В своей речи "За Ктесифонта о венке" (XVIII. 285) Демосфен свидетельствует, что афинский народ избрал его оратором для произнесения надгробного слова в честь воинов, павших в Херонейском сражении. Является ли дошедшая до нас речь именно той речью, которую произнес Демосфен на общественном погребении в 338 г., с уверенностью утверждать невозможно. Ее подлинность решительно отрицали Дионисий Галикарнасский и Либаний. С их мнением согласны многие современные исследователи, однако известны и выступления в защиту подлинности этой речи. См., например: Sykutris J. Der demosthenische Epitaphios // Hermes. 1928. Bd. LXIII. S. 242-252.

* * *

(1) Когда государство постановило[1] похоронить на общественный счет мужей, покоящихся в этой могиле, ибо они явили себя доблестными воинами, и поручило мне произвести над ними установленную обычаем речь, я озабочен был прежде всего тем, чтобы воздать им подобающую хвалу; однако подбирая и обдумывая слова, достойные павших, я счел невозможным выполнить эту задачу до конца. В самом деле, если они презрели свойственную всем по природе любовь к жизни и решили лучше с честью умереть, чем, оставаясь в живых, видеть Элладу несчастной, то разве не оставили они память о своем мужестве, которое превосходит любую речь? И все же, кажется мне, я могу высказаться наравне с другими, говорившими здесь до меня. (2) А в какой мере наш город заботится о погибших на войне, можно видеть как из всего прочего, так и особенно из вот этого закона, по которому выбирается оратор на общественные погребения[2]. Зная о том, что храбрые мужи пренебрегают приобретением богатств и наслаждением удовольствиями жизни и, напротив, стремятся к доблести и похвалам, город считал нужным чествовать их такими речами, какие более всего могли бы служить исполнению их желаний, с тем чтобы слава, утвердившаяся за ними при жизни, сопутствовала им и по их смерти. (3) И вот, если бы из того, что относится к доблести, я усмотрел лишь отличающую их храбрость, то, восхвалив ее, я должен был бы закончить свою речь. Но так как судьба одарила их прекрасным происхождением, разумным воспитанием и достойной жизнью, благодаря чему они были превосходными людьми, то я постыдился бы, если бы что-то из этого оказалось мною упущенным. Итак, я начну прежде всего с их происхождения.
(4) Благородство происхождения этих мужей, восходящее к давнему времени, признается всеми людьми. Род каждого из них можно возвести не только к отцу и предкам от поколения к поколению, но и напрямую ко всему отечеству, ибо они, по общему мнению, являются исконными его жителями[3]. Они единственные из всех людей населяют эту страну, из которой происходят и которую передали своим потомкам, так что справедливо было бы считать чужеземцами людей, пришедших в города и называемых их гражданами, хотя их вернее было бы сравнить с приемными детьми, эти же - законные граждане всего отечества по рождению. (5) Насколько я знаю, и плоды, какими кормятся люди, впервые появились у нас; это, оказавшись само по себе величайшим благом для всех, бесспорно доказывает, что эта страна - мать наших предков. Ведь по установлению самой природы все рождающее одновременно дает и пищу рожденному; так произошло и с нашей страной.
(6) Итак, с происхождением предков этих мужей дело обстоит таким образом от века. Что же касается храбрости и вообще доблести, то я об этом пока воздержусь говорить, опасаясь, как бы моя речь не оказалась неуместно длинной. Но то, о чем полезно вспомнить людям сведущим и любопытно послушать никогда не слышавшим, то, что достойно усердного подражания и не делает тягостными длинные речи, вот об этом в общих чертах я и попытаюсь сказать. (7) Предки и отцы нынешнего поколения и затем те, чьи имена указывают на более отдаленное время и по кому распознаются единоплеменники, никогда никого не обидели - ни эллина, ни варвара, - но, будучи благородными и справедливейшими людьми по отношению ко всем остальным, они, отражая врагов, совершили много блестящих подвигов. (8) Они наголову разбили вторгшееся войско амазонок[4], так что отбросили их за Фасис, и изгнали нашествие Евмолпа[5], [фракийцев][6] и многих других не только из своей страны, но и из областей прочих эллинов, которых не смогли ни сдержать, ни одолеть все живущие от нас на запад. Их даже назвали спасителями детей Геракла[7], доставлявшего спасение другим, когда они, бежав от Еврисфея, как умоляющие пришли в эту страну. Вдобавок ко всему этому и к многим другим прекрасным деяниям они не позволили нарушить права мертвых, когда Креонт препятствовал погребению Семерых, ходивших походом на Фивы[8]. (9) Поскольку эти подвиги баснословны, я, о многом умолчав, напомнил лишь о тех, каждый из которых дает столь большую возможность для изящных изложений, что и -пишущие прозой, и поэты в своих стихах, и многие из историков сделали деяния этих мужей предметом своего искусства. Но теперь я скажу о том, что по