I. Юлий Цезарь от рождения до войны в Галлии (100–59). – § 250. Цезарь от рождения до 18 лет (100–82). – § 251. Цезарь в гонении и в Малой Азии (82–75). – § 252. Цезарь в общественных званиях (74–60). – § 258. Цезарь – консул (59). – II. Война в Галлии (58–51). – § 254. 1-й год войны в Галлии (58). – 1-й поход против гельветов; – вой при р. Араре; – сражение при Бибракте. – § 255. 2-й поход против Ариовиста (58); – движение Ариовиста и Цезаря к Везонцию; – сражение. близь Рейна. – § 256. 2-й год войны в Галлии (57). – 3-й поход против нельгов; – бой при р. Аксоне. – § 257. сражение при р. Сабисе; – осада и взятие крепости атуатиков; – покорение приморских галлов.

Древние источники: Суэтоний и Плутарх (жизнь Цезаря); – Дион Кассий (кн. XXVII – LI); Aппиан (войны с Митридатом и междоусобные); – Юлия Цезаря комментарии о войне в Галлии (VIII кн.) и о междоусобных войнах (III кн.); – комментарии (писанные не Ю. Цезарем) о войнах: александрийской, африканской и испанской; – Веллей Патеркул (II кн.); – Юстин (XLII кн.) и др. – Новейшие историческая пособия: Guischard, Davon, Warnery, Bosch, Vaudгйсourt, Turpin de Crissй, Perrot d^Ablancourt, Wдilly, Vacca Berlinghieri, Beauchamp, De Bury, Meissner, Haken, Hoyer, Kausler, Beichard, Napolйоn I, Lossau, Кьstow, Liskenne et Sauvan: Bibliothuque histor. et тШЦ Desjardins, Fallue, Saulcy, Develay, Napolйоn III и пр. (см. ч. I. В. В. И. древних времен, источники).

I.
ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ ОТ РОЖДЕНИЯ ДО ВОЙНЫ В ГАЛЛИИ (100–59).

§ 250. Цезарь от рождения до 18 лет (100–82).

Гай Юлий Цезарь {Так как род Цезарей был римский, то по латинскому произношению название его Саеsar правильнее писать и произносить, по русски Цезарь, а не Цесарь, что есть искажение того же названия на греческом языке – Καίσαρ, Кесарь.} родился в 100-м г. перед P. X. (654 г. от основания Рима), в пятом месяце (quintilis, который поэтому и был в последствии назван по имени его Юлием). Он происходил по отцу от принявшей с конца 3-го века прозвание Цезарей, одной отрасли весьма древнего и знатного рода Юлиев, переселенного Туллом Гостилием из Альбы в Рим, принадлежавшего с тех пор к сословию римских патрициев и со времени учреждения республики постоянно облекаемого в высшие общественные в Риме звания. Об отце Гая Юлия Цезаря известно только, что он был претором и умер, когда сыну было 16 лет (84). Мать Гая Юлия Цезаря, Аврелия, знатного, хотя и плебейского по происхождению рода, была женщина возвышенного характера и строгой нравственности, тщательно занималась воспитанием сына и в особенности содействовала, разумным и просвещенным руководством, развитию счастливых природных дарований его и приготовлению, его к достойному -исполнению будущего призвания его. И сын её вполне усвоил себе плоды её заботы. Он учился также у галла М. Антония Гнифона, философа и учителя красноречия, отличного ума, обширной учености и знатока греческой и латинской литератур, которые изучил в Александрии. В это время греческий и латинский языки были в совершенно равной мере достоянием всякого образованного римлянина, почему и Юлий Цезарь с малолетства владел обоими в одинаковом совершенстве (и даже последние слова его Бруту при убиении были греческие: Καί σύ, τέκνον!, т.е. и ты, дитя или чадо!) Хотя и жаждавший наслаждений, однако, по словам Светония, он не пренебрегал ничем для приобретения тех достоинств, которые вели молодых патрициев к общественными званиям. Желая отличиться между всеми сверстниками своими, он не ограничился изучением наук и литературы, но и сам сочинял, и в числе его сочинений упоминаются Похвалы Геркулесу, трагедия Эдип, собрание избранных изречений и книга о прорицании, написанные такими чистыми и правильными языком и слогом, что снискали ему известность отличного писателя. Но, по словам Тацита, он был. менее счастлив в стихотворном искусстве; однако до нас дошло несколько стихов его в память Теренция, которые не лишены изящности.
И так воспитание образовало из Юлия, Цезаря отличного, вполне образованного молодого человека. По свидетельству римских писателей, он соединял с добротою сердца – необыкновенный ум, с храбростью сверхъестественною – увлекательное красноречие, замечательную память, безграничную щедрость и редкое качество – спокойствие в гневе. «Его снисходительность», – говорить Плутарх – «его вежливость, его благосклонный прием – качества, которыми он обладал в степени свыше своего возраста, заслужили ему любовь народа».
С этими природными дарованиями, развитыми блистательным воспитанием, в нем соединялись и преимущества внешние или телесные. Его довольно высокий рост и правильное телосложение придавали всей его внешности изящную приятность, отличавшую его от всех. Глаза у него были черные, взор проницательный, цвет лица бледный, нос прямой и довольно длинный, рот небольшой и правильный, но губы несколько толстый, что придавало нижней части лица его выражение благоволения, между тем как широкий лоб его обнаруживал особенное развитие умственных способностей. Лицо его в молодости было довольно полное, но на бюстах его, сделанных под конец его жизни, изображается более исхудалым и истомленным. Голос у Цезаря был звучный и дрожащий, телодвижения – благородные, вся внешняя осанка – исполненная достоинства. Телосложение его, сначала нежное, с ходом времени укрепилось умеренностью в пище и питии и привычкою подвергать себя всем воздушным переменам и непогодам. Смолоду привычный ко всем телесным упражнениям, он необыкновенно смело и ловко ездил верхом на лошади и легко переносил лишения и труды. Воздержный в -своей обыкновенной жизни, он не вредил своему здоровью не-умеренностью ни в труде, ни в наслаждениях. Внешностью своею он тщательно занимался: гладко брил бороду, волосы искусно зачесывал сзади на перед головы, что в зрелом возрасте служило ему к сокрытию лысины на голове. Одежду он носил щеголеватую, с бахромою на тоге и с небрежно повязанным поясом, по обычаю изнеженных щеголей того времени. По этому поводу Сулла и говорил, что нужно было остерегаться этого молодого человека с слабо повязанным поясом. Наконец, Цезарь любил картины, статуи, драгоценные каменья и всегда носил на пальце перстень с вырезанным на нем изображением вооруженной Венеры, в память своего – по его мнению – происхождения от Венеры и Анхиса.
Таково изображение Юлия Цезаря в молодости, до 18 лет, в телесном, умственном и нравственном отношениях, Плутархом и многими римскими писателями. Из этого изображения можно вообще вывести заключение, что Цезарь, в телесном и нравственном отношениях, соединял в себе свойства, редко соединенные в одном человеке, а именно: с аристократическою нежностью телесною – нервический темперамент воина, изящность ума – с глубиною мышления, любовь к роскоши и. изящным искусствам – со страстью к военной жизни во всей ем простоте и суровости, словом с изяществом обворожительных внешних форм – энергию повелительного характера.
Таков был 18-ти летний Цезарь, уже привлекавший на себя общее внимание в Риме, когда Сулла сделался диктатором (в 82 г.). Уже за 4 года перед этим (в 86 г.), по влиянию дяди его, знаменитого Мария, женатого на тетке его, Юлии, он был назначен, 14-ти лет от роду, жрецом Юпитера. А 16-ть лет он был помолвлен, против воли, на дочери одного богатого римского всадника, Коссуция, но по смерти отца своего отказался жениться на ней и год спустя женился на Корнелии, дочери Корнелия Цинны, бывшего сотоварища Мария и представителя его партии. От этого брака родилась дочь Юлия, бывшая в последствии женою Помпея.

§ 251. Цезарь в гонении и в Малой Азии (82–75).

Подозрительно и враждебно взирал Сулла на Цезаря. Прежде всего он захотел принудить его отвергнуть (repudiare) жену свою Корнелию; но Цезарь не повиновался ему, без страха за жизнь свою.
За это Сулла лишил его сана жреца, приданого жены и наследства в своем роде. Цезарь, дабы избегнуть гонений его, был принужден скрываться в разных местах в окрестностях Рима и однажды, остановленный шайкою убийц, нанятых Суллой, подкупил начальника её, Корнелия Фагиту, дав еду 2 таланта (около 3 т. р.), и спас свою жизнь. Между тем все, – общее участие к нему было так сильно, что наконец Сулла, уступая влиятельным ходатайствам на Цезаря, согласился помиловать его, прибавив: «Пусть будет по вашему желанию, но знайте, что тот, помилования которого вы просите, некогда будет виновником гибели партии сильных, за которую мы сражались вместе, потому что, поверьте мне, в этом молодом человек – несколько Мариев» (Светония: Цезарь). Сулла угадал верно: в Цезаре был Марий – великий полководец, но с гораздо более обширным военным гением, Марий – враг олигархии, но без страстной ненависти и без жестокости, наконец Марий – не человек своей партии, но человек своего времени.
Помилованный Цезарь не захотел быть равнодушным свидетелем кровожадного правления Суллы и отправился (в 81 г.) в Малую Азию, где нашел убежище у царя Вифинии Никомеда. Вскоре он принял участие в военных действиях против Митридата, поступив волонтером под начальство претора Минуция Терма, в качестве его контубернала (contubernales были молодые люди знатных фамилий, состоявшие при полководце, бывшие ближайшими его сподвижниками и под руководством его изучавшие военное дело на практике). Минуций Терм послал Цезаря к. Никомеду, склонить его к содействию осаде Митилена. Цезарь успел в этом и лично содействовал взятию этого города, при чем за спасение жизни одного римского воина получил от Терма в награду граждански венок (corona civica). Вскоре после того он воротился в Вифинию, для защиты тяжбы одного из своих; доверителей, в благодарность за оказанное ему в Вифинии гостеприимство.
Но частое пребывание его при дворе Никомеда послужило врагам его поводом к постыдным для Цезаря обвинениям, позже проникшим даже в некоторые прения римского сената и в песни римских воинов, сопровождавших Цезаря в его триумфе. Но Цезарь с негодованием опровергал эти гнусные обвинения.
Участвовав в сухопутных военных действиях, в первый раз, при осаде Митилена, он в первый же раз принял участие и в военных действиях на море – на флоте проконсула Сервилия (в 78 г.), которому поручено было вести войну против киликийских морских разбойников (см. ч. III. гл. XXXV, VIII, § 240). Но он не долго оставался при Сервилии и, узнав о смерти Суллы, воротился в Рим (в 78 г.). Здесь, благоразумно держа себя совершенно в стороне от соперничества обоих консулов Лепида и Катула, он предпочел влиять на общественное мнение, публично клеймя словесно клевретов Суллы, дабы выказать себя и оратором, и патриотом. С этою целью он публично обвинил одного из таких клевретов Суллы, Долабеллу, бывшего консула и правителя Македонии, в злоупотреблениях по управлению её. Суд, составленный из таких же клевретов Суллы, оправдал Долабеллу, но общественное мнение превознесло Цезаря за его смелость, патриотизм и блистательное красноречие. Ободренный этим, Цезарь обвинил некоего Антония Гибрида в том, что он, начальствуя отрядом конницы, произвел грабежи в некоторых частях Греции, когда Сулла возвращался из Азии. Обвиненный был также оправдан, но популярность Цезаря возросла еще более. После того Цезарь защищал еще нескольких угнетенных греков, чем заслужил благодарность всех греков в Риме, мнение которых имело в нем большие вес и влияние.
Однако, не смотря на приобретенную им славу публичного оратора, Цезарь, решившийся оставаться чуждым смут Рима и Италии, предпочел снова удалиться на время и отправился (в 76 г.) в Родос усовершенствоваться в науках, потому что этот город, подобно Александрии, был в это время центром наук, пребыванием знаменитейших философов и школой знатнейших молодых людей. Но на пути морем в Родос, близ одного из Спорадских островков, Фармакузы, Цезарь был взять в плен морскими разбойниками. Они потребовали от него 20. талантов (около 35 т. рублей). Он насмеялся над ними и сказал, что даст им 50 талантов (около 105 т. рублей), которые и послал раба своего занять в ближайших городах. А между тем он 40 дней провел на эскадре разбойников и внушил им такое уважение и даже страх к себе, что, по словам Плутарха, казался более их царем, нежели пленником, и шутя говорил им, что, раз на свободе, распнет их всех на крестах! – Получив и заплатив им обещанные деньги, он высадился на берег и немедленно снарядил суда, напал врасплох на разбойников, отнял у них свои деньги и всю их добычу, а их самих выдал проконсулу Азии Силану. Но Силан, желая продать, а не казнить их, не принял их, и тогда Цезарь отправился в Пергам и там действительно распял их на крестах.
Затем он отправился в Родос, пользоваться учением у Аполлония Молона, одного из знаменитейших учителей красноречия в это время. Но вскоре возобновлено Митридатом в Малой Азии войны против римлян и движение его с армией к Кизику побудили Цезаря покинуть свои учебные занятия и отправиться в провинцию Азию. Набрав здесь на свой счет войска, он изгнал из этой провинции Митридатова правителя и удержал в повиновении те города, которые были сомнительны или колебались в верности римлянам.

