Империя Александра Македонского была конгломератным государством, созданным из разнородных частей силой оружия. В империю входили племена и народности Балканского полуострова. Малой Азии, Средней Азии, Индии, Северной Африки. Среди этих племен и народностей имело место несоответствие общественно-экономических укладов, различие культур и языков. Одни племена еще сохраняли пережитки матриархата даже при рабовладельческих отношениях (Кария); другие - жили в патриархальном строе (геты, кардухи, ариане, дрилы, ихтиофаги, сабиане, ориты и др.); третьи — переживали процесс перехода к классовому обществу (армены, скифины, кафеи и др.). Наконец, в империю входили народности с развитым рабовладельческим строем на Востоке (Египет, Индия), на Балканах — Греция.
Все это показывает, что эти племена и народности находились на различных ступенях экономического развития и не имели единого базиса. Поэтому империя должна была испытать судьбу других более ранних конгломератных образований. Процесс распада происходил в сложный, противоречивый и запутанный период диадохов, в высшей степени насыщенный богатыми социально-экономическими изменениями, важными политическими, дипломатическими и военными событиями. Значительные изменения произошли в положении и власти, в территориальных приобретениях и потерях, ими то пользовалась, то теряла, по очереди, большая часть преемников Александра. На протяжении сорока с лишним лет, начиная с того момента, когда Александр передал свой перстень Пердикке со словами «достойнейшему», и до смерти последнего диадоха бушевали междоусобные, кровавые войны. Как македонянам и грекам, так и восточным народам эти войны приносили неисчислимые тяжкие бедствия и ужасные физические и моральные страдания. Даже попытки диадохов к сближению путем заключения многочисленных династических браков не способствовали установлению или сохранению мира и согласия. Иногда эти супружеские союзы возбуждали прямо или косвенно соперничество или кровожадную зависть, столь же опасные, но более мелочные и скандальные, чем территориальные конфликты, возникавшие из-за честолюбия, ненависти и алчности людей.
Период диадохов французский историк П. Жуе определяет прежде всего как вооруженное соперничество главных военачальников, которые поделили между собой управление империей. Пока Александр Македонский был жив, власть, которую он удерживал своим рождением и гением, дисциплинировала энергию всех и использовала ее для общего дела. После его смерти царская власть, представленная в лице слабоумного Арридея или сына персиянки, не могла заставить этих знатных македонян, гордых своим происхождением и подвигами, признать себя. Некоторые из них считали себя достойными заменить Александра; менее спесивые могли терпеть только равных. Успехи одних возбуждали жажду к славе и выгоде у других. Многие из тех, кто не имел достаточно сил, чтобы играть первые роли, сознавал свое благополучие под покровительством более могучих. Обширные районы Востока им представлялись вакантными владениями, где каждый, особенно сильный и ловкий, мог выкроить свою долю. Конечно, на этом огромном пространстве имелись районы, крепче спаянные в географическом отношении, например, Египет, который невозможно было легко раздробить. Но там были и другие, (как, например, Сирия), единство которых было непрочным и которые могли дробиться завоевателями в зависимости от их могущества и обстоятельств. Пожалуй, никогда положение мира не было таким благоприятным для духа предприимчивости и авантюр.
В силу всего этого сам процесс распада обширной империи Александра был не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Здесь отчетливо выделяются две тенденции: одна — связана со стремлением сохранить единство государства Александра для его потомков или для одного из диадохов; другая — выражала интересы сепаратистов, стремление его разделить. В этой ожесточенной борьбе прежнее государственное здание слабело и распадалось на части. Окончательному распаду на три территориальные монархии предшествовали промежуточные процессы дезинтеграции империи. На первоначальном этапе с 323 г. до н.э., почти сразу же после смерти македонского завоевателя, власть была разделена между многими бывшими командирами Александра. Формально они подчинялись центральному правительству, но фактически свободно управляли и действовали по своему усмотрению. Этих диадохов было тогда около 15 - очень неравных между собой по престижу, экономическим, финансовым и военным ресурсам. В течение двух лет многие из них были низвергнуты с вершины политического могущества, в результате военных операций в Греции и Малой Азии, были убиты и устранены по воле их собственных армий.
