ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ. 3-Я РИМСКАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА ЦЕЗАРЯ С ПОМПЕЕМ И ПОТОМ С ЕГО ПАРТИЕЙ (49–45). (Продолжение).

III.
Африканская война (47–46).

§ 314. Разделение Африки; – силы и план приверженцев Помпея в ней. – § 315. Переправа Цезаря в Африку и действия его в ней при Руспине. – § 316. Действия Цезаря в Африке при Руспине и Уците. – § 317. Движение Цезаря и Сципиона к Тапсу. – § 318. Сражение при Тапсе и результаты его. – – § 319. Замечания.

Источники и историческая пособия – указанные в главе ХХХVI.

§ 314. Разделение Африки; – силы, расположение их и план действий Сципиона в ней.

Древним была известна только северная часть Африки или Ливия в обширном смысле слова. Они обыкновенно разделяли ее на обитаемую, обильную зверями и, пустынную. Первая простиралась от Средиземного моря до горного хребта Атласа, вторая – от Атласа до пустыни Сахары, изобиловавшая, только дикими зверями, и наконец третья – к югу от Сахары, состоявшая из бесплодных, песчаных степей, среди которых изредка встречались небольшие пространства плодородной почвы и растительности, называемые оазисами или оазами. Малоизвестные страны еще далее к югу носили общее название Эфиопии. В северной или обитаемой Африке заключались:
1) Мавритания (Mauretania, ныне Марокко, Фес и западная часть Алжирской области), разделявшаяся на западную или Мавританию Тингитанскую (Tingitana) от. берегов океана до р. Малуи, и на восточную или Цезарийскую (Caesariensis), заключавшую в себе страну массесилян. В Мавритании были горы – Большой и Малый Атлас; реки – на западе Малуя, Лик, Субур, Сала, Куса или Анатис и Фалуда, а на востоке – Сига (нын. Тафпа), Картен и мн. др.; – города: на западе – Тингис (ныне Тангер), Зилия и Ликса; на востоке – Ховат (н. Бужия), Сальды, Икасион (кажется н. Оран), Иоль, позже Цезареа (ныне Ахжир), и Сига, столица Сифакса, – а во внутренности страны – Ламида (н. Медея), Вида (н. Блида) п Ситифис.
2) Нумидия {Numidia), нынешняя Алжирская область, разделялась р. Ампсогою на западную, в которой обитали массесиляне (см. выше) и восточную или собственную Нумидию (Numidia propria), называемую у римлян новою, в которой обитали массилияне. В Нумидии были города: Цирта (н. Константина), столица, Иппон царский (Hippo regius, недалеко от н. Боны), Зама, Тагаста и Мадура.
3) Гэтулия (Gaetulia), к югу от Мавритании и Нумидии, страна малоизвестная; в ней были: реки Нигер, Гир и Дарад (н. Сенегал), поселения: Магуpa при Дараде, Иерифосийская гавань (Perifosius portais), на юге Иессадийского мыса, а но течению Нигера Пессиде (н. Томбукту).
4) Собственная или бывшая Карфагенская Африка (Africa propria vel Carthaginensis), разделявшаяся на Зевгитанскую (regio Zeugitanis), Бизаценскую (regio Bisacena) и Сиртскую (regio Syrtica). В 3евгитанской или собственно Карфагенской, вдоль берега Средиземного моря, от Малого Сирта до Нумидии, были многие приморские города – бывшие финикийские и греческие колонии, и из них главный Карфаген, затем Утика, Тунес (н. Тунис), Аспис или Клипеа, откуда производилась переправа в Сицилию, Неаполь и Афродисий. В Бизаценской Африке (н. Тунис), принадлежавшей Карфагену, были города Гадрумет (Hadrumetum). Тапс или Фапс (Thapsus), Руспина, а к югу от неё Башня Ганнибалова (Turris Hannibalis). В Сиртской Африке (н. Триполь) были реки Тритон и Цинипс, города Автомаха, Неаполь или Большая Лепта (Leptis magna), Эа (Оеа, н. Триполь) и Цидам.
5) Ливия (Lybia) – в обширном смысле вся Африка, в более тесном страна между Сиртом и Египтом и в самом тесном один Ливийский округ, сопредельный Египту.
6) Египет Нижний или Дельта Нила, Средний или Гептаномида, от разделения Нила на 7 рукавов вверх до Фив, и Верхний или Фиваида.
И 7) Эфиопия (Aethiopia), к югу от Египта до Индийского моря (ныне Нубия, Абиссиния, Адель и пр.).
Реки и города Ливии, Египта и Эфиопии здесь не означаются, так как эти три страны были вне круга действий Африканской войны.
Сверх того в Средиземном море, близ берегов Африки находились, от востока к западу, острова: Meлита (ныне Мальта), Коссира между Африкой и Сицилией, Церцина с городом того же имени и Менинкс, оба в заливе Малого Сирта, и другие в Атлантическом океане.
Римляне, по взятии и разрушении Карфагена, обратили бывшие владения его в римскую провинцию Африку, под управлением претора в Утике. В Мавританию они проникли только позже, при императоре Клавдие. В 48 и 47 г. г. римская провинция Африка оставалась во власти и под управлением Помпеева легата Вара. В Нумидии царствовал Юба, приверженец Помпея. После сражения при Фарсале, Метелл Сципион перевез остатки Помпеевой армии в Африку. Туда же последовал и Лабиен. Катон во время сражения при Фарсале начальствовал в Диррахие, а после того удалился с флотом в Патры, в Пелоппоннесе, а оттуда к Кирене, на берегах Африки. Из Кирены он с 10 т. войск в 30 дней прошел через пустыню Большого Сирта, везя воду на ослах. Зиму он провел в Лептисе или Лепте, где соединился с Сципионом, Варом, Лабиеном и сыновьями Помпея, Юба, как царь, признавал себя выше их всех. Катон был претором в Утике. Сципион, как бывший прежде консулом, был признан главным начальником войск., В 47 г. он имел всего 10 легионов, много легких пеших войск и многочисленную конницу. У Юбы было 4 легиона, вооруженных и устроенных по-римски и многочисленная нумидийская конница. Сверх того при армии было 120 обученных и вооруженных слонов. Сципион имел. также большой флот и владел морем близ берегов Африки и Сицилии. Все вообще сухопутные и морские военные силы его были так значительны и грозны, что враги Цезаря в Италии даже ожидали прибытия в неё Сципиона. Вот до чего усилилась в Африке партия Помпея в 49, 48 и 47 гг. и до чего Цезарь допустил ее усилиться особенно после сражения при Фарсале! Три года постепенного усиления её в Африке изгладили из памяти поражение при Фарсале, и судьбы римской республики еще могли бы измениться, если бы против приверженцев Помпея не был Цезарь, а против Цезаря был не Сципион, громкий именем, но без военных дарований. С теми превосходными числом, сухопутными ― и морскими военными силами, которые он имел в своем распоряжении, он мог бы с успехом и выгодой переправиться в Сицилию и из неё в Италию, в то время, когда Цезарь находился в Александрии и Малой Азии. Этим Сципион мог бы чрезвычайно повредить ему и даже сделать ему переправу в Африку невозможною, а между тем сохранить неприкосновенною эту страну, составлявшую главное основание действий его, Сципиона. Вместо того, он и все его сподвижники, ложно понимая свое положение в отношении к Цезарю и римской республике и имея неверный взгляд на него, избрали совершенно другой способ действий, именно – оборонительный в Африке. При этом Сципион хотел 1) лишить Цезаря всех способов продовольствования в открытом поле, а для себя собрать продовольственные запасы в городах, – и 2) привести все приморские города в оборонительное состояние. Но при этом ему следовало бы постоянно владеть морем. и отрезывать на нем Цезарю все подвозы. Привести же все приморские города в оборонительное состояние было почти невозможно и только раздробило бы силы Сципиона. Притом большая часть приморских городов, особенно Утика, были преданы Цезарю. Сципион даже не озаботился взятием заложников в верности городов. Таким образом меры, принятия Сципионом, были не иное что, как посредственные и нерешительные полумеры, не обещавшие особенного успеха против такого полководца, как Цезарь. Тоже самое следует сказать и о распределении Сципионом войск. С главными силами он расположился в окрестностях Утики, т.е. в середине страны, которую он хотел оборонять, и этим расположением прикрывал склады. Многие же сильные, отдельные отряды, под начальством легатов Афрания, Петреия и других, он выдвинул к берегам моря, так что они находились в связи между собою и могли, в случае надобности, соединяться. Кроме того, вся легкая конница наблюдала за морскими берегами, на всем протяжении их. Такого рода расположение сил само по себе было целесообразно и было бы удовлетворительно, если бы легкая конница наблюдала, за берегами с величайшею бдительностью и вообще если бы разведывательная и охранная служба исполнялась ею строгим образом. Но последствия доказали, то этого-то именно и не было. Притом Сципион разделил свой флот на несколько эскадр и только сильнейшую из них назначил для наблюдения за берегами Сицилии. Между тем наблюдение за неприятельскими берегами долженствовало бы быть главным и важнейшим предметом, а вдоль африканских берегов наблюдательную службу должны бы были исполнять легкие суда в достаточном числе.
При таких силах, распределении их и плане действий Сципиона, образ действий Цезаря против него представляет большую занимательность.