§ 252. Цезарь в общественных званиях (74–60). -

Между тем друзьям его в Риме удалось назначить его главным жрецом (pontifex). Это побудило его отправиться в Рим, и из опасения снова попасть в руки морских разбойников, через Адриатический залив, на 4-х-весельной лодке, в сопровождены только двух друзей и 10-ти рабов. Прибыв благополучно в Рим (в 74 г.), он был избран значительными большинством голосов в военные трибуны, однако не воспользовался тем для принятия участия в военных действиях римлян, ни в Испании против Сертория, ни в Азии против Митридата, ни на Востоке против варваров и морских разбойников, ни в самой Италии против восставших рабов (см. эти войны в ч. III главах XXXIV и ХХХ V ). Цезарь не хотел служить ни в одной из римских армий, которые все находились под начальством приверженцев партии Суллы. Когда же оружие римское восторжествовало повсюду и в главе республики явились два консула-соперника, Помпей и Красс, Цезарь начал решительно, хотя и осторожно, действовать с целью образования себе сильной партии, снискания расположения народа и приобретения значения и веса, а для достижения этой цели употреблял всевозможные средства, и роскошь, и пышность, и расточительность, и ласкательства в отношении черни, распутною жизнью прикрывая обширные честолюбивые замыслы. И хотя он и разорился, но вполне достиг своей цели, распространив и утвердив свое влияние так, что ничто уже не могло поколебать его. Нет никакого сомнения, что он уже в это время имел в виду достигнуть верховной в Риме власти и уничтожить республику. Внимание его было постоянно обращено на восстановление марианской и подавление, Сулланской партий. Первым, явным свидетельством расположения к нему простого народа было назначение его военным трибуном (см. выше) и потом квестором, а вторым – всеобщее одобрение, когда он, по смерти тетки своей, вдовы Мария, осмелился публично произнести похвальное слово ей и несть за телом её изображение Мария, а по Смерти жены своей, Корнелии, дочери Цинны, публично же произнес и ей похвальное слово. Вскоре после того (в 68 г., 32 лет от роду) он отправился в Испанию, в звании квестора армии проконсула Антистия Бета. Здесь, как говорят некоторые историки, ― увидав статую Александра В., он горько заплакал, укоряя себя в том, что не совершил еще ничего в такие лета, в которые Александр уже покорил значительную часть тогдашнего мира Пораженный этою мыслью, он, еще до срока своего квесторства, взял отпуск, возвратился в Рим и начал втайне возбуждать к восстанию транспаданских галлов, не имевших, но крайне желавших иметь права римского гражданства. Не успев возмутить их только потому, что консулы удержали в Италии войска, долженствовавшие отправиться в Малую Азию против Митридата, он прибегнул к другим средствам – тайным и преступным проискам и. козням. Сильные подозрения пали на него в участии в 1-м заговоре Каталины (66 г.) и в заговоре Пизона. Но это нимало не ослабило расположения к нему народа; напротив, курульное эдильство { Эдили (aediles) имели в своем заведывании и надзоре все общественные в Риме зрелища, здания, постройки и полицию на городских рынках. Сперва их было только 2 из плебеев (aediles plebis), но с, начала 3-го века перед P. X. к ним были прибавлены еще 2 из патрициев (aediles curules).} его еще более усилило оное, вследствие великолепнейших игр, которые он, по званию эдила, давал народу и которые пышностью превосходили все, что когда-либо дотоле видали в этом роде в Риме. Сильный приобретенным, таким образом, необыкновенным расположением народа, он дерзнул восстановить в Капитолии уничтоженные народным приговором статуи Мария, с победными в честь его трофеями и надписями – и все изумились такой необычайной смелости, но никто не дерзнул воспрепятствовать Цезарю, а марианская пария ободрилась и снова явилась на свет. Катул и с ним многие другие видели в этом поступке Цезаря явное стремление к уничтожению республики, но Цезарь силою своего красноречия не только вполне опровергнул Катула, но и достиг того, что поступок его был одобрен самим сенатом (65 г.).
Но происки и козни его с целью быть посланным в Египет и привести эту страну и о. Кипр в подданство Рима – не имели успеха. Катул сильно восстал против этого, и Цезарь, хотя и поддержанный Крассом, потерпел неудачу.
Выйдя из эдильства, он принял (в 64 г.) звание уголовного судьи (judex quaestionis) и приговорил к смерти всех виновных в убиении проскриптов (при Сулле), но спас более всех виновного Катилину, что подтвердило подозрения в соумышленности его с последним. И хотя ничего достоверного неизвестно касательно участия его во 2-м заговоре Катилины, но несомненно то, что он был в связях с Катилиною и благоприятствовал ему, вероятно намереваясь воспользоваться плодами его предприятия, в случае удачи. Подозрения против Цезаря были столь сильны, что он однажды днем, на площади, едва не был убит всадниками и только заступничеству Цицерона был обязан спасением жизни. В суде над заговорщиками, он подал мнение о заключении их на целую жизнь в тюрьму; но Цицерон и Катон опровергли его и заговорщики были казнены (63).
В том же 63-м году Цезарь, не смотря на домогательства знатнейших и влиятельнейших граждан Рима, был облечен в звание верховного жреца (pontifex maximus), а в 62-м году назначен претором. Но с расположением к нему народа росла и ненависть аристократии против него, и это сословие даже отрешило его от преторства, однако через несколько дней принуждено было возвратить ему оное.
По выходе из преторства, Цезарь получил в управление Испанию (в конце 61-го года), но, задержанный заимодавцами, тогда только мог выехать из Рима, когда Красс поручился за пятую часть его долгов, простиравшихся до 1,300 талантов (около 1.600,000 руб. сер.).
Испания была тогда в мире и тишине, но Цезарь нашел случай возбудить в ней войну, дал несколько сражений, взял многие города в Лузитании и Галлике (нынешней Галиции) и приобрел такую огромную и богатую добычу, что не только щедро наградил свои войска, но и заплатил все свои долги в Риме. Войска, в знак благодарности, почтили его титулом императора и, по видимому, он заслужил триумф, но, утвердив в Испании тишину и порядок, и еще до срока своего начальствования воротясь в Рим, отказался от триумфа, для того, чтобы быть выбранным в консулы: ибо по закону должен был триумфа просить и ждать вне Рима, а консульства – в стенах его. Здесь, во время выборов на 59-й год, он совершил важное дело – примирил Помпея с Крассом и заключил с ними тот тройственный союз, который известен в истории под названием 1-го триумвирата и передал всю власть в Риме в руки этих трех знаменитых честолюбцев. Здесь, государственный ум Цезаря явился в полной силе: Цезарь так искусно умел воспользоваться влиянием и значением Помпея и Красса, что все выгоды и вся слава их триумвирата принадлежали ему.

§ 253. Цезарь – консул (59).

Вслед затем Цезарь был назначен консулом, вместе с Калпурнием Бибулом, но совершенно, устранил последнего и был, можно сказать, не только единственным консулом, но и почти совершенным диктатором. Достигнув высшей степени любви народной, он, опираясь на нее, заставил принять, вопреки желаниям и выгодам сената и аристократы, 4 важных закона, {1) О наделении землями, из общественных, полей, уволенных в отставку воинов и беднейших граждан; 2) об утверждении всех распоряжений Помпея в Азии; 3) об утверждении прошения общества участников (большею частью из сословия всадников) в откупах Азии и 4) о перечислении П. Клодия из патрициев в плебеи. Первыми тремя законами Цезарь совершенно привлек на свою сторону отставных воинов, беднейших граждан, Помпея и всадников; Клодий же был избран им в орудие для действия на чернь.} вверить ему управление Иллирией и цизальпинскою Галлией, с 3-мя легионами, на 5 лет, и вслед затем прибавить к этому еще римскую провинцию в трансальпийской Галлии и 1 легион. Таким образом он получил или, лучше сказать, сам избрал и взял в управление, не какую-либо страну в Азии, которая могла бы только обогатить его, но важнейшую в политическом и военном отношениях, из всех принадлежавших римской республике, потому что она служила Италии и Риму как бы преградою от нападений галлов и германцев, – страну, в которой он поэтому мог снискать блистательную славу и главное – образовать преданное ему войско. Мало того; он заставит признать друзьями и союзниками римского народа Ариовиста, вождя германского племени свевов, с званием царя, и Птолемея Авлета, царя египетского (от последнего он получил большую сумму денег, которую расточил между народом). Долженствуя отправиться в Галлию, он выдал дочь свою Юлию за Помпея, дабы тем более скрепить узы свои с ним на время своего отсутствия, а сам женился на Калпурнии, дочери Пизона, потому что последний имел быть выбран в консулы на 58-й год. Наконец, он совершенно устранил двух человек, которых опасался более всех, именно – Цицерона, присужденного осудить самого себя на изгнание из Рима, и Катона, сосланного на о. Кипр. И затем уже, в начале 58-го года, Цезарь отправился в цизальпинскую Галлию и с этого времени начинается новый, блистательнейший период его жизни. «Войны», – говорить Плутарх, – «веденные им с тех пор, и знаменитые походы, в которых он покорил Галлию, открыли ему совершенно другой путь и ими началась для него, некоторым образом, новая жизнь. На этом-то поприще он является нам таким великим военным человеком, таким искусным полководцем, каким дотоле не был ни один из возбудивших наиболее удивления и снискавших наиболее славы своими подвигами. {Плутарх разумеет здесь предшествовавших полководцев римских, из которых и называет даже Фабия, Метелла, Сципионов, Мария, Суллу, Лукулла и самого Помпея, и ставит Цезаря выше их всех.} С своей стороны прибавим к этому, что до начальствования своего в Галлии Цезарь вообще является, в отношении к уму и характеру – с блистательной, но в нравственном отношении не с завидной стороны. Справедливое и беспристрастное изображение его, в эти первые 40 лет его жизни, необходимо было однако для полноты изображения его, как полководца, в последующие 14 лет, и для лучшего уразумения и справедливой оценки резкой перемены, происшедшей в нем в этот последний и блистательнейший период его жизни.

