I. междоусобная война (продолжение). – § 297. Цезарь-диктатор в Риме; – силы и планы его и Помпея. – §§ 298–302. Действия на море, в Греции, при Диррахие и в Фессалии, сражение при Фарсале и преследование Помпея. – § 303. Замечания.

Источники и исторические пособия – указанные выше.

I.
Междоусобная война.
(Продолжение).

§ 297. Цезарь-диктатор в Риме; – силы и планы его и Помпея.

Прибыв в Рим, Цезарь, в качестве диктатора, созвал общее собрание для обычных выборов и был избран, вместе с П. Сервилием, в консулы. Но 11 дней спустя он сложил с себя сан диктатора, сохранив только консульское звание, и отправился в Брундузий. Здесь он нашел уже собранною свою армию, в составе 12 легионов (от 50 до 60 т. чел. – легионной пехоты, не считая конницы и легкой пехоты. {Числительная сила каждого Цезарева легиона и всей его армии не может быть точно определена. Два новонабранные легиона были, без сомнения, комплектны (до 5 и может быть 6 т. чел.), но 10 старых, напротив, более или менее некомплектны, особенно 4 бывшие в Галлии и Испании. Если принять среднюю силу всех легионов в 4 т., то легионной пехоты долженствовало быть около 50 т. чел., с конницей и легкой пехотой может быть около 55 т.} Но для переправы их морем в Грецию было слишком мало перевозных судов, именно только на. 20 т. чел. пехоты и 600 чел. конницы. Цезарь в комментариях говорит, что он посадил на суда 7 легионов, в каком случае они долженствовали быть очень слабы. Говоря, что судов было недостаточно, Цезарь ни слова не упоминает о причине того. Это тем удивительнее, что еще за 9 месяцев перед тем, в конце января 49 г. он приказал собрать в Брундузие как можно более военных и особенно перевозных судов, и вообще всегда очень заботился о всех потребностях, необходимых для войск и военных действий.
В Брундузие Цезарь старался вдохнуть в свои войска тот же дух, который одушевлял его самого, и вероятно успел в этом. Войска его состояли большею частью из старых ветеранов совершивших с ним походы в Галлии, а некоторые и в Испании. Они хорошо знали, понимали, любили и высоко уважали его, вполне доверяли и были преданы ему и под его предводительством одержали многие и важные победы. Цезарь, с своей стороны, вполне доверял им, как и себе, и наконец, 5 ноября 49 г., с половиною своей армии (как сказано выше – 7 легионами, в числе 20 т. чел. пехоты и 600 чел. конницы) сел на перевозные суда и вышел из Брундузия в море.
Между тем Помпей целых 9 месяцев (с февраля до ноября) оставался в полном и совершенном бездействии в Греции, только собирая в ней значительные, сухопутные и морские, военные силы. И он успел собрать их в таком числе, что они много превосходили силы Цезаря. Имев, по прибытии в Эпир, только 5 легионов, теперь он имел их уже 9 римских, комплектных, и ожидал еще двух, которые Метелл Сципион вел ему из Сирии. Кроме того у Помпея было 3 т. стрелков, 1200 пращников, 7 т. чел. конницы и, как кажется, много вспомогательных войск. Некоторые писатели исчисляют силу его армии в 90 т. войск, большая же часть согласна лишь в том, что Помпей во всех родах войск был гораздо сильнее Цезаря. А что касается флота, то в этом отношении он решительно превосходил Цезаря, потому что собрал из Греции, Азии и Египта до 500 судов и сверх того велел строить новые. Военно-морские силы Помпея стояли во всех приморских гаванях Греции и находились под главным начальством Бибула, стоявшего с 110 большими судами на якоре при о. Коркире (н. Корфу). Помпей собрал также значительные суммы денег в Малой Азии, Сирии и от союзных владетелей, и учредил большие склады продовольствия в Фессалии, Азии, Египте и других странах. Словом – у него не было недостатка ни в. силах, ни в средствах для энергического ведения войны против Цезаря и для, того, чтобы исторгнуть у него власть. Но сам Помпей – тот, который, в былое время, всегда и всех побеждал, торжествовал три триумфа и, по словам Плутарха, победил все три части света, имел характер гораздо более мягкий или менее твердый, нежели Цезарев, от природы и рождения был предан роскоши, изнеженности, чувственным наслаждениям, и при непомерных гордости и честолюбии имел слабую волю, легко подчинялся чужому влиянию и впал в душевные слабость и бессилие. В это время, в особенности, в нем и тени не было прежнего Помпея и едва можно было узнать победителя трех частей света. А между тем он, владея Грецией, Малой Азией, Сирией, Египтом и Африкой, располагая огромными военными силами и средствами, окруженный знатнейшими римлянами и инородцами, и даже царями и иными владетельными лицами, сам. походил более на царя, нежели на диктатора римского, и гордой самоуверенности его не было предела, но – только до той минуты, пока перед ним не встал лицом к лицу, как грозный призрак, страшный противник – Цезарь. С этой минуты все изменилось и быстро пошло к развязке.
Девять месяцев и даже (с 50 г.) более года оставаясь в совершенном военном бездействии, пренебрегши заранее приготовиться к самоохранепию и защите и исторгнуть у Цезаря Италию и Испанию, убежденный, что никакая сила не одолеет его огромных сил и средств, он деятельно занимался только обучением своих войск, сам лично, в его лета (58) подавая им, по словам Плутарха, пример, и пешим, и на коне, с мечом, и с полукопьем. Но, при такой телесной деятельности, он не обнаруживал ни малейшей деятельности душевной и составил себе самое ложное, понятие о своем положении, не помышляя даже, что верховным властителем римской республики мог быть только тот, кто владел Италией и особенно Римом, но не тот, кто малодушно покинул их и бежал из них. Вследствие всего этого, и план войны, составленный им, был совершенно неверный: вместо того, чтобы, пользуясь превосходством своих сил и господством на море, снова завоевать Италию и Рим, он положил ограничиться чистою обороной в Греции и вести войну по способу Фабия, избегая боя и отрезывая Цезарю средства продовольствования.
Но Цезарь смотрел на свое положение иначе и гораздо вернее: с самого начала придавая себе вид, что обнажил меч единственно за справедливость своего дела, он твердо и неуклонно, самым энергическим образом шел к своей цели. Вполне обеспечив себя с тыла в Галлии, Испании и Италии, он намерен был действовать против Помпея самым – решительным наступательным образом до тех пор, пока оружием не решит дела – в свою пользу, в чем вполне утверждали его, и внутреннее чувство личного превосходства своего над Помпеем, и вера в свое счастье.

§ 298. Действия на море и в Греции. Переправа Цезаря из Брундузия в Эпир. Действия на море и в Эпире, Этолии, Фессалии и Македонии.

