Народы, владевшие городом римлян - Ромул - основатель города, которому он дает название по собственному имени - Рассмотрение вопроса о порядке управления общиной - Назначение Ромула людьми и богами царем - Порядок управления, введенный Ромулом - Установившиеся обычаи у римлян относительно патроната - Учреждение совета старейшин. Распределение прав и почестей - Упорядочение расселения и быстрота решения военных дел - Установленное Ромулом государственное устройство - Выполнение религиозных обрядов - Закон о браке - Взаимоотношения отцов и детей - Учреждение судов - Решение устроить браки всех римлян с помощью похищения девушек - Первые общины, начавшие против Ромула войну - Учреждение Ромулом победной процессии, названной впоследствии триумфом - Решение вопроса о покоренных городах - Начало войны римлян с сабинянами - Захват Тацием и сабинянами Капитолия и большей части военных укреплений - Решающие сражения обеих сторон - Решение римских женщин самим начать переговоры о примирении - Заключение договора о дружбе. Соединение в одну общину, с сохранением наименования "Рим" - Относительно общины куритов - Совместное царствование Ромула с Тацием в течение пяти лет - Вторичное единовластие Ромула после смерти Тация - Триумфальные войны Ромула - Различные версии по поводу кончины Ромула, основанные на мифах - Междуцарствие. Приход Нумы на царство - Сферы управления Нумы. Законодательство, касающееся божественных дел - Сооружение святилища. Осуществление охраны негаснущего огня - Мифологические рассказы о явлениях богини несправедливо обвиненным девам - Святилище, расположенное на Палатине - Законоположение об определении имущества - Предоставление необходимых средств жизни

I. Город римлян расположен в западной части Италии у реки Тибр, которая впадает в Тирренское море, примерно посередине побережья, и отстоит от моря на 120 стадиев. А первыми из упомянутых выше им владели некие варвары - автохтоны, называемые сикелами[1], которые обитали и во многих других краях Италии. От них до наших времен сохранилось немало неясных памятников и помимо этого названия некоторых мест, считающихся сикелийскими, что доказывает древность их расселения. 2. Изгнав их, аборигины[2], потомки энотров[3], населявших побережье от Таранта[4] до Посейдонии[5], сами завладели этой местностью. Некая священная часть молодежи, посвященная богам по местному обычаю, говорят, была отправлена родителями для заселения страны, предназначенной им божеством. Племя же энотров являлось аркадским из Ликаонии, как она называлась тогда, а ныне - Аркадии. Оно охотно отправилось, чтобы обосноваться на лучшей земле, причем предводителем колонии в то время был Энотр, сын Ликаона, от которого и пошел народ. 3. Когда же аборигины овладели местностью, первыми соседями вместе с ними оказались пеласги[6], скитальцы из называвшейся некогда Гаймонии, а теперь - Фессалии, в которой они какое-то время обитали. После же пеласгов явились аркадцы, происходившие из города Паллантия, утвердившие предводителем переселенцев Эвандра, сына Гермеса и нимфы Фемиды. Они остановились у одного из семи холмов, который расположен как раз в центре Рима, и назвали его Паллантием в честь своей родины в Аркадии. 4. Некоторое время спустя в Италию пришел Геракл, когда он возвращал войско из Эритеи[7] по домам, тогда определенная часть эллинских воинских сил осталась и обосновалась неподалеку от Паллантия, иными словами, у одного из холмов, который ныне включен в черту города. Туземцами он тогда прозывался Сатурнием, теперь же римлянами зовется Капитолийским. Большинство из этих эллинов составляли эпеи, отколовшиеся от полиса Элиды, после того как их отечество было разрушено Гераклом.
II. Через шестнадцать поколений после Троянской войны альбанцы заселяют оба этих места, окружив их стеной и рвом. До поры до времени они служили овчарнями и пристанищем для пастухов, пасших коров, поскольку земля здесь изобиловала травой не только в зимнее, но и в летнее время, благодаря рекам, освежающим и орошающим ее. 2. Народ же альбанцев произошел из смешения пеласгов и аркадцев, а также эпеев родом из Элиды и, наконец, прибывших после взятия Илиона троянцев, которых в Италию привел Эней, сын Анхиса и Афродиты. Вероятно, какое-то варварское население из соседствующих или уцелевших древних поселенцев также смешалось с эллинами. А все вместе они получили общее имя латинов по правившему в этих краях мужу Латину, утратив, таким образом, прежние названия по племенам. 3. И вот, этими-то народами город был обнесен стеной на четыреста тридцать второй год после взятия Трои, в седьмую Олимпиаду. Вывели же поселение братья-близнецы, принадлежавшие царскому роду. Имя одного из них было Ромул, а другого - Ром. По материнской линии со стороны Энея они принадлежали к Дарданидам, от какого отца они рождены, сказать точно нелегко, римляне же верят, что они являлись сыновьями Марса. Однако совместно они не стали предводителями колонии, так как поссорились из-за власти. Но Ромул после гибели в борьбе с ним второго брата становится основателем города и дает ему название по собственному имени. Количество же участников в основании колонии, большое поначалу, затем сократилось до трех тысяч пеших и трехсот всадников.
III. И вот, когда у них был вырыт ров и завершено сооружение укреплений, а поселенцы предприняли необходимые работы для строительства жилищ, возникла необходимость рассмотреть вопрос о том, какой порядок управления общиной следует установить. Тогда Ромул, созвав народное собрание но совету деда по матери, который научил его, о чем вести речь, заявил, что недавно основанный город утке достаточно украшен общественными и частными сооружениями. Но он попросил, чтобы все приняли во внимание, что не это является наибольшим достоинством полисов. 2. Ведь и во внешних войнах глубокие рвы и высокие укрепления недостаточны, чтобы предоставить тем, кто внутри них, праздность и надежду на спасение, но они способны лишь дать людям возможность не потерпеть никакого ущерба от неожиданного нападения врагов, а, когда внутренние беспорядки овладевают обществом, они не оставляют никому безопасного убежища в их собственных домах и жилищах. 3. Ведь по этой причине люди склоняются находить утешение в безделье и в легкости жизни, из-за чего и козни близких не встречают противодействия злу; а тот, против кого направлен злой умысел, неуверен, что достиг безопасности. И ни один полис, подвергнутый этому, не сможет надолго оставаться счастливым и мощным. И опять-таки если стучится кому-нибудь воспрепятствовать в устройстве собственных и общественных дел, требующих больших расходов, полис не станет великим и счастливым. Ведь спасение полисов и превращение из малых в великие заключено в ином. 4. Во внешних войнах сила - в оружии, и она связана с отвагой и трудами, а во внутренних смутах - в единодушии подданных, а это выявляет разум и добродетель каждого, столь нужную для общества. 5. Действительно, предающиеся ратному делу и держащие в крепкой узде свои страсти возвеличивают собственное отечество, а также ставят неприступные стены и безопасные для своей жизни убежища на общее благо. Такие смелые и справедливые люди, преданные и другим добродетелям, составляют план государственного управления для тех, кто установил его разумно, изнеженный же и себялюбивый люд, а также рабы своих постыдных страстей, наоборот, совершают гнусные поступки. 6. И Ромул сказал, что слышал от старцев и сведущих людей, что многие могучие колонии, возникшие в прекрасных краях, либо в скором времени погибали, впав в раздоры, либо, недолгое время борясь с соседями, оказывались принужденными покориться им и вместо лучшей земли, которой они владели, получить худшую, став из свободных рабами. Другие же малолюдные полисы, возникшие в не слишком благоприятных местностях, но изначально свободные, затем обрели власть над другими. И причиной благоденствия немногих и уничижения многих является не что иное, как образ правления. 7. Так вот, если бы существовал какой-то единственный для всех народов порядок жизнеустройства, дарующий полисам счастливую жизнь, то нетрудно, пожалуй, для них было бы сделать выбор. "Ныне же, - продолжал Ромул, - известны многие устройства, бытующие у эллинов и варваров". Но, как он слышал, из всех них наиболее возносят те, кто ими пользуется, только три, причем из этих государственных управлений ни одно не является чистым, но каждому присущи какие-то природные пороки, так что выбор вида правления нелегок. Поэтому Ромул посчитал, что сами римляне, посовещавшись на досуге, дадут ответ, хотят ли они находиться под властью одного человека пли немногих, либо же. учредив законы, вручить попечение над общим делом всем сообща. 8. "Я же, - закончил он речь, - готов принять такое государственное устройство для вас, какое вы сами учредите, и не против того, чтоб властвовать, и не отвергаю того, чтоб подчиниться. Что же касается почестей, которые вы мне воздадите, назначив меня первым предводителем колонии и затем дав городу имя в мою честь, то мне этого вполне достаточно. Ведь их не отнимет у меня ни грозная война, ни междоусобные распри, ни время, губящее все прекрасное, и никакая другая злая судьбина. Но и для живых, и для покинувших земную юдоль я останусь при этих почестях на веки вечные".
IV. Вот что поведал Ромул, выступая перед собранием, памятуя о наставлениях деда по матери. Римляне же, обменявшись мнениями, дают следующий ответ: "Мы нисколько не нуждаемся в новом государственном устройстве, понимая, что проверенное отцами является наилучшим, и не изменяем его, следуя выбору предшественников, которые установили его, как мы думаем, по зрелом размышлении, довольные своей судьбой. Ведь мы не можем порицать строй, который доставил нам, пребывавшим под рукою царя, величайшее из благу людей - свободу, а также господство ряд другими. 2. Мы решили по поводу государственного устройства следующее. Мы полагаем, что высшая почесть подобает тебе более, чем кому-либо другому благодаря и царскому происхождению, и доблести, - особенно же потому, что, поставив тебя во главе колонии, мы сознаем в тебе огромную силу и великую мудрость, постигая ее не столько в твоих словах, сколько в делах". Услышав это, Ромул сказал, что ценит то, что по суждению людей он достоин царской власти; однако он не примет этой почести, прежде чем божество не явит знамения через вещих птиц.
V. Так, в соответствии с их желанием был назначен день, в который Ромул намеревался провести гадание о власти, а когда настал срок, он на заре вышел из палатки. Встав под открытым небом в чистом поле и принеся положенные жертвы, он стал молиться владыке Юпитеру и другим богам, которых он объявил господами колонии, вопрошая, желательно ли им, чтобы он царствовал в общине, и небесные знамения были явлены добрыми. 2. После моления прошла слева направо молния. Римляне полагают, что молнии, идущие слева направо - благоприятны, либо потому, что их так научили тиррены, либо потому, что так считали отцы. Основанием таких рассуждений, как я убежден, служит то, что сидеть и стоять, обратившись к востоку, откуда начинается восход солнца и луны, а также звезд и планет, является лучшим положением для совершающих птицегадание; и вращение вселенной, из-за которого в ней все оказывается то над землей, то под землей, начинает свое круговое движение оттуда. 3. Тем, кто глядит на восток, части, обращенные к северу, кажутся левыми, а части, обращенные к югу, - правыми. Сложилось представление, что первые более ценные, чем вторые. Ведь оконечность земной оси, вокруг которой происходит вращение, начинается в северной части, и из пяти кругов, опоясывающих земную сферу, так называемый арктический всегда здесь виден, а южные крути спускаются к так называемой антарктической, невидимой отсюда части. 4. И можно признать, что наиболее значимым из небесных знамений, идущих по воздуху, является то, которое показывается со стороны лучшей части. А так как часть, обращенная к востоку, превосходит часть, обращенную к западу, а в самих восточных частях северные более высокие, чем южные, они, пожалуй, и самые лучшие. 5. Но некоторые уверяют, что еще с древности, прежде чем научиться этому у тирренов, у римлян считались благоприятными молнии слева. Поскольку, как говорят, рожденный Энеем Асканий, когда он воевал и был осажден тирренами, во главе которых стоял царь Мезенций, отчаявшись в успехе и намереваясь отступить, стал просить Юпитера и других богов подать благоприятные знаки. В этот момент, хотя погода была ясной, небо метнуло молнии с левой стороны. А поскольку сражение это получило счастливый исход для Аскания, у потомков создалось убеждение, что знаменье было благоприятным.
VI. И вот, когда Ромул получил надежные знамения от божества, созвав народ[8] на собрание и объявив о пророчестве, он был выбран царем; и он устанавливает обычай для всех не принимать ни царской, ни другого вида власти, пока божество не изречет им пророчество. И это установление относительно птицегаданий, соблюдаемое римлянами, оставалось в течение долгого времени, не только когда цари правили общиной, но и после свержения монархии при выборах консулов, преторов и других законных магистратов. 2. Но оно пришло в упадок в наши времена, если не считать того, что остается некая его видимость благодаря его святости. Ведь те, кто намеревается принять власть, ночуют под открытым небом и, встав с зарей, выходят наружу и совершают некие моления. Некоторые же из присутствующих птицегадателей, получающие вознаграждение из общественной казны, возвещают о том, что показывает молния, появившись слева, хотя бы ее и не было. 3. Получающие же знамения о принятии власти по их крикам, удаляются, полагая достаточным то, что ничего из противоречащего и запрещающего в знамениях не оказалось, а другие, вопреки желанию божества, скорее насильно похищают власть, чем принимают ее. 4. Из-за таких людей многие римские войска полностью были уничтожены на суше, другие же - потеряли всех людей в морских походах; случались и прочие крупные и ужасные неожиданности в полисе как во время внешних войн, так и во внутренних раздорах. Но самое известное и огромное бедствие произошло примерно в то время, когда Лициний Красс[9], муж, не уступающий никому из современных ему полководцев, повел войско против народа парфян, несмотря на несогласие божества, презрев тех, кто хотел отвратить его из-за бесчисленных знамений от выступления в поход. В защиту небрежения божества и того, как с ним обходятся некоторые вплоть до наших дней, можно сказать много слов.
VII. Ромул, объявленный таким образом людьми и богами царем, обещает быть сильным и смелым в ратных делах и как можно разумнее управлять наилучшим государством[10]. Я расскажу о его свершениях в политических делах и в военных, о которых кое-кто смог бы создать историческое повествование. 2. Я начну с рассказа обустройстве государства, который я лично считаю наиболее самодостаточным из всех и в мирное время, и на войне. А было оно следующим: поделив весь народ на три части, он поставил над каждой из них наиболее выдающегося предводителя. Затем, разделив снова каждую из трех частей на десять, Ромул назначил начальников из наиболее храбрых. Большие части он назвал трибами, а меньшие - куриями, как они зовутся еще и в наше время. 3. На эллинский же язык названия эти можно перевести так: триба - это фила и трития[11], курия - фратрии и военный отряд[12] тех мужей, которые предводительствуют трибами, т.е. филархов и триттиархов, которых римляне называют трибунами; тех же, кто начальствует над фратриями и военными отрядами, они зовут курионами. 4. А курии поделены Ромулом на десятки, порядок в каждом из них блюдет предводитель, называемый на местном языке декурионом. Когда же все были разделены и распределены по трибам и куриям, он, поделив землю на тридцать равных клеров[13], выделил каждой курии один мер, отрядив достаточно места для святилищ и священных участков и оставив определенную часть земли для общинного пользования. Вот таким было произведенное Ромулом разделение людей и земли, заключающее в себе для всех величайшее равенство.
VIII. Но было и другое деление уже самих людей, которое распределяло милости и почести по достоинству, о чем я намереваюсь рассказать. Ромул знатных родом и доблестью, а также состоятельных и удачливых в достаточной мере для того времени, и у кого уже были дети, отделил от безвестных, бедных и нуждающихся. И тех, что с незавидной участью, он назвал плебеями, как сказали бы эллины, демотиками[14]; тех же, кому выпала лучшая доля, - отцами, либо из-за большего возраста по сравнению с другими, либо потому, что у них уже были дети, либо из-за знатности рода, либо из-за всего вместе. Как можно судить, он взял пример с государственного устройства афинян, сохранявшегося еще в то время. 2. Дело в том, что они, поделив людскую массу на две части, назвали патрициями тех, кто был из знатных домов и обладал средствами, на них было возложено руководство полисом; "мужичьем"[15] же назвали других граждан, которые не принимали участия тогда в общественных делах, но со временем и они были допущены к управлению. 3. Те, кто рассказывает вполне достоверно о государственном устройстве римлян, говорят, что именно по таким причинам те мужи были названы отцами, а потомки их патрициями. Другие же, рассматривая дело из личной неприязни, обвиняют город в низком происхождении и говорят, что они были названы патрициями не по такой причине, но оттого, что только они имели возможность указать на своих отцов, тогда как другие, будучи беглецами, свободных отцов назвать не могли. 4. В качестве доказательства они приводят то, что, всякий раз как царям требовалось созвать патрициев, глашатаи призывали их по имени и имени отца, простолюдинов же всех вместе собирали на народное собрание какие-то слуги, трубя в бычьи рога. На самом же деле призыв с помощью глашатаев не является признаком благородства патрициев, а звук трубы - символом безвестности простолюдинов, но одно - знаком почести, а другое - быстроты действия. Ведь за короткое время невозможно было назвать массу людей по имени.
IX. Когда же Ромул отделил лучших от худших, он стал после этого заниматься законодательством и определил, что нужно делать каждому из названных: патрициям быть жрецами и управлять, вершить суд и вместе с ним самим - общественные дела, посвящая себя государственным заботам; простолюдинов же освободить от этих дел как неопытных в них и не имеющих за недостатком средств свободного времени, но предоставив им заниматься земледелием, скотоводством и полезными ремеслами, чтобы они не устраивали бунты, как в других государствах в тех случаях, когда оскорбляют низших или когда бедные завидуют выдающимся. 2. И он предназначил простолюдинов патрициям, поручив каждому из них того из толпы, кого он сам пожелает опекать в качестве покровителя, взяв за лучший образец древний эллинский обычай, которому следовали очень долго фессалийцы и с самого начала - афиняне. Ведь фессалийцы третировали своих клиентов, поручая им занятия, не подобающие свободным, а всякий раз как те не выполняли чего-нибудь из приказанного, применяли побои и использовали их во всех делах, словно купленных рабов. А афиняне стали называть клиентов "поденщиками" по роду их службы, фессалийцы же - "зависимыми", порицая уже самим названием их участь. 3. Ромул же украсил даю как благопристойным наименованием, назвав покровительство бедных и низких патронатом, так и предоставлением тем и другим честных обязанностей, определив их связи как гуманные и гражданственные.
X. И были тогда им определены сохранявшиеся в течение веков у римлян такие обычаи относительно патроната: патрициям надлежало разъяснять своим клиентам их права, в которых те были несведущи; заботиться о них и в присутствии, и в отсутствии их; выполнять все, что выполняют отцы в отношении детей насчет имущества и договоров, касающихся имущества; вчинить иск за обиженных клиентов, если кто-нибудь нанесет им вред в связи с договорами; оказывать поддержку тем, кого призывают в суд, а, коротко говоря, - оказывать им всякое благо и в частных, и в общественных делах, где они особенно нуждаются. 2. И следовало клиентам помогать своим покровителям выдавать замуж дочерей, если их отцы стеснены в средствах, и платить выкуп врагам, если кто-нибудь из покровителей или детей их оказывался в плену. Клиенты были обязаны выплачивать штраф в пользу частных лиц, если патроны к тому присуждались, или в пользу общины, если те несли наказания за долги, причем следовало также, чтобы клиенты, как относящиеся к роду, принимали участие в расходах на магистратуры, отправление почетных обязанностей и в прочих расходах на общественные нужды. 3. И обеим сторонам не было дозволено и не приличествовало выступать в тяжбах, свидетельствовать или подавать голос перед народом друг против друга, а тем более выступать на стороне противников. Если же кто-нибудь из них бывал уличен в совершении какого-то неблаговидного проступка, то он подлежал наказанию по закону о предательстве, который утвердил Ромул и который разрешал всякому желающему убить изобличенного в качестве жертвы Юпитеру Подземному. Ведь у римлян существовал обычай: тела тех, кого они хотели безнаказанно убить, посвящать тем или иным богам, чаще всего подземным. Вот что совершил тогда Ромул. 4. Итак, во многих поколениях сохранялись ничуть не отличающиеся от кровных связей узы клиентов и патронов, и они передавались детям их детей, и было великой честью для знатных семей иметь как можно больше клиентов и не только сберечь наследственный патронат прародителей, но и благодаря своей добродетели приобретать других клиентов. И настолько значительной была борьба за благоволение и за то, чтобы не пресеклось взаимное расположение, что во всем, о чем клиенты просили покровителей, последние, сколько было сил, помогали; а так как патриции менее всего хотели отягощать клиентов, то они не допускали никаких денежных подношений. Таким образом, жизнь у них была воздержанной от всяческих удовольствий, а мерилом счастья служила доблесть, а не удача.