своей значительности нисколько не уступает этим подвигам, но совсем близко отстоит от нашего времени и не относится ни к преданиям, ни к героическим сказаниям. (10) Они в одиночку дважды победили на суше и на море[9] полчища врагов, вторгшихся из всей Азии, и, сами подвергаясь опасности, стали источником общего спасения всех эллинов. Хотя то, о чем я намереваюсь сказать, уже до меня сказано другими, тем не менее не следует лишать сейчас этих мужей заслуженной и справедливой похвалы: их по праву можно считать более доблестными, чем отправившихся в поход под Трою постольку, поскольку последние, будучи храбрейшими во всей Элладе, за десять лет осады едва взяли одно местечко в Азии, (11) тогда как первые собственными силами не только одолели войско, пришедшее со всего азиатского материка, до того покорившее все остальное, но и отомстили за обиды, нанесенные другим эллинам. Затем, противостоя своекорыстным устремлениям самих эллинов, они переносили все опасности, какие только ни случалось, неизменно приходя на помощь тем из них, на чьей стороне была справедливость, покуда время не привело нас к ныне живущему поколению.
(12) Пусть никто не считает, будто я, не зная, что следует сказать о каждом из этих деяний, ограничился их перечислением. Если бы по сравнению со всеми я был совершенно беспомощным в нахождении нужных мыслей для моей речи, то уже сама их доблесть указывает на то, о чем легко и просто можно рассказать. Но я, упомянув о благородстве происхождения и о великих свершениях наших предков, стремлюсь как можно скорее приступить к рассказу о подвигах вот этих мужей, чтобы воздать им, - ибо знатность происхождения тех и других была общей, - общую хвалу, полагая, что как одним, так и в особенности другим было бы приятно, если бы они взаимно разделили не только от природы унаследованную доблесть, но и похвалу.
(13) Между тем следует на время остановиться и, прежде чем рассматривать их деяния, призвать к благосклонности тех из присутствующих на погребении, кто не связан родством с погибшими. Если бы мне было поручено украсить похороны на пожертвования из собственных средств или с помощью какого-нибудь зрелища - конных или гимнастических состязаний[10], то я тем усерднее и не считаясь с затратами подготовил бы их, чем больше обнаружилось бы, что я сделал это так, как подобает. Но поскольку меня избрали прославить этих мужей посредством речи, то я опасаюсь достигнуть результата, противоположного своему желанию, если не смогу склонить на свою сторону слушателей. (14) Богатство, ловкость, сила и все подобное сами по себе приносят выгоду и дают такое превосходство тем, кто этими благами обладает, что они не испытывают нужды в одобрений остальных людей. Напротив, искусство убеждения словом нуждается в благосклонности слушателей, и с ее помощью, если бы даже было посредственным, оно доставляет славу и почет. Когда же благосклонность отсутствует, речь вызывает у слушателей отвращение, если даже она превосходит всякую меру красоты.
(15) Хотя я мог бы немало сказать о том, за что эти мужи по справедливости заслуживают прославления, я, однако, переходя теперь к их подвигам, колеблюсь, о чем мне следует сказать в первую очередь: все сразу пришедшее мне на ум делает затруднительным выбор предмета рассказа. Тем не менее я попытаюсь расположить свою речь в таком порядке, в каком проходила их жизнь. (16) Они с самого начала отличались во всех науках, прилежно занимаясь теми, которые соответствуют каждой поре возраста, и радовали всех, кого должно радовать, - родителей, друзей, близких. Поэтому еще и теперь память о них родственников и всех друзей от мала до велика, словно идущая по их следам, скорбит о них и распознает все новые приметы, свидетельствующие об их совершенстве. (17) Когда же они достигли зрелого возраста, то проявили свой характер не только перед согражданами, но и перед всеми людьми. Ведь благоразумие, именно благоразумие - начало всякой доблести, а вершина ее - мужество! С помощью первого испытывается, что следует делать, с помощью последнего находят спасение. В том и другом они выдавались больше всего. (18) Когда для всех эллинов возникала общая опасность, они были первыми, кто ее замечал, и часто призывали к общему спасению, что служит доказательством их доброго разумения. И в то время как поведение эллинов отличалось малодушием, соединенным с неведением[11], когда все еще можно было предотвратить, - одно, происшедшее по недосмотру, другое - вследствие притворства, - эти мужи, однако, не стали им мстить, когда они уступили, и пожелали исполнять свой долг, но встав во главе и добровольно предоставив все - людей, деньги, союзников, сражались до конца, не щадя собственной жизни. (19) Когда происходит сражение, то неизбежно одни одерживают победу, другие терпят поражение. Однако, как мне кажется, я могу утверждать: павшие на поле боя как с одной, так и с другой стороны, не причастны к поражению, но