II.
ВОЙНА В ГАЛЛИИ (58–51),

§ 254. 1-й год войны в Галлии (58). 1-й поход против гельветов; – бой при р. Араре; – сражение при Бибракте.

Избрав для своего управления Галлию, Цезарь желал войны: гельветы немедленно доставили ему случай к ней.
Подвигнутые одним из знатнейших вождей своих, властолюбивым Оргеториксом, имевшим тайное намерение сделаться царем, они еще в 61-м году решились выйти из слишком тесной для них и со всех сторон ограниченной горами и реками, Гельвеции, и переселиться в более пространную и плодородную Галлию. Открыв истинные намерения Оргеторикса и тайный договор, заключенный им с Кастиком, вождем секванов, и Думнориксом, вождем эдуев {Секваны обитали в Franche-Comte, а эдуи – в южной части Бургони и ближайших, соседственных с нею землях.} – двух соседственных с гельветами племен Галлии – с целью помогать друг другу в достижении царской власти, – гельветы хотели предать Оргеторикса суду и казни; но он в это самое время умер или, как полагают, лишил себя жизни. Это нимало не изменило однако принятого гельветами намерения переселиться в Галлию – и они два года (60–59) употребили на необходимые приготовления к тому – сбор продовольственных запасов, вьючного скота и повозок, и усиление себя союзниками и сообщниками из числа соседственных равраков, тулингов, сатобригов и поселенных в Норике бойев. {Равраки обитали в южном Эльзасе, около нынешнего Базеля, тулинги и латобриги – как кажется, в соседстве с ними, также в Эльзасе или в Лотарингии, бойи были родом из средней Галлии, а Норик заключал часть нынешних Баварии и австрийских владений.}
Для переселения из Гельвеции в Галлию было только два пути: один – чрез земли секванов, между Роданом и Юрою, узкий и трудный, по которому едва могла проехать одна повозка и следовательно горсть людей, заняв вершину ущелья, легко могла остановить многочисленного неприятеля; – другой. – чрез римскую провинцию (т.е. римлянам принадлежавшую часть Галлии), гораздо кратчайший и удобнейший. Здесь на Родане, отделявшем Гельвецию от земель аллоброгов, {Галлы – аллоброги обитали в нынешних Савойи и Дофинэ.} во многих местах были удобные броды, а в Геневе (ныне Женева), городе аллоброгов, на левом берегу Родана, находился мост. А потому гельветы и избрали этот последний путь, тем более, что надеялись склонить на свою сторону и увлечь за собою аллоброгов, еще не вполне покорных римлянам, в противном. же случае – силою принудить их к пропуску чрез их земли.
Окончив все свои приготовления к походу, в начале 58-го года (по юлианскому календарю) они запаслись на 3 месяца мукою и, сжегши 12 своих городов, 400 селений и все запасы хлеба, дабы тем лишить себя всякой надежды на возвращение когда-либо, на свою родину и побудить себя к преодолению всех возможных трудов и опасностей, в числе 368.000 душ (мужчин, женщин и детей), из коих 92.000 способных сражаться мужчин, двинулись с обозами и имуществом к общему сборному месту на правом берегу Родана против Геневы, куда назначили собраться к 28 марта. {28-е марта по римскому календарю, бывшему в это время в большом, беспорядке, соответствовало, по мнению Наполеона I – 8-му января, а по исчислениям Тишара – началу или половине февраля.}
Узнав об этом, Цезарь поспешил из Рима в Геневу и, прибыв туда на 8-я сутки, тотчас велел снять мост на Родане и набрать в римской провинции сколько можно более войск, потому что в этой области был всего только один, набранный в ней, 10-й легион. {Turpin de Crisse не без основания замечает, что Цезарь мог бы гораздо ранее узнать о намерениях гельветов и перевести в римскую провинцию 1 или 2 из трех легионов, находившихся около Аквилон в цизальпинской Галлии, где в них особенной надобности не было. Гельветы два года готовились к переселению, а Цезарь, быв в 59-м году консулом, имел полное право располагать войсками, по своему усмотрению.} Гельветы послали просить у него пропуска чрез римскую провинцию, обещая не разорять ее. Но Цезарь нимало не был намерен пропустить их, потому что 1) помнил поражение единоплеменниками их, за 49 лет перед тем (в 107-м г.) в Галлии, римской армии консула Кассия, который сам пал в бою, а армия его была принуждена пройти под игом, – 2) он не полагал возможным, чтобы такой народ и в таком числе, как гельветы, могли пройти чрез римскую провинцию, не разорив ее, ― и 3) как весьма вероятно – не хотел допустить и самого переселения гельветов, которое с одной стороны повлекло бы за собою переселение в Гельвецию, на пределы римской республики, беспокойных и опасных германцев, а с другой – умножило бы число врагов римлян в трансальпийской Галлии, которую Цезарь, без сомнения, уже в это время имел намерение завоевать. Но дабы выиграть время и успеть добрать нового набора войска, он предложил гельветам прислать к нему за ответом через две недели, к 13-му апреля. {По мнению Наполеона I – к 23-му января, а по исчислениям Гишара – в первых числах марта.} Гельветы согласились на это, а Цезарь, почти в виду их, с удивительною деятельностью и быстротою устроил в эти две недели, войсками 10-го легиона и постепенно подходившими из римской провинции – земляной вал, в 16 римских футов вышины и 19.000 шагов (около 24 верст) длины, вдоль левого берега Родана, от озера Лемана до горы Юры. Впереди вала он вырыл широкий и глубокий ров, в местах, наиболее удобных для перехода галлов через Родан в брод и переправы на судах, построить малые, сомкнутые укрепления (форты) и вдоль всего левого берега Родана расположил цепь караулов.
Непостижимым кажется, как гельветы, немедленно по прибытии на Родан, не попытались перейти через него силой, потом согласились на 2 недели отсрочки и в продолжении этих двух недель оставались в бездействии, не препятствовали работам Цезаря, не прорвались силой или не пошли другою дорогой. Когда же в назначенный день они прислали к Цезарю за ответом (хотя ответ его уже был у них перед глазами, т.е. укрепленная его линия), тогда он объявил им, что законы и обычаи римлян не позволяют ему пропустить гельветов через римские владения; если же они захотят пройти насильно, то он твердо намерен и будет уметь не допустить их до того. Обманутые гельветы пытались, хотя и поздно, перебраться через Родан на лодках, плотах и в брод: но все попытки их как днем, так в особенности ночью, остались тщетными и, всюду отраженные войсками Цезаря, они по необходимости принуждены были решиться идти другим путем чрез земли секванов. Но как этим путем без согласия секванов пройти было невозможно, то они и обратились к посредничеству Думнорикса, Оргеториксова зятя, весьма уважаемого секванами по причине его высокого звания и особенно щедрости. По его ходатайству секваны согласились пропустить гельветов, а гельветы обязались не разорять земель секванов, в удостоверение чего оба народа дали друг другу заложников.
Узнав, что гельветы вознамерились идти чрез земли секванов и эдуев для того, чтобы водвориться в землях сантонов, {Бывшая область Saintonge, ныне департамента нижней Шаранты, на правой стороне нижней Гаронны.} недалеко от города Толозы или Тулузы в римской провинции, Цезарь понял, сколь опасно было бы для последней водворение в её соседстве воинственных и неприязненных римлянам гельветов, – которые владели бы чрезвычайно обильными хлебом равнинами. А потому, вверив Лабиену (одному из своих легатов, к которому имел наиболее доверия) занятие и оборону вала на Родане, и рассчитав, что гельветы будут двигаться весьма медленно, Цезарь с величайшею поспешностью отправился лично в цизальпинскую Галлию, набрал в ней 2 новых легиона (11-й и 12-й), присоединил к ним три старых (7-й, 8-й и 9-й), зимовавших в окрестностях Аквилеи, и с этими 5-ю легионами двинулся усиленными переходами и кратчайшим путем чрез город Оцел и земли центронов, гароцелов, катуригов, воконтян и аллоброгов в земли сегузиян, лежавшие па северных пределах римской провпнции, по ту сторону Родана. {Оцел – ныне город Экзиль (Exilles), в Шемонте, на перевале чрез Мон-Женевр (Mont-Genevre) и на пути из Сузы в Бриансон, во Франции, в департ. верхних Альпов. Центроны, гароцелы и катуриги обитали на пространстве между нынешними Сузою и Бриансоном, – воконтяне – в деп-те р. Дромы, а сегузияне – в деп-те Роны. И так Цезарь вообще следовал по направлению на нынешние Экзиль, Бриансон, Амбрёнь (Embrun), Ди (Die) и Лион.} Все это было исполнено им с чрезвычайною скоростью, не смотря на то что, при переходе его чрез Альпы, центроны, гароцелы и катуриги преградили ему путь и он принужден был на каждом шагу сражаться с ними в горах, при чем везде отразил. их с успехом.
Гельветы, напротив, двигались в продолжении этого времени столь медленно, что успели только пройти чрез земли секванов и вступить в земли эдуев, из коих последние стали жестоко грабить и разорять. Эдуи, в звании союзников римлян, обратились с просьбою о помощи к Цезарю, и в тоже время и с такими же просьбами прислали к нему послов союзники эдуев, амбарры, {Амбарры обитали, кажется, между нынешними Лионом и Маконом, по обе стороны Саоны.} и аллоброги, отчасти обитавшие на правой стороне Родана. Цезарь не мог долее терпеть, чтобы гельветы грабили и разоряли земли союзников и подданных римлян, и уверил эдуев, амбарров и аллоброгов, что не замедлит положить этому конец, но только требовал от них вспомогательных войск. – и особенно конницы, которой вовсе не имел в своей армии. {Замечательно, что в продолжении всей войны в Галлии Цезарь вовсе не имел в своей армии римской конницы, но вспомогательную галльскую, начальствование над которою вверял, вопреки обычаю римлян и вероятно из политических причин, галльским знатным вождям.} Вследствие того, знатнейшие из эдуев (в том числе Думнорикс) вскоре присоединились к нему с конными и отчасти пешими дружинами.
Между тем легкие передовые войска уведомили Цезаря, что ¾ гельветов (жители трех округов или кантонов Гельвеции) переправились на судах и плотах через р. Арар (ныне Саона) неподалеку от города Кабиллона (ныне Шалон на Саоне), – остальная же ¼ ( жители четвертого округа – тигуринцы) с обозами еще находилась по сю сторону Арара. {Гельвеция разделялась, по словам Цезаря, на 4 округа (кантона), а Тулонжон (Toulongeon, один из комментаторов записок Цезаря) полагает, что они были образуемы четырьмя большими реками, прорезывающими Швейцарию. Тигуринцы были жители нынешнего цюрихского кантона и потомки тех самых тигуринцов, которые в 107-м году разбили консула Кассия. Цезарь говорит, что гельветы переправлялись чрез Арар с большим трудом – 20 суток; но Наполеон I заметил, что это не совсем вероятно.} По получении этого известия, Цезарь в следующую же затем 3-ю стражу ночи {3-я стража ночи у римлян простиралась от полуночи до 3-х часов утра или рассвета.} поспешно двинулся с тремя старыми легионами (7-м, 8-м и 9-м) вверх по левому берегу Арара к месту переправы гельветов чрез эту реку. Сделав усиленный переход, на рассвете он напал совершенно неожиданно на тигуринцов. и большое число их положил на месте, а остальные бежали и скрылись в ближайших лесах. {Следовательно гельветов на правой стороне Арара осталось уже только 276,000 душ, из коих т.е. 69,000 чел. способных сражаться.} Таким образом, говорит Цезарь, отмщены были, и поражение Кассия, и смерть павшего с ним Пизона, деда Цезарева тестя того же имени.
Немедленно после поражения тигуринцов, Цезарь, без всякого со стороны гельветов препятствия, {Непостижимо, как 69,000 гельветов не воспрепятствовали переправе, в виду их, 30,000 войск Цезаря.} в одни сутки построил мост и перешел по нем чрез Арар, т.е. сделал то, на что гельветы употребили 20 суток! Изумленные его быстротою, они отправили к нему посольство, которое объявило, что если Цезарь хочет мира, то гельветы поселятся там, где он им укажет, а если войны, то вспомнил бы только поражение Кассия. Цезарь отвечал. хладнокровно, без гнева, что согласен на мир, если гельветы дадут заложников и удовлетворять эдуев, амбарров и аллоброгов за причиненные им убытки. «Гельветы привыкли брать, а не давать заложников» – гордо отвечали послы и тем кончились переговоры.