Договор 321/320 г. до н.э. в Трипарадисе не уничтожил почти ни одну сатрапию и особых территориальных изменений не произвел. Формальный принцип единства империи признавали оба раздела. Лишь через девять-десять лет, прошедших после договора 321/320 г. до н.э., условия этого договора были нарушены Птолемеем и Антигоном. Непременным результатом конфликтов этих лет явилось исчезновение многих сатрапий и некоторое упрощение административной карты империи. Как указывает английский историк Ф. Уолбэнк, единству империи был нанесен роковой удар договором 311 г. до н.э., ибо по смыслу он признавал существование четырех независимых держав, если не считать Селевка и Полисперхонта, поскольку оба были исключены из него.
Новый раздел 311 г. до н.э. довольно значительно отличался от условий предшествующих соглашений. В результате сократилось число сатрапов, наметился новый сдвиг в сторону дальнейшего упорядочения функций государственного управления. В течение десяти лет после договора 311 г. до н.э. вплоть до битвы при Ипсе произошли два события, которые положили конец юридической функции единства империи: убийство малолетнего сына Александра и узурпация царского достоинства вначале Антигоном и его сыном Деметрием, а затем другими диадохами. С этого времени сатрапии или группа сатрапий, которыми управляли диадохи, стали теоретически независимыми государствами. Фактически же ничего не изменилось ни во власти новых «царей», ни в их числе. После битвы при Ипсе, когда под ударами новой коалиции пал Антигон, его победители захватили большую часть земель побежденного, однако они не смогли достигнуть господства над всей империей. Их союзники удерживали за собой: один — Македонию и часть Эллады, другой — Египет и африканские владения. Кроме того, часть Малой Азии предназначалась брату царя Македонии, наконец, Деметрий Полиоркет еще сохранял некоторые остатки земель, принадлежавших его отцу. Бывшая империя была разделена на шесть государств, неравных по площади, мощи и др.
Процесс дальнейшего дробления государства Александра продолжался после смерти Кассандра в 207 г. до н.э. Иго сыновья, а также Пирр и Деметрий Полиоркет расчленили на части Македонию. Одновременно шли процессы консолидации отдельных территорий при дальнейшем сокращении числа диадохов. В последующие годы государство вначале было разделено между пятью царями: Селевком, Птолемеем, Лисимахом, Деметрием и (на некоторых македонских землях) Пирром. После гибели Деметрия Полиоркета обширными владениями распадавшейся империи управляли только три «счастливца»: Лисимах во Фракии, Селевк в Азии и Птолемей I в Египте. Впрочем, их счастья хватило ненадолго. Птолемей 1 вскоре умер, а Лисимах и Селевк вступили в единоборство, оттесняя более слабых соперников. Лисимах вынудил царя Эпира оставить свои македонские владения и прогнал почти из всей Фессалии сына Полиоркета. После разгрома и смерти Лисимаха из наследников Александра остался в живых один Селевк, но и он вскоре нал в результате заговора Птолемеи Керавна.
Диадохи ушли из жизни. Одним из важнейших последствий их борьбы было расчленение империи на три более или менее стабильных района: азиатский, балканский, египетский. Однако объяснить распад империи только военными столкновениями диадохов означало бы оценить важный исторический процесс главным образом с точки зрения субъективных факторов. Именно на этот путь стало большинство буржуазных историков. Так, Буше-Леклерк полагал, что только принципы монархической наследственности могли защитить единство империи Александра. Эту же мысль подтверждает Вилькен, считая причиной распада державы Александра то, что после смерти македонского царя «были назначены на место незаменимого два неспособных к управлению и два несовершеннолетних ребенка». Другие причины распада немецкий историк также старается отыскать в субъективных моментах, как-то: в характере, способностях, разгоревшемся честолюбии полководцев, стремившихся к захвату власти. По мнению Ф. Шахермейра, после того, как в борьбе за общее господство погибли Кратер, Пердикка, Эвмен и, наконец, Антигон, возникла мысль о разделе империи. В результате этого чисто духовного процесса «появились отдельные государства диадохов, враждебно настроенные друг к другу, спесивые и национально гордые, не расположенные к смешению».
За внешними явлениями исторических событий буржуазные ученые не видят главного — внутренней, объективной экономической необходимости распада конгломератного государства, скрепленного силой оружия. Страны, входившие в этот конгломерат, не были связаны друг с другом, отсутствовало прочное социально-экономическое единство между ними. Империя Александра возникла как своеобразная форма завоевания и существовала лишь до тех пор, пока длилось завоевание. С прекращением завоевания государство распалось. И это было исторически неизбежно. Поэтому усилия некоторых диадохов сохранить единство империи были обречены на неудачу. Прогрессивная тенденция заключалась в образовании на месте неуклюжей империи системы жизнеспособных территориальных государств, обладавших определенным внутренним экономическим единством. В связи с этим встает более общий вопрос о закономерностях возникновения и распада конгломератных государств. Исследование этого вопроса позволяет лучше уяснить специфические особенности распада государства Александра Македонского.
