконий, какие они вызывали. Итак из-за давности не следует скорее допустить посещения, чем препятствовать им ради притесненных. А тот, кто опирается на давность, как сильное основание, пусть ответит только на один вопрос: Когда бы кто нибудь из богов или людей обещал нам впредь прекратить долгую заразу, разве бы он не принял этого дара из за длительности болезни? Наоборот, следовательно, долгота внушала бы спешить и не медлить, но ухватиться за это благодеяние. 20. Итак, если я выдумываю в своем сообщении о посещениях и в них нет ничего вредного, пусть они остаются. Если же то, что ускользнуло от моего внимания, больше того, что сказано, скорее подобает скорбеть, что они давно не отменены, чем сохранять их из за давности их существования до настоящая времени. В течение последнего, мы знаем, некоторые запирали двери и были признаны гораздо более добросовестными, чем те, кто поступали иначе. Если же давно запирать считается более правильным, чем не запирать, как мы не делаем время после этой речи лучшим, чем прежнее? 21. Что же? При прежних правителях этого не бывало, когда всего один старик разделял трапезу и заботился как о прочей добропорядочности, так и приводил ссылки на древних риторов и поэтов, и было небезопасно выходить из этих границ. Как то явилась и группа философов из Апамеи, глава которой напоминал богов и, побыв немного, удалился. И нынешнему поколению следовало бы иметь на свою долю подобное счастье и я советовал бы привлекать такое приобретение и путем посольств.
22. Но они допускают, что есть люди, которые просят, чего не должно, но утверждают, что они не получат этого немедленно от тех, кого просят. Но если бы власть получали наилучшие люди, готовые из за славы на все пойти, может быть это возражение имело бы смысл. Если же мы знаем, каковы, какого происхождения, откуда являются и как получают власть правители, что удивительная, если они представляют себя в распоряжение ходатаев? Есть такие, которые, если даже с первая раза не уговорят, достигают того молениями, целуя в голову и глаза, хватая руки, припадая к коленам, подбирая всевозможный слова, между прочим и слова Сатира: «Молю, дай мне» [5]. Характер же речи может многая достигнуть, и гнев внушить, и остановить и печаль, одинаково убедить и предпочесть войну миру, и сложить оружие тех, кто кипели яростью друг на друга. И не ошибся бы тот, кто назвал бы слово чародеем, который и невыносимую печаль возвращает к трапезе.
23. Так и у этих людей нет недостатка в речах, которые убеждают к уступке им. В числе них обещания отплаты и, как решающий прием [6], та, что страшнее Горгоны [7], — речь, грозящая извергнуть потоки злословия. У некоторых язык остер и они называют его мечем. Да и вообще нелегко не считаться с ними вследствие того, что они на все отваживаются, не останавливаются ни перед чем, а совестливость считают вялостью. Если, таким образом, правитель честолюбив, его побеждают, соблазняя его честолюбие, если он лихоимец, его страхом держать в руках. 24. Итак, если кто с кем вступает в сношения, он может им овладеть. А от кого отстранен. как может он на него напасть? Плохой правитель, конечно, причинить зло, если и никто не будет иметь к нему доступа, а когда посещают его многие, он наделает бед, уступая в одном им, в другом себе, но не столько, сколько из за них. Таким образом невозможно, чтобы посещения не причиняли вреда.
