Речь написана Демосфеном по заказу Диодора, вероятно, летом 353 г. Некоторые отрывки этой речи повторяют текст из речи Демосфена "Против Андротиона".

Содержание Либания

(1) И в этой речи обвинителем является Диодор. Он выступает против весьма гуманного закона и поэтому пытается оклеветать законодателя, стараясь бросить тень на причину, вызвавшую этот закон к жизни, и на намерения человека, его предложившего. Закон же, который предложил Тимократ, заключается в следующем. "Если кто-либо из афинян, задолжавших казне, дополнительно осужден на заключение в тюрьме или будет осужден в будущем, ему (или лицу, выступающему от его имени) разрешается выставить поручителей, утвержденных народом, за сумму его долга, которые должны поручиться в том, что до условленного срока долг будет уплачен. При этом условии осужденный имеет право оставаться на свободе. В случае если долг не будет уплачен в установленный срок, лицо, за которое поручились, должно быть заключено в тюрьму, а имущество поручителей конфисковано". (2) Обвинитель доказывает, что, составляя этот закон, автор его исходил не из интересов общества, а внес свой законопроект ради Андротиона, Главкета и Меланопа. Далее обвинитель рассказывает, что указанные лица, когда они были отправлены послами в Карию и плыли на триере, напали на купеческий корабль из Навкратиса и ограбили купцов. Навкратийцы прибыли в Афины и обратились с просьбой к афинскому народу о возвращении имущества, но народ постановил, что эти деньги являются добычей, захваченной у врагов, и не должны быть возвращены купцам. (3) После описанных событий от триерархов Архебия и Лисифида, командовавших кораблем, на котором плыли названные выше лица вместе с Андротионом, потребовали выдачи этих денег. Так как денег у триерархов не оказалось, а послы признались, что деньги у них, им предстояло либо немедленно эти деньги выплатить, либо быть привлеченными к суду согласно законам о лицах, задолжавших казне. Вот эти события и послужили причиной того, говорит далее обвинитель, что Тимократ предложил этот закон с целью оказать им помощь. Тимократ же заявляет, что Андротион и те, кто был с ним, деньги эти выплатили. Отсюда ясно вытекает, что он внес указанный выше законопроект, вовсе не имея в виду их интересы.
Диодор выступает против этого закона, имея в виду и другую его особенность. Ведь он был предложен, как он считает, в нарушение существующих законов, определяющих порядок законодательной деятельности. Диодор заявляет также, что этот закон противоречит другим, более ранним и что он наносит вред обществу.

Другое содержание

Когда афиняне вели войну против царя, было принято постановление, согласно которому вражеские суда подлежали захвату, а взятые на них ценности - передаче в казну. В это же время Мавсол, сатрап Карий, напал на близлежащие острова. Жители островов, терпя бедствия, обратились с просьбой к афинянам, призывая их на помощь. Афиняне решили вначале предъявить свои обвинения карийцу через послов. Итак, они отправляют Андротиона, Меланопа и Главкета к правителю Карий Мавсолу, мужу и брату Артемисии, которые должны были предъявить ему обвинение в том, что он нападает на острова, нанося ущерб эллинам, в угоду царю. Эти послы, натолкнувшись в пути на корабль из Навкратиса, везший груз из Египта (перевозили же послов триерархи Архебий и Лисифид), доставили это грузовое судно в Пирей. Египтяне обратились с просьбой к афинянам, выступив перед ними в народном собрании, но, несмотря на их просьбы, народ конфисковал эти деньги на том основании, что жители Египта принадлежали к стану врагов. Существовал закон, согласно которому лицо, пользовавшееся казенными деньгами в течение целого года, должно было возместить эти деньги казне в двойном размере. Указанные выше послы, задержавшие у себя сумму в девять талантов и тридцать мин (вырученную после продажи груза с захваченного судна), были привлечены к ответственности как должники государственной казны, и им предстояло уплатить сумму долга в двойном размере. В это время афинский народ испытывал недостаток в средствах, и некий демагог по имени Аристофонт составил постановление, согласно которому надлежало избрать следственную комиссию по делу о розыске государственных должников, пытающихся уклониться от уплаты, с тем чтобы эта комиссия предъявила им обвинения. В качестве обвинителя выступил Евктемон (который несколько ранее выступал в суде против Андротиона, а здесь выступает против Тимократа), обвиняя Архебия и Лисифида в том, что они захватили груз с египетского корабля стоимостью в девять талантов и тридцать мин. Он составил обвинение таким образом, чтобы избежать явного столкновения с Андротионом, но, обвиняя триерархов, он втайне злоумышлял и против Андротиона. После разбора дела в суде между послами и триерархами послы были признаны виновными и должны были возвратить деньги. (4) Поскольку закон предписывал, чтобы должника на второй год[1] заключали в тюрьму до тех пор, пока он не выплатит долга, послы должны были подвергнуться тюремному заключению. Когда наступил указанный срок и начался второй год - с наступлением которого послы должны были подвергнуться тюремному заключению, - Тимократ внес следующий законопроект: "Если какое-либо лицо из числа государственных должников дополнительно осуждено на тюремное заключение или будет осуждено в будущем, то ему разрешается остаться на свободе, если оно представит трех поручителей (которых должно утвердить народное собрание), обязующихся уплатить долг. Если должник долга не уплатит и не уплатят его поручители, то человек, за которого поручились, должен быть заключен в тюрьму, а имущество поручителей - конфисковано. (5) Диодор и Евктемон опротестовали этот законопроект как противоречащий существующим законам, несправедливый и вредный. Андротион, Главкет и Меланоп, поняв, что дело начато из-за них, уплатили девять талантов и тридцать мин. Они, вероятно, не стали бы платить, если бы обвинители не выступили с указанным заявлением. Но все-таки они деньги уплатили.
С обвинением выступают Евктемон и Диодор, заявляя, что законопроект составлен в интересах послов. Если они и уплатили деньги в период, предшествовавший разбору дела, то они сделали это из-за того, что обвинение против них было уже выдвинуто, так что должно подвергнуться осуждению само намерение законодателя. (6) Оратор тем не менее детально разбирает сам закон, доказывая, что он вреден и по другой причине: он внесен противозаконным образом, противоречит прежним законам, и в других отношениях несправедлив, и приносит вред государству своим содержанием. По этой причине в речи развиваются две основные темы: первая заключается в том, что закон внесен в интересах послов, вторая же сводится к тому, что законопроект противоречит существующим законам, вреден и несправедлив. (7) Поэтому если бы Тимократ смог оправдаться перед обвинением, что закон внесен в интересах послов, то он не смог бы избежать ответственности за порочность самого законопроекта. Диодор имел возможность обвинить законодателя в том, что он внес порочный законопроект, противоречащий прежним законам: этой темы ему вполне хватило бы для обвинительной речи. Ныне же он использовал с целью опорочить законодателя и мотив, касающийся послов. (8) Первая тема, касающаяся причины, по которой Тимократ предложил свой закон, носит предположительный характер: расследуется вопрос, выдвинул ли он свой законопроект в интересах послов или же нет. Вторая тема, касающаяся самого закона, носит прагматический характер. В целом же все обвинение, как выдвинутое против определенных точно оговоренных положений является делом прагматическим. Я называю точно оговоренным положением не такое, где можно отыскать некое другое содержание, как это бывает при расследовании дела предположительного характера, и не такое, которое связано с самим мастерством и представившейся возможностью, как это бывает при опровержении. В этом случае предметом расследования является прошлое, в прагматическом же речь идет о будущем. Точно оговоренные положения должны содержаться в законах и постановлениях.
(9) В этой речи четыре главных тезиса. Первый связан с законом и носит двойственный характер, касаясь как личности, так и существа дела, то есть самого содержания закона как противоречащего уже существующим. Второй тезис касается принципа справедливости, третий - полезности (где доказывается, что этот закон вреден), четвертый - возможности (где доказывается, что этот закон неосуществим). Эти четыре главных тезиса и составляют предмет обсуждения. Тезис, направленный против послов, оратор развивает в катастасисе[2] и в отступлении явно с целью опорочить противника. (10) Вследствие того что законопроект представляется необыкновенно гуманным, освобождая людей от пребывания в тюрьме, оратор выдвигает против этого законопроекта многие доводы и более всего указанные два положения. Первое из них касается послов. Цель здесь состоит в том, чтобы слушатели, проникшись недоверием к автору закона, убедились в его корыстной заинтересованности - как законодателя, действовавшего в интересах ораторов и политических деятелей, стремящихся расхищать общественное достояние. Во-вторых, оратор упирает на вредность закона (при помощи которого законодатель хочет отнять у государства возможность собрать все долги с должников), на несправедливость, заключающуюся в гуманном обращении с недостойными заключенными. Что касается возможности осуществления закона, то оратор утверждает, что его невозможно ввести в практику государственной жизни, если бы мы даже этого захотели: ведь он подорвет самые основы демократического государственного устройства. (11) Не следует оставлять без внимания и тот факт, что принцип законности в речи разработан самым полным образом, тогда как принципы справедливости, и полезности, и возможности оказываются взаимосвязанными. Среди них на первый план выступает принцип полезности, но он подкрепляется аргументами о справедливости, несправедливости и невозможности. Ведь все несправедливое вредно; что же касается невозможности, то оратор вынужден основываться на этом же рассуждении - "то, что невозможно, одновременно является и вредным". Поскольку Тимократ особенно широко распространялся насчет гуманности своего закона, а эта гуманность может быть соотнесена со справедливостью, Демосфен по этой причине повсюду в речи упирает на принцип вредности, доказывая, что закон принесет государству ущерб и подвергнет его опасности.

Речь

(1) Что касается того, граждане судьи, кто виновник настоящего судебного процесса, то я полагаю, что и сам Тимократ не осмелится возразить, будто им является кто-либо иной, а не он сам. Желая лишить государство немалых денег, он внес закон, противоречащий всем прежним законам, - закон негодный и несправедливый, граждане судьи! Выслушав все то, что я сейчас скажу, вы сможете ясно себе представить, насколько этот закон - если он будет утвержден - подорвет все основы нашей жизни и нанесет вред общему делу. Об одном же, что я считаю самым главным и что представляется совершенно ясным во всем этом деле, я хочу сказать вам прежде всего. (2) Речь идет о ваших голосах - этот закон полностью обесценивает и лишает силы ваши голоса, которые вы, принеся клятву, подаете при решении всех дел. Не приходится даже говорить о том, чтобы этот закон мог в чем-то быть полезным для государства! В самом деле, может ли он на это претендовать в то время, когда он лишает полномочий учреждения, на которых, как представляется, основано наше государственное устройство, а именно суды, отнимая у них право наказывать в соответствии с законами тех людей, которые совершают преступления? Цель этого закона состоит в том, чтобы дать некоторым лицам, вот уже много лет пользующимся тем, что вам принадлежит (расхитив при этом немало вашего добра), возможность не возвращать того, что они столь явным образом украли.[3] (3) Ведь гораздо легче частным образом угодить кому-либо, чем защищать ваши справедливые права. В то время как он получил деньги от них, прежде чем выдвинуть этот закон, предлагаемый ради их частных интересов, я, выступая в ваших интересах, подвергаюсь опасности штрафа в 1000 драхм. Вот насколько далек я от мысли добиться от вас какой-либо выгоды! (4) Большинство тех людей, которые представляют законопроекты, касающиеся всего общества, обычно заявляют, что предложения, выдвигаемые ими перед народом, являются для вас наиболее полезными и заслуживают наибольшего внимания с вашей стороны. Хотя некоторые люди уже сделали такие заявления, и притом вполне уместным образом, я полагаю, что настал момент, вполне подходящий для такого заявлений и с моей стороны.[4] (5) Можно ли назвать что-либо иное, кроме законов, на которых прежде всего основаны благосостояние нашего государства, его демократическое устройство и свобода? На этот вопрос, я полагаю, каждый с уверенностью ответит отрицательным образом. Но в связи с этим законом перед вами стоит выбор: или признать недействительными все остальные законы, которые вы принимали против лиц, наносящих ущерб государству, или же, напротив, отвергнуть этот закон и сохранить в нашем государстве все остальные. Таково существо дела, если определить его самым кратким образом, - дела, по которому вы должны вынести свое решение.
(6) Но для того, чтобы никто из вас не удивился, почему вдруг я, прожив (как я убеждаю себя сам) скромно и умеренно всю свою жизнь, ныне оказался втянутым в тяжбы и судебные процессы по делам, касающимся всего общества, - по этому поводу я хотел бы в нескольких словах дать вам объяснение. Оно не будет чем-то излишним, не относящихся к делу. Ведь я, граждане афинские, выступил против человека порочного, сварливого и ненавистного богам, с которым перессорилось все наше государство,[5] а именно против Андротиона. (7) Я был им обижен намного сильнее, чем Евктемон, ибо Евктемон поплатился только деньгами, я же, в случае если бы Андротиону удалось добиться цели, которую он ставил, преследуя меня, был бы не только лишен состояния, но и самой жизни. При этом общий для всех удел - уход из жизни - был бы обставлен для меня не самым легким образом. Намереваясь обвинить меня в том, о чем благоразумный человек и сказать бы побоялся, а именно в том, будто я убил своего отца, он выступил против меня с обвинением в нечестивости[6] и привлек меня к судебной ответственности. В этом процессе он не собрал и пятой части голосов судей в пользу своего обвинения и был присужден к штрафу в 1000 драхм. Я же, как это и следовало по справедливости ожидать, был оправдан, более всего благодаря милости богов, а также благодаря вам, судьям. (8) Человека, который, поправ всякую справедливость, выступил против меня с таким обвинением, я стал считать своим непримиримым врагом. Далее, видя, как совершаются преступления против всего нашего государства, как в деле взимания недоимок по эйсфоре, так и в подготовке священных сосудов для торжественной процессии, и обратив внимание на то, что Андротион, имея в распоряжении большие средства (принадлежащие и государству, и божеству, и эпонимным героям), их не возвращает, я выступил против него вместе с Евктемоном,[7] полагая, что наступил самый подходящий момент прийти на помощь государству и заодно отомстить за бесчинства, которые я от него перенес. Я надеялся тогда на исполнение своего желания,[8] а также на то, что этот человек понесет заслуженное наказание. (9) Хотя дело было совершенно бесспорным и Советом вначале было принято осуждающее решение, народное собрание потратило затем целый день на его обсуждение, а позже к ним присоединились два дикастерия, состоявшие из тысячи и одного члена,[9] вынесшие свое решение путем голосования. Когда у Андротиона уже не оставалось никакой уловки, чтобы присвоить себе ваши деньги, этот вот самый Тимократ проявил столь великое пренебрежение к установленному порядку, что внес законопроект, с помощью которого он лишал богов их священных сокровищ, отнимал у государства принадлежащие ему средства,[10] и аннулировал все решения Совета, народного собрания и суда. Этот закон также предоставляет полную свободу действий всем желающим расхищать общественное достояние. (10) Чтобы спасти государство от всех этих бедствий, мы нашли лишь это единственное средство, состоящее в подаче письменной жалобы против законопроекта, при помощи которой мы, обратившись к вам, смогли бы добиться отклонения этого закона.
Прежде всего я коротко изложу вам события, имевшие место в самом начале, чтобы вы лучше узнали дело и смогли бы последовательно учесть все порочные положения, заключающиеся в этом законе. (11) Перед вами выступил с проектом постановления Аристофонт,[11] чтобы была создана комиссия следователей и чтобы те граждане, которые знают лиц, владеющих деньгами, принадлежащими божеству или государству, доставили сведения об этих лицах названным следователям. Вслед за этим Евктемон сообщил, что Архебий и Лисифид, будучи триерархами, присвоили себе деньги навкратийцев[12] - девять талантов и тридцать мин. Дело дошло до Совета, был составлен проект решения.[13] Когда народное собрание было созвано, народ решил, что дело необходимо обсудить.[14] (12) Тут Евктемон, встав, поведал собранию и о многих других событиях, а также подробно рассказал, как триера, на которой находились Меланоп, Главкет и Андротион, плывшие послами к Мавсолу, захватила судно, как люди, которым принадлежали ценности, захваченные на этом корабле, обратились к вам в качестве просителей[15] и как вы отвергли их мольбу, решив, что захваченный груз является имуществом, принадлежащим врагам.[16].. Напомнив вам обо всех этих событиях, он прочел законы, в соответствии с которыми ценности, захваченные подобным образом, должны стать собственностью государства. Его выступление было единогласно вами одобрено. (13) Тут вскочили Андротион, Главкет и Меланоп (следите теперь, правду ли я говорю!) и стали кричать, негодовать, ругаться между собой и оправдывать триерархов. Они признались в том, что деньги эти у них были, и просили предоставить им возможность отыскать эти деньги среди них троих.[17] После того как вы выслушали их и эти лица перестали кричать, внес предложение Евктемон - наиболее справедливое, какое только было возможно в создавшемся положении. Согласно этому предложению вы получали право взыскать деньги с триерархов, те же, в свою очередь, получили возможность затребовать эти деньги у тех, кто их присвоил. В случае возникновения спора дело подлежало рассмотрению в суде, и признанный виновным должен был выплатить эти деньги государству. (14) И вот привлеченные к ответственности выдвигают обвинение в противозаконности этого предложения, оно передается на ваше рассмотрение. Чтобы быть кратким, скажу только, что оно было признано соответствующим законам, и обвинение было снято. Что же должно было последовать? Только то, что государству полагалось получить деньги, а лицам, их присвоившим, - понести наказание. Не было никакой надобности в применении каких-либо новых законов.
До указанного момента этот самый Тимократ не давал повода к тому, чтобы вы пожаловались на ущерб, понесенный по его вине. Но после этого ответственность за все, что произошло и о чем я говорил выше, лежит на нем, и нет такого вреда, которого бы он вам не причинил. Он продался вот этим людям, содействуя их хитростям и мошенническим проделкам; став их помощником, он взял на себя ответственность за все их преступления, как я вам сейчас ясно докажу. (15) Прежде всего необходимо напомнить вам о времени и стечении обстоятельств, послуживших ему предлогом для внесения законопроекта; вы сейчас увидите, каким презрением к вам он был переполнен, чтобы над вами надругаться. Был тогда месяц Скирофорион,[18] когда потерпели в суде поражение лица, выступившие с обвинением против Евктемона. Наняв тогда этого человека и не собираясь поступить по справедливости, чтобы удовлетворить ваши требования, они стали распространять по агоре слухи через своих людей, будто готовы уплатить деньги в одинарном размере, но не имеют возможности возместить их в двойном. (16) Это была хитрость (заключавшая в себе и надругательство), подготовленная с тем, чтобы незаметно для вас протащить этот закон. Доказательством тому, что дело обстояло именно так, могут послужить последовавшие затем действия этих людей. В то время они еще ни одной драхмы из указанной суммы не вернули и с помощью одного закона лишили силы и значения большинство -остальных существующих законов. И этот один закон был самым позорным и самым опасным из всех, которые когда-либо у вас принимались.
(17) Теперь я хочу, кратко остановившись на существующих законах, в соответствии с которыми подаются подобные жалобы, сказать и о самом законе, против которого я выступаю с настоящим обвинением. Выслушав мои соображения, вы сможете лучше разобраться и во всем остальном. В существующих у нас законах, граждане афинские, имеются ясные и точные предписания, определяющие порядок, в соответствии с которым должно осуществляться законодательство. (18) И прежде всего там точно указывается время, когда полагается выступать с предложениями новых законов. Но даже тогда с законопроектами может выступать далеко не каждый, кому заблагорассудится это делать. Существующие положения требуют, во-первых, чтобы текст закона был написан и выставлен на обозрение для всех желающих с ним познакомится перед статуями эпонимных героев.[19]. Во-вторых они требуют, чтобы тот закон распространялся на всех без исключения, а также отмены всех предшествующих законов, которые этому новому закону противоречат, >- не говоря уже о других требованиях, изложение существа которых, как мне кажется, не представляет для вас интереса в настоящий момент; В случае нарушения любого из этих предписаний каждый гражданин имеет право выступить в качестве обвинителя. (19) Если бы Тимократ не должен был нести ответственности за нарушение всех указанных выше предписаний - а нарушил он их все без исключения, внося свой законопроект, - можно было бы ограничиться, выступая против него, одним обвинением, каким бы оно ни было. Но теперь встает необходимость говорить обо всех допущенных им нарушениях законов, останавливаясь на каждом в отдельности.
Я начну с нарушения, которое он допустил в самом начале, а именно с того, как он вносил свой законопроект в противоречии со всеми законами,[20] затем по порядку остановлюсь на остальных нарушениях, если вы пожелаете все это выслушать. Возьми названные мною законы и прочитай их. Отсюда сразу станет ясно, что Тимократ ни одного предписания, содержащегося в этих законах, не выполнил. Вы же, граждане судьи, отнеситесь со вниманием к законоположениям, которые будут сейчас оглашены.
(Порядок голосования законов)[21]
(20) "В одиннадцатый день первой притании, на народном собрании, после того как глашатай обратился с молитвой к богам, должно производиться голосование законов: в первую очередь законов, касающихся деятельности Совета, во вторую очередь - общих законов,[22] затем тех, что связаны с деятельностью девяти архонтов, и, наконец, тех, что связаны с деятельностью остальных должностных лиц. Первыми пусть голосуют те, кто считает законы, регулирующие деятельность Совета, удовлетворительными, вторыми - те, кто считает их неудовлетворительными. Затем в таком же порядке голосуются общие законы. Голосование законов производится согласно существующим установлениям. (21) Если какие-либо из существующих законов будут в результате голосования отклонены, то пританы, под руководством которых проводилось голосование, должны созвать для обсуждения отклоненных законов последнее из трех последующих народных собраний.[23] Проедры, которые будут председателями в этом народном собрании, должны после жертвоприношений первым делом заняться вопросом о номофетах - о том, чем они будут руководствоваться в своей деятельности, а также о деньгах на их содержание. Сами номофеты должны избираться из числа лиц, принесших клятву гелиастов. (22) Если пританы не соберут народного собрания согласно предписанным установлениям или же проедры не выполнят своих обязанностей согласно этим же предписаниям, то каждый из пританов должен уплатить штраф в 1000 драхм в священную казну Афины, а каждый из проедров - уплатить штраф в 40 драхм[24] в священную казну Афины. Обвинение против них должно рассматриваться у фесмофетов в том же порядке, в каком преследуются лица, которые, будучи должниками казны, заняли общественную должность. Лица, которым предъявлено подобного рода обвинение, должны быть доставлены фесмофетами в суд согласно закону: в противном случае фесмофеты не будут включены в состав Ареопага как лица, воспрепятствовавшие исправлению законов. (23) Перед собранием каждый афинский гражданин по желанию имеет право выставить перед изображениями эпонимных героев написанный текст закона, который он хотел бы провести в жизнь, чтобы в соответствии с общим количеством предложенных законов народ вынес свое решение о времени, которое должно быть предоставлено номофетам. Человек же, предложивший новый закон, должен написать его на выбеленной доске и выставлять его перед статуями эпонимных героев ежедневно, пока длится работа народного собрания.[25] На собрании должны также избираться защитники законов[26] перед народом - тех законов, отмены которых требуют номофеты, а именно пять граждан из числа всех афинян, на одиннадцатый день месяца Гекатомбеона".[27]
(24) Все эти законы, граждане судьи, существуют уже давно, и много раз на деле доказывали, насколько полезны они для вас. Никто ни разу не пытался заявить, будто они нехороши, и это естественно: они ни в малейшей мере не побуждают граждан к жестоким или насильственным действиям или к установлению олигархического строя, но, напротив, требуют во всем гуманного отношения к людям и проникнуты демократическим духом. (25) Прежде всего они поставили в зависимость от вашего голосования вопрос о том, следует ли вносить новый законопроект или же следует считать достаточными старые законы. Затем, если вы проголосуете за выдвижение новых законов, указанные законы требуют, чтобы эти законопроекты выдвигались не сразу. Законы назначили для этой цели третье народное собрание, но даже на этом собрании они не допускают выдвижения самого законопроекта, а разрешают лишь рассмотреть вопрос о форме деятельности номофетов. В промежуточное же время законы предписывают всем желающим внести на рассмотрение новый законопроект - выставлять его перед статуями эпонимных героев, чтобы каждый желающий мог его прочесть, и если заметит нечто могущее принести вам вред, чтобы он мог сказать об этом и иметь достаточно свободного времени для возражений. (26) В то время как у нас существуют столь многочисленные требования к лицам, желающим предложить новый закон, этот вот Тимократ ни одного из них не выполнил. Он не выставлял текста нового закона, не предоставил возможности познакомиться с ним тем людям, которые пожелали бы возразить против этого законопроекта, не выждал ни одной из положенных отсрочек, предписанных законами, и после собрания (на котором вы провели голосование о законах, на одиннадцатый день месяца Гекатомбеона) внес свой законопроект в двенадцатый день месяца Гекатомбеона, сразу же на другой день после собрания. Он сделал это во время праздника Кроний,[28] когда по этой причине Совет был распущен. Воспользовавшись этим, он провернул дело вместе со злоумышлявшими против вас лицами, назначив специальным постановлением номофетов под предлогом праздника Панафинеи.[29] (27) Хочу огласить перед вами текст самой псефисмы, утвержденной большинством голосов, чтобы вы увидели, как они все согласовали между собой, и никакая случайность здесь не могла иметь места. Возьми псефисму и прочитай ее судьям.
(Псефисма)