Всемирно-исторический опыт показывает, что конгломератное государство присуще не только древности, но и другим эпохам истории человечества. Во всех случаях, когда для определенного обширного региона еще невозможны прочные экономические связи, создающие из этого региона единый экономический организм, объединение стран такого региона достигается путем насильственных захватов. При этом господствующий класс в состоянии создать относительно менее прочное государство, которое в терминологии историков обозначается часто как мировое и которое рано или поздно неизбежно распадается на свои составные части. Примерами таких государств в древности были так называемые мировые державы (Ассирия, Персия, держава Александра, Рим), в средние века — государство Каролингов в Европе, монголо-татар в Азии. Их мировое владычество можно считать лишь относительным, так как и способ производства, и политические институты, и даже уровень географических представлений не позволяли осуществить власть над всеми странами и народами.
По мере того, как подходим к современной эпохе, очевиднее становятся всеобъемлющие связи различных стран и народов в условиях развития капиталистической общественной формации. К. Маркс указывал: чем шире идет человеческое развитие, «… чем дальше идет уничтожение первоначальной замкнутости отдельных национальностей благодаря усовершенствованному способу производства, общению и в силу этого стихийно развившемуся разделению труда между различными нациями, тем во все большей степени история становится всемирной историей».
Таким образом, всемирная история существовала не всегда: «… История как всемирная история - результат». Но означает ли это, что капитализм в состоянии создавать «тысячелетние мировые империи»? Опыт всей истории последних столетий показывает, что ответ на этот вопрос отрицателен. Возникали и разрушались колониальные империи Великобритании, Франции и других государств, потерпела крах попытка Наполеона осуществить мировое господство, исчез в небытие творец третьего рейха, мечтавший о владычестве над всем человечеством. Капитализм не в состоянии но самой природе своих антагонистических отношений образовать из человечества единый экономический организм, преодолеть разобщенность стран и народов. Только коммунизм может решить эту задачу. Но коммунизм в своей высшей стадии, во всемирном масштабе, не будет нуждаться ни в каком государстве. Вот почему уже социализм, отстаивая свободу народов, их право на самоопределение и свободное развитие, которое только и может быть, согласно ленинскому учению о национальном вопросе, гарантом их подлинного и самого глубокого объединения, ведет неустанную борьбу против агрессии и войны, против всяких планов установления мировых империй, под чьей бы национальной крышей эти планы ни разрабатывались.
Проблема конгломератного государства получает свое объяснение в анализе взаимоотношений между данной общественной формацией и степенью экономического единства различных общностей, которые данная формация порождает. Этой закономерности подчинялось развитие и распад государства Александра. Истоки образования менее крупных, но более устойчивых в экономическом и политическом отношениях эллинистических государств нужно искать в, особенностях социально-экономического развития рабовладельческого общества Греции и стран Востока. Эти страны развивались по единому рабовладельческому пути, но имели существенные региональные особенности. Конгломератный характер «всемирных империй» для этих разных регионов, безусловно, был характерен, но уровень, степень и сами особенности конгломератности зависели от специфики рабовладельческого строя. При этом, развитие такого качества, как конгломератность, шло далеко не по прямой линии. Этим можно объяснить сравнительную непрочность государства Александра по сравнению не только с более поздней римской империей, но и с более ранней державой персов.
Государство Александра было непрочным потому, что оно опиралось на два различных социально-исторических основания: на социально-экономический уклад восточного общества и на общественную структуру античного рабовладения Александр пытался примирить в рамках мировой империи обе эти формы. Но эта попытка не могла быть удачной. Разнородность социальной основы империи Александра явилась главной причиной ее политического распада. Преемники Александра, если до конца этого не поняли, то, по крайней мере, почувствовали. К этому их принуждала суровая реальность экономической жизни: во-первых, необходимость организации наиболее эффективной эксплуатации покоренного населения Востока; во-вторых, проведение более организованной налоговой политики; в-третьих, контроль за общественными работами и торговлей; в-четвертых, необходимость более прочной консолидации господствующего класса перед лицом всех угнетенных.