§ 315. Меры Цезаря, переправа его в Сицилию и Африку и оборонительные действия его при Руспине.

восстановив спокойствие в Риме, укомплектовав старые легионы и набрав несколько новых, Цезарь приказал нанять и снарядить в гаванях Италии перевозные суда, двинул- войска к сборному пункту – Лилибею в Сицилии, откуда до мыса Меркурия (ныне Бон) в Африке было около 24 миль (около 34 верст) и куда он и сам прибыл 30 сентября 47 г. В нетерпении скорее посадить войска на суда, он приказал тотчас посадить на них находившийся в Лилибее новонабранный легион с 600 чел. конницы. А для того, чтобы иметь личный надзор за этим и показать, какую особенную цену он придавал тому, хотя ветер был противный и вообще время года для мореплавания было не совсем благоприятное, он приказал разбить свою ставку у самого края моря и не позволял никому сходить с судов на берег. Между тем каждый день подходили и военные и перевозные суда и легионы, и когда Цезарь собрал и посадил на суда 6 легионов и 2 т. конницы, то приказал им плыть вперед к острову Апониана (н. Favagnana), одному из Эгатских, и ждать там прибытия других судов из всех гаваней Сицилии. Затем, дав претору Сицилии нужные приказания о перевозе остальных войск, он сам отправился 8 октября к о. Апониана и оттуда со всеми судами и войсками на них прямо к мысу Меркурию. Переезд туда не был благополучен: осенние равноденственные противные ветры рассеяли флот Цезаря до такой-степени, что он потерял из виду почти все перевозные суда и сохранил при себе только несколько военных. На беду он на этот раз не дал начальникам эскадр, как обыкновенно делал, письменных приказаний, куда им направляться, потому что сам не знал расположения неприятеля на берегах Африки и не мог назначить общего сборного пункта на них. Однако наконец подул попутный
ветер и через 4 суток Цезарь увидал мыс Тафитис (Taphitis), к юго-востоку от мыса Меркурия. Не признав удобным высадиться здесь, он направился вдоль берега к югу и стал на время на якорь против гавани Герклы или Гадрумета, дабы собрать тут свои суда. Разведав берег и не найдя на нем неприятеля, он решился высадиться тут. При нем было всего только 3 т. чел. пехоты и 150 чел. конницы, которые и были высажены благополучно, хотя в Гадрумете были 2 Сципионовы легиона (10 т.) под начальством Консидия, а на берегу вскоре показался Гней Визо с 3 т. мавров и городской конницы. Цезарь расположился лагерем против Гадрумета и укрепился – без всякого препятствия со стороны неприятеля. Он произвел лично обозрение местности вокруг Гадрумета, Консидий же не только не атаковал войск его, но, вероятно считая их очень сильными числом, сам принял оборонительные меры. Таковы были противники Цезаря, встреченные им с первого шага его в Африке! Тем не менее высадка Цезаря была делом очень отважным, а положение его очень трудным и даже опасным, особенно в первую ночь по высадке. Ни одного из судов рассеянного флота его еще не было видно. Не смотря на то, ему необходимо было иметь надежную гавань и убежище для своего флота и потому он решился двинуться вдоль берега далее к югу, в надежде найти там преданные ему города и менее неприятельских войск. Консидий вышел из Гадрумета и последовал за ним с пехотой и конницей. Цезарь остановил свои войска и высланная им конница опрокинула мавританскую, так что. Консидий отступил обратно в Гадрумет а Цезарь продолжал свое движете. Многие города и поселения снабдили его продовольствием и изъязвили ему преданность свою. 2 января 46 г. по римскому календарю или 15 октября 47 г. по теперешнему он дошел до города Лептиса или Лепты, в 2 милях (около.3 верст) от города Руспины. Город Лепта не был занят неприятелем и жители его приняли Цезаря очень радушно. Последний расположился лагерем близ города и сюда наконец прибыла большая часть его перевозных судов и несколько военных, с известием, что остальные суда вероятно отправились отыскивать его около Утики. Вследствие того он положил не удаляться от морского берега и послал 10 военных судов собрать остальные рассеянные суда и, под своим прикрытием, привести их к нему. Вместе с тем он принял строгие меры, чтобы войска, его отнюдь не выходили из лагеря внутрь страны. Когда высадка была совершенно докончена, он послал несколько судов в Сардинию и ближайшие провинции, с приказанием правителям их немедленно прислать ему войск и продовольствия; другие отправил в Сицилию для перевоза остальных войск; наконец поручил претору Саллустию овладеть неприятельскими складами на о. Церцине; все это он приказал исполнить с величайшими деятельностью, поспешностью и точностью. Сам же он положил занять Лепту и Руспину и даже, в случае надобности, оборонять их до сбора всего флота. Сципион, как он узнал, находился в это время еще в Утике – в 24 милях (около 34 верст) от него.
Оставив в Лепте Сарсену с 6 когортами, с остальными войсками (9 т.) он занял Руспину и на другой день произвел большую фуражировку и привез в город большое количество зерна и сена.
Чрезвычайно озабочиваясь однако об остальных судах своего флота, он оставил в Руспине П. Сарсену (брата того, которого оставил в Лепте начальником войск), а сам с 7 когортами отборных ветеранов двинулся к одной гавани по близости, где ввечеру один, без войск, тайно отправился морем для отыскания судов своего флота. Но, к счастью для него, почти все эти суда (за исключением немногих) на другой же день прибыли к Руспине. Высаженные с них войска Цезарь немедленно ввел в Руспину и приказал устроить укрепленный лагерь между городом и морем. Если с одной стороны он был успокоен сбором своих судов и войск, то с другой стороны был очень затруднен и озабочен добыванием продовольствия. На сухом пути край был истощен неприятельскою иррегулярною конницей, а с моря в эту пору года было трудно получать подвозы. Поэтому положение Цезаря было, хотя и лучше прежнего, но все ещё не вполне обеспечено.
Когда лагерь был совершенно укреплен и войска расположены в нем, Цезарь снова предпринял с 30 когортами большую фуражировку. Но на этот раз, совершенно неожиданно для него, неприятель преградил ему путь.
Сципион, получив от Консидия известие о высадке Цезаря, тотчас начал. собирать свою армию, в чем успел однако не ранее как через три дня, так как она была расположена на большом протяжении края, а от того пункта, где она собралась, ей нужно было пройти еще около 20 миль. (28 верст). Впереди шел Лабиен, с частью пехоты, 1600 чел. галльской и 8 т. нумидийской конницы, а Петреий, Афраний и др. следовали за ним. Вся армия Сципиона состояла из 40 т. чел. тяжелой и легкой пехоты, большего числа стрелков и пращников, 8 т. чел. нумидийской и 1600 чел. галльской и германской конницы, перевезенных Лабиеном в Африку после сражения при Фарсале, и кроме того 1100 чел. конницы Петреия, следовательно более нежели из 50 т. войск. Лабиен уже предрекал Цезарю участь Куриона и умел так скрыть свое движение, что Цезарь ничего не знал о нем и не успел еще начать свою фуражировку и даже отойти на ¼ мили от своего лагеря, как получил от передового отряда своего известие о приближении неприятеля. Местность, где он находился, образовала равнину, окруженную горами. Он думал, что против него шла только нумидийская конница и хотел продолжать свое движение, приказав только присоединиться к нему из лагеря коннице с несколькими сотнями стрелков. Но, разведав лично неприятеля и увидав его силу, он остановил свои когорты и приготовился к бою. Лабиен развернул свои войска так, что линия их была значительно длиннее линии войск Цезаря. Имея в виду охватить последнего с обоих флангов, он поставила часть своей нумидийской конницы между пехотой, – а другую часть на флангах, вместе с тяжелою конницей, все роды войск в глубоком строе.