XI. И не только в самом римском государстве простой народ состоял под патронатом патрициев, но и каждая колония Рима и каждый город, вошедшие в союз и дружбу с ним, будучи побежденными в войне, получали покровителей и патронов в лице тех римлян, кого они предпочитали. И нередко сенат отправлял дела о спорах этих городов и народов на рассмотрение их патронов, считая их решения предпочтительными. 2. Так вот, столь прочным было у римлян согласие, берущее начало от установленных Ромулом обычаев, что они никогда не решали дела друг друга кровопролитием и смертоубийством в течение шестисот тридцати лет, хотя в народе возникало множество раздоров с власти предержащими по поводу общественного блага, как это обыкновенно случается во всяких малых и крупных государствах. 3. Но убеждая и наставляя друг друга, частично уступая, частично получая взамен уступки, они разрешали несогласия политическими мерами. Но со времени, когда Гай Гракх[16], получив трибунскую власть, начал губить гармонию государственного устройства, они уже не переставали убивать друг друга, отправлять из города людей в изгнание и не удерживались от жестокостей ради достижения победы. Однако для речи об этом будет другой, более подходящий, момент.
XII. Когда Ромул привел все это в порядок, то тотчас он решил назначить советников, с которыми намеревался вести общественные дела, избрав сто мужей из патрициев. Их он разделил по такому порядку: он назначил одного, наилучшего, кому посчитал возможным вверить управление городом всякий раз, как сам он поведет войско за пределы Рима. 2. А каждой из триб он предписал выбрать трех мужей, пребывавших тогда в наиболее рассудительном возрасте и отличающихся благородством происхождения. Вслед за этими девятью Ромул приказал каждой курии избрать опять-таки трех самых подходящих человек из патрициев. Затем, к первым девяти, назначенным трибами, Ромул добавил по девяносто, которых выдвинули курии, поставив предводителем их того, кого выбрал сам, таким образом Ромул довел число сенаторов до ста человек. 3. Сенат этот по-эллински можно обозначить как совет старейшин, и он называется римлянами так до сих пор. Затрудняюсь сказать, произошло ли такое название из-за старости избранных в него мужей или из-за достоинств их. Ведь древние имели обыкновение называть сенаторами[17] старших и лучших. А еще заседающие в сенате были названы "отцами, внесенными в список"[18], и это прозвище сохраняется вплоть до моего времени, - так вот, и этот обычай был эллинским. 4. Так как при всех эллинских царях, - и тех, кто принимал отеческую власть, и тех, кого сама народная масса устанавливала вождем, - имелся совет из самых лучших людей, как свидетельствуют Гомер и древнейшие из поэтов. И не было правление древних царей, как в наши времена, своенравным и единоличным.
XIII. Уже после учреждения совета старцев из ста мужей Ромул, видя, вероятно, что ему понадобится и юношеский отряд, который он намеревался использовать для своей охраны, а также для срочных дел, он набрал триста человек из знатнейших домов, притом самых крепких телом, которых назначили курии тем же самым образом, что и сенаторов, - каждая курия по десять юношей, - и держал их всегда при себе. 2. Все вместе они носили общее наименование - "целеры". По мнению большинства, - по быстроте[19] выполнения службы (ведь римляне называют целерами всегда готовых и скорых в исполнении дел) но, как говорит Валерий Анциат, - по их командиру с таким именем. 3. Командир же их был славнейшим, ему подчинялись три центуриона, ниже них, в свою очередь, стояли другие, с меньшей властью. По городу Ромула сопровождали копьеносцы и выполняли его приказания, а в походе они были передовыми бойцами и помощниками. Многое в сражениях зависело от них, так как они первыми начинали битву и последними отступали; они сражались на лошадях там, где была удобная равнина для конного боя, и пешими в неровных местах, непригодных для конницы. 4. Мне кажется, этот обычай был заимствован у лакедемонян. Он предписывал, как и у римлян, наиболее родовитым из юношей числом триста составлять стражу царей, и те использовали их во время войн в качестве помощников и всадниками, и пехотинцами.
XIV. Закончив эти установления, Ромул распределил почет и права, которые он хотел иметь для каждого. Так вот, за царем он закрепил следующие почести: прежде всего осуществлять руководство священнодействиями и жертвоприношениями, чтобы все, касающееся богов, совершаюсь при его участии; затем, выступать на страже законов и отеческих обычаев, печься о всяческой справедливости, основанной на природе или договорах, и судить тягчайшие из преступлений, а менее тяжкие поручать сенаторам, предусмотрев, чтобы не случилось ничего небрежного в отношении правосудия; собирать сенат и созывать народ; вносить предложения и исполнять то, что угодно большинству. 'Эти привилегии он предоставил царю, а, кроме прочего, еще и единовластное командование на войне. 2. А сенату он назначил почести и власть следующие: прежде всего обсуждать все, что бы ни высказал царь, и вносить это на голосование, и что бы ни показалось правильным большинству, это мнение пусть и одерживает верх. Сие Ромул также перенял из лаконского государственного устройства. Ведь лакедемонские цари не являлись самодержцами, которые делали то, что хотели, но совет старейшин был полновластен во всем, что касалось общего блага. 3. Простонародью Ромул даровал три таких права: выбирать должностных лиц, утверждать законы и выносить решение о войне, когда прикажет царь. И даже в этих делах власть народа не была безусловной, если его решение не покажется верным сенату. А голосование народ проводил не весь целиком, но собираясь по куриям, и то, что казалось нужным большинству курий, народ вносил в сенат. Но в наше время обычай изменился, так как сенат не утверждает то, что постановил народ, но сам народ имеет власть над решениями сената. Лучший ли это из обычаев, я оставляю в общем рассмотреть всем желающим. 4. Благодаря такому разделению Ромул обеспечил не только разумное ведение государственных дел и упорядочил управление, но и расселение, и воинские дела решались быстро и со строгим послушанием. Ведь всякий раз когда ему требовалось выводить войско на войну, не надо было ни военных трибунов назначать по трибам, ни центурионов по центуриям, ни начальников конницы, ни определять численность, ни распределять по отрядам, ни назначать место в строю, надлежащее каждому воину. Но царь отдавал приказ военным трибунам, те, в свою очередь, центурионам, а, получив сигнал от них, каждый декурион выводи.! тех, кто находился у него в подчинении. И по единой команде либо все воинские силы, либо какая-то призванная часть их с оружием в руках прибывала в полной готовности в назначенное место.
XV. Обустроив и упорядочив город в достаточной мере для мирной жизни и готового к войне на основе этого государственного устройства, Ромул довершил создание государства, великого и густонаселенного. 2. Первым делом он связал его жителей обязательством воспитывать мужское потомство и первородных дочерей и не убивать никого из младенцев до достижения трех лет, за исключением случаев, если дитя оказывалось увечным или уродцем уже с рождения. Их он не воспрещал родителям выбрасывать, но при условии, что они предварительно покажут его пяти ближайшим соседям и все они одобрят. А на неповинующихся закону Ромул наложил разные наказания, в том числе и то, чтобы половина их имущества становилась общенародным достоянием. 3. Затем, выведав, что многие из городов Италии скверно управляются тиранами и олигархами, Ромул постарался привлечь беглецов из таких городов, довольно многочисленных, не разбирая ни их несчастий, ни удач, лишь бы были свободными, и перевести их под свою руку, желая усилить римлян и уменьшить силы соседей; и он сделал это, изыскав благовидный предлог, разнося слух, что он выказывает почтение к божеству. 4. Дело в том, что место между Капитолием и крепостью, которое ныне называется на языке римлян "Между двумя рощами", да и тогда употреблялось то же прозвище, было тенистым благодаря раскинувшимся на склонах с обеих сторон лесам. Ромул сделал его священным и устроил в нем убежище, безопасное для просящих защиты, и там же соорудил храм, - а вот кому из богов или демонов, сказать точно не могу. А для прибегающих к нему как к убежищу просителей Ромул выступил поручителем в том, что они не потерпят никакого зла от врагов благодаря благочестию в отношении божества, и обещал, если они пожелают остаться у него, дать им права гражданства, а также участок земли, которую сможет отобрать у неприятелей. И люди стекались изо всех мест, убегая от домашних бедствий, и уже не помышляли об уходе в другое место, удерживаемые ежедневными беседами и благодеяниями с его стороны.
XVI. Третьим основанием правления Ромула, что более всего по необходимости развивали еще эллины, было наилучшее начало для всех государственных институтов, как дошла до меня молва, то, что заложило исток прочной свободы у римлян и в немалой степени способствовало возрастанию их владычества. Состояло оно в том, чтобы не губить покоренное в результате войн взрослое население городов, не обращать его в рабство и не пускать их землю под пастбища, но высылать туда поселенцев и на определенную часть сельской округи выводить в покоренные Римом города колонии, а некоторым из них предоставлять римское гражданство. 2. И на самом деле, учредив данные и подобные им общественные порядки, Ромул создал великий город из ничтожной колонии, как это выявили сами обстоятельства. Ведь число присоединившихся к Ромулу в заселении Рима не превышало трех тысяч пеших и примерно трехсот всадников; в то время как оставленных им, когда он исчез из мира людей, оказалось сорок шесть тысяч пехотинцев, а всадников - немногим менее тысячи. 3. Поскольку он заложил такие начала управления, то и цари, правившие городом после него, сохраняли его предначертания, и те, которые приняли годичную должность после них, тоже увеличивают таким образом, насколько возможно, население, так что римский народ стал не меньше, чем любой другой народ, каким бы многочисленным тот ни был.
XVII. Сравнивая с этими обычаи эллинов, я не понимаю, как можно восхвалять устои, присущие лакедемонянам, фиванцам и весьма гордящимся мудростью афинянам, которые, ревниво храня свое благородство, за редким исключением не давали никому своего гражданства (позволю себе сказать, что некоторые даже изгоняли чужеземцев), при этом сами они, не вкусив никакого блага от подобной кичливости, наносили себе большой вред. 2. Например, спартиаты, сокрушенные в битве при Левктрах[20], где их потери составили тысячу семьсот человек, не смогли уже возвысить свое государство до прежнего уровня после такого несчастья, но с позором утратили господство. А фиванцы и афиняне из-за одной проигранной битвы при Херонее[21] вместе с главенством в Элладе были лишены македонянами свободы, доставшейся от предков. 3. Римское же государство, оказавшись ввергнутым в тяжкие опасности - имея множество врагов в Иберии, вновь приобретя отпавшую было Сицилию и Сардинию, в то время как события в Македонии и по всей Элладе угрожали ему войной, да и Карфаген вновь стал претендовать на господство, а Италия не только почти вся восстала, но и призывала к Ганнибаловой войне - не только не понесло урона из-за тогдашних превратностей судьбы, но и черпало в них силу, еще большую, чем прежняя. Более того, благодаря численной мощи войска смогло преодолеть безмерные тяготы, а не воспользовавшись благосклонностью судьбы, как воображают некоторые. 4. И так же случилось, когда по воле судеб Рим был почти сокрушен после разгрома при Каннах[22], где из шести тысяч конницы спаслось только триста семьдесят, а из общего числа в 80 тысяч призванных в войско пехотинцев уцелело немногим более трех тысяч.
XVIII. В самом деле, я восхищаюсь свершениями этого мужа и намерен добавить к этому, что он усматривает истинные причины прекрасного обустройства полиса; о нем болтают все политики, но заботятся немногие. Что касается благосклонности богов, то при ее наличии у людей все идет к лучшему. А благодаря мудрости и справедливости люди менее вредят друг другу и скорее достигают согласия и подготавливают счастье не постыдными удовольствиями, а добром. Если же коснуться внешнего благородства в войнах, то оно также подготавливается людьми, и полезно для обладающих прочими добродетелями. И Ромул посчитал, что не случайно присуще добро каждому. 2. И он понял, что дельные законы и ревностное отношение к благу развивают в государстве благочестивость, мудрость, справедливость и отвагу в военных делах. Ромул обладал большой дальновидностью, положив в основу власти почитание богов и гениев. Ромул установил храмы, священные участки, алтари и статуи из дерева с изображениями и символами богов, определил значимость их и дары, которыми род людской благодарит божества, а также праздники, сколько их ни полагается устраивать каждому из богов или божеств, и жертвы, с помощью которых люди их почитают, - всему, чему боги радуются, - и сроки перемирий, и опять-таки всенародные празднества и дни отдохновения от трудов, и все в том же роде он учредил с помощью наилучших из эллинских законов. 3. А слагаемые о богах басни, в которых содержатся какие-либо хулы или злословия против них, Ромул все отринул, полагая, что они являются дурными, вредными и безобразными и что они не достойны ни богов, ни добрых людей, и он настроил людей на то, чтобы говорить и думать о богах только самое лучшее и чтобы люди не касались обычаев, не достойных блаженной природы.
XIX. Ведь у римлян и речи нет о том, что Урана[23] охолостили собственные дети и что Крон[24] уничтожал свое потомство из страха, что оно восстанет против него, а Зевс покончил с владычеством Крона и запер своего отца в темнице Тартара[25]; или, к примеру, о войнах, ранах, оковах богов и о служении богов людям. 2. И ни одно празднество не проводится у римлян в черных одеждах или как траурное, сопровождаемое биением в грудь и плачем женщин по исчезнувшим богам, подобно тому, как это совершается у эллинов по поводу похищения Персефоны[26], страданий Диониса[27] и всякого подобного рода. И никто, пожалуй, у них не обнаружит - хотя их нравы уже испортились - ни одержимости богами, ни корибантствований[28], ни сборищ, ни вакханалий[29], ни недозволенных таинств, ни всенощных бдений в святилищах мужчин и женщин скопом, и ничего близко похожего на такого рода чудеса, но все в поступках и словах относительно богов делается богобоязненно, чего не увидишь ни у эллинов, ни у варваров. 3. Я же лично поражался более всего тому, сколь много чужестранцев ни бывало бы в Риме, которым требовалось почитать родных богов в соответствии с домашними правилами, город римлян ни разу не проявил ненависти публично ни к одному иностранному ритуалу, что многим уже выпало испытать в других местах, но если даже согласно оракулам и привносились сюда чужие святыни, то Рим, отбросив всяческие баснословные хитросплетения, начинал почитать их, используя собственные обряды, подобно тому как это произошло со священнодействиями в честь Идэйской богини[30]. 4. Ведь консулы[31] ежегодно совершают в ее честь жертвоприношения и проводят состязания по римским законам, но жрецами ее являются фригиец и фригийка, и попеременно они обносят по всему городу ее изображение, собирая подношения в соответствии со своим обычаем, бия себя в грудь и сопровождая песнопения во славу Матери богов игрой на флейте и ударяя в тимпаны. 5. Но из римских уроженцев никто не расхаживает по городу в пестрых одеждах, собирая подношения и играя на флейте. В соответствии с законом и постановлениями сената никто не совершает этих таинств богине фригийскими оргиями. Таким образом общество выказывает осторожность к неместным обычаям в отношении богов и опасается всякой спеси, которой не присуще благочестие.
XX. Пусть никто не заподозрит, будто я в неведении, что иные из эллинских басен полезны людям. Ведь одни аллегорически объясняют явления природы, другие сложены ради утешения в человеческих бедах, а третьи унимают смятение души и страх и очищают нездоровое воображение, остальные же сочинены ради другой какой-нибудь пользы. 2. Но, хотя мне ведомо это не хуже любого другого, я все-таки отношусь к ним с осторожностью и скорее принимаю римское учение о богах, замечая, что польза, извлекаемая из эллинских мифов ничтожна и способна оказать помощь лишь немногим, причем одним только исследующим, ради чего они возникают, и редко находится тот, кто эту философию перенимает. Многочисленная же и далекая философии чернь предпочитает наихудшим образом воспринимать рассказы о богах и пытается склониться к одному из двух: либо презирать богов, которые оказались в великом несчастье, либо самим не воздерживаться ни от чего гнусного и беззаконного, видя, что подобное присуще и богам.
XXI. Однако оставим рассмотрение этого тем, кто выделил единственно теоретическую часть философии. Но относительно установленного Ромулом государственного устройства, я счел достойным упоминания в истории следующего. Прежде всего, сколь многим лицам предоставил Ромул иметь попечение о божественном. И, пожалуй, никто не назовет какой-нибудь другой новооснованный город, где с самого начала было бы назначено столько жрецов и служителей богов. 2. Ведь кроме тех, кто отправлял родовые священные обряды, в его правление были учреждены шестьдесят человек, которые совершали общественные священнодействия о благе государства по трибам и куриям. Я просто повторяю то, что написал в "Древностях" Теренций Варрон, наиболее сведущий муж в его время. 3. Затем, в то время как у других по большей части как-то дурно и необдуманно совершался выбор настоятелей храмов, и одни считали достойным объявлять оплату их службы в серебре, а другие распределяли жрецов по жребию, Ромул не позволил жречеству ни стать покупным за деньги, ни доставаться по жребию, но узаконил, чтобы из каждой курии назначались двое мужей старше пятидесяти лет, выделяющихся среди других происхождением, отличающихся добродетелью и обладающих солидным достатком, а также без телесных изъянов. И он установил, чтобы они сохраняли сан не в течение какого-то срока, а пожизненно, и чтобы они были освобождены по закону из-за возраста от военной службы и от государственных тягот.
XXII. А поскольку одни священнодействия следовало исполнять с помощью женщин, а другие - детей, у которых живы оба родителя[32], дабы и это регулировалось наилучшим образом, Ромул назначил женам жрецов помогать в священнодействиях своим мужьям, и если по местному обычаю не было положено совершать таинства мужчинам, то женам исполнять их, а детям помогать в их обязанности. А бездетным жрецам надлежало выбрать из других семей в каждой курии самых миловидных юношу и девушку, первого он назначил помогать жрецам до возмужания, вторую же на столько времени, сколько она останется девственницей, т.е. до брака, - я убежден, что все это он заимствовал из эллинских законов. 2. Ведь какие таинства совершают в эллинских храмах так называемые канефоры[33] и аррефоры[34], как их именуют, такие же исполняют у римлян так называемые тутиэлы[35], украсив голову венками, подобными тем, какими увенчивают статуи Артемиды Эфесской у эллинов. А то, что у тирренов, а еще раньше у пеласгов исполняли во время церемоний, посвященных куретам[36] и великим богам, величаемые у них "кадмилы", ту же помощь ныне жрецам у римлян оказывают те, кого именуют "камиллами"[37]. 3. А кроме того, Ромул повелел, чтобы от каждой трибы на жертвоприношениях присутствовал гадатель, которого мы называем гиероскопом, римляне же, сохраняя немногое из древних названий, именуют гаруспиком[38]. И он установил законом, чтобы всех жрецов и служителей богов назначали курии, а утверждали с помощью божественных знамений те, кто сведущ в их толковании.