На следующий день гельветы двинулись далее в земли сантонов. Цезарь послал за ними, для наблюдения, по какой дороге они пойдут, всю свою конницу (прибывшую от эдуев и их союзников, и набранную в римской провинции) в числе 4,000 чел. Увлекшись преследованием и главное – предводимая Думнориксом, изменявшим Цезарю, {Тurрin de Crisse и некоторые другие писатели не без основания упрекают Цезаря в том, что он не вверил начальствования над конницею в этом случае кому-либо из римлян, как ни уважительны были его политические причины.} конница эта вступила, на невыгодной для неё местности, в бой с 500-ми чел. конницы гельветской – и Думнорикс первый, а за ним и все прочие постыдно бежали. Гордясь этим успехом, гельветы смелее начали останавливаться и даже завязывать дела с передовыми войсками Цезаря. Но он, будучи более нежели вдвое слабее гельветов, {У Цезаря было 5 легионов или 30,000 чел. пехоты, и 4,000 чел. конницы (Лабиен еще не присоединился к нему), у гельветов же, как сказано, 69,000 чел. способных, сражаться.} действовал весьма осторожно, избегая общего боя и ограничиваясь только тем, что неотступно следовал за гельветами и не позволяла им фуражировать к грабить край: Таким образом он и гельветы шли 15 дней, постоянно располагаясь в 5–7 милях (6–7 верстах) расстояния между собою.
Между тем, чем более Цезарь удалялся от Арара, с целью не терять гельветов из виду, тем более убавлялись в его армии запасы продовольствия, а способы пополнения их затруднялись. Те, которые он велел сплавить вверх по Арару, становились бесполезными; хлеб на полях еще не созрел и даже подножного корму еще было мало; {Это было в половине или конце апреля по юлианскому календарю. Климат Галлии в древности был весьма суровый.} – эдуи же, обещавшие поставить хлеб, медлили доставкой его, не смотря на беспрестанные требования Цезаря. Доискиваясь, от чего происходило это замедление, он узнал наконец, что единственною причиной были тайные козни и измена Думнорикса. Удостоверясь в этом, Цезарь поступил весьма, мудро и искусно: не предался гневу и мщению, не сделал огласки и не прибегнул к суду и наказанию Думнорикса, чем возбудил бы только неудовольствие эдуев и подверг бы войска свои голодной смерти, но призвал к себе Думнорикса и в присутствии только одного брата его, Дивициака, верного и усерднаго союзника римлян, обличил его в измене, но простил из уважения к Дивициаку, советуя впредь быть осторожнее; для большей же верности велел тайно наблюдать за ним.
В тот же день передовые войска известили Цезаря, что гельветы расположились станом у подошвы одной горы, милях в 8-ми (около 9 верст.) от римской армии. Цезарь немедленно приказал разведать положение и свойства этой горы, и окольные дороги, ведшие на её вершину. Получив о том удовлетворительный сведения, он отрядил присоединившегося уже к нему Лабиена, в 3-ю стражу ночи, с 2-мя легионами и приказанием скрытно занять вершину горы и напасть на гельветов с тыла в то самое время, когда он нападет на них с фронта. Сам же со всеми остальными войсками в 4-ю стражу ночи {От 3-х до 6-ти часов утра.} он двинулся, предшествуемый всею конницей, прямо против гельветов, по той самой дороге, по которой они перед тем шли. Легкими войсками, шедшими впереди конницы, начальствовал Консидий, военачальник сведущий и опытный в военном деле. На рассвете, когда Цезарь был уже не более, как в 1,500 шагах от лагеря гельветов. Консидий прискакал к нему с известием, что вершина горы занята гельветами, которых он узнал по вооружению и знаменам. По этому донесению Цезарь счел более благоразумным отступить к ближайшей высоте, на которой и построил армию в боевой порядок. А между тем вершина горы была занята вовсе не гельветами, а Лабиеном, которого Консидий, по странному случаю, принял за неприятеля; гельветы же, до рассвета вовсе не подозревавшие близости Цезаря и расположения Лабиена в тылу их, сняли свой лагерь и поспешно отступили. Таким образом Цезарь лишился, отчасти по собственной вине, {Не предуведомив Консидия об отряжении Лабиена, не условясь с Лабиеном о сигнадах и не удостоверясь в справедливости донесения Консидия (Turpin de Crisse).} удобного и выгодного случая разбить гельветов и решить войну с ними.
На следующий день, крайне нуждаясь уже в продовольствии, Цезарь своротил в сторону и двинулся к находившемуся от него в 18-ти милях (27-ми верстах) главному городу эдуев – Бибракте (ныне Autim), в котором находились большие запасы хлеба. Сочтя ли это за робость с его стороны или, может быть, намереваясь отрезать ему продовольствование, гельветы обратились назад и также двинулись к Бибракхе. По приближении их, Цезарь выслал им на встречу, для задержания их, всю свою конницу, а сам между тем построил свою армию {Всего. войск y Цезаря при Бибракте, по словам Наполеона I, было: 6 легионов пехоты – 36,000 чел. Конницы ― 4,000. Вспомогательных войск от 20,000 до 30,000. Итого от 60,000 до 70,000. Но число вспомогательных войск, кажется, преувеличено. Цезарь не означает числа своих войск; достоверно однако то, что он был слабее, гельветов.} на ближней горе, недалеко от Бибракты, в боевой порядок. Впереди, на полускате, он поставил 4 старых легиона (7-й, 8-й, 9-й и 10-й) ― в 3 линии, а позади, на вершине горы – все обозы под прикрытием двух новых легионов (11-го и 12-го), вспомогательных войск и устроенных ими укреплений. Гельветы, собрав позади себя все свои обозы, сомкнули ряды, отразили Цезареву конницу и, построив фалангу, {По Turpin de Crisse – 2 большие фаланги в 1-й линии и одну (15,000 бойев и тулингов) во 2-й, в виде резерва и для прикрытия обозов.} прикрытую спереди, с боков и сверху черепахою из щитов, двинулись на гору против 1-й линии римской армии. Цезарь, желая доказать войскам, что на-мерен вполне разделить с ними опасность и победить или умереть, сошел с лошади и отослал ее назад; примеру его по-следовали и все окружавшие его и все частные начальники войск. Затем 4 передних легиона, бросив дротики, стремительно бросились с горы вниз, с мечами в руках, на гельветов. Завязался упорный и жестокий рукопашный бой, в котором обе стороны долго сражались с одинаковою храбростью, не отступая ни шагу. Наконец однако гельветы были приведены в расстройство и, понеся большой урон, изнемогая от ран, начали отступать с боем в лощину и из неё на другую гору, в 1000 шагах от первой. Цезарь преследовал их, также с боем, 4-мя передними легионами в том же боевом порядке, оставив обозы и 2 задних легиона на вершине горы. В то самое время, когда 4 передних легиона всходили вслед за гельветами на гору, 15,000 бойев и тулингов неожиданно ударили им в правый фланг и в тыл. При виде этого и отступавшие гельветы обратились назад и напали на римлян с фронта.
Положение Цезаря было трудное и опасное; но он тотчас противопоставил 3-ю линию бойям и тулингам, а 1-ю и 2-ю прочим гельветам – и на полугоре произошел вторичный, упорный бой, продолжавшийся до вечера. Наконец часть гельветов была принуждена отступать на вершину горы, а другая – к обозам у подошвы её, и здесь произошел третий, упорнейший бой, продолжавшийся далеко за полночь, но кончившийся тем, что римляне овладели всеми обозами и всем лагерем гельветов. {Сражение при Бибракте произошло в первой половине мая по юлианскому календарю (Наполеон I).}
Разбитые наголову и претерпев огромный урон, гельветы, в числе уже не более 130,000 душ, удалились с величайшею поспешностью в противоположном прежнему направлении, а именно к с. в. – и, следуя безостановочно днем и ночью, на 4-я сутки прибыли в земли лингонов. {Часть Бургонии и большая часть Шампании; – главным городом лингонов был Андаматун на р. Матроне (ныне Лангр на р. Марне).} Цезарь не мог тотчас преследовать их потому, как сам говорить, что трое суток был удержан на месте сражения попечением о раненых и погребением убитых воинов своей армии – доказательство, что победа досталась ему нелегко и стоила недешево. {Распоряжения Цезаря к бою и в начале и конце боя были превосходные; но после первого отражения гельветов он сделал, по мнению Turpin de Crisse, две ошибки: 1) оставив 2 легиона и вспомогательные войска без всякой пользы позади, на вершине горы, – и 2) увлекшись преследованием гельветов с горы на гору, не обеспечил своего правого фланга и тыла, был обойден и охвачен и подвергся величайшей опасности быть разбитым.} Но тотчас после сражения он послал лингонам приказание не оказывать гельветам никакой помощи, ни деньгами, ни продовольствием, ни чем бы то ни было, грозя в противном случае поступить с лингонами точно также, как с гельветами. По прошествии же трех суток он двинулся со всею армией усиленными переходами вслед за гельветами. Лингоны повиновались ему – и гельветы, доведенные голодом до крайности, отправили к Цезарю послов с изъявлением покорности и просьбой о мире. Цезарь потребевал, чтобы они дали заложников и выдали оружие и бежавших к ним рабов. Пока это исполнялось, наступила ночь и 6,000 урбигенян, {Иные полагают, что урбигеняне обитали около города Урба (ныне Орб, в ваадтском кантоне), другие же около Берна, но настоящие их жилища в достоверности неизвестны.} тайно уйдя из лагеря, направились к Рейну и Германии. Узнав об этом, Цезарь немедленно послал жителям земель, через которые урбигеняне должны были проходить, приказание задержать их и представить ему. И таково было нравственное влияние победы его над гельветами, что приказание его было в точности исполнено. С урбигенянами было поступлено – говорит Цезарь – как с врагами, что значит, что они были преданы смерти – жестокость, недостойная Цезаря! За то, в отношении к прочим гельветам, он явил большое великодушие и весьма мудрую политику: по выдаче ими заложников, оружия и переметчиков, даровал им помилование и приказал возвратиться в Гельвецию и восстановить сожженные ими города и. селения, при чем повелел аллоброгам снабдить их до Гельвеции продовольствием; {Цезарь говорит, что в стане гельветов, в сражении при Бибракте, найдены были писанные греческими буквами именные списки всех гельветов, вышедших из Гельвеции, и что по этим спискам всего их было 368,000 мужчин, женщин и детей, из коих 92,000 способных сражаться мужчин. По исчислению же, произведенному по приказанию Цезаря, в Гельвецию возвратилось только 110,000 душ. Из этого не следует однако заключать, замечает Наполеон I, что гельветов погибло в Галлии 258,000 душ: большое число их рассеялось и отчасти водворилось в Галлии, а многие воротились в Гельвецию позже.} храбрых бойев же поселил, по просьбе эдуев, в землях сих последних.
Таков был 1-й поход Цезаря в Галлии – поход, который, судя по многочисленности и приготовлениям гельветов, не имел бы, может быть, такого скорого и удачного конца для римлян, если бы гельветы, при всей своей храбрости, не были столь невежественны, действовали с большею быстротою и решительностью, если бы между ними было более согласия, единства и воинского порядка, и главное – если бы против них не было такого полководца, как Цезарь, быстрота, решительность и искусство действий которого заслуживают величайших похвал. При всем том, должно однако сознаться, что он сделал в этом походе нисколько важных (указанных выше) ошибок – потому, как кажется, что в первый раз в жизни имел главное начальствование над большою армией, в важной войне против многочисленного и опасного неприятеля, и не приобрел еще надлежащей в этом опытности.