Цезарь, по малочисленности своих войск, мог построить их только в одну линию, пехоту в середине, а конницу по флангам, примыкая левым флангом (а Лабиен правым) к ряду холмов.
По сближений обеих сторон, пехота Цезаря двинулась против неприятеля и отразила нумидийцов, бывших между пехотой Лабиена, но они тотчас же обратились назад и пошли снова в атаку. Между тем на обоих флангах конница Цезаря была принуждена уступить коннице Лабиена, тесно примкнув к пехоте, а все вообще войска Цезаря – построиться фронтом во все стороны и продолжали бой, но еще не в рукопашную. Положение Цезаря было крайне трудное и опасное, так что он ежеминутно ожидал быть совершенно окруженным и видеть строй свой прорванным. Но в эту опасную минуту он, с необыкновенным присутствием духа, приказал исполнить одну эволюцию, которая спасла его и решила участь боя в его пользу. Именно – он приказал 3-м средним шеренгам когорт правого фланга сделать поворота на право, а левого – на лево и двинуться, первым на право, а вторым – на лево, дабы удлинить линию фронта. В тоже время коннице на обоих флангах он приказал прогнать нумидийцев и тем прикрыть означенный выше движения пехоты, затем прогнать и нумидийцев перед фронтом. своей линии и построиться перед когортами, с интервалами для прохода пехоты, в шахматном порядке. Когда все это было исполнено, как спереди, так и сзади, со всею возможною скоростью, тогда обе линии, разом бросились бегом на неприятеля и обратили его в бегство. При этом должно быть, что правый фланг Цезаря ранее или сильнее атаковал неприятеля, потому что последний уклонил свой левый фланг и отвел его к ряду холмов, к которому примыкал его правый фланг. {Изложение всех этих. эволюций Цезаря в его записках очень темно и неудобопонятно, не смотря на все старания Гишара разъяснить его. Должно быть, что войска Лабиена слишком растянулись и разорвались и не могли выдержать удара старых римских когорт в тесно сомкнутом строе.} Результатом этого жаркого боя (происшедшего 4 января 46 г. по тогдашнему календарю или 17 октября 47 г. по юлианскому) было то, что войска Лабиена отступили поспешно на ряд холмов вправо от них, а Цезарь преследовал их только до этих холмов и затем отступил в свой лагерь при Руспине, успешно отразив последовавшего за ним Лабиена. Если принять во внимание, что накануне этого боя он хотел отправиться в море для отыскания остальных судов своего флота, но не исполнил этого потому, что суда эти в тоже самое время прибыли к нему, то нельзя не признать этого особенным счастьем для него. Если бы Лабиен атаковал его войска в его отсутствии, то, в случае поражения их, мог поставить его в отчаянное положение. Счастьем для Цезаря было и то, что он успел отразить превосходный силы Лабиена, но странно и непонятно, как мог он ничего не знать, ни о силах Сципиона, ни о наступлении его и Лабиена в превосходных силах, почему и наткнулся на последнего совершенно неожиданно.
Лабиен отступил к Гадрумету, на соединение с приближавшимся туда Сципионом. На холмах, окружавших лагерь на значительном расстоянии, он расположил отряды легкой конницы, дабы перехватывать подвозы продовольствия из внутренности края. Главною целью Сципиона было напасть на Цезаря со всеми своими силами и разбить его, еще прежде, нежели он успел бы утвердиться при Руспине. Но ему следовало бы исполнить это гораздо ранее и скорее, потому что Цезарь успел уже укрепиться и собрать армию и флот свой при Руспине. Не отваживаясь выступить в поле с своею армией, силы которой не простирались еще даже до 30 т. войск, Цезарь укрепил свой лагерь как можно сильнее, соединив его с Руспиной и с морем укрепленными линиями, с башнями на них, и принял все возможный меры для отражения атаки Сципиона. Между прочим он образовал из гребцов и воинов с судов флота отряд легкой пехоты, перевез с некоторых лишних судов военные машины на валы укреплений, учредил разного рода мастерские, послал в Сицилию за разными необходимыми ему потребностями и пр., словом – не пренебрег никакими, даже малейшими, мелочами и лично входил во все. Вместе с тем он в строгости соблюдал всю лагерную и особенно караульную службу. Только продовольствование войск очень озабочивало его, потому что на море было множество Сципионовых судов, которые перехватывали подвозы его из Сицилии. Он старался помочь тому употреблением запасов продовольствия купцов Руспины, но это не могло надолго обеспечить продовольствования армии.
Между тем Сципион прибыл наконец к Гадрумету, но остался при нем 2 суток, а затем соединился с Лабиеном и Петреием и на другой день прибыл на равнины Руспины. Кажется, что он признал слишком отважным атаковать лагерь Цезаря и предпочел обложить его и принудить Цезаря покинуть его по недостатку в продовольствии, словом – сделать, то, что Цезарь сделал против Помпея при Диррахие. Но он нисколько не исполнил того, чего от него можно и должно было ожидать. Во-первых он расположился на расстоянии более одной мили (около 1 ½ версты) от Руспины, а потом не занял многих пунктов, занятием которых мог вполне обложить лагерь Цезаря и отрезать ему сообщения с внутренностью края, – не соблюдал в строгости лагерной и полевой службы, особенно между иррегулярною, легкою конницею своею, которая очень плохо исполняла свои обязанности.
Цезарь же, напротив, употреблял все возможные средства для того, чтобы вредить неприятелю. С- этою, целью, он привлек к себе одного бывшего римского частного военного начальника, именем Сиция (Sitius), замешанного в заговоре Каталины, бежавшего в Африку, собравшего в ней толпу вооруженных сельских жителей и служившего с ними за деньги мелким владетелям края. Сиций уговорил мавританского царька Бокха (Bocchus) вторгнуться в Нумидию, и дабы принудить тем Юбу отделиться от Сципиона. Это имело желанный успех: Юба действительно воротился в Нумидию, оставив Сципиону только 30 слонов. Этим армия Сципиона была ослаблена, хотя все еще превосходила силами Цезареву. Кроме того Цезарь послал во все важнейшие города края окружные послания с извещением, что он прибыл к Руспине лично с армией, а не один только легат его с отрядом, как сначала ходили слухи. Это произвело общее и выгодное впечатление и побудило многих почетнейших жителей края отправиться в лагерь Цезаря, уверить его в своей преданности и заявить, что только страх Сципиона удерживал их открыто объявить себя в пользу его, Цезаря, так как край был истощен и жестоко разорен неприятелем. Наконец, Цезарь послал еще новые и настоятельный приказания прислать ему столько войск, сколько можно было собрать.
Между тем Сципион каждый день выводил свою армию из её лагеря и снова вводил в него, так как Цезарь не обращал на это никакого внимания и был так уверен, что Сципион не атакует его, что однажды, когда последний подступил к самому лагерю его, он даже не вышел из своей ставки. Лабиен пытался-было напасть на Лепту, но был отражен, потому что гарнизон был настороже, а город хорошо укреплен.
На сторону же Цезаря каждый день стали переходить многие города, пример которым подал город Ахилла. Так как последний был очень выгоден для Цезаря во многих отношениях, то он и занял его войсками под начальством Мессия, предупредив в том же Консидия. Даже в самом лагере Сципиона он имел лазутчиков и к нему переходило много переметчиков.
Наконец в исходе января, к нему благополучно прибыли морем, сначала – претор Саллустий с запасами продовольствия, собранными на о. Церцине, а потом – Алиен с 2-мя легионами (13-м и 14-м), 800 чел. галльской конницы, 1 т. чел. стрелков и большими военными и продовольственными запасами из Сицилии. Сверх того Цезарь узнал, что остальные суда его флота носились еще ветрами по морю, но ни одно из них не было взято неприятелем.