Распаду государства Александра способствовали не только экономическая нестабильность, но и многочисленные антимакедонские выступления, сочетавшиеся с кризисом полисной системы, с ожесточенной социальной борьбой во многих регионах Европы, Азии и Африки. Эта борьба переплеталась с этнической борьбой, с борьбой народов за независимость.
Со времени диадохов цивилизованный мир вступил в длительный период, когда всемирная империя восточного типа была уже невозможна, а развитая античная конгломератная империя еще не могла появиться. (Ее воплощением впоследствии стала римская держава.) Поэтому Средиземноморье и Передняя Азия представляли картину невероятно пестрого и сложного скопления племен, государств, систем государств. Поскольку социально-экономическая и административная структура государств диадохов была структурой переходного периода, в ней сохранились черты прошлого и возникли ростки будущего. В связи с этим большой теоретико-методологической проблемой становится преемственность.
Преемственность — важная сторона исторического развития. Более того, идея развития неотделима от идеи преемственности. Для нее характерны связь сменяющих друг друга ситуаций и периодов, а также сохранение и удержание на новом уровне того, что было достигнуто на предшествующем этапе развития. В преемственности исторических периодов проявляется диалектическое единство времен прошлого, настоящего и будущего. В.И. Ленин писал: «…Если рассматривать какое угодно общественное явление в процессе его развития, то в нем всегда окажутся остатки прошлого, основа настоящего и зачатки будущего…».
В свете вышеуказанного важно проследить преемственность между Александром и его наследниками и фиксировать момент разрыва. Выяснить, в какой мере деятельность диадохов осуществлялась в соответствии с политикой Александра, невозможно без рассмотрения тех модификаций, которые были привнесены его последователями. Что же оставил Александр своим наследникам? Огромные, не до конца усмиренные территории, завоеванные оружием, шаткую социально-экономическую и административную структуру и планы новых завоеваний, привести в исполнение которые поручалось Кратеру; именно, выстроить для задуманного похода на Запад флот из 1 тыс. военных кораблей. Для этого флота на удобных местах морского берега необходимо воздвигнуть нужные доки, арсеналы и гавани; провести вдоль берегов Ливии большую военную дорогу до Геркулесовых столбов; по мере возможности содействовать основанию новых городов и соединению в одних стенах разбросанных селений; повсюду облегчить переселение из Европы в Азию и наоборот; предполагалось возвести громадные сооружения, в том числе пирамиду в честь царя Филиппа II, а также шесть больших храмов.
Македоняне, узнав из прочтенных перед ними бумаг о новых завоевательных планах, выходивших за пределы достигнутых к тому времени границ государства, самым решительным образом почти все их отклонили (за исключением градостроительства, существо которого тоже было в основном пересмотрено). Строительство городов при диадохах не может быть поставлено под сомнение. Большинство важных поселений, известных в эллинистическую эпоху, было основано до 280 г. до н.э. Но, в отличие от городов, построенных Александром, со смешанным населением, его преемники создавали города с замкнутыми полисными греко-македонскими коллективами.
Известно, что эллинистические общества в отношении своего политического строя в целом представляли собой соединение черт классического полиса с территориальной монархией. Это диалектическое единство двух диаметрально противоположных и враждебных друг другу политических форм складывалось в сложных условиях социальной борьбы и жестокого противоборства преемников Александра, стремившихся к власти. При диадохах, в переходный период от государственной структуры времени Александра до окончательного оформления эллинистических государств, этот симбиоз слагался неоднозначно в разных регионах империи и имел ряд особенностей, вызванных как местными условиями и предшествующим историческим развитием, так и конгломератным характером распадающейся империи вообще.
На Балканах, где греческий полис имел долгую самостоятельную историю, и македонское владычество укреплялось главным образом военным путем, соединение полисных черт с македонской монархией принимало несколько, иные формы, чем в восточном ареале. Примером тому в Греции могут служить Афины, на Востоке — Киренаика. Между полисом и монархией складывался сложный комплекс экономических, политических и социальных отношений Сосуществование двух форм политической организации явилось логическим результатом более тесного соприкосновения и частичного синтеза античного и восточного мира. В дальнейшем эллинистические цари использовали полис в качестве готовой формы экономической организации и низовой административной единицы в целях управления страной и эксплуатации местного населения.