25. Он говорит, что польза есть в этом. так как посетители указывают на то что ему не легко заметить. Что же это? Как может оно ускользнуть от внимания? Как может оно не обнаружиться, когда одно служить предметом предварительного соглашения, дела, касающиеся подати, суда, праздничных зрелищ, другое, непредвиденное, находится в ведении мандаторов и оповещается с разных сторон. 26. Если же нужно иметь и постоянная товарища во всем, на лицо ассессор, который по необходимости привержен к делам. Ведь он знает, что в промахах своих ответит первый. Итак, раз властью руководят два ума, какая еще надобность в других? Ведь и радость усилить, и успокоить уныние мог бы тот, кто чуть не сросся с правителем во едино. 27. Далее, если бы эти люди намеревались преследовать в этом общении благие цели и это предвещали предсказатели, я бы допускал это. Но если дело представляет торговлю и они воспользуются сношениями с правителями во вред, я заявляю о том, как должно быть, а твое, государь, дело, чтобы оно так было. 28. Предположим, если угодно, что не все будут такими, но некоторые и приносящими пользу. Следовательно, если недобросовестных больше числом, правитель будет в общении с дурным элементом в большем числе. Итак, если верно изречение Феогнида и «благородный человек учитель благородных, а низкий, если и застанет какого-либо благоразумного человека, и его сбивает с толку», когда посещения существуют, сильнее, в зависимости от числа, тот элемент, который понижает качества правителя. Итак лучше бы было, чтобы он не имел общения ни с теми, ни с другими, чем чтобы оно принадлежало обоим. Тех, кто поправляют, едва набралось бы двое, а со стороны льстецов, которым числа нет, нет ничего, что бы не встретило множества похвал, в том числе то, что одному Зевсу свойственно было так озаботиться о благе городов, когда он дал правителю эту власть.
29. «Учителям, говорит он, ты не открываешь дверей?» Нет. «Почему?» Потому что знаю, что и те будут делать то же, помогать, враждовать, то и другое вопреки справедливости. Ведь я замечаю, что и они, конечно, страдают тем же недугом корысти и считают счастливыми только тех, кто живет в богатстве, и Креза счастливее Солона. Я уже слыхал, как некто ив них завидовал и кончине Мидаса. Он признавал, что фригиец умер с голоду, но голод был вызван золотом. И Сатиром им овладеть не пришлось [8], чтобы по такому поводу просить об этом, но с раннего утра несутся мольбы их солнцу, а с наступлением ночи к ней о том, чтобы у них было столько денег, сколько у префектов [9], но ни слова, о жене, детях, здоровья и благоденствии. Те, кто составили себе крупные состояния, позволяют не догадываться только, а хорошо знать тех, кто приобрели известность, последовав по пути людей, не принадлежащих к классу учителей, при чем одни сравнялись с последними, другие даже превзошли их.
30. Итак, государь, останови тех, кто нашли доступ. Пусть не ссылаются они на тот довод, что это плата с юношей, труды и занятия красноречием. Если бы это было так, все бы пользовались таким значением из за юношей и занятий. Ведь, полагаю, последнее всем принадлежит, а все же одни бедны, те, кто доступа не получили, и для них большая прибыль пообедать в гостях, а другие числятся в ряду богачей. Вот этим закон пусть скажет, чтобы не искали прибытка, но довольствовались, если никто у них не отнимет их достояния.
31. Если же следует остановить доступ, который бывал, как же допустить тех, которых не бывало? Порицая тех из учителей, которые прибегали к коленам правителей, как предложим мы поступать так тем, кто еще не делали этого, чтобы они пользовались властью правителя в качестве рудников и получали особое положение среди учителей? Ведь и противнику моему в области красноречия [10] не позволило, на сколько возможно было, преуспеть то, что он считал, будто власть и есть, и будет великим источником преимущества Но она не только вред красноречию, но грозила опасность перемены всего строя жизни, имущество расходовалось и приходилось предпринимать дальний путь и шутовством сохранять свое состояние, сообразуясь с характером властителя.
32. «Но если ты и всем преградишь доступ, говорит мой противник, что скажет закон по отношению к врачам, когда тело требует врачей? Не прикажешь же ты тем, кто находится у власти, не хворать». Да, закон скажет: «Ступай тот, кому надо поддержать свое искусство, сядь и говори что нибудь и слушай речи собеседника. Но пусть все, что говорится, относится к недугу и преследует цель сломить его и прогнать. а пригласившего избавить от страдания. А о судебном процессе, победе ли или поражены приговоре пусть речи не будет, пусть не будет речей ни в защиту недобросовестного человека, ни против такого, который ни в чем не погрешил, причем первая внушает кротость, вторая строгость».