Отплыв из Брундузия 5 ноября 49 г., Цезарь на другой день благополучно высадился в ущельях горы Химеры, акроцераунского горного хребта, к югу от Диррахия (н. Дураццо), в Эпире. Замечательно, что Цезарь высадился у местности, носившей название Палесты или Фарсалии, как будто в предзнаменование того места, где позже судьба должна была решить между ним и Помпеем! Переезд его морем и высадка произведены были совершенно беспрепятственно со стороны флота и войск Помпея: Цезарь не встретил ни одного неприятельского корабля в море и ни малейшего отряда неприятельских войск на месте высадки – таковы были небрежность Помпея и счастье Цезаря! Это одно уже означало, что Помпей, имея большой флот, господствуя на море и ожидая переправы Цезаря из Брундузия не принял мер для недопущения его к берегам Греции. Бибул с 110 судами стоял у о. Корциры, а двое подчиненных ему начальников эскадр в 18 судов, Лукреций Веспилло и Минуций Руф, стояли на якоре при Орике (Oricum, н. Орко), в 7-ми до 14-ти верст от Палесты, но в морском заливе за островком, откуда не могли наблюдать за берегами. Цезарь говорить, что Лукреций и Минуций не отважились атаковать его флот, что Бибул не мог выйти в море, потому что кормчие его были в отсутствии, и что Помпей узнал о высадке его, Цезаря, только из посланного к нему последним нового предложения личных переговоров (см. ниже). Такова была непростительная оплошность Помпея и начальников его флота, которая мало обещала для Помпея, но много для Цезаря.
Как только все войска последнего были высажены на берег, Цезарь тотчас же послал все суда назад в Брундузий, для перевозки остальных войск. Тогда только явился на море Бибул и, напав на пустые суда Цезаря, встреченные противным ветром, 30 из них взял и сжег со всеми находившимися на них людьми. Только тогда также вздумал он наблюдать за всеми гаванями Иллирии и Эпира, от Салоны (н. Салона близ Спалатро) до Орика. В то же время Помпеев военачальник Октавий пытался лишить Цезаря Салоны и осадил этот город, но был отражен 5-ю кратными сильными вылазками жителей. И это также доказывает, как небрежно были соблюдаемы внутренний порядок и охранная служба в войсках Помпея.
Предложение личных переговоров, сделанное Цезарем Помпнею искренно и с добрым намерением, прежде нежели решить дело войною, состояло в том, чтобы обоим им сложить оружие и предоставить решение несогласий между ними сенату и народу римским. Цезарь послал к Помпею с этим предложением Помнеева легата Вибуллия Руфа, взятого в плен и отпущенного на свободу в Корфиние и потом вторично взятого в плен в Испании. Вибуллий отправился поспешно к Помпею, но нашел его далеко в Македонии. Помпей, от него впервые узнав о высадке Цезаря, поспешил в Аполлонию, при устье р. Апса (н. в Албании), где находились зимние квартиры его войск.
Цезарь же двинулся в самый день высадки (6 ноября) к Орику. Македонский гарнизон Помпея в нем отказался впустить Цезаря, но жители отворили последнему ворота, а гарнизон сдался. Отсюда Цезарь двинулся к Аполлонии, где произошло то же: жители были за Цезаря, а Помпеев гарнизон отступил. Примеру Аполлонии последовали все города Эпира и покорились Цезарю.
Помпей, узнав об этом на пути к Аполлонии, поспешил в Диррахий. Но еще прежде, нежели он прибыл туда, в армии его, при вести о прибытии Цезаря, распространился такой страх, что многие воины бросили оружие и бежали в Эпир и окрестные места. Наконец Помпей прибыл в Диррахий и занял при нем укрепленный лагерь. Свидетельством страха и колебания в Помпеевой армии может служить и то, что Лабиен первый, а за ним все легаты, трибуны, центурионы и наконец рядовые воины принесли присягу в верности Помпею, что бы ни произошло. Если бы не было опасности и страха, то они не принесли бы такой присяги.
Цезарь, узнав, что Помпей занял лагерь при Диррахие, расположил свои войска также в лагере впереди Аполлонии, на левом берегу р. Апса, дабы прикрыть этим город и край в тылу его и выждать тут прибытия из Италии остальных войск своих.
Тогда Помпей расположился лагерем против Цезаря, на правом берегу р, Апса, и приказал всем своим войскам присоединиться к нему. Он так превосходил Цезаря, в это время, в силах, что мог и должен был бы действовать всеми способами самым решительным наступательным образом. Но, вместо того, он целых два месяца (ноябрь и декабрь 49 г.) провел в совершенном бездействии, как будто ему, а не Цезарю, угрожала опасность. Самый простой расчет требовал, чтобы он воспользовался таким благоприятным и выгодным для него положением, когда у Цезаря была еще только половина его армии, а другую флот Помпея мог и должен был бы не допустить до переправы из Брундузия и высадки на берега Эпира, частью обложив берега Италии и Эпира, частью же крейсируя между ними. А на сухом пути Помпей в то же время мог и должен был бы оттеснить Цезаря от берегов Эпира внутрь страны. Но он ничего этого не сделал и. продолжал оставаться в бездействии.
Между тем Цезарев легат Кален в Брундузие посадил остальные войска на суда, но не мог выйти в море, потому что Бибул стоял в гавани Орика и блокировал берега Эпира. Но как берега эти были заняты Цезарем и Бибулу невозможно было добывать на них ни воды, ни дров, о запасе которых он видно не подумал ранее, то он и прибегнул к хитрости. Он послал сказать легатам Цезаря в Орике, что имел сообщить Цезарю лично очень важные сведения и потому просил перемирия, на что легаты Цезаря и согласились необдуманно. Но Цезарь, прибыв лично в Орик, угадал хитрость Бибула и отказал в перемирии. Вскоре после того Бибул заболел и умер, но на место его никто не был назначен и каждый отдельный начальник Помпеева флота стал действовать самостоятельно, и следовательно в действиях этого флота, к счастью Цезаря, единства было еще менее, нежели прежде.
При этом случае Цезарь замечает, что на предложение его, переданное Вибуллием, Помпей отвечал последнему; «какую же цену имели бы для него, Помпея, и Рим, и жизнь, если бы он был обязан ими великодушию Цезаря? – и можно ли было бы искоренить такое мнение, если бы он, Помпей, воротился в Италию не окончив войны с честью?» – Цезарь говорит, что узнал об этом ответе только по окончании войны, ему же он сообщен не был и потому предложение его осталось без последствий. Был и другой случай, свидетельствовавший о крайнем ожесточении людей, окружавших Помпея и руководивших его действиями. Цезарь, не получая от Помпея ответа, хотел воспользоваться для переговоров нередкими разговорами военачальников обеих армий, близко стоявших одна против другой, и поручил это своему легату Ватанию. Последний, переговариваясь с Лабиеном, вдруг был осыпан стрелами, а Лабиен громко провозгласил: «довольно! не будет мира, пока нам не принесут головы Цезаря!»
Между тем Либон, один из частных начальников Помпеева флота, занял один островок при входе в гавань Брундузия и тем запер последнюю. Затем он не только пошел на встречу нескольким судам шедшим из гавани, но и последовал за ними во внутренность её, где был окружен и обращен в бегство, потеряв 5 больших судов. Таким образом гавань Брундузия была снова открыта.
Цезарь, со своей стороны, уже ранее совершил с 1 легионом предприятие (экспедицию) к Бутронту (Buthrontum, н. Бутринто) и окрестным берегам напротив о. Коркиры, для сбора продовольствия. Но зима уже близилась к концу (в феврале 48 г.), а войск из Брундузия все еще не было. Поэтому Цезарь приказал своим легатам в Брундузие – при первом попутном ветре непременно выйти в море со всеми войсками и высадиться у Аполлонии, у берегов которой Помпеевы суда не стояли на якоре и не крейсировали в море. Но, в нетерпении своем, не считая этого достаточным, он решился сам ехать в Брундузий на 12-ти-весельной лодке. Кормчий её, видя сильное волнение, побоялся пуститься в небольшой лодке в открытое море. Тогда Цезарь сказал ему следующие достопамятный слова: «чего боишься? – ты везешь Цезаря и его счастье». {По гречески: « τόλμα καί δέδιθι μηδέν Καίσαρα φέρεις καί τήν τού Καίσαρος τύχην συμπλέουσαν», а по латыни: «quid times? Caesarem vehis». – Цезарь сказал эти слова греческому кормчему, без сомнения, иго гречески, отлично вла-дея греческим языком.} Однако он не мог исполнить своего намерения и воротился в Аполлонию, где все были в большом беспокойстве о нем.
Он замечает, и Плутарх говорит тоже, что войска его в – Брундузие настоятельно просили своих начальников скорее отправить их в Эпир. И наконец уже в марте 48 г. (5 месяцев спустя после высадки Цезаря в Эпире), легаты М. Антоний и Кален с войсками при попутном ветре, сели на суда и благополучно вышли в море, переправились через него и на другой день уже были в виду берегов Аполлонии и Диррахия. Это побудило начальника Помпеевой эскадры в гавани Диррахия, Копония, выйти в море и на всех парусах преследовать десант Цезаря. Между тем ветер усилился и принудил этот десант войти в гавань Нимфея. Здесь он был укрыт от западного ветра, но не от южного, и потому, при поднимавшейся буре, находился в опасном положении. Но и тут, как нарочно, к счастью Цезаря, ветер вдруг перешел с юга на запад – и Копоний, в свою очередь, подвергся большой опасности: буря рассеяла его суда и 16 из них выбросила на берег. Те из людей их, которые успели спастись, были взяты в плен, но потом отпущены Цезарем.
Таким образом 3 старые и 1 новый легион и 800 чел. конницы (всего примерно около 20 т. войск) наконец высадились на берегах Эпира, в виду обеих армий. Теперь дело было в том, чтобы Цезарю соединиться с ними, а Помпею помешать тому и напасть на десант Цезаря. А потому обе армии вышли из своих лагерей, Помпеева – ночью, а Цезарева – днем, но первая – прямо к месту высадки десанта, а Цезарева – большим обходом вверх по р. Апсу, для перехода через него в брод. Антоний между тем занял город Лисс (Lissus, н. Алессио), к сев. от Диррахия и р. Дрина, и известил о том Цезаря. Помпей легко мог предупредить Цезаря и напасть на Антония, но остановился на ночь до утра. Антоний же, узнав о том, сообщил это Цезарю, а сам не выходил из своего лагеря. На 4-й день после высадки, Цезарь благополучно соединился с Антонием. Помпей тотчас же отступил к Аспарагию на р. Генузе (Genusus), в окрестностях Диррахия, занял там лагерь на выгодной местности и таким образом ничего не сделал во-время и упустил удобный случай разбить Антония, отдельно, или по крайней мере помешать ему соединиться с Цезарем. Изложенные здесь действия могут служить новым доказательством, до какой степени устарел Помпей, если и не телесно, то душевно, в отношении к воле и энергии, а с другой стороны – как счастье Цезаря на каждом шагу благоприятствовало ему, а он пользовался им. Помпей, при всем превосходстве своем в силах, все еще считал себя не довольно сильным против Цезаря и приказал своему легату Сципиону идти из Македонии на присоединение к нему. Цезарь же с своей стороны, напротив, положил воспользоваться соединением с Антонием, для того, чтобы привлечь на свою сторону соседственные области Греции. Из Фессалии, Этолии и Македонии к нему прибыли уже депутации с уверениями в преданности и готовности служить ему, если он только даст им несколько войск. Поэтому, присоединив к себе 1 легион из Орика и с соседних берегов моря, Цезарь отрядил легата Кассия Лонгина с 1 новым легионом и 200 чел. конницы в Фессалию, легата Кальвизия Сабина с 5 когортами и частью конницы в Этолию, а легата Кн. Домиция с 2-мя старыми легионами и 500 чел. конницы в Македонию, с приказанием принять там меры для продовольствования армии. После отряжения этих войск, у Цезаря было только одним легионом более, нежели до соединения с Антонием (т.е. 8 легионов) и, не смотря на то, он замыслил отрезать Помпея от Греции и притеснить его у Диррахия к берегу моря.
Из отряженных им легатов, Кальвизий в Этолии был хорошо принят жителями, вытеснил Помпеевы войска и занял всю Этолию. Кассий нашел жителей Фессалии разделенными на две партии, одну – в пользу Цезаря, а другую – Помпея и следовательно все-таки находился в краю, не враждебном Цезарю. Наконец Домиций в Македонии был также хорошо принят, но узнал, что Сципион шел против него с 2 легионами Помпея. – Приблизясь к нему уже мили на 4 (5 ½ верст)., Сципион вдруг обратился против Кассия в Фессалию и, чтоб идти налегке и скорее, оставил все свои тяжести на р. Галиакмоне, изливавшейся в Фессалоникийский залив, под прикрытием 8 когорт под начальством Фавония, которому приказал укрепиться. В тоже время перед лагерем Кассия появилась конница царя Котиса (Cotys), часто наездничавшая на границах Фессалии. Кассий принял ее за конницу Сципиона и, считая себя слишком слабым против последнего, отступил в горы между Фессалией и Эпиром и направился к гор. Амбракии (н. Арта). Сципион следовал неотступно за ним, как вдруг получил от Фавония известие, что Домиций идет против него со всеми своими войсками, против которых ему, Фавонию, нельзя было удержаться. Поэтому Сципион немедленно обратился назад и передовой отряд его приблизился к Фавонию в одно время с передовым отрядом Домиция. Сципион и Домиций стояли два дня один против другого, на обоих берегах Галиакмона. На 3-й день Сципион перешел через реку в брод и предложил Домицию бой. Домиций не отказался от него и приблизился к лагерю Сципиона. Однако боя не произошло и ночью Сципион перешел обратно за реку. Затем и он, и Домиций старались обмануть один другого хитростями и завлечь в засади, но из этого ничего не произошло решительного, хотя успех, кажется, был более на стороне Домиция. В этом положении обе стороны оставались еще некоторое время.
Между тем Цезарь, присоединив к себе легион из Орика, оставил там легата Ацилия с 3-мя когортами, для охранения города, гавани и судов в ней. Сын Помпея, Гней Помпей, с эскадрой египетского флота, атаковал гавань Орика, взял 4 судна, сжег остальные и, оставив Лелия для обложения гавани, обратился к Лиссу, сжег 30 перевозных судов, оставленных там Антонием, атаковал, хотя и тщетно, город и затем ушел опять в море. Эти действия Гнея Помпея изобличают предприимчивость, которая не всем военачальникам Помпея была свойственна, и потому заслуживают внимания. Потеря судов для Цезаря была, если и неважна, то все-таки неприятна.