Довольно сложной и многоступенчатой является преемственность диадохами административных структур Александра, связанных с особенностями управления на завоеванных территориях, с взаимоотношениями между македонскими завоевателями и восточными народами Плутарх представляет нам некоторые сведения об административных мерах диадохов на первом этапе их борьбы за власть. Он указывает, что Эвмен «передал города своим друзьям», функции которых установить затруднительно. Ф. Шахермейр полагает, что эти «друзья» захватили господство в городах именем сатрапа. Он приписывает это дарение территории Эвмену и Антигону и неправомерно называет данную систему «македонским феодальным режимом». П. Бриан считает, что эти «друзья» играли в городах роль уполномоченных сатрапа, «завладевших властью» либо временно, либо постоянно.
Плутарх также указывает, что Эвмен учредил фрурархию, оставил за собой судей и диойкетов. По мнению П. Бриана, фрурархи - это наместники в укрепленных местах, разбросанных по территории сатрапии. Крепости (фрурии), которыми командовали фрурархи, располагались на отдельных скалах и были снабжены запасами воды и деревом, что давало им возможность выдерживать длительную осаду. В одной Каппадокии понтийской, по словам Страбона, таких укрепленных мест было 75. Все они «образовали своего рода пояс, опоясывающий царство». Некоторые из них содержали значительные части царских сокровищ.
Строительство таких укрепленных пунктов отличалось по своим целям от градостроительства Александра. Последний преимущественно строил города, ориентированные на привлечение греческих переселенцев, на развитие городской экономики, следовательно, античных рабовладельческих отношений. При диадохах же градостроительство носило, как правило, иной характер. Оно было направлено на укрепление военного господства над местным населением и превращало города в типичные военные крепости. Факты подобного синойкизма, который проводил Антигон, становились уже редкостью. Тем самым диадохи фактически вернулись к восточной практике так называемого «градостроительства», которая имела место еще при Кире. Кир строил фрурии во всех сатрапиях с целью контроля за населением и для облегчения регулярного взимании налогов. Многие из них являлись кладовыми сокровищ.
К числу административных форм, также заимствованных в ахеменидской империи, относились судьи и диоцеты. Наличие судей наравне с другими чиновниками засвидетельствовано в Самарии в начале царствования Ксеркса. Что касается диоцетов, то это были чиновники финансов. Они занимались сбором налогов, управлением царских земель. В персидской империи были также сборщики налогов, старшие казначеи, инспектора, охранники поместий и управляющие. Сборщики налогов в эпоху Александра известны в Сардах и в Вавилоне. Можно предположить их наличие в каждой сатрапии. В сатрапиях Эвмена в 322 г. до н.э. место персов в административном аппарате заняли греки и македоняне. В других сатрапиях македоняне не отказались прибегнуть к персам либо как к сатрапам, либо как к финансовым управляющим. Известно, что Селевк и Эвмен выполняли обязанности финансовых управляющих сатрапий.
В 331 г до н.э. Александр после возвращения из Египта произвел административную реорганизацию, освобождая сатрапов от контроля за финансами. Отныне контроль за финансами был доверен диоцету сатрапа, непосредственно ответственному перед региональным контролером за финансами. Диадохи же, в известной мере, вернулись и в этом случае к персидской административной практике, при которой сатрап был ответственным за управление, правосудие, сбор налогов и наблюдение за населенными пунктами (городами), т.е. он должен был контролировать деятельность судей и диоцетов.
Не менее важная теоретико-методологическая проблема, связанная с распадом конгломератного государства, связана с армией, которая была орудием борьбы диадохов как за сохранение империи, так и за ее разделение. Политическая борьба наследников Александра велась в основном военными средствами. Даже там, где противоборствующие стороны приходили к соглашению и пытались добиться своих целей мирным путем, решающим фактором дипломатии выступала военная мощь. Размах военных действий был велик, и количество населения и материальных ресурсов, втянутых в вооруженную борьбу, для того времени было беспрецедентным. В условиях политической неустойчивости вооруженные силы являлись наиболее стабильной формой организации и оказывали решающее влияние на исторические события не только как инструмент в руках честолюбивых людей, но и как самостоятельная социальная сила, подчинявшая себе действия своих полководцев.
Квалификация этой социальной силы представляет исключительный интерес для истории античного общества, ибо именно в период диадохов происходят качественные сдвиги в составе и политической роли армии. Поэтому большое значение приобретает анализ военных аспектов этого периода. Важность такого анализа вытекает из особого характера войн диадохов, связанного вооружением, тактикой и подготовкой войск. В этих условиях достижение поставленных политических целей зависело прежде всего от военного искусства, которое переживало новый этап своего развития.