33. Знаю это. Много было сказано, много было сделано тем, кто властвовал над недугами, властвовал и над правителями, но своим могуществом он пользовался не по правде. Что не по правде, тому свидетель богатства, превращавшие в бедняков некоторых из лиц, пользовавшихся величайшим доверием во дворце. Ту землю, которую обрабатывал сенат, он запахивал, платя надлежащая цены, иной раз и более высокие, но с такой легкостью, будто бы сны открыли ему клады. Но то было дело не снов, а льготы правителей, во всем ему повиновавшихся; предавая их, он постоянно что нибудь покупал, причем в продаже находить и могилы продающих [11]. И у него имущество увеличивалось, а у судей позор. 34. Итак пускай врач будет лечить болеющего правителя, но пускай это совершается в молчании и в немногих словах делается то, в чем нельзя обойтись без речи. Когда же пускается в долгие рассуждения и входить в область, не согласующуюся с законами, пусть правитель своей миной делает очевидным присутствующим, в чем нуждается в искусстве врача, что, если только явится в качестве врача, увидит больного. Следует распорядиться этим делом π заведующему порядком в резиденции правителя и дворец – кому и заставлять такого врача соблюдать границы.
35. Что не подобает покоям правителя принимать такие посещения, ты можешь убедиться, государь, и из следующего. Расскажу кратко историю, которая развлечет тебя.
Был как то правителем над Сирией и некоторыми другими провинциями, сын сирийца, сам римлянин, поддерживавший порядок строгостью, не казнями. У него, среди его службы в качестве наместника, ток, бросившийся из головы через горло, повредил как другие органы, так и отнял голос. Когда призванный по случаю этого страдания врач, человек, пользовавшийся громкою славою, спросил что то относительно припадка, тот голосом ничего не ответил, настолько то у него оставалось его, но, раскрыв рот, показал, что требует лечения, дабы врач удалился, совсем не слыхав его, не унося с собою ни словечка из его уст.
36. Вот как далеко простиралось у тогдашних правителей опасение при упомянутых посещениях Но теперь не недуги открывают доступ к наместникам врачам, но первые здоровы, вторые сидят с ними, и речь идет не о состоянии организма, не о том, как поддержать здоровье, но их разговоры в том же роде. Итак я не лишаю правителей врачей, не буду настолько наивен, но требую, чтобы их уста были в подчинении у того, кто предоставить им говорить лишь то, что потребно.
37. «Итак правителям среди их труда мы не соблаговолили предоставить ту утеху, которую доставляют эти посещения?» Какую утеху? От этого труд его усугубляется, так как время, потребное на письменный распоряжения и необходимые дела, отдается другим беседам и для спешных решений вместо большего остается мало времени, так что нередко пора обедать, а они. за письменной работой. 38. Удивляюсь, если и после двухкратной и столь доброкачественной трапезы они представляются кому нуждающимися еще в развлечении, так что, будто бы им и жить нельзя, раз они не будут им располагать, как будто нет у них отдыхов после приема пищи. Да при том и у них, как у нынешних, так и у всех правителей есть минуты отдыха, отвлекающие их от напряженная труда, то состязания коней, запряженных в колесницы, то прелести театральных зрелищ, оборона от зубов зверей людей, вступающих в бой, то песни голосистых юношей вперемежку с попойкой. Нет запрету ни на флейту, ни на свирель, ни на кифару. Есть некоторое развлечение и в игре в кости, вызывающей возбуждение, связанное с удовольствием. Если же нужно какое-нибудь увеселение высшая порядка, есть муза поэтов, есть состязание риторов. Есть ему возможность послушать тех и других в их декламации на тему о его собственных совершенствах, говорят ли они правду, или хотя бы и сочиняют, все же отвлекающей от труда деловой его жизни. Таким образом и в этом доводе посещения не находят себе оправдания.