§ 299. Движение Помпея и Цезаря к Аспарагию и Диррахию – действия и сражения при Диррахие.

Когда Помпей отступил к Аспарагию на р. Генузе, в окрестностях Диррахия, то и Цезарь двинулся туда же со всею своею армиею и расположился лагерем недалеко от лагеря Помпея. Где он соединился с Антонием и каким путем шел к Аспарагию – з точности определить нельзя. Но, как кажет-ся, соединение с Антонием произошло в окрестностях Албанополя (н. Албассано), откуда Цезарь обходом между истоком Генуза и Апсом, дошел до Аспарагия, лежавшего на левом берегу Генуза, близ устья его в море (там где ныне Янина).
На другой же день Цезарь вышел с армиею из лагеря и построил ее к бою. Но Помпей не вышел из своего лагеря, и ― тогда Цезарь положил совершить такое движение, которое, искусством соображения и исполнения принесло ему много чести и выставило характер обоих противников в новом свете. Именно – Цезарь имел в виду совершенно обойти Помпея, за-тем двинуться прямо к Диррахию, где находились все склады его, и овладеть ими или по крайней мере отрезать Помпея от них и моря, словом – двинуться на его сообщения.
Цезарь говорит, что Помпей, казалось, вовсе не понял намерения его, потому что, увидав его выступление по направлению не к Диррахию, спокойно остался в своем лагере, полагая, может быть, – что Цезарь хотел только переменить место расположения своего по недостатку в продовольствии: Коль же скоро передовая конница уведомила его, что Цезарь, после обхода, двинулся к Диррахию, то Помпей на другой день сам двинулся туда же, в уверенности, что, идя кратчайшею дорогой, предупредить Цезаря.
Последний же, предвидя это, шел очень скоро, дал. войскам своим только небольшой отдых ночью и рано утром прибыл к Диррахию в то самое время, когда лишь вдали видно было приближение передовых войск Помпея. Тогда Помпей, видя себя отрезанным от Диррахия, расположился лагерем близ него, на берегу морского залива, на скале под названием Петра (камень). Сюда приказал он перевести часть судов своих и собрать из Азии и других мест запасы продовольствия.
Цезарь видел, что война протянется вдаль, и это было тем неприятнее для него, что у него не было флота под рукой, так как суда, которые он зимою велел построить и собрать, еще не прибыли. У Помпея же, напротив, был флот, который в это время стал деятельнее прежнего блокировать берега Эпира и крейсировать в море. Вследствие того, Цезарь принял меры для сбора продовольствия в окрестностях Диррахия и с этою же целью послал легата Канулеия во внутренность Эпира, приказав ему оттуда до Диррахия учредить линию промежуточных складов продовольствия. Расположение же обеих армий долженствовало, по необходимости, быть сильно укреплено искусственными способами, сообразно с местностью. Цезарь говорит, что лагерь Помпея был окружен горами и крутыми высотами, которые он, Цезарь, занял прежде Помпея и прикрыл их 26-ю отдельными укреплениями, соединенными контрвалационною линиею, протяжением около 4 геогр. миль или 28 верст, от правого фланга на берегу моря, между Диррахием и лагерями Цезаря и Помпея, до левого фланга, также на берегу моря, по другую сторону р. Апса (н. Аспро). целью его при этом было: 1) крутом обложить лагерь Помпея и препятствовать превосходной числом коннице его собирать в окрестностях продовольствие в отрезывать подвозы его, Цезарю, а вместе с тем 2) прикрывать собственную свою армию и 3) распространить всюду молву, что он обложил Помпея в его лагере, и тем произвести невыгодное для Помпея и выгодное для себя впечатление.
Помпей и тут допустил Цезаря беспрепятственно исполнить все, что он замыслил, и обложить его со всех сторон. Он не хотел удаляться ни от Диррахия, ни от берегов моря, и не решался силой препятствовать работам Цезаря. Поэтому ему не осталось ничего более, как самому прикрыть себя также контрвалационною линией, с 24-мя отдельными укреплениями, также от берега до берега моря, на протяжении около 3-х геогр. миль или 21 версты. Внутри этого пространства он имел на своей стороне многие выгоды: был в центральном расположена, мог удобно двигаться из своего лагеря во все стороны кратчайшими путями, особенно от одной оконечности своей линии до другой, имел кругом себя засеянные поля и луга (это было в мае), а в тылу за собою – море и на нем флот свой и свободные сообщения, 4 наконец войск и особенно конницы у него было более, нежели у Цезаря.
Стремление последнего все более и более стеснять Помпея, а, Помпея, напротив, оттеснять Цезаря, подавало повод к ежедневным частным делам. В одном из них, 9-й легион Цезаря, овладев одною высотою к югу от лагеря и линии Помпея, на левой стороне р. Анса, начал укрепляться на ней, но был подвержен сильному действию Помпеевых стрелков и метательных орудий. Цезарь, чтобы вывести его из под действия их, приказал устроить на вершине высоты крепкие плетни, а за ними средней ширины ров, прегражденный с обоих концов. За этими плетнями и рвом он поставил своих стрелков и под прикрытием их приказал легиону отступать на другую высоту позади. Неприятель бросился за 9-м легионом, опрокинул плетни, но сам был опрокинуть обратившимся назад 9-м легионом, который после того беспрепятственно отступил на высоту позади и укрепился на ней. Изложение этого дела в комментариях Цезаря неполно и неясно, потому что сначала упоминается об одном частном деле 9-го легиона против стрелков и пращников Помпея, а потом о более общем деле нескольких легионов, одних против других, из чего следует заключить, что обе стороны подкрепляли свои войска, вследствие чего произошел довольно общий и важный бой. Устроение же в самом бою плетней и рва доказывает до какой степени римские войска в это время легко и скоро производили фортификационные работы, даже во время боя.
Цезарь изображает свое положение после этого боя так, что оно представляется странным и необыкновенным. Не смотря на то, что он блокировал Помпея, а Помпей был кругом обложен им, положение последнего было лучше, нежели первого, как по приведенным выше причинам, так и потому, что Цезарю нужно было устроить, а потом занимать и оборонять 28-ми-верстную укрепленную линию и 26 укреплений на ней, но главное – терпеть при этом с каждым днем все больший и больший недостаток в продовольствии. Войскам его труда и опасности было много, но покоя и продовольствия очень мало. Однако они переносили это с большим терпением, довольствуясь небольшими дачами гороха и круп, а также корнями одного растения, под названием хара (chara), которые, будучи разварены, доставляли нечто в роде хлебных лепешек. Несколько стад живого скота, пригнанных из Эпира, были очень полезны, хотя и недостаточны для целой армии. В Помпеевой же армии, напротив, всего было в изобилии, исключая воды и фуража, которого вскоре совсем недоставало для многочисленной конницы, так что строевые лошади исхудали, а вьючные животные пали. Притом стеснение войск Помпея внутри линий, беспрестанные работы, к которым они не были привычны, множество трупов животных, заражавших воздух – все это делало и положение Помпеевой армии очень трудным. Кроме того, Цезарь отвел воду из всех речек и ручьев, которые текли через линии Помпея в море, так что Помпеевы войска были принуждены рыть глубокие колодцы, но и те были далеко от лагеря и от летнего зноя скоро высохли. В Цезаревой же армии воды и фуража было довольно, а близость жатвы и ожидание продовольствия из Эпира позволяли надеяться вскоре на лучшее положение. Вообще с обеих сторон были некоторые выгоды, но и еще более невыгод, и трудно решить, положение которой из двух сторон было невыгоднее.