те и другие равно одержали победу. Среди живущих судят о победе как о даре божества. Но то, что требовалось от отдельного человека для достижения ее, это сделал каждый, кто сохранил свое место в строю. Если же он, смертный, уступил воле судьбы, то этого, конечно, пожелала судьба, но мужество его не было сломлено врагами. (20) Если враги не вторглись в нашу страну, то причиной этого, я убежден также, была не столько их нерешительность, сколько доблесть этих мужей: тогда сойдясь в том сражении[12], они испытали каждого из них и не захотели снова подвергать себя опасности со стороны родственного им народа; ибо они встретились, по их мнению, с людьми того же характера, но вот тот же жребий, они считали, получить в удел нелегко. Условия мирного договора[13] также ясно показывают, что дело обстоит именно таким образом; ведь нельзя найти более несомненную и прекрасную причину, чем восхищение неприятельского повелителя доблестью погибших, который предпочел заключить дружбу с людьми, близкими по крови, нежели еще раз попытать счастье, поставив все под удар. (21) Если бы кто спросил самих участников сражения, не считают ли они, будто добились успеха благодаря собственной доблести или им помогла своенравная и суровая судьба, а также опытность и отвага их военачальника, то, я полагаю, не нашелся бы столь бессовестный и наглый человек, который стал бы приписывать результаты этих свершений себе. Более того, если божество, как властелин всех обстоятельств, определило успех согласно своему желанию, то следует признать невиновными тех, кто остался в живых: они всего лишь люди. Однако причиной превосходства неприятельского военачальника над выставленными против него полководцами[14], конечно, никто не будет объявлять действия воинов ни с противной, ни с нашей стороны. (22) Если же на кого из людей за это и следует возлагать вину, то на фиванцев, противостоявших ему, а не на всех участников сражения ни с той, ни с нашей стороны. Они, хотя и получили войско, отличавшееся непобедимостью и беззаветностью духа и неуемной жаждой славы, ничему из этого не нашли правильного применения. (23) О прочем каждый судит так, как думает; но что одинаково ясным стало всем живущим людям, так это то, что залогом свободы всей Эллады была жизнь этих мужей: ведь после того как судьба похитила их, никто из остальных не оказал сопротивления. И - пусть недоброжелательство не коснется этих слов! - мне кажется, не погрешил бы против истины тот, кто сказал бы, что доблесть этих мужей была душою Эллады; (24) ибо как только их дыхание рассталось с телом, было уничтожено и достоинство Эллады. Хотя это, пожалуй, может показаться большим преувеличением, тем не менее я должен сказать: подобно тому, как если бы кто лишил света вселенную, то вся остальная жизнь оказалась бы безрадостной и мучительной, так вся прежняя гордость эллинов с гибелью этих мужей погрузилась в мрак и полное бесславие.
(25) Они, конечно, в силу многих причин были вот такими мужами, но нисколько не меньше они были превосходными людьми благодаря способу государственного правления. Господство немногих вселяет страх в граждан, но стыда не внушает; когда же затем наступает военная опасность, то любой и каждый спасает прежде всего себя, зная, что если он подкупит власть имущих дарами или какой-нибудь иной дружеской услугой, то его постигнет лишь незначительный позор, пусть даже он будет вести себя самым гнусным образом. (26) Напротив, правлению народа, заключающему в себе многое другое прекрасное и справедливое, чего должен придерживаться разумный человек, свойственна еще и свобода слова, и ей, поскольку она служит правде, нельзя помешать в обнаружении истины. Не могут же все потворствовать тем, кто совершает постыдные поступки, поэтому на их пути встает только человек, высказывающий справедливые порицания; и тогда те, кто сам не посмел бы сказать худого слова, с одобрением слушают другого, открыто говорящего об этом. Отсюда ясно, что все они, страшась этих порицаний и испытывая чувство стыда перед ожидающим их бесчестием, решительно встретили и опасность, исходящую от врага, и предпочли прекрасную смерть позорной жизни.
(27) Итак, об общих причинах, побудивших всех этих мужей принять славную смерть, я сказал: это - происхождение, воспитание, склонность к достойному образу жизни, принципы всего общественного строя; теперь же я скажу о том, какой стойкостью все они отличались, храня обычаи своих фил. Всем Эрехтидам было известно, что Эрехтей[15], чье имя они носят, ради спасения страны принес в жертву, отдав на верную смерть, своих дочерей, называемых Гиакинфидами. Они считали позорным, если бы оказалось, что онрожденный от бессмертных богов, сделал все возможное для освобождения своего отечества, а сами они поставили преходящую жизнь выше бессмертной славы. (28) Не были в неведении Эгеиды, что Тесей[16], сын Эгея, первым установил равноправие в государстве. Поэтому для