§ 255. 2-й поход против Ариовиста (58). Движение Ариовиста и Цезаря к Везонцию; – сражение близ Рейна.

По окончании похода против гельветов, почти все племена кельтической Галлии прислали к Цезарю выборных людей с поздравлениями, изъявлением благодарности – и просьбой защитить и избавить их также от Ариовиста и германцев, прибывших в Галлию по нижеследующему случаю:
Две враждебные политические партии, на которые (как выше, – в главе XXXIII § 203, было сказано) были разделены кельтические галлы, и из которых. в главе одной стояли эдуи, а в главе другой – секваны, поддержанные арвернами, {Арверны обитали в той части кельтической Галлии, которая соответство-вала нынешним департаментам Пюи – де – Дом и Луары, или Оверни (Auvergne).} долго вели междоусобную войну и наконец эдуи одержали верх, а секваны и арверны призвали на помощь Ариовиста, обещав ему щедрое вознаграждение. Ариовист, прибыв из-за Рейна с 15,000 чел. своих свевов, вскоре склонил успех и перевес в войне на сторону секванов и арвернов, наложил на эдуев и их союзников дань, взял с них заложников и заставил их поклясться, что они никогда не -потребуют обратно своих заложников и не будут просить помощи союзников своих – римлян, ни стараться об освобождении своем от подчиненности секванам и арвернам, или лучше сказать – ему самому. Ибо он и самих секванов и арвернов подчинил своей власти, завладел третью их земель, водворился, между ними с своими свевами, и так как число последних вскоре умножилось вновь прибывшими из-за Рейна до 120.000 чел., то и намеревался, во время похода Цезаря против гельветов, завладеть еще одною третью земель секванов и арвернов. Подпав таким образом под тяжкое иго германских варваров, ими же самими призванных на помощь, и справедливо опасаясь, чтоб они не завоевали всей Галлии, кельтические галлы и в особенности эдуи, секваны и арверны убедительно просили Цезаря о помощи, представляя, что если римляне откажут в ней, то им ничего более не останется, как переселиться из Галлии в какую-нибудь другую страну.
Многие причины побуждали Цезаря вступиться за галлов и не позволять германцам притеснять их и водворяться в Галлии. Но в особенности он считал постыдным и для себя, и для республики и народа римских попустить, чтобы эдуи, издавна признанные друзьями и союзниками римлян, были порабощены германцами, и признавал опасным для римской политики, чтобы германцы водворялись в Галлии: ибо, покорив ее, они легко могли вторгнуться в римскую провинцию и потом в Италию. Сверх того просьба галлов вполне соответствовала, кажется, личным, тайным намерением и политике самого Цезаря, которые, как по всему заключить можно, клонились к тому, чтобы, изгнав гельветов и потом германцев из Галлии, склонить тем галлов на свою сторону и, пользуясь их междоусобиями, наконец их самих покорить власти римлян. А потому Цезарь, обещав галлам употребить все средства к их удовлетворению и успокоению, послал просить у Ариовиста личного свидания; но Ариовист гордо и дерзко отказал в том. Тогда Цезарь отправил к нему послов с просьбой не призывать более из-за Рейна в Галлию германцев, возвратить самому и позволить секванам отдать эдуям их заложников, и наконец – не причинять никакого вреда эдуям и их союзникам и не воевать с ними. В случае исполнения этого – объявлял Цезарь – Ариовист останется по прежнему другом и союзником римлян; в противном же случае Цезарь, в звании правителя римской провинции, будет обязан, – на основании определения римского сената в 61-м году, всячески защищать эдуев и других союзников римлян в Галлии. На это Ариовист гордо, возразил, что он покорил эдуев силою оружия, что ни он римлянам, ни римляне ему не имеют никакого права предписывать, как поступать с покоренными народами, что он не возвратит эдуям их заложников, но и не будет воевать с ними, если только они будут исправно платить ему дань и исполнять другие, принятые ими на себя обязательства; в противном же случае звание союзников римлян не спасет их. Что же касалось угроз Цезаря, то Ариовист объявил, что не боится их, ибо еще никто дотоле не восставал против него войною без собственного для себя вреда и гибели, и что если Цезарь хочет измерить с- ним свои силы, то испытает на себе, на что был способен храбрый, никем еще дотоле непобежденный народ, опытнейший в военном деле и уже 14 лет не знавший крова.
В одно время с этим гордым ответом Ариовиста, к Цезарю прибыли послы эдуев и тревиров {Тревиры обитали вокругь нынешнего Трира, на р. Мозели, в прусской рейнской провинции.} с жалобами, что прибывшее из-за Рейна германское племя гарудов разоряло земли эдуев, а 100 округов или кантонов свевов {Правильнее – союз 100 германских племен под общим названием свевов.} прибыли на правый берег Рейна и готовились переправиться в Галлию. Цезарь видел ясно, что медлить долее было нельзя и не должно, но необходимо было напасть на Ариовиста прежде, нежели он будет усилен свевами. А потому, запасшись сколько можно скорее продовольствием, он и двинулся усиленными переходами против Ариовиста). {Цезарь не означает откуда и куда, но вероятно с границы земель эдуев и лингонов, чрез Арар, в средину земель секванов.}
По З-х дневном походе он узнал, что Ариовист со всеми своими силами шел к Везонцию на р. Дубисе, {Ныне Безансон (Besancоn), на р. Дуб (Doubs), в Франш-Контэ, в департаменте реки Дуб.} главному городу секванов, для завладения им. Везонций был весьма силен и местным положением, и укреплениями своими, и заключал в себе большое количество всякого рода военных запасов. А потому он имел в настоящих обстоятельствах особенную в военном отношении важность и для Цезаря, и для Ариовиста, и Цезарь, положи в во что бы то ни стало предупредить в нем Ариовиста, успел в том, следуя усиленными переходами днем и ночью, и, вступив беспрепятственно в Везонций, поставил в него гарнизон.
В Везонцие он оставался нисколько дней для устройства продовольствования армии, и в это время рассказы галлов и купцов об огромном росте, необычайной храбрости, искусстве в военном деле и страшном виде германцев распространили в целой армии Цезаревой внезапный и величайший страх. Прежде всех страху этому предались военные трибуны, префекты и все те, которые последовали из Рима за Цезарем из приязни к нему, но были изнежены жизнью в Риме, а опытности военной и неустрашимости, приобретаемом в лагерях, не имели. {Цезарь разумел здесь лица и чины, составлявшие главное управление или по нынешнему главный штаб армии.} Некоторые из них, под разными предлогами, даже просили себе отпусков, а другие впали в глубокую горесть, помышляли только о смерти, и все заняты были только составлением духовных завещаний. Мало помалу страх. распространился даже на самых старых и опытных воинов, центурионов и начальников конницы, которые, чтобы не подать подозрения в робости, говорили, будто страшатся не германцев, но трудных дорог, обширных и дремучих лесов и почти совершенной невозможности везти продовольствие. Многие и, них даже объявили Цезарю, что если он даст приказ к походу, войска не послушаются его.
Такая общая, необыкновенная трусость целой армии {По мнению Turpin de Crisse, она произошла единственно от того, что Цезарь не занял войско учениями или работами, но оставил их в бездействии, которое повлекло за собою пустые толки и пустой страх. И в этом случае виною была также неопытность Цезаря. Должно впрочем заметить, что Цезарь в своих записках с намерением, кажется, распространяется о трусости своей армии, для того, чтобы резче выставить собственную находчивость, силу своего красноречия и нравственное свое влияние.} грозила чрезвычайною опасностью и могла бы иметь самые вредные, самые гибельные последствия, если бы Цезарь не сохранил всего присутствия духа и хотя малейше потерял голову. Но не таков был Цезарь: подобно Александру В. и Ганнибалу, он возрастал с опасностью – и в настоящем случае явил всю нравственную свою силу, все нравственное свое влияние. Он не предался гневу, не прибегнул к силе и строгости или к устыждению войск, но к убеждению их умов и возвышенно их духа. Собрав военный совет, на который призвал даже центурионов низшего класса, он произнес, с тем красноречием, которым обладал в такой высокой степени, сильную, убедительную и увлекательную речь. Укорив присутствовавших за то, что они вздумали присваивать себе право рассуждать о предмете и цели движения армии, он пред ставил им, что от Ариовиста, обязанного Цезарю званием царя и союзника римлян, нельзя было, по справедливости, ожидать нарушения долга признательности и обязанности союзника; что впрочем, если бы даже он и захотел вести войну против римлян, то все же им не было причины страшиться его и отчаиваться в собственных силах и в распоряжениях своего полководца; что уже и предки их, под предводительством Мария, с честно и славою сражались с германцами и побеждали их, что и в недавней войне с рабами они доказали все свое превосходство над германцами, хотя и знакомыми с устройством и дисциплиной римских войск; что германцы были не раз побеждаемы теми самыми гельветами, которых перед этим победили римляне, – победами же своими над гельветами Ариовист был обязан более утомлению и оплошности галлов и собственной хитрости и удаче, нежели мужеству и храбрости своим; что те, которые страх свой прикрывали мнимою опасностью подвергнуться недостатку в продовольствии или идти по трудным дорогам, присваивали себе не принадлежавшее им право, не доверяя своему полководцу или думая учить его, как ему поступать; что секваны, лингоны и другие соседственные с ними племена доставят хлеб, который сверх того созрел и на полях; что касательно дорог, они сами вскоре убедятся, что дороги нетрудны и проходимы; что он не верит и нимало не боится, чтобы войска не последовали за ним; что если и случалось, что войска отказывали своим полководцам в повиновении, то обыкновенно таким, которые сами были тому виною или по своим неудачам, или по корыстолюбию и лихоимству, но что целая жизнь его, Цезаря, свидетельствовала о его бескорыстии, точно также, как поход против гельветов – о счастье и удаче его на войне; что поэтому он не только не замедлит, но и ускорить поход, и выступить в следующую же 4-ю стражу ночи, и тогда увидит, что сильнее в войсках, чувство страха или чувство чести и долга; если бы же они не последовали за ним, то он и тогда пойдет с одним 10-м легионом, в мужестве которого не сомневался и который будет служить ему преторианскою когортой. {Цезарь особенно любил этот легион и имел к нему большую доверенность. Одна или несколько отборнейших когорт отделялись в это время для личного охранения полководца и носили название преторианских когорт. Выше с намерением приведена почти вся речь Цезаря, так как она изложена в его записках, дабы показать, какие доводы он употреблял для убеждения и одушевления своих войск.}
Слова Цезаря, переданные начальниками войскам, мгновенно изменили расположение умов в армии, заменив упадок духа, уныние и страх – бодростью, одушевлением и необыкновенным рвением к бою с германцами. 10-й легион немедленно прислал ему своих военных трибунов с изъявлением благодарности за доброе о нем мнение и готовности следовать за Цезарем. Прочие же легионы прислали просить у него прощения и уверить его, что никогда не были причастны ни сомнению, ни страху, не имели намерения подчинить Цезаревы виды собственным и вполне готовы исполнить все, что он ни прикажет.