Во время восточных походов руководство сосредоточилось в руках Александра. Это вызывалось не столько его честолюбием, сколько самим характером складывания его государства: непрочностью объединения различных областей империи, многоукладностыо экономики и политических форм и ненадежностью социальной базы власти. Исходя из этого, Александр выдвигал на ключевые посты лишь исполнителей своей воли. Главным критерием продвижения по службе была безупречная преданность, беспрекословная исполнительность, личная отвага. Характерно, что наиболее способные и честолюбивые деятели либо назначались им на бесперспективные периферийные должности, как Антигон, либо находились под надежным контролем сослуживцев, как Мелеагр. Наиболее ответственные посты представлялись, как правило, хорошим командирам, но не пригодным к практической политической деятельности. В этом отношении ни Кратер, ни Леоннат, ни Полисперхонт не проявили в ходе борьбы диадохов особенных политических талантов. Все это имело важные последствия для судеб конгломератного государства, аппарат которого еще полностью не сложился и поэтому не смог погасить честолюбие отдельных полководцев и обеспечить македонской верхушке «власть над миром». Сама Македония была слишком слаба и невыгодно расположена, чтобы оказать эффективное влияние на этот процесс. Поэтому с внезапной смертью Александра оказались разорванными многие нити, связывавшие воедино интересы разнородных социальных групп.
Кроме того, в период диадохов происходит резкое изменение боевых качеств войск Это было связано с фактическим разорением значительной части того греко-македонского крестьянства, которое прежде всего составляло лучшую, активную и выносливую часть войска, а также с усиливавшимся процессом растворения греко-македонского меньшинства среди многочисленных восточных народов. Резко падало моральное состояние войск. Наемные войска, зараженные мишурой славы и богатства, менее всего были намерены сложить свои головы за интересы диадоха: войны для них были лишь престижным и доходным ремеслом. Именно поэтому они предпочитали служить в коннице, где лучше оплачивался риск. Что касается пехотной службы с ее большими тяготами и лишениями, то наемники старались ее избежать, а перспектива встретиться врукопашную вызывала у них просто ужас. Боеспособной пехоты в это время почти не осталось: единственной частью, способной атаковать и сметать противника, были аргираспиды Эвмена, но достаточно отметить, что очень немногие воины этой прославленной части были моложе 60 лет. Но и они прославились больше всего тем, что обменяли собственного предводителя на захваченный противником обоз. Ф. Энгельс в известных статьях по военному искусству обратил внимание на то, что «при преемниках Александра его пехота, равно как его конница, а также его тактика, быстро пришла в полный упадок. Оба крыла боевого порядка формировались исключительно из конницы, а центр из пехоты, но последняя была столь мало надежна, что ее прикрывали слонами. В Азии преобладающий азиатский элемент вскоре стал полностью господствовать, и это сделало армии Селевкидов почти ни на что не годными».
Исход боевых действий решался конницей, которой в большинстве случаев руководил властитель. Эта чисто восточная черта, появившаяся уже у Александра, получила в дальнейшем гипертрофированное развитие, при котором только конница признавалась реальной боевой силой. В Греции, где полисные традиции сохранялись, эта ориентация тактики проявлялась менее ярко. Больших сражений стороны избегали. Боевые действия в Греции сводились главным образом к осадам городов, обороне горных переходов, укрепленных позиций и к обходным маневрам, а в Азии, где масштаб боев был наибольшим, пехота часто была лишь свидетельницей мощных схваток, пока ее не обращали в бегство и не начинали истреблять. Широко распространялись хитрость, предательство, откровенный подкуп. Перебежчикам выплачивались солидные деньги, и, видимо, некоторые удачники зарабатывали переходом от одного вождя к другому больше, чем собственно войной.