В таких обстоятельствах, с обеих сторон продолжали ежедневно происходить вдоль линий частные дела. Цезарь не везде и не всегда мог лично присутствовать при этом, потому что иногда по необходимости бывал в отсутствии из своего лагеря. В одно из таких отсутствий его, легат П. Силла или Сулла, которому он вверил временное начальствование армией, двинулся с 2-мя легионами на помощь одной когорте, и обратил неприятеля в бегство, но ограничился тем, не завязывая общего боя, в чем Цезарь в своих записках, одобрил его, хотя, как кажется, Сулла мог одержать решительную победу в общем бое с главными силами Помпея, которые произвели две отдельные атаки. Но в записках Цезаря никаких подробностей обо всем этом не имеется. Замечательно только то, что в этот самый день произошли 6 отдельных дел, три – при Диррахие и три в укрепленных линиях, причем Помпей лишился до 2 т. чел. и многих высших и частных начальников, а войска Цезаря взяли 6 знамен и лишились не более 20 чел. убитыми, но очень многих ранеными, особенно в том укреплении, против которого была направлена главная атака Помпея. По каким причинам или поводам Помпей произвел эти атаки – из записок Цезаря не видно, равно и того, почему несколько дней спустя Помпей занял и сильно укрепил (валом до 15 футов вышины) новый лагерь, а через 5 дней после того снова занял прежний лагерь.
Между тем Цезарь положил, сверх отряжения легатов Кассия и Кальвизия с отрядами для занятия Этолии и Акарнании (см. выше), послать еще легата Калена принять главное начальствование над этими отрядами и занять с ними также и Ахайю в Пелопоннесе, с тем чтобы как можно более ограничить Помпею, а себе расширить власть в более отдаленных краях Греции. В Ахайе и ближайших местах находились Помпеевы гарнизоны под начальством легата Рутилия Лупа. Последний пытался, но кажется напрасно, преградить коринфский перешеек укрепленною линией. А между тем Дельфы, Фивы и Орхомены в Беотии сдались легатам Цезаря.
При Диррахие же, после изложенного выше боя, Цезарь, желая выйти из своего трудного положения, несколько дней выводил свою армию из лагеря, вызывая Помпея на бой. Помпей, хотя делал тоже, по видимо не желал вступать в общий бой, а потому его и не происходило.
Тогда Цезарь снова захотел прибегнуть к мирным переговорам, к чему вероятно имел основательные причины. С этою целью он послал к Помпееву легату Сципиону, в Македонию, друга его, Клодия, с письмом, в котором просил Сципиона быть посредником между ним, Цезарем, и Помпеем. Клодий сначала имел несколько переговоров с Сципионом, но потом не был более допускаем к нему и воротился к Цезарю без всякого ответа. Тогда уже Цезарь убедился, что с такими людьми, как его противники, не оставалось делать ничего более, как силою оружия принудить их к соглашению. Вследствие того он приказал устроить сильные укрепления при Диррахие, против единственных еще двух выходов, через которые конница Помпея могла выезжать на фуражировку. Это принудило Помпея собрать всю свою конницу в своем лагере, где она вскоре подверглась самой крайней нужде. Тогда Помпей решился наконец испытать счастья в вылазке. В то же самое время к нему перебежали из конницы Цезаря два, галла-аллоброга, которые сообщили Помпею местные свойства Цезаревых линий и лагеря и послужили Помпею проводниками. План Помпея заключался в том, чтобы охватить с моря и атаковать с тыла оконечность левого фланга Цезаревой линии, примыкавшего к берегу моря, но не укрепленного вдоль его и отстоявшего далеко от Цезарева лагеря. Вследствие того, Помпей ночью направил туда 60 когорт вдоль морского берега, а другой сильный отряд пехоты и стрелков – морем на судах. Первым (т.е. 60 когортам) он приказал, для предохранения себя от действий стрелков и пращников, прикрыть свои шлемы плетнями из тростника и запастись фашинами.
Пункт атаки, указанный двумя перебежчиками-аллоброгами, был хорошо выбран Помпеем. Левая, оконечность укрепленной линии Цезаря примыкала в этом месте к морскому берегу и загибалась вдоль его только на небольшом протяжении, на котором еще не совсем была докончена. Укрепления её состояли из вала в 10 футов вышины и рва в 15 футов глубины. Эта часть укреплений близ моря была занята войсками 9-го легиона и находилась далеко от лагеря Цезаря, который был расположен на правой оконечности его линии, впереди Диррахия.
Атака была произведена 24-го мая с рассветом и имела полный успех. Сильно атакованный с фронта и с тыла, 9-й легион был опрокинут из укреплений, взятых неприятелем с боя, и оттеснен в беспорядке, расстройстве и с уроном. Легат М. Антоний, начальствовавший войсками в ближайших укреплениях, поспешил с 12-ю когортами на помощь 9-му легиону, удержал и даже оттеснил неприятеля. Цезарь, извещенный о том в своем лагере, поспешил лично на место боя с подкреплениями. Затем изложение дальнейших действий с обеих сторон, в записках Цезаря неясно и непонятно. Цезарь говорит, что так как Помпей вышел из своего лагеря и овладел левою оконечностью линии его, Цезаря, то он, Цезарь, отказался уже от прежнего своего плана – обложения Помпея и занял лагерь близ лагеря Помпея. Далее он говорить, что узнал от разведчиков о движении одного Помпеева легиона позади близлежащего леса, для занятия лагеря близ моря, и что вследствие того, оставив в своем новом лагере только 2 когорты, двинулся с 33-мя когортами в 2 колонны обходом, против избранного легионом Помпея пункта. Все это, без плана или по крайней мере ясного описания тогдашних: местности и укреплений на ней, непонятно, тем более, что с обеих сторон было часто устраиваемо несколько меньших лагерей в разных местах. Достаточно сказать, что Цезарь атаковал лагерь или укрепление Помпеева легиона, ведя лично левое крыло своих войск и опрокинул Помпеев легион из большего укрепления в другое меньшее, еще прежде, нежели Помпей успел прибыть на помощь. Но при этом войска правого Цезарева крыла и за ними вся Цезарева конница, не зная хорошо ни местности, ни встреченных ими укреплений, шли все далее и далее сквозь линию этих укреплений, не встречая в них неприятеля. Между тем Помпей прибыл на помощь с одним легионом и конницей и двинул последнюю против конницы Цезаря. Последняя, расстроившая, при проезде чрез укрепления, свои ряды, бросилась назад, чтобы устроиться. Опрокинутый Помпеев легион, ободренный приближением Помпея, перешел в наступление. Правая фланговая пехота Цезаря, далеко отделившись от левой, начала отступать обратно сквозь линию неприятельских укреплений, но при этом пришла в расстройство, беспорядок и наконец обратилась в бегство. Тоже самое произошло и с левою флангового пехотою Цезаря. Тщетно последний, схватив знамя, старался удержать и собрать бежавших: все, бывшие с ним войска его, бежали в совершенном беспорядке и не были совершенно истреблены только потому, что во 1-х Помпей опасался, преследуя неприятеля, попасть в засаду и самому быть разбитым, почему и не отваживался подступать к Цезаревым укреплениям, – а во 2-х Помпеева конница, – преследуя бежавших, была удержана теми войсками Цезаря, которые охраняли подступы и ворота своих укреплений. Во всяком случае трудно составить себе вполне ясное понятие о ходе этого боя и последовавшего за ним бегства Цезаревых войск и преследования их Помпеевыми. Однако видно, что меньшая часть Цезаревых войск осталась в порядке и прикрыла бегство большей части их.
Этот результат боя произвел на армию Помпея чрезвычайно благоприятное впечатление и был празднован ею как полная победа. Но Цезарь в своих записках старается уменьшить значение её, объясняя свою неудачу небольшим числом войск своих, участвовавших в бою, {Это несправедливо, потому что у него было 33 когорты (3 1/3 легиона) в бою и 2 когорты в резерве в лагере, у Помпея же только 2 легиона.} невыгодною, пересеченною и тесною между укреплениями местностью и отделением правого своего крыла с конницей от левого. Как бы то ни было, он был разбит, как никогда еще дотоле. Он сам едва не был убит одним перебежчиком, но спасен находившимся при нем конюшим своим. Ввечеру, по свидетельству Плутарха, он сказал, что «в этот день победа была бы на стороне неприятеля, если бы у него был человек, который разумел бы, как побеждать». Урон его в этот день простирался, по собственным его показаниям, до 960 чел. пехоты, многих римских всадников, 30 трибунов и центурионов и 32-х знамен.
Помпей же с этого дня принял титул императора и «позволял», говорит Цезарь, «величать его этим титулом, не возлагая однако на себя лаврового венка». Лабиен испросил себе у него выдачи ему всех Цезаревых пленных и, надругавшись над ними, приказал всех их казнить! – Таково было озлобление против Цезаря этого бывшего самого любимого и доверенного легата его!

§ 300. Движение Цезаря и за ним Помпея в Фессалию.