"В дежурство филы Пандиониды,[30] первое в этом году, на одиннадцатый день ее притании, Эпикрат внес предложение, чтобы пританы филы Пандиониды на следующий день созвали номофетов, число которых должно равняться 1001 человеку из числа принесших клятву гелиастов, причем Совет должен принять участие в работе номофетов[31] для принесения жертв и обеспечения требуемых расходов на эти цели, а также для подготовки всего того, что может понадобиться для праздника Панафинеи".

(28) Смотрите же, как ловко автор псефисмы, выдвигая в качестве предлога финансовые вопросы и подготовку к празднику, обошел законы, требующие определенной отсрочки, и сам на свою ответственность назначил на завтра заседание номофетов. И он сделал это - клянусь Зевсом! - не для того, чтобы как можно лучше провести празднование Панафинеи (ведь уже ничего не оставалось такого, что требовало бы дополнительных забот, никаких недоделок не было!), а с той целью, чтобы при полном отсутствии лиц, которые могли бы догадаться, в чем дело, а также в отсутствие тех, кто захотел бы возразить против такого закона - выдвинуть и утвердить этот закон, являющийся ныне предметом судебного спора. (29) И вот доказательство этому. Когда номофеты заседали, никто не предложил никакого закона, который бы касался этих вопросов, связанных с подготовкой и проведением празднования Панафинеи - ни плохого ни хорошего! А вот о предмете, о котором псефисма умалчивала, а законы запрещали что-либо предпринимать, Тимократ этот самый в обстановке полнейшего спокойствия внес законопроект, отдав предпочтение отсрочке, вытекающий из постановления, перед отсрочкой, предписанной законами. Его ничуть не потревожило то, что все вы соблюдали в это время правила священных дней месяца, когда законом предписывалось не творить никаких обид друг другу ни в частном, ни в общественном деле, не заниматься никакими другими делами, кроме связанных с праздником. И в такое время он на виду у всех решился совершить тяжкую несправедливость, не какому-то случайному человеку, но всему государству! (30) Разве это не чудовищно? Ведь он хорошо знал, что законы, которые вы только что услышали, сохраняют свою силу; он также хорошо знал, что в соответствии с другим законом никакое другое постановление, даже законным образом принятое, не может быть поставлено выше закона. И несмотря на все это, он предложил и провел новый закон, основываясь на постановлении, содержание которого - он это хорошо знал - противоречило существующим законоположениям! (31) И разве это не ужасно, что государство, обеспечившее безопасность каждому из нас, предоставив нам гарантию от какого-либо вреда или ущерба, на время священных дней месяца, само не смогло защитить свою безопасность от Тимократа и претерпело с его стороны тягчайшую несправедливость в эти самые священные дни?! Действительно, можно ли себе представить более тяжкий ущерб, который частное лицо способно нанести государству, чем отмена законов, лежащих в самой основе его существования?
(32) Из всего сказанного выше легко можно увидеть, что Тимократ ничего не сделал из того, что следовало сделать и что предписывалось законами. Но вам сейчас со всей определенностью станет ясно, что Тимократ не только нарушил законы, оставив без внимания отсрочку, которая была ими предусмотрена, что он совершенно лишил вас возможности обсудить и рассмотреть все вопросы, связанные с этим, и стал выдвигать свой закон в священные дни месяца; он ведь нарушил законы и в том отношении, что предложил законопроект, противоречащий всем прежде существовавшим правовым установлениям. Возьми и прочитай прежде всего этот закон, который совершенно определенным образом запрещает вносить законопроекты, противоречащие прежним законам; если же кто-нибудь так поступит, ему должно быть предъявлено обвинение в судебном порядке.
(Закон)

(33) "Никто не имеет права отменить какой-либо закон из числа существующих, за исключением того случая, когда это происходит в комиссии номофетов. Только тогда разрешается любому афинскому гражданину отменить закон, предложив вместо отменяемого им другой. Предварительное голосование по поводу этих законов должны провести проедры: первое голосование по поводу действующего закона, является ли он полезным для афинского народа или не является, а второе голосование по поводу предлагаемого законопроекта. Тот, за который проголосуют номофеты, должен войти в силу. Никому не должно быть дозволено предлагать закон, противоречащий уже существующим. Если же кто-нибудь, отменив какой-либо из существующих законов, предложит вместо него другой, приносящий вред народу афинян или противоречащий какому-либо из существующих законов, против такого законодателя должно быть выдвинуто обвинение в судебном порядке в соответствии с законом, который карает лиц, предлагающих законопроекты, наносящие ущерб государству".

(34) Вы слышали, о чем говорит закон. Я считаю его ничуть не менее заслуживающим похвалы, чем многие другие прекрасные законы, установленные в нашем государстве. Обратите внимание на то, с какой силой и насколько справедливо защищаются здесь интересы народа. Запрещается вносить законы, противоречащие существующим, если при этом не будут отменены установленные ранее. Ради чего это делается? Прежде всего ради того, чтобы вы имели возможность, благочестиво подавая свои голоса, решать дела на основе справедливости. (35) Предположим, что существуют два противоположных по своему содержанию закона и два лица выступают перед вами в качестве тяжущихся сторон по делам общественным или частным, причем каждый из них добивается решения в свою пользу, опираясь на разные законы. В этом случае вы не сумеете одновременно согласовать свое решение с двумя противоположными по смыслу законами (да и как это возможно?). Поскольку вы непременно станете опираться на один из этих законов, вы нарушите свою клятву: ведь ваше решение будет противоречить другому закону, равным образом сохраняющему свою силу.
(36) Законодатель создал такие правила для того, чтобы избавить вас от путаницы: он хотел также сделать вас стражами законов. Ведь он хорошо знал, что существует много способов обойти другие гарантии законности, которые он установил. Синегоров, которых вы выбираете, можно убедить в том, чтобы они молчали. Закон требует выставлять на обозрение законопроекты для того, чтобы о них заранее все знали, но законопроект может ускользнуть от внимания тех, кто стал бы возражать против него, если бы о нем знал. Другие же прочтут его, не уделив ему должного внимания.
(37) Конечно, выступить в судебном порядке против законопроекта может каждый, клянусь Зевсом, - как это делается теперь. Но в этом случае, если автор законопроекта добьется отвода обвинителя, государство окажется обманутым. Что же является единственной, справедливой и прочной гарантией законности? Разумеется, вы, народное большинство! Никто не сможет отнять у вас право определить и одобрить наилучшее решение, не сможет отвести вас или подкупить, а тем самым и принудить к тому, чтобы вы утвердили худший закон вместо лучшего! (38) Вследствие всего этого такая гарантия становится препятствием на любом пути, который изберет себе несправедливость, преграждая, лишая доступа к законодательной деятельности всем злоумышляющим против вас лицам. И все эти гарантии, устроенные столь прекрасным и справедливым образом, Тимократ уничтожил, перечеркнул - в той мере, насколько он в силах был это сделать, - и внес законопроект, направленный против всех, если сказать прямо, существующих законов, не сопоставив его с прежними законами,[32] не отменив ни одного из них, не предоставив возможности выбора, не сделав ничего из того, что полагалось сделать.
(39) То, что Тимократ, внеся законопроект, противоречащий всем существующим законам, подлежит преследованию по суду согласно предъявленному ему обвинению, ясно, как я полагаю, всем. А для того чтобы вы знали, какие законы он при этом нарушил, пусть вначале будет оглашен перед вами законопроект этого человека, а затем другие законы, которым его закон противоречит. Читай!
(Закон)

"Когда фила Пандионида дежурила в этом году первой, на двенадцатый день ее притании, Тимократ внес предложение. Если кто-либо из лиц, задолжавших казне, был дополнительно приговорен к тюремному заключению или впредь будет приговорен, пусть будет ему разрешено - или иному лицу, выступающему от его имени, - выставить поручителей (которых народ утвердит голосованием) в том, что сумма, которую тот задолжал, будет уплачена. Когда кто-либо из граждан захочет выставить поручителей, проедры непременно должны утвердить их голосованием народа. (40) Должник, выставивший поручителей, должен быть свободен от тюремного заключения при условии, если он возвратит государству деньги, уплата которых поручителями была гарантирована. Если же должник не возвратит суммы долга, сам или его поручители, в девятую пританию, он должен быть заключен в тюрьму, а имущество поручителей конфисковано. Что же касается лиц, берущих на откуп сбор налогов, их поручителей и сборщиков, а также тех, кто арендует сдающиеся в аренду государственные предприятия,[33] а также поручителей за этих лиц, то взыскание с указанных лиц долгов производится государством в соответствии с уже существующими законами. Если кто-либо из указанных лиц окажется должником в девятую или десятую пританию, то он должен уплатить долг в следующем году".

(41) Вы слышали, о чем говорит закон. Обратите внимание прежде всего на ту его часть, где говорится: "Если кто-либо из лиц, задолжавших казне, был дополнительно приговорен к тюремному заключению или впредь будет приговорен...", а затем на другую его часть, в которой поясняется, что этот закон не должен распространяться на лиц, берущих на откуп сбор налогов, арендаторов и их поручителей. Законопроект этот полностью противоречит всем существующим законам, но особенно эти части. Вы убедитесь в этом, прослушав текст самих законов. Читай!
(Закон)
(42) Диокл предложил: "Пусть сохраняют силу законы, установленные при демократическом государственном устройстве до Евклида,[34] а также установленные при Евклиде и начертанные для всеобщего обозрения. Законы же, принятые после Евклида, и законы, которые будут приняты в будущем, должны считаться действующими с того самого дня, в который они были приняты, за исключением случая, когда в самом тексте закона будет указан срок, с которого вступает в силу его действие. Секретарь Совета должен приписать к уже существующим законам в течение 30 дней указанную статью закона. Впредь каждый секретарь, вступив в должность, пусть припишет к тексту каждого закона, что он вступает в силу немедленно, с того дня, когда он будет принят".
(43) Хотя существующие законы, граждане судьи, оказались так хорошо составленными, закон, который вам только что прочитали, сделал их как бы более прочными и определенными. Он требует, чтобы каждый закон вступал в силу с того дня, в который он будет принят, кроме случая, когда в тексте закона имеется статья с указанием срока, с которого он должен вступать в силу.
Почему так делается? А потому, что к тексту многих законов приписывается: "Закон вступает в силу с того момента, когда закончится правление нынешнего архонта". Законодатель, внесший только что прочитанный закон позже других законов, считал несправедливым, чтобы законы, начертанные для всеобщего обозрения уже после того, как они были приняты, распространяли свое действие на прежнее время, считая с того дня, как они были приняты, - чтобы они считались вступившими в силу во время более раннее, чем указанное автором закона. (44) Смотрите же теперь, насколько противоречит этому закону тот, который предложил Тимократ. Указанный выше требует, чтобы закон вступил в силу с обозначенного в нем срока или дня его принятия, Тимократ же написал: "И если кто был дополнительно приговорен...", говоря о временах прошедших. Но даже и этот срок он сделал неопределенным, не указав архонта, с правления которого закон вступает в силу, устроив дело таким образом, что распространил действие закона не только на время, предшествующее дню его принятия, но и на времена более ранние, когда никого из ныне живущих еще не было на свете. Ведь все предшествующее время, на которое он распространил свой закон, он ничем не ограничил. Так что, Тимократ, ты должен или отказаться от своего закона, или отменить указанный выше закон, и не вносить путаницу во все дела, с целью добиться того, чего ты хочешь. Читай теперь другой закон.
(Закон)

(45) "Дела о восстановлении в правах лиц, лишенных гражданской чести, а также об освобождении лиц, задолжавших богам или государственной казне афинян, от уплаты долга или об отсрочке его выплаты[35] не должны рассматриваться без предоставления гарантии безопасности афинянами, собравшимися в количестве не менее 6000, голосующих за это предоставление тайным голосованием. Такие дела должны рассматриваться при указанном условии соответственно тому, как это решат Совет и народ".