Необходимость существенных изменений в армии заставила уже Александра обратить особое внимание на создание новой конницы. Берве датировал дату рождения смешанной иранской и македонской конницы 329 г. до н.э. Но он основывался при этом на плохо истолкованном тексте Арриана, в котором говорится только о реквизиции лошадей и ничего — о наборе конницы. В. В. Тарн считал, что создание иранской конницы осуществлено в 326 г. до н.э., во времена индийского похода. П. Бриан в создании конницы различает два этапа: создание иранской конницы как вспомогательный этап, начавшийся перед походом в Индию, и проникновение этих восточных всадников в македонскую конницу. Однако известно, что еще в Индии бактрийские и согдийские составы сражались отдельно. Лишь по возвращении из Индии, точнее в 324 г. до н.э., незадолго до восстания в Описе, появилась эта новая смешанная конница, описанная Аррианом. Во время всех походов в Иран и Индию Александр при всем его ориентализме количественно и качественно ограничивал прием иранских всадников. Те же предосторожности он предпринял прежде, чем включить молодых иранцев, предназначенных сражаться в фаланге. Тем не менее в 327 г. до н.э. Александр отдал приказ набрать 30 тыс. молодых персов и обучить их. Это облегчило в 323 г. до н.э. в Вавилоне создание новой фаланги, в которой тесно смешались македоняне и персы после того, как Певкест привел 20 тыс. новобранцев. Диодор указывает, что Александр в то время не хотел создать македоно-иранскую фалангу, а собирался сформировать параллельно македонской фаланге новую армию — так называемую антитагму. Эта антитагма была организована по образцу македонской армии; командирами там были персы. Она была полностью отделена от македонской армии, лагерь ее располагался за городом, и она самостоятельно демонстрировала свои маневренные способности перед Александром.
В Описе обособление антитагмы по воле Александра становится еще более очевидным. Царь, сильно разгневанный противодействием собрания македонян, принимает решение держать их подальше от своей персоны. Более того, он созывает собрание восточных солдат, в котором македоняне не имели права участвовать.
Кризис в Гифасисе ярко показал Александру его огромную зависимость от македонской армии. Создание антитагмы из восточных контингентов позволяло ему изменить соотношение сил в свою пользу. Созданная в промежутке между Гифасисом и Описом антитагма стала для царя новой и решительной армией. Между бунтарским поведением (тактикой) македонян и институтом антитагмы существовала тесная связь. Эта антитагма позволила дать понять македонянам, что отныне Александр мог обходиться без них. Полностью раскаявшихся македонян он надумал ввести в антитагму. Создавая из антитагмы своеобразное войско-противовес, царь решил принудить македонян согласиться остаться в Азии и сотрудничать с восточными народами. По замыслу Александра, создание параллельной иранской фаланги было только этапом на пути организации новой ирано-македонской армии.
Более последовательно и целеустремленно проблему создания антитагмы решали диадохи. Известно, что Эвмен, найдя македонскую пехоту взбалмошной и надменной, в противовес ей создал конницу как антитагму. Чтобы осуществить это, он предоставил местным жителям, способным держаться на коне, освобождение от уплаты налогов и повинностей и распределил среди тех, кто составлял его окружение и на кого он более других полагался, специально купленных лошадей. Он поддерживал новую конницу почестями и подарками, укрепляя их тело маневрами и упражнениями так что среди македонян одни цепенели от изумления, а - другие, облеченные доверием, видели, что за очень короткий период он собрал себе конников, число которых «не превышало шести тысяч трехсот человек».
Эвмен решил бороться против враждебных македонских армий главным образом при помощи созданной им превосходной конницы. Она позволила ему преодолеть неполноценность своей македонской фаланги как против Неоптолема, так и против Кратера и Антипатра в 321 г. до н.э. Однако было бы неправильно видеть в этих мерах, принятых в 322 г. до н.э. Эвменом, безусловное продолжение политики Александра. Эвмен, в отличие от Александра, никогда не набирал, насколько позволяют судить источники, иранских пехотинцев; никогда он не пытался внести раскол между подразделениями македонскими и иранскими. Наоборот, местные контингенты всегда служили отдельно. Как и другие диадохи, он проявил доброжелательность к «туземному населению», освободив их от подати. Эта доброжелательность, сопровождаемая подарками, подтверждена Диодором у Птолемея в Египте, начиная с 323 г. до н.э., у Селевка в Вавилонии с 321 г. до н.э., у Певкеста в Персиде — с 325-324 гг. до н.э., у Алкеты в особых условиях - в Писидии - с 323 г. до н.э. Известно, что Лагиды осыпали благодеяниями египетское жречество.