Цезарь, после невыгодного для него боя при Диррахие, тщательно обсудил свое положение и то, что ему следовало предпринять, и как ему действовать. И он пришел к тому заключению, что ему необходимо было немедленно выйти из своего трудного положения, совершенно отказаться от прежнего своего намерения блокировать Помпея и предпринять совсем другого рода действия, а именно – вовлечь Помпея в маневрирование в открытом поле, причем надеялся употребить в пользу свое искусство в такого рода действиях и наконец удачно решить их при помощи надежности и храбрости своих войск. Поэтому, собрав, успокоив, утешив, и ободрив их, а тех из них, которые не исполнили своего долга, наказав, он вечером того же дня, т.е. 24 мая, положил: на другой же день двинуться к Аполлонии, оставить в ней всех своих раненых и больных под прикрытием гарнизона, соединиться с Домицием в Македонии, сосредоточить там все свои силы, за исключением только гарнизонов в Лиссе, Орике и Аполлонии, и отвлечь Помпея от берегов моря вслед за собою. Если бы Помпей обратился не за ним, а в Италию, то и он решил идти туда же через Иллирию. А если бы Помпей захотел отнять у него Лисс, Орик и Аполлонию и отрезать его от берегов моря, то он хотел обратиться против Сципиона и тем принудить Помпея поспешить на помощь ему. Об этом плане Цезарь уведомил Домиция и положил, оставив в Лиссе 4, в Орике 3 и в Аполлонии 8, всего 15 когорт (1 ½ легиона), со всеми остальными войсками следовать чрез Эпир и Акарнанию.
Войска его и начальники их были так расположены к нему и так желали боя, что просили его остаться при Диррахие и вступить в сражение. Но он не счел удобным, после претерпенной неудачи, тотчас же снова вести войска в бой и при том опасался недостатка в продовольствии.
Вследствие того, с наступлением ночи с 24-го на 25-е мая, он отправил вперед к Аполлонии (от 60 до 70 верст) все тяжести, раненых и больных армии, под прикрытием 1 легиона, с приказанием не останавливаться на пути; 2 легиона он оставил при себе, остальные же 7 легионов в 3 ч. утра двинул тихо, без сигналов, разными дорогами, вслед за тяжестями. Вскоре после выступления их, он велел подать обычный сигнал к выступлению в поход, и тотчас же последовал за задним отрядом (арьергардом) легионов.
Помпей тотчас двинулся вслед – за ним, выслав вперед свою конницу, но она настигла задний отряд (арьергард) Цезаря уже только при переходе его через р. Генуз, потому что он шел очень скоро, а при переходе через р. Генуз, имевшую очень крутые берега, и по неимению судов ни на нем, ни при себе, был задержан тем. Но Цезарь послал против Помпеевой конницы свою, с 400 чел. отборной пехоты, и опрокинул ее. Затем он в тот же день дошел до прежнего своего лагеря при Аспарагие, велел коннице поспешно фуражировать, но запретил остальным войскам выходить из лагеря поодиночно. Помпей шел тою же дорогой и также занял свой прежний лагерь при Аспарагие. Поэтому, так как войскам обеих сторон не было надобности вновь устраивать и укреплять свои лагери, Помпей же выслал часть своих войск за водою, дровами и на фуражировку, а другие отчасти отправились назад в лагерь при Диррахие, за оставленными в в нем вещами, то Цезарь, предусмотревший это и ожидавший того, тотчас же подал сигнал к походу, сделал двойной усиленный переход и расположился лагерем. Таким образом Помпей был не в состоянии тотчас же следовать за ним и остался в очень неблаговидном положении.
На другой день Цезарь поступил точно также: ночью выслал все тяжести вперед, а в 3 ч. утра выступил сам со всею армией. Так продолжал он делать и в следующие дни, и так опередил Помпея, что последний уже на 4-й день был принужден отказаться от преследования.
В лагере при Аполлонии Цезарь оставался 28 мая только самое необходимое время и снова двинулся усиленными переходами в Македонию, на соединение с Домицием.
Тогда только Помпей, с своей стороны, положил как можно скорее соединиться с Сципионом. При этом Цезарь замечает, что Помпей действительно имел намерение напасть со всеми своими силами на Домиция, если бы Цезарь захотел ожидать на берегах Эпира прибытия остальных войск своих из Италии. Нот прибавим, если Помпей и имел это намерение, то, по изложенному выше характеру своему личному и своих действий, едва-ли бы исполнил- это, ибо не в состоянии был решиться на то в виду Цезаря, которому далеко уступал в это время в смелости и искусстве соображений и действий.
И так, и Цезарь, и Помпей, каждый с своей стороны, имели в виду как можно скорее соединиться в Македонии, первый – с Домицием, а второй с Сципионом, и весь вопрос заключался в том, кто кого предупредит. Но уже заранее можно было предвидеть, что успех имел быть не на стороне Помпея. Цезарь шел в Македонию обходом на Аполлонию, а Помпей, с 4-го дня преследования его, мог двинуться в Македонию прямым и кратчайшим путем, усиленными переходами, соединиться с Сципионом и разбить Домиция. Но по своим обычным небрежности и оплошности, он ничего этого не сделал и упустил превосходный случай разбить Домиция, даже прежде соединения своего с Сципионом. Ибо в то самое время, когда Цезарь шел к Аполлонии и оттуда в Македонию, а Помпей за ним в 3–4 переходах, Домиций, долго стоявший против Сципиона при р. Галиакмоне (см. выше), но так, что находился между Сципионом и Помпеем, наконец, по причине недостатка в продовольствии, двинулся к Гераклее (Heraclea-Sentica) в Кандавии, т.е. прямо навстречу Помпею, вовсе не зная того, что не только затруднял тем соединение свое с Цезарем, но и подвергался опасности наткнуться на всю армию Помпея и быть разбитым ею. Сообщения же Цезаря и Домиция между собою были крайне затруднены и даже можно сказать прерваны тем, что после неудачного для Цезаря боя при Диррахие и отступления от этого города армии Цезаря, противники его повсюду распустили слух, что он был разбит на голову, лишился всей своей армии и спасался от Помпея бегством! – Поэтому не только невозможно было, ни Цезарю, ни Домицию, посылать одному к другому отдельных вестников или отдельные отряды, но даже многие города на пути того и другого отказались иметь сообщение с ними. К счастью однако для Цезаря, одному разъезду Домиция удалось перехватить нескольких перебежчиков от Цезаря к Помпею и узнать от них о настоящем положении дел. Вследствие того Домиций, уже находившийся только в 4-х часах пути от Помпея, тотчас же свернул к югу, поспешно двинулся к Эгинию (Aeginium), городу на границе Фессалии, и 5-го июня благополучно соединился при Гомфи (Gomphi) с Цезарем, столь же поспешно двинувшимся на встречу ему. К сожалению, Цезарь ничего не говорить, какими именно путями шли до и после того Домиций, он – Цезарь и Помпей.
Жители гор. Гомфи отказались, впустить Цезаря, которому, в его положении, не оставалось ничего более, как взять город приступом, предав его затем, в острастку других, своим войскам на разграбление. Отсюда он тотчас двинулся к Метрополю (Metropolis), который сначала также отказался было впустить Цезаря, но, узнав об участи Гомфи, отворил свои ворота. Цезарь поступил с жителями его очень строго, и эти два примера с Гомфи и Метрополем так подействовали на другие города Фессалии, что все они покорились Цезарю, кроме Лариссы (Larissa), на р. Пенее, где Сципион расположился лагерем. Таким образом Цезарь с Домицием при Метрополе находились в центральном расположена между Сципионом при. Лариса и Помпеем, шедшим от Гераклей в Фессалию. Вот к чему привели искусные и быстрые движения Цезаря и Домиция и, напротив, неискусные и медленные движения Помпея и Сципиона. И вместо того, чтобы двум последним легко и удобно подавить с двух сторон Домиция и затем соединенными силами напасть на Цезаря, сами они очутились разделенными центральным расположением между ними Цезаря, соединившегося с Домицием. Поэтому искусное соединение двух последних между двумя первыми и заслуживаешь особенных внимания и похвалы.
Необыкновенная занимательность взаимного относительного положения обеих противных сторон, с самого начала движения от Диррахия в Македонию и Фессалию, постепенно растет все более и более и заставляет следить с напряженным вниманием за каждым дальнейшим шагом Цезаря и Помпея, но ожидать решения не от Помпея, а от Цезаря. В его руках видимо была теперь судьба, не только похода в Грецию, но и целой воины, и с невольным. нетерпением ожидаешь, как поступит Цезарь?
И он решил – ждать Помпея при Метрополе и приступить к войне с ним в Фессалии. Страна эта была более равнинная, нежели гористая, и наступало время жатвы (начало июня). Цезарь при Метрополе находился не более как в одном большом переходе (около 25 верст) от Сципиона при Лариссе. Почему он не атаковал его до прибытия Помпея, как хотел сначала – неизвестно. Потому ли, что город Ларисса был слишком сильно укреплен или потому, что Цезарь имел на то особенные политические причины? – Несомненно, что либо та, либо другая причина удержала его, без всякой же причины – этого предположить невозможно.
Непонятно также, что несколько дней спустя после 5 июня (т.е. соединения Цезаря с Домицием) Помпей, прибыв наконец в Фессалию, соединился со Сципионом, но каким путем и где именно – неизвестно. Он шел от Гераклеи в западной Македонии к Лариссе в северо-восточной Фессалии, тогда как Цезарь находился при Метрополе, в одном переходе к западу от Лариссы. Каким же образом Помпей мог беспрепятственно со стороны Цезаря соединиться с Сципионом? – и еще раз – почему Цезарь не разбил еще прежде того Сципиона или по крайней мере не помешал Помпею соединиться с ним? Любопытные вопросы, но ответа на них в записках Цезаря, к удивлению и сожалению, не имеется, что не может не казаться странным. Причины несомненно долженствовали быть и уважительный, но какие? – неизвестно.
А между тем соединение Помпея с Сципионом имело такое влияние на армию первого, что она уже была несомненно убеждена в победе, горела нетерпением немедленно вступить в бой и даже, видя медление Помпея, роптала, говоря, что он хочет протянуть войну только для того, чтобы долее сохранить главное начальствование и быть окружену консулами и преторами. Впрочем такое настроение происходило вовсе не от самих войск Помпея, но от окружавших его сената и римской знати, которым продолжительная война уже крайне надоела и они желали скорее воротиться победителями. в Рим, уже заранее распределяли между собою щедрые награды и назначения в высшие звания и должности, и предавались другим подобного рода безумствам, словом – все жаждали наград, почестей, особенно денег, а также и мести своим политическим врагам! Таков был тогда этот жалкий Рим в лагере Помпея! – Цезарю все это было известно и он подробно и беспощадно изображает это в своих записках, и не верить ему в этом нельзя: все это долженствовало быть действительно так, а не иначе. Но не следует однако воображать себе, что все это происходило единственно от влияния на Помпея окружавших его: нет, он сам, в упоении непомерных своих гордости, тщеславия, властолюбия и самонадеянности, был до того ослеплен ими, что не мог хладнокровно, здраво и мудро обсудить свое положение против такого человека, как Цезарь, и рассчитать все верные и неверные случайности решительного боя с ним, долженствовавшего решить – быть или не быть тому либо другому. Он не умел и не мог сам овладеть умами окружавших его и руководить ими, а напротив, вполне сочувствуя им и соглашаясь с ними, думал только о победе, но вовсе не о надежнейших средствах к одержанию её: ему казалось достаточным атаковать Цезаря, чтобы разбить его! Всех более подстрекал его к этому Лабиен – этот изверг неблагодарности к Цезарю, заклятой враг его и, вместе, злобный дух Помпея, которого он уверял, что армия и особенно конница его были значительно превосходнее во всех отношениях, нежели Цезаревы, что старых ветеранов Галлии у Цезаря более не было, а были только молодые войска, и тому подобные лжи. Но при этом ни Помпей, ни Лабиен, ни все прочие, в своем ослеплении, не помышляли о главном – что против них был Цезарь! – как будто это было самым второстепенным вопросом. Словом – все они были в точно таком же ослеплении и рассуждали также, как никогда Дарий и окружавшие его, против Александра В., перед сражениями при Иссе и Арбелах!
Совершенно иное было со стороны Цезаря. Он был единственною главою всему и от него, из его головы исходило все и с такими могущественными силой и влиянием на все, его окружавшее, от высших чинов до низших, вполне и безусловно веривших в его искусство и счастье, что вся армия его, с ним во главе её, составляла как бы одно тело и одну душу, исполненные неодолимой силы и против-которых ничтожна была армия Помпея и безумны были все руководившие ею.
И Цезарь рассудил, что он и армия его находились наконец в таком положении, в котором уже в состоянии были отважиться на решительные действия. Забыты были неудачи при Диррахие, силы были сосредоточены, продовольствие – обеспечено, армия горела нетерпением сразиться – и Цезарь положил испытать, хотел ли или мог ли Помпей принять бой. С этою целью он выводил свою армию из лагеря и двигал ее вперед в боевом порядке с каждым днем ближе и ближе к лагерю Помпея, доколе не приблизился к подошве высоты, на которой он был расположен.
Впрочем Цезарь не говорит, где именно находился лагерь Помпея и даже нигде не упоминает названия города Фарсала, и вообще в записках его не имеется точных данных касательно местности, расположения, движений и действий Помпея до той минуты, когда произошло решительное столкновение между обеими армиями. Несомненно только то, что лагерь Помпея находился не при Лариссе, но, как из последующего оказывается, близ города Фарсала на р. Энипее в Фессалии (ныне Салтадже на р. Салтадже-Потамосе, в области Трикала) и ― что к этому месту Цезарь прибыл 6-го или 7-го, а Помпей 10-го июня.