Блистательно восторжествовав таким образом, силою своего красноречия и даром убеждать и увлекать умы, над опасным заблуждением и упадком духа своих войск, Цезарь поспешил воспользоваться рвением их к бою и в назначенное им время (в 4-ю стражу ночи) выступил из Везонция по дороге, найденной и указанной знатным эдуем, Дивициаком, к которому из числа всех галлов Цезарь имел наиболее доверия. Дорога эта, хотя и увеличивала поход почти на 40 римских миль (более 50-ти верст), но за то миновала леса и ущелья, и пролегала по открытым равнинам. {По мнению Наполеона I, в направлении от Безансона к Бельфорту, в Эльзасе, в департаменте верхиего Рейна.}
На 7-я сутки безостановочного похода, Цезарь узнал, что Ариовист находится от него не более, как в 24-х римских милях (около 32 верст). С своей стороны Ариовист, сведав о приближении Цезаря, сам предложил свидание, в котором прежде отказывал. Цезарь, заключая из этого, что Ариовист одумался и стал благоразумнее, согласился на свидание, которое было назначено на 5-й после того день. Ариовист просил только – как бы опасаясь засады – чтобы Цезарь не приводил с собою пехоты, но чтобы оба явились в сопровождены одних всадников. Цезарь согласился и на это; но не вполне доверяя своей галльской коннице, спешил ее и на лошадей её посадил воинов любимого своего 10-го легиона. В назначенный день Цезарь и Ариовист, каждый в сопровождены 10-ти приближенных и доверенных лиц на конях, съехались на небольшом возвышении посреди обширной равнины между лагерями обоих войск. Конница же с обеих сторон остановилась шагах в 200-х от возвышения. Цезарь повторил Ариовисту прежние свои требования и получил такого же рода гордый, хвастливый и даже дерзкий ответ, с присовокуплением, что галлы сами призвали его, Ариовиста, – что покоренная им часть Галлии принадлежите ему по праву завоевания, – что римлянам никакого нет до него дела, что Цезарь сам, как он думает, имеет намерение завоевать Галлию, и если не удалится из нее, то Ариовист будет действовать против него, как против врага, и знает даже, что убиением его в бою окажет большую услугу политическим врагам его в Риме, которые не раз уведомляли о том Ариовиста; если же Цезарь удалится из Галлии, то Ариовист, в благодарность за то, не будет беспокоить его и даже окажет ему, если нужно будет, содействие. Без гнева и запальчивости, хладнокровно и спокойно возражал Цезарь, опровергая доводы Ариовиста, и мнимым правам его на Галлию (кельтическую), противопоставляя действительные (по словам Цезаря, но столь же мнимые на самом деле) права на нее римлян. Между тем конница, сопровождавшая Ариовиста, приблизилась мало по мал у к возвышению и начала метать в Цезаря и бывшие с ним лица – стрелы и каменья. При виде такого подлого коварства, Цезарь немедленно прервал переговоры и удалился, запретив своей коннице на стрельбу германцев отвечать стрельбою, ибо хотел, чтобы с его стороны не было и тени несправедливости. Высокомерие, наглость и коварство Ариовиста исполнили войска Цезаревы сильнейшего негодования и еще более усилили рвение их к бою.
Два дня спустя Ариовист просил нового свидания или по крайней мере присылки доверенного лица для продолжения начатых переговоров. Цезарь вовсе не был намерен снова лично являться на свидание, ни подвергать опасности кого-либо из римлян; но, не желая решительно отказать Ариовисту, послал к нему Валерия Процилла, родом галла, но званием римского гражданина, и Меттия, связанного с Ариовистом узами гостеприимства. Но едва они прибыли в лагерь германцев, как Ариовист объявил их лазутчиками и заключил в оковы.
В тот же день он снял свой лагерь и расположил его у подошвы одной горы, в расстоянии 6-ти миль (около 8 ½ верст) от Цезарева лагеря. На следующий же день он снова снял свой лагерь и, пройдя мимо и в виду Цезаревой армии, расположился в 2-х милях (около З-х верст) от неё, в тылу её, дабы отрезывать ей подвозы продовольствия, доставляемого секванами и эдуями. Такого рода расположение и цель Ариовиста были ни без искусства, но движение его в виду Цезаревой армии подвергало его опасности быть атакованным и разбитым на походе. Цезарь позволил ему однако пройти беспрепятственно, и странным, непонятным кажемся, как он не воспользовался столь удобным случаем разбить германцев в то время, когда они были на походе и, обремененные обозами, вероятно шли более или менее в беспорядке. Это тем менее понятно, что в следующие 5 дней Цезарь постоянно каждый день строил свою армию в боевой порядок впереди своего лагеря и предлагал Ариовисту бой, но тот не принимал его и не выходил из своего лагеря, ограничиваясь частными действиями и нападениями 6-ти тысяч чел. своей конницы при каждом из всадников которой находилось по одному ловкому, проворному и чрезвычайно быстрому на бегу, пешему воину, как о том говорено было выше (см. главу XXXII § 203). В этого рода действиях германцы имели большое преимущество над римлянами, и Цезарь, опасаясь недостатка в продовольствии, счел необходимым восстановить и обеспечить свои сообщения с секванами и эдуями. Для этого, построив армию свою в 3 линии, он про-шел в боевом порядке мимо и в виду Ариовистова лагеря и шагах в 600-х (около ½ версты) в тылу его начал устраивать войсками 3-ей своей линии, на выгодной местности, под прикрытием 1-й и 2-й линий – малый укрепленный лагерь. Ариовист выслал около 16.000 чел. пехоты со всею конницей для воспрепятствования работам; но Цезарь отразил их и, оставив в укрепленном лагере 2 легиона с частью вспомогательных войск, с остальными 4-мя легионами возвратился в прежний большой лагерь. Таким образом Ариовист, намеревавшийся отрезать Цезарю сообщения и продовольствие, сам увидел себя обложенным с фронта и тыла Цезаревою армией.
На следующий день Цезарь вывел войска свои из обоих лагерей и, построясь в боевой порядок, предложил Ариовисту бой. Тот не принял. его, но как скоро Цезарь ввел войска обратно в оба лагеря, Ариовист послал часть войск напасть на меньший из них и здесь произошел весьма упорный бой, продолжавшийся до вечера и в котором с обеих сторон было много раненых, но кончившийся ничем. Не постигая, почему гордые и храбрые германцы не принимают общего боя, Цезарь расспросил пленных и узнав, что причиною тому были: обычай германцев не вступать в бой с неприятелем прежде, нежели прорицательницы из числа германских женщин объявят, можно и должно-ли было сражаться с ним, и объявление этими прорицательницами в настоящем случае, что германцы не одержать победы, если вступят в бой до новолуния. Цезарь немедленно решился воспользоваться столь благоприятным для него свеверным предрассудком германцев.
На следующий же день, {По мнению Наполеона I в сентябре (по римскому, или в июне по юлианскому календарю).} оставив в каждом из двух -своих лагерей достаточное для охранения их число войск, он развернул впереди малого лагеря все вспомогательные войска, дабы скрыть от германцев слабейшее против них число легионных или линейных войск своих. Затем, построив армию в 3 линии, – он двинулся против лагеря Ариовиста. Тогда уже германцы, не видя более возможности избежать общего боя, по необходимости принуждены были выйти из своего лагеря и построились впереди его по племенам, каждое племя {Гаруды, маркоманны, трибокки, вангионы, неметы, седузияне и свевы.} отдельно, с равными между ними промежутками, а дабы заградить малодушным путь к бегству, сомкнули в тылу своем и на флангах все свои повозки и громоздкие тяжести в тесные ряды. {Наполеон I говорить, что Ариовист был не сильнее Цезаря, но едва ли это справедливо. Уже гораздо прежде число свевов в Галлии простиралось до 120,000 чел., а в это время вероятно было еще значительнее, и если положить даже только четвертую часть их способными сражаться, то и тогда они превосходили бы число войск Цезаря, составлявшее, после урона при Бибракте, вероятно гораздо менее 60-ти и даже 50-ти тысяч.}
Цезарь, назначив квестору своему место при одном, а легатом своим – по одному при каждом из прочих легионов, сам открыл бой нападением с правым своим крылом на левое крыло неприятельское, заметив, что оно было слабейшею частью боевого порядка германцев. Римские войска двинулись против германцев, а германцы им на встречу – с такого стремительностью, что даже не успели бросить дротиков и тотчас вступили в упорный рукопашный бой. Германцы сражались в тесно-сомкнутых фалангах, прикрываясь черепахами из щитов; однако римские войска вскоре привели их в расстройство, опрокинули и обратили в бегство. Но правое, превосходное в силах крыло германцев сильно теснило между тем левое крыло римлян, доколе молодой Красс (сын триумвира), начальствовавший конницею этого крыла, не подкрепил 1-й и 2-й линий третьего. Это решило победу в пользу Цезаря: вскоре и правое крыло германцев, подобно левому, было приведено в расстройство и опрокинуто, и все германцы бежали не останавливаясь к Рейну, находившемуся от места сражения милях в 50-ти (около 75-ти верст). {Место сражения Цезаря с Ариовистом в точности неизвестно, но долженствовало находиться между Безансоном и Базелем, но мнению Наполеона I – около Беффорта (Beffort) или Бельфорта в Эльзасе, в деп-те верхнего Рейна} Часть их переправилась через него вплавь, а другая, и в том числе Ариовист – в найденных на берегу челнах: все остальные же были изрублены преследовавшею их Цезаревою конницей. При этом случае Цезарь выручил и спас от неминуемой смерти Процилла и Меттия, что, по его словам, обрадовало его не менее одержанной решительной победы.
Победа эта так устрашила свевов, подступивших к правому берегу Рейна, что они поспешно воротились в свои земли, преследуемые убиянами, обитавшими на нижнем Рейне (в окрестностях нынешнего Кёльна), которые множество их истребили.
Блистательно совершив таким образом два похода в один год, Цезарь расположил свою армию, еще до обычного на то времени, на зимних квартирах в землях секванов и, вверив начальствование над нею Лабиену, отправился лично в цизальпинскую Галлию, для присутствия, как он говорит в своих записках, на общенародном в ней собрании, – действительно же для того, чтобы быть ближе к Риму и внимательно следить за всеми внутренними делами его.
О действиях Цезаря в походе против Ариовиста вообще можно сделать те же замечания, что «и о действиях его в походе против гельветов. Цезарь и в них также явил необыкновенные свои военные дарования, похвальную умеренность, благоразумие и чрезвычайную быстроту, которой много был обязан своими успехами; но, еще не имея надлежащей опытности в ведении войны и не вполне доверяя себе и своему счастью, действовал чрезвычайно осторожно, осмотрительно и сделал несколько довольно важных ошибок. Выше, в своем месте были уже объяснены некоторые из них. Сверх того заметим, что неизвестно и непонятно, почему он не знал ранее о раздорах и междоусобиях галлов по прибытии его в Галлию, о силах и действиях Ариовиста? – не разбил конницы и 16,000 человек пехоты, высланных Ариовистом для воспрепятствования укреплению малого Цезарева лагеря? – а в сражении с Ариовистом (изображенном им не довольно ясно) не стал на левом крыле своей армии против правого сильнейшего крыла германцев? В заключение скажем, что хотя он и назвал походы против гельветов и Ариовиста двумя важными войнами, но эта не совсем верно, и – согласно с, мнением Наполеона I – не слишком большего труда стоило римской армии, предводимой Цезарем, восторжествовать над многочисленными и храбрыми, но невежественными, не имевшими правильного устройства гельветами и германцами, хотя это нимало не унижает впрочем достоинства и славы Цезаря.