XXIII. Сделав распоряжения относительно выполнения религиозных обрядов богам, Ромул вновь, как я сказал[39], распределил между куриями надлежащие им священнодействия, предназначив каждой богов и гениев, которых они обязаны всегда почитать, и определил расходы на священнодействия, которые необходимо выделять им из общественной казны. 2. И члены курий вместе со жрецами приносили назначенные богам жертвы и совместно вкушали от них у очага курии во время празднеств; поскольку для каждой курии было устроено помещение с очагом, подобное пританеям[40] у эллинов, и был освящен общий очаг для всех членов курии. Название же у этих помещений было такое же - "курии", и они сохраняют его вплоть до наших дней. 3. Мне кажется, этот обычай римляне заимствовали у лакедемонян, из-за их фидитий[41], которые тогда были в расцвете. Сдается мне, что ввел его Ликург[42], проведав о нем у критян, и тем принес великую пользу государству, направляя жизнь людей в мирное время к умеренности и благоразумию в каждодневных занятиях, на войне же пробуждая в каждом и совесть, и заботу о том, чтобы не покинуть ближнего, с которым он вместе совершал возлияния, приносил жертвы и соучаствовал в общих священнодействиях. 4. И не только за такую мудрость Ромул достоин похвалы, но и за простоту жертвоприношений, которыми он велел почитать богов, большая часть которых, если не все, сохранилась до нашего времени и совершается согласно древнему способу. 5. Так вот, я своими глазами видел в домашних святилищах на древних деревянных столах предложенную богам в корзинах и на глиняных дощечках трапезу - ячменный хлеб[43] и лепешки, полбу и первинки каких-то плодов и тому подобное, простое и дешевое, лишенное всякого дурного вкуса. И я видел возлияния, смешанные не в серебряных и золотых сосудах, но в глиняных киликах[44] и кружках, и очень порадовался за людей, ибо они остаются верны отечественным нравам, ничуть не отклоняясь от древних священных обычаев в угоду крикливой роскоши. 6. В самом деле, существует ведь то достойное памяти и слова, что установил правивший городом после Ромула Нума Помпилий, муж, преисполненный разумом и умением толковать божественные знамения в немногих словах, о чем я расскажу позже, а также - Тулл Гостилий, бывший третьим царем, начиная от Ромула, да и все, обретшие царскую власть вслед за ним. Однако тем, кто предоставил им, так сказать, семена и первоначала, и кто учредил самое существенное относительно божеских законов, был Ромул.
XXIV. Представляется также, что Ромул начал упорядочение и прочих дел, благодаря чему римляне сохранили благополучие полиса на протяжении жизни многих поколений. Он учредил прекрасные и благодатные законы, по большей части неписаные, но среди них есть и такие, что, возможно, были записаны. Ныне ряд из них вовсе нет необходимости описывать, но о других из тех, которыми я особенно восхищался, следует поведать, так как из них становятся ясными и особенности остального законодательства Ромула. Ведь оно было суровым, ненавидящим дурное и ближе всего стояло к той героической жизни. 2. Следует вкратце упомянуть прежде всего только то, что, по-моему, все созидатели как варварских, так и эллинских государственных устройств правильно подметили нечто общее, а именно, что всякий полис, состоящий из многих семей, гораздо больше подобен идущему верным курсом кораблю, когда жизнь частных людей благополучна, и подвержен частым бурям всякий раз, как частные дела каждого человека находятся в плачевном состоянии. Поэтому обладающему государственным складом ума, будь то законодатель или царь, <следует> издавать такие законы, кои сделали бы справедливой и разумной частную жизнь людей. 3. По-моему, из них не все равным образом увидели, из каких обычаев и посредством каковых установлений могли бы проявиться именно такие законы, но некоторые во многом, если не во всем, так сказать, в главных и первостепенных частях законодательства совершают ошибку. 4. К примеру, в отношении брака и связей с женщинами, с чего законодателю и надлежит начинать законотворчество, - одни, беря пример со зверей, допускали свободные и общие связи особей мужского и женского пола с целью освободить жизнь от любовных страстей и изгнать взаимоистребляющее соперничество, а также покончить со многим другим злом, которое овладевает и отдельными семьями, и целыми городами из-за женщин. 5. Другие же изгнали из государств эти дикие и скотские сожительства, связав мужчину с одной женщиной. Но они не предприняли ни малейшей попытки издать законы относительно защиты браков и женской скромности, но отстранились от этого дела как от невыполнимого. 6. Третьи же не допустили любовных сожительств вне брака, как некоторые из варваров, и не оставили, как лакедемоняне, женщин без присмотра, но ввели немало законов для их обуздания. А есть и такие, кто учредил некоего заботливого магистрата для надзирания за благопристойностью женщин. Только попечение об их охране оказалось недостаточным, но более мягким, чем требовалось, и не способным направить из-за природной горячности смешение женщин с мужчинами по необходимости в целомудренное русло.
XXV. Ромул не дал возможность мужу обвинять жену в том, что она изменяет ему щи беспричинно покидает дом, а супруге - обвинять мужа в злодеяниях или несправедливом оставлении ее, не издал законов относительно возврата приданого, вообще не касаясь ничего в тому подобных делах, установив один только закон, наиболее значимый из всех, как показало его применение, побудив женщин к благоразумию и полной благопристойности. 2. Закон этот был таков: женщина, вступившая в брак по священному закону, разделяла с мужем обязанности в священнодействиях. Древние называли эти браки священными и законными, определяя их, согласно римскому названию, "фарреатными" в связи с применением у них "фарра", что мы называем подбой. Ибо для всех римлян с давних пор и в течение долгого времени она была привычной пищей, а римская земля обильно родит прекрасную полбу. И подобно тому как мы, эллины, полагая древнейшим ячменный колос, начиняем жертвы ячменем, называя его "жертвенными зернами", так и римляне, считая полбу наиболее ценным и древним злаком, начинают жертвоприношения с ее сожжения. Этот обычай соблюдается и поныне и не заменяется на принесение в жертву более дорогостоящих первинок. 3. На деле данный обычай выразился в том, что полба оказывалась священной и первой общей едой, и супруги соединялись в единой судьбе, а союз их получил наименование по "фарру", а это неизбежно приводило к неразрывной связи семьи, поэтому подобные браки были нерасторжимы. 4. Этот закон вынуждал замужних женщин жить, как бы не имея никакого другого выхода, не иначе как в браке, а мужьям - обладать женами как необходимой и неотчуждаемой собственностью. 5. Соответственно, благоразумная и во всем повинующаяся супругу жена была наравне с мужем госпожой в доме, а после его смерти становилась наследницей части имущества, подобно дочери у отца. Если же он умирал бездетным и без завещания, жена становилась хозяйкой всего оставленного имущества, если же у них имелось потомство, она получала равную с детьми долю. 6. А совершив прегрешение в чем-либо, она получала в его лице судью, который определял тяжесть наказания. И суд вершили родичи вместе с мужем. К проступкам относились осквернение тела или если какую-нибудь женщину застанут выпившей вино, что у эллинов считалось наименьшим из прегрешений. И то и другое как крайние из женских преступлений Ромул согласился наказывать смертью, считая телесное осквернение началом безрассудства, а опьянение - пагубы. 7. И в течение долгого времени оба эти проступка оставались у римлян предметом неумолимого гнева. Подтверждением же ревностного соблюдения закона о женщинах выступала сама долговременность его действия. Признано, что в течение пятисот двадцати лет в Риме не был расторгнут ни один брак. А в четыреста тридцать седьмую Олимпиаду в консульство Марка Помпония и Гая Папирия[45], говорят, первым отпустил свою жену Спурий Карвилий, муж, не лишенный знатности, принужденный цензорами поклясться, что он сходится с другой женщиной ради появления детей (жена его была бесплодной). Он же из-за этого обстоятельства, хоть и возникшего в силу необходимости, провел жизнь, ненавидимый народом.
XXVI. Вот, следовательно, то хорошее, что ввел законом Ромул в отношении женщин, и на основе чего он сделал их более скромными в отношении мужчин. А для воспитания стыдливости и послушания детей, дабы они почитали отцов, выполняя в делах и словах все, что бы те ни приказывали, было создано нечто, еще более восхитительное и грандиозное, нежели это, и имеющее серьезные отличия от наших законов. 2. Ведь те, кто творил эллинские общественные порядки, назначили для попечения какое-то совсем краткое время, чтобы дети оставались под властью отцов: одни - вплоть до третьего года возмужалости, другие же - на период, пока дети остаются холостыми, а иные - пока их не внесут в официальные списки дема[46], как я узнал из законодательства Солона, Питтака[47] и Харонда[48], чья мудрость достаточно засвидетельствована. 3. Наказания детям в случае их неповиновения отцам эллины наложили не тяжкие, разрешив отлучат их от дома и не оставлять им в наследство имущества, а сверх того - ничего. Но мягкие наказания недостаточны для сдерживания неразумия и своевольных нравов юности, а также для направления на стезю мудрости тех, кто не стремится к добру. Вследствие этого у эллинов много бесстыдного совершается детьми в отношении своих отцов. 4. Римский же законодатель предоставил отцу, так сказать, полную власть над сыном и притом на всю жизнь - заключать его в темницу и бичевать, держать в оковах на полевых работах и, коли предпочтет, предать смерти, даже если сын уже занимается государственными делами, исполняет высшие должности или стяжал похвалы на почетном общественном поприще. 5. Следуя этому закону знаменитых мужей, поднимающихся на ростры[49] с публичными речами, враждебными сенату, но угодными простолюдинам, весьма прославившихся благодаря им, отцы стаскивали с трибуны и подвергали наказанию по собственному усмотрению. И когда тех уводили с Форума, никто из присутствующих не осмеливался забрать их от отцов - ни консул, ни плебейский трибун, ни улещаемая ими чернь, считающая всякую власть ниже своей собственной. 6. В самом деле, я позволю себе напомнить, сколько отцы обрекли на смерть прекрасных мужей, движимых доблестью и рвением совершить какое-нибудь благородное деяние, не поддержанное их отцами, как в случае с Манлием Торкватом[50] и многими другими, о чем я поведаю в свое время.
XXVII. И римский законодатель не остановился на этом, но позволил отцу продавать сына, пренебрегши тем, что кто-то заподозрит, что постановление принято жестокое и более суровое, чем сообразно природе. А чему более всего может поразиться человек, воспитанный на вольных эллинских нравах, как тяжкому и тираническому, так это тому, что римский законодатель разрешил отцу обогащаться за счет сына, продавая его вплоть до трех раз, дав отцу власть над ребенком большую, нежели господину над рабом. 2. Ведь единожды проданный раб, обретя впоследствии свободу, впредь уже остается сам себе господином. Сын же, проданный отцом, даже став свободным, вновь переходит под отцовскую руну и вторично проданный и освобожденный, словно раб, пребывает во власти отца. Лишь после третьей продажи он освобождается от отца. 3. Именно этот закон, то ли записанный, то ли неписаный (этого я сказать не могу), в незапамятные времена блюли цари, считая его наиболее важным из всех законов. А после свержения монархии, когда впервые римлянами было решено обнародовать на Форуме для сведения всех граждан отчие обычаи и законы вкупе с принятыми иноземными, чтобы права общества не менялись вместе с полномочиями магистратов, децемвиры, получившие право собрать и записать их, включили и его вместе с другими законами, что расположены в четвертой из так называемых XII таблиц, которые эти магистраты выставили на Форуме. 4. То, что не децемвиры, которые тремястами годами позже были назначены для записи законов, первыми ввели этот закон у римлян, но что, обнаружив его применение издревле, они не осмелились его отменить, я узнал из многих других свидетельств, но особенно из законов Нумы Помпилия, правившего после Ромула, где был записан и такой: "Если отец позволит сыну привести жену, которой предстоит по законам стать соучастницей в священнодействиях и имуществе, да не будет у отца власти продать сына". И этого, пожалуй, он не написал бы, если бы во всех предыдущих законах не разрешалось отцу продавать сына. 5. Но об этом достаточно, а я хочу в общих чертах рассказать о другом, о том, чем Ромул упорядочил жизнь частных людей.
XXVIII. Итак, видя, что для того, чтобы всем жить разумно и предпочитать справедливость корысти, чтобы упражнять выносливость в тяготах и не считать никакую вещь ценнее доблести, Ромул привил гражданскому сообществу, в котором большинство склонно к непокорности, стремление не на словах, а на деле состязаться в достижении добродетели. Он понимал, что многие участвуют в этом по необходимости, а не по разумению, а затем, если никто не удерживает их, возвращаются к природному состоянию. Поэтому он повелел рабам и иноземцам предаваться занятиям возчиков и ремесленников, приводящим к низменным желаниям, которые уничтожают и калечат тела и души тех, кто им предается. И весьма долго подобные дела рассматривались как позорные, и никто из урожденных римлян ими не занимался. 2. Два только занятия оставил Ромул свободным - земледелие и военное дело, подметив, что, ведя такую жизнь, люди становятся повелителями своего желудка, меньше пленяются любовными излишествами и преследуют не корысть, вредящую друг другу, но пользу от обогащения за счет врагов. Он полагал, что каждый образ жизни по отдельности является несовершенным и чреватым склочностью, и не позволил одним только обрабатывать землю, а другим - только вести военные дела, как это было узаконено у лакедемонян, но предназначил всем людям вести жизнь и воина, и земледельца. 3. Он приучал всех в мирное время пребывать на полевых работах, если не возникает нужда посетить рынок, а в таких случаях сходиться в город на Форум для торговых дел каждый девятый день[51]. Когда же случалась война, он учил людей воевать и не уступать никому ни в ратных трудах, ни в получении выгоды, так как он разделял между ними поровну землю, сколько бы ни захватывали у врагов, а также рабов и имущество, и настроил их к тому, чтобы они охотно желали участвовать в военных походах.
XXIX. По делам о взаимных обидах Ромул учредил суды не долгие, но незамедлительные, одни дела разбирая сам, а иные - поручая другим, и установил наказания в соответствии с тяжестью преступления. Видя, что страх наиболее способен отвратить людей от всяческих позорных поступков, он приготовил для этого много устрашающего - и возвышение в самой заметной части Форума, восседая на котором он творил суд, и грозных видом воинов, которые сопровождали его числом триста[52], и розги и секиры, которые несли двенадцать мужей[53]. Ими они секли прямо на Форуме тех, кто заслуживал бича, и у всех на виду обезглавливали тех, кто был виновен в тягчайших преступлениях. 2. Таким вот, действительно, был порядок созданного Ромулом государственного устройства[54]. Он достаточно ясен как из сказанного, так и в отношении других дел.
XXX. О других деяниях, которые совершались Ромулом, как в войнах, так и в городе, из которых всякое способно оставить след в исторических сочинениях, передают следующее. 2. Поскольку вокруг Рима обитало немало племен, выдающихся численностью и отважных в войне, из которых ни одно не было дружественным римлянам, Ромул стремился сблизиться с ними посредством обоюдных браков, что казалось древним наиболее надежным способом в достижении дружбы. Понимая, что жители соседних городов не явятся к ним добровольно и не поселятся вместе с ними, потому что римляне не сильны богатством и не проявили себя ни в каком славном подвиге, но что они уступят лишь насилию, если никакое бесчестие не будет сопутствовать принуждению, Ромул возымел замысел, к которому склонился и дед его Нумитор, - устроить взаимные браки всеобщим похищением девушек. 3. Приняв такое решение, Ромул прежде всего дает обет богу, повелителю неизреченных замыслов, буде задуманная попытка удастся, устраивать ежегодно жертвоприношения и празднества. Затем, внеся предложение на собрание старейшин и получив одобрение предприятия, он объявил провести празднество и всенародное ристалище в честь Нептуна[55] и разослал вести в ближайшие города, призывая желающих из числа благородных принять участие в собрании и в состязаниях, поелику он намеревался устроить конные ристания и разнообразные соревнования мужей. 4. На празднество собралось множество гостей вместе с женами и детьми. После того как он справил жертвоприношения Нептуну и завершил состязания, в последний из дней, в который он намеревался окончить торжество, он отдал своим юношам приказ, как только сам подаст знак, хватать присутствующих на зрелище девушек, какая каждому из них попадется, и хранить их в ту ночь неприкосновенными, а на следующий день привести их к нему. 5. И в самом деле, когда юноши, смешавшись со скопищем людей, увидели поданный знак, они бросились похищать девушек, а среди гостей тотчас же поднялось смятение и началось бегство, потому что те заподозрили еще большее зло. На следующий день девы были приведены к Ромулу, и тот смягчил их отчаяние, уверив, что похищение совершилось не для насилия, а ради брака. Объявив обычай эллинским, старинным и наиболее известным из всех способом, которым заключаются браки с женщинами, он потребовал возлюбить данных им судьбой мужей. 6. И насчитав после этого дев в количестве шестисот восьмидесяти трех, Ромул, со своей стороны, отобрал из неженатых равное им число мужчин и обручил их согласно обычаям страны каждой девушки, основав брак на совместном пользовании огнем и водой, как это делается вплоть до наших дней.
XXXI. Некоторые пишут, что случилось это событие в первый год правления Ромула, а Гней Геллий - что в четвертый, и это более вероятно. Ведь сомнительно, чтобы новый правитель заселяемого города предпринял такую авантюру, прежде чем установить государственный строй. Причину же похищения девушек одни усматривают в недостатке женщин, другие же - в поводе к войне. Но те, кто пишет наиболее убедительно - с чем согласен и я, - относят ее к завязыванию дружбы с близлежащими общинами, вызванной необходимостью. 2. Учрежденный тогда Ромулом праздник римляне продолжают справлять и в наше время под именем "Консуалий", причем бог почитается жертвоприношениями и сожжением первинок на водруженном близ Большого цирка подземном алтаре, который для этого освобождается от земли, а также устраивается ристание запряженных в колесницы и незапряженных коней. А бог, для которого устраивается празднество, называется у римлян Консом. Некоторые при переводе на греческий язык отожествляют его с Посейдоном-Землеколебателем и считают, что и почтен он подземным алтарем за то, что является владыкой земли. 3. Я же сам по слухам знаю также и другое мнение, что праздник проводится именно в честь Посейдона, и конские бега устраивают именно в его честь, а вот подземный алтарь установлен уже позже для некоего неизреченного божества - подателя и охранителя тайных советов. Ведь Посейдону невидимый алтарь не сооружен нигде на земле ни эллинами, ни варварами. Но трудно сказать, как действительно обстоит дело.
XXXII. Когда весть о похищении девушек и их бракосочетаниях долетела до близлежащих городов, то в одних восприняли содеянное с гневом, а в других, поняв его причины и цели, ради которых это было сделано, восприняли все спокойно. Но все же со временем Ромулу пришлось перенести ряд войн, обычно легких, но одна, против сабинян, оказалась значительной и тяжелой. Всем им сопутствовал счастливый конец, каковой и был Ромулу наперед дан в предсказаниях, полученных прежде, чем взяться за дело, которые предвещали трудности и великие опасности, но успешное завершение. 2. Первыми из городов начали против него войну Ценина[56], Антемны и Крустумерий, выставив в качестве предлога похищение девушек и то, что они не получили правосудия, на деле же они возмущались самим основанием города и его заметным ростом в короткий срок и не считали возможным допустить возрастание угрозы, общей для всех соседей. 3. Но прежде всего они отрядили послов к народу сабинян, моля их взять на себя предводительство в войне, так как они располагают наибольшей военной силой, гораздо состоятельнее, достойны управлять соседями и не менее других оскорблены, поелику большинство похищенных были из сабинянок.
XXXIII. Но поскольку они не получили помощи, так как их опередит послы от Ромула, которые улещали сабинян и словами, и делами, то они гневались на пустую трату времени, поскольку сабиняне постоянно медлили и откладывали на длительное время решение о войне. Поэтому латины постановили воевать против римлян самим, полагая, что у них своих сил достаточно, если три города встанут как один, чтобы уничтожить один единственный небольшой полис. Таково было решение, но они не успели все вместе собраться в одном лагере, так как ценинцы, которые более всего ратовали за войну, смелее выступили тотчас же. 2. Когда ценинцы начали поход и стали разорять приграничные земли, Ромул вывел свое войско, внезапно напал на них, еще не укрепленных, и овладел только что сооруженным лагерем. Преследуя по пятам бежавших в город, жители которого предчувствовали беду, нависшую над ними, и найдя стены без охраны, а ворота нараспашку, Ромул сходу берет город, затем, встретив царя ценинцев с сильным отрядом, он собственными руками убивает его в сражении и снимает с него доспехи.