них было нестерпимо изменить его политическим принципам, и они решили лучше умереть, чем после их уничтожения влачить жалкое существование на виду у эллинов. Слышали потомки Пандиона предание о том, как Прокна и Филомела, дочери Пандиона[17], наказали Тесея за оскорбление, нанесенное им. И они держались мнения, что их жизнь потеряла бы всякий смысл, если бы они не обнаружили тот же образ мыслей по отношению к тем, кто у них на глазах оскорбляет Элладу. (29) Слышали Леонтиды легенду о дочерях Леоя[18], как те принесли себя в жертву согражданам ради спасения страны. И если те женщины, полагали они, обладали мужской доблестью, то было бы недопустимо, если бы они, будучи мужами, уступили им в храбрости. Помнили Акамантиды стихи Гомера, где он рассказывает, как Акамант[19] ради своей матери Этры отправился в Трою. И какие только превратности он ни испытал, чтобы спасти свою мать. А разве не были готовы они преодолеть любую опасность, чтобы у себя дома спасти всех своих родителей? (30) Не является тайной для потомков Энея[20], что Семела была дочерью Кадма и у нее был сын, чье имя не подобает произносить на этом кладбище, и от него родился Эней, названный их родоначальником. Когда же обоим городам стала угрожать общая опасность, то они решили необходимым бороться изо всех сил за оба. Знали Кекропиды[21] о своем родоначальнике, который частью был драконом, а частью - человеком и как раз потому, что по своему разуму он был подобен человеку, а по могуществу - дракону. И они считали нужным действовать с достоинством, равным этим его свойствам. (31) Помнили потомки Гиппотоонта[22] о браке Алопы, в результате чего родился Гиппотоонт, и они почитают его своим родоначальником; о нем, как приличествует настоящему моменту, я подробно говорить не стану. И они считали своей обязанностью быть достойными продолжателями его деяний. Хорошо известно потомкам Аякса[23] о том, что Аякс, после того как был лишен награды за свои подвиги, посчитал свою жизнь невыносимой. Поэтому, когда судьба наделила наградой другого, они, отражая врагов, предпочли умереть, чтобы ни в чем не уронить своего достоинства. Не забывали Антиохиды, что Антиох[24] был сыном Геракла. И они считали должным или жить в соответствии с унаследованной славой, или прекрасно умереть.
(32) Нет сомнения, оставшиеся в живых родственники погибших достойны сострадания, они потеряли таких мужей, навсегда лишившись ласкового с ними общения; без них и дела отечества пришли в печальное и бедственное состояние. Но справедливо размыслив, их следует назвать счастливыми. Ведь они, презрев краткосрочную жизнь, оставляют великую и неувядающую в веках славу, под сенью которой их дети будут воспитываться в почете, и родители их получат в преклонном возрасте заслуженный уход, тогда как слава этих мужей утешит их в своем горе. (33) И затем, не испытывая физических страданий и не зная душевной боли, какие выпадают на долю живущим, они получают в удел установленные обычаем почести, вызывая величайшее уважение и всеобщее восхищение. Разве их, кого торжественно погребает вся родина, к кому исключительно направлены слова хвалебной речи от лица государства, о ком скорбят не только родственники и сограждане, но и все, что может называться Элладой, и о ком печалится почти весь мир, - разве не следует считать их счастливыми? (34) О них по праву можно сказать, что они сидят рядом с подземными богами и на островах блаженных пользуются почетом, одинаковым с доблестными мужами предшествующих времен. И хотя оттуда не принес весть ни один очевидец, однако те, кого мы, живущие, считаем достойными почестей на земле, они, судим мы, уверенно предполагая, получают те же почести и там. (35) Нет сомнения, трудно облегчить словами большое горе. Но все же нужно попытаться и направить чувства к утешению. Ибо приличествует тем, кто сам ведет начало от доблестных мужей, показать; что они сносят несчастья достойнее остальных людей и владеют собой в любой беде. (36) Это послужило бы для украшения и чести павших мужей и принесло бы великую славу всему государству и его гражданам. Тяжело отцу и матери лишиться детей и оказаться в старости без поддержки самых близких людей. Но с гордостью взирают они, как от имени государства их детям воздаются почести, которые навсегда сохранятся памятником их доблести, и как в их честь устраиваются незабываемые жертвоприношения и общественные игры. (37) Горестно - стать сиротами детям, лишившись отцов. Но прекрасно - унаследовать отцовскую славу. И если причиной этого скорбного удела мы признаем божество, которому в силу нашей человеческой природы мы должны подчиниться, то причину этого высокого подвига мы видим в решимости тех, кто добровольно избрал прекрасную смерть.
Что касается меня, то в своей речи я стремился не к тому, чтобы сказать много слов, а чтобы сказать правду. Вы же, оплакав и совершив то, что полагается по отеческим обычаям, возвращайтесь домой.