§ 301. Сражение при Фарсале (29 июня 48 г.).

{Число и месяц, в которые произошло сражение при Фарсале, и число войск в нем у Помпея и Цезаря, показываются у древних писателей очень неопределенно, а у новейших- различно. Некоторые из последних показывают, что сражение это произошло 20 июля, а общее число войск с обеих сторон доводят даже до 300–400 т. чел., но почти все согласны в том, что легионной пехоты было у Помпея 110, а у Цезаря 3 легиона и 82 когорты и что вспомогательных войск у обоих, особенно у Помпея, было очень много. Здесь время и число войск показаны по Гишару, комментарии которого на комментарии Цезаря признаются лучшими в критическом отношении.}

У Помпея было 110 когорт легионной пехоты (11 легионов = около 47 т. чел.), 7 т. чел. конницы римской и вспомогательной, и много вспомогательных пеших и конных войск, всего примерно 90 т. челов. У Цезаря было 3 легиона и 82 когорты= 22 т. чел. легионной пехоты, только 1 т. чел. конницы и вспомогательные пешие и конные войска, но в меньшем числе, нежели у Помпея, всего же примерно от 42 до 43 т. войск. Общее число войск с той и с другой стороны в точности неизвестно, достоверно только то, что Помпей был почти вдвое сильнее, а Цезарь вдвое слабее числом войск. Непонятно, каким образом Цезарь, двинувшийся от Диррахия с 10 легионами и соединившийся с 2 легионами и 500 чел. конницы, Домиций имел при Фарсале только 3 легиона и 82 когорты. В том или другом должна быть какая-нибудь ошибка, но в чем и отчего – -решить трудно.
Лагери Помпея и Цезаря были, расположены на высотах правой стороны р. Энипея, первый – правым, а второй – левым фасом к этой реке. Между обоими лагерями простиралась обширная равнина. Сойдя на нее (29 июня), Цезарь построил свою армию. в боевой порядок в 3 линии, поставив храбрые, но сильно пострадавшие под Диррахием, 10-й легион, под начальством Суллы – на оконечности правого фланга, 8-й и 9 й соединенные вместе, под начальством Антония – на левом фланге, в центре же – 80 когорт под начальством Домиция. 6 отборных когорт, взятых из 3-й линии, он поставил в виде резерва за правым крылом, дабы усилить и подкрепить его и предохранить от атаки Помпеевой конницы с открытой стороны равнины. Всю свою малочисленную конницу он усилил котортами лучшей своей пехоты, которые расположил между отделениями конницы, говоря, что таким способом 1 т. чел. его конницы могли смело противодействовать 7-ми тыс. чел. Помпеевой. 2 когорты были оставлены в лагере. {Наполеон I говорит, что у Помпея было- 110 когорт = 45 т. римских войск в строю, а у Цезаря – 30 т. римских войск, из которых 8-й, 9-й и 10-й легионы он поставил на правом крыле, 80 когорт в центре, по одной когорте из каждого легиона 3-й линии – за правым крылом позади конницы, и 2 когорты оставил в лагере, что составляло бы всего, считая по 10 когорт в легионе, 172 когорты, соответствовавшие 17 легионам слишком. Но это неверно.} Цезарь объехал все войска, ободрил и одушевил их краткою речью, заметил 6-ти когортам правого крыла, что от них будет зависеть решение судьбы боя, советовал, при действиях против изнеженных римских всадников, наносить им удары в лицо, дабы скорее-обратить их в бегство, и затем сам стал на правом фланге.
Помпей также, выйдя из своего лагеря и спустясь на равнину, построил свою армию в 3-и линии: на левом крыле, под личным своим начальством – 1-й и 3-й легионы, переданные ему в 50 г. Цезарем по постановлению сената, в середине – 2 сирийские легиона Сципиона, а на правом крыле, к реке Энипею – 1 киликийский легион и надежные испанские когорты под начальством Афрания, приведшего их из Испании. 2 т. ветеранов-волонтеров были распределены вдоль всей линии. Вся конница была помещена на левом фланге. 7 когорт были оставлены в лагере. Всем войскам Помпей приказал выжидать неприятеля стоя на месте и тогда только ударить на него, когда он совершенно приблизится к ним, в неизбежном, при наступлении, расстройстве. 1-я линии обеих армий стояли очень близко одна от другой (не более 250–300 шагов).
Цезарь первый двинул свою армию вперед; но старые и опытные легионы его, увидав, что Помпеевы войска стояли неподвижно на месте, сами остановились на близком расстоянии от них, перевели дух, устроились в рядах и, разом бросив в неприятеля свои полукопья (pilum), стремительно ударили в мечи. В это самое время вся конница Помпея, имея за собою стрелков и пращников, двинулась вперед, оттеснила находившуюся против неё конницу Цезаря и заездом на право хотела ударить во фланг правофланговой пехоте Цезаря. Но 6 резервных когорт, сделав перемену фронта на право, атаковали ее так неожиданно и с такою силой, что вся конница Помпея пришла в расстройство и беспорядок, была опрокинута и обратилась в бегство до самых высот, на которых был расположен лагерь Помпея. Находившиеся за нею стрелки и пращники были истреблены и 6 резервных когорт, захождением налево, ударили во фланг и в тыл 1-го и 3-го левофланговых легионов Помпея, а 3-я линия Цезаря подкрепила атаку 1-й и 2-й линий с фронта и 6-ти резервных когорт во фланг и в тыл. Тогда армия Помпея, не в силах будучи противостоять сильной атаке армии Цезаря с фронта, во фланг и в тыл, обратилась в бегство к своему лагерю. Сам Помпей бросился туда же и, приказав 7-ми когортам в лагере упорно оборонять его, сам до того, потерял голову, что впал в совершенное оцепенение и ничем не распоряжался. Цезарь же живо и сильно преследовал бежавших и, не смотря на зной и утомление войск своих (бой продолжался с утра до полудня), побуждал их немедленно идти на приступ Помпеева лагеря. С радостным криком бросились они в ров и на вал, опрокинули и разбили храбро, и упорно сражавшиеся когорты и фракийские вспомогательный войска Помпея и взяли лагерь его приступом. Помпей, в ужасе, немедленно сбросил с себя все внешние знаки своего достоинства и в простой одежде раба ускакал в Лариссу. Остатки разбитой армии его собрались на близлежавших высотах, но, увидав движение Цезаревых войск против них с трех сторон, бросились далее по дороге в Лариссу. Тогда Цезарь одну часть своей армии оставил во взятом лагере Помпея, другую отослал назад в свой лагерь, а третью (4 легиона) двинул вслед за бежавшими. Последние собрались на одной высоте, но к ночи-были обложены на ней укрепленною линией Цезаря и на рассвете следующего дня положили оружие, на коленях прося у Цезаря пощады жизни их. Цезарь не только даровал им оную, но и успокоил их и приказал своим войскам не делать им ни малейшего вреда и ничего не отнимать у них. Затем, притянув к себе легионы, оставленные в лагере Помпея, а находившиеся при нем, отослав на их место, он быстро двинулся с конницею, за которою следовали легионы, к Лариссе (отстоявшей от Фарсала примерно в 3 рим. милях или 4 верстах слишком).
Удивительным, даже невероятным кажется, что весь урон Цезаря, по его словам, простирался только до 30 центурионов и 200 рядовых воинов! Урон же Помпеевой армии простирался, по словам Цезаря, до 15 т. чел. убитыми и ранеными и 24 тыс. чел. взятыми в плен; остальные затем войска Помпея рассеялись во все стороны. Сверх того 9 орлов и 180 знамен были трофеями Цезаря.
Таков был исход знаменитого сражения при Фарсале, в котором Цезарь одержал решительнейшую из всех своих побед. Он с видимым удовольствием замечает в своих записках, что предположение его о пользе действий 4-й линии (или 6-ти резервных когорт) оправдалось и что эти войска проложили путь к победе. Это совершенно верно, потому что это распоряжение Цезаря было во всех отношениях превосходное. Однако успех его был облегчен во 1-х тем, что многочисленная конница Помпея, на которую он возлагал всю свою надежду, не только не исполнила своего долга, но сразу постыдно обратила тыл и бежала, а во 2-х тем, что она вовсе не ожидала атаки 6-ти резервных когорт Цезаря против неё и была сама атакована ими не только с фронта, но и во фланг и в тыл. Все это было так неожиданно для неё и притом так скоро, что она совершенно растерялась и со страху бросилась бежать.
По взятии приступом Помпеева лагеря, Цезаревы войска нашли в нем свидетельства полнейших беспечности, роскоши и изнеженности Помпеевой армии и особенно начальников её, и несомненной уверенности их в победе. А между тем они постоянно укоряли в роскоши и изнеженности Цезареву армию, которая, напротив, так часто терпела крайний недостаток даже в самом необходимом и мужественно перенесла необыкновенные лишения и труды.