§ 256. 2-й год войны в Галлии (57). 3-й поход против бельгов; – бой при р. Аксоне.

Зимою Цезарь. узнал, что бельги, опасаясь вторжения его в их земли и побуждаемые многими кельтическими галлами, составляли сильный союз против римлян, взаимно давая одни другим заложников в верности. Втайне радуясь, без сомнения, этому предлогу к нападению на них и к их покорению Цезарь решился предупредить их, внесением войны в собственную их страну, что было вполне благоразумно в военном, хотя и не совсем справедливо в политическом отношении. Набрав в цизальпинской Галлии два новых легиона (13-й и 14-й), он отправил их в начале лета в кельтическую Галлию и сам прибыл в армию, как только явился подножный корм. {В мае по римскому или по мнению Наполеона I – в феврале по юлианскому календарю, т.е. в начале не лета, а весны, – что не совсем вероятно, ибо подножный корм в холодной Галлии являлся поздно.} Приказав соседственным с бельгами кельтическим галлам разведать, что у первых происходило, он. узнал, что бельги действительно собирали сильное войско. Вследствие того, употребив 11 суток на снабжение своей армии продовольствием, за-тем в 15 дней похода он прибыл из земель сеннонов {Жители Агендика на р. Икавне (ныне Санс, Sens, па р. Ионне, Ionne) и его округа (в юго-западной Шампани)} на пределы земель бельгов.
Движение его было столь быстро, а прибытие на пределы земель бельгов – столь неожиданно, что ближайшее бельгийское племя ремов {Жители Дурокортора на р. Базилии (ныне Реймс на р. Вель, Vele) и его округа (в северной Шампании и Иль-де-Франс).} немедленно и добровольно покорилось ему, дало заложников, вызвалось дать и вспомогательные войска, и снабдить продовольствием, и доставило ближайшие сведения о бельгах, о союзе их между собою и даже с зарейнскими германцами, и о числе войск, которое они взаимно обязались выставить в поле и которое долженствовало простираться до 308,000 чел., {Самое многочисленное и храброе племя бельгов – белловаки (жители нынешнего Бовэ, Beauvais, в Иль-де Франс, с округом) обязались выставить 60,000, соседи их – суессионы или суессоны (жители нынешнего Суассона на р. Эн, Aisne, в Иль-де-Франс, с округом) – 50,000, – нервии или нервийцы (жители нынешнего Геннегау и части Брабанта и Фландрии) – 50,000, – атребаты (жители нынешнего Арраса, в Артуа с округом) – 15,000, – амбиане (жители Самаробривы, ныне Амиень, в Пикардии, с округом) – 10,000, – морины (жители нын. Булони с округом) ― 25,000, – менапии (по берегу океана, в французской и бельгийской Фландрии) – 9,000, – калеты (жители Pays-de-Caux в. Нормандии) – 10,000, – велокассы (жители округа Velin в Нормандии) и веромандуи (жители округа Vermandois в Пикардии) – 10,000, – атуатики (жители бельгийской области Намюр) – 29,000, – наконец кондрузияне, эбуроны, церезияне и пеманияне (жители бельгийской области Люттих, в. г. Люксембургского и отчасти земель Трира на р. Мозели) – 40,000. – Таким образом союз 15-ти исчисленных Цезарем бельгийских племен обнимал всю часть северной Фландии, юго-западной Бельгии, в. г. люксембургское и восточную часть прусском нижнерейнской области, между морем и реками: Сеною., Эн (Aisne) и Мозелью.} под главным предводительством царя или короля суессонов, Гальбы. Вследствие этих сведений, Цезарь, дабы заставить бельгов разделить многочисленные силы свои и самому иметь дело только с частью их, послал вождя эдуев, Дивициака, с ополчениями эдуев, ремов и сеннонов, в земли белловаков, для разорения их. Сам же, получив известие, что бельги со всеми своими силами шли против него и находились уже недалеко, поспешно двинулся с своею армиею {Армия его состояла из 8-ми легионов (около 48,000 чел. пехоты) и из неопределенного числа пеших и конных вспомогательных войск, с которыми силы её долженствовали простираться до 60–70,000 войск, не считая ополчений, отряженных с Дивициаком.} к реке Аксоне (ныне Aisne) на пределах земель ремов, перешел через нее по мосту и расположился на правом берегу её, {Немного пониже нынешнего селения Pont а Vaire на p. Эн, близь Краона.} впереди моста, на высоте, имевшей отлогий но бокам и к лежавшему впереди её болоту скат. Лагерь армии он оградил валом в 12 футов вышины, со рвом в 18 футов ширины; на левом же берегу прикрыл мост предмостным укреплением, в котором поставил 6 когорт (3,000 чел.) ― Такого рода расположением на обоих берегах Аксоны он 1) прикрыл земли ремов, суессонов и эдуев из которых получал продовольствие, и 2) обеспечил собственные сообщения с ними.
Вскоре бельги обложили находившийся в 8-ми рим. милях (11 верстах) впереди Цезаря и принадлежавших ремам городок Бибракс (ныне Биевр) и пытались взять его приступом. Но они были отражены, хотя и с большим трудом, малочисленным гарнизоном, а на другой день, когда Цезарь прислал на помощь Бибраксу своих нумидийцев, критских стрелков и балеарских пращников – разорили окрестности и расположились с лагерем на обширном пространстве насупротив Цезаря, милях в 2-х (около 3-х верст) от него. {Правым флангом к нынешнему Краонну, в начале июля но римскому календарю (Наполеон I).}
Цезарь весьма благоразумно положил уклоняться сначала от общей битвы с превосходными в силах, воинственными и храбрыми бельгами, но действовать против них только своею конницей. Удостоверясь же чрез несколько дней, что вспомогательная галльская конница его была не. хуже бельгийской, он оставил в своем лагере 13-й и 14-й легионы, а прочие построил в боевой порядок впереди лагеря. Фронт его был прикрыт болотом, а для обеспечения своих флангов от обхода бельгами, Цезарь построил по обеим сторонам высоты, перпендикулярно к линии фронта армии, по одному валу, длиною около 400 шагов, со рвом и башнями на оконечностях и вооружил эти башни метательными орудиями. Бельги, нетерпеливо желавшие боя, для нанесения Цезарю, с самого начала, решительного удара, также построились в боевой порядок впереди своего лагеря. В этом положении и они, и Цезарь довольно долго оставались в бездействии, ожидая, чтобы противная сторона перешла через болото, но сами не намереваясь переходить через него. А между тем конница с обеих сторон вступила на пространстве между обеими армиями в бой. Успех в нем окончательно остался на стороне Цезаревой конницы, и тогда Цезарь, видя что бельги не переходят через болото, ввел свою армию обратно в лагерь. Бельги же, открыв в Аксоне, ниже Цезарева лагеря, броды, отрядили на левую сторону этой реки часть своих сил, для взятия приступом предмостного укрепления и завладения мостом Цезаря, либо – в случае неудачи – для разорения, по крайней мере, земель ремов, из которых Цезарь получал продовольствие. Узнав, что бельги переходят через Аксону, Цезарь немедленно перешел на левую сторону реки с легковооруженными нумидийцами, стрелками и пращниками, быстро двинулся против бельгов, неожиданно и стремительно напал на них во время самого перехода их через Аксону и множество их положил на месте, а остальных принудил, сильным действием метательного оружия, воротиться на правый берег. Вскоре белловаки, узнав, что Дивициак идет разорять их земли, отделились от прочих бельгов и поспешили на защиту своих земель. Никакими убеждениями не могли удержать их, не видя возможности напасть на Цезаря ни с фронта, ни с флангов, ни с тыла, с уроном отраженные при переходе через Аксону и начав уже нуждаться в продовольствии, бельги положили разойтись и, возвратясь в свои земли, каждому племени обороняться в них против Цезаря, а всем собираться там, куда проникнет его армия. Вследствие того, во 2-ю стражу следующей ночи они вышли из своего лагеря с большим шумом и криком и двинулись в таком беспорядке и с такою поспешностью, что движение их походило более на бегство после поражения.
Не постигая причины этого и благоразумно остерегаясь какой-нибудь хитрости и засады, Цезарь не вышел тотчас из своего лагеря, но, удостоверясь в отступлении бельгов, послал для преследования их всю свою конницу, поддержанную Лабиеном с 3-мя легионами. Атакованные ими несколько раз в продолжены дня, бельги, шедшие в хвосте, были разбиты и большею частью истреблены, остальные же ускорили свое бегство. На другой день Цезарь, не давая бельгам опомниться, двинулся в земли соседственных с ремами суессонов, прямо к главному городу их Новиодуну (ныне Суассон). {По мнению других – Ноион, Noyon; – но мнение в пользу Суассона вероятнее.} Сделав усиленный переход и прибыв к Новиодуну, он немедленно произвел приступ к нему, но, не могли взять его этим способом – как говорить в своих записках – по причине его широких и глубоких рвов и высоких стен, {Некоторые писатели, напротив, утверждают, что он был просто отражен, потому что слишком понадеялся на легкое взятие города приступом, и не принял надлежащих для успеха мер.) тотчас сделал все приготовления к скорейшему взятию его правильною осадой. Устрашенные его осадными работами и машинами, жители Новиодуна, чрез посредничество ремов, с которыми были в союзе, покорились, дали заложников и выдали все находившееся в их городе оружие. Затем Цезарь тотчас двинулся против Братуспантия (ныне Бовэ, Beauvais), города в землях белловаков. Жители его просили пощады и Цезарь, даровав им оную по предстательству Дивициака и эдуев, бывших в союзе с белловаками, ограничился взятием 600 заложников и отобранием оружия, и двинулся в земли амбиан. Амбиане покорились ему добровольно и безусловно, и Цезарь направился на с–в. в земли нервиев. По собранным им на походе сведениям, нервии чуждались торговли и роскоши, и неизнеженные ими, были народ грубый, зверский, воинственный, чрезвычайно храбрый и твердо решились ни за что не покоряться римлянам.
По 3-х-дневном походе в их землях, {В конце июля по римскому календаре (Наполеон I).} Цезарь узнал, что находился милях в 10-ти (около 15-ти верст) от р. Сабиса (ныне Самбра), что нервии, в соединении с атребатами и веромандуями, были расположены на другой (правой) стороне этой реки {Близ нынешнего Мобёжа (Наполеон 1).} и намерены дать в этом месте отпор римлянам, – что они ожидали еще прибытия атуатиков, уже находившихся в следовании, – женщин же, детей и всех неспособных сражаться людей укрыли в окруженном болотами и неприступном месте. Цезарь тотчас послал вперед легкие конные и пешие войска, свои для разведывания и с ними центурионов для приискания удобного под расположение лагеря места. Между тем некоторые из бельгов и галлов, бывших в армии. Цезаря, ушли ночью к нервиям и дали им знать, что между легионами на походе следовало множество тяжестей и поэтому легко было, внезапно напав на легионы, разбить их отдельно и отнять их тяжести. Это было тем удобнее, что местность на самом Сабисе была лесистая, пересеченная и следовательно особенно удобная для действий нервиев, главная сила которых заключалась в пехоте, конница же была немногочисленная и плохая. Действительно нервии положили воспользоваться доставленными им сведениями и, удержав Цезареву легкую конницу устроенными в лесах на Сабисе засеками, расположились со всеми своими силами скрытно в засаде на покрытой лесом вершине отдельной высоты, имевшей отлогий и обнаженный скат к правому берегу протекавшего у подошвы её Сабиса, глубина которого в этом месте простиралась только до 3-х футов; у подошвы же высоты, вдоль Сабиса, они поставили только часть своей конницы для наблюдения. Насупротив, шагах в 200-х, на противоположном берегу Сабиса находилась такая же отдельная, с отлогим скатом к реке, высота, которую посланные Цезарем центурионы и избрали для расположены лагеря.