[2] На существование такого закона указывает Фукидид (II. 34). Кандидатура оратора для произнесения надгробной речи выдвигалась Советом 500 и утверждалась народным собранием (Платон. Менексен. 234b).

[3]  Мотив, обычный для надгробных речей. Он часто использовался в политических целях. Притязая на автохтонность, афиняне претендовали и на особое положение среди остальных греков.

[4] Легендарное племя женщин-воительниц, обитавшее на реке Фермодонт в Малой Азии или в предгорьях Кавказа и у озера Меотиды (Азовское море). Афинский царь Тезей вместе с Гераклом совершил поход против амазонок и взял себе в жены их царицу Антиопу. Амазонки осадили Афины, но были разбиты Тезеем.

[5] Евмолп — фракийский царь, сын Посейдона и Хионы, пришел на помощь Элевсину в войне с Афинами. Победа осталась на стороне афинян.

[6] фракийцев... — дополнение Ф. Бласса.

[7] После гибели Геракла аргосский царь Еврисфей стал преследовать его детей, которые укрылись в Афинах у алтаря Милосердия. Не добившись от афинян выдачи сыновей Геракла, Еврисфей вторгся в Аттику, но потерпел поражение от афинского царя Тезея.

[8] Ставший царем в Фивах после гибели Этеокла Креонт, поправ древний обычай, отказался выдать родственникам тела погибших аргивян для погребения. Тогда те обратились за помощью к афинянам. Под командованием царя Тезея афиняне восстановили справедливость и с подобающими почестями предали земле убитых аргосских вождей. Поход получил название похода Семерых против Фив по семи объединенным отрядам и стоявшим во главе их семи вождям, отправившимся на Фивы вследствие вражды между сыновьями Эдипа Этеоклом, занимавшим царский престол в Фивах, и претендовавшим на него Полиником.

[9]  Имеются в виду две знаменитые битвы времени греко-персидских войн — при Марафоне в 490 г. и Саламине в 480 г.

[10]  О различного рода состязаниях, приуроченных к торжественному погребению погибших воинов, кроме Демосфена упоминают еще Лисий (II. 80) и Платон (Менексен. 249Ь). Начиная с I в. до н.э., в Афинах проводился праздник Эпитафий, составной частью которого были состязания вооруженных эфебов в беге с факелами.