39. У них наготове довод, который они считают самым сильным: «И сам ты, говорит противник, был в числе посетителей». Совершенно верно, но против воли и тогда, и теперь, но без желания, но восклицая: «О Геракл!» но считая это обстоятельство наказанием, но с недовольством взирая на посланная звать меня, но то оказывая ослушание под той или иной отговоркой, то покупая донесения о том, будто бы меня не застали, свидетелями чему являются те, кто получил. Кто же, однако, столь безрассуден, чтобы покупать нечто, идущее в разрез с его желанием, и желать быть на приеме, а платить деньги, чтобы избавиться от посещения? 40. Ведь никто, далее, не мог бы показать, чтобы я в первый раз незваный являлся вечером к правителю. Но он получал должность, являлся. Один приглашал меня, другой не пожелал того. Что же я? Не привыкши докучать, совестился стучаться в дверь правителя. Итак никто не мог бы уличить меня в том, чтобы я по собственной инициативе совершал такой путь, хотя бы к Кинегию [12], который, лишь только в первый раз у видал меня, сошед с колесницы, чему не было примера. Я мог бы не мало перечислить лиц, не принуждавших меня и не понуждавшихся мною.
41. «Можно было, говорить противник, будучи приглашённым, сидеть, а ты вставал и шел вслед». Как же мне было не делать так, когда правитель звал и придавал тому большое значение? Не идти было возможно, но не претерпеть никакой неприятности возможности не представлялось. Не царей только гнев силен, но не легко нести на себе гнев и властей ниже царской и многие погибли от такого гнева. Нет ничего легче, как при посредстве доносчика навязать ложную вину, взять в свои руки приговор и предать заключению, а тому, кто распоряжается в тюрьме, отдать некий приказ. 42. Страху перед этим научил меня тот ужас, которого я едва избежал [13], а другой некий родственник мой, жрец философии [14], не мог ускользнуть от него. Наученный тем, что претерпел, я естественно остерегался неприязни всякой власти. Ведь если бы сам я и был для них неприкосновенным, им было в кого метить, одних в стенах города, других, тех, что живут врозь по деревням, и на меня самого покушаться бы не стали, а причинили бы мне скорбь в лице их. А не быть в состоянии помочь своим, но видеть, как их терзают и, кроме горя, ничем не посодействовать, это мука. 43. Итак я соображал сам с собою это обстоятельство и слыхал мольбы тех, кому грозили, не ввергнуть их в пропасть, откуда нет спасения. Очевидно, это для них второе дело и что им нанесут удар как моим приверженцам. Итак, спасая их и о них заботясь, и считая свое мнение справедливым, но вместе с богами уступая необходимости, я шел туда, путь куда причинял мне уныние. 44. Сверх того, я видел, что и отцы передают мне своих детей со словами, что в таких посещениях нуждаются, хотя и соблюдают всячески закон, а помощь прочих тяжка, так как требует вознаграждения. Если бы кто оказал им отпор, заявляя о своем отношении к делу, и притом, когда некоторые учителя не говорили того же тем, кто о том станут просить, от этого моему не пришлось бы идти хорошо. Вот почему я исполнял то, чего не хотел делать. Но я бы этого не пожелал вследствие недовольства, с тем сопряженного и, вследствие того, что душа моя сторонилась от подобной наживы. Итак ничья вражда не подняла бы против меня такого обвинения, но среди множества лжи. против меня направленной, на эту враги мои не отважились. Человеку, вполне неподкупному, какая надобность была бы в этом средстве?
45. Важным свидетельством сказанного служит то, что делается сейчас. Если бы нравились приемы, я бы не стал заграждать законом двери, впускающие посетителей. Ведь подобно тому, как сильным доказательством любви этих людей к посещениям служит то, что этот закон их огорчает. так признаком моего неодобрения раскрывающим двери служит то, что я добиваюсь от владыки подобного мероприятия.