(46) И вот другой закон, не позволяющий возбуждать дела о восстановлении в правах лиц, лишенных гражданской чести, а также дела об освобождении от уплаты долга или отсрочке должникам, если не будет дана гарантия безопасности, с условием, что за ее предоставление будут голосовать не менее 6000 человек. Этот же человек открыто написал в законе, чтобы должника, дополнительно приговоренного к тюремному заключению, освобождали от подобного наказания при условии, если он выставит за себя поручителей, - без всякого включения дела в повестку дня и предоставления гарантии безопасности выступающим с подобными предложениями. (47) Первый закон, даже если выступающий и получит гарантию безопасности, все же не дает возможности любому человеку творить, что ему вздумается, но позволяет действовать лишь в соответствии с решением Совета и народа. Тимократу же было мало того, что он, не получив гарантии безопасности, наносит ущерб народу внесением своего законопроекта; помимо этого, он еще ни слова не произнес по этому поводу ни в Совете, ни в народе, а внес законопроект украдкой, скрытым образом, когда Совет был распущен, а все остальные граждане в связи с праздником соблюдали священные дни месяца. (48) Ведь тебе, Тимократ, поскольку ты знал закон, который я только что огласил, и если ты хотел поступать по справедливости, следовало адресоваться с письменной просьбой в Совет о разрешении там выступить, а затем обратиться к народному собранию и уже после, при условии поддержки со стороны всех граждан, выступить со своим законопроектом и добиваться его утверждения. А затем выдержать все сроки, определенные законом, чтобы, поступая подобным образом, при попытке с чьей-либо стороны доказать, будто закон вреден для государства, предупредить по крайней мере обвинения в злом умысле: тебя в этом случае могли обвинить только в ошибке. (49) Ныне же ты своей попыткой тайно и второпях протащить свой закон в нарушение всех существующих законов, вместо того чтобы внести его в согласии с существующим порядком, сам себя лишил возможности добиться сочувствия к себе. Ведь к лицам, ошибающимся непреднамеренно, проявление такого сочувствия возможно в отличие от тех, кто действует по злому умыслу, в чем ты ныне уличен. Я сейчас буду говорить об этом. Теперь же прочитай следующий закон.
(Закон)
(50) "Если кто-нибудь обратится в Совет или к народному собранию с мольбой о защите[36] по делам, о которых вынесен приговор судом, или Советом, или народным собранием, и если осужденный должник обратиться с такой мольбой до того, как уплатит долг, против него должно возбуждаться судебное дело, такое же, какое возбуждается против лиц, задолжавших в казну, но занявших должность судьи; а если с мольбой о защите выступит другое лицо в пользу осужденного должника до выплаты его долга, то имущество такого лица должно быть конфисковано. В случае если кто-нибудь из проедров поставит на голосование просьбу либо самого осужденного должника, либо другого вступившегося за него лица до выплаты долга, такой проедр должен быть лишен гражданской чести".
(51) Для меня будет делом немалой трудности, граждане судьи, если я захочу высказаться по поводу всех законов, которые Тимократ нарушил, внеся свой законопроект. Но все же следует остановиться на том, который только что был прочтен, как на заслуживающем особого внимания. Законодателю, установившему этот закон, граждане судьи, были хорошо известны ваша гуманность и доброта: он видел, как вы по этой причине добровольно и во многих случаях подвергались большому ущербу. (52) Желая уничтожить любую возможность причинить ущерб государству, он счел необходимым постановить, чтобы лица, действия которых признаны противоправными как на основании законов, так и в суде, не могли воспользоваться вашей простотой и добродушием, используя возможность обращаться с мольбой о защите и ссылаясь на несчастье. Законодатель полностью запретил самому должнику или другому лицу выступать в качестве молящего о защите и вообще выступать в защиту подобных людей, установив таким образом, чтобы виновные выполняли предъявленные им справедливые требования. (53) Если кто-нибудь вас спросит, кому из двух лиц вы скорее пойдете навстречу, просящему или приказывающему, то я уверен, что вы скажете, что просящему: такому человеку свойственна доброта, тогда как приказывающему свойственны отрицательные черты характера. Но вот законы все повелевают нам, что мы должны делать, тогда как обращающиеся с мольбой о защите - просят. Так можно ли там, где обращение с мольбой о защите запрещено, предлагать закон, заключающий в себе приказ? Я полагаю, что нельзя. Ведь будет позором, если в делах, где согласно вашим законам не должно проявляться милосердия, вы дадите возможность некоторым лицам добиваться от вас против вашей воли того, чего они захотят.
Читай следующий закон.
(Закон)

(54) "Дела, по которым был вынесен приговор прежде либо о которых уже был дан отчет, а также тяжбы, уже имевшие место в суде, по частным или государственным делам, или по поводу продажи имущества с передачей денег в казну, не должны поступать вновь на рассмотрение суда; по ним ни один магистрат не должен проводить голосование, в связи с ними не должны приниматься обвинения, запрещенные законами".

(55) Тимократ же в противоречии с этим законом изложил начало своего законопроекта противоположным образом, как бы для того, чтобы представить свидетельство о чинимых им нарушениях законов. Ведь цитированный выше закон не разрешает вновь поднимать дело, по которому в суде уже однажды был вынесен приговор. Он же в своем законопроекте предложил, чтобы, в случае если кто-либо дополнительно был осужден согласно закону или постановлению народного собрания, его дело вновь рассматривалось в народном собрании и тем самым отменялся уже внесенный судом приговор, а лицо, признанное должником, могло выставить за себя поручителей. Но ведь закон требует, чтобы ни один магистрат не ставил на голосование дела подобного рода. Тимократ же написал в законе, что проедры обязаны ставить вопрос на рассмотрение, когда осужденный выставит за себя поручителей, да еще и приписал при этом: "Когда кто-либо этого пожелает".
(56) Читай другой закон.
(Закон)

"Судебные дела, проходившие во времена, когда действовали законы[37] и в государстве существовал демократический строй, а также решения третейских судей, принятые в это время, должны оставаться в силе".

А вот Тимократ отменяет этот закон, не распространяя его действие на тех лиц, которые дополнительно приговорены к тюремному заключению.
Читай!
(Закон)

"Все акты, совершенные в правлении 30 тиранов, а также судебные приговоры, вынесенные в это время, следует считать недействительными".[38]

(57) Остановитесь. Теперь скажите, какие из событий, имевших место в прошлом, вы назвали бы самыми ужасными и повторение их вы бы любой ценой желали предотвратить? Разве это не события, имевшие место при 30 тиранах? Как я полагаю, именно их вы бы желали избежать всеми силами. А вот этот закон, как мне представляется, предохраняет нас от подобной опасности и лишает юридической силы все совершенное при 30 тиранах. Тимократ же все правовые акты, проведенные при демократическом правлении, признал незаконными, подобно тому как мы признали
противозаконными акты 30 тиранов: ведь Тимократ точно таким же образом лишает юридической силы законы, принятые при демократическом правлении. (58) Что мы сможем сказать, граждане афинские, в свое оправдание, если мы примем и утвердим закон Тимократа? Может быть, то, что наши суды, где заседают судьи, давшие клятву гелиастов при демократическом государственном устройстве, совершили такие же преступления, какие имели место в правление 30 тиранов? Можно ли будет перенести такую клевету? Или, наоборот, мы должны будет признать, что наши суды решали дела по справедливости? Тогда чем же мы станем объяснять принятие такого закона, который отменяет все эти решения? Остается только сказать, что это был приступ безумия... Ничего другого не придумаешь!
(59) Читай другой закон.
(Закон)

"Да будет запрещено издавать законы, касающиеся лишь одного человека, если действие его не будет распространено на всех граждан, если участие в судебном заседании примут не менее 6000 граждан, которые утвердят закон тайным голосованием".

Законодатель требует, чтобы закон распространялся на всех граждан, высказавшись прекрасно и в подлинно демократическом духе. В той мере, как он считает необходимым предоставить каждому равные возможности в различных других областях политической жизни, точно так же он требует равенства всех перед законом. Кто были те люди, ради которых Тимократ внес этот законопроект, вы сами знаете не хуже меня. Не говоря уже о них, он сам признал, что закон его не распространяется равным образом на всех граждан, приписав к тексту закона, что он не касается лиц, берущих на откуп сбор налогов, арендаторов государственных предприятий и их поручителей. И вот, поскольку существуют липа, на которых ты не распространяешь действие своего закона, ты не можешь считаться законодателем, предлагающим закон, одинаковый для всех.[39] (60) Ты не имеешь возможности заявить, будто из всех тех лиц, которые дополнительно осуждены на тюремное заключение, преступления откупщиков являются самыми опасными и поэтому на них не должно распространяться действие твоего закона. Гораздо более опасны преступления государственных изменников, преступления против родителей, преступления тех, кто, имея обагренные кровью руки, вступает на агору. Существующие у нас законы приговаривают всех подобных преступников к тюремному заключению, твой же закон освобождает их от оков. Здесь ты вновь выдаешь подлинные свои намерения, в пользу кого ты выдвинул закон: ведь эти лица стали должниками, не принадлежа к числу откупщиков, а скорее к числу настоящих воров, грабителей государственных денег! Вот истинная причина, как я полагаю, того, что ты "не проявил заботы" об откупщиках.[40]
(61) Можно назвать множество прекрасных законов, которым противоречит, всем без исключения, закон, предложенный этим человеком. Если я стану говорить обо всех законах, я, вероятно, потеряю возможность доказать, насколько вреден нам, всем без исключения, закон Тимократа. Вы сможете составить себе представление об обоснованности обвинения, выдвинутого против него, если станет ясно, что он противоречит хотя бы одному из существующих законов. В чем же состоит мое намерение? Я хочу, оставив в стороне все остальные законы, остановиться на том, который этот человек сам предложил в прошлые времена, прежде чем перейду к той части моей обвинительной речи, где я постараюсь доказать, что закон Тимократа принесет величайший вред государству, если будет принят. (62) Выдвижение законопроекта, противоречащего другим, ранее принятым законам, является красноречивым свидетельством против этого закона, и обвинение против такого закона должен, естественно, выдвигать кто-то другой. Но если сам законодатель выдвигает законопроект, противоречащий им самим же ранее предложенному, то он становится обвинителем самого себя! Чтобы вы убедились в истинности моих слов, пусть будет оглашен здесь закон, который он некогда предложил, я же помолчу. Читай!
(Закон)

(63) "Тимократ внес предложение: если кто-либо из афинян в соответствии с поступившей против него исангелией[41] по решению Совета находится в тюрьме или впредь будет в ней находиться и при этом приговор по его делу не будет передан секретарем притании фесмофетам в соответствии с законом, определяющим порядок разбора исангелии, то в этом случае постановляется,[42] чтобы коллегия одиннадцати доставила его в суд в течение 30 дней с момента содержания его в заключении, если этому не помешают какие-либо государственные дела. Если же этого нельзя будет сделать, то тогда, когда это станет возможным. С обвинением против такого лица может выступить любой гражданин Афин по своему желанию, имеющий на это право. В случае если такое лицо будет признано виновным, пусть суд присяжных определит ему меру наказания или величину штрафа. Если он будет приговорен к уплате денег, он должен содержаться в тюрьме, пока штраф не будет им выплачен".

(64) Вы слышите, граждане афинские? Прочитай им это место еще раз.
(Закон)

"Если он будет приговорен к уплате денег, он должен содержаться в тюрьме, пока штраф не будет им выплачен".

Остановись. Можно ли предложить более противоречивые законы, чем эти два?! С одной, стороны лица, признанные виновными, должны содержаться в тюрьме, пока не выплатят штрафа; с другой - эти же самые лица имеют право выставить поручителей и тем самым избежать заключения в тюрьму. Получается так, что Тимократ обвиняет Тимократа же, а вовсе не Диодор или кто другой из числа людей, заседающих здесь. (65) От какой корыстной сделки можно удержаться, по вашему мнению, чего только не побоится сделать ради наживы человек, который счел возможным предложить два противоположных по смыслу закона, - не говоря уже о том, что они противоречат всем другим?! Учитывая его полнейшее бесстыдство, я лично полагаю, что подобная личность не остановится ни перед чем! Подобно тому как наши законы, граждане афинские, повелевают наказывать без судебного разбирательства лиц, признавшихся в совершении различных преступлений, настолько же справедливо будет осудить этого человека, уличенного в преступлении против существующих законов, без предоставления ему защитительного слова, без выслушивания его оправданий! Он ведь сам признал себя виновным, предложив этот закон, противоречащий прежнему.
(66) Как я полагаю, теперь всем вам ясно, что он предложил закон, противоречащий и этим, и указанным выше законам, и, если можно так сказать, всем без исключения законам, существующим В нашем государстве. Я буду удивлен, если он найдет в себе смелость что-либо возразить против всего этого. Ведь он не сможет доказать, что его закон не противоречит всем остальным, и не сможет убедить вас в том, что благодаря своей неопытности он как человек несведущий совершил незаметно для самого себя ошибку. Он издавна известен всем как человек, за деньги составляющий постановления и предлагающий законы. (67) У него нет даже права просить вас о снисхождении, признавшись в совершении несправедливого поступка: его ведь никто не принуждал, и закон он свой вносил явно не из сочувствия к потерпевшим несчастье, к родственникам или близким, но совершенно добровольно в интересах лиц, совершив против вас великие преступления, лиц, ничем с ним не связанных, за исключением разве того, что он сам назовет их своими родственниками за деньги, которые он от них получил.
(68) Теперь я попытаюсь вам показать, что законопроект, который он внес, вам вреден и невыгоден. Полагаю, все вы согласитесь, что справедливый закон, составленный так, чтобы приносить пользу всему народу, должен быть прежде всего просто и доступно для всех написанным, не так, чтобы один вычитывал в нем одно, другой - другое. Далее все, чего требует закон, должно быть осуществимо; если же он составлен хорошо, но предлагает невыполнимое, то это подобает не закону, но молитве. (69) Вдобавок к этому он должен обладать одной для всех особенностью: никому из совершивших преступление он не должен давать никакой поблажки. Если же кто полагает, что мягкость законов является свойством демократии, то пусть он задаст себе следующий вопрос: для кого законы должны быть Мягкими? Если он захочет правильно ответить на этот вопрос, то он найдет, что законы должны быть мягкими по отношению к тем, кто должен предстать перед судом, но не по отношению к уже осужденным. Ведь если в отношении первых еще неясно, не окажется ли кто-нибудь из них несправедливо оклеветанным, то вторые даже права не имеют утверждать, будто они ни в чем не виновны. (70) Вот этих всех прекрасных качеств, о которых я только что говорил, закон Тимократа совершенно лишен, а вот противоположные им представлены в нем полностью, одно за другим. Существует много способов, с помощью которых можно было бы это доказать, но лучше всего сделать это, исследуя текст предложенного им закона. Здесь мы не встретим положения, когда можно сказать, что в законе одно хорошо, другое же ошибочно, но ведь он с самого начала до последней буквы нацелен на то, чтобы принести вам ущерб. (71) Возьми написанный им текст закона и прочитай им первую часть до конца: тогда я легко смогу доказать истинность своего заявления, а вы сразу поймете, о чем я говорю.
(Закон)

"Когда фила Пандионида дежурила в этом году первой, на двенадцатый день ее притании, когда голосованием руководил проедр Аристокл мирринусиец,[43] Тимократ внес предложение: "Если кто-либо из лиц, задолжавших казне, был дополнительно приговорен к тюремному заключению или впредь будет приговорен, пусть будет ему разрешено - или иному лицу, выступающему от его имени, - выставить поручителей..."