§ 316. Наступательные действия Цезаря при Руспине и Уците.

Прибытие к Цезарю подкреплений поставило его в возможность предпринять наступательный, действия, хотя он был все еще слабее Сципиона. Всего важнее для него было владеть равниной, на которой Сципион расположил свой лагерь и мог обойти Руспину и лагерь Цезаря и затруднить ему сообщения с Лептой и внутренностью края и всякие его движения. Морской берег, при котором лежали Руспина и Лепта, имел направление с севера на юг, так что, при расположении Цезаря правым флангом к морю, а левым к Руспине, означенная равнина находилась к северу от него. Она была дугообразно окружена холмами, начинавшимися у берега моря к се-веру от Руспины и на протяжении 1 мили (около 1 ½ версты) снова примыкавшими к морю, там именно, где Сципион расположил свой лагерь, имея на середине дуги холмов, на западе, передовой конный караул. В самой же середине равнины, несколько тысяч шагов впереди лагеря Сципиона лежал город Уцита, сильно занятый Сципионом.
Оставив в лагере 2 прибывшие легиона, Цезарь со всеми остальными и конницей двинулся ночью, в величайшей тишине, левым флангом вперед, через Руспину и вдоль по холмам к северу- от неё, до тех пор, пока шедшая в голове левофланговая конница не приблизилась к означенному выше Сципионову конному караулу. Здесь он остановил эту конницу, а пехоте приказал тотчас устраивать вдоль гребня холмов укрепленную линию.
Когда рассвело, лагерь Сципиона пришел в движение и Сципион построил свои войска в боевой порядок, но так, что конницу выдвинул вперед и с нею положил произвести первое нападение, вероятно для того, чтобы напасть врасплох на армию Цезаря, утомленную ночным движением и работами по укреплению линии. Лабиен взял на себя повесть конницу, пехота же осталась позади на месте.
В это время Цезарь, не прекращая работ, приказал напасть на передовой конный карауль, который и был легко сбит. Лабиен с головною конницею своею поспешил на помощь ему, при чем отделился от остальной конницы. Между тем Цезарь расположил свою конницу в засаде за небольшим селением, в лощине между двумя холмами, тем, где прежде стоял Сципионов конный карауль, и противоположным ему. Как только Лабиен с конницей спустился в лощину и левым флангом проходил мимо селения, конница Цезаря ударила ему во фланг и в тыл, опрокинула его конницу и привела ее в расстройство, которое сообщилось и остальной коннице Сципиона – и вся она, а с нею и сам Лабиен, бросились назад к своей пехоте. Последняя, при виде этого, потеряла всякую охоту сражаться и поспешно отступила или, лучше сказать, бежала в свой лагерь.
Такого рода удачное начало наступательных действий Цезаря доставило последнему большие выгоды и нравственный перевес. Он достиг равнины и привел в страх и расстройство всю Сципионову армию. Затем он ввел свои войска в новый лагерь или укрепленную линию, которая вскоре была совершенно докончена, имела до 6 т. шагов длины и вполне прикрывала и обеспечивала сообщения с Руспиной и Лептой. Расположась в ней, он уже встал в угрожавшее армии Сципиона положение.
На другой день он вывел всю свою армию из укрепленной линии, в боевом порядке спустился на равнину и двинулся прямо к Уците, желая видеть, что предпримете Сципион после дела предыдущего дня, и овладеть, по возможности, Уцитой, к которой и приблизился на 1 т. шагов.
Сципион двинулся ему на встречу, имея конницу в 1-й линии, а пехоту за нею в 3 линии, почему и лишил себя выгоды охватить Цезаря с обоих флангов. Обе армии простояли так. одна против другой, имея Уциту между собою, до самого вечера. Может быть, что Сципион не очень надеялся на свои войска, а Цезарь не признавал выгодными пройти мимо города, занятого неприятелем, и атаковать последнего, войсками, которые были утомлены передвижениями и работами и в этот день еще ничего не ели. По захождении солнца обе армии отступили в свои лагеря.
В тоже время Консидий был принужден отказаться от осады города Ахиллы и отступил очень неискусно и с уроном.
Три дня после выступления Цезаревой армии от Руспины (около 4 декабря по юлианскому календарю), ночью она много пострадала от сильной бури с градом. Это остановило на несколько дней и работы, и действия её, а к этому присоединилось между тем другое, невыгодное для Цезаря обстоятельство, именно – прибытие к армии Сципиона Юбы, с большим числом войск. Хотя вторжелне Бокха в Нумидию и отвлекло часть сил Юбы, но у него было сверх того еще много войск и он привел к Сципиону 3 легиона, 800 чел. тяжелой конницы, большое число иррегулярных легких, пеших и конных войск и 30 слонов. На другой день Сципион и Юба вышли из лагеря, но Цезарь остался в своем, помышляя не о бое, а о том, чтобы овладеть всеми холмами, которые окружали равнину. Этим он мог достигнуть многих выгод: 1) прогнать стоявшие на этих холмах неприятельские передовые конные войска, которые затрудняли ему добывание воды на равнине, – 2) воспрепятствовать неприятелю охватить левый фланг его, Цезаря, при наступлении его на равнине, – 3) проникнуть в край по другую сторону холмов и наконец 4) стеснить неприятеля в его лагере так, чтобы он не мог спокойно ни оставаться на месте, ни отступить. Этих целей Цезарь, по своим воззрениям, признал возможным достигнуть устройством новых укрепленных линий и укреплений, и потому положил продолжить линию своих укреплений далее влево. Но тут был перерыв цепи холмов и между двумя из них находилась лощина, по другую сторону которой, на высоком холме, Сципион поставил сильный отряд пехоты и нумидийской конницы, а в лощине Лабиен устроил засаду, для нападения на Цезаря в то время, когда он двинется для атаки холма. Но Цезарева конница открыла засаду, и войска, находившиеся в ней, начали отступать на вершину холма, сильно преследуемые Цезаревою конницей. Нумидийцы обратились в бегство, помешали своей пехоте защищаться и увлекли ее за собою. Цезарь двинул за своею конницею пехоту, которую усилил еще несколькими когортами из лагеря, устроил на занятом холме отдельное, сомкнутое укрепление и поставил в него гарнизон.
Но Сципион владел еще Уцитой и следовательно равниной. Поэтому Цезарь положил подступить посредством двух продольных, укрепленных линий к Уците и осадить ее. И он снова прибегнул к тем громадным фортификационным работам, которые так часто производились в это время вообще и им, Цезарем, в особенности, во всех странах, где он ни вел войны. Сверх того, что это было в духе тогдашнего образа ведения войны, Цезарь в настоящем 'случае признавал это необходимым против превосходного в силах неприятеля, так чтобы, стесняя его, и себя сколько можно более обеспечивать, словом действовать наступательно-оборонительно, до благоприятного случая для перехода к решительному наступлению.
Вследствие того, в следующую же ночь он устроил правую продольную укрепленную линию от подошвы холмов, вдоль которых была устроена 1-я поперечная линия его. К утру она была готова и в нее введены войска правого крыла армии. Сципион вышел из своего лагеря, но остановился по другую сторону Уциты: А в следующую затем ночь Цезарь устроил и левую продольную линию и утром ввел в нее левое свое крыло. Между тем ежедневно происходили с обеих сторон между конницей более или менее значительные стычки, в которых успех был почти всегда на стороне Цезаря. Конница его была, хотя и малочисленнее, но гораздо лучше устроена, предводима и употребляема, нежели многочисленная конница Сципиона, которой ни он сам, ни Лабиен, ни частные начальники не умели употреблять как следовало. В. одной важнейшей из этих стычек, конница Сципиона сначала опрокинула было конницу Цезаря, но потом последняя, поддержанная пехотой, – в свою очередь опрокинула и разбила конницу Сципиона и нанесла ей большой урон. После того Сципион сделался еще осторожнее, тем более, что узнал о прибытии к Цезарю новых подкреплений.
То были 9-й и 10-й легионы, прибывшие из Сицилии в гавань Руспины. После высадки их, Цезарь произвел им смотр и, в присутствии всех трибунов и центурионов армии, без суда разжаловал 2-х трибунов и 3-х центурионов 10-го легиона (прежде столь любимого им, но потом, в Риме, навлекшего на себя крайнее неудовольствие его за возмущение) и немедленно выслал разжалованных из армии и Африки. Этот пример строгости доказываете, какую власть римские полководцы имели еще в это время в республиканских армиях.
По присоединены к Цезарю 9-го и 10-го легионов, силы обеих сторон уже почти сравнялись: у Сципиона было только более легких войск и. одним легионом более, нежели у Цезаря; но последний ожидал еще 2-х легионов из Сицилии, а Юба, вследствие смут и беспорядков в Нумидии, отослал туда 6 когорт.
Между тем две продольные, параллельные, укрепленные линии Цезаря уже были доведены на расстояние полета стрелы до стен Уциты, замкнуты со стороны последней поперечною линией и заняты, 5-ю легионами из большего лагеря. При этом достойно замечания и удивления, как Цезарь расположил свою армию на таком обширном пространстве, не подав однако Сципиону случая напасть на нее в каком нибудь слабом пункте. Но это легко объясняется необыкновенными деятельностью, осторожностью и прозорливостью Цезаря и существовавшим тогда мнением о неодолимости сильных, хотя и обширных укреплений.
Сципион, с своей стороны, также, как Цезарь, укреплял все пункты, которые признавал выгодными для себя вокруг своего лагеря. Впрочем, не смотря на производство фортификационных работ, обе армии ежедневно выходили из своих укреплений и строились одна против другой. Однажды Сципион построил свою армию даже в открытом, поле, левым флангом к Уците, а правым к холмам. Цезарь, при виде этого, построил и свою армию напротив Сципионовой, правым флангом к Уците, а левым к холмам, не далее как на 300 шагов от фронта линии армии Сципиона. Только один неглубокий овраг разделял обе армии, и с обеих сторон все ожидали наконец решительного сражения, но оно снова не состоялось, потому что ни та, ни другая армия не была намерена первая перейти через овраг. Все ограничилось только стычкой левофланговой конницы Цезаря с нумидийцами и не в пользу первой, после чего обе армии воротились в свои линии и продолжали укрепляться, а Цезарева сверх того и готовиться к осаде Уциты.
Вскоре Цезарь узнал, что Сципионов легат Вар с 50 судами явился на рейде Лепты, сжег многие суда и взял одно из самых больших военных. Это было очень важным для Цезаря известием, так как он, ежедневно ожидая прибытия двух легионов из Сицилии, для обеспечения его расположил одну эскадру, под начальством Аквилы, перед Гадруметом, а другую, под начальством Циспия, перед Тапсом, и потому полагал, что Вар разбил Аквилу. Дабы разъяснить это, он сам. лично отправился к Лепте и узнал, что Вар прибыл от Утики к Гадрумету нарочно для того, чтобы преградить путь 2-м – легионам. его, Цезаря, что эскадра Аквилы была отброшена бурей от Гадрумета и некоторые суда её даже занесены к Лепте. Цезарь, нимало не медля, сел на одно из военных судов в Лепте и, приказав всем прочим, находившимся в её гавани, следовать за ним, вышел в море, настигнул Вара, преследовавшего Аквилу, и отбил у него взятое им большое военное судно и еще одно из его судов. Вар спасся от него за ближайшим мысом, откуда вошел в гавань Гадрумета. Цезарь за противным ветром не мог последовать за ним и провел ночь на якоре у означенного выше мыса, а на следующее утро направился к Гадрумету, в гавани его сжег, без всякого препятствия со стороны Вара, все найденные там суда его и затем воротился в свой лагерь. Этими быстрыми решимостью и личными действиями на море Цезарь предотвратил большие беды для себя, именно истребление обеих эскадр своих при Гадрумете и Тапсе, и той, которая должна была привезти 2 легиона из Сицилии, и наконец большого транспорта, которого он ожидал оттуда же. А всего этого он, может быть, не достиг бы, если бы малейше промедлил или поручил исполнение другому.
Тем не менее, положение его все еще было очень невыгодно тем, что зависело от подвозов подкреплений и запасов морем, на котором в это время года (зимой) были частые и сильные бури, а на сухом пути край, в котором так долго находилась его армия, был уже совершенно истощен и в продовольствии ощущался крайний недостаток. Это заставило его послать отряд войск, для отыскания запасов зернового хлеба, которые туземные жители имели обыкновение сохранять в земляных ямах. Отряд этот успел найти и привезти в лагерь большое количество зернового хлеба. Лабиен, узнав об этом, поставил 2 легиона с конницей в засаду, дабы при следующем предприятии подобного рода напасть врасплох на Цезаревых фуражиров. Но Цезарь взял 3 лучшие легиона свои с конницей, повел их к Лабиеновой засаде, напал и разбил бывшие в ней войска.
Однако все это мало помогало крайней нужде в продовольствии, так что наконец Цезарю не оставалось уже ничего более, как переменить место расположения своей армии либо атаковать неприятеля. Последнее средство было пока еще довольно отважно и трудно, и потому Цезарь решился идти далее на юг к Тапсу, где надеялся найти край менее истощенный и города хорошо расположенные к нему. Эти соображения превозмогли в его глазах упрек, которому он мог подвергнуться в том, что не довершил до конца своего предприятия, сопряженного с такими трудами, лишениями и, пожертвованиями.