46. В защиту мою говорит и покойный Кинегий. которого венчают твои похвалы. Возмутившись расторжением и повреждением порядка, определяемого справедливостью, имев возможность, откуда не знаю, познакомиться с этими злоупотреблениями, он приказом запер двери наместников[15] и его мера была правильною, но, по примеру Диомеда, он не довел дела до конца. А таковой заключался в том, чтобы вслед за тем указом явился другой, твой, и чтобы он стал законом. Дело в том, что последний не подвергся бы тому, чему тот, нарушен не был бы. А как дело обстоит теперь, лишь только он умер, и приказ его потерял всякую силу.
47. Итак, государь, признав, что слово это принадлежите и тому, и другому, и государственному делу приходя на помощь и друга почитая, установи закон, ничем не менее почтенный, чем те, которые тобою уже установлены. И из тяжущихся давай победу только тем, чья победа определяется правотой их дела. Пусть закон будет содержать и запрещение относительно трапез и попоек и пускай наместник ни к себе не приглашает и не угощает, ни сам спешит на чужой зов. То и другое делается в ущерб справедливости. Тот, кто принимает заздравный кубок. подставляя руку вместе с тем просит льготы, а власть, которая чтит чашу, знает, что поступает несправедливо, а все же соглашается. То же в отношении в другому, к третьему, к каждому то же, и кубок обходить всех, принося с собой барыш. И во время попойки может всякий замолвить такое словечко, возможно это и со стороны сотрапезника. И удовольствие от клеветы не меньше удовольствия от снедей и Дионис распахивает ворота для всяких речей и часы угощения многим наносят беды, когда слова подожгут занимающего трон. Пускай же он ни приглашает, ни угощает, пускай не споспешествует этим продажным людям в том, чтобы им говорить и делать, что пожелают. 48. А о другом и помышляя, мне становится совестно. Наместник едет на колеснице, провожаемый военными чинами и в таком числе, среди подвластного ему населения, не для того, чтобы исправить что либо, в чем замечается непорядок, но чтобы позавтракать и пресытиться вином и мясом. И все зрители шествия знают это и, если есть у них уважение к власти, оно перестает быть таким, как прежде, а когда те возвращаются, уже совсем пропадает, но они становятся посмешищем, от мехов с вином отличаясь только тем, что последние лишены дара речи и не бесчинствуют, у них же язык даже не может оставаться в покое и его болтание вызывает смех. И борьба со сном, пока еще его везут, а по прибытии поражение им и ночь раньше её наступления. Каково полагаешь ты, государь, настроение подчиненных, когда они наблюдают такие сцены? Как могут они соблюдать благоразумие, будучи управляемы пьяницами? Каковы, понятно, речи, таких людей во время угощения их, какая тайна останется у них не выданною? 49. А между тем в прежние времена не так бывало, но один только завтрак вне дома, это у императора, что касается прочего, приходилось видеть только крышу помещения правителя. Никто никаким количеством золота не был бы в состоянии привлечь кого нибудь из правителей к трапезе. Теперь же это доступно и обывателям. Частным лицом является и тот, кто более не занимаете поста, хотя бы он перебывал на многих должностях. А тот, кто заполучил правителя на это угощение, во первых, помрачает достоинство его власти, затем делает себе поел ушным, и ему можно просить обо всем. Итак пускай будет у него беседа с собственным по варом и на счет его похлебки, вкусна ли она или нет. Если же есть у него жена и дети, есть у него сотрапезники, нет еще детей, жена разделяет его трапезу. Если же должность наместника досталась ему раньше брака[16], есть у него, кто станет с ним говорить и слушать его, его ассессор.
50. Полагаю, те, кто так правили, не считали власть своим несчастьем, из за того, что, благодаря ей. не имели сношений со многими людьми. Пусть же и эти не считают, пусть и те, которые утверждают, что для них дорог твой интерес и нимало не поступают согласно твоим интересам, не противодействуют этой речи своим влиянием, но, став счастливыми благодаря тебе, пусть дадут тебе хоть столько, чтобы предоставить тебе установить закон, полезный для всех законов. Итак укрепи твердыню власти и прекрати приказы людей посторонних власти и отними у того, кто не повинуется, его угрозы злословием. Считай тогда, что великая богиня Справедливость, снова цветущая воз дает тебе сторицей.