(72) Остановись. Теперь тебе придется читать закон по статьям. Вот эта часть во всем тексте закона, граждане афинские, является едва ли не самой возмутительной. Как я полагаю, никто другой не осмелился бы сделать попытку отменить все приговоры, вынесенные согласно существовавшим у нас законам, - предлагая закон, которым должны будут пользоваться его сограждане. Но именно так, действуя совершенно бесстыдно и ничуть не скрывая своих истинных целей, поступил вот этот Тимократ, выразительно написавший: "если кто-либо из лиц, задолжавших казне, был дополнительно приговорен согласно закону или постановлению к тюремному заключению или впредь будет приговорен..." (73) Если бы он убеждал вас принять нечто полезное для решения предстоящих дел, то в этом случае он не был бы правонарушителем. Но разве он не совершает преступления, внося законопроект, отменяющий приговоры по делам, о которых суд уже вынес свое решение и которые являются уже законченными? Получается так, как если бы некий человек, оставив в силе закон, предложенный Тимократом, внес другой, следующего содержания: "И если некоторые лица, задолжавшие казне и дополнительно приговоренные к тюремному заключению, выставили поручителей, то не считать это поручительство действительным и впредь никого на поруки не выпускать". (74) Ведь никто, будучи в здравом уме, не стал бы такого предлагать, как я полагаю!. Ты же, отменив прежние законоположения, совершил тем самым преступление. Ведь он должен был, если бы считал свое дело справедливым, перенести действие своего закона на дела, которые должны разбираться в будущем, а не смешивать в одну кучу дела предстоящие с делами прошлыми, и то, что еще неясно - с уже установленными преступлениями, подведя их оптом под одно и то же законоположение. Разве это не возмутительно, судить на основании одних и тех же правовых установлений и лиц, уже изобличенных в государственных преступлениях, и тех, о которых еще нельзя с уверенностью утверждать, совершили ли они нечто такое, что дает основание привлечь их к суду?
(75) В безобразии его поступка можно убедиться и из того, если мы отдадим себе отчет, чем отличается государство, основанное на принципах законности, от олигархии, и почему мы считаем тех, кто желает, чтобы ими управляли законы, разумными и порядочными людьми, а живущих под властью олигархии - лишенными мужества и рабами. (76) Бросающаяся в глаза разница, как вы легко можете заметить, состоит в следующем. Лица из состава правящей олигархии имеют возможность отменять то, что уже постановлено; а что касается будущего, то они имеют возможность принимать такие решения, какие им заблагорассудятся. Напротив, в демократическом государстве то, что должно совершаться в будущем, определяют законы, принятые гражданами, убежденными в их полезности и собирающимися ими руководствоваться. Тимократ же, занимаясь законодательной деятельностью в демократическом государстве, в основу своего законопроекта положил полное пренебрежение правом, свойственным олигархии, и счел возможным поставить этот закон выше судей, выносивших приговоры в прошлом. (77) Но и этим не ограничивается его наглость. В его законе написано: "или впредь будет дополнительно приговорен к тюремному заключению, то должен быть от него освобожден, если выставит поручителей в уплате своего долга". Но если он считает заключение в тюрьму столь тяжким наказанием, ему следовало бы добиваться отмены дополнительно присуждения к тюремному заключению при условии представления поручителей - а не выставлять поручителей уже после того, как вы вынесли постановление о заключении в тюрьму, после того, как осужденный проникся к вам враждебными чувствами. Ныне же, будто желая таким способом показать, что он сам может освободить человека, хотя бы вы и приговорили его к тюремному заключению, Тимократ внес свой законопроект... (78) Возможно, кому-нибудь и покажется, что такой закон, который поставлен выше решений суда и отменяет приговоры судей волей частных лиц, может принести пользу государству, но я придерживаюсь противоположного мнения (а закон этого человека явно обладает упомянутыми выше двумя особенностями). Поэтому каждый из вас, если он хотя бы в самой малой степени заинтересован в сохранении нашего государственного строя, если он считает необходимым придать вес своему мнению (когда в соответствии с данной вами клятвой будет подавать свой голос), должен стремиться к отмене этого закона, не допускать того, чтобы закон этот был утвержден.
(79) Не удовлетворившись тем, что он лишил суды права присуждать дополнительные наказания, Тимократ не изложил в своем законе ясно и просто даже того, что является справедливым в составе его закона, - того, что касается должников, поступая как человек, желающий во что бы то ни стало вас запутать и обмануть. Обратите внимание на то, как написано в законе. "Тимократ внес предложение, - говорится там, - если кто-либо из лиц, задолжавших казне, был дополнительно приговорен согласно закону или постановлению, к тюремному заключению или впредь будет приговорен, пусть будет разрешено ему - или иному лицу, выступающему от его имени, - выставить поручителей (которых народ утвердит голосованием) в том, что сумма, которую тот задолжал, будет уплачена". (80) Обратите внимание, куда он перескочил: от суда и приговора он перенес дело к народу, стараясь выкрасть осужденного, избежать передачи его в руки коллегии одиннадцати. Какое должностное лицо передаст им должника? Кто из одиннадцати его примет? Закон Тимократа требует, чтобы поручители были утверждены в народном собрании, а в один день провести народное собрание и заседание суда невозможно. Здесь также отсутствует положение, согласно которому осужденный должен оставаться под стражей до тех пор, пока не выставит поручителей. (81) Но по какой причине он побоялся написать в законе: "пусть должностное лицо держит должника под стражей до той поры, пока он не выставит поручителей"? Может быть, это несправедливо? Но я уверен, что вы все согласитесь со справедливостью подобного требования. Или, может быть, это противоречит другому закону? Однако это полностью согласуется с существующими законами. Так в чем же причина? Вы не найдете другой причины, кроме той, что он стремится не к наказанию осужденных вами лиц, а к тому, чтобы избавить их от наказания.
(82) Что же стоит в законе после упомянутого выше положения: "...выставить поручителей в том, что сумма, которую он задолжал, будет уплачена". Здесь он вновь лишает священную казну права взыскивать долг в десятикратном размере, а светскую казну - половины суммы в тех случаях, когда она, согласно закону, удваивается. Каким способом он этого добился? А тем, что написал вместо слова "штраф" - "деньги", а вместо "возросшую с процентами сумму" просто "долг". (83) В чем здесь различие? А оно заключается в следующем. Если бы он написал "выставить поручителей в том, что будет уплачен штраф с процентами", он охватил бы своим законом постановления, согласно которым в одних случаях выплачивается двойная сумма долга, а в других - десятикратная. Согласно этим же постановлениям должники должны выплачивать не только сумму долга, который за ними числится, но и дополнительные штрафы, установленные на основании законов. Ныне же, написав: "выставлять поручителей в уплате денег, которые они задолжали", он ограничивает выплату долга суммой, означенной в жалобе, поступившей на должников, и в тех документах, на основании которых они были привлечены к ответственности (а там везде обозначается первоначальная сумма, которую они задолжали).
(84) В последующем тексте своего закона, добившись с помощью игры слов ликвидации столь важных постановлений, Тимократ написал: "пусть проедры руководят голосованием, когда кто-либо захочет выставить поручителей", стремясь всеми положениями своего закона выгородить виновного, осужденного вами человека. Предоставив ему право выставлять поручителей тогда, когда он захочет, Тимократ тем самым дал ему возможность вообще не платить долга и не подвергаться тюремному заключению. (85) Кто же не сумеет отыскать скверных людей для поручительства, чтобы в то время, как вы станете отводить их, ускользнуть от наказания? А если кто-нибудь потребует заключения его в тюрьму как не выставившего поручителей - тогда он заявит, что он уже выставляет их или готов выставить в будущем, ссылаясь на закон этого человека, который требует, чтобы должник выставил поручителей тогда, когда захочет, и который запрещает держать его в тюрьме в течение предшествующего срока. А если вы отведете этих поручителей, то и тогда упомянутый закон запрещает заключать должника в тюрьму, оказываясь поистине спасительным средством для лиц, желающих нарушить законы.
(86) "Должник, выставивший поручителей, - продолжает он далее, в случае, если он возвратит государству деньги, уплата которых была гарантирована поручителями, должен быть свободен от тюремного заключения". Здесь автор закона вновь прибегает к приему, о котором я только что говорил выше (о нем он не забыл). Он не написал: "вся сумма штрафа вместе с процентами", но просто "деньги, которые он был должен", отдав которые он освобождался от тюрьмы.
(87) "Если же должник не уплатит суммы долга, сам или его поручители, в девятую пританию, он должен быть заключен в тюрьму, а имущество поручителей - конфисковано". В этой заключительной части, как вы увидите, он окажется обвиняющим самого себя за совершенное им беззаконие. Ведь он не отменил тюремного заключения вообще, считая его позорным и тяжким наказанием для афинского гражданина, но похитив у вас представившуюся возможность арестовать преступника, оставил вам, оказавшимся жертвой несправедливости, лишь видимость права наказать преступника, по существу же отняв его у вас. Добившись против вашей воли освобождения тех, кто насильственным образом задержал у себя ваши деньги, он только что не приписал к закону того, что у должника есть право привлекать к ответственности судей, приговоривших его дополнительно к заключению в тюрьме.
(88) В законе, предложенном Тимократом, содержится много положений, вызывающих возражения. Но теперь я хочу сказать о том, что вызывает наибольшее возмущение. Везде в его законе идет речь только о тех должниках, которые выставляют за себя поручителей. Что же касается лиц, не выставивших поручителей - ни плохих, ни хороших, вообще не принимающих вас в расчет, - то им он и наказания не назначил и к ответственности не привлек, но обеспечил им полнейшую безопасность в той мере, в какой это только было возможно. Ведь и срок, который он назначил для уплаты долга, - до девятой притании - касается только лиц, выставивших поручителей. (89) В текст закона он включил положение о конфискации имущества поручителей, если должник не уплатит денег; а у того, кто не выставит поручителей, и взять их неоткуда! Он обязал проедров, выбираемых по жребию из вашей среды, принимать поручителей, когда кто-либо их выставит, в то время как лица, наносящие ущерб государству, никаких обязательств по его закону не несут. Напротив, он предоставил им право выбора, как будто они являются благодетелями государства, хотят ли они нести ответственность или не хотят. (90) Можно ли предложить закон более вредный, заключающий в себе больше зла, чем этот? Ведь он, во-первых, требует поступать наперекор тем постановлениям, которые принимались вами в прошлых судебных процессах; во-вторых, по тем делам, при решении которых должны быть назначены дополнительные наказания судьями, принесшими присягу, закон Тимократа такие дополнительные наказания упраздняет. Вдобавок ко всему закон Тимократа оставляет полные гражданские права тем должникам, которые не выплатили полагающейся суммы долга; вас же, приносящих клятву присяжных, назначающих штрафы, заседающих в суде, гневающихся и старающихся всюду действовать в интересах государства, ставит в положение людей, делающих все это попусту. Полагаю, что если бы Критий, один из 30 тиранов, стал заниматься законодательной деятельностью, то он внес бы законопроект именно такого рода, как этот человек.
(91) Вы легко сможете убедиться в том, что закон Тимократа нарушает нашу конституцию, подрывает общественную жизнь, ликвидирует все то, что составляет предмет гордости нашего государства. Вам, разумеется, известно, как часто наше государство находило путь к спасению, предпринимая военные походы, морские и сухопутные, вы помните немало ваших прекрасных подвигов, когда вы выручали одних, мстили за обиды другим, примиряли третьих... (92) Что я имею в виду? А то, что подобные деяния должны совершаться на основе постановлений и законов, которые одних заставляют вносить чрезвычайный военный налог, других исполнять триерархию, третьих отправляться в морской поход, четвертых вообще делать то, что необходимо. Чтобы все это могло осуществиться, вы собираетесь в судилище и присуждаете к тюремному заключению непокорных. Теперь смотрите, как закон этого "прекрасного и благородного" человека уничтожает и разрушает такой порядок. (93) Ведь в его законе говорится: "Если кто-либо из лиц, задолжавших казне, дополнительно приговорен к тюремному заключению или впредь будет приговорен, то выставив поручителей в том, что деньги будут уплачены до девятой притании, он будет освобожден от тюремного заключения".[44] Какой же мы после этого получим доход? Как мы сможем взыскивать деньги, когда каждый должник станет выставлять поручителей согласно этому закону, а не делать того, что положено делать? (94) Клянусь Зевсом, мы тем самым скажем всем эллинам: "У нас есть закон Тимократа. Ожидайте девятой притании! После когда-нибудь мы выступим в поход..." Только это и осталось. Неужели вы думаете, что наши враги станут ожидать отговорок, мошеннических уловок тех дурных людей, которые водятся среди нас, когда перед нами встанет необходимость защищать самих себя? Если государство станет принимать законы себе во вред, законы, которые приносят ему ущерб, то сможет ли оно, по вашему мнению, хоть в какой-то мере добиться тех целей, которые перед ним стоят? (95) Мы, граждане афинские, будем вполне удовлетворены, если при условии надлежащего состояния дел в государстве и отсутствии подобного закона одержим верх над нашими врагами, если мы справимся с непредвиденными обстоятельствами, нигде не запаздывая. Ты же, выступив в роли человека, предложившего закон, подрывающий основы всего, что сделало наше государство пользующимся уважением и славой среди эллинов, - какого только наказания ты по справедливости не заслужил?!
(96) К тому же, граждане афинские, этот человек своим законом наносит тяжелый удар по управлению государством, и светскому и религиозному. Как это происходит, я сейчас объясню. У вас есть утвержденный вами закон, один из самых прекрасных, который гласит: "Лица, имеющие в своем распоряжении деньги, как из светской, так и из священной казны, должны сдавать их Совету.
Если они этого не сделают, Совет должен взыскать с них эти деньги, действуя на основании законов, применяемых к откупщикам". (97) Указанный закон лежит в основе управления государственной казной. Деньги, расходуемые на народные собрания, жертвоприношения, Совет, всадников и на другие нужды, добываются дополнительно именно благодаря этому закону, так как поступающих от сбора налогов оказывается недостаточно для покрытия нужд управления: так называемые дополнительные поступления вносятся под угрозой его применения. (98) Разве не рухнут, без сомнения, самые основы существования нашего государства, когда поступлений от сбора налогов окажется недостаточно для нужд управления и возникает большой недостаток в средствах, а эти деньги смогут поступить только к концу года - между тем как лица, не вносящие "дополнительных поступлений", не смогут быть арестованы постановлением Совета или суда (они ведь будут выставлять поручителей на срок до девятой притании)? (99) А что мы станем делать на протяжении предшествующих восьми притании? Скажи, Тимократ! Или же мы будем собираться и совещаться по поводу возникающих дел? Сохраним ли мы тогда наш демократический строй? Или же суды перестанут разбирать судебные дела, частные и общественные? Тогда где же найдут защиту жертвы преступлений? Или же перестанет собираться Совет и выносить решения согласно законам? А если это случится, что же тогда произойдет, если не полный распад государственной жизни? Но вы можете, клянусь Зевсом, сказать, что станете все это делать без всякого вознаграждения. Но как же тогда не признать чудовищным такое положение, когда народное собрание, Совет, суды останутся без вознаграждения ради твоего закона, - который ты предложил, получив за это взятку? (100) Ты должен был бы, Тимократ, приписать к своему закону то, что ты предложил в качестве меры, направленной против откупщиков и их поручителей, а именно: "Если в каком-либо законе или постановлении предусмотрено, что долги некоторых лиц должны взыскиваться в том же порядке, как они взыскиваются с откупщиков, то взыскание долгов с указанных лиц должно производиться в соответствии с существующими законами". (101) Но он не сделал такого добавления, стараясь обойти законы об откупах, потому что в постановлении Евктемона говорится о взыскании задолженности с должников в соответствии именно с этим законом. Поступая так и упразднив наказание, угрожавшее людям, присвоившим себе государственные деньги, Тимократ не предложил никакой другой меры - нанеся удар по существующим государственным учреждениям, народному собранию, войску всадников, Совету, священной казне, светским доходам. И если вы, граждане афинские, хотите поступить разумно, то накажите Тимократа за все эти дела, чтобы наказание, которое он понесет, послужило примером для остальных, чтобы ни у кого не возникло желания впредь предлагать подобные законы.
(102) Но Тимократ не только лишает суды права налагать дополнительные наказания и гарантирует безопасность расхитителям казенных денег, не только наносит ущерб военной мощи государства и разрушает всю систему управления: ведь он предложил закон, который потворствует преступникам, отцеубийцам и дезертирам. Его закон отменяет существующие наказания, которые налагаются на основании ныне действующих законов. (103) Законы, установленные Солоном (законодателем, которого ни в какое сравнение нельзя поставить с Тимократом!), предписывают следующее: если кто-либо уличен в воровстве и не приговорен к смертной казни, ему в качестве дополнительного наказания должно быть назначено тюремное заключение; а если кто-нибудь, уличенный в преступлении по отношению к родителям, появится на агоре, то он также должен быть заключен в тюрьму, как и тот, кто совершил дезертирство, но стал присваивать себе привилегии лиц, обладающих полными гражданскими правами.[45] Тимократ же всем этим лицам гарантировал полную безопасность, освобождая их от тюремного заключения выставлением поручителей. (104) Может быть, мои слова покажутся слишком резкими, но я все же выскажусь и не побоюсь этого - по одной этой причине Тимократ заслуживает смерти, чтобы уже в Аиде предложить этот закон всем нечестивцам, оставив нам, живущим, возможность впредь пользоваться этими благочестивыми и справедливыми законами. Прочитай и эти законы!
(Законы о воровстве, оскорблении родителей, дезертирстве)

(105) "При похищении у кого-либо какой-то (собственности),[46] если пострадавший сам возьмет ее, штраф (укравшему) назначается в двойном размере (стоимости украденного), если же не возьмет - в десятикратном размере, в добавление к штрафу, установленному законами. Вор должен быть закован в ножные колодки в течение пяти дней и пяти ночей, если гелиэя приговорит его к этому дополнительному наказанию. Право предложить дополнительное наказание имеет каждый желающий, когда речь будет идти о его размере.
Если кто-либо подвергся аресту, уличенный в нанесении обиды родителям, или дезертирстве, или же, будучи лишен покровительства законов, проникнет туда, куда ему не дозволено проникать, то пусть его закуют в оковы члены коллегии одиннадцати и приведут в гелиэю: обвинение может выдвинуть любой из числа тех лиц, которым это разрешено. Если обвинение подтвердится, гелиэя имеет право назначить ему соответствующее наказание или штраф. Если виновный будет приговорён к уплате денежного штрафа, он должен содержаться в оковах до тех пор, пока его не заплатит".