XXXIV. Когда таким образом город ценинцев был захвачен. Ромул приказал пленным сдать оружие и, взяв в заложники детей, сколько считал достаточным, обратился против антемнатов. Одолев и их войско, как и в первом случае, напав неожиданно, когда они рассеялись в поисках фуража, он устроил пленных таким же образом, что и первых, отвел свое войско домой, везя доспехи павших в битве и отборную часть добычи для богов. И он совершил множество жертвоприношений вместе с воинами. 2. Сам Ромул шествовал в конце торжественной процессии, облаченный в пурпурные одежды, увенчав волосы лавром и, дабы соблюсти царское достоинство, выехав на квадриге[57]. Остальное же войско из пеших и конных следовало за ним в боевых порядках по своим отрядам, воспевая богов в отеческих гимнах и восхваляя предводителя в импровизированных стихах. Горожане вместе с женами и детьми встречали их, сгрудившись по обе стороны дороги, поздравляя их с победой и выказывая всяческое благорасположение. Когда же войско вступило в город, оно нашло чаши с вином, смешанным с водой, столы, ломившиеся от изобилия яств, которые были выставлены у самых именитых домов, чтобы предоставить их желающим. 3. Так победную процессию с несением трофеев и последующим жертвоприношением, которую римляне называют триумфом, впервые учредил Ромул, и была она примерно такой. В наши же дни триумф стал чрезмерно пышным и хвастливым, скорее связанным с демонстрацией богатства, нежели доблести, и во всем отошел от древней простоты. 4. После описанной процессии и жертвоприношения Ромул основал храм на вершине Капитолийского холма, посвященный Юпитеру, которого римляне зовут Феретрием[58]. Он невелик (ведь еще сохранились древние следы от него с самой длинной стороной менее пятнадцати шагов), и в нем Ромул освятил доспехи ценинского царя, которого убил собственными руками. Если кто-нибудь пожелает назвать Юпитера Феретрия, которому Ромул посвятил доспехи, Трофеедержцем или Доспехоносцем, как считают некоторые, потому что он превосходит всех и объемлет всю природу и движение сущего, либо Превосходящим, тот не погрешит против истины.
XXXV. А когда царь воздал богам умилостивительные жертвы и первинки плодов, то, прежде чем перейти к другим делам, он собрал заседание сената по вопросу о том, как следует поступить с покоренными городами. И сам высказал мнение, которое считал наиболее верным. 2. Когда же всем присутствующим в сенате пришлись по душе и надежность предложений правителя, и их ясность, и то, что все они послужат на всякую пользу полиса не только в данный момент, но и на все будущее время, то они одобрили слова царя. Ромул же приказал собраться вместе всем женщинам, сколько их было из родов антемнатов и ценинцев, похищенным с остальными. А когда они собрались, рыдая, бросаясь ему в ноги и оплакивая судьбу своих отечеств, он, повелев сдержать сетования и замолчать, сказал: 3. "Отцам вашим, братьям и всем вашим городам следует вытерпеть все тяготы, потому что они сами возбудили войну против дружбы, вовсе ненужную и несправедливую. Мы же решили по многим причинам поступить с ними благоразумно, памятуя о возмездии богов, направленном против всех возгордившихся, и опасаясь людской зависти, кроме того, мы считаем, что сострадать людям является немалым вкладом в исправление общественных бед и что нам самим когда-нибудь придется выбирать одно из двух, и мы думаем, что и вам, не жалующимся до сих пор на ваших мужей, почет и благодарность будут немалыми. 4. Мы оставляем, однако, прегрешение их безнаказанным и не отбираем ни свободы, ни имущества и ничего другого из благ, которыми пользуются их граждане. И мы позволяем тем, кто сильно желает, остаться в своих городах, а тем, кто стремится изменить место жительства, - сделать выбор без опасения и без раскаяния. А чтобы они не совершили еще какой-нибудь ошибки и не выдумали чего-нибудь, что приведет к тому, что города разрушат дружбу с нами, мы посчитали, что лучшей мерой и весьма полезной для достижения доброй славы и безопасности для всех станет, если мы превратим те города в колонии и отправим в них отсюда достаточное число поселенцев для совместного проживания с местными горожанами. Так вот, ступайте, имея добрые мысли, и вдвойне по сравнению с прежним возлюбите и оцените мужей, которым родители и братья ваши обязаны спасением, а отчие города - свободой". 5. Как только женщины это услышали, они пришли в восторг и, пролив много слез от радости, покинули Форум. Ромул же отправил по триста человек в каждую колонию, и города уступили им треть своих земель для раздела ее на участки по жребию. 6. Ценинцы же и антемнаты, кто желал перевести свое жилище в Рим, переселились вместе с женами и детьми, и им позволили оставить свои наделы и взять с собой имущество, сколько его нажили. И царь тотчас же записал их в количестве не менее трех тысяч человек в трибы и курии, так что у римлян тогда впервые оказалось по спискам военнообязанных всего шесть тысяч пеших воинов. 7. Так Ценина и Антемны, города небезвестные, с эллинскими корнями (ведь аборигины, будучи частью прибывших из Аркадии энотров, владели ими, отобрав у сиканов, как уже мною сказано ранее), после этой войны стали колониями римлян.
XXXVI. Завершив эти дела, Ромул двинул войско на крустумерийцев, подготовленных лучше, чем предыдущие. Разбив их в битвах в открытом поле и у городских стен, поскольку они выказали себя в сражении доблестными мужами, он счел нужным не причинять никакого зла, но сделать их город колонией римлян, подобно тем, первым городам. 2. Крустумерий был выселками альбанцев[59] и основан за много лет до Рима. Когда же по многим городам разнеслась молва о благородстве военного вождя и о его добром отношении к противнику, к нему стали присоединяться многие влиятельные люди, которые вели за собой значительные отборные военные силы, переселявшиеся в Рим целыми семьями. По одному из их предводителей, пришедшему из Тиррении, чье имя было Целий, один из холмов, на котором он обосновался, и поныне называется Целием. Целые города вручали себя Ромулу, начиная с Медуллии, и становились колониями римлян. 3. Сабиняне же, наблюдая происходящее, очень огорчались и обвиняли друг друга в том, что не воспрепятствовали мощи римлян с самого начала, а теперь им придется вступить в схватку со значительно возросшей силой, исправить прежнее недомыслие посылкой крупных воинских сил. Вскоре сабиняне собрали всеобщую сходку в самом большом и имевшем наибольший авторитет у этого народа городе под названием Куры и вынесли постановление в пользу войны, назначив предводителем войска царя куретов Тита, которого прозывали Тацием. Проведя совещание об этом и вернувшись по своим городам, они начали готовиться к войне, чтобы в следующем году с сильными отрядами напасть на Рим.
XXXVII. Тем временем Ромул в свою очередь самым тщательным образом готовился к тому, чтобы отразить храбрых и сильных в военном деле мужей; и чтобы стена Палатина была понадежнее, он принялся возводить более высокие укрепления над ней, а прилежащие к нему холмы - Авентин и так называемый ныне Капитолий начал окружать рвами и крепкими частоколами. В этих укреплениях он велел земледельцам располагаться на ночь с небольшими стадами под надежной охраной и равным образом любое другое место, которое хотел бы сделать безопасным, он окружал рвом и частоколом и ставил стражу. 2. На помощь Ромулу прибыл из города Солония[60] деятельный и прославленный в военном деле муж по имени Лукумон, недавно ставший ему другом, ведя значительный отряд тирренов, а также явились от альбанцев посланцы деда - многочисленное войско и оружейных дел мастера, - он также доставил и хлеб, и оружие, и все нужное вдоволь. 3. Когда же для битвы с обеих сторон все было готово, сабиняне, намеревавшиеся с началом весны вывести военные силы, решили сначала отправить посольство к римлянам с требованием вернуть женщин и дать городам удовлетворение за их похищение, чтобы наглядно показать, что они решились на войну вынужденно, поскольку не добились справедливости; и для этого они отправили вестников. 4. Ромул, однако, считал, поскольку женщины ведут жизнь с мужьями не против воли, следует оставить их с супругами, а если сабинянам чего другого требуется, надо принять это от римлян, как от друзей, а не начинать войну. Сабиняне же, не внимая никаким его доводам, вывели войско в составе двадцати пяти тысяч пехотинцев и чуть менее тысячи всадников. 5. Войско же римлян было немногим меньше сабинского, численностью в двадцать тысяч пехоты и восемьсот всадников. И расположилось оно у города, разделенное на две части: одна часть заняла холм Эсквилин, где находился сам Ромул, а другая - Квиринал, еще не носивший тогда такого названия, где командующим был Лукумон-тирренец.
XXXVIII. Узнав об их приготовлениях, Таций, царь сабинян, подняв с наступлением ночи войско, повел его через сельскую местность, не чиня никакого вреда тем, кто был на полях, и до восхода солнца разбил лагерь на равнине между Квириналом и Капитолием. Видя же, что все надежно охраняется неприятелем и что для него не оставлено ни одной крепкой позиции, он, не рискуя попасть в затруднительное положение, решил выждать. 2. Ему, ничего не придумавшему, выпала нежданная удача, так как по счастливому для него случаю было предано сильнейшее из укреплений. Дело в том, что сабинян, пробравшихся вдоль подножья Капитолия для осмотра местности, не найдется ли какая-нибудь часть холма для захвата ее хитростью или силой, углядела с высоты некая дева по имени Тарпейя, дочь знатного мужа, которому была поручена охрана этого места. 3. По сообщениям Фабия[61] и Цинция[62], ее охватила страсть к кольцам и браслетам, которые они носили на левых руках и пальцах. Ведь сабиняне украшались тогда золотом, будучи не менее преданы роскоши, чем тиррены. А, как рассказывает цензор Луций Пизон[63], ее желание, напротив, было благородным - лишив их щитов, выдать своим гражданам врагов. 4. Какое из этих утверждений вернее, можно продемонстрировать на основе последовавших событий. Так вот, послав одну из служанок за калитку, которая была отперта, о чем никто не знал, она попросила, чтобы царь сабинов пришел к ней для переговоров один, так как она собирается условиться с ним о насущном и важном деле. Получив такое известие и рассчитывая на предательство, Таций пришел в назначенное место, девушка, подойдя туда, заявила, что ее отец отлучился ночью из укрепления по какому-то делу, а ключи от ворот хранятся у нее и она передаст им ночью крепость, потребовав в качестве платы за предательство то, что все сабиняне носят на левой руке. 5. А когда Таций согласился, она взяла с него клятву верности и сама дала клятву в том, что не обманет, после чего, определив место, куда должны прийти сабиняне в наиболее укрепленной части и точный час ночи, когда стража наименее бдительна, возвращается втайне от тех, кто находился в крепости.
XXXIX. Итак, до этого момента все римские писатели пишут одинаково, но о последующих событиях рассказывают по-разному. Ибо Пизон-цензорий, коего я упоминал раньше, утверждал, что ночью Тарпейей к Ромулу был послан вестник, чтобы сообщить ему о заключенных ею соглашениях с сабинянами, что она, дескать, хочет выманить у них щиты, воспользовавшись двусмысленностью ее предложения. И она попросила Ромула отправить ночью отряд для усиления крепости, дабы легко захватить лишенных щитов неприятелей со своим предводителем. Но вестник, перебежав к сабинскому вождю, выдал замысел Тарпейи. Приверженцы же Фабия и Цинния говорят, что ничего подобного не было, но утверждают, что девушка соблюла предательский договор. А о том, что было потом, все снова сообщают гласно. 2. По их словам, когда царь сабинян появился с сильнейшей частью войска, Тарпейя, верная обещаниям, открыла неприятелям условленные ворота, подняла на ноги стражу в крепости и понуждала спешно спасать самих себя через другие, неизвестные врагам выходы, поскольку сабиняне уже овладели укреплением. 3. И когда они разбежались, сабиняне, найдя ворота незапертыми, завладели лишенным стражи укреплением. Тарпейя же, поскольку она исполнила все, что от нее требовалось по соглашению, стала настаивать на получении платы за предательство в соответствии с клятвами.
XL. Затем опять-таки Лизой передает, что, когда сабиняне были готовы отдать девушке золото, которое они носили на левой руке, Тарпейя запросила у них не украшения, а щиты. А Тацием овладели подозрение в обмане и расчет, как действовать, не нарушив соглашений. И вот, он решил дать юной девушке оружие, как она и просила, но сделать так, чтобы, получив его, она никак им не смогла бы воспользоваться. И тотчас Таций, напрягшись, что было сил, метнул щит в девушку и приказал сделать так остальным. Таким образом Тарпейя, подвергаясь со всех сторон ударам, от их множества и силы свалилась с ног и под грудой щитов погибла. 2. А те, кто следует за Фабием, изображают сабинян виновниками нарушения соглашения. Ведь когда золото, что требовала Тарпейя, в соответствии с договоренностью они по необходимости отдали, то в негодовании от величины мзды бросили в нее щиты, будто это то, что они клятвенно обещали дать ей. Но представляется, что в рассказе Пизона изображена более верная картина. 3. Ведь Тарпейю сочли достойной погребения там, где она погибла, на самом священном холме города, и римляне ежегодно совершают в ее честь возлияния - я повторяю сказанное Пизоном, - и ничего из этого ей не полагалось бы, если б она умерла, предав родину врагам, ни со стороны преданных ею, ни со стороны убивших ее, и со временем останки ее были бы выкопаны и выброшены вон от ужаса и отвращения в назидание тем, кто посмел бы совершить нечто подобное. Но позволим любому судить об этом, как ему угодно.
XLI. Так как Таций с сабинянами овладели сильным укреплением и захватили без труда большую часть римского добра, то повели войну уже в безопасности. И вот, большая часть войск оказалась в силу множества причин в лагерях неподалеку друг от друга, поэтому происходили стычки и схватки войск, не приносящие каждому ни больших военных успехов, ни неудач, но дважды вступали и в крупные сражения в боевых порядках целыми войсками друг против друга, и огромное кровопролитие имело место с обеих сторон. 2. Так по прошествии времени обе стороны пришли к одной и той же мысли - окончить борьбу решительной битвой. Сойдясь на пространстве между двумя лагерями, вожди, отменные в ратном деле, равно как и воины, закаленные во многих боях, явили подвиги, достойные памяти, то нападая, то отражая нападения, то снова восстанавливая равновесие сил после отступления. 3. А те, кто стоял на валах, наблюдали за равносильной борьбой, часто перекидывавшей успех то на одну, то на другую сторону. Если кто-то из своих побеждал, то, подбадривая призывами и пением пеанов[64], они придавали ему воодушевления, а если кого-то теснили и гнали, вслед ему неслись мольбы и вопли, чтобы вконец не потерял мужество. По этой причине обе стороны были вынуждены через силу переносить опасности битвы. Проведя весь день таким образом в битве без чьего-либо перевеса, когда уже наступили сумерки, обе стороны с облегчением возвратились каждая в свой лагерь.
XLII. В следующие же дни они совершали погребение умерших и оказывали помощь раненым, а также, восстановив военные силы, когда им показалось возможным завязать новую битву, они, сошедшись в том самом месте, что и в первый раз, сражались до ночи. 2. В этой битве, когда на обоих флангах побеждали римляне - правым командовал сам Ромул, левым - тиррен Лукумон, а в центре дело решено не было, окончательному поражению сабинян помешал и остановил тех, кто противостоял побеждающим римлянам, один муж по имени Меттий Курций, человек огромной телесной силы и крепкой руки, особенно же почитаемый за то, что не смущался никаким страхом или опасностью. 3. Он был назначен командовать центром фаланги сражающихся и начал одолевать тех, кто стоял напротив. Пожелав же восстановить строй уже измученных и оттесненных на флангах сабинян, Меттий Курций, приказав своим держаться, пустился преследовать неприятеля, кто уже побежал, и гнал их до ворот города. Поэтому Ромул был вынужден, оставив мысль о неясной еще победе, повернуть людей назад и даже бросить их против побеждающей части противника. 4. Так терпевшие урон отряды сабинян вновь оказались в равном с врагом положении, когда войско, бывшее с Ромулом, отступило, а вся опасность сосредоточилась на Курций и его окружении. И вот, какое-то время сабиняне, отразив натиск римлян, блистательно сражались с ними. Затем, поскольку многие римляне превосходящими силами устремились прямо на них, сабиняне дрогнули, повернули и стали искать спасения за лагерным частоколом, так как Курций прикрыл их отступление и предоставил им возможность не бежать в беспорядке, но отходить безопасно шагом. 5. Ведь он стоял прочно, сражаясь, и поджидал приближающегося Ромула, а когда вожди схватились друг с другом, разразился ожесточенный и славный поединок. Израненный и потерявший много крови Курций стал понемногу отступать, и сзади его ожидало глубокое озеро, обойти которое было трудно, так как со всех сторон его теснили враги, а перейти - невозможно из-за массы ила на заболоченных берегах и глубокой воды, которая, застаивалась в середине его. 6. Приблизившись к озеру, Курций бросился в полном вооружении в воду, а Ромул, поскольку был уверен, что этот человек неминуемо погибнет в озере - и вместе с тем невозможно было преследовать его по болоту и глубокому омуту, - обратился против других сабинян. Курций же с огромным трудом все же выбрался из омута, даже сохранив оружие, и удалился в лагерь. Место же это, теперь уже засыпанное, зовется в память об этом происшествии Курциевым озером и находится посреди римского Форума.
XLIII. А Ромул, преследуя остальных, оказался близ Капитолия в большой надежде захватить укрепление; однако, получив много ран, он был оглушен внезапно страшным ударом камня в висок, его полумертвого подняли окружающие и отнесли за городскую стену. 2. На римлян же, которые уже не видели предводителя, нападает страх, и правый фланг их обращается в бегство. Но выстроенные на левом фланге войска вместе с Лукумоном до норы удерживают позиции, воодушевляемые своим военачальником, блистательным мастером в военных делах, который свершил многочисленные подвиги за время этой войны. Когда же и он пал без сил, пронзенный копьем меж ребер, его соратники не выдержали, после чего началось всеобщее бегство, а сабиняне, осмелев, преследовали их до самого города. 3. Но когда беглецы уже достигли ворот, их начали оттеснять свежие силы молодежи, вышедшие против них, которым царь поручил охранять стены. Да и сам Ромул, уже почувствовав облегчение после ранения, выступил как можно скорее на помощь, и тут удача повернулась и привела к значительным переменам в другую сторону. 4. Ведь как только бежавшие римляне увидали, что их предводитель неожиданно появился, они оправились от прежнего страха, восстановили боевой строй и, ничуть не медля, вступили врукопашную с неприятелем. И пока сабиняне теснили их и полагали, что нет никакой возможности, кроме того, чтобы захватить город силой, увидев неожиданную и необычную перемену, задумались о собственном спасении. Но в условиях преследования их отступление к лагерю по косогорам и лощинам было нелегким, и бегство сопровождалось страшным кровопролитием. 5. Итак, сражаясь таким образом в течение целого дня с переменным успехом, обе стороны, столкнувшись с неожиданным поворотом судьбы, на заходе солнца разошлись.