§ 302. Бегство, преследование и смерть Помпея.

Помпей недолго оставался в Лариссе, но в сопровождении небольшого числа окружавших его лиц бежал далее, день и ночь, до берега моря, где сел на перевозное судно, нагруженное хлебом, и поспешно отправился к Амфиполю. Но и здесь он оставался недолго: сделал только некоторые распоряжения, вероятно более для того, чтобы скрыть по возможности долее свое бегство, занял у своих приверженцев денег и, узнав о приближении Цезаря, снова пустился в море. Но его уже нигде не хотели принимать; однако он собрал еще несколько судов, войск и денег и, наконец, прибыль к Пелузию, на границе Египта, в то самое время, когда несовершеннолетний египетский царь Птолемей Дионисий, сын умершего в 51 г. царя Птолемея XI Авлета, стоял здесь с армиею против старшей пестры своей Клеопатры, собравшей на границах Сирии и Египта войско и шедшей на него войною за обладание египетским престолом. Евнух Потин, в звании опекуна Птолемея Дионисия, захвативши власть в свои руки, вероломно воспользовался доверчивостью Помпея, просившего убежища в Египте, коварно заманил его к себе и велел умертвить его, дабы этим приобрести благоволение к себе и к молодому царю победителя Помпея – Цезаря.
Между тем последний из Лариссы быстро двинулся со всею своею конницей вслед за Помпеем, дабы не допустить его собрать новую армию и даже захватить его самого. За конницею он приказал следовать одному легиону. Вскоре, догадываясь или узнав, что Помпей бежал в Египет, он сел с 800 ч. конницы и 2-мя легионами (всего не более 3 т. чел.) на 10 родосских и несколько малоазиатских судов к отправился в Александрию. Едва он прибыл туда и вступил на берег, как ему поднесена была отрубленная голова Помпея. При виде её, он не мог удержаться от слез, и хотя был не из чувствительных людей, однако слезы его несправедливо приписываются лицемерию. Он был бы совершенно бесчувственным, если бы, при виде головы Помпея, не был растроган воспоминанием о прежних отношениях своих к нему, несчастною судьбою его и сознанием непрочности земного величия.
В Александрии он не встретил однако радушного приема: египетские войска Птолемея были недовольны его прибытием, и даже несколько человек из его войск были убиты ими. Войск же этих у Цезаря было очень немного: Цезарь объясняет это тем, что рассчитывал на предшествовавшую ему славу победителя ― и на личную безопасность свою везде, куда бы он ни обратился. Тем не менее ему нужно было иметь более войск и он сделал распоряжение о призвании из Малой Азии нескольких легионов, составленных из остатков армии Помпея.
Казалось бы, что со смертью Помпея война была кончена и Цезарь мог и должен был бы тотчас же возвратиться в Грецию и оттуда в Рим, где присутствие его было необходимо. Прежде всего нужно было устроить и упрочить дела в Риме, а потом уже в Египте, если бы обстоятельства потребовали и позволили то. Но Цезарь захотел прежде, нежели воротиться в Рим, устроить дела в Египте, решив спор между Клеопатрой и Птолемеем Дионисием и надеясь успеть в этом в непродолжительному времени. Но он обманулся в своих ожиданиях и на целые 5 месяцев был вовлечен в так называемую Александрийскую войну (см. ниже) и удержан ею и другими обстоятельствами в Египте.
Между тем, как он действовал в Греции, в двух других местах он претерпел неудачи. Начальник одной Помпеевой эскадры, Лэлий, явился перед Брундузием, овладел островом перед гаванью и учредил блокаду последней. Другая Помпеева эскадра, под начальством Кассия, приплыла к гор. Мессене (н. Мессина) в Сицилии, сожгла в ней 30 Цезаревых судов и 5 других по близости, и удалилась не прежде, как по распространена вести о победе при Фарсале.

§ 303. Общий обзор и замечания.