(106) Как вы полагаете, граждане афинские, похож законодатель Солон на Тимократа? Ведь первый содействовал улучшению нравов как своих современников, так и будущих поколений, тогда как второй намечает путь, как можно уйти от наказаний тем, кто ранее совершил преступление, указывает способы избегать наказаний тем, кто совершает преступления в настоящее время, а также тем, кто станет их совершать в будущем, одинаковым образом обеспечивая спасение и безнаказанность преступникам во все времена. (107) Можно ли определить ответственность, какую ты взял на себя, наказание, которого бы ты не заслужил - ты, упраздняющий законы, служащие поддержкой людям в старости, заставляющие детей поддерживать родителей при жизни, а после их смерти оказывать им справедливые почести (не говоря уже обо всех других твоих преступлениях)? Как же по справедливости не назвать тебя наихудшим изо всех людей - тебя, негодяй, ставшего на виду у всех покровителем воров, преступников и дезертиров, вносящего закон, идущий на пользу подобным людям и направленный против нас?
(108) Теперь я хочу отчитаться перед вами, как я выполнил обещания, данные мною в начале речи. Я обещал изобличить его и доказать, что он виновен по всем статьям предъявленного ему обвинения - во-первых, в том, что своей законодательной деятельностью он нарушает законы; во-вторых, в том, что предложенный им закон противоречит существующим; в-третьих, в том, что своими действиями он наносит вред государству. Вы уже выслушали текст постановлений, определяющих порядок внесения нового законопроекта. Я показал вам, как этот человек ни одного из указанных постановлений не выполнил (109) Вы выслушали также положения законов, которым противоречит закон этого человека, и вы теперь знаете, что он предложил свой закон, не отменив существовавших прежде. Вы слышали также, что его закон вреден (я только что закончил об этом речь). Тимократ нарушает законы на глазах у всех, и нет ничего, что бы он стал принимать во внимание, чего бы он поостерегся. Мне кажется, что если бы в существующих у нас законах содержались и иные запреты, то он и их бы нарушил.
(110) Как бы мы ни смотрели на дело, становится совершенно ясно, что им руководил злой умысел, когда он составлял свой законопроект, что он предумышленно, а не по ошибке совершает правонарушения, и это особенно заметно во всем тексте его закона, до последнего слога. Ведь даже нечаянно он не предложил ничего такого, что могло бы пойти вам на пользу. Так как же вам не воспылать против него ненавистью и не наказать человека, который пренебрег обидами, причиненными народу, и предложил закон в пользу тех, кто нанес народу ущерб и впредь собирается его наносить? (111) Я удивляюсь, граждане судьи, бесстыдству этого человека. Вспомните, когда он занимал должность члена коллегии вместе с Андротионом, он этой жалости не проявлял к большинству людей из вашей среды, исчерпавшему свои средства, внося чрезвычайный военный налог. Когда же перед Андротионом встала необходимость возвратить государству деньги, которые уже давно были им присвоены из священной и светской казны, тогда-то Тимократ и предложил закон, лишавший вас права налагать двойной штраф за долги светской и десятикратный - за долги священной казне. Так относился к большинству афинян человек, который сейчас собирается выступить с заверениями, будто он предложил свой закон ради пользы всего народа. (112) Мне представляется, что заслуживает любого наказания тот, кто требует десятикратного штрафа для агоранома, астинома или судьи по демам,[47] уличенных во время отчета в воровстве, - людей бедных, необразованных, во многом неопытных, избранных на должность по жребию. Им-то он сохраняет штраф в десятикратном размере, не предлагая никаких законов, облегчающих их участь. А вот когда некоторые лица, избранные народом послами и являющиеся богатыми людьми, украли большие суммы и из священной и из светской казны и держали долгое время эти деньги у себя - Тимократ, угождая им, очень ловко нашел способ избавить их от всякой ответственности, которую налагают на них законы и постановления. (113) Ведь Солон - законодатель, с которым Тимократ сам не осмелился себя сравнить, - стремился к тому, граждане афинские, чтобы подобным людям не казалось, будто у них есть возможность безнаказанно заниматься преступной деятельностью, и добивался, чтобы они или не совершали преступлений, или несли за них соответствующее наказание. Солон издал закон, согласно которому лицо, укравшее в течение дня свыше 50 драхм, подлежит аресту и передаче коллегии одиннадцати. Если же кто совершит кражу ночью, то его можно убить на месте, ранить при преследовании и передавать коллегии одиннадцати, если пострадавший захочет. Что же касается виновного в преступлении, за которое назначаются арест и передача в руки коллегии одиннадцати, то в этом случае преступник не выставляет поручителей с возвращением затем стоимости украденного, но наказывается смертью. (114) И если кто украдет плащ, или лекиф, или другую вещь небольшой стоимости из Ликейона, Академии или Киносарга,[48] или какой-нибудь предмет из оборудования, хранящегося в гимнасиях или портах государства, стоимостью выше 10 драхм, то таким лицам Солон установил также наказанием смертную казнь. Если же кто будет уличен в воровстве у частного лица, ему назначается штраф в размере двойной стоимости украденного, а суду предоставлялось право назначить, помимо штрафа, дополнительное наказание - содержание вора в оковах в течение 5 дней и 5 ночей, чтобы все могли его видеть заключенным в тюрьме. Обо всем этом вы слышали ранее, когда оглашались законы. (115) Солон считал необходимым, чтобы совершающий преступление не только возвращал похищенное и этим добивался оправдания (он полагал, что в таком случае воров станет множество - если они, утаив похищенное, получат возможность спокойно им обладать, а в случае разоблачения ограничатся лишь возвращением похищенного), но требовал возмещения стоимости в двойном размере, добавив к этому наказанию заключение в оковы, чтобы позор тяготел над осужденным всю жизнь. Совсем не так поступил Тимократ, предложивший, чтобы украденное возвращалось просто в одинарном размере (там, где положено это делать в двойном): к этому он не добавил ни малейшего наказания. (116) Его забота о преступниках не ограничилась теми, кто собирался таким образом нарушать законы. Даже того, кто совершил преступление много ранее и был за это наказан, и того он освободил от ответственности. Я лично полагаю, что законодатель в своей деятельности должен иметь в виду будущее, то, что должно происходить, а также то, как должно обстоять дело в дальнейшем, составлять законы так, чтобы в отношении каждого преступления предусматривалось соответствующее наказание. В этом заключается цель составления законов, общих для всех граждан. А писать законы, имея в виду дела уже прошедшие - значит заниматься не законодательством, а оправданием преступников. (117) То, что я говорю истину, вы увидите из следующего. Если бы Евктемон был тогда осужден за противоречащий принятым установлениям законопроект,[49] Тимократ не стал бы предлагать такого закона, и государству нашему не было бы в нем нужды: его друзья удовлетворились бы тем, что украли у государства деньги, не заботясь обо всех остальных. Ныне же, поскольку Евктемон был оправдан, Тимократ считает необходимым сделать так, чтобы ваше решение, голоса судей и остальные законы потеряли свою силу, и на их место он захотел поставить себя и свой закон. (118) Однако, Тимократ, принятые и действующие у нас законы делают вот этих сидящих здесь людей господами во всех делах, предоставляя им право после слушания дела назначать преступнику наказание, которое соответствует совершенному им преступлению: за большое - строгое наказание, за небольшое - соответственно более мягкое. Когда дело доходит до определения, какого наказания - касающегося личности или его состояния - заслуживает преступник, то мера пресечения зависит от сидящих здесь людей.
(119) Ты отменяешь наказание, касающееся личности преступника, упразднив тюремное заключение. Ради кого ты это делаешь? Ради воров, святотатцев, отцеубийц и просто убийц, ради лиц, уклонившихся от военной службы, и дезертиров. Безопасность всех этих преступников ты гарантируешь своим законом. И если гражданин, живущий в демократическом государстве, предлагает законы, защищающие не государственные святыни и не народ, но таких людей, о которых я только что говорил, то разве такой гражданин по справедливости не заслуживает самой строгой меры наказания?
(120) Он не станет отрицать того, чего подобные люди заслуживают, да и сами законы требуют величайших кар по отношению к таким людям. Он не сможет также отрицать, что эти лица, в угоду которым он придумал свой закон, являются ворами и святотатцами, ибо они украли священные деньги, десятину, причитающуюся богине Афине, и пятидесятую часть в пользу остальных богов. Они разграбили деньги и держат их у себя, вместо того чтобы возвратить их; они похитили и принадлежащие вам деньги из светской казны. Их нечестивость отличается от других святотатственных преступлений настолько сильно, что они с самого начала не внесли эти деньги в священную казну на Акрополе, хотя они должны были сделать это. (121) Я полагаю, граждане судьи, клянусь в этом Зевсом Олимпийским, что наглость и высокомерие зародились в душе Андротиона не сами собой, но были внушены ему богиней, чтобы подобно тем, которые сами по себе погибли, сбив крылья Ники,[50] погибли и эти, сами себя осудив и возвратив деньги в десятикратном размере согласно законам, или же пусть они будут заключены в тюрьму.
(122) Пока я выступаю перед вами с речью, мне пришло на ум одно соображение по поводу его закона, которое я хочу вам высказать. Оно необычно и совершенно поразительно. Ведь этот человек, граждане судьи, в своем законе об откупщиках определил им в случае неуплаты ими денег наказание в том виде, как оно было выражено в прежних законах. Согласно этим законам, они наказывались возмещением ущерба в двойном размере, а также заключением в тюрьму. Такая была кара людям, которые из-за понесенных при сборе налогов убытков причинили - против своей воли - ущерб государству. Тимократ же освободил от тюремного заключения людей, ворующих деньги у государства и грабящих святыни! И если ты скажешь, что считаешь вину этих людей меньшей, чем вину упомянутых выше откупщиков, тогда надо признать тебя безумцем; если же ты считаешь их вину большей (как это есть на самом деле), и при этом одних от тюрьмы освобождаешь, других же нет, то разве отсюда не ясно, что ты полностью продался этим людям?!
(123) Здесь надо сказать и о том, насколько вы, граждане судьи, превосходите ораторов присущим вам величием души. Вы не упраздняете суровых законов, распространяющихся на всю массу народа, направленных против тех, кто получает вознаграждение сразу в двух государственных учреждениях, или тех, кто, будучи должен казне, принимает участие в народном собрании[51] или суде или делает что-либо такое, чего не разрешают ему законы. И вы поступаете так, зная, что нарушающий подобным образом закон делает это вследствие своей бедности. Вы не предлагаете законов, которые бы освобождали от ответственности за подобные проступки, но, напротив, издаете такие, которые их предупреждают. Ораторы же стремятся провести такие законы, которые помогают избежать ответственности лицам, совершающим самые гнусные и опасные преступления. (124) В частном общении они обращаются с вами пренебрежительно, как будто они являются "прекрасными и благородными" людьми,[52] хотя в действительности они ведут себя как самые скверные и неблагородные рабы. Такие рабы, граждане судьи, получая свободу, не питают никакой благодарности к своим бывшим хозяевам за освобождение от рабства, но ненавидят их больше, чем кого-либо другого, - за то, что им известна тайна их рабского прошлого. Точно так же и эти ораторы не удовлетворяются тем, что из бедняков они стали богачами, занимаясь государственными делами. Поэтому они и стараются унизить народ, которому известны занятия каждого из них в те времена, когда они были молоды и бедны.
(125) Но, клянусь Зевсом, может быть, заключение в тюрьму навлекло бы позор на Андротиона, Главкета и Меланопа? Совсем напротив, граждане судьи! Клянусь Зевсом, гораздо больше позора выпадает на нашу долю, если государство, понеся ущерб и став жертвой их наглости, не добьется справедливости ради богини, ради самого себя. Разве пребывание в тюрьме не является для Андротиона семейной традицией? Вы сами знаете, что его отец не одно пятилетие[53] провел в ней и сбежал оттуда, не дождавшись освобождения. (126) Или, может быть, Андротион должен быть освобожден от тюрьмы ради его честной юности? Однако и она должна служить причиной заключения его в тюрьму, и в не меньшей степени, чем украденные ныне деньги.[54] Или, может быть, мешает то, что в то время, как ему по закону было запрещено появляться на агоре, он сам своими руками уводил оттуда честных граждан в тюрьму?
Но, по-видимому, следует считать, клянусь Зевсом, чрезвычайным событием, если придется заключить в тюрьму Меланопа? (127) Я не хотел бы говорить дурно о его отце, хотя очень многое мог бы сказать по поводу его воровских проделок... По мне, пусть он будет таким, каким изображает его Тимократ, готовый расточать ему похвалы. Но если, происходя от порядочного отца, он стал негодяем и вором, если уличенный в предательстве, он заплатил штраф в три таланта, если, заняв должность синедра,[55] он был уличен судом в воровстве и уплатил стоимость украденного в десятикратном размере, если он преступно вел себя, когда был послом в Египте, если он обидел своих собственных братьев - то разве он тем более не заслужил заключения в тюрьму (став таким скверным человеком несмотря на происхождение от честного отца)? Со своей стороны я полагаю, что если бы Лахес[56] был по-настоящему честным человеком и любил свою родину, он сам бы заключил в тюрьму своего сына, ставшего таким негодяем, навлекшего на него такой позор и бесчестье. Но оставим в покое этого человека и обратимся к Главкету. (128) Разве не он вначале перебежал в Декелею[57] на сторону врага и затем оттуда совершал против вас набеги, грабя и похищая ваше имущество? Ведь все вы это знаете! И разве не он точно отмеривал десятую часть награбленной добычи - ваших женщин и денег - для тамошнего спартанского гармоста? (129) А позже лишил нашу богиню десятой части добычи, отнятой у ваших врагов, когда вы удостоили его должности посла? И разве не он, став казначеем на Акрополе,[58] похитил с Акрополя трофеи нашего государства, которые оно захватило у варваров, - кресло на серебряных ножках[59] и меч Мардония, весивший триста дариков?[60] Эти преступления совершались на виду у всех, так, что все люди об этом знают. Но, может быть, во всем остальном он вел себя не столь нагло? Отнюдь нет, в этом качестве никто не может с ним сравниться! (130) Следует ли в таком случае щадить кого-либо из подобных людей, чтобы затем по их вине богиня лишалась десятой доли, а светская казна - двойного возмещения долгов, чтобы тот, кто пытается сейчас спасти подобных людей, - избежал наказания?[61] И что будет удерживать всех людей, граждане судьи, от превращения в негодяев, если благодаря такому отношению к преступникам перед людьми откроется возможность безнаказанно лихоимствовать? Как я полагаю, ничто.
(131) Вы должны карать преступления, а не сами способствовать тому, чтобы люди становились преступниками. Так не давайте же некоторым лицам возможности открыто выражать свое негодование, если они, присвоив ваше имущество, подвергнутся заключению в тюрьму, но подводите их под действие ваших законов! Ведь те, кто уличен в присвоении гражданских прав, не выражают протеста, пребывая в этом помещении, в то время, как идет процесс о лжесвидетельстве,[62] но остаются там, даже не думая отыскать себе поручителей и затем гулять на свободе. (132) Государство сочло необходимым отказать в доверии таким людям, обезопасить себя от их попыток избежать наказания путем выставления поручителей, решив держать их там, где пребывали и многие другие афинские граждане. Некоторые приговаривались к содержанию в тюрьме за неуплату штрафа, а также в порядке дополнительного наказания, по вынесенному судьями приговору, и все они спокойно это переносили. Будет, вероятно, неприятно перечислять всех по именам, но надо сравнить их поведение с поведением этих людей. (133) Случаи с людьми, жившими до архонтства Евклида,[63] а также еще более древние я оставляю в стороне. В свое время, когда эти люди жили, они вначале, по общему мнению, пользовались большим почетом, но позднее, за допущенные ими проступки, испытали на себе всю силу народного гнева. Ведь государство не могло допустить, чтобы они, проявив себя вначале как честные люди, затем становились ворами, и требовало, чтобы они всегда соблюдали справедливость в общественных делах. Согласно общему мнению, первоначальная честность этих людей была обусловлена не врожденными качествами, а злым умыслом, цель которого состояла в приобретении доверия у народа. (134) Но все вы помните, граждане судьи, как после архонтства Евклида был первым заключен в тюрьму Фрасибул из Коллита, сидевший там дважды. Его приговорило к тюремному заключению народное собрание, хотя он был в числе тех, кто находился в Пирее и выступал из Филы.[64] Затем к этому же наказанию был приговорен Филепсион из Ламптр. Позже приговорили к тюремному заключению Агиррия из Коллита, человека честного и демократичного, имевшего большие заслуги перед всеми вашими согражданами.[65] (135) Он также был вынужден убедиться, что законы стоят выше него, что он должен им подчиняться наравне с рядовыми гражданами. Ему пришлось провести в этой тюрьме много лет, пока он не выплатил государству сумму, которую он, согласно решению, был должен уплатить. Каллистрат, бывший тогда в силе и приходившийся ему племянником, не выдвинул тогда никакого закона, чтобы облегчить его участь![66] Можно назвать и Миронида, он был сыном Архина, захватившего Филу,[67] который, после олимпийских богов, более всего способствовал восстановлению демократии (да и во всех других сферах он прославился своими деяниями и не раз был стратегом). (136) Все эти люди, однако, подчинялись законам. В этой тюрьме побывали И казначеи, исполнявшие должность в то время, когда загорелся Опистодом[68] - хранители казны богини Афины и казначеи других богов, пока не начался процесс по их делу. Заключались в тюрьму и привлеченные по делу о злоупотреблениях в торговле хлебом, да и многие другие люди, граждане судьи, гораздо более достойные граждане, чем Андротион. (137) Итак, считалось необходимым, чтобы эти упомянутые выше люди подчинялись законам, издревле установленным, и несли ответственность согласно существующим правовым нормам. А вот по отношению к Андротиону, Главкету и Меланопу понадобился новый закон, хотя они были изобличены и осуждены в результате подачи голосов согласно издавна принятому порядку. Им вменялось в вину присвоение как священных, так и светских денег. Так разве не покажется наше государство достойным осмеяния, если, оно примет закон, ставящий своей целью спасение святотатцев от наказания? Я полагаю, что покажется. (138) Вы не должны допустить, чтобы и с вами, и с государством обращались столь нагло! Вспомните, как вы покарали смертью Евдема кидафинейца за то, что он, по общему мнению, внес вредный закон: и это произошло недавно, при архонте Евандре.[69] Точно так же Филиппа, сына судовладельца Филиппа, вы едва не казнили, когда он сам предложил себе наказание в виду уплаты большой суммы денег: вы утвердили это наказание лишь очень небольшим большинством голосов.[70] Так отнеситесь же ныне столь же сурово к этому человеку! Примите во внимание, помимо остального, еще и то, как несправедливо мог бы поступить Тимократ, если бы он один в роли посла представлял наше государство. Полагаю, что он не остановился бы перед любым преступлением. Вы ясно представляете себе весь образ мышления Тимократа - характер его можно определить на основании закона, который он осмелился предложить.
(139) Хочу теперь, граждане судьи, рассказать вам о том, как предлагают законы у локров. Вам не принесет вреда знакомство с неким чужеземным примером законодательной деятельности, особенно таким, каким пользуется благоустроенное государство. Там считают необходимым пользоваться издревле установленными законами и соблюдать завещанный предками порядок - а не предлагать новые законы согласно желанию каждого или же для сокрытия преступлений. А именно, когда кто-нибудь пожелает предложить новый закон, он должен вносить его на рассмотрение с петлей на шее:[71] Если там решат, что предложенный закон хорош и полезен, законодатель остается жить и может спокойно уйти; если же признают закон нехорошим, законодателя тут же казнят, затянув петлю. (140) И они не осмеливаются предлагать новые законы, но пользуются старыми, точно их соблюдая. Говорят также, граждане судьи, что у них новый закон принимается лишь один раз за много лет. У них существует закон, согласно которому, если кто-нибудь выбьет другому глаз, то должен сам лишиться глаза (никакого денежного штрафа в этом случае не полагается). Есть молва, будто некто там пригрозил своему врагу - у которого был один глаз, - что выбьет у него этот последний. (141) Когда эта угроза прозвучала, одноглазый переживал ее необыкновенно сильно и, полагая, что жизнь станет для него невыносимой в случае ее исполнения, решился внести новый закон, согласно которому, если кто-нибудь выбьет глаз одноглазому, должен сам лишиться обоих (чтобы и обиженного и обидчика постигло одинаковое несчастье). Это был единственный новый закон, который, как говорят, приняли локры за более чем двести лет.[72] (142) А вот наши политические деятели едва ли не каждый месяц готовы предлагать новые законы ради своей личной выгоды; находясь у власти, они тащат граждан в тюрьму, а когда такая же мера пресечения должна быть применена к ним самим, считают это несправедливостью. Кроме того, они отменяют законы Солона, проверенные долгими веками, которые приняли наши предки, - считая необходимым добиться, чтобы вы руководствовались их законами, которые они предлагают во вред государству. (143) Если вы их не накажете, весь наш город быстро окажется в порабощении у этих зверей. Вы ведь хорошо знаете, граждане судьи, что, если вы отнесетесь к ним со всей строгостью, они меньше будут злоупотреблять своими полномочиями; если вы не накажете их, вы будете иметь дело с большим числом наглецов, которые, прикрываясь патриотическим рвением, станут приносить вам большой вред.
(144) Теперь я хочу, граждане судьи, рассказать вам о том законе, которым этот человек (как мне стало известно) собирается воспользоваться как образцом и при этом заявить, будто в своем законе он ему следует. Там мы читаем: "...и я не буду заключать в тюрьму никого из числа граждан Афин, который выставит троих поручителей, платящих такую же сумму налогов,[73] за исключением случая, когда заподозренный человек будет уличен в предательстве или заговоре против демократии, а также когда подозреваемый человек будет уличен в том, что, взяв на откуп сбор налога (или выступив поручителем или сборщиком налога для откупщиков), не выплатит положенных сумм".
Послушайте теперь, что я хочу заявить по этому поводу. (145) Я не скажу, что сам Андротион тащил людей в тюрьму и заключал их в оковы на основании этого закона, но хочу пояснить вам, кого этот закон имеет в виду, ведь этот закон, граждане судьи, относится не к тем лицам, которым уже вынесен приговор и по делу которых процесс закончен, но к тем, дела которых еще не поступали на рассмотрение суда, чтобы свобода действий этих лиц не оказалась скованной из-за пребывания их в тюрьме, что лишило бы их возможности подготовиться к судебному процессу. Тимократ же собирается выдать вам закон, имеющий в виду лиц, которым еще предстоит подвергнуться судебному разбирательству, за всеобщий, касающийся всех без исключения. (146) Хочу привести вам доказательства истинности моих слов. Вы, граждане судьи, не имели бы законных оснований назначать какое-либо наказание, касающееся личности гражданина или его имущества (к числу наказаний, накладываемых на личность гражданина, относится и заключение в тюрьму), и вы не имели бы права приговаривать к тюремному заключению, и эти меры наказания не были бы предусмотрены законами в отношении лиц, на которых поступило письменное заявление[74] или которые должны подвергнуться аресту (а в законе сказано: "человека, на которого поступило письменное заявление или который подвергнут аресту, коллегия одиннадцати должна заковать в колодки"), - если бы запрещено было заключать граждан в тюрьму, за исключением уличенных в предательстве или заговоре против демократии, или откупщиков, не уплативших положенных сумм. (147) Все это пусть послужит вам доказательством того, что заключать в тюрьму разрешено: в противном случае наказания утратили бы свою силу. Кроме того, граждане судьи, слова "я не буду заключать в тюрьму никого из числа граждан Афин" сами по себе не являются законом. Это только формула в клятве членов Совета, цель которой состоит в предупреждении сговора среди ораторов Совета, чтобы они не могли добиться заключения в тюрьму кого-либо из граждан. (148) Лишая Совет права заключать в тюрьму, Солон включил эти слова в клятву членов Совета, а не в вашу клятву. Ведь он считал необходимым поднять авторитет суда выше всех других учреждений, и тот приговор, который оно выносит, непременно должен приводиться в исполнение над осужденным. Пусть перед вами будет оглашена клятва членов суда в доказательство этого положения. Читай же!
(Клятва членов суда)[75]