XLIV. В последующие дни сабиняне держали совет, не распустить ли по домам войска, нанеся, сколько возможно, ущерба сельским угодьям неприятеля, или призвать из дому другое войско и упорно держаться, пока оно не положит счастливый конец войне. 2. Им казалось дурным отступить с позором, не принеся никакой пользы, и оставаться на месте в надежде, что никто на них не нападет. Сабиняне полагали, что им не более, чем римлянам, подобает говорить с врагами о примирении, которое они считали единственно достойным средством для прекращения войны. 3. Римляне же ничуть не менее, но даже более сабинян, очутились в затруднении, не зная, как воспользоваться обстоятельствами. Ибо они не считали достойным ни отдать женщин, ни удерживать их. Они были уверены, что в первом случае их постигнет добровольное поражение и неизбежность претерпеть все, чего бы им ни приказали сабиняне, а во втором случае они предвидели много несчастий, так как страна будет опустошена, а цвет молодежи погублен. А заведи они разговор с сабинянами о дружбе, то, по их разумению, ничего умеренного не вышло бы по многим причинам, особенно же потому, что из-за гордыни возникнет не умеренность в отношении противника, проявившего уважение, но суровость.
XLV. А пока обе стороны проводили время в подобных рассуждениях и не осмеливались ни начать битву, ни вести переговоры о мире, римские женщины, сколько их было сабинского рода, из-за которых и разразилась война, собрались отдельно от мужей в одно местечко и, посоветовавшись между собой, сошлись на том, чтобы самим начать переговоры и с теми и с другими о замирении. 2. Ту из них, кто внесла такое предложение, звали Герсилией, и принадлежала она к знатному сабинскому роду. Одни говорят, что она была похищена как девица вместе с другими девушками, будучи уже замужней, а другие, кто пишет наиболее убедительно, рассказывают, что она вместе с дочерью осталась в Риме добровольно, поскольку была похищена и ее единственная дочь. 3. Когда женщины пришли к такому решению, они заявились в сенат и, получив слово, обратились к сенаторам с обильными мольбами, прося разрешения выйти к сородичам, уверяя, что они полны добрых надежд на объединение всех в один народ и на достижение дружбы. Когда присутствовавшие вместе с царем услыхали об этом, они сильно обрадовались и посчитали, что это - единственный выход в сложившихся тяжелых обстоятельствах. 4. Вслед за тем появляется следующее решение сената: всем женщинам сабинского рода, имеющим детей, дать возможность, оставив детей у своих мужей, принять участие в посольстве к соплеменникам, а всем матерям с большим количеством детей, привести из них, сколько хотят, чтобы таким образом действовать в пользу объединения народов в дружбе. 5. После этого женщины вышли в скорбных одеждах, а некоторые из них, неся грудных детей. Как только они подошли к сабинскому лагерю, стеная и припадая к коленям встречающих, а также подняв громкий плач на виду у всех, никто не смог сдержать слез. 6. Когда же ради них был собран совет из знатнейших людей и царь повелел поведать, для чего они пришли, Герсилия, которая предложила план и была предводительницей посольства, изложила продолжительную и прочувственную мольбу, прося даровать мир им, молящим за мужей, и пояснила, что война возникла из-за женщин, и что перемирие должно быть заключено на справедливых основах, когда сами вожди соберутся и договорятся друг с другом, предусматривая общую пользу.
XLVI. После таких слов все женщины вместе с детьми пали к стопам царя и оставались распростертыми, покуда присутствующие не подняли их с земли, обещая сделать все надлежащее и возможное. Отослав их из сената и посоветовавшись между собой, сабиняне решили заключить договор. Сначала перемирие воцарилось между народами, а затем, когда встретились цари, был заключен договор о дружбе. 2. Между мужами было достигнуто соглашение такого рода, подкрепленное клятвами: быть царями над римлянами Ромулу и Тацию, облеченными равными полномочиями и пользующимися равными почестями, а городу - называться по его основателю, сохранив наименование "Рим", каждого из граждан[65] в нем по отдельности, как и прежде, называть римлянином, всем же сообща иметь одно определение и по родине Тация именоваться квиритами[66]. A желающим из числа сабинян предоставить гражданство в Риме с совместными святынями и будучи распределенными по куриям и трибам. 3. После того как они поклялись в этом и по обету воздвигли алтари как раз посередине так называемой Священной дороги[67], они объединились друг с другом. И все вожди, собрав отряды, возвратились по домам. Но царь Таций вместе с тремя мужами из самых прославленных родов остались в Риме и обрели почести, которыми пользовались роды, пошедшие от них. Это были Волузий Валерий, Талл, по прозвищу Туранний, и, наконец, Меттий Курций, который переплыл в доспехах озеро. С ними остались также их дружинники, сородичи и клиенты, числом не меньше местных жителей.
XLVII. Когда же дела пошли на лад, то, поскольку община получила значительную прибавку к числу народа, цари постановили удвоить число патрициев по сравнению с прежним, приписав к самым знатным семьям равное им количество из поселившихся позже, которых они назвали "младшими патрициями"[68]. И сто из этих мужей, которых выбрали курии, они приписали к прежним сенаторам. 2. Так вот, почти все, писавшие о римской истории, сходятся на этом, но некоторые же отличаются в определении количества приписанных сенаторов. Ибо они сообщают, что тех, кто вошел в сенат, было не сто, а пятьдесят. 3. Касательно почестей, которые цари воздали женщинам за то, что они привели враждовавших к дружбе, не все римские писатели единодушны. Так, некоторые из них пишут, что вожди даровали женщинам множество всяческих значительных привилегий, в том числе назвали именами женщин курии, которых было тридцать, как я сказал, ибо столько же входило в женское посольство. 4. Но Теренций Варрон не соглашается в данной части, добавляя, что еще раньше Ромул дал куриям наименования, когда впервые разделил народ, частью по тем людям, кто был там вождем, а частью - по пагам[69]; он утверждает, что женщин, участвовавших в посольстве, было не тридцать, а пятьсот двадцать семь, и думает, что при таком количестве женщин предводителям не подобает оказывать почести только немногим из них. Мне кажется, что никто из способных к тому больше не изрек и не запечатлел по сему поводу ни слова.
XLVIII. Относительно города куритов[70], из коего прибыли Таций со спутниками, - ведь повествование требует поведать и о них, кем именно они были и откуда, мы узнали следующее. В реатинском краю в те времена, когда ими владели аборигины, некая местная девушка из наиболее знатного рода отправилась к святилищу Эниалия с намерением предаться танцам. 2. Этого Эниалия сабиняне и прознавшие от них римляне величают Квирином, не имея возможности точно определить, то ли это Марс, то ли другой какой-нибудь бог, обладающий теми же почестями, что и Марс. Ведь одни думают, что оба эти имени даны одному и тому же богу, предводителю ратных дел, другие же полагают, что имена соответствуют двум разным воинственным божествам. 3. Как бы то ни было, девушка во время танца на священном участке внезапно впадает в экстаз и, прервав танец, бросается внутрь святилища бога. Затем, забеременев, как полагали люди, от бога, она рождает сына Мадия по имени, Фабидия по прозвищу, который, возмужав, приобретает облик не человеческий, но богоподобный и становится блистательнее всех в военных делах. Его-то и обуяло стремление самому основать город. 4. Итак, собрав солидный отряд из окрестных жителей, он основывает в очень короткий срок так называемые Куры. Название городу, как рассказывают некоторые, он дал в честь божества[71], от коего сам он производил себя, а, как пишут другие, - по копью; ведь сабиняне называют копье - "курис"[72]. Так уверяет Теренций Варрон.
XLIX. Историк же Зенодот Трезенский рассказывает, что омбрики[73], туземное племя, населяли сначала окрестности так называемой Реатины. После изгнания оттуда пеласгами, они прибыли в ту землю, где обитают нынче и, переменив заодно с местом расселения имя, стали взамен омбриков прозываться сабинянами. 2. Порций Катон передает, что имя народу сабинян было дано по Сабу, сыну Санка, местного божества, а некоторые этого Санка называют Юпитером Фидием. И Катон рассказывает, что первым их поселением была некая деревня, именуемая Теструной, расположенная близ города Амитерна. Из этого селения сабиняне двинулись на Реатину, населенную тогда аборигинами и пеласгами, и войною одолели и завладели их самым знатным городом Котилией. 3. Выведя из Реатины колонии, они основали много других городов, в которых жили без крепостных стен, в том числе так называемые Куры. По словам Катона, они захватили землю, которая лежала в стороне от Адриатического моря примерно на двести восемьдесят стадиев, а от Тирренского - на двести сорок; и простиралась она чуть менее тысячи стадиев. 4. Но в местных исторических преданиях смеется и другой рассказ о сабинянах, а именно, что лакедемоняне подселились к ним, в то время когда Ликург, воспитывая племянника Эвнома, дал Спарте законы. В самом деле, некоторые спартанцы были удручены жесткостью ликургова законодательства и, отделившись от прочих, вообще покинули город. Затем они, долгое время носимые по морским просторам, взмолились богам (ведь ими овладело желание достичь какой бы то ни было земли), чтобы выпало им в первой попавшейся земле осесть. 5. А оказавшись в той части Италии, которая находится около так называемой Пометинской равнины, куда они сначала пристали, спартанцы назвали его Форонией в память блуждания[74] по морю и соорудили там святилище Форонии, которой воздали мольбы. Ее и теперь, изменив в слове одну букву, называют Феронией. Некоторые же из них, выселившись оттуда, стали жить среди сабинян, и благодаря этому многие из сабинских узаконений являются лаконскими, особенно же воинственность, неприхотливость и строгость во всех жизненных делах. Однако сказанного о племени сабинян достаточно.
L. Ромул и Таций тотчас же расширили город, присоединив к нему еще два холма, называемых Квириналом и Целием. И отделив поселения один от другого, каждый из них имел собственное селение. Ромул обладал Палатином и горой Целием - а она примыкает к Палатину, Таций же - Капитолием, которым он овладел изначально, а также Квиринальским холмом. 2. Вырубив лес, произраставшие на раскинувшейся под Капитолием равнине и засыпав большую часть озера, которое пополнялось спадающими с гор источниками, поскольку находилось в низине, цари превратили его в Форум, которым и сейчас еще римляне продолжают пользоваться. Там они проводили сходки, занимаясь общественными делами в храме Вулкана[75], который стоял несколько выше Форума. 3. И они воздвигли храмы и освятили алтари, у которых они возносили молитвы богам во время битв: Ромул - Юпитеру-Остановителю у Мугониевых ворот, которые ведут к Палатину от Священной дороги, потому что бог, услышав его мольбы, сделал так, что остановил его обратившееся в бегство войско и вдохнул в него отвагу; Таций же - Гелиосу[76] и Селене[77], Сатурну[78] и Рее[79]), а сверх того - Весте[80], Вулкану, Диане[81] и Эниалию, а также другим богам, имена которых трудно произнести по-эллински. И во всех куриях он учредил Юноне[82], называемой Куритой, трапезы, которые существуют и до нашего времени. 4. И они совместно царствовали в течение пяти лет, не отличаясь друг от друга состоянием, и в это время решились на общий поход против войска камерийцев[83]. Дело в том, что камерийцы, выслав отряды для грабежа и нанеся большой вред их сельской округе, не соглашались на установление справедливости, хотя римляне часто призывали к этому. Цари победили их в открытом поле (так как они столкнулись в одном месте). И после этого, взяв приступом их оборонительные укрепления, они в наказание разоружили камерийцев и отобрали треть земли, которую поделили между своими людьми. 5. Так как камерийцы продолжали вредить римским поселенцам, цари, выступив против них и обратив обидчиков в бегство, все их владения поделили между своими гражданами, но тем из камеринцев, кто того хотел, позволили жить в Риме. Оказалось же таких около четырех тысяч, которых цари распределили по куриям, город же камерийцев они превратили в колонию римлян. А Камерия была альбанским поселением, выведенным многими годами ранее основания Рима, в древности же она была повсеместно известным поселением аборигинов.
LI. На шестой год власть в государстве после смерти Тация, происшедшей из-за козней, вновь переходит к одному Ромулу. Устроили же эти козни против Тация предводители из числа лавинийцев[84], объединившиеся между собой по такой причине: некоторые из друзей Тация вывели разбойный отряд в страну лавинийцев, награбили большое количество добра и отогнали стада с пастбищ, а из поспевших на помощь одних убили, а других ранили. 2. Когда же от оскорбленных лавинийцев явилось посольство и потребовало удовлетворения, Ромул решил выдать тем, кто пострадал, совершивших злодеяние, Таций же, защищая интересы сотоварищей, не согласился, чтобы кто-либо из людей, к тому же сограждан, был уведен врагами. Поэтому он заявил тем, кто утверждал, будто они претерпели несправедливость, прибыть в Рим для судебного разбирательства. 3. Так вот, послы, не найдя справедливости, в негодовании удалились, а некоторые из сабинян последовали за ними в раздражении и, когда те раскинули палатки у дороги - поскольку их застал в пути вечер, - напали на спящих и отобрали у них пожитки, а всех, кого застали в постели, закололи; те же, кто сразу ощутил, что против них готовится тайное злодеяние, и сумел спастись бегством, (возвратились в свой город. После этого из Лавиния и других крупных городов прибыли послы и стали обвинять сабинян в беззаконии, а также угрожали объявить войну, если не получат правосудия.
LII. Ромулу случившееся с послами показалось ужасным злодеянием, как это и было на самом деле, и требующим скорейшего очищения, так как был нарушен священный закон. И он, как только увидел, что Таций пренебрегает обвинениями, без промедления сам схватил виновников в тяжком преступлении и передал их в оковах послам, чтобы те забрали их с собой. 2. Тацием же овладели гнев из-за оскорбления, перенесенного со стороны соправителя, который так возгордился в связи с передачей мужей, а также жалость по отношению к выданным (был среди них и некий его сородич, причастный к вине). И Таций, тотчас собрав воинов, поспешил на помощь своим, захватил в пути послов и отобрал уводимых. 3. Немного времени спустя, как говорят некоторые, он прибыл вместе с Ромулом в Лавиний для жертвоприношения отеческим богам за процветание города, которое полагалось совершать царям; но против Тация восстали друзья и сородичи убиенных послов и убили его на алтаре ударами кухонных ножей и огромных рогатин. 4. А как пишут последователи Лициния[85], Таций оказался не вместе с Ромулом и не ради жертвоприношений, но прибыл один, стремясь убедить претерпевших несправедливость оставить свой гнев на содеявших ее, но народ вознегодовал на то, что обидчики не были переданы им, как рассудил Ромул и постановил сенат римлян, и, когда близкие погибших двинулись толпой на Тация, он, не имея уже возможности избежать скорого наказания, был забит камнями до смерти. 5. Таков был конец Тация, который провоевал три года против Ромула и правил вместе с ним пять лет. Тело его было доставлено в Рим и предано почетному погребению; и над его могилой город ежегодно воздает ему заупокойное возлияние на общественный счет.
LIII. Вторично оказавшись единоличным властителем, Ромул производит очищение от скверны и объявляет, что совершившие позорное деяние в отношении послов лишаются воды и огня, так как они после смерти Тация бежали из города. После этого он предал суду лавинийцев, восставших против Тация и выданных своим городом, и когда, казалось, они оправдывались более справедливо, что лишь воздали насилием на насилие, он освободил их от наказания. 2. Покончив с этим, Ромул пошел войной на город фиденян, лежавший в сорока стадиях от Рима, в то время крупный и многолюдный. Ведь однажды, когда в Рим привезли на судах съестные припасы, которые послали крустумерийцы страдавшим от голода римлянам, фиденяне, напав целой толпой на суда, разграбит их и убили некоторых из бросившихся на помощь людей, а будучи обвиненными, отказывались дать удовлетворение. 3. Негодуя против них, Ромул вторгся на их территорию с большим войском и, овладев богатой добычей, собрался с войском возвращаться, но, когда подошли фиденяне, он вступил с ними в битву. После того как произошло жестокое сражение и многие с обеих сторон пали, побежденные фиденяне обратились в бегство. Ромул, преследуя их по пятам, ворвался за беглецами внутрь городских стен. 4. Когда же город был взят с ходу, он, наказав немногих из них и оставив в городе стражу из трехсот человек, а также отрезав у них часть земли, разделил ее между своими людьми и обратил город в колонию римлян. А был этот город основан альбанцами в то же самое время, что и поселения Номент и Крустумерий, тогда выводили колонии три брата, старший из которых основал Фидены.
LIV. После этой войны Ромул повел войско против камерийцев, напавших на римских колонистов в ту пору, когда римский город страдал от чумы; именно поэтому камерийцы, сильно возбужденные этим, полагая, что римское племя сгинет от этого бедствия, одних колонистов убили, а остальных изгнали. 2. Мстя за них камерийцам, Ромул после вторичного взятия города зачинщиков мятежа казнил, а воинам своим позволил разграбить город. Отрезав половину их угодий сверх данных колонистам ранее и оставив достаточный гарнизон, чтобы ничто уже не тревожило обитателей колонии, он отвел свое войско. В итоге этой кампании он вторично справил триумф и посвятил на средства из добычи медную квадригу Вулкану, а рядом с ней поставил свою собственную статую с описанием греческими буквами своих деяний. 3. Третья же война у него случилась с городом тирренского племени, находившегося тогда в полном расцвете сил. Имя этому городу было Вейи. Он отстоит от Рима на расстояние около ста стадиев и расположен на высокой крутой горе, а по размерам сравнится с Афинами. Вейяне избрали в качестве предлога для войны захват Фиден, и отряженные послы потребовали от римлян вывести гарнизон из этого города, а землю, которой римляне завладели, отобрав у фиденян, возвратить прежним владельцам. Но поскольку римляне не подчинились, вейяне с большим войском разбили близ Фиден лагерь, заметный даже издали. 4. А Ромул, предвидя их выступление, отправляется с отборными воинскими силами и останавливается в полной боевой готовности у города фиденян. Когда же все было готово к схватке, противники выдвинулись на равнину, вступили в битву и с неистовым пылом сражались долгое время, пока наступившая ночь не развела их, оказавшихся равными в бою. Вот таким образом сразились они в этой битве.
LV. Когда же вскоре состоялась новая битва, римляне одержали победу благодаря мудрости вождя, который занял ночью некую гору, отстоящую недалеко от лагеря неприятеля, и разместил на ней в засаде лучшие силы из всадников и пеших воинов, позднее подоспевшие из Рима. 2. И вот, обе стороны сошлись на равнине и сражались таким же образом; когда Ромул подал сигнал тем, кто сидел на горе в засаде. Воины с боевым кличем обрушились с тыла на вейян и, напав на измученных людей, сами будучи бодрыми, без особого труда обратили их в бегство. Немногие из вейян погибли в битве, а большинство утонули, бросившись в реку Тибр (ведь она протекает мимо Фиден) с целью переплыть поток. Израненные и смертельно усталые, они оказались не в силах одолеть реку; а иные погибли в водоворотах от неумения плавать, не предвидя такого поворота событий, придя от страха в смятение духа. 3. Если бы теперь вейяне осознали, что они с самого начала замышляли дурное и сохранили бы спокойствие, то никакого еще большего несчастья не испытали бы. Но понадеявшись отомстить за прежние поражения и рассуждая, что с легкостью победят в войне, если основательно подготовятся, сильным войском, набранным в своем городе, и вместе с явившимся по дружбе от единоплеменников, вейяне напали на римлян. 4. И вновь вспыхивает жестокая битва близ Фиден, в которой победу одержали римляне, много вейян убив, но еще больше взяв в плен. Был взят также их лагерь, ломившийся от имущества, оружия и рабов, а также захвачены лодки, полные разного товара, в них-то и была перевезена через реку толпа пленников в Рим. 5. И был отпразднован третий триумф Ромула, значительно более пышный, чем прежние. А немного времени спустя, когда от вейян пришли послы взыскуя окончание войны и прощение за прегрешения, Ромул положил им следующее наказание: передать римлянам область, прилегающую к Тибру, так называемые "Семь пагов", и оставить соляные разработки, что в устье реки, а также выдать пятьдесят заложников в знак ручательства в том, что больше они никакого мятежа не замыслят. 6. После того как вейяне подчинились всем требованиям, Ромул заключил с ними договор на сто лет и начертал условия соглашения на стелах. Далее он отпустил без выкупа желающих уйти восвояси, а предпочитавших остаться (а их было гораздо больше, чем других), он сделал членами римской общины, распределил по куриям и предоставил им по жребию земельные наделы по эту сторону Тибра.