§ 257. Сражение при р. Сабисе; – осада и взятие крепости атуатиков; – покорение приморских галлов.

Послав вперед конницу, Цезарь последовал за нею к Сабису и неприятелю с легионами; но приближаясь изменил, по своему обыкновенно, порядок следования армии и в голове шли уже 6 старых легионов, за ними – все тяжести, а в хвосте – два новонабранных легиона. По прибытии к Сабису, конница перешла через него с стрелками и пращниками, и завязала бой с неприятельскою конницей; 6 передних же легионов приступили к работам по укреплению лагеря: 9-й и 10-й – на левов фасе, 8-й и 11-й – на переднем, обращенном к Сабису, а 7-й и 12-й – на правом. Но едва вслед за ними показались тяжести, как нервии, атребаты и веромандуи устремились из своей засады на Цезареву конницу, опрокинули ее, бросились вслед за нею на другую сторону Сабиса и напали на все 6 Цезаревых легионов, укреплявших стан, со всех сторон в одно время, атребаты – на 9-й и 10-й легионы, веромандуи – на 8-й и 11-й, а сами нервии – на 7-й и 12-й, которых охватили и с правого фланга, и даже двинулись в тыл римскому лагерю. Все это было произведено, по словам Цезаря, столь неожиданно и скоро, что не только армия римская не успела построиться, как следовало, к бою, но даже и войска не успели надеть шлемов и снять чехлы с щитов. А между тем конница и легкая пехота Цезаревы, опрокинутые из-за реки, бросились бежать в разных направлениях; примеру их последовали и все нестроевые: военные слуги, люди, находившиеся при тяжестях и др. и даже тревирские всадники, считавшиеся одними из храбрейших между галльскими, поспешно отправились обратно в свои земли, распространяя повсюду на пути весть о совершенном поражении римлян.
В этом крайне трудном положении, армия Цезарева подвергалась опасности быть на-голову разбитою и даже совершенно истребленною, и только два обстоятельства – во откровенному и благородному сознанию самого Цезаря – спасла ее: во 1-х то, что войска, будучи отлично обучены строю и приобрев в предшествовавших действиях против неприятеля надлежащую опытность, сами хорошо знали, что им следовало делать, – и во 2-х то, что при каждом легионе были легаты, которым Цезарь и в этом случае, как обыкновенно, запретил отлучаться от рабочих прежде, нежели лагерь не будет совершенно укреплен, и которые поэтому могли сами распоряжаться по своему усмотрению, не ожидая приказаний Цезаря. Каждый легион построился и оборонялся там, где находился, как позволяли свойства местности и краткость времени, отдельно от других легионов и даже не видя их за густым кустарником. Таким образом армия была раздроблена на части и образовала неправильный строй в виде трехсторонника или скорее выгнутой дуги, и не было никакой возможности пи соблюдать единства в управлении ею и её действиями, ни подкреплять вовремя слабые её части. Прибыв сначала, к 10-му легиону на левом фланге, ободрив его и приказав ему перейти к наступлению, Цезарь отправился с тем же, от легиона к легиону, далее к правому флангу. Лабиен, собрав 9-й и 10-й легионы и отразив находившихся против него атребатов, преследовал их по пятам к реке и даже за реку до самого неприятельского лагеря, которым и овладел, истребив в преследовании большое число атребатов. 8-й и 11-й легионы, в центре, также отразили наконец и преследовали к реке веромандуев. Но 7-й и 12-й легионы на правом фланге, оставшись одни и окруженные, сильно теснимые почти со всех сторон нервиями, понесли большой урон убитыми либо ранеными начальниками и простыми воинами, потеряли одного орла, едва могли держаться против превосходного числом и беспрестанно усиливавшегося подкреплениями неприятеля и находились в самом отчаянном положении. В это самое время подоспел к 12-му легиону Цезарь. Схватив у одного воина щит, он бросился вперед, громко ободрил войска и велел разомкнуть стесненные ряды. Ободренные и одушевленные личным его присутствием, примером и храбростью, войска 12-го легиона усугубили усилия и успели удержать напор нервиев, а по присоединены вскоре к 12-му легиону, по приказанию Цезаря, и ближнего 7-го, оба вместе стали уже обороняться смелее, дружнее и успешнее. С прибытием же, с одной стороны – 13-го и 14-го легионов, шедших в хвосте армии, а с другой – 10-го, посланного Лабиеном из-за Сабиса на помощь, перевес и успех перешел совершенно на сторону римлян, и против нервиев немедленно и с разных сторон двинулись не только 5 означенных выше легионов, но и конница, поспешившая воротиться» и даже самые военные слуги и другие нестроевые. Нервии сражались с упорством отчаяния и с такими храбростью и стойкостью, что сам Цезарь отзывается о них в своих записках с величайшею похвалою. Но это именно и было причиною почти совершенного истребления нервиев, так что когда старики, женщины и дети их, скрытые среди болот, вышли оттуда просить у Цезаря пощады, то оказалось, что из 600 вождей этого племени осталось всего только трое, а из 60,000 чел. способных сражаться – 500. Сжалясь над их участью, Цезарь не только даровал им жизнь, но и оставил им земли и города их. Узнав о, поражении нервиев, атребатов и веромандуев, атуатики воротились в свои земли и, очистив все свои города и крепостцы, заперлись со всем имуществом в одной своей крепости, {Ныне Фалэ (Falais) на р. Мегенье (Mehaigne), в равном расстоянии от Люттиха и Намюра (Наполеон I).} чрезвычайно сильной местным положением. Она была окружена высокими скалами и глубокими пропастями, и единственный, отлогий всход на нее, шириною футов в 200, был прегражден двойным рядом толстых стен. Цезарь быстро двинулся к ней, и по прибытии его, атуатики сначала производили частая вылазки и завязывали небольшие дела. Но когда Цезарь окружил крепость контрвалационною линиею в 15 римских миль (21 версту) в окружности и 12 футов вышины, с башнями или крепостцами (фортами) на близких одна от другой расстояниях, в особенности же когда атуатики увидели огромные, деревянные, осадные башни, легко придвигаемые римлянами, к крепости, то были поражены таким изумлением и страхом, что просили мира, и, по требованию Цезаря, побросали со стен огромное количество оружия, хотя и составлявшее только третью долю всего, имевшегося в крепости, две трети которого атуатики скрыли. Цезарь вступил в крепость, но к вечеру вывел войска свои обратно в лагерь, опасаясь – как говорит в своих записках – чтобы жители не потерпели от них ночью обид. Но атуатики, покоряясь, имели коварные замыслы – и в 3-ю стражу ночи (вскоре по полуночи) со всеми. своими силами произвели нечаянное нападение на лагерь Цезаря, однако были встречены быстро собравшимися римскими войсками, и хотя сражались с отчаянною храбростью, но наконец были отражены с уроном 43000 убитых. На следующее утро Цезаревы войска ворвались в крепость и 53,000 атуатиков, найденных в ней, были, по приказанию Цезаря, в наказание за измену, проданы в рабство.
В тоже время Цезарь получил известие от Красса, посланного им с одним легионом {Когда и с каким именно легионом – неизвестно; все 8 Цезаревых легионов были в сражении ври Сабисе, а от этого сражения до взятия крепости атуатиков прошло, кажется, слишком мало времени для того, чтобы Красс мог с Сабиса поспеть к берегам океана, принять покорность 7-ми племен и дать знать о том Цезарю. Описывая поход свой против венетов, Цезарь говорить, что у Красса был 3-й легион, но не объясняет, откуда взялся этот легион.} в земли венетов, унеллов, озисмиев, куриосолитов, сезувиян, авлерков и редонян, обитавших в северо-западной Галлии по берегам океана, {В нынешних Нормандии и Бретани.} что все эти племена покорились римлянам.
Успехи Цезаря в Галлии произвели в Риме величайшую радость, а на галлов и даже зарейнских германцев – такое сильное впечатление, что некоторые племена их прислали Цезарю послов с изъявлением готовности покориться и дать заложников. Но торопясь отправиться в цизальпинскую Галлию, Цезарь назначил послам воротиться в начале следующего лета и уехал, расположив армию на зимних квартирах в землях карнутов (pays de Chartres, в северном Орлеанэ), андов (Anjou) и туронов (Touraine), соседственных на юго-западе с краем, в котором происходили военные действия этого года.
Рассматривая действия Цезаря в этом походе вообще, должно, согласно с мнением всех новейших писателей, отдать полную справедливость и похвалу: 1) намерению его предупредить бельгов внесением войны в собственную их страну, – 2) быстрому вследствие того движению и неожиданному прибытию его на пределы земель бельгов, – 3) отряжению им Дивициака в земли белловаков для отвлечения части сил бельгов, – 4) превосходными расположению и действиям его в бою при Аксоне, 5) быстрому движению его против нервиев и потом против атуатиков, – и 6) деятельности и скорости осадных работ его против Новиодуна и крепости атуатиков. Лучшею похвалою всем этим действиям служат результаты их – расторжение союза бельгов и покорение, одних вслед за другими, ремов, суессонов, белловаков, амбиан и наконец атуатиков. Но и в этом походе также Цезарь сделал четыре ошибки: 1) не приготовясь произвел приступ к Новиодуну – и был отражен, 2) допустил нервиев и их союзников напасть на него из засады совершенно врасплох – и едва не был разбит наголову, не потерял целой армии и не лишился всех надежд на военные и политические успехи, – 3) не доставил в крепость атуатиков гарнизона – и подвергся внезапному ночному нападению и снова едва не поражению, – и 4) не принял тотчас же предложенной ему после того, некоторыми галльскими и германскими племенами, покорности. Важнейшею из этих ошибок, по единогласному сознанию всех новейших писателей, в том числе и Наполеона I, была вторая. Видя, что конница и легкая пехота его, находясь на другом берегу в бою с неприятельскою конницею, не подвигались далее опушки леса на вершине высоты, он не выждал, чтобы они проникли внутрь леса и разведали, что в нем было, – вопреки обычаю римлян в подобных случаях – не держал части войск, хотя одного легиона, впереди, лагеря в готовности к бою, и если не был разбит на-голову, но сам напротив одержал решительную победу, то вполне был обязан этим не себе, а отличным войскам своим. Описание же им (в своих записках) этого сражения явна изобличает желание его только оправдать свою или скорее свои ошибки в нем.