(149) "Я буду подавать свой голос в соответствии с законами и постановлениями народа афинян и Совета пятисот. Я не окажу поддержку тирании или олигархии, и, если кто попытается упразднить демократию афинян или станет против нее выступать или вносить предложения, направленные против нее, я не стану им подчиняться. Я не буду поддерживать требования отмены частных долгов или передела земли и домов афинян. Я не стану возвращать на родину изгнанных или тех, кто приговорен к смертной казни. Я не буду изгонять граждан, живущих здесь, в нарушение существующих законов и постановлений народа и Совета афинян, я не буду делать этого сам и не допущу, чтобы так поступали другие. (150) Я не буду утверждать в должности тех, кто не отчитался за свою прежнюю должность,[76] будет ли это один из девяти архонтов, или гиеромнемон, или один из тех, кто избирается по жребию в тот же день вместе с девятью архонтами, будь это глашатай, посол или синедр. Я не допущу того, чтобы один и тот же человек занимал дважды одну и ту же должность или чтобы один человек занимал в течение одного года две должности. Я не буду брать взяток, используя должность судьи, сам или кто-нибудь другой или другая от моего имени по сговору со мной, прибегая к каким-либо уловкам или хитростям. (151) Возраст мой - не менее 30 лет. Я буду одинаково беспристрастно выслушивать выступление как обвинителя, так и обвиняемого, и голос свой буду подавать по существу рассматриваемого дела.
Поклянись же Зевсом, Посейдоном, Деметрой и призови погибель как на себя, так и на дом свой, если ты в чем-то нарушишь эту клятву; если же ты будешь ее точно соблюдать, да выпадут тебе на долю многие блага".[77]