Рассмотрение действий Цезаря и Помпея в Греции приводить к следующим заключениям и замечаниям:
Целью с обеих сторон было одоление и низложение противника силою оружия и достижение единоличной верховной власти в Риме. Неоднократные же попытки Цезаря прийти к соглашению с Помпеем следует понимать не иначе, как в смысле особенной политики первого иметь видимую справедливость на своей стороне. Не для того же он поднял оружие и возбудил междоусобную войну, чтобы разделить с Помпеем власть и учредить дуумвират. Невозможно это было для того, который сказал, что «предпочитает лучше быть первым в деревне, нежели вторым в Риме». Да и не к этой цели стремился он постоянно и неуклонно с самых молодых лет своих.
Но средства, употребленные с обеих сторон для достижения этой цели, были существенно различны. Со стороны Цезаря в этом отношении видны необыкновенные: дальновидность и основательность, настойчивость и последовательность, мудрость и сила всех соображений и действий. Восемь лет (58 – -51) готовил он себе надежные: орудие и основание действий для предначертанной им в уме своем войны, долженствовавшей решить между ним и Помпеем. И он приобрел их в превосходной степени – как в 10-ти легионной, победоносной армии своей, закаленной в трудах и боях, вполне преданной и доверенной ему, готовой на все под его предводительством, так и в покоренной им. Галлии, которая должна была и могла служить ему первым и отличным основанием действий против Италии и Испании.
Но Помпей, в своем усыплении, не принял заранее никаких мер противодействия. Обладая, за исключением областей Цезаря (3-х Галлий и Иллирии), всею территорией и морями республики, со всеми её военными силами и средствами, он как будто ни во что не вменял вероятного восстания Цезаря против него войною. Возлагая особенные надежды на свои области – Испанию и Африку и находившиеся в них войска, он не подумал об усилении и утверждении своем в Италии и Риме и как будто забыл, что они составляли средоточие республики и что кто владел ими, тот владел и ею. Быстрый ход дел и переход Цезаря через Рубикон застигли его совершенно врасплох и. сразу доказали, что он пережил себя и свою славу и уже был не тот Помпей, что прежде. Первым чувством его был – страх, первым действием – бегство из Рима в Капую и наконец в Брундузий, для того, чтобы оттуда бежать в Грецию, дабы там собраться с силами и противостать Цезарю. Все это нельзя даже назвать неблагоразумием, но следует признать чистым безумием. Без боя уступать Цезарю Италию и Рим и как побежденному постыдно, бежать в Грецию значило – уже уступать Цезарю половину победы.
Цезарь, в 60 дней почти без боя завладев Италией и Римом и за неимением флота не могший тотчас следовать за Помпеем в Грецию, а в тылу за собою не хотев оставлять Испании и легионов Помпея в ней, обеспечил себя оборонительными против последнего мерами вдоль восточных берегов Италии в смело двинулся в Испанию. В 2 месяца заставил он покориться себе и легатов Помпея ― в Испании, и всю Испанию, и Массилию, и тогда уже, имея твердым и надежным основанием действий, не одну Галлию, но и Испанию, и Италию, переправился морем в Эпир, но, за недостатком судов, только с частью своей армии и подвергаясь опасности быть разбитым на море или бурею, или флотом Помпея. Пять месяцев затем оставался он на берегах Эпира против превосходных сил Помпея, которые легко могли подавить его, и лишь по прошествии этого времени успел соединиться с Антонием и остальною частью своей армии. В этом он явил и веру в свое счастье, которое действительно помогло ему, и силу своей воли, но не явил надлежащего, со стороны такого великого полководца, равновесия ума и воли. Переправу его морем в Грецию, с частями своей армии, в продолжении 5 месяцев, нельзя назвать ни благоразумным, ни безошибочным, но следует признать слишком смелым и даже отважным до неблагоразумия. – «12 легионов, которые Цезарь собрал при Брундузие», – говорит Наполеон I – «пришли из Испании, Галлии и с берегов р. Пада (По), поэтому кажется, что ему лучше было бы направить их чрез Иллирию в Македонию; из Плаценции не было пересечения двух путей и расстояние одинаково для достижения Эпира; армия его пришла бы туда вся вместе; ему не нужно было бы переправляться морем – важное препятствие, которое едва не сделалось гибельным для него против превосходного числом флота». – И это безусловно верно и неоспоримо. «Правда» – прибавляет Наполеон I – «что мореплавание было тогда в детстве: суда не могли плавать по ветру и крейсировать, и должны были запасаться на берегах водою, дровами и продовольствием». Следовательно – выгоды и невыгоды были равные с обеих сторон. Наполеон I осуждает действия Помпея до соединения Цезаря с Антонием, а Цезаревы – с этого времени до отступления от Диррахия. «Помпей» – говорит он- «с такою сильною армиею не должен был позволять Цезарю 5 месяцев держать его, Помпея, как бы в осадном положении. а действия Цезаря, по соединении его с Антонием, т.е. обложение Помпея, он называет крайне отважными иди дерзкими (cemeraires), «за что» – прибавил Наполеон – «он и был наказан. Как мог он надеяться с успехом держаться на протяжении обширной контрвалационной линий своей, окружая армию Помпея, занимавшую центральное положение и имевшую в тылу свободное море? – После громадных работ, он потерпел неудачу, был разбит, потерял лучшие войска свои и был принужден покинуть поле сражения. Помпей же удовольствовался только тем, что противопоставил обширной контрвалационной линии его менее обширную циркумвалационную, и действительно, могли он поступить иначе, не желая вступать в бой? – Но ему следовало лучше и больше воспользоваться боем при Диррахие: в этот день он мог бы доставить республике победу». – Некоторые новейшие военные писатели, безусловные и восторженные восхвалители всего, что ни делал Цезарь, не порицают, а только удивляются необыкновенной смелости переправы его морем в Эпир и обложения им Помпея при Диррахие. Но мнению Наполеона I гораздо вернее такого увлечения, и несомненно, что Цезарь в этих двух случаях уже слишком положился на свое счастье и явил более силы воли, нежели силы ума или благоразумия, иначе – сделал большая ошибки, за которые, как справедливо говорит Наполеон I – и был наказан.
Касательно огромных фортификационных работ Цезаря при Диррахие, Наполеон I говорит, что, при тогдашнем белом и метательном оружии, они вполне достигали Цели, которой не достигли бы в наше время. Лопата и кирка – прибавляет он – были в то время столько же. нужны воину, сколько щит и меч-
Генерал Лоссау (Ideale der Kriegfuhrung etc) говорит, что, из всех действий Цезаря в Греции, особенного внимания заслуживают два момента: соображений (его при Диррахие и решимости его при Фарсале. В отношении к первым, «странным кажется» – говорит Лоссау – «что такой полководец, как Цезарь, в том относительном, положении, в котором находились он и Помпей, положил и надеялся одолеть последнего, не боем, а только обложением укрепленною линией. Но это было чрезвычайно трудно для него с армиею, недостаточною для занятия и обороны слишком обширной линии, в которой он нигде не был достаточно силен. Поэтому, неудача и поражение его были несчастьем для его армии, но счастьем для него самого, потому с ложного пути вывели его на истинный. Счастьем для него было также и то, что против него был Помпей, постоянно избегавший боя и лишь случайно разбивший частью сил часть армии Цезаря на одном пункте его линии, тогда как легко мог с главными силами прорвать ее на любом пункте и нанести Цезарю сильное и даже решительное поражение». – В отношении же к решимости Цезаря вступить в бой с Помпеем при Фарсале, генерал Лоссау говорит, что с 24 мая – дня боя при Диррахие, до 29 июня – дня сражения при Фарсале {По счислению Гишара, несогласному впрочем с счислением Наполеона I и других новейших писателей, которые сражение при Фарсале означают произошедшим 20 июля по Юлианскому календарю, почему бой при Диррахие приходится 15 июня.} эта решимость Цезаря имела достаточно времени созреть, но, не смотря на то, заслуживает полного одобрения, потому что не всякий полководец решится, в первую благоприятную минуту, с слабейшею армиею атаковать сильнейшую, даже предводимую таким нерешительным человеком, каким показал себя Помпей. Решимость эта была очень важна для Цезаря, потому что с нею сопряжено было решение вопроса: быть или не быть ему, Цезарю. Теперь он уже ясно видел конечную цель свою и необходимость решительно устремиться к ней. Тут была необходима необыкновенная сила воли, а такой человек, как Цезарь, недостатка в ней не имел и в этом случае вполне проявил ее, а остальное – предоставил своему счастью. Соображения же ума становились уже вспомогательными, но второстепенными средствами. Словом, из рассуждений генерала Лоссау об этом предмете следует, что Цезарь, в этом случае, как Александр В, Ганнибал и все великие полководцы в подобных случаях, явил перевес силы воли над силою ума и принятую решимость поставил выше всех побочных соображений, соединенных с недоумением, сомнением, колебанием и т.п. – Эта решимость, по замечанию генерала Лоссау, и наставила Цезаря на истинный путь, по которому он и пошел уже с величайшею энергией. Став при Метрополе, он ждал Помпея, дабы сначала маневрировать против него и потом в благоприятную минуту атаковать. Но Помпей сам двинулся против него и тогда Цезарь, приближаясь к нему, стал вызывать его на бой, на который Помпей наконец и решился и который и произошел при Фарсале так, как было описано выше. В этом сражении, со стороны Цезаря особенного внимания заслуживают 1) назначение и расположение 6-ти резервных когорт и 2) совершенно своевременно поданный Цезарем сигнал к атаке ими Помпеевой конницы, что и решило победу. Вообще – заключает генерал Лоссау – способ воззрения Цезаря, его прозорливость, решимость и деятельность в течении всего времени от боя при Диррахие до и после сражения при Фарсале – являются неоспоримо и в полном блеске. Точно такой же характер имело и быстрое, неутомимое преследование. Цезарем Помпея до самого Египта.
Касательно урона обеих сторон при Фарсале, Наполеон I замечает, что он, как и вообще во всех сражениях древних времен, очень понятен, также по свойству тогдашнего белого и метательного оружия. Армии в древности требовали состава из людей, хорошо обученных телесным упражнениям, а те армии, которые состояли из старых и опытных в этом войск, всегда имели преимущество. При Фарсале обе армии состояли из римских и вспомогательных войск, но Цезаревы войска свыклись с войною на севере, а Помпеевы – на юге.
Помпей, в сражении при Фарсале, явил непостижимые: самонадеянность, непредусмотрительность и, когда конница его, главная надежда его, была опрокинута и бежала – упадок духа, почти лишивший его рассудка. «Он горько жаловался потом» замечает генерал Лоссау, «что так был обмануть в своих надеждах и что те, на кого он более всего надеялся (разумея конницу, в которой были знатнейшие римляне), изменили ему и предались бегству. Но он сам был виною того, ошибочно распорядившись атакой своей конницы и главное – сам потеряв голову и покину в армию, тогда как должен был и мог бы еще употребить все до последней крайности для того, чтобы предотвратить или по крайней мере уменьшить свое поражение.
Жалкая смерть его внушила Наполеону I следующие слова, служащие характеристикою продолжительного и замечательного, государственного и военного поприща этого человека:
«Так погиб великий Помпей, 58 лет от роду, З6 лет исправлявший высшие должности республики. Он совершил 17 военных походов: в 83, 82, 77, 49, 48 годах против римлян марианской и Цезаревой партий; в 81 г. в Африке, в 76, 75, 74, 73, 72 и 71 гг. в Испании; в 67 г. против морских разбойников; в 65, 64 и 63 гг. против Митридата; он восторжествовал (т.е. был удостоен триумфов) в 81 г. над Африкой, в 71 г. на Испанией и в 61 г. над Азией; он три раза был консулом, в 70 и 55 гг. вместе с Крассом, а в 52 г. с Метеллом Сципионом; – Помпей, которого более всех любили римляне и назвали его Великим, когда ему было еще только 26 лет от роду.»
И этот человек, в борьбе с Цезарем о власти, низпал на такую низкую степень, какая была изображена выше и привела его к жалкой погибели!
В заключение остается привести то, что Наполеон I замечает касательно времени действий в Греции. «Поход Цезаря в ней», – говорит он – «соделавший последнего властелином мира, продолжался 10 месяцев, считая с половины октября до сражения при Фарсале в июле (т.е. по Юлианскому календарю или по старому стилю), один месяц после жатвы. Помпей был убит в конце сентября (то был месяц его рождения), 1 месяц или 6 недель после сражения. Историки сообщают мало сведений о числах и времени событий; известно только, что Антоний соединился с Цезарем в конце зимы, т.е. в марте {Правильнее – в феврале.} или, по Тогдашнему римскому календарю, в мае; что пока обе армии находились при Диррахие, жатва созревала, следовательно это было в июне по нашему календарю или в конце сентября по тогдашнему римскому».