§ 317. Движение Цезаря и Сципиона к Тапсу и действия их.

В начале. декабря 47 г. (по теперешнему календарю) в 3 часа утра армия Цезаря двинулась правым флангом и одною колонной через Руспину, берегом моря, на юг через Лепту имея вправо цепь холмов, а с левой стороны между нею и морем все тяжести в одной колонне. В Руспине, Лепте и Ахилле, хорошо укрепленных, были оставлены сильные гарнизоны. Эскадры Аквилы при Гадрумете и Циспия при Тапсе были, усилены и обеспечивали прибытие морем транспортов. Первый переход был только до Агара, лежавшего не далеко за Лептой, на равнине, в некотором расстоянии от прибрежных высот.
Сципион, узнав о движении Цезаря, озаботился менее о том, чтобы затруднить оное преследованием чрез своих нумидийцев, нежели о том только, чтобы постоянно сопровождать Цезаря с правой стороны по высотам, дабы не позволять ему проникать во внутренность края и добывать в нем продовольствие. Первый лагерь его был также близ Агара, на отдаленных от моря высотах, в трех особых отделениях, из которых то, в котором Сципион находился сам, лежало лишь в ½ мили (350 сажень) от Агара, а другие два недалеко от первого. Нумидийская конница должна была занять все выгодные пункты в окрестностях, близко наблюдать за неприятелем и преграждать ему все пути внутрь страны.
Не смотря на то, Цезарь произвел с сильным отрядом войск большую и удачную фуражировку и благополучно воротился в свой лагерь с большим транспортом разного рода продовольственных запасов, исключая зернового хлеба, которого собрано было недостаточно.
Вслед затем Цезарь совершил другое, столь смелое и даже отважное и едва вероятное предприятие, которое может быть объяснено и служить доказательством только крайнего недостатка его в продовольствии. С большим отрядом пехоты и почти всею своею конницею он произвел, в один день, настоящей партизанский набег, в виду превосходной числом неприятельской армии, находившейся в походном движении! Произошло это по следующему случаю:
Сципион приказал учредить около 1 мили (1 ½ версты) в тылу за своею армией, в городе Зета (Zeta), большой склад продовольственных запасов, для сбора которых из окрестностей отрядил туда 2 легиона. Цезарь, как только узнал об этом, тотчас положил завладеть городом Зетой и складом в нем. Для этого ему необходимо было пройти сквозь все расположение неприятельской армии, но это не устрашило и не остановило его. Он перенес свой лагерь с равнины на высоты и приказал привести его в такое сильное оборонительное положение, чтобы оставленные в нем войска могли отразить все нападения неприятеля, пока он сам будет действовать вне лагеря. Затем рано утром он выступил из него с означенными выше войсками, обошел кратчайшим путем неприятельский лагерь, двинулся прямо к городу Зета в тылу его и овладел и городом, и складами запасов в нем без сопротивления, так как 2 легиона Сципиона были рассеяны в окрестностях для сбора продовольствия. Не довольствуясь тем, он хотел напасть и на эти два легиона, но уже большая часть армии Сципиона шла к Зете. Не смотря на то, он оставил в этом городе гарнизон, хотя, по удалении его, последний долженствовал быть совершенно отрезан от него и предоставлен самому себе, на произвол судьбы. По приближении неприятеля, Цезарь двинулся тем же путем обратно и успел благополучно, без боя, пройти через равнину, на которой находился город Зета. Но когда он дошел до гористой и пересеченной, местности, то был со всех сторон атакован Лабиеном с многочисленною нумидийскою конницей, легкою пехотой, стрелками и пращниками, которые были чрезвычайно ловки и храбры. Лабиен принял при этом образ действий нумидийской конницы: как только легионерная пехота Цезаря, атакуемая со всех сторон и поражаемая градом стрел и камней, двигалась беглым шагом против атаковавших, они немедленно и быстро обращались назад в рассыпную, но снова возвращались в атаку, коль скоро легионеры продолжали свое движение. Конницу же Цезаря, на измученных лошадях, поражаемых и убиваемых стрелами, наконец необходимо было даже совершенно вывести из боя и послать вперед. Таким образом обратное движение Цезаря по гористой местности продолжалось с большими трудом, медленностью и уроном до самого вечера, в строе большого, продолговатого четырехугольника (agmen quadratum), внутри которого находились все взятые в Зете запасы. В таком порядке Цезарь к ночи успел, наконец, хотя и с большим трудом, но благополучно воротиться в свой лагерь.
Этот случай показал очевидную разницу между Цезарем и Сципионом. Предприятие первого было действительно чрезвычайно отважно, и даже может быть оправдано только благополучным исходом его и тем, что Цезарь решился отважиться на него, имея против себя такого полководца, как Сципион. Последний же доказал, что он не был способен ни оценить своего положения, ни сохранять постоянно в виду главную цель своих действий, ни принимать немедленно соответствовавшие ей решительные меры. Гишар говорит, что у Сципиона недостало присутствия духа и что он принял избранные им меры с излишнею поспешностью. Он был извещен о предприятии Цезаря достаточно своевременно, был сильнее Цезаря, мог совершенно отрезать ему отступление и имел превосходный случай атаковать его, с значительною частью его армии, обремененною транспортом, на походе и притом в гористой и невыгодной для движения и действий местности. Вместо того, он не только упустил этот столь благоприятный для него случай разбить Цезаря, но и предоставил преследование его Лабиену с легкими войсками, сам же с легионами двинулся на помощь двум легионам своим в Зете. Оправдать этого ничем невозможно, объяснить же можно разве только тем, что он неожиданностью случая был приведен в недоумение и заблуждение и вместо главной цели избрал второстепенную, словом – доказал свою неспособность, хотя и имел большую военную опытность. Но и Лабиен также в этом случае не доказал особенного искусства в соображении и в советах своих Сципиону, и без преувеличения можно было бы сказать, что счастье Цезаря совершенно ослепило этих двух противников последнего.
Трудное отступление Цезаря показало ему, что против такого образа действий неприятеля, как употребленный войсками Лабиена, эволюции легионерной пехоты и способ употребления ею своего оружия не всегда достигали своей цели. Поэтому он произвел в них некоторые изменения и сам упражнял в них свои войска и их частных начальников. А как у Сципиона и Юбы были слоны, то и он также приказал доставить себе нескольких из Италии и почти ежедневно упражнял свои войска в действиях с ними и против них, особенно стараясь приучить к тому свою конницу и лошадей её.
Между тем, так как армия его возросла уже до числа 12 легионов, продовольствование же её, в соразмерности с тем, стало еще труднее и для добывания его необходимо было ежедневно иметь стычки и часто производить большие фуражировки, то он тем сильнее желал скорейшего решения войны боем. С этою целью он подступил со всею армиею к самому лагерю Сципиона (21 марта до-юлианского или 12 января юлианского календаря, 46 года). Но Сципион не заблагоразсудил выйти из своего лагеря и принять бой, а Цезарь не считал возможным атаковать его лагерь. Это повторялось несколько дней и наконец Цезарь, наскучив такого рода войною, нуждаясь в продовольствии и воде, положил непременно довести дело до решительного сражения и для того, – осадить город Тапс, находившаяся в расстоянии около 3 миль (4 верст слишком) от его лагеря. Тапс был чрезвычайно важный пункт для Сципиона, который учредил в нем склад оружия, под защитой сильного гарнизона, а в гавани его имел большое число судов, блокировавших флот Цезаря, расположенный между Лептой и Тапсом. Осада последнего представляла однако двоякого рода затруднение: во 1-х в отношении к продовольствованию армии, потому что неимение складов запасов не позволяло долго оставаться на месте, – и во 2-х то, что вблизи. Тапса находились города Сарсура и Тиздра, Занятые сильными гарнизонами и в изобилии снабженные продовольствием. Сообразив все это и полагаясь на свое счастье, Цезарь решился сначала овладеть Сарсурой, лежавшей в 3 милях к западу от Тапса.
Вследствие того, 4 апреля (14 января по юлианскому календарю) на рассвете он двинулся с большею частью своей армии из лагеря при Агаре, вдоль высот с праной стороны, к Сарсуре. Сципион последовал за ним, с лучшими своими войсками, по другую сторону высот, поручив Лабиену с легкими войсками задерживать Цезаря. Но последний принял меры против этого, составив задний отряд (арьергард) из разных родов войск и дозволив множеству купцов и маркитантов с своими повозками следовать за армией. Нумидийцы прежде всего бросились на эти повозки и разграбили их, но затем были так жестоко отбиты войсками заднего отряда, что уже не отваживались более нападать. Прибыв к Сарсуре, Цезарь приказал немедленно атаковать этот город и сразу взял его приступом, в виду Сципиона, который, не отваживаясь вступить в бой, отступил на близьлежавший высоты и расположился на них лагерем.
Затем цезарь хотел овладеть и Тиздрой, но взять его ни приступом, ни осадой было невозможно, потому что Консидий, начальствовавший в этом городе, привел его в очень сильное оборонительное положение. Зато, вместо Тиздры, Цезарь овладел без боя другим городом Табеной (Thabena), лежавшим к югу от Тапса. Жители его вырезали находившийся в нем гарнизон Юбы и передали город Цезарю, которой, по просьбе их и для охраны найденных в городе запасов продовольствия, поставил в него 1 когорту с отрядом стрелков и метательными орудиями.
В это время к нему прибыли морем: большой транспорт с продовольствием, 4 т. чел. выздоровевших воинов и 1 т. стрелков, что поставило его в возможность приступить к осаде Тапса, дабы тем принудить наконец Сципиона к решительному сражению. Однако, как ни важным казалось ему это средство, он все-таки желал прежде испытать другое, прямейшее и скорейшее, именно выманить Сципиона в открытое поле и тут принудить его к бою. С этою целью он произвел со всею армиею движение в 2 мили слишком (3 версты), в обход Сципиона, к выгодной для боя местности близ города Тегеи (Tegea), занятого гарнизоном Сципиона. Последний вышел из своего лагеря, но расположился в такой крепкой позиции, что Цезарь не признал удобным атаковать его на ней. Именно – левый фланг Сципиона примыкал к Тегее, а впереди его, также примыкая левыми флангами к этому городу, стояли два сильные отряда конницы, поддерживаемые сзади всею левофланговою конницею. Однако Цезарь подступил ближе и, чтобы завязать бой, приказал атаковать передовую конницу Сципиона. Во время боя с нею, часть стоявшей позади её, левофланговой конницы Сципиона была двинута в обход правого фланга Цезаря. Вследствие того, с обеих сторон в бой стали постепенно быть вводимы подкрепления и наконец Цезарь лично поспешил, со всею своею правофлангового конницею, на поддержание своих сражавшихся войск. Таким образом бой на правом фланге Цезаря и на левом Сципиона разгорался все более и более и с успехом для Цезаря, потому что конница Сципиона была отражена с большим уроном. Казалось бы, что в эту решительную минуту, Сципиону следовало бы сильнее поддержать войска свои, находившиеся, в бою; но он остался в бездействии, а Цезарь, признавая невыгодным для себя атаковать его в его позиции, прекратил бой и отвел свою армию обратно в её лагерь.
Разбирая эти действия и побуждения Сципиона и Цезаря, можно прийти к заключению, что первый хотел ограничиться чистою обороной крепкой позиции своей, не выходя из неё и не вдаваясь в общий бой, – Цезарь же напротив хотел выманить его из этой позиции и вовлечь в общий бой на равнине, но, видя, что это не удалось, признал невыгодным для себя атаковать Сципиона в его позиции и предпочёл прервать бой и отступить, при всем доверии к своему счастью зная по опыту, что не всегда можно было насильно испытывать его и предвидеть, до чего оно доведет.