LVI. Таковы были войны, достойные хвалы и памяти, которые связаны с Ромулом. Представляется, что именно скорая кончина, постигшая его в цветущем возрасте, когда он готов был к ратным подвигам, явилась причиной того, что он не покорил ни одного из соседних племен; да и по поводу его кончины передается множество различных толкований. 2. Кто придерживается мифологической стороны обстоятельств, заявляют, что Ромул находился на сходке в лагере, когда внезапно с неба пал мрак и разразилась страшная буря, и он стал невидимым, и сочинители уверяли, что сего мужа похитил его отец Марс. 3. А другие, излагающие более убедительную историю, сообщают, что его смерть была делом рук собственных сограждан. Передают, что причиной его убийства был отпуск заложников, которых он взял у вейян, что произошло без общего согласия и вопреки обычаю, а также то, что Ромул уже не относился одинаково к коренным гражданам и к позднее приписанным, но первых возвеличивал, а вновь принятых презирал. Передают и мнение о его суровости в наказании преступников - ведь он, единолично верша суд, приказал ряд римлян, обвиненных в грабежах соседних земель, людей заметных и в немалом количестве, сбрасывать со скалы. Но особенно тяжким казалось его своеволие и то, что он властвует не как царь, но, скорее, как тиран. 4. По таким основаниям, говорят, составили заговор против него патриции и замыслили убийство, а совершили они его в здании сената, затем, расчленив тело, чтобы никто не заметил труп, они вышли оттуда, каждый скрывая под одеждами какую-нибудь его часть, после чего зарыли в землю по скрытым местам. 5. А иные сказывают, что он был убит в народном собрании новыми римскими гражданами, и что они напали на него в тот момент, когда разразилась вдруг буря и тьма опустилась, народ разбежался со сходки, и царь оказался без охраны. Поэтому день, в который стряслась беда, говорят, был наречен но обращению в бегство людей и в наше время зовется "Бегством народа"[86]. 6. Представляется, что свершенное по воле бога тем, кто обожествляет смертных и возносит на небеса души выдающихся людей, подвигает к сравнению и суждению о них. Ведь, говорят, что во время насилия над его матерью то ли кем-то из смертных людей, то ли божеством, солнце затмилось и всеобщая тьма объяла землю, словно настала ночь, и что при кончине Ромула случилось то же самое несчастье. 7. Итак, как передают, Ромул, основавший Рим и первый поставленный там царем, получил в удел такую кончину. Он умер, не оставив после себя никакого потомства, процарствовав тридцать семь лет, пятидесяти пяти лет от роду. В самом деле, он стал царем совсем молодым, в восемнадцать лет, с этим согласны все, кто излагает относящиеся к нему истории.
LVII. А на следующий год никакой римский царь не был избран, но особая магистратура, которую называют междуцарствием[87], взяла на себя надзор за общественными делами, причем создана она была следующим образом: включенные в сенат Ромулом из патрициев, числом двести, как я говорил, были распределены по декуриям[88]. Затем, бросив жребий, они поручили первым десяти, на кого он выпал, отправлять в государстве высшую должность. 2. Но они царствовали не все вместе, а каждый по отдельности в течение пяти дней, имея фасции[89] и остальные знаки царского достоинства. После истечения срока своих обязанностей первый передавал правление второму, а тот - третьему, и так продолжалось вплоть до последнего. По окончании отведенного им пятидесятидневного срока правления первых десяти, следующая десятка принимала власть, а от них в свою очередь новые. 3. Когда же народ, раздраженный подобной переменой власти, порешил положить конец правлению десяти, ибо люди не обладают одинаковыми наклонностями и природными данными, сенаторы, созвав народ на собрание по трибам и куриям, позволили рассмотреть вопрос о способе правления - предпочитает ли он вручить бразды власти царю или ежегодным магистратам. 4. Но народ не принял выбора на себя и передал решение дела сенаторам, заранее признав ту форму правления, какую бы они ни установили. А всем сенаторам казалось, что следует учредить царскую власть, по поводу же того, кто будет править, начался раздор, от какой именно стороны будет царь. Ибо одни полагали, что надо назначить правителя полиса из старших сенаторов, другие же - что из добавленных, которых называли "новыми".
LVIII. Поскольку спор затянулся, то в конце концов сошлись на таком решении: выполнить одно из двух - либо предоставить старшим сенаторам право объявить царя не из их среды, а обязательно кого-либо другого, кого они сочтут наиболее подходящим, либо младшим сделать то же самое. Старшие приняли выбор на себя и, обстоятельно посовещавшись, одобрили следующее: поскольку сами они, согласно договору, от верховенства отстраняются, то и никому из приписанных сенаторов власти не прибавлять, а поставить царем какого-нибудь человека извне, но такого, чтобы он не примкнул ни к одной группировке, как наилучшее средство для искоренения распри. 2. Обсудив это, они наметили человека, родом сабинянина, сына Помпилия Помпона, знатного мужа по имени Нума, пребывавшего в самом рассудительном возрасте, около сорока лет, и обладавшего наружностью, полною царского достоинства. 3. Благодаря своей мудрости он пользовался огромной славой не только среди куретов[90], но и среди живущих окрест. Приняв такое решение, сенаторы созвали людей на народное собрание и тогдашний междуцарь от лица сената заявил, что по единодушному мнению будет установлено царское правление, сам же он, как наделенный полномочиями по принятию решения о царской власти в полисе, выбирает Нуму Помпилия. И после этого он назначает послов из числа патрициев и отсылает их к нему для наделения сего мужа властью в третий год шестнадцатой Олимпиады, победителем в которой в беге на стадий стал Пифагор Лаконский.
LIX. Итак, касательно сказанного я не имею ничего возразить тем, кто оставил свидетельства об этом муже, а вот о последующем я затрудняюсь говорить с определенностью. Ведь многие написали, что Нума был учеником Пифагора[91] и что именно тогда, когда римский полис назначил его царем, он проводил время, занимаясь философией в Кротоне. Но время жизни Пифагора противоречит этому рассказу. 2. Ибо Пифагор жил не только на много лет, но на целых четыре поколения позже Нумы, как мы узнали из исторических повествований. В самом деле, Нума принял царскую власть над римлянами в середине шестнадцатой Олимпиады, а Пифагор проживал в Италии после пятидесятой Олимпиады. 3. Я могу привести еще более красноречивое, нежели упомянутое, свидетельство того, что в исторических сочинениях об этом человеке спутаны времена событий, а именно, что тогда, когда Нума был поставлен римлянами царем, не существовало еще города Кротона; ведь Мискел[92] основал его в третий год семнадцатой Олимпиады, т.е. на целых четыре года позднее, чем Нума стал править над римлянами. И я не в состоянии признать, что Нума занимался философией одновременно с Пифагором Самосским, процветавшим четыре поколения спустя, или пребывал в Кротоне, в не существовавшем еще городе, когда его призвали на царство римляне. 4. Если же мне позволено высказать собственное мнение, то, по-моему, пишущие о нем соединяют два общеизвестных обстоятельства: пребывание Пифагора в Италии и мудрость Нумы, ведь все согласны, что он был мудрым человеком, и, связывая эти события воедино, они и превращают Нуму в ученика Пифагора, нисколько не исследовав их жизнь, т.е. приходился ли расцвет их жизни на одно и то же время, как я лично проделал. Если только вместо Пифагора Самосского не подставить другого, учившего философии, жизнь которого совпадала с Нумой. Но я не знаю, как это можно доказать, потому что никто из достойных упоминания писателей - ни римлянин, ни эллин, - насколько известно, не сообщил в историческом повествовании таких сведений. Но довольно об этом.
LX. Когда призывающие в правители явились к Нуме, тот до поры до времени возражал и долго отбивался от того, чтобы принять власть; когда же начали настаивать его братья и, наконец, отец счел недопустимым отвергнуть столь великую почесть, он согласился стать царем. 2. Оповещенные об этом послами римляне, уже прежде чем увидеть сего мужа, возымели симпатию к нему, ибо посчитали его колебания достаточным свидетельством мудрости. В самом деле, если другие сверх меры ценят царскую власть и почитают в ней счастье жизни, то Нума презрел ее как нечто дурное и недостойное домогательств, так что еще по пути они встречали его вдоль дороги и сопровождали в город громкими хвалами, приветствиями и другими почестями. 3. Но лишь после того, как состоялось народное собрание, на котором члены триб подали в пользу него голоса по куриям, а патриции утвердили решение простонародья, и в заключение к тому же птицегадатели[93] объявили о благоприятных знаках, поданных божеством, Нума принял власть. 4. Римляне говорят, что человек этот не совершил ни одного военного похода, но, будучи благочестивым и справедливым, провел все время своего правления в мире и предоставил городу отменнейшее управление. И передают о нем много восторженных рассказов, возводя его человеческую мудрость к божественным заветам. 5. Так, передают легенды о том, что некая нимфа Эгерия обычно являлась к нему и наставляла его каждый раз царской премудрости, другие же - что это была не нимфа, а одна из муз. И сказывают, что это стало явным для всех, поскольку, как полагают, люди сначала не верили и считали, что рассказ о богине выдуман, он, желая ясно предъявить им неопровержимое доказательство общения с божеством, по ее наущению поступил так. 6. Позвав немало родовитых римлян к себе в дом, показав затем им его внутренние покои, скудно обставленные, недостаток припасов, необходимых для угощения, он приказывает всем удалиться, но приглашает их вечером на пир. 7. Когда же гости прибыли в назначенный час, он предъявляет им роскошные ложа и столы, уставленные множеством изысканных кубков, а когда они возлегли, угощает их всяческими яствами, какие любому человеку нелегко было состряпать даже за весьма изрядный срок. Поэтому римляне были потрясены увиденным, и с того самого времени утвердилось прочное мнение, что с ним поддерживает связь какая-то богиня.
LXI. Те же, кто очищает историю от всяческих домыслов, уверяют, что рассказ об Эгерии был выдуман Нумой, чтобы к нему прониклись люди, питающие страх перед богами, охотно приняли установленные им законы, словно ниспосланные богами. 2. Они же заявляют, что в этом он начал подражать эллинским образцам, став приверженцем мудрости Миноса Критского[94] и Ликурга Лакедемонского[95]. Первый из них, как говорят, был последователем Зевса и, посещая Диктейскую гору[96], на которой, по рассказам критских мифов, был вскормлен куретами Зевс, спускался в священную пещеру, и, принеся составленные им там законы, объявил, что получил их от Зевса. А Ликург сказал, что посещая Дельфы, научился создавать законы под руководством Аполлона. 3. Но я понимаю, что тщательно обследовать все, касающееся мифологических историй, особенно то, что касается богов, требует долгого разговора, поэтому, мне кажется, лучше поведать о том, что римляне извлекли полезного из правления этого мужа, о чем я узнал из местных исторических повествований, я сообщу об этом, сказав сначала, в каких смятенных обстоятельствах оказались дела общины, прежде чем Нума вступил на царство.
LXII. После кончины Ромула во главе общины оказался сенат и в течение года, как я сказал, он удерживал власть, но внутри него начались раздоры и вражда по поводу верховенства и равенства. Ибо вся та часть альбанпев, которая выселилась в колонию вместе с Ромулом, считала себя вправе диктовать решения и получать величайшие из почестей, а также принимать услуги от пришельцев. 2. Те же из поселенцев, кто был позднее записан в патриции, полагали, что им не пристало лишаться почести и находиться в худшем положении по сравнению с первыми. В частности, все, кто был родом из племени сабинян, считали, что, согласно договору, заключенному Ромулом с Тацием, они получали гражданство на равных с древними поселенцами и им предоставят те же самые блага, что и первым. 3. А вместе с разделением сената оказалась расколотой надвое и толпа клиентов, которые присоединились к соответствующим враждебным группировкам. Но имелась и немалая часть плебеев[97] из тех, что недавно получили гражданство, которые ни в какой войне вместе с Ромулом не участвовали и от вождя ни доли земли и ни добычи не получили. Эта бездомная, нищая масса бродяг, естественно, была настроена враждебно к более могущественным людям и всегда готова к беспорядкам. 4. Нума, осознав, что основы полиса действительно потрясены в таком водовороте событий, сначала исправил положение бедняков из народа, поделив между ними земли из владений Ромула, а также небольшую часть общественного поля. Затем он прекратил раздоры среди патрициев, нисколько не ѵщемив их в том, что ввели основатели города, но распространив на новых поселенцев ряд других привилегий. 5. А настроив весь народ, словно инструмент, на стремление лишь к общественному благу и расширив пределы города за счет Квиринальского холма (ведь он до сих пор еще был без стен), он коснулся тогда и других сфер общественного устройства, полагая, что с внедрением двух вещей община будет процветающей и могучей. Во-первых, он приобщил людей к благочестию, убеждая, что боги являются подателями и охранителями всех благ для смертных, а затем - к справедливости, открывая, что благодаря ей блага, исходящие от богов, приносят пользу их обладателям.
LXIII. А на основе каких законов и государственных установлений он добился того, чтобы оба его мероприятия достигли преуспеяния, так вот, обо всем этом я не считаю нужным писать, подозревая, что рассказ будет длинным, и вместе с тем видя, что описание их не нужно для эллинской истории; но о главном, что сможет прояснить в целом намерения Нумы, я в основных чертах расскажу, начав с его упорядочения того, что касается божественных дел. 2. Как бы то ни было, все установления Ромула относительно обычаев и законов Нума оставил в силе нетронутыми, полагая, что все устроено наилучшим образом, а то, что, как ему казалось, было там упущено, стал добавлять. Он выделил много священных участков богам, оказавшимся еще без почитания, воздвиг множество алтарей и храмов, учреждая празднества для каждого из богов и назначив жрецов, которым вменялось блюсти очистительные церемонии, узаконивая священные ритуалы, жертвоприношения и очистительные обряды и много прочих служение и почитании, сколько не имеет ни один не только эллинский, но даже варварский полис, в том числе и те, кто издавна гордился своим благочестием. 3. И самого Ромула, как явившего величие свыше смертной природы, он постановил почитать под именем Квирина возведением храма и ежегодными жертвоприношениями. Ведь когда римляне не ведали, произошло ли его исчезновение по божественному промыслу или по злому умыслу людей, некто по имени Юлий, потомок Аскания, земледелец и муж непорочной жизни, который ни в чем не солгал Бы ради своей выгоды, явившись на Форум, возвестил, что когда он возвращался с поля, то видел, как Ромул удаляется из города в полном вооружении, и когда тот проходил мимо, Юлий услышал следующие слова. 4. "Возвести от меня римлянам, Юлий, что гений, от которого я получил судьбу рождения, возводит меня, завершившего смертный век, в сонм богов; я - Квирин". Изложив на письме все законодательство о божественных установлениях, Нума разделил его на восемь частей в соответствии с разделами священнодействий.
LXIV. Один род священнодействий он вручил тридцати курионам, которые, как я сказал, совершают общественные жертвоприношения за курии. 2. А второй род он отдал тем, кого у эллинов называют стефанофорами[98] а у римлян - фламинами; их так обозначают по ношению повязок и шапок[99] - "флам", которые и теперь еще носят. 3. Третий род он назначил начальникам целеров, которые, как я уже говорил, предназначены служить конной и пешей стражей при царях; ведь и начальники целеров отправляют некоторые священнодействия. 4. Четвертый же вид он поручил толкователям ниспосылаемых богами знамений, различающим, чьи указания касаются частных и общественных дел. Их римляне по одному из всех видов гаданий зовут авгурами, мы бы сказали - птицегадателями, у них они являются знатоками всех гаданий, всего, что относится к явлениям на небесах, в воздухе и на земле. 5. Пятый же он вменил девам, охраняющим священный огонь; они называются у них по богине, которой служат, весталками. И сам Нума первым воздвиг для римлян храм Весты, а также назначил дев ее жрицами. Так как изложение того требует, то о них необходимо сказать вкратце самое существенное. Действительно, у многих римских писателей на эту тему есть и такое, что требует рассмотрения. Ведь те, кто тщательно не вник в суть этого вопроса, выносят о нем пустые и необдуманные суждения.
LXV. Как бы то ни было, некоторые из неискушенных писателей приписывают сооружение храма Весты Ромулу, считая невозможным (ибо город был основан мужем, достаточно опытным в пророчествах), чтобы он не построил сначала общий очаг полиса, тем более что основатель был воспитан в Альбе, где с давних времен был возведен ее храм и его мать была жрицей Весты; а те, кто разделяет священнодействия в ее честь на два вида - одни совершаются публично за государственные дела, а другие - частным порядком за домашние дела, - говорят, что Ромул испытывал сердечную необходимость в том, чтобы почитать эту богиню обоими видами священнодействий. 2. В самом деле, для людей нет ничего более насущного, чем общий очаг, и для Ромула, когда он начинал, в соответствии с унаследованными им традициями рода, это ближе всего касалось его, ибо его предки принесли с собой святыни из Илиона, причем мать его была жрицей. И потому-то представляется, что приписывающие сооружение святилища скорее Ромулу, чем Нуме, вообще-то говорят правильно, ведь когда город заселялся, сначала надо было установить очаг и притом человеком, опытным в божественной мудрости; что же касается сооружения нынешнего храма и прислуживающих богине дев, то этого они не знают. 3. Ведь и не в том месте, в котором сейчас охраняется священный огонь, Ромул почтил богиню (безусловное доказательство чего в том, что оно находится снаружи так называемого Квадратного Рима, который он обнес стеной; но святилища для общего очага все воздвигают в наиболее укрепленном месте города и никто - вне стен). Ромул не установил служения богине с помощью дев, так как, по-моему, он помнил о страданиях матери, которая, будучи служанкой богини, потеряла девственность, так что из-за воспоминаний о собственных горестях он будет лишен возможности наказать по отечественным законам какую-нибудь из жриц, если обнаружит ее погубленной. 4. Поэтому действительно Ромул не устанавливал общего святилища Весты и не назначал ей жрицами дев, но, сложив в каждой из тридцати курий очаг, у которого приносили жертвы члены курий, он сделал жрецами глав курий, подражая обычаям эллинов, которые еще существуют в древнейших из полисов. Во всяком случае, так называемые у эллинов пританей[100] являются святилищами Гестии, и заботу о них осуществляют люди, имеющие наибольшую власть в общине.
LXVI. Нума же, приняв власть, не снес очагов курий, но установил один общий для всех в местности между Капитолием и Палатином, поскольку холмы уже объединились в город с единой стеной, а посреди них находился Форум, на котором был сооружен храм, охрану же святынь он постановил осуществлять согласно отечественному закону латинов с помощью дев. 2. Определенное затруднение вызывает как раз то, что охраняется в святилище и по какой причине поручено именно девам? Так вот, некоторые говорят, что ничего, кроме видимого в нем огня, там нет, а то, что охрана его возложена на дев, а не на мужей, естественно, ибо огонь неоскверняем, дева же целомудренна, а наисвятейшим из богов любо чистейшее из смертных. 3. Утверждают, что огонь расположен на очаге, так же как земля, являющаяся божеством, занимает среднее место в мировом порядке и возжигает сама по себе горний огонь. Но некоторые утверждают, что кроме огня в священном помещении богини находятся тайные для многих святыни, о которых знают лишь верховный жрец[101] и девы, и основательное подтверждение этого мнения - пожар храма, случившийся во время первой Пунической войны[102], которая была у римлян с карфагенянами из-за Сицилии. 4. Так как когда вспыхнул священный участок и девы спасались бегством от огня, один из Великих понтификов Луций Цецилий, прозванный Метеллом[103], муж консульского достоинства (который призвал из Сицилии сто тридцать восемь слонов, захваченных у карфагенян, для своего славного триумфа), презрев собственную безопасность ради всеобщего блага, силой прорвался в пожарище и, схватив оставленные девами святыни, спас их от огня. В связи с этим он получил от города великие почести, как свидетельствует надпись на его статуе, помещенной на Капитолии. 5. Однако признавшие этот случай в качестве достоверного добавили к нему собственные догадки. Одни утверждают, что в храме сохранилась некая часть святынь с Самофракии, что Дардан[104] перенес святыни с острова в им самим основанный город, а Эней[105] во время бегства из Троады и доставил их вместе c другими в Италию. Другие же заявляют, что это упавший с неба Палладий[106], который оказался у илионцев, и что Эней доставил его, зная о нем, а ахейцы украли его копию - так вот, по этому поводу очень много историй сложено поэтами и писателями. 6. Я же лично на основании многих данных полагаю, что там имеются какие-то неизвестные толпе святыни, охраняемые девами, а не только огонь, но что это такое, не считаю достойным любопытствовать ни для себя и ни для кого другого из желающих соблюдать благочестие.
