XLI. Речь против Тисида

Этот фрагмент, содержащий рассказ (диэгезу) речи, сохранился в сочинении Дионисия Галикарнасского "Об ораторском таланте Демосфена", гл. 12. Дионисий цитирует этот фрагмент для сравнения с соответствующей частью речи Демосфена против Конона и, приведя оба отрывка, замечает, что и речи Демосфена имеют те же достоинства, которыми отличаются речи Лисия. "Если бы, - прибавляет он, - не было известно из заглавия, кому принадлежит каждая из этих двух речей, но мы нашли бы их без заглавий, то немногие, я думаю, могли бы легко различить, которая речь Демосфенова и которая Лисиева".
Эта речь, подобно речи XXXII, есть синегория: вместо молодого Архиппа выступает более пожилой человек, его друг как оратор говорит в другом фрагменте этой речи. По юридическому казусу эта речь сходна с речами III и IV: и тут и там дело идет о нанесении побоев, но в III и IV - о нанесении побоев с целью убийства, и потому эти дела разбирались в Ареопаге; в деле Тисида этого мотива нет, и потому оно разбирается в Гелиэе. Для датирования речи в фрагменте нет никаких указаний.

* * *

Архипп, здесь присутствующий, афиняне, разделся и вошел в ту же самую палестру[1] в которую и подсудимый Тисид. Между ними случилась ссора, и они дошли до насмешек друг над другом, пререканий, вражды и брани. Пифей влюблен в мальчика (надо уже сказать вам всю правду); его оставил отец ему опекуном. Когда Тисид рассказал Пифею о перебранке в палестре, он, желая ему сделать приятное и иметь репутацию хитрого и коварного человека, велел ему, как мы поняли на основании последовавших действий и узнали от хорошо осведомленных лиц, пока помириться с ним и искать случая, как бы где захватить его одного. Тисид согласился с этим, помирился с Архиппом, водил с ним компанию, притворялся его другом и, несмотря на такие молодые годы,[2] дошел до такого безумия, что, когда происходили конские бега в праздник Анаков,[3] он, увидав Архиппа, проходившего со мною мимо его двери, - а они соседи друг с другом, - сперва пригласил его вместе пообедать; когда же он отказался, то попросил его прийти на попойку, говоря, что пусть он выпьет вместе с ним и его домашними. Так вот мы после обеда, уже в сумерки, пришли; стучим в дверь; они нас пригласили войти. Как только мы очутились в доме, меня они вытолкали из дома, а его вот схватили и привязали к столбу. Тисид взял кнут, нанес ему много ударов и запер его в одной комнате. Но он не удовольствовался только этим преступлением: по примеру самой скверной молодежи в городе, он, лишь недавно получивши отцовское наследство и разыгрывая из себя молодого богача, опять велел слугам, уже днем, привязать Архиппа к столбу и бить кнутом. Когда тело у него приняло ужасный вид, Тисид пригласил Антимаха,[4] но ничего не сказал ему, как это произошло, а говорил, что он обедал, а Архипп пришел пьяный, вышиб дверь и, войдя, начал ругать его самого, и Антимаха, и их женщин. Антимах сердился на них и говорил, что они совершили большое преступление; но все-таки позвал свидетелей и стал спрашивать Архиппа, как он вошел. Тот отвечал, что по приглашению Тисида и его домашних. Так как пришедшие советовали как можно скорее освободить Архиппа и находили это дело возмутительным, то его отдали братьям. Архипп не мог идти; его отнесли на носилках в Дигму[5] и показали как многим афинянам, так и многим иностранцам его в таком положении, что видевшие не только негодовали на виновников, но винили и государство[6] за то, что оно людей, совершающих такие преступления, не карает по собственному почину и тотчас же.


[1] Палестра — школа борьбы.

[2] Оратор хочет сказать, что молодые люди менее злобны, чем пожилые, а Тисид уже и в молодости зол. Он — совсем молодой человек, как видно из того, что он только недавно получил отцовское наследство, т. е. вышел из-под опеки. См. введение к речи XXXII.

[3] Анаки — то же, что Диоскуры, сыновья Зевса и Леды, Кастор и Полидевк (Поллукс). Как видно из этого места, на празднике в их честь устраивались конские состязания.

[4] Антимах — лицо неизвестное, вероятно, какой-нибудь родственник Тисида.

[5] Дигма — место в Пирее на рынке, где выставлялись образчики товаров (см. примеч. 6 к речи XXIII). Архиппа отнесли в это место для того, чтобы было больше свидетелей преступления.

[6] Оратор прибавляет эти слова, чтобы возбудить в судьях больше раздражения против виновников преступления, из-за которых иностранцы винят все государство.