§ 318. Обложение и осада Цезарем Тапса, – сражение при Тапсе и конец войны.

Не успев принудить Сципиона к общему бою в открытом поле, Цезарь немедленно делал все распоряжения к осаде Тапса. На другой же день, 26 февраля, {А по мнению Наполеона I – 4 апреля до-юлианского календаря или 14 января юлианского.} в 3 ч. утра, он двинулся со всею своею армией к Тапсу, находившемуся в 3 милях (4 верстах слишком) к югу от Агара, на низменной приморской косе, и имевшему весьма хорошую гавань. В расстоянии около 2 ½ миль (З ½ верст) к западу от него лежало соляное озеро, между восточною оконечностью которого и морем было около 1500 шагов (около 1 версты) расстояния Цезарь, приблизясь к Тапсу, немедленно занял все выгодные пункты в окрестностях его и приказал устраивать укрепленный лагерь для своей армии – к западу от Тапса, контрвалационную и, циркумавалационную линии – против него, между лагерем и морем, и отдельное сомкнутое укрепление (форт, – между озером и морем, дабы преградить Сципиону подступ к Тапсу с этой стороны).
Важность Тапса для Сципиона побудила его идти на помощь, этому городу, и, после долгих совещаний в собранном им военном совете, решено было последовать за Цезарем вдоль по нагорным высотам. Приблизясь к Тапсу, Сципион расположился в расстоянии 3/4 мили (1 версты слишком) от него в двух лагерях, из которых в одном он сам с своею армией, а в другом – Юба с своими войсками. После новых совещаний в военном совете, положено было переменить расположение армии так, чтобы фланговым движением влево занять новый лагерь между соляным озером и морем, войти в сообщение с Тапсом, прервать сообщение Цезаря с Лептой, лагерь же Юбы оставить на прежнем месте. Вследствие того, Сципион и двинулся с армией влево, но был крайне изумлен, встретив между соляным озером и морем сомкнутое укрепление, устроенное Цезарем и преградившее ему, Сципиону, путь. Это неожиданное обстоятельство привело его в такое недоумение, что он не знал, что ему делать, и не идя ни вперед, ни назад, остановился на том месте, где стоял, до вечера, и тогда только отступил, дал войскам несколько часов отдыха и на следующее утро начал укреплять лагерь в 1000 шагах от моря и около 1500 шагов от лагеря, линий и укрепления Цезаря.
Цезарь, видя это, признал невозможным допустить Сципиона укрепиться в таком близком расстоянии от Тапса и осадных линий против. него, и положил атаковать Сципиона прежде, нежели он успел бы укрепиться, хотя и предпочёл бы отложить бой до взятия Тапса. Вследствие того, оставив 2 легиона для занятия своих укрепленных линий, со всеми остальными войсками он немедленно вышел из своего лагеря и построил их впереди его в 3 линии, 10-й и 2-й легионы – на правом фланге, 8-й и 9-й – на левом, остальные 5 в середине, легкую пехоту – между отделений конницы и поставил на; флангах 2 особенные отряда, каждый из 5 отборных когорт и большого числа стрелков, для действий исключительно против слонов. Части своих судов, стоявших в гавани Тапса, он приказал плыть к югу как можно ближе к берегу моря и по данному сигналу с громким криком высадить несколько войск в тылу неприятеля.
Между тем 3-я линия армии Сципиона укрепляла лагерь, а 1-я и 2-я прикрывали ее, имея на флангах 64 слона с башнями и за ними легкую пехоту; нумидийская конница стояла на левом фланге, а вся остальная, с легкою пехотой между отделениями ее – на правом.
Когда армия Цезаря, выйдя из лагеря и построясь как сказано, двинулась вперед, Сципион впал в беспокойство и сомнение касательно порядка построения своей армии к бою и приказал некоторым войскам из 2-й и 3-й линий отступить и построиться позади, а другим выдвинуться вперед и стать спереди. Эти несвоевременные передвижения, в самую решительную минуту, произвели невыгодное впечатление на армию Сципиона и смущение в ней. Это замечено было Цезарем и всею армией его, и высшие военачальники и все окружавшие его убедительно просили его немедленно подать сигнал к атаке, дабы воспользоваться видимым беспорядком в неприятельской армии. Но он медлил поданием сигнала, говоря, что «такого рода атака не нравится ему», и даже старался умерить их рвение, как вдруг на крайнем правом фланге раздался одинокий трубный сигнал к атаке... Стоявший там 10-й легион заставил трубача своего подать сигнал, который тотчас же был повторен во всей армии – и она немедленно двинулась вперед, не смотря на все усилия частных начальников удержать войска до подания сигнала самим Цезарем. Тогда уже последний, видя невозможность остановить, порыв своих войск, сел на коня, подал свой сигнал и с боевым отзывом «счастье», повел легионы свои вперед.
Бой открыли два особенные отряда, назначенные для атаки слонов, и осыпали их градом стрел и каменьев. Приведенные этим в ярость, слоны на левом фланге армии Сципиона обратились назад, смяли собственную пехоту и бросились к своему лагерю, загородив входы в него. Нумидийская конница на том же фланге, устрашенная этим неожиданным обстоятельством, обратилась в бегство и тем раскрыла левый фланг своей армии, приведенный в расстройство и беспорядок. Правая фланговая конница, а затем и пехота в центре армии Сципиона, при виде этого, пришли в смятение и стали отступать к своему лагерю, сначала еще в порядке и с боем. Но когда высшие военачальники Сципиона, страшась попасть в руки Цезаря и заботясь только о собственной безопасности своей, обратились в бегство, тогда уже вся армии Сципиона пришла в страх, расстройство и беспорядок, предалась бегству к своему лагерю и, преследуемая по пятам, понесла огромный урон. Лагерь был еще недокончен и неукреплен и был без труда взят Цезаревыми войсками. Те, которые хотели защищаться в нем, были все перебиты, а остальные бросились бежать в лагерь, который занимали накануне. Но как при них не нашлось никого из начальников, то, полагая, что последние направились в отдельный лагерь Юбы, они бросились бежать к нему, но нашли его уже занятым войсками Цезаря и в ужасе, не видя нигде спасения, собрались на ближайшей высоте. Вскоре, окруженные на ней войсками Цезаря, они бросили оружие и просили пощады. Но войска Цезаря были до того раздражены и ожесточены, что, не смотря на приказания Цезаря щадить своих соотечественников и товарищей по оружию, и не взирая на все усилия частных начальников своих к удержанию их, не дали пощады никому и перебили всех до одного. И этим не ограничилось еще кровопролитие: побежденные, рассеявшиеся всюду, нигде не могли найти спасения и везде были преследуемы и истребляемы. Тщетны были все усилия самого Цезаря удержать свои войска, и он не мог даже защитить многих римских граждан, находившихся при нем и против которых войска были сильно раздражены, подозревая их в приверженности к Помпеевой партии. 10 т. чел. убитых остались на поле сражения, остальные были убиты в преследовании и лишь немногие успели спастись. Лабиен, Афраний, Петреий и другие военачальники Сципионовой армии бежали одни из первых и старались, но не успели спастись ни сухим путем, ни морем, и были убиты. Сципиону удалось пробраться к берегу моря и он с несколькими судами направился к берегам Испании, но встреченный и атакованный судами Цезаря близ мыса Меркурия (н. Бон), погиб в бою.
Урон Цезаря простирался только до 50 чел. убитых и небольшого числа раненых. Во время сражения, гарнизон Тапса, произвел высадку, но был отражен с уроном. На другой день Цезарь и отступил к Тапсу, имея в главе армии, в виде победных трофеев, всех 64 слонов, взятых в сражении, и потребовал сдачи Тапса. Но не успев уговорить начальника гарнизона к сдаче города, он оставил против него, для продолжения осады, 3 легиона под начальством проконсула Ребила, легата Домиция с 2-мя легионами послал взять город Тиздру, а сам с остальными войсками двинулся сначала к Гадрумету, который взял и захватил в нем всю казну Сципиона, а потом к Утике. Здесь, между тем, Катон тщетно старался склонить жителей к обороне: они были расположены в пользу Цезаря, и Катон успел выговорить от них только то, чтоб они позволили приверженцам Помпеевой партии отправиться в Испанию, и затем сам лишил себя жизни.
Юба, в сопровождена нескольких беглецов, не был впущен жителями столицы своей, Заморы, где находились семейство и сокровища его, удалился в свой загородный дворец и там также сам лишил себя жизни.
Цезарь, торжественно вступив в Утику, на другой день получил известие о сдаче Тапса, а на третий день отправился в Замору. Обратив владения Юбы, Нумидию, в римскую провинцию, он воротился в Утику, наложил на многие города контрибуции, устроил управление Африки и 10-го марта (по мнению Наполеона I – 13 июня до-юлианского или 23 марта Юлианского календаря) отправился из Утики морем в Каралис (Caralis, н. Cagliari) на о. Сардиний, а оттуда в Рим, куда и прибыл в начале июля (в апреле Юл. календ.), после 6 месяцев отсутствия и 4 ½ месяцев войны в Африке.