Здесь вы не найдете, граждане судьи, слов: "я не буду заключать в тюрьму никого из афинян". Суды ведут все судебные дела, они властны и заключать в тюрьму, и приговаривать к любому другому наказанию, к какому они захотят.
(152) То, что вы вправе приговаривать к тюремному заключению, я доказываю при помощи этих соображений; а то, что отменять уже вынесенные судебные приговоры и опасно, и неблагочестиво, и грозит уничтожением основ демократии, с этим, я полагаю, согласятся все. Наше государство, граждане судьи, управляется на основе законов и постановлений. Если кто-нибудь отменяет с помощью нового закона решения, принятые путем голосования, то где же граница дозволенного? И справедливо ли называть это законом? Разве это не просто беззаконие?! И разве не заслуживает подобный законодатель самой суровой кары? (153) Я лично полагаю, что он заслуживает самой крайней меры наказания, и не только за то, что он предложил подобный закон, но и за то, что он показывает пример другим - ведущий к упразднению судов, к возвращению изгнанных и к другим самым опасным действиям. В самом деле, граждане судьи, поскольку этот человек совершенно безнаказанно предложил подобный закон, что же препятствует появлению другого законодателя, который предложит новый закон, подрывающий какую-либо из основ существования нашего государства? Я лично полагаю, что таких препятствий не будет. (154) Мне известно, что и прежде таким же способом была упразднена у нас демократия, когда были отменены обвинения в противозаконности внесенных законопроектов,[78] а суды потеряли свою власть.[79] Может быть, кто-нибудь выскажет предположение, что тогдашние события не были сходны с нынешним положением государства (я имею в виду отмену демократического строя). Но ведь не следует допускать, граждане судьи, появление подобных событий хотя бы в зародыше, если бы даже они и не дали всходы; а человека, пытающегося речами или делом предпринять что-либо подобное, необходимо привлекать к ответственности.
(155) Вам полезно также услышать о хитрости, которую он применил, чтобы вам навредить. Постоянно наблюдая, как все - и частные лица, и политические деятели - единогласно заявляют, что законы являются основой всего доброго в государстве, он позаботился о том, чтобы упразднить их незаметным образом; если же его уличат в этом, то сделать так, чтобы его действия не были восприняты как бесстыдные и опасные. (156) И он придумал именно то, что и совершил - с помощью нового закона он решил упразднить старые, добиваясь того, чтобы творимое им преступление получило название "спасительного средства". Действительно, благополучие и сохранность государства основаны на его законах, и то, что этот человек предложил, также называется законом, хотя ничего общего с упомянутыми законами не имеет. Он хорошо учел популярность, которой пользуется у вас само звучание слова "закон", но не пожелал увидеть, что вместо пользы он принесет государству нечто совершенно противоположное. (157) Скажите, во имя Зевса, найдется ли проедр или притан, который поставил бы на голосование какое-либо из положений, содержащихся в этом законе? Я полагаю, что не найдется. Но как же тогда выплыл этот законопроект? Только благодаря тому, что Тимократ своим плутням дал название "закона"! Люди этого сорта надувают вас не простыми способами, не как попало, а преднамеренно, поступая именно таким образом, и не один Тимократ, но большинство политических деятелей, которые намереваются выступить и оказать ему поддержку при этом - клянусь Зевсом! - они вовсе не стремятся угодить Тимократу (для чего это им?), но они собираются так действовать по той причине, что каждый из них считает этот закон полезным для себя самого. Отсюда следует, что в той мере, как эти люди стараются поддерживать друг друга, постольку и вы должны стараться защищать сами себя ради своей же пользы! (158) Некто спросил Тимократа, ради чего решил он внести такой законопроект, добавив при этом, что ему выпало на долю тяжелое испытание от этого судебного процесса. Тимократ ответил: "Ты говоришь как глупец. Андротион собирается оказать мне поддержку, и он нашел на досуге такие веские доводы по всем затронутым вопросам, что я полностью уверен в своей безопасности, хотя против меня и выдвинуты обвинения". (159) Я был поражен бесстыдством и того и другого: первого в том, что он собирается звать на помощь, второго - что он собирается прийти и выступить с оправдательными речами. Тогда всем вам будет предоставлено ясное свидетельство того, что Тимократ свой закон предложил в интересах Андротиона, а не в интересах всего общества.
Вам будет полезно услышать и о деяниях Андротиона на политическом поприще, и среди них о таких, в которых принимал участие обвиняемый, что по справедливости должно заставить вас проникнуться к нему ненавистью ничуть не менее, чем к Андротиону. Я расскажу вам о делах, о которых вы еще не слышали, за исключением разве тех, кто присутствовал на судебных процессах Евктемона.[80]
(160) Мы начнем с того, чем он более всего гордится, и расскажем о взыскании денег, которые он требовал со всех вас вместе с этим "почтенным человеком". Обвинив Евктемона в том, что за ним числятся ваши деньги, недоимки по эйсфоре, и пообещав добиться его изобличения или же в случае неудачи самому вместо него внести требуемую сумму, Андротион под этим предлогом с помощью голосования освободил от должности человека, на которую тот был назначен по жребию, и втихомолку начал сам действия по взысканию. К этому делу, пожаловавшись на свою болезнь, он привлек и Тимократа. "Пусть, - заявил он, - Тимократ помогает мне во всех делах". (161) В связи с этим он выступил с публичной речью, заявив, что предстоит выбрать одно из трех: или превратить в лом священные сосуды, или вновь собирать эйсфору, или взыскать деньги с должников. Когда вы, естественно, предпочли взыскивать деньги с должников, он пленил вас своими обещаниями и, обладая благодаря представившемуся случаю большими полномочиями, решил не руководствоваться существующими у нас законами, регулировавшими подобные дела, и не стал предлагать других (если он считал существующие законы неудовлетворительным), но начал проводить в народном собрании опасные и противозаконные постановления, применяя их в личных корыстных целях и используя Тимократа в качестве посредника при получении нечестных доходов. (162) С помощью этого человека он своими воровскими проделками похитил немало вашего имущества, включив в состав своего постановления положение, согласно которому коллегия одиннадцати, аподекты и помощники должны были следовать за ним.[81] Затем он двинулся по вашим домам вместе с этими людьми, и ты, Тимократ, сопровождал его как один из десяти членов коллегии, в которую входил Андротион. Пусть никому не придет в голову, будто я требую отменить взыскание недоимок с должников. Конечно, это следует делать. Но как? А так, как этого требует закон, ради пользы других людей. В этом суть демократии. Но вам, граждане афинские, не столько пользы принесли те пять талантов, которые тогда собрали эти люди, сколько ущерба вы претерпели из-за подобных нравов, вводимых в практику государственной жизни. (163) Если вы захотите узнать, по какой причине тот или иной человек предпочитает жить в демократическом государстве, а не в олигархическом, то вы найдете наиболее простое объяснение, состоящее в следующем: во всех сторонах общественной жизни демократического государства гуманность является господствующим принципом.. То, что эти люди повели себя более разнузданно и опасно, чем в любом олигархическом государстве, я оставляю в стороне. Но когда в нашем государстве, в отдаленном прошлом, господствовали самые жестокие нравы в политической жизни? Вы все, я уверен, скажете, конечно, что это было во времена 30 тиранов. (164) Но и тогда, как можно еще и сейчас услышать, не было человека, который не чувствовал бы себя в безопасности, спрятавшись у себя дома: ведь обвиняют 30 тиранов в том, что они, творя беззакония, хватали людей прямо на агоре. Однако эти люди настолько превзошли тиранов своей жестокостью, что, являясь политическими деятелями демократического государства, превратили собственный дом каждого афинского гражданина в тюрьму, приводя в эти дома членов коллегии одиннадцати. (165) В самом деле, граждане афинские, что вы можете подумать о таком случае, когда бедный человек (или даже богатый, но израсходовавший большие средства и не располагающий по каким-то причинам наличными деньгами) не только станет бояться показать нос на агоре, но даже свой собственный дом не будет считать надежным убежищем! Виновником же всего этого является Андротион, которому сама его жизнь и совершенные преступления не позволяют выступать в суде даже в защиту самого себя, а не то что в защиту интересов государства![82] (166) И все же, если кто-либо спросит его или тебя, Тимократ, прославителя и соучастника этих людей, подлежит ли обложению эйсфорой состояние или же личность должника, то вы, конечно, скажете, что состояние (если захотите сказать правду): ведь мы вносим эйсфору с имущества. Так почему же вы, наисквернейшие из всех людей, оставив в стороне такие средства взыскания недоимок, как конфискацию земельных участков и домов, не описывая имущества, стали заковывать в цепи и тяжко оскорблять людей, являющихся гражданами государства, а также несчастных метеков, по отношению к которым вы поступали более разнузданно, чем к собственным рабам? (167) Если вы захотите задать себе вопрос, граждане судьи, в чем разница между положением свободного человека и положением раба, то вы найдете главное различие в следующем: раб отвечает за совершенные им проступки своим телом, тогда как в отношении свободного человека применение подобного наказания является самой крайней мерой. Но эти люди, напротив, применяли такие меры наказания, которые направлялись против личности человека - как будто имея дело с рабами! (168) Андротион повел себя в отношении вас столь корыстным и несправедливым образом, что предоставил возможность скрыться своему отцу, заключенному за долги в государственную казну в тюрьму. Он скрылся, не заплатив долга, без решения суда о его освобождении, в то время как других граждан, не имевших возможности уплатить долг, он вытаскивал из их жилищ и заключал в тюрьму. (169) И ведь Тимократ, когда взыскивал со многих двойное возмещение недоимок, ни от кого из нас не захотел взять поручителей (я уже не говорю о сроке до девятой притании, но даже ни на один день!): предъявлялось требование либо немедленно уплатить сумму долга, либо немедленно отправляться в тюрьму. Он передавал коллегии одиннадцати людей, даже не привлекавшихся к суду. Ныне же он осмелился, взяв на себя всю полноту ответственности, внести закон, позволяющий лицам, которым вы уже вынесли обвинительный приговор, гулять на свободе, где им вздумается.
(170) Но они скажут, что и прежние, и нынешние их дела имели своей целью только вашу пользу. Но неужели вы согласитесь, что все это происходило ради ваших интересов, и станете без возмущения переносить их дерзкие и преступные деяния? Скорее вы должны возненавидеть подобных людей, граждане афинские, чем спасать их от заслуженного наказания. Ведь человек, в своей деятельности вступающий от имени государства и желающий встретить в вашем лице благожелательных судей, должен оказаться причастным и к нравам нашего государства. (171) В чем они заключаются? В проявлении жалости к слабым, в пресечении дерзких я наглых проступков со стороны сильных и могущественных, в недопущении того, чтобы народ страдал от жестокого обращения с ним, а также от лести по отношению к обладающим определенным влиянием и силой. Но ты, Тимократ, ведешь себя именно таким образом, и по этой причине сидящие здесь судьи будут иметь гораздо больше оснований вынести тебе, не предоставив тебе слова для оправдательной речи, смертный приговор, чем оправдать тебя ради Андротиона.
(172) Хочу сейчас вам доказать со всей ясностью, что и само взыскание недоимок производилось ими совсем не в ваших интересах.[83] Если кто-нибудь спросит их, кто, по их мнению, приносит больше вреда государству - те, кто, возделывая землю и ведя скромный образ жизни, оказались должниками по эйсфоре из-за необходимости кормить детей, хозяйственных расходов и других литургий, или же те, кто крадет и пускает на ветер средства, поступающие от добровольных взносов и получаемые от союзников, - то эти лица, хоть и лишены стыда, все же не дойдут до такой степени наглости, чтобы заявить, будто должники по эйсфоре совершают большее преступление, чем расхищающие общественное достояние. (173) Один из вас, Тимократ и Андротион, уже более тридцати лет занимался политической деятельностью. За это время многие стратеги и ораторы, совершившие государственные преступления, были осуждены этими судьями, причем одни из них за свои преступления поплатились жизнью, другие, мучившиеся раскаянием, добровольно ушли в изгнание. Почему же ни один из вас ни разу не проявил и тени негодования по поводу ущерба, нанесенного государству? Почему в роли защитников наших интересов вы выступаете именно там, где приходится жестоко обращаться с народными массами? (174) Если хотите, афинские граждане, я объясню вам причину такого поведения этих людей. Дело в том, что они имеют долю в доходах, которые некоторые лица незаконно получают за ваш счет, - они наживаются с взыскиваемых сумм. В свой ненасытной жадности они пожинают двойной урожай с государства. Разумеется, навлечь на себя ненависть многих людей, совершивших мелкие проступки, гораздо опаснее, чем восстановить против себя немногих совершивших тяжкие преступления. Нельзя также добиться популярности в народе, подмечая ошибки многих, вместо того чтобы внимательно следить за немногими. И все же причиной является именно то, о чем я говорю.[84] (175) Поэтому, приняв во внимание все эти соображения и помня о преступлениях каждого из них, вы должны строго их покарать, когда они окажутся в вашей власти, невзирая на срок давности совершенного преступления и учитывая только сам факт его совершения. Если вы ныне снисходительно отнесетесь к тому делу, по поводу которого вы тогда негодовали,[85] все будет выглядеть так, как будто вы потребовали уплаты этих денег под влиянием гнева, а не потому, что ими было совершено преступление. Разгневанным людям свойственно отвечать злом тем, кто причинил им обиду, тогда как ставшие жертвой преступления должны подвергнуть наказанию преступников, оказавшихся в их власти. Вы не должны, проявляя ныне слабость, создавать впечатление, будто вы, предав забвению данную вами судейскую клятву, делаете лишь угодное себе против законов справедливости... Напротив, вы должны их ненавидеть, быть нетерпимым к самому звуку голоса этих людей, совершавших подобные преступления в своей политической деятельности.
(176) Кто-нибудь, клянусь Зевсом, скажет, что они проявили себе таким образом только на общественном поприще, во всех же прочих делах они вели себя достойным образом.[86] Но ведь и все другие их действия по отношению к вам оказались такими, что уже названные преступления их могут служить лишь ничтожным поводом к враждебным чувствам, которые должны против них возникнуть. О чем бы я мог вам, если хотите, напомнить? О том, как они подготовили священные сосуды к торжественной процессии? О том, как они погубили венки? Или об их "великолепных успехах" в изготовлении фиал? (177) Да ведь только за одни эти преступления (даже если бы эти люди никакого другого вреда государству не причинили), они, по моему мнению, трижды, а не один раз заслужили смерть! Они повинны и в святотатстве, и в нечестии, и в воровстве, и во всех самых опасных преступлениях.
Значительную часть речи Андротиона, в которой он старался вас обмануть, я оставляю в стороне. Заявляя, что листья венков осыпались и сгнили от времени - как будто это листья фиалок или роз, а не сделанные из золота, - он убедил вас их переплавить. Избранный для выполнения этого поручения, он сделал своим сообщником Тимократа, соучастника всех своих злых дел. (178) И затем, при сборе эйсфоры, он внес предложение, чтобы это совершалось в присутствии государственного раба в качестве контролера, доказывая свою честность (в то время как каждый из внесших деньги практически сам должен был стать контролером[87]). Когда же дело коснулось венков, которые он превратил в лом, Андротион свою "честность" демонстрировать не стал, но сам начал выступать одновременно и в роли оратора, и в роли золотых дел мастера, и в роли казначея, и в роли контролера! (179) Если бы ты на каждом шагу в своей деятельности добивался полного доверия к себе, тогда бы ты не был изобличен в явном воровстве. Ныне же ради соблюдения справедливости при сборе эйсфоры ты требуешь, чтобы государство доверяло своему рабу, а не тебе. А вот когда ты занимаешься неким другим делом и самовольно распоряжаешься священными сокровищами (некоторые из них были посвящены божеству не на нашей памяти) - ты не предлагаешь принимать такие меры предосторожности, как при сборе эйсфоры! Так разве не ясно, с какой целью ты все это делал? Я думаю, что ясно. (180) Обратите внимание, граждане афинские, и на то, как он в течение всего этого времени уничтожал прекрасные и достойные ревнивого подражания надписи, посвящения государству, приказав вырезать вместо них нечестивые и возмутительные. Как я полагаю, все вы видели внизу на ободках венков вырезанные слова: "Союзники награждают народ венком за его мужество и справедливость" или: "Союзники богине Афине награду за победу"; или от разных государств: "Такие-то, спасенные народом, награждают народ венком", как, например: "Освобожденные эвбеяне наградили народ венком"; или же такие надписи: "Конон из добычи, взятой в морском сражении с лакедемонянами",[88] "Хабрий из добычи, взятой в морском сражении у Наксоса". (181) И вот эти надписи, служившие ранее предметом восхищения и побуждавшие к честолюбивому соревнованию, исчезли вследствие уничтожения самих венков. На фиалах же, которые изготовил для вас взамен венков вот этот человек, погрязший в разврате, была вырезана следующая надпись: "Изготовлены попечением Андротиона". Так имя человека, торговавшего своим телом и по этой причине в соответствии с законами лишенного права даже входить в храм, оказалось запечатленным на фиалах, помещенных в священном месте! Очень похоже на прежние надписи, не правда ли? И внушает такое же побуждение к честолюбивому соревнованию?! (182) Здесь можно усмотреть три опаснейших преступления, совершенных этими людьми. Они похитили у божества венки, исчезло чувство благородного соперничества и восхищения нашим государством, внушаемое подвигами, о которых напоминали венки (пока они существовали), немалой славы лишились по вине этих людей те, которые посвящали венки (они лишены теперь и самой надежды на благодарность с нашей стороны, если бы захотели напомнить о своих подвигах). И эти люди, совершив столь опасные и столь многочисленные преступления, дошли до такой степени бесстыдства и дерзости, что один из них надеется на оправдание, опираясь на поддержку другого, а тот восседает рядом и не провалится сквозь землю от стыда за свои преступления.[89] (183) Этот человек со своей алчностью к деньгам не только лишен стыда,[90] но и совершенно невежествен, не понимая того, что венки являются символом доблести, тогда как фиалы и подобные им предметы служат лишь признаком богатства. Венок, сколь бы мал он ни был, внушает такие же честолюбивые стремления, как и большие венки, тогда как сосуды для питья, или курильницы, или подобные предметы, если даже они и представлены в изобилии, лишь распространяют славу о богатстве обладающих ими людей. А если кто и станет важничать, обладая немногими подобными предметами, то почет, которого он надеется добиться благодаря им, окажется для него настолько недостижимым, что он скорее прослывет круглым невеждой. Этот же человек, уничтожив символы славы, сотворил символы богатства, стоимость которых незначительна, а сами они вас недостойны. (184) Он не сознавал того, что наш народ никогда не проявлял страсти к приобретению богатств - напротив, мы всегда стремились к славе, как ни какому другому предмету в мире. Свидетельством же этому является следующее. Наш народ, собрав у себя огромные богатства по сравнению с другими эллинами, употребил их на дела, доставившие ему славу и честь: внося деньги из собственных средств, мы никогда не уклонялись от опасности, ценя славу превыше всего. Вследствие этого наш город обладает бессмертными ценностями: это и слава о его подвигах, это и красота сооружений, посвященных памяти о них, таких, как Пропилеи, Парфенон, галереи, верфи... и это не пара амфорисков, не три или четыре золотые побрякушки, каждая ценой в одну мину, которые ты, когда это тебе придет в голову, вновь предложишь перелить. (185) Наши предки посвятили эти сооружения богам, не вымогая десятины у сограждан, не делая того, что навлекло бы на них проклятия врагов, не взимая двойных сумм эйсфоры, и управляли государством, не прибегая к услугам таким советников, к которым обращаешься ты. Напротив, они одерживали победы над врагами и оправдали надежды всех честных людей, добившись единодушия в государстве, оставив по себе бессмертную славу, изгоняя из народных собраний людей, которые вели образ жизни, подобный твоему. (186) Вы же, граждане афинские, дошли до такой степени простодушия и легкомыслия, что, имея перед глазами подобные примеры, не стремитесь им подражать, но избираете попечителем священных сосудов Андротиона - Андротиона, о Земля и боги! И подобный нечестивый поступок вы считаете чем-то незначительным. Я же, напротив, полагаю, что человек, которому Предстоит вступить в храм и коснуться руками священных очистительных сосудов и корзин, на долю которого выпала забота о священных обрядах, должен соблюдать нравственную чистоту не определенное количество дней, но всю свою жизнь - всю свою жизнь не совершать таких поступков, которыми переполнена вся биография этого человека.
(187) Но об этом я скажу позже, когда представится случай. О том же, что собирается ныне сказать Тимократ,[91] я помолчу, хотя у меня есть много в запасе такого, о чем я мог бы рассказать. Он не сумеет (я в этом уверен) опровергнуть того, что закон его несет несчастье народу, что он внесен в нарушение всех существующих законоположений, что он несправедлив во всех отношениях. Мне известны его утверждения, будто Андротион, Главкет и Меланоп уплатили деньги сполна, что он был бы несчастнейшим из людей, если бы в то время, как они выполнили свой долг, - он, Тимократ, сам был бы, несмотря на это, осужден (а его обвиняют в том, что он вносил свой законопроект в их интересах). (188) Я, напротив, полагаю, что этот довод ни в малейшей степени не может служить основанием к его оправданию. Если ты соглашаешься с тем, что внес закон в интересах людей, которые, как ты утверждаешь, уже выполнили свой долг, то совершенно ясно, что именно за это ты и должен быть осужден. Существующие у нас законы, в соответствии с которыми поклялись судить вот эти судьи, открыто запрещают вносить законопроекты, которые не распространялись "бы в равной мере на всех граждан. (189) Если же ты утверждаешь, что внес свой законопроект, имея в виду интересы всех граждан, то не упоминай об уплате денег этими людьми, ибо это не имеет никакого отношения к упомянутому закону: ведь ты должен доказать, что сам закон полезен и прекрасен. Такова, по твоим словам, причина, побудившая тебя внести свой законопроект; но именно это я и отрицаю и поэтому выступил с обвинением против себя. Решение же должны вынести сидящие здесь судьи. Для меня не составило бы труда доказать и то, что упомянутые лица произвели уплату денег по всяким иным причинам, а не руководствуясь законами. Но так как вам предстоит подать свои голоса не по этому делу, зачем я стану занимать вас рассуждениями на постороннюю тему?
(190) Он непременно, как я полагаю, будет говорить и о том, как тяжело станет переживать, если, предлагая запретить заключение афинян в тюрьму, сам за это поплатится чем-то, а также о том, что наименее влиятельные граждане особенно заинтересованы в самых кротких и умеренных законах. Лучше будет, если вы все в связи с этими соображениями предварительно выслушаете несколько кратких замечаний, чтобы обман, и которому он собирается прибегнуть, имел меньше шансов на успех. (191) Когда он будет говорить о стремлении добиться отмены права заключать афинян в тюрьму, то пусть от вас не скроется ложь, заключающаяся в этих словах. Ведь его закон преследует вовсе не эту цель, а только лишение вас права присуждать к дополнительному наказанию. Он восстанавливает право апелляции на ваш приговор, который выносится после обмена речами и всего судебного процесса, на основании данной вами клятвы. Вы не должны допустить, чтобы он, выступая перед вами, выбирал из своего закона те положения, которые производят впечатление необыкновенно гуманных; пусть он прочитает весь закон, статью за статьей, и даст вам возможность оценить его сущность и последствия. Вы увидите тогда, что он представляет собой именно то, о чем я говорил, а вовсе не то, что говорит о нем этот человек. (192) Что же касается мнения, будто для большинства народа полезны кроткие и умеренные законы, то здесь необходимо иметь в виду следующее. Есть, граждане афинские, два вида правовых отношений, которые отражены в законах всех государств. Первый из них определяет отношения между согражданами, существующие между ними связи. На их основе решаются частные дела, ими регулируется жизнь сообщества людей. Другой вид таких отношений определяет, как мы должны вести себя по отношению к государству, чем должен руководиться гражданин, собирающийся выступать на политическом поприще и проявляющий, по его словам, заботу о государственных делах. (193) Законы, которые регулируют частно-правовые отношения, действительно должны быть мягкими и гуманными по отношению к большинству народа. Напротив, те, которые лежат в основе государственного права, должны быть жесткими и суровыми ради вашей же пользы, ибо только при таком условии можно ограничить вред, который политические деятели способны причинить большинству народа. Если Тимократ и выступит с подобным заявлением, о котором говорилось выше, ответьте ему, что он делает мягкими не те законы, которые принимаются в ваших интересах, а другие, которых должны опасаться ваши политические деятели.
(194) Длинную речь должен произнести тот, кто захотел бы во всех подробностях изобличить ложь и обман в речах Тимократа, которые тот собирается произнести. О многом я умолчу, скажу лишь о главном, что вы должны запомнить. Обратите внимание, сможет ли он отыскать среди всех доводов, на которые он собирается опереться, подтверждающий-право законодателя охватить одними и теми же законоположениями и дела прошедшие, законченные судопроизводством в прошлом, и те, которые должны разбираться в будущем. Каждая статья его закона постыдна и возмутительна, но эта возмущает более всего и более всего противоречит законам. (195) Поскольку ни он, ни кто-либо другой не сможет доказать справедливость такого законоположения, вы должны ясно осознать, что они бесстыдно вас обманывают; вы должны спросить себя, что же в действительности заставило этого человека внести такой законопроект. Не бескорыстно, Тимократ (и откуда бескорыстию взяться?), и не за малое вознаграждение[92] ты решился внести этот законопроект! Ты не сможешь назвать иной причины, заставившей тебя внести такой закон, кроме своего столь ненавистного богам корыстолюбия. Ведь никто из этих людей не был твоим родственником, или близким человеком, или другом. (196) Ты не сможешь также доказать, будто таким способом ты попытался помочь попавшим в беду людям, поддавшись чувству жалости. То, что они с большим опозданием, едва ли не против своей воли уплатили принадлежащие гражданам деньги (после установления вины этих людей в трех судах[93]), ты не сможешь назвать бедой, выпавшей им на долю! Это просто скверный поступок с их стороны, и он скорее должен обострить к ним чувство ненависти, чем вызвать жалость. К тому же, ты вовсе не отличаешься среди других людей кротостью и гуманностью своего характера, чтобы проникнуться жалостью к этим людям. (197) Не могут сочетаться в одном и том же характере жалость к Андротиону, Меланопу и Главкету (которые должны были вернуть народу украденные деньги), и отсутствие жалости к кому-либо из многочисленных сидящих здесь, а также других граждан, в дома которых ты врывался, сопровождаемый членами коллегии одиннадцати, аподектами и помощниками! Ты срывал двери, вытаскивал из-под людей ковры, описывал единственную служанку-рабыню, если у кого-либо таковая была... Все это ты творил на протяжении целого года вместе с Андротионом. (198) Вам, судьи, пришлось перенести очень тяжкие беды, и ты должен был бы пожалеть этих людей гораздо больше - людей, которые из-за вас, ораторов - о, проклятый - постоянно вынуждены вносить эйсфору! Мало того, ее взыскивают с них в двойном размере, и это делаешь ты и Андротион - сами ни разу не вносившие эйсфоры. (199) Этот человек настолько возгордился (как будто уверенный в том, что за все эти преступления не понесет никакой ответственности), что осмелился один, вместе с Андротионом, составить финансовый отчет, хотя его коллегами по должности были еще десять человек. В самом деле, "безвозмездно", "поступая совершенно бескорыстно", Тимократ становится ненавистным всем - предлагая законы, противоречащие уже существующим, дойдя в конце концов до законопроекта, который противоречит закону, предложенному прежде им же самим! Клянусь Афиной, я уверен, вам всем это бросилось в глаза...
(200) Теперь я хочу сказать вам прямо, без обиняков, о том, что более всего должно навлечь на него гнев сограждан. Делая все это, граждане афинские, ради одной наживы и добровольно избрав себе профессию платного агента, он расходовал деньги на такие цели, которые никак не могут вызвать сочувствие у кого бы то ни было, кто об этом услышит. Какие же это цели? Отец этого человека, граждане судьи, был должником казны (я говорю об этом не с целью его упрекнуть, но по необходимости). А этот вот "порядочный человек" был ничуть не обеспокоен таким положением! (201) Перед нами личность, которой предстоит унаследовать от отца лишение гражданской чести, но если с его отцом что-либо случится, он и не подумает уплатить за него долг - предпочитая наживаться, пока отец его жив, считая такое обстоятельство для себя выгодным. Чего же еще можно ожидать от такого человека, по вашему мнению? Ты не пожалел собственного отца, не считал, что он попал в беду, когда он из-за небольшой суммы терял гражданские права - в то время как сам ты грабил и наживался, взыскивая недоимки по эйсфоре, получая барыши от вносимых тобой постановлений, от выдвигаемых тобой законопроектов. И ты заявляешь после этого, что способен проявить сострадание к чужим людям? (202) "Клянусь Зевсом, он хорошо позаботился о своей сестре". Но если бы он не совершал никаких других преступлений, то только за одно это дело его следовало бы предать смерти! Он ведь продал ее, а не выдал замуж. Тимократ отдал ее одному из ваших врагов, жителю Керкиры (из числа тех, кто там правит), когда тот останавливался в его доме, приехав сюда в составе посольства. Этот керкирянин захотел ее иметь (на каких условиях, это я оставляю в стороне). Тимократ взял у него деньги и отдал сестру, она и теперь находится в Керкире. (203) Неужели же вы не предадите смерти человека, отдавшего родную сестру на вывоз (на словах выдав ее замуж, а на деле продав ее), проявившего такую "заботу" о престарелом отце, - льстеца, за плату вносящего проекты постановлений, продажного политикана? Если вы этого не сделаете, граждане афинские, вы приобретете славу любителей судебных процессов и хлопотунов, но не избавитесь от дурных людей.
(204) Если кто-нибудь вас спросит, нужно ли назначать наказания преступникам, то вы все - я в этом уверен - ответите утвердительным образом. Я попытаюсь доказать, что тем более необходимо так поступить с этим человеком, который внес законопроект с целью нанести ущерб всему народу. Ведь любой вор, или грабитель, или подобный им преступник нападает, как это совершенно ясно, на случайно попавшегося ему человека и не в состоянии отобрать одежду у всех сразу или всех сразу ограбить: своим поступком он навлекает дурную славу только на самого себя, позорит свою собственную жизнь. (205) Если же кто-либо вносит законопроект, который позволяет всем желающим совершать преступления против вас, открывая им полную возможность так поступать и гарантируя им безнаказанность при этом, то такой человек наносит тяжкий ущерб всему государству и позорит всех сограждан: когда дурной закон вошел в силу, то весь позор падает на долю всего государства, утвердившего этот закон, и причиняет вред всем людям, которые станут этим законом руководствоваться. Так неужели же вы не возьмете под стражу и не накажете человека, пытающегося всем вам причинить вред, навлечь на вас дурную славу? Если вы так не поступите, как вы сможете оправдаться, отвечая на этот вопрос? (206) Лучший способ убедиться, с какими далеко идущими целями он смастерил этот закон и насколько эти цели противоречат существующий конституции нашего государства, - это вспомнить, что все, кто замышлял государственный переворот с целью низвержения демократии, начинали свое дело именно с этого, освобождая от ответственности людей, которые за ранее совершенные преступления должны были подвергнуться подобному наказанию.[94] (207) Так разве не следует трижды (если это возможно), а не один раз приговорить к смерти этого человека, который в одиночку, не имея даже никаких шансов уничтожить ваш политический строй (напротив, он сам должен погибнуть, если только вы выполните свой долг и поступите по справедливости), все же пошел на подобное преступление, решив с помощью закона освободить преступников, которых суды приговорили к тюремному заключению (ведь он бесстыдно предложил в своем законопроекте выпустить из тюрьмы всех, кому вы в порядке дополнительного наказания назначили заключение в тюрьму, а также тех, кому предстоит понести подобное наказание в будущем)? (208) Если вы услышите раздавшийся близ суда крик и кто-нибудь сообщит, что двери тюрьмы открыты, а заключенные сбежали оттуда, то любой, даже старик или самый беспечный человек, не преминет прийти на помощь служителям тюрьмы по мере своих сил. И если кто-нибудь, придя сюда, скажет, что вот этот обвиняемый и есть тот человек, который выпустил заключенных, то он сразу же будет схвачен и предан смерти без всякого разбора дела. (209) Ныне, граждане афинские, такой человек находится в вашей власти - совершивший, ничуть не таясь, именно такой поступок, обманувший вас при помощи различных уверток и открыто предложивший закон, который не просто открывает двери тюрьмы, но вообще сносит ее с лица земли вместе с судилищами. Да и что нужды как в тех, так и в других, когда приговоренные к заключению в тюрьме отпускаются на свободу, и если в будущем вы приговорите кого-нибудь к такому наказанию, то это будет совершенно бесполезным делом!
(210) Вам следует обратить внимание и на то обстоятельство, что многие эллины не раз принимали решение пользоваться вашими законами - чем вы по праву, естественно, гордитесь. Слова, некогда сказанные одним из ваших сограждан, что все разумные люди считают законы нравами государства, представляются мне истинными. Вам следует лишь постараться, чтобы эти законы признавались всеми как наилучшие, и вы должны наказывать тех, кто пытается эти законы осквернить и низвергнуть. Проявив легкомыслие в этом деле, вы и чести, названной выше, лишитесь и о государстве нашем пустите дурную славу. (211) И если вы по справедливости восхваляете Солона и Драконта, то единственными их благодеяниями, совершенными в пользу общества, вы можете назвать лишь то, что они издали полезные и прекрасные законы. Отсюда вытекает, что тех законодателей, которые действуют противоположным образом, вы должны ненавидеть и наказывать. Я уверен, что Тимократ предложил этот закон, преследуя в значительной мере собственную выгоду (он сознавал за собой, занимаясь, политической деятельностью, немало такого, за что его следовало бы заключить в тюрьму).
(212) Хочу теперь напомнить вам слова Солона, которые, как говорят, он некогда произнес, выступая против человека, предложившего порочный закон. Как говорят, он сказал судьям (высказав до этого ряд других упреков), что существует закон, общий, так сказать, для всех государств, заключающийся в следующем. Если кто-нибудь станет подделывать монету, то наказанием за это преступление должна быть смертная казнь. После этого он спросил судей, считают ли они этот закон справедливым и прекрасным. Когда те ответили утвердительным образом (213), Солон сказал, что считает деньги средством, изобретенным частными лицами для частных соглашений, законы же являются средством обращения в государстве. По этой причине судьи должны гораздо более сурово карать тех, кто подделывает и портит средства обращения в государстве, в сравнении с теми, кто подделывает монету, служащую частным лицам. (214) Чтобы доказать большую опасность подобного преступления, заключающегося в порче законов, - сравнительно с порчей монеты, он добавил: "Многие государства, открыто подмешивая в монету медь и свинец, пользуются тем не менее благосостоянием и нисколько от этого не страдают. Те же, у которых законы плохи и кто позволяет портить уже существующие, никогда благополучием не пользовались". Это обвинение полностью относится ныне к Тимократу, и будет справедливо, если вы его накажите соответствующим образом.
(215) Итак, следует со всей суровостью отнестись ко всем, кто предлагает постыдные и дурные законы, и особенно сурово следует карать тех, кто подкапывается под законы, от которых зависит, быть государству великим или ничтожным. Какие же это законы? Это именно те, согласно которым преступникам назначаются наказания, а порядочным и честным людям - награды и почести. (216) Если вы ревностно приложите свои усилия, совершая добрые дела в интересах всего общества, стараясь таким путем снискать себе награды и почести, если все вы будете воздерживаться от всего дурного, опасаясь ущерба и наказаний, служащих воздаянием за подобные проступки, то что же помешает нашему государству обрести наибольшее величие? Разве оно не обладает таким количеством триер, какого не имеет ни одно другое эллинское государство? Разве оно не имеет такого же войска гоплитов? Такого количества всадников? Такой величины доходов? Таких владений и территорий? Таких гаваней и портов? И благодаря чему все это сохраняется и существует? Да только благодаря законам! Когда государство управляется в соответствии с законами, все это приносит пользу обществу. (217) Если же создается противоположный порядок вещей и честные люди нисколько не вознаграждаются за свои достоинства, а преступникам предоставлена полная безопасность, подобная той, которая дается им законом Тимократа, то сможете ли вы представить себе, до чего дойдут всеобщее смятение и беспорядок? Вам надо хорошо осознать, что если бы даже удвоилась величина тех ресурсов, о которых я только что говорил, по сравнению с нынешними, то и это не принесло бы вам ни малейшей пользы.[95] А этот человек явно пытается нанести вам ущерб, подрывая действие закона, на основании которого наказываются преступники.[96]
(218) Из всего, что было сказано мною выше, ясно вытекает необходимость отнестись к этому человеку со всей строгостью и наказать его в пример всем остальным, ибо проявить мягкосердечие к подобным людям и вынести им приговор, предусматривающий легкое наказание, - значит поощрять и приучать все большее число людей к тому, чтобы они совершали преступления против вас самих.