---

[1] Срв. orat. LI, К императору, о завсегдатаях в покоях правителей, § 4 sq.
[2] Срв. orat. LI §4: «Отправляются туда, тотчас после завтрака, стряхнув сон, какой вызывает прием пиши. И одни, явившись, пока те еще завтракают, сидят внизу, разговаривая так громко, что те слышать. Значит, приходится или вставать из-за стола, не окончив трапезы, или заканчивать ее с чувством стеснения. К этому присоединяется лишение сна. А кому удалось немного соснуть, тех будит крик, который громче окрика педагога, что будит детей». Срв еще orat. II § 8, vol. I pg. 241, 16 sqq.
[3] Срв. orat. LI § 5.
[4] μόλυβδος, срв. у нас, стр. 282, примеч. 1.
[5] Demosth., de falsa legat. § 191, p. 402,
[6] Κολοφών срв. у нас, стр. 242, примеч 1.
[7] Salzmann, Sprichwörter и sprichwörtl. Redensarten bei Libanios, S.20.
[8] К мифической истории Мидаса и пленении им Сатира см. Liban. orat XXV (О рабстве) § 25, vol. II pg. 548-549, cf. Xenoph., Anab. I 1, 13. Paus. I 4, 5. Philostr. im. I 22, vita Apoll. VI 27 p. 267.
[9] οἱ ἐπί τῶν δυνάμεων cf. van Herwerden, Lexicon graecum, s. v. δύναμις.
[10] ἀντιϰαϑήμενον τοῖς τοῦ ἡμετέϱου (sc. λόγου) ῥεύμασιν. Для ῥεῦμα о красноречии срв. ерр. 90 1126. 1211. 1000. 1001. 1590. etc. Oratt. IV 9, XI § 139, LIV § 66 etc. van Herwerden, s. v.
Здесь разумеется литературный противник Либания ритор Евбул, срв. orat. I § 109, pg. 136, 2 (где то же о нем выражение ἀντιϰαϑήμενον) ер. 407 (ὁ ἀντίτεχνος). 469 (срв. 292), где речь идет о сманивании ученика Либания. Срв. еще I § 90 pg. 127, 19, § 114 pg. 138, 15, § 156, pg. 157,6. Sievers, S. 69.
[11] Для этого места, оставшегося неясным для Reiske, Förster указываем параллель в orat. de patrociniis (XLVII) § 9, vol. III pg 408, 17, у нас, стр. 170.
[12] Срр. orat. XLIX (ad Theodosium pro curiis) § 3, vol. III pg. 454, 5. Sievers, S. 265. В этой речи он является в звании τοῦ ἐπὶ δεήσεων τεταγμένον — precum arbiter. Syrm. Ep.· I 17, квестор, Sievers, 1.1.
[13] Срв. orat. I § 158, vol. I pg. 157 F. Seeck, S. 210 (Eunap. 480 Аmm. XXIX 1, 42. Socrat. III 1, 16. Zosim. IV 15, 1).
[14] Фасганий·по предположению Förster’а. Срв. ер. 286, где Фасганий, по словам Либания, вырвал город из под кары тогдашнего владыки, страшно разгневанного».
[15] Кинегий, префект Востока (praefectus praetorio Orientis), в 388 году 19 марта умерший на этом посту (Mommsen, Chronica minora I 225 Co смерти его Zosim. IV cap. 45, pg. 202, 12 Mendelssohn). Его преемником был Татиан (Seeck. S. 287).
[16] Так очень молодым назначен был правителем Македонии (consularis Macedoniae) Олимпий, которому посвящена LXIII-я речь Либания, срв. Также orat, I § 275 слл. Seeck, S 223.