§ 319. Замечания.

Африканская война, начатая слишком поздно и веденная несвоевременно, при неблагоприятных обстоятельствах, была поэтому одною из самых трудных для Цезаря, и нужно было все превосходство его военных дарований для того, чтобы он вышел из неё победителем. Это очень верно объясняет Наполеон I в замечаниях своих об Александрийской войне. «Эта несчастная (как он справедливо называет ее) война дала 9 месяцев отсрочки партии Помпея, восстановила её надежды и поставила ее в состояние выдержать еще несколько походов, что заставило Цезаря в следующем году совершить поход в Африке, а два года спустя еще один в Испании. Этих двух походов, в которых ему потребны были его гений и его счастье, чтобы выйти из них победителем, не было бы, если бы после сражения при Фарсале он тотчас отправился на берега Африки и предупредил на них Катона и Сципиона, или, если уже, направляясь, как он это сделал, к Александрии, приказал бы следовать за собою 4 или 5 легионам, для перевозки которых имел достаточно судов. А если бы и не так, он мог бы без невыгоды для себя удовольствоваться видимою покорностью Птолемея и отсрочить на один год отмщение ему». Это совершенно верно и было главною причиною и несвоевременности, и трудности Африканской войны. Но не одна несчастная Александрийская война замедлила Африканскую, но и весь ряд войн и походов Цезаря со времени занятия им Италии. Противник его Помпей имел тогда главные свои силы в Греции и на востоке, а части сил в Испании и Африке. Без сомнения, в воле Цезаря было обратиться сначала или в Грецию или в Испанию, или в Африку. По своим соображениям он обратился прежде всего в Испанию, хотя, казалось бы, лучше и прямее к цели следовало бы ему обратиться против Помпея в Грецию, и притом сухим путем, а не морем, какого мнения был и Наполеон I. Но действия в Испании, осада Массилии, дела в Риме и Италии и недостаток флота задержали его до конца 49 г. и он переправился морем в Эпир лишь с частью своей армии и, до соединения своего с Антонием и остальною частью своей армии, принужден был действовать наступательно-оборонительно против превосходных сил Помпея, в неблагоприятных для себя обстоятельствах, доколе движением в Фессалию и победой при Фарсале не успел наконец одолеть Помпея. Но все это снова задержало его на три четверти года, а потому он, преследуя Помпея с частью своих сил, очутился в Александрии, среди восставших против него в превосходных силах египтян, лишь с 5 т. войск и 10 военными судами, и против воли и ожидания был вовлечен в трудную и продолжительную войну, в которой снова принужден был действовать наступательно-оборонительно, доколе прибытие к нему подкреплении не позволило ему решить эту войну наступательными действиями и победой над Птолемеем. а затем 2 месяца, недостойным его образом, в бездействии проведенные в Александрии, поход из Египта чрез Сирию в Малую Азию против Фарнака, следование после того в Рим, устройство дел в нем – снова задержали его от нанесения последнего удара Помпеевой партии в Африке, т.е. там, где его следовало бы нанести тотчас после сражения при Фарсале. А там-то именно, в течении 1 ¼ года от этого сражения до высадки Цезаря в Африке, партия Помпея успела усилиться и утвердиться точно также, как перед тем Помпей в Греции, и чтобы побороть ее, подлинно Цезарю, потребны были и соразмерные с нею силы и особенно все его искусство. А этого не было бы, если бы, по мнению Наполеона I, приведенному выше, Цезарь, победив Помпеевых легатов в Испании, а потом самого Помпея в Греции, тотчас отправился Африку и, легко победив в ней только одного Помпеева легата Вара, 3-мя годами ранее решил войну в свою пользу. К чему же отнести то, что произошла совсем иное? К особенному ли стечению обстоятельств, т.е. к слепому случаю? – или к ошибкам Цезаря? – или к его искусству? – или наконец к его счастью? – Но участия слепого случая в действиях такого великого полководца, как Цезарь, допустить невозможно; искусство и особенно счастье его были несомненны; но нельзя не уделить в этом и некоторой доли ошибок с его стороны, ибо, хотя он был и великий человек, но все таки человек и, как человек, не мог быть и не был изъят от человеческой слабости творить ошибки. Он сам в своих записках и отчасти его безусловные восхвалители из числа его комментаторов, либо умалчивают о его ошибках, хотя и видимо сознают их, либо всячески извиняют и оправдывают их. Но некоторые из его комментаторов, и в главе их Наполеон I, а также Гишар и нек. др., не скрывают, не извиняют и не оправдывают его вольных и невольных ошибок. И, в смысле исторической истины, справедливым кажется держаться благоразумной середины и выставляя все действительно искусное, не скрывать и ощибочного. А в Африканской войне встречается и то, и другое едва ли не более, чем в предшествовавших войнах и походах Цезаря.
О первой и главной ошипбке его – той, что он после сражения при Фарсале не отправился тотчас в Африку – уже было говорено выше. По возвращении его из Малой Азии в Рим, в начале осени 47 г. он пробудился наконец при шуме опасности (Cesar se reveilla au bruit du danger) – чрезвычайно верно, и метко говорит Наполеон I, следовательно – пробудился от усыпления: иначе назвать этого нельзя. И снова, хотя и поздно, закипела его деятельность, как бы в вознаграждение утраченного времени, но закипела уже слишком сильно и не довольно благоразумно-осторожно. Явная необходимость и крайнее нетерпение как можно скорее явиться и победить в Африке, может быть так, как он победил Фарнака (т.е. прийти, увидеть и победить), снова повела его к тому же, что он уже испытал с такою невыгодою для себя на море и в Эпире против Помпея в 49–48 гг. Лишь с 6 легионами и 2 тыс. чел., конницы, т.е. лишь с частью своих сил, на флоте относительно слабейшем Сципионова, отправился он от Лилибея в Сицилии к берегам Африки – в самое бурное, осеннее время года, когда и сам знал, и все ему говорили, что плавание было опасно. И на этот раз счастье его, как бы в наказание его, отвернулось от него: буря рассеяла его флот – и он едва с 4 т. чел. войск на нескольких судах высадился близ Руспины. И благо еще было ему, что тут находилась только слабая часть сил Сципиона, и та под начальством Консидия, который, вместо того, чтобы сразу подавить Цезаря, сам заперся и укрепился в Гадрумете. Но, при первой тревоге, Сципион уже начал собирать свою превосходную числом армию и направил ее к Руспине, выслав вперед половину её с Лабиеном – заклятым врагом Цезаря.
Но прежде следует еще сказать несколько слов о переправе Цезаря в Африку. Гишар упрекает его в том, что он не выждал сосредоточения всех своих военных сил, сухопутных и морских, и не отправился со всеми ими разом. Этим, он переждал бы самого бурного на море времени и имел бы при высадке все свои силы с собою. После потери 1 ¼ года времени, лучше было бы потерять еще 1 или даже 2 месяца и явиться в Африке со всеми силами, нежели, поспешив, 4 месяца быть в ней почти постоянно слабее Сципиона. Но генерал Лоссау восстает против этого, говоря, что это было невозможно и потребовало бы слишком много времени. Из этих двух мнений, скорее можно согласиться однако с мнением Гишара.
Гирций Панза, составитель книги комментариев Цезаря об Африканской войне, говорит, будто Цезарь не назначил своему флоту сборного места на берегах Африки, потому что не знал, какой пункт на них назначить, который был бы свободен от неприятельского флота. Но Наполеон I возражает, что это мнение такого неспособного описателя действий Цезаря, как Гирций Панза, есть нелепость, незаслуживающая опровержения. «Сципион» – говорил он – «был в Утике и владел всеми северными берегами Африки до владений Юбы, а Цезарь назначил армии и флоту сборное место к югу от мыса Меркурия (н. мыс Бон, Bon) до большого Сырта, где весь морской берег был свободен от неприятельских войск. а неприятельским эскадрам невозможно было в эту пору года крейсировать тут. Но флот Цезаря был рассеян бурей и разбросан ею к северу от мыса Меркурия, и собрался только позже и постепенно.»