[11]  Имеются в виду политическая разобщенность и отсутствие единства в действиях греческих полисов в период захватнических войн Филиппа и создание афинянами антимакедонского союза при участии ранее недружественно настроенных к Афинам государств — Хиоса, Коса, Родоса, Фив. и др.

[12] Битва при Херонее, происшедшая в августе-сентябре 338 г.

[13] Мир, заключенный с Филиппом при посредничестве оратора Демада и называемый его именем, не был слишком тягостным для Афин. Афины, уступив гегемонию македонскому царю, сохранили свою независимость.

[14] По общему мнению, причиной поражения союзных войск при Херонее была бездарность афинских и особенно фиванских военачальников. По одному из условий договора о военном союзе главное командование осуществляли фиванцы. Один из трех афинских стратегов, Лисикл, был даже приговорен к смертной казни.

[15] Эрехтей — афинский царь, чтобы в войне с Элевсином победить Евмолпа, по указанию оракула должен был принести в жертву одну из своих дечерей. Узнав об этом, все четыре дочери Эрехтея добровольно отдали себя на смерть. Одна из традиций называет дочерей Эрехтея Гиакинфидами — по аттическому холму Гиакинф, на котором они будто бы были принесены в жертву.

[16] Царю Тезею, национальному афинскому герою, приписывается ограничение царской власти и установление демократии, а также целый ряд государственных преобразований — объединение жителей Аттики в единый народ и единое государство, разделение граждан на эвпатридов, геоморов и демиургов, учреждение праздника Панафиней и др.

[17] У афинского царя Пандиона было две дочери. Одну из них, Прокну, он отдал замуж за фракийского царя Терея. Но Терей, влюбленный в ее сестру Филомелу, уверив последнюю в смерти Прокны, заточенной им в укромном месте, женился на ней. Затем он отрезал ей язык и заключил в тюрьму. Филомела, выткав на пеплосе письмо, сообщила о случившемся своей сестре. Прокна разыскала ее, убила своего сына от Терея Итиса и, накормив его мясом Терея, бежала вместе с сестрой. Терей бросился в погоню, но они взмолились к богам, и те превратили их в птиц — Прокну в соловья, Филомелу в ласточку, а Терея в удода.

[18] Леой был сыном Орфея и имел трех дочерей, обычно называемых Леокорами. Когда страну охватил великий голод, то дельфийский оракул предсказал, что голод прекратится, если Леокоры принесут себя в жетву. Дочери Леоя приняли добровольную смерть. В их честь благодарные граждане возвели в Керамике святилище — Леокорион.

[19] В гомеровских поэмах Акамант, сын Тезея и Федры, не упоминается. Участником Троянской войны его изображают лишь поэты киклических поэм. После взятия Трои он встречается с.Этрой, матерью Тезея, т. е. своей бабкой, которая, похищенная Диоскурами, затем сопровождала Елену в Трою в качестве рабыни-служанки (Гомер. Илиада. III. 144).

[20] Эней — внебрачный сын царя Пандиона. Упоминая имена царя Кадма, основателя Фив, и его дочери Семелы, родившей Диониса, бога вина и веселья, автор речи вопреки традиции называет Энея сыном Диониса, производя имя от созвучного по-греческого слова «вино» (οι̃ νος). Оба города — союзные Афины и Фивы, сражавшиеся в Херонейской битве против македонян.

[21] Фила, получившая наименование по Кекропу, рожденному Землей получеловеку-полузмею, ставшему первым царем страны. С ним и его внешним обликом наиболее тесно связывалось представление об автохтонности жителей Аттики.

[22] Гиппотоонт — сын Посейдона и Алопы. Алопа, дочь элевсинского царя Керкиона, тайно родила сына от Посейдона и бросила его. Гиппотоонта нашли и воспитали пастухи. Когда было установлено происхождение Гиппотоонта, то отец приговорил свою дочь к смерти, но ее спас Посейдон, превратив в источник. Позже Тезей убил Керкиона и передал власть в Элевсине Гиппотоонту.

[23] Аякс Теламонид, сын Теламона и Перибеи, царь Саламина.

[24] Антион — сын Геракла и Меды, дочери царя дриопов Филанта, над которым одержал победу Геракл (Диодор. IV. 37; Павсаний. X. 10. 1).