[2] Катастасис — та часть произведения ораторского искусства, которая обозначается латинским термином constitutio, т. е. «состояние»: здесь излагается суть вопроса, составляющего предмет всей речи.

[3] Речь идет об Андротионе и его коллегах по посольству, присвоивших казенные деньги. Современные комментаторы полагают, что оратор мог сделать такое заявление только до того, как деньги были ими выплачены. Но так как это предположение трудно доказать, если исходить из содержания § 16 этой речи, некоторые ищут объяснения в том, что здесь контаминированы два начала («прооймия»), относящиеся к разному времени, однако при толковании этого места можно допустить и другую возможность (если предположить, что конъюнктив καταθω̃σιν употреблен здесь вместо оптатива): речь здесь идет о намерении не возвращать казенных денег, имевшем место в прошлом.

[4] Комментаторы часто сближают эти слова оратора с началом речи Исократа «О мире», сходным по форме и содержанию. Но не исключено, что подобные заявления являются общим местом, обычным ораторским приемом, часто употреблявшимся в это время.

[5] Здесь оратор намекает на деятельность Андротиона по сбору недоимок. См. Речь XXII (Против Андротиона).

[6] В речи «Против Андротиона» оратор заявляет, что обвинение в нечестивости было подано против его дяди.

[7] Может показаться, что в этом изложении обвинитель останавливается на обстоятельствах процесса, который освещается в речи «Против Андротиона». В действительности же речь здесь идет о псефисме Евктемона, к которой оратор возвращается в § 13. Диодор эту псефисму поддерживал.

[8] Мы принимаем здесь чтение ε̉βουλόμην δά̉ν. Чтение рукописей βουλοίμην δά̉ν не дает удовлетворительного смысла, так как не связано ни с предшествующим, ни с последующим изложением.

[9] Для решения важных дел в Афинах соединялись два дикастерия по 500 человек, к которым добавлялся еще один член суда, чтобы получилось нечетное число судей.

[10] Эти средства обозначены термином οσια, они не посвящены богам и их можно использовать для светских целей (в таком контексте термин можно перевести как «светские», «мирские» деньги).

[11] Здесь, по всей вероятности, имеется в виду Аристофонт Азенийский, известный политический деятель, не раз упоминаемый Демосфеном (ср., например, Речь VIII «О делах в Херсонесе». 30). Упоминает его и Эсхин (Против Ктесифонта о венке. 194).

[12] Судно, захваченное названными триерархами, было зафрахтовано купцами из Навкратиса (греческой колонии в Египте).

[13] По афинским законам, всякое дело, поступающее на рассмотрение народного собрания, должно было пройти через Совет 500 для выработки предварительного решения (пробулевмы).

[14] Так называемая прохейротония. Термин объясняется в словаре Гарпократиона следующим образом: «Подобная процедура была принята в Афинах. После составления проекта решения Совета, когда дело выносится на народное собрание, на нем вначале голосуется вопрос, есть ли нужда в обсуждении проекта решения или же достаточно простого утверждения проекта решения. В последнем случае прохейротония становится окончательным решением (хейротония)».

[15] Буквальный смысл — «положили знаки просителей», т. е. обвязанную шерстью ветвь маслины, на алтарь божества, к защите которого просители прибегают.

[16] В тексте речи здесь пропуск, перевод дан по общему смыслу контекста.

[17] Смысл этих слов становится ясным из дальнейшего изложения дела (§ 121). Названные лица обвиняли друг друга в присвоении денег, причем каждый взваливал вину на двух остальных. Этим и объясняется предложение Евктемона, о котором идет речь.

[18] Скирофорион — последний месяц в аттическом календаре, примерно соответствующий июню-июлю современного календаря.

[19] Имеются в виду мифические герои древней Аттики, именами которых были названы 10 аттических территориальных фил по реформе Клисфена. См. также Речь XX (Против Лептина). 94 и примеч. к этому месту.

[20] Обвинитель имеет здесь в виду вопросы процедурного характера, а не содержание самого закона Тимократа.

[21] Соответственно § 19 речь здесь идет о целом комплексе дополняющих ДРУГ друга законов, которые находят отражение и в других частях данной речи (в частности, в § 23). Предписание об избрании пяти синдиков мы находим в речи «Против Лептина» (XX. 146).

[22] Имеются в виду, вероятно, законы, относящиеся к деятельности народного собрания.

[23] В каждую пританию должны были собираться четыре народных собрания. Здесь указаны три народных собрания, следовавших за первым, на котором производилось голосование закона.

[24] Сумма штрафа, установленная проедрам, вызывает недоумение — она слишком мала по сравнению со штрафом, назначаемым пританам, поэтому здесь предполагают порчу рукописной традиции.

[25] Эта фраза дублирует в какой-то мере предшествующую, поэтому высказывалось мнение, согласно которому здесь в текст цитируемого закона вкрался фрагмент из другого закона.

[26] О защитниках закона упоминает речь «Против Лептина» (XX. 146 и след.)

[27] В аттическом календаре месяц Гекатомбеон соответствует июлю—августу.

[28] Кронии праздновались 13-го Гекатомбеона, после жатвы, близ святилища Крона и Реи на берегу Илисса.

[29] Панафинеи праздновались с 21 по 23 день Гекатомбеона (третья неделя августа).

[30] Совет 500 в Афинах делился на десять секций по 50 человек в каждой. Эти 50 человек били представителями одной филы и назывались пританами, а дежурство секции в течение месяца (аттический год делился на 10 месяцев) — пританией. Порядок дежурства фил устанавливался по жребию.

[31] Эти слова как будто противоречат предшествующему тексту, где говориться о роспуске Совета в связи с праздником Кроний. В действительности это была проформа, употреблявшаяся при постановлениях подобного рода, и она не была связана с реальным положением вещей.

[32] В практике афинского законодательства считалось обязательным, чтобы секретарь читал старый закон, который предполагалось исправить, сопоставляя его с новым.

[33] Таким предприятием, принадлежавшим государству, были, например, рудники.

[34] Архонтство Евклида — 403/402 г. до н. э. — является важной хронологической вехой в истории Афин, когда был восстановлен демократический порядок законодательства (после свержения 30 тиранов. Ср.: Аристотель. Афинская Полития. 39. 1; 41. 2—3). Эта дата считалась началом новой законодательной эры в Афинах, хотя пересмотр законов и их запись новым (ионийским) алфавитом продолжались до 399 г. до н. э.

[35] Термин τάξις, употребленный здесь, некоторые издатели понимают как уплату долга по частям, после получения отсрочки. Вайль (Op. cit. Р. 94. Not. 17) полагает, что под этим термином скрывается общий порядок уплаты долга.

[36] Имеется в виду обряд, при котором проситель кладет на алтарь особые знаки (см. выше, примеч. 15).

[37] Речь идет о времени, когда действовала демократическая конституция Афин (в противоположность правлению 30 тиранов, когда она была отменена).

[38] Этот закон связан по содержанию с предыдущим: по-видимому, это части одного закона, во всяком случае они относятся к одному, и тому же времени.

[39] Как отмечает схолиаст к этому месту, обвинитель здесь прибегает к помощи софизмов. Закон, который угрожает более жесткими мерами наказания откупщикам по сравнению с другими лицами, задолжавшими казне, не нарушает равенства людей перед законом.

[40] Мы имеем дело с характерным для Демосфена сарказмом: Тимократ не проявил заботы об откупщиках лишь с той целью, чтобы иметь возможность предоставить превилегии открытым ворам и расхитителям.

[41] Исангелия — обвинение в особо важном государственном преступлении.

[42] После слова δεδόχθαι в рукописях стоит слово θεδμόεθταις (в некоторых νομδέταις), но при таком чтении не получается удовлетворительного смысла, и большинство издателей исключает его из текста.

[43] Выше (§ 39) в копии этого же документа имя проедра, проводившего голосование, не упоминается. Так как проедры никогда не выбирались из числа пританов дежурной филы, а дем Мирринунт входил в филу Пандиониду, некоторые исследователи предполагают здесь ошибку копиистов.

[44] Текст цитируемого здесь закона Тимократа несколько отклоняется от текста этого же закона, который приведен в § 39.

[45] Уличенного в дезертирстве наказывали в Афинах атимией — лишением гражданских прав.

[46] Цитируется фрагмент закона, архаичные формулы которого оставляют ряд неясностей. По-видимому, речь идет о человеке, нашедшем украденную у него собственность у совершившего кражу. Суммы указанных штрафов вызывают сомнения у издателей и комментаторов текста (вместо «в десятикратном» некоторые предлагают читать здесь «в двойном»).

[47] Десять агораномов несли полицейские и контрольные функции на афинском рынке, а десять астиномов — полицейскую службу на улицах. Сорок судей по демам разъезжали по аттическим деревням, разбирая мелкие тяжбы. См.: Аристотель. Афинская полития. 53. 1.

[48] Ликейон, Академия, Киносарг — три больших гимнасий в Афинах, бывшие предметом особой заботы государства. Преподающие там лица следили не только за физическим развитием афинских юношей, но и за их духовным усовершенствованием. В Академии в свое время преподавал Платон, а в Ликейоне — Аристотель. Упоминающиеся здесь лекифы — сосуды для хранения масла, которым натирались атлеты.

[49] речь идет о фактах, упоминаемых в § 13 —14.

[50] Схолии поясняют это место следующим образом: «Некоторые толкуют упоминаемые здесь события в' том смысле, что на Акрополе стояла статуя Афины Ники. Нашлись злоумышленники, которые пытались похитить крылья этой статуи, отлитые из золота». Далее между ворами возникла ссора, и они выдали друг друга.

[51] О лишении прав лиц, задолжавших казне, см. выше, примеч. 39.

[52] καλοὶ κ’αγαθοί — «прекрасные и благородные». Этим термином обозначали идеал воспитания человека, совершенного физически и духовно (термин был популярен в аристократической среде).

[53] «Пятилетие» («пентетерида») была периодом финансовой отчетности в Афинах, которая производилась через четыре года на пятый, и на этот срок назначался казначей, ведавший государственными доходами. Как предполагает Вайль в комментарии к указанному месту, в начале такого периода выпускались на свободу должники, задолжавшие в государственную казну.

[54] Порочное поведение Андротиона в юности разоблачается оратором в Речи XXII (Против Андротиона). 21—29; см. также: 73.

[55] Что представлял собой орган, в котором принимал участие в качестве члена (синедра) Меланоп — не вполне ясно. Возможно, это был союзный Совет II Афинского Морского союза. Согласно другому предположению, Меланоп был членом Совета строителей храма и обсчитал строителей, украв «священные деньги» (ср. Аристотель. Риторика. I. 14). Отсюда и десятикратное возмещение стоимости украденного.

[56] Лахес — отец Меланопа.

[57] В начале второго периода Пелопоннесской войны, в 413 г. до н. э., спартанцы захватили аттическое поселение Декелею и уже не покидали его, совершая набеги против афинян. Если доверять обвинителю и считать Главкета участником Пелопоннесской войны, то он должен был быть в это время человеком преклонных лет.

[58] В Афинах было десять казначеев Священной казны богини Афины, которая хранилась на Акрополе. Они избирались по жребию.

[59] Как отмечает схолиаст, это было кресло Ксеркса, сидя на котором он наблюдал за Саламинским сражением.

[60] Мардоний — персидский полководец, командовавший армией Ксеркса во время похода 480 г. до н. э. Дарик — персидская золотая монета, равная по стоимости 20 аттическим драхмам.

[61] Здесь оратор намекает на Тимократа, который своим законом старался спасти Андротиона, Главкета и Меланопа от тюремного заключения.

[62] В Афинах существовала единственная форма апелляции по судебным решениям, состоявшая в том, что свидетели по делу объявлялись лжесвидетелями. Начав судебное дело против лжесвидетелей, обвиняемые должны были тем не менее дожидаться решения своей судьбы, находясь в тюрьме.

[63] Об архонтстве Евклида см. выше, примеч. 34.

[64] Фрасибула из Коллита не следует путать со стратегом Фрасибулом из Стирийского дема, возглавившим борьбу демократов с 30 тиранами, занявшими крепость Филу (см.: Ксенофонт. Греч, история. II. 4. 2—7). Ксенофонт упоминает и Фрасибула из Коллита (Там же. V. 1, 26), его же упоминает и Лисий в речи «Против Евандра» (§ 23 и след.).

[65] О Филепсионе другие источники не упоминают. Агиррий известен тем, что восстановил кассу феорикона в 395 г. до н. э. и увеличил в 394 г. плату гражданам за участие в народном собрании. Позднее, в 389 г. до н. э., он стал стратегом. См.: Ксенофонт. Греч, история. IV. 8, 31.

[66] Каллистрат — известный политический деятель и оратор, по политическим взглядам — спартанофил (см.: Демосфен. О венке. 219). Он исполнял обязанности стратега вместе с Тимофеем, Хабрием, Ификратом.

[67] Архин был одним из вождей демократов, боровшихся против 30 тиранов. См.: Эсхин. О предательском посольстве. 176; Против Ктесифонта о венке. 187; Динарх. Против Демосфена.

[68] Опистодом — задняя часть храма Парфенон, служившая хранилищем государственной казны. Обязанности казначеев богини Афины и казначеев других богов иногда объединялись и выполнялись одними и теми же лицами.

[69] Архонтство Евандра относится к 382 г. до н. э.

[70] Процесс Филиппа относился к числу так называемых α̉γώνες τιμητοί, когда мера наказания определялась не законом, а судьями; при этом обвиняемый имел право сам предложить себе наказание. Суд незначительным большинством голосов утвердил Филлипу наказание в виде большого штрафа, который назначал себе сам обвиняемый (тогда как обвинители настаивали на смертной казни).

[71] Диодор (XII. 17) приписывает подобный закон Харонду.

[72] В цитированном месте Диодор рассказывает сходную историю. Намек на подобный сюжет можно усмотреть и у Аристотеля (Риторика. I. 7): «Неодинаковое наказание постигает того, кто лишит глаза человека одноглазого, и того, кто сделает это с человеком, обладающим обоими глазами...». По-видимому, это был сюжет, популярный в риторических школах, предлагавшийся ученикам для составления судебной речи.

[73] Имеются в виду лица, обладающие таким же имущественным цензом.

[74] Так называемая έ̉νδειξις, особого типа письменное заявление.

[75] Клятва гелиастов, текст которой сохранен здесь в составе речи Демосфена, в основном соответствует действительно существовавшей в Афинах, как это было доказано исследователями, сопоставившими этот текст с данными других, источников и надписями. И все же, как полагает Вайль в примечании к этому месту, «...мы не имеем здесь перед собой абсолютно точный текст клятвы».

[76] Судьям вменялась в обязанность проверка полномочий избранных должностных лиц (так называемая докимасия).

[77] Переход от прямой к косвенной речи здесь с трудом поддается объяснению. Зевс, Посейдон и Деметра — обычная триада богов, упоминаемых в клятвах аналогичного типа.

[78] Имеется в виду так называемая γραφὴ παρανόμωνς, обвинение, выдвигаемое против человека, предложившего нечто противоречащее существующим законам.

[79] По-видимому, имеется в виду установление тирании 400 в 411 г. до н. э.

[80] См. речь «Против Андротиона». 1 и след., где Евктемон упомянут в качестве первого обвинителя, выступившего против Андротиона. Следующие ниже § 160—168 речи XXIV (Против Тимократа) совпадают с § 47 — 56 речи «Против Андротиона».

[81] Десять аподектов, избиравшихся по жребию от каждой филы, были сборщиками государственных доходов и вели учет должников в государственную казну. См. Аристотель. Афинская Полития. 38. 1.

[82] Далее следуют слова «взыскивая эйсфору», но их нет в речи «Против Андротиона (§ 53). Эти слова нарушают конструкцию антитезы, поэтому мы принимаем чтение тех издателей, которые исключают их из текста.

[83] Параграфы 172—173 речи «Против Тимократа» повторяют в основный чертах § 65—66 речи «Против Андротиона».

[84] Здесь также повторяется текст § 67 речи «Против Андротиона». См. также примеч. 32 к этому месту речи «Против Андротиона».

[85] Ср. § 14, где сообщается о действиях, предпринятых Евктемоном против лиц, удержавших у себя приз с захваченного корабля.

[86] Параграфы 176—181 почти дословно совпадают с § 69—73 речи «Против Андротиона».

[87] См. примеч. 34 к речи «Против Андротиона».

[88] Имеется в виду знаменитое морское сражение у Книда в 394 г. до н. э.

[89] См. примеч. 36 к речи «Против Андротиона».

[90] В предшествующей части оратор говорит о Тимократе и Андротионе как соучастниках преступлений, но, начиная с этого места, речь идет уже об одном Андротионе. Текст § 183 —186 речи «Против Тимократа» совпадает с окончанием речи «Против Андротиона», поэтому многие издатели предполагают здесь вставку из этой речи, не гармонирующую с общей композицией и логикой изложения речи «Против Тимократа».

[91] Рукописное чтение — ά̉δὲ Τιμοκράτει συνερει̃. Но дальнейший контекст ясно показывает, что речь идет о выступлении Тимократа, а не Андротиона, поэтому мы принимаем здесь исправление ά̉ δὴ Τιμοκρτης νυ̃ν ε̉ρει̃, предлагаемое рядом издателей.

[92] Это место читается по-разному в различных рукописях. Мы принимаем наиболее подходящее по смыслу чтение рукописей А и Υ — ου̉δ’ ο̉λίγου δή, принимаемое рядом издателей.

[93] Три судилища — это, по-видимому, три секции суда присяжных, соединенные для разбора этого дела.

[94] Имеется в виду заключение в тюрьму.

[95] Подразумевается условие, состоящее в том, что законы, определяющие жизнь государства, будут нарушены.

[96] Древние комментаторы пытались истолковать слова ε̉ν τιύτω... δι̉ον следующим образом: «... закона, который предложил Тимократ». Представляется, однако, более вероятным, что под словами ε̉ν τιύτω имеется в виду законодательство, на основании которого назначаются наказания за преступления.