О связях с местным населением Селевка говорит тот факт, что он сохранил жену Апаму - дочь Спитамена, что его возвращение в Вавилонию в 312 г. до н.э. было осуществлено благодаря поддержке населения сатрапии (в свою очередь, эта поддержка была следствием его благосклонности к местным жителям). Диодор указывает, что Селевк овладел сначала вавилонской крепостью. «Сделав это, он набрал войска, купил лошадей и раздал их тем, кто умел ухаживать за ними. Наконец, он показал себя таким приветливым и доброжелательным, что зародил добрые надежды, и население было готово защищать его дело». О приверженности Певкеста к восточной политике было уже хорошо известно при Александре. По прибытии в свою сатрапию, Певкест принял персидские манеры, костюм, язык. По своей инициативе он набрал войско и привел в Вавилон 20 тыс. молодых персов. В своей сатрапии он опирался главным образом на иранскую армию. Алкета также стал собирать свою армию в Писидии, где было много крепостей, которые было легко защищать. Поэтому он щедро одаривал своих подчиненных, в частности, позволял им оставлять себе половину добычи. Таким способом ему удалось набрать себе верную стражу.
Во главе таких армий, набранных среди населения сатрапий, находились сатрапы. Ими были организованы наборы войск на территориях, которые они контролировали. Каждый из диадохов хорошо понимал, что только созданием армии можно закрепить за собой контролируемую территорию и даже расширить ее. Известно, что после 323 г. до н.э. и особенно после 321 г. до н.э. образовались самоуправлявшиеся или независимые территории (Египет, Фракия, Великая Фригия, Вавилония). Для некоторых диадохов они стали только подходящим плацдармом для облегчения завоевания еще более обширных территорий. Но для осуществления таких замыслов нужно было мощное и преданное войско. Основная македонская армия для такой цели не годилась. Притом, в 322 г. до н.э. она находилась под командованием Пердикки, а - в Европе — Антипатра, после 321 г. до н.э. она перешла под начало Антигона.
При таких обстоятельствах у диадохов оказалось два выхода: или набирать наемников, или вербовать воинов из населения сатрапии. Прибегнуть к первому способу было гораздо труднее из-за недостатка финансовых средств у большинства сатрапов, за исключением Птолемея, который обладал богатой казной. Для других диадохов выход оставался в создании наряду с ограниченными греко-македонскими контингентами и «туземной армии». Набор таких армий стоил гораздо дешевле, чем вербовка греческих наемников. Кроме того, сотрудничество между сатрапом и местным населением на этой почве позволяло ему располагать наиболее преданной армией, чего не было ни у наемников, ни у македонян. Раздача новых подарков делала солдат и главным образом их командиров личными должниками диадохов. Поэтому местным правителям необходимо было встать на сторону того или иного диадоха, чтобы сохранить автономию или, во всяком случае, сберечь свое имущество.
Все эти обстоятельства привели к существенным изменениям в военной тактике и стратегии диадохов. Македонские фалангисты потеряли свое прежнее превосходство. Теперь им противостояла конная сила, решающая сила на поле сражения. Создание местных армий являлось характерной чертой стремительного распада единства империи. Оно свидетельствовало о распаде единых структур, начинавшемся повсюду после смерти Александра и завершившемся периодом диадохов.
Таким образом, какую бы сторону политики диадохов мы ни взяли, всюду можно проследить своеобразную закономерность. Диадохи во многом присоединились к ориентализму Александра и даже пошли дальше, вернувшись во многих отношениях к персидским порядкам либо усилив соответствующее мероприятие Александра. Примером этого служит не только градостроительство (создание фрурий), не только система управления (судейские и финансовые органы восточного типа), не только армия (создание антитагмы), но и политика в области формирования локальных государств диадохами, сторонниками распада империи.
Несмотря на то, что государственные территории диадохов были неустойчивы и довольно существенно меняли свои границы, ясно прослеживается наличие трех основных территориальных комплексов: Балканы, Передняя Азия и Египет. Формирование этих комплексов диадохами не было каким-то новым открытием, ибо оно представляет собой определенную дань доалександровской политической традиции. Тем не менее, в некоторых областях своей политики диадохи явно противопоставили себя как восточной традиции Александра, так и его ориентализму. Это касается прежде всего вопроса о методах эксплуатации местного населения греками и македонянами. Диадохи рассматривали восточные народы как субъект угнетения (что было гораздо важнее элементов сотрудничества и наследования), поэтому они продолжили дальше городскую политику Александра, стремясь превратить города в центр развитого античного рабовладения. Изучение процесса распада конгломератного государства Александра Македонского важно еще и потому, что оно открывает возможность подойти к целому ряду других теоретических проблем эллинизма: проблеме периодизации эллинизма, закономерностей эллинистической культуры, наконец, к проблеме синтеза социально-политических и экономических структур Греции и Востока.