LXVII. Прислуживающих богине весталок сначала было четыре, и их выбирали цари но справедливым законам, которые установил Нума, позднее же из-за множества священнодействий, которые они совершают, их стало шесть, и в таком составе они существуют вплоть до нашего времени, проводя жизнь при храме богини; днем они не препятствуют никому из желающих войти в храм, ночью же никому из мужчин пребывать там не позволено. 2. Необходимо, чтобы они в течение тридцати лет сохраняли целомудрие и безбрачие, и воздавали жертвы, и отправляли прочие священные обряды по закону, согласно которому десять лет им надлежало учиться, десять - совершать священнодействия, а остальные десять - учить других. По исполнении тридцатилетия службы ничто не препятствует желающим снять повязки[107] и прочие знаки жречества ради замужества. Поступили так весьма немногие, но конец жизни у них оказался незавидным и не слишком счастливым, так что остальные весталки, усмотревшие в их несчастьях предупреждающий знак, остаются при богине до смерти, но взамен выбывшей снова назначается понтификами другая. 3. Много высочайших почестей воздает им государство, благодаря которым у них нет тоски ни по детям, ни по браку, но и наказания на согрешивших налагаются строжайшие. Дознавать и наказывать их по закону предоставлено понтификам; провинившихся в чем-то малом бьют палками, а потерявших невинность предают самой позорной и жалкой смерти. 4. Так, еще живых их несут на носилках, исполняя положенное для мертвых, шествующие впереди друзья и родственники оплакивают их, доставляют их не далее Коллинских ворот и помещают в устроенный под землей склеп вместе с погребальными приношениями. И они не получают ни надгробной стелы, ни заупокойных жертв и ничего прочего из положенного при похоронах. 5. Кажется, существует немало указаний, что весталки небрежно исполняют свои обязанности, особенно же - угасание огня, чего более всех несчастий страшатся римляне, усматривая в нем знамение гибели города, по какой бы причине оно ни случилось, и вновь приносят его в храм, с помощью многих обрядов умилостивляя огонь; об этом я расскажу в подходящем месте.
LXVIII. И очень к месту рассказать здесь о явлениях богини, которая показалась несправедливо обвиненным весталкам; ведь римляне верят этому, если даже это и невероятно, и писатели написали об этом много произведений. 2. С одной стороны, существуют те, кто проповедует безбожную философию, - если и впрямь это можно назвать философией, - кто высмеивает все явления богов, слившиеся у эллинов или варваров, усиленно поднимая на смех такие истории, приписывая их выдумкам людей, так как никому из богов нет, дескать, заботы ни о ком из людей. С другой же стороны, те, кто не освобождает богов от причастности к человеческим заботам, но заключает, что боги благосклонны к добрым, а к злым враждебны, вникнув в суть многих историй, склонны отнести эти явления к вероятным. 3. Так, рассказывают, что однажды, когда погас огонь из-за какой-то небрежности Эмилии, которая берегла его тогда, но передоверила заботу о нем другой весталке из недавно избранных и еще только обучавшихся обязанностям, по всему городу распространились беспорядки, понтифики предприняли расследование того, какая скверна коснулась жрицы огня. И вот тогда, говорят, непогрешившая, но оказавшаяся в трудном положении из-за происшествия дева, простерев руки к алтарю, в присутствии жрецов и остальных весталок взмолилась. 4. "Веста, защитница града римлян, если я благочестно и праведно исполняла для тебя священные обряды без малого тридцать лет, имея чистую душу и непорочное тело, явись мне и окажи помощь, и не позволь твоей жрице умереть жалчайшим образом; если же мной сделано что-либо нечестивое, то, наказав меня, очисти нечестие города". 5. Рассказывают, что она, произнеся это, оторвала от льняной одежды, в которую была одета, перевязь и с молитвой бросила материю на алтарь, и на давно угасшем и ни единой искры не хранившем пепле из льна возгореюсь большое пламя, так что городу уже не были нужны ни очищения, ни добывание нового огня.
LXIX. Еще более удивительно, чем это, и более сродни мифу - о чем я намереваюсь поведать. Говорят, что кто-то, кто не мог вынести того, что огонь погас, несправедливо обвинил одну из священных дев по имени Тукция, и не имея возможности оправдаться угасанием огня, какие-то свидетельства и доказательства выставил подложные. Дева же, которой приказано было защищаться, сказала только одно, что она очистит себя от клеветы делами. 2. Сказав это и призвав богиню быть ее предводителем в пути, она с разрешения понтификов идет к Тибру в сопровождении всего населения города. Подойдя к берегу, она осмеливается на дерзость, которая входит в пословицу в качестве прямо-таки невозможного. Зачерпнув воду из реки решетом, она несет ее до Форума и выливает ее к ногам понтификов. 3. И затем, говорят, хотя произвели усиленные розыски, ее обвинитель не был найден ни живым, ни мертвым. Однако, имея еще много чего поведать в защиту явлений богини, я считаю, что об этом сказано достаточно.
LXX. А шестая часть законодательства о божественных делах была вверена тем, кого римляне называют "салии", которых Нума самолично назначил из патрициев в количестве двенадцати, выбрав юношей самой прекрасной наружности, святилище которых расположено на Палатине, а потому сами они именуются Палатинскими. Агональские же салии, называемые некоторыми Коллинскими, святилище которых находится на Квиринальском холме, были назначены после Нумы царем Гостилием по обету, который он дал во время войны с сабинянами. Все эти салии являются некими плясунами и исполнителями гимнов в честь воинственных богов. 2. Празднество их отмечается примерно во время Панафиней[108] в месяц, называемый мартом, и справляется всенародно в течение многих дней, когда через весь город с пляской и пением жрецы шествуют на Форум и на Капитолий, и во многие другие частные и общественные места. При этом участники по-особому одеваются, стягивая пестрые хитоны широкими медными поясами и застегивая брошами красные плащи, окаймленные пурпуром, которые называются трабеями[109] (это особенная у римлян одежда и знак высокой чести), а на головах у них так называемые апексы[110] - высокие войлочные конусовидные шапки, которые эллины называют кирбасиями[111]. 3. И каждый из салиев носит у пояса меч, в правой руке - копье или палку или что-нибудь такого рода, а в левой держит фракийский щит. А он подобен ромбовидному щиту, сужающемуся с боков, какие, говорят, носят у эллинов те, кто совершает священнодействия куретов. 4. Так вот, салии, по моему мнению, являются переводом греческого слова "куреты"[112], получившие имя у нас из-за возраста, поскольку они "юноши", а у римлян - по усиленным телодвижениям. Ведь подпрыгивать и скакать у них называется "салире"[113]. По той же самой причине и всех остальных танцовщиков, так как им присущи различные прыжки и скачки, обозначают "сальтаторами" - "прыгунами", связывая название с салиями. 5. Правильно ли мое предположение в объяснении их прозвища, любой желающий может проверить, выведя его из их действий. Ведь они совершают ритмичные движения в доспехах под звуки флейты то все вместе, то попеременно, и одновременно с пляской распевают старинные гимны. А пляску и движения при оружии, а также шум, производимый стуком копий о щит, первыми ввели куреты, и если потребуется, можно это засвидетельствовать с помощью древних рассказов. Однако мне нет необходимости упоминать мифологические истории для людей, знающих о них почти все.
LXXI. А среди щитов, которые носят салии и о которых пекутся специальные их помощники, прилаживая их согласно правшам, один щит, сказывают, упал с неба и найден был, по слухам, в царских покоях Нумы, но никто из людей не приносил его, и никто ранее среди италийцев не знал такой формы щита - вот по этим двум причинам римляне заключит, что оружие это ниспослано божеством. 2. И говорят, что Нума, желая, чтобы это оружие почитали достойнейшие юноши, пронося его в священные дни по городу и производя при этом ежегодные жертвоприношения, но опасаясь как козней врагов, так и утраты его из-за кражи, повелел изготовить еще много щитов, подобных тому, что упал с неба; труд этот взял на себя некий мастер Мамурий[114] и выковал неотличимые от первого щиты, которые не смогли бы распознать злоумышленники, позарившиеся на посланное богами. Полное сходство предметов было достигнуто благодаря умению людей. 3. Как я лично полагаю и на основании многих других признаков, но особенно исходя из того, что происходит на торжественных процессиях в цирке и в театрах, римлянам присуще неимоверно ценить то, что относится к юношеству. 4. В самом деле, во всех таких шествиях отроки, надев неподобающие хитончики, имея шлемы, мечи и легкие щиты, выступают рядами, и есть у них предводители шествий, которые называются лидионами по игре, изобретенной, кажется, лидийцами. Таким образом, думается, создается подобие салиям; хотя у куретов ничего не делается так, как у салиев - ни в гимнах, ни в плясках. Полагалось, чтобы юноши были свободными, местными уроженцами и чтобы у них были живы оба родителя. Такие являются людьми самой что ни на есть удачи. Так что же еще о них писать?
LXXII. А седьмая часть сакрального законодательства отнесена к коллегии так называемых фециалов. Они могли бы, пожалуй, на эллинском языке называться эйренодиками[115]. Это мужи, избранные из лучших семей, пожизненно посвященные служению. Нума был первым царем, установившим у римлян эту священную магистратуру. 2. Однако взял ли он пример у так называемых эквикулов[116], как думают некоторые, или у города ардеатов, как пишет Геллий[117], я не могу сказать точно, но следует подчеркнуть только одно, что до правления Нумы у римлян не было еще коллегии фециалов. 3. Они были учреждены Нумой, когда он вознамерился воевать с фиденянами, совершившими набеги и грабеж его страны, на случай, если б они захотели заключить договор с ним без войны, и сделали они это установление по необходимости. Я думаю, раз уж у эллинов не существует в обычае должность фециалов, то следует сказать, какую власть они имели над главнейшими делами, чтобы тем, кто не знает о благочестии римлян, которому они были, тогда преданы, не казалось странным, что все войны у них заканчивались наиболее успешно. 4. Тогда станет ясно, что у римлян все исконные позиции и основания были в высшей степени благочестивы, и благодаря этому они пользовались во время опасностей благосклонностью богов. Так вот, все обязанности, возложенные на римских фециалов, из-за их обилия объять нелегко, если обрисовать их вкратце, то обнаруживается следующее: им надлежало следить, чтобы римляне не начинали никакой несправедливой войны против какого бы то ни было союзного полиса, если же другие вздумают нарушать договор с Римом, то сначала посредством посольства добиваться справедливости словесным образом, если же те не прислушаются к их требованиям, тогда уж решить объявлять войну. 5. Подобным же образом, если кто-либо из римских союзников потерпит несправедливость от римлян и попросит словесно правосудия, этим людям следует разузнать, не претерпели ли они какого-то вероломства, и если фециалам покажется надлежащим обвинить их, то схватить обвиняемых и выдать их обиженным. В их ведении также судить проступки в отношении послов и охранять святость договоров, а также заключать мир, а, если он окажется заключенным не в соответствии со священными законами, отвергнуть его, а беззаконнные действия военачальников, связанные с клятвами и перемириями, расследовать и очистить их искупительными жертвами, о чем я поведу речь со временем. 6. А что касается послов, всякий раз как они требуют удовлетворения от города, который, по их мнению, совершил несправедливость, - так как недостойно не знать об этом вследствие их ревностного тщания о священном и справедливом - об этом я узнал такое: один из фециалов, которого они сами выбрали[118], облаченный в священные одежды и прочее убранство, чтобы он выделялся среди остальных, отправляется в город обидчиков и, встав на границе общин, призывает Юпитера и других богов в свидетели, что он пришел требовать справедливости в отношении полиса римлян. 7. После клятвы, что он придет в город только потому, что тот является нарушителем справедливости, фециал, прокляв себя и Рим страшными проклятиями, если он лжет, вступал на его территорию; потом, призвав в свидетели первого встречного, будь то сельчанин или горожанин, и повторив те же самые проклятия, он направлялся в город и, прежде чем войти в него, тем же самым способом призывал в свидетели стража у ворот или первого встречного в воротах, затем он следовал на форум и, встав там, начинал возглашать о том, ради чего он явился, сопровождая свое сообщение каждый раз клятвами и проклятиями. 8. И вот, если обидчики оказывали удовлетворение, выдав Риму виновных, он уводил их, став уже другом этой общины, и уходил от них как от друзей; если же они просили время для совещания, то, выделив им на это десять дней, он вновь возвращался к ним и дожидался их решения вплоть до их третьей просьбы. По прошествии же тридцати дней, если община не давала Риму удовлетворения, призвав на помощь небесных и подземных богов, фециал удалялся, говоря только, что римский полис будет держать совет о них, сохраняя спокойную обстановку. 9. И после этого, придя в сенат вместе с другими фециалами, он объявлял, что они выполнили все, что предписано священными законами, и если римляне пожелают вынести решение о войне, никакого препятствия боги чинить не будут. Если же чего-то из надлежащего не сделано, то ни сенат, ни народ не властны вынести решение о войне. Вот все, что мы узнали о фециалах.
LXXIII. Последний раздел уложения Нумы о святых делах касался того, что у римлян получили в ведение те, кто имеет высший жреческий сан и власть. Их на языке римлян по одной из обязанностей, которые они исполняют, а именно, по поддержанию в исправности деревянного моста, называют понтификами[119], но они являются главными распорядителями в наиболее значимых делах. 2. Ведь они вершат все суды по священным делам и над частными лицами, и над магистратами, и над служителями богов, а также учреждают законы во всем, что касается священных обрядов, но неписаные и относящиеся к обычному праву, какие кажутся им подходящими в качестве законов и обычаев; и они следят за высшими магистратами, на кого возложены какие-либо жертвоприношения или отправление обрядов, а также за всеми жрецами, и понтифики стоят на страже того, чтобы помощники их, которых привлекают при совершении священнодействий, ни в чем не погрешит против священных законов; а для всех частных лиц, которые не знают ритуалов, относящихся к богам и божествам, они являются истолкователями и прорицателями: a если они узнают, что кто-то не повинуется их установлениям, они налагают на них наказание, обращая внимание на действия каждого. И они не ограничены ни в каком суде в определении наказаний не отдавая отчета относительно священных дел ни сенату, ни народу. 3. Так что, если кто захочет назвать понтификов учителями священнодействий или знатоками священных законов, или охранителями их, или, как мы считаем, иерофантами[120], не погрешит против истины. Когда же кто-нибудь из них уходит из жизни, на его место назначается другой, избранный не народом, но ими самими, и это тот, кто кажется им наиболее подходящим из членов общины. И он принимает на себя жреческий сан, пройдя проверку, если птицы[121] явят ему благоприятные знамения. 4. Таково величайшее и значительнейшее, помимо менее значительных, законодательство Нумы о божественных делах и распределение священнодействий среди разных групп общества, благодаря чему город преисполнился благочестием.
LXXIV. Установления Нумы, что направляют каждого человека к умеренности и к благоразумию и возбуждают в нем чувство справедливости, сохраняющей римскую общину в согласии, более чем многочисленны, частью они закреплены в письменных законах, а частью не записаны, но вошли в обычай и долговременное употребление. Обо всех них поведать - дело непростое, но достаточно двух свидетельств, наиболее достойных памяти, - и остальные станут ясными. 2. Чтобы люди стремились к самодостаточности, а не посягали ни на что чужое, об этом было законоположение об определении границ имущества. Для этого Нума, приказав каждому описать свое имение и установить на границах его межевые камни, посвятил их Юпитеру-Охранителю границ и предписал, чтобы все совершали различные жертвоприношения в его честь, ежегодно в определенный день собираясь вместе, а также учредил весьма почитаемый у римлян праздник в честь богов границ. 3. Римляне нарекают праздник Терминалиями от слова "границы", а сами межевые камни они называют "терминами", заимствовав слово из нашего языка с изменением одной буквы[122]. Если же кто-нибудь уничтожит или передвинет эти камни, то, по установлению Нумы, совершивший это посвящается богу, чтобы тот, кто пожелает, мог убить нарушителя, как святотатца, и ему обеспечивалась безопасность и не налагалось очищение от скверны. 4. А право это он установил в отношении не только частных имений, но и общенародных, обозначив и их межевыми камнями, чтобы боги границ отличали как римскую землю от соседской, так и общую от частной. И римляне сохраняют памятники этого вплоть до нашего времени по причине святости. Поелику они считают межевые камни богами и приносят им ежегодно жертвы, притом никакого вида из живых - ибо нечестиво обагрять кровью камни, - но Цереровы пироги[123] и некоторые другие первинки плодов. 5. И надо было еще охранять дело, ради которого Нума признал богами надлежащие границы их владений, чтобы другие не присваивали себе чужого ни силой, ни хитростью. Теперь же иные люди не лучшим образом, не как завещали предки, отделяют свое от чужого, не закон, а страсть к обладанию всем является для них границей их владений, т.е. позорное дело. Однако рассматривать это предоставим другим.
LXXV. Посредством этих законов Нума направил полис к умеренности и благоразумию; чтобы подчинить законности дела, касающееся сделок, он изыскал средства, неведомые никому из основателей самых отменных государственных устройств. Ибо, видя, что те из соглашений, которые заключаются явно и при свидетелях, охраняются совестью и уважением присутствующих и редко когда нарушаются, а те, которые составляются без свидетелей, и кстати, гораздо более многочисленные, чем первые, имеют единственную защиту в виде ручательства договаривавшихся, он подумал, что ему следует позаботиться об этом более всего и сделать доверие достойным божественного почитания. 2. Так, он считал, что богиня Справедливости[124], Юстиция[125], Немезида[126], и по-эллински нареченные Эриниями[127], а также все, сколько ни есть им подобных, в достаточной мере обожествлены и освящены предками. Фидес[128] же, чувства к которой в людях являются наивысшими и наисвященнейшими, не почиталась тогда еще ни в общественной области полиса, ни в сферах частных отдельными людьми. 3. Придя к такому выводу, Нума первым из людей воздвиг храм Общественной Фидес и учредил в ее честь жертвоприношения, как и другим богам, на общественный счет. А значит, он намеревался со временем ввести в городе общий обычай и верный и надежный образ мыслей, который станет присущим как всем вместе людям, так и отдельному человеку. По крайней мере настолько священным и чистым признается доверие, что сильнейшая клятва, сделанная частным лицом по собственной воле, становится более крепкой, чем всенародные свидетельства, так что всякий раз, как появлялось какое-то сомнение при заключении договоров без свидетелей один на один, взаимное доверие унимало ссору тяжущихся и не позволяло развиться вражде. И магистраты, и суды в большинстве случаев прибегали к клятве на основе доверия. 4. Эти установления, введенные тогда Нумой, поощряя умеренность и понуждая законность, превратили римское государство в наиболее упорядоченное общество из наилучших в обитаемом мире.