Высадка Цезаря, как и переправа его, была действием необыкновенно смелым и даже отважным, и не имела бы, может быть, успеха, если бы против Цезаря был в этом месте не Консидий, а Лабиен. Но смелость и отважность Цезаря были соединены с благоразумными прозорливостью и осторожностью не только при высадке, но и во все время пребывания ври Руспине, до боя с Лабиеном, при отступлении от Зеты. {Лоссау.}
Тем не менее положение Цезаря, в течении целого месяца после высадки, было очень трудное и критическое и он был обязан своим спасением только искусственным укреплениям и бессилию нападательного оружия для взятия укреплений открытою силой. Четыре дня после высадки, имея еще очень мало войск (менее 4 т.), он, не смотря на то, поставил гарнизоны в единственные два города (Руспину и Лепту), которые имел на этом берегу, и, чтоб уклониться от Лабиена, вышел с своими, когортами в море, для отыскания своего флота, большая часть которого однако присоединилась к нему в это самое время. {Наполеон I.}
В бою с Лабиеном, несколько времени спустя, он очевидно имел неудачу, не смотря на утверждение противного Гирцием Панзой. Лабиен употребил при этом образ действий парфян против Красса, не с белым, но с метательным оружием, сильное действие которым, искусными в нем, ловкими, проворными и храбрыми иррегулярными пехотой и конницей, всегда имело выгоду и успех против регулярных войск, сражавшихся в сомкнутом строе. {Наполеон I.}
Меры Цезаря выманить неприятеля с горы на равнину и его предприятие против Уциты были, очевидно и понятно, весьма искусны. Не совсем понятны для нас только частые, почти беспрестанные, громадные фортификационные работы Цезаря, тем более, что в невыгодах, как и в выгодах их он приобрел уже достаточную опытность в Испании и Греции. Морская же экспедиция его из Лепты в Гадрумет (о которой выше говорить Наполеон I), напротив, так оригинальна своим характером, что заслуживает обращения на себя особенного внимания.
Все остальные затем действия Цезаря, до самого сражения при Тапсе, являют в нем, Цезаре, полководца с сильной волей и опытного, а экспедиция к Зете; кроме того, столько дерзкой отважности, что подобной не встречается ни прежде, ни после в действиях Цезаря и даже новейшая военная история едва ли может представить подобные примеры со стороны партизанских отрядов, а не то, чтобы целых армий. {Лоссау.}
По сосредоточении, армии Цезаря до числа 12 легионов, он слишком долго медлил вступить в сражение, как будто не доверяя своему счастью. Он выводил невыгодные для себя предвещания из нескольких трудных столкновений с неприятелем, в которые был вовлечен. Но это не могло относиться к общему сражению, потому что легионы Сципиона и Юбы, в решительном бою, слишком уступали легионам Цезаря, для того чтобы противостоять им. {Наполеон I.}
Вообще должно сказать, что действия Цезаря в Африке представляют некоторые черты и различия, и сходства с действиями его в Испании и Греции, т.е. в междоусобной войне римских войск против римских. И в Африке, как в Испании и Греции, он. стремился одолевать противников не решительными действиями с целью боя, но преимущественно маневрированием на флангах и сообщениях их, с целью либо завладеть складами запасов их, либо лишить их возможности добывать продовольствие, либо преимущественно заставить их из гористой, пересеченной местности выйти на равнины или произвести какое-нибудь ошибочное движение и, пользуясь тем, напасть на них и разбить их. Эта последняя цель Цезаря, с одной стороны кажется несомненною, потому что иначе и войны решить было нельзя, но с другой стороны очевидно являет какое-то недоверие, сомнение, или нежелание и вследствие того колебание. Это явственнее всего усматривается в самый решительный момент всей войны – перед началом сражения при Тапсе. Обе армии уже были построены одна против другой, Цезарь уже принял все меры для вернейшего одоления противника, обошел и ободриль свои войска речью – и медлил подать сигнал к атаке, не смотря на просьбы, и убеждения своих военачальников и на нетерпение, даже неудовольствие своих войск, говоря, что такого рода атака (т.е. против неприятеля, видимо находившегося в смятении и расстройстве) не нравилась ему. Как объяснить это желание боя и колебание перед самым началом его? Из кратких слов Гирция Панзы о том, такого объяснения извлечь нельзя, да и нужно еще знать, можно ли иметь полное доверие к ним. Во всяком случае факт колебания Цезаря, сигнал к атаке, самовольно поданный именно знаменитым 10-м легионом на крайнем правом фланге, атака вследствие того помимо воли Цезаря, крайнее раздражение и ожесточение войск его, не дававших побежденным пощады, и решение продолжительной, трудной и утомительной войны одним жестоким ударом и истреблением почти всей неприятельской армии – заслуживают особенного внимания. Кажется, будто Цезарь и хотел, и не хотел решительного сражения и поражения армии Сципиона, но они произошли помимо его воли, весьма естественным и понятным порывом его войск, которым до крайности наскучила такого рода война. Так или иначе, победа при Тапсе была искусно подготовлена Цезарем, но одержана его армией, без особенного с его стороны участия.
В отношении к частым и громадным фортификационным работам Цезаря в этой войне, нельзя не заметить, что хотя такого рода работы были в общем употреблении и, так сказать, во вкусе или моде того времени, однако они изобличают как будто некоторое особенное пристрастие к ним Цезаря. Из приведенная выше (§ 281) описания такого рода работ можно судить, сколько времени и труда они стоили, и не смотря на то, едва только одни из них бывали кончены, как тотчас же начинались другие подобные или и еще значительнейшие, независимо от частой перемены мест расположения укрепленных лагерей.
Поэтому нельзя не согласиться с генералом Лоссау, что такого рода работы, для нас, в наше время, служат проблемой или загадкой.
Наконец, что касается действий Сципиона и всех его сподвижников и пособников, с Лабиеном во главе, следует сказать, что они нималейше не умели воспользоваться ни своим превосходством в силах на сухом пути и море, ни в своем относительном положении в Африке, первоначальными: слабостью сил Цезаря и трудным, даже опасным положением его на краю моря. И хотя они не раз наносили, – ему частные поражения и чувствительный вред, но никак не могли одолеть его ни тем, ни другим способом, действовали большею частью очень ошибочно и неискусно, боязливо и без энергии, хотя все имели более или менее продолжительную военную и боевую опытность. Крайнее же малодушие их, бегство и жалкая смерть их после поражения при Тапсе, довершают картину неспособности и ничтожности их перед таким человеком и полководцем, как Цезарь. Счастье его и тут, как в Италии, Испании, Греции, Александрии и Малой Азии, поставило его лицом к лицу с противниками, стоявшими неизмеримо ниже его дарованиями и искусством, и, однако причинившими ему немало труда в одолении их – отчасти вследствие собственных его ошибок. Но, в общем результате, каковы бы ни были и противники его, и ошибки их и его, и счастье его, тем не менее он и в Африканской войне является великим полководцем и война его в Африке была и будет одною из замечательнейших войн его и вообще в древности.