LXXVI. А то, о чем я намереваюсь теперь рассказать, так это то, что Нума предоставил в качестве заботливого попечения земледельцам, исходя из необходимости и блага. В самом деле, этот муж, обратив внимание на то, что общине, которая будет держаться справедливости и жить благоразумно, надо предоставить необходимые средства к жизни, разделил всю землю на так называемые наги и установил в каждом из пагов управителей - надзирателя и охранителя частных наделов. 2. И они, часто обходя поля, описывали, какие хорошо или дурно обработаны, и докладывали царю, а он заботливых земледельцев хвалил и окружал благорасположением, ленивых же, порицая и наказывая, побуждал лучше обрабатывать землю. Поэтому люди, не занятые войнами и леностью, освобожденные от обязанностей в отношении государства, платящие вместе с позором пеню за лень и вялость, все становились деятельными и начинали понимать, что достаток от земли является более справедливым и более сладким, чем от военного дела, лишенного надежности. 3. Поэтому Нуме выпало на долю быть любимым своими подданными и примером для подражания соседям, а также остаться в памяти потомков; и благодаря наилучшем и удивительнейшим установлениям ни междоусобная вражда не нарушала согласия внутри общины, ни война с иноплеменниками не тревожила ее. В самом деле, соседи настолько были далеки от мысли, что римляне в своем мире и спокойствии предпримут нападение на них, что, когда у них начиналась какая-нибудь война друг с другом, они делали римлян своими посредниками и считали, что с помощью Нумы в качестве примирителя вражда закончится. 4. Так вот, лично я не постыдился бы поставить этого человека на первое место из тех, кто прославился счастьем. Ведь он происходил из царского рода и имел царский облик, а также получил надлежащее воспитание, благодаря чему научился вести благочестивую жизнь и предаваться разным добродетелям. 5. Он же удостоился принять власть над римлянами молодым, призванный и приглашенный ими, благодаря тому что славился доблестью и провел всю жизнь, сохраняя убеждение подданных в благодетельности своего правления. Он дожил до преклонных лет в полном здравии, ни в чем не терпя зла от судьбы, и умер легчайшей из смертей, угаснув от старости, поскольку гений-хранитель, с самого начала данный ему в удел, оставался с ним вплоть до того, как он покинул людей. Он прожил свыше восьмидесяти лет, а процарствовал сорок три года, и оставил потомство, как пишут многие, - четырех сыновей и одну дочь, род которых еще сохраняется, а Гней Геллий сообщает, что он оставил после себя одну только дочь, от которой родился Анк Марций, ставший третьим после него римским царем. 6. Когда Нума умер, община выказала по нему большую печаль и устроила роскошнейшие похороны. Лежит же он на Яникуле, по ту сторону реки Тибр. Вот все, чем мы располагаем о Нуме Помпилии.

---

[1] Сикелы – см. I. 22. 5, примеч. 85.
[2] Аборигины – см. I. 13. 10
[3] Энотры – см. I, 11–12.
[4] Совр. Таранто, в лат. традиции – Tarentum (Тарент).
[5] Пест (лат. Paestum) – город в Лукании, основанный в конце VII или в VI в. до н.э. ахейскими (Геродот. I. 167) или дорийскими (Аристотель. Политика. V. 2. 10; Солин. II. 10) греками, в V в. до н.э. попал в подчинение к луканам (Страбон. VI. 1. 1; 3), в 274–273 г. до н.э. туда была выведена колония латинского права (Ливии. Периохи, XIX; Веллей. I. 15; Плиний. III. 15).
[6] См. I. 17. В современной науке пеласгами считают выходцев с Балканского полуострова, негреков. В. Георгиев определил их язык как индоевропейский.
[7] Эритея, или Эрития – в греческой мифологии остров в Океане на Крайнем Западе.
[8] Здесь – первоначальное римское население. Латинский аналог слова – populus.
[9] Лициний Красc, Марк (115–53 гг. до н.э.) – крупный политический деятель, по прозвищу Богач. Входил в состав I триумвирата (60–53 гг. до н.э.), получил в качестве провинции, т.е. поручения, войну на Востоке. В 53 г. до н.э. предпринял поход против парфян, во время которого был разбит в битве при Каррах и погиб.
[10] 3десь пример модернизации истории со стороны Дионисия.
[11] Триттия – треть народа.
[12] Дионисий употребляет здесь термин «лох», что соответствует лат. центурии.
[13] См. примеч. 34 к кн. I.
[14] Демотики у греков – принадлежащие народу, простолюдины. По сути дела, имеется в виду община.
[15] άγποίκοι – буквально 1) сельские, деревенские; 2) некультурные, грубые, но члены афинского гражданства, или народа, и потому имевшие права на земельную собственность.
[16] Гай Семпроннй Гракх – плебейский трибун 123 и 122 гг. до н.э., демократический деятель.
[17] Сенатор – от лат. senex, nis, т.е. «старый», «старец».
[18] в латинском это – conscripti («приписанные»), по наиболее распространенной версии «приписанные» противопоставлялись в сенате отцам (patres) как позднее их внесенные в список сенаторов.
[19] Celer – быстрый, скорый.
[20] В битве при Левктрах (371 г. до н.э.) спартанцы были побеждены фиванским полководцем Эпаминондом.
[21] В битве при Херонее (338 г. до н.э.) Александр Македонский разбил союзные греческие войска, после чего Греция потеряла независимость.
[22] В битве при Каннах (216 г. до н.э.) римляне потерпели самое страшное поражение от карфагенского полководца Ганнибала во время второй Пунической войны.
[23] Уран – в греческой мифологии бог неба, супруг богини земли Геи, отец божеств, олицетворяющих дикие силы природы – титанов, гекатонхейров, киклопов, которых он заточил в подземном мире.
[24] Крон – в греческой мифологии сын Урана и Геи, один из титанов, восставший против своего отца. Одним из его сыновей был Зевс. В римской мифологии Крон был отождествлен с Сатурном.
[25] Тартар – в греческой мифологии глубинная часть преисподней, куда Зевс заключил Крона.
[26] Персефона – в греческой мифологии дочь Деметры и Зевса, похищенная Аидом, богом подземного мира, ставшая его супругой и царицей преисподней. Римским аналогом ей является Прозерпина.
[27] Дионис – в греческой мифологии бог растительного мира, виноградной лозы и виноделия. Он был сыном Зевса и Семены, погибшей из-за происков ревнивой Геры. По одной из версий, во время морского путешествия был захвачен тирренскими пиратами, заковавшими его с целью продать в рабство. Но чудесным образом оковы упали с его рук, пираты от страха попрыгали в море, превращаясь в дельфинов, а Дионис получил свободу. В Риме почитался как Вакх.
[28] Корибанты – жрецы фригийской богини Кибелы, чей культ носил оргиастический характер. В Греции почиталась Кибела, слившаяся с Реей, дочерью Крона и Геи. В Риме корибанты идентифицировались с куретами. См. примеч. 35.
[29] Вакханалии – римские празднества во славу Диониса-Вакха, носившие оргиастический характер. В 184 г. до н.э. под предлогом опасности для государства и нравов предков были запрещены, а участники их подверглись преследованиям.
[30] Идэйская богиня – в греческой мифологии Рея Кибела. Получила прозвище от горы Иды на Крите, где она родила Зевса и прятала его от своего супруга Крона, глотавшего собственных детей.
[31] Консулы – старшие магистраты в Риме, обладавшие высшей военной властью (imperium), а также правом ауспиций.
[32] В лат. patrimi et matrimi. Наличие обоих живых родителей было в Риме условием участия в различных сакральных делах.
[33] Канефоры – участники торжественных процессий, несущие корзины со священными предметами.
[34] Аррефоры – участники торжественной процессии в честь Афины, несущие священные предметы.
[35] Cлово происходит от лат. tutulum (см. Фест. О значении слов. С. 484, 485). обозначающего головное украшение в виде пурпурной повязки, которая укладывает волосы в высокую прическу. Оно было отличительным знаком фламиники. Так же назывался и некий войлочный головной убор, который носили жрецы – фламины и понтифики.
[36] Куреты – первоначально божества растительности, затем у греков – спутники богини Реи и, наконец, – Реи и Кибелы. Их путали с корибантами (см. примеч. 66 и 86 к кн. I).
[37] Камиллы – лат. camilli, т.е. прислужники, помощники фламина Юпитера при жертвоприношениях, первоначально обслуживали культ кабиров (см. примеч. 86 к кн. I).
[38] Гаруспики – этрусские жрецы, пользовавшиеся популярностью в Риме, гадали по внутренностям жертвенных животных.
[39] См. гл. 21. 2–3.
[40] Пританей – в греческом мире общественное здание, где заседали у городского очага пританы; в Афинах – выборные представители территориальных округов-фил; в других городах – главы государств.
[41] Фидитий, или сисситии – в Спарте совместные трапезы спартиатов, полноправных членов государства.
[42] Ликург – легендарный основатель Спартанского государства и его конституции.
[43] Лат. far, - ris – хлеб в зерне, полбенный пирог. Отсюда древнейший вид брака – конфарреационный, при заключении которого использовался far.
[44] Килик – бокал, стакан.
[45] Т.е. в 231 г. до н.э. С ним согласен Геллий (ГѴ. 3). Однако Валерий Максим (И. 1. 4) дает дату 233 г. до н.э. Более того, Валерий Максим (II. 9. 2) упоминает о разводе некоего Луция Антония в 306 г. до н.э. (в цензорство Г. Юния Бубулька и М. Валерия Максима – Ливии, IX. 43. 25). Возможно, здесь ошибка Дионисия. Высказывается предположение, что древние авторы имели в виду разные формы браков или основания для развода.
[46] Дем – территориально-административная единица в Аттике.
[47] Питтак (середина VII – первая четверть VI в. до н.э.) – считался одним из семи греческих мудрецов. Жил в Митилене на Лесбосе, для которой составил законы.
[48] Харонд – правитель и законодатель, родом из Катаны в Сицилии. Жид примерно в VII-VI в. до н.э., во всяком случае не ранее середины VI в. до н.э. Прославился как законодатель. Его законы, охранявшие частнособственнические начала, были приняты не только в Кагане, но и в других городах Сицилии и Южной Италии.
[49] Ростры – ораторская трибуна на римском Форуме.
[50] Мандий Торкват, Тит (младший), сын Тита Манлия Торквата. Был казнен по приказу отца-консула за то, что во время II Латинской войны самовольно вступил в победоносный поединок с тускуданцем Гемином Месцием.
[51] В лат. яз. – нундины (nundinae от novem dies).
[52] Это был отряд его телохранителей-целеров.
[53] 12 ликторов, вооруженные пучками розог (фасциями) и воткнутыми в них боевыми топорами. В эпоху Республики ликторы как стражники и торжественный эскорт высших должностных лиц, предшествовали магистратам во время их прохождения по городу.
[54] Звучит для эпохи Ромула модернизированно. В современных понятиях это означает «управление общиной».
[55] У Дионисия – Посейдон, который равен римскому Нептуну, богу вод и покровителю коневодства, отождествленному с богом земледелия Консом. В честь него справлялись в Риме Консуалий. Его имя производится либо от лат. глагола condo со многими значениями, в том числе «воздвигать», «укрывать, прятать, хранить», либо от слова consilium, т.е. совет.
[56] Ценина – город в древнем Лации, близ Рима, откуда явствует, что похищенные девушки были не только сабинянками. К началу нашей эры город бесследно исчез.
[57] Квадрига – колесница, запряженная четверкой лошадей.
[58] Лат. Feretrius связан с глаголом fero, ferre (нести, носить).
[59] Альбанцы – жители Альба-Лонги. См. примеч. 176 к кн. I.
[60] О. Мюллер предлагает чтение - Волсинии, Клувер – Ветулонии, Казотон – Популонии.
[61] Старший анналист» Квинт Фабий Пиктор.
[62] Старший анналист» Луций Цинций Алимент.
[63] Старший анналист» Луций Калыгурний Пизон Фруги.
[64] Пеан – гимн, победный, благодарственный или скорбный, исполнявшийся хором.
[65] Возможны также переводы: «горожане» и «члены римской общины», что более точно.
[66] У Дионисия – куриты, название толкуется по-разному: как квириты (от сабинского слова «копье»), т.е. «копьеносцы», и как куреты (от сабинского города Куры), а также как члены курий.
[67] Священная дорога – римская улица, шедшая вдоль Форума от Велим, т.е. юго-восточной части Па.іатина, к Капитолию. Названием своим она обязана построенным здесь зданиям сакрального назначения – жилищу весталок и Регии, где заседала коллегия понтификов и хранились святыни салиев, а впоследствии и других жреческих коллегий. В республиканскую эпоху по Священной дороге шествовала триумфальная процессия.
[68] В латинском варианте – patricii minorum gentium. Согласно Ливию (I. 35. 6) и Светонию (Светоний. Август. 2), патрициями младших родов были римляне, введенные в сенат царем Тарквинием Древним. В их потомках искал опору против большинства коренных патрициев последний царь, Тарквиний Гордый (Jueuu. I. 47. 7).
[69] Паг – территория, принадлежавшая сначала родовым, позднеее – соседским общинам.
[70] Полис куритов – сабин, город Куры.
[71] Божество – т.е. Квирин.
[72] Лат. и сабин, quiris.
[73] В лат. варианте – умбры.
[74] Дионисий изобретает здесь этимологию, связывая неизвестную Форонию с греческим глаголом «ферейн» (носиться, перемещаться). Феронией же называлась италийская богиня, которой была посвящена роща близ вольского города Анксур, ставшего в начале I в. до н.э. колонией римлян. См. примеч. 151 к кн. I.
[75] У Дионисия – Гефест, греческий бог огня и кузнечного дела, отождествлялся в Риме с Вулканом.
[76] Гелиос – греческий бог Солнца, отождествленный с V в. до н.э. с Аполлоном, у римлян идентичен богу Соль.
[77] Селена – греческая богиня Луны, позднее отождествленная с Артемидой, в Риме – с Дианой.
[78] Дословно – Кронос, греческое божество, младший из титанов, супруг своей сестры Реи, отец главных олимпийских богов, в Италии отождествлен с Сатурном.
[79] Рея – богиня земли, в греческой мифологии была супругой Кроноса, матерью главных олимпийских богов, отождествлялась с малоазийское Матерью богов Кибелой, которая с III в. до н.э. почиталась и в Риме.
[80] Дословно – Гестии, равной римской Весте, богине очага, домашнего и общеримского.
[81] Диана – греч. Артемида, богиня, отождествленная с Селеной; считалась сестрой Аполлона.
[82] Юнона – в греческой мифологии Гера, супруга Зевса (в Риме – Юпитера). Первоначально почиталась в куриях, откуда ее прозвище – Курита.
[83] Камерийцы – жители латинского города Камерия (Cameria – Ливии. I. 38; Плутарх. Ромул. 33). Местоположение неизвестно.
[84] Лавииийцы – жители латинского города Лавиния.
[85] Лициний Марк, Гай – один из младших анналистов.
[86] Лат. poplifugia – римское празднество, справлялось 5 июля и состояло в шествии римлян на Козье болото для отправления жертвоприношения в связи либо с вознесением на небеса Ромула (Овидий. Фасты. II. 496–5В), либо с победой над латинами или этрусками после галльского нашествия (Варрон. О латин. языке. VI. 18, Плутарх. Ромул. 29).
[87] Лат. interregnum.
[88] Декурия – группа из 10 человек.
[89] Фасции – пучок розог, перевязанный ремнем, с воткнутым в них боевым топором – символом высшей власти в Риме.
[90] Куреты – жители сабинского города Куры (Курев), откуда, согласно традиции, происходил Нума (Ливии. I. 18. 1; Цицерон. О государстве. 13; Павел-Фест. О значении слов. Curis. С. 43.3; Плутарх. Нума. 3).
[91] Пифагор (VI в. до н.э.) – знаменитый математик и философ родом с о. Самос. Основал в Кротоне свою школу.
[92] Мискел – ахеец из Рип. (См.: Страбон. География. VI. 262; 269; VIII. 387).
[93] Римские жрецы-авгуры.
[94] Минос – легендарный царь Кносса на о. Крит, ставший после смерти благодаря своей мудрости судьей над умершими.
[95] Ликург – см. примеч. 41.
[96] Дихте – гора на Крите, где, по одной версии мифа, куреты охраняли новорожденного Зевса, по другой – этой горой была Ида.
[97] У Дионисия – «часть демотиков», т.е. возможен перевод «часть народа».
[98] Стефанофоры – букв, «несущие венки»., а также «венценосцы». В последнем случае это было званием высших должностных лиц, имевших право исполнять обязанности в венке.
[99] Слово испорчено. Греч. πιλος, лат. pileus – войлочная шапка. Этимология flamen
[100] Пританей – общественное здание, где собирались выборные должностные лица греческих городов, а также где кормили на общественный счет почетных граждан и иностранцев, как это было в Афинах.
[101] Великий понтифик.
[102] Первая Пуническая война Рима с Карфагеном (264–241 гг. до н.э.).
[103] Луций Цецилий Метелл, консул 251 г. до н.э.
[104] Дардан – легендарный герой, сын Зевса, зять первого царя Трои Тевкра, один из прародителей троянцев. См. также примеч. 128 к кн. I.
[105] См. кн. I. 47.
[106] Палладий – деревянная статуя Афины И ал лады. См. примеч. 184 к кн. I.
[107] Весталки, подобно другим жрецам, носили головную повязку – лат. vitta.
[108] Панафиней – афинский праздник в честь богини – покровительницы города. Учреждение Панафиней приписывалось Тезею. Праздновались каждые пять лет, затем – в третий год Олимпиады. Состояли из торжественных процессий, переодевания статуи Афины в новое платье, а также из конных, гимнастических и музыкальных состязаний.
[109] Травея – лат. trabea, торжественная тога, украшенная пурпурными полосами, принадлежность царей, всадников и авгуров.
[110] Апекс – лат. apex, букв, «остроконечная верхушка», навершие жреческой шапки в виде жгутика, обмотанного шерстью.
[111] Кирбасий – персидский головной убор.
[112] Слово «куреты» Дионисий производит от греч. κύρος или κουρος – юноша.
[113] Лат. глагол salio, - ui (ii), saltum, salire.
[114] Мамурий Вегурий – легендарный кузнец, изготовитель щитов анцилий. См.: Овщий. Фасты. III. 259, 383, 389, 392; Павел-Фест. О значении слов. С. 117; Пропорций. 4. 61; Плутарх. Нума. 13. Имя Мамурия связывают с памятью (memoria), либо с Марсом – осским Мамерсом.
[115] Слово составлено из двух: έιρήνη (мир) и δίκη (обычай, право, законность).
[116] Эквикулы – италийское племя, родственное эквам.
[117] Гней Геллий – анналист (II в. до н.э.).
[118] Римляне называли его pater patratus, т.е. «отец отряженный».
[119] Понтифики – см. примеч. 115 к кн. I.
[120] Иерофанты – верховные жрецы-понтифики.
[121] Т.е. птицегадания.
[122] Лат. termen, dnis = terminus, = termo, - onis (пограничный камень), во мн. числе – «граница», «пределы», и греч. τέρμον, -ονος = τερμα, -τος (предел) являются словами общего индоевропейского корня.
[123] В римском обиходе Церера считалась богиней земледелия и хлебных колосьев. В посвященный ей праздник Цереалии устраивались угощения.
[124] Дика – греческая богиня справедливости, дочь Зевса и Фемиды, в римской религии, возможно, соответствует богине Эквитас.
[125] Юстиция, соответствует Фемиде – греческой богине права и законности.
[126] Немезида – греческая богиня судьбы, позднее – возмездия.
[127] Эринии – греческие богини мщения, соответствуют римским Фуриям.
[128] Пистис – греч. «вера, верность», у римлян ей соответствует Фидес (Fides), божество верности.