ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЙНЫ РИМЛЯН ВО ВРЕМЕНА МЕЖДОУСОБИЙ (133–30 ДО P. I).

I. Война югуртинская (118–106). – § 215. Причины войны и действия с 118-го до 109 года. – § 216. Действия Метелла и Югурты (109–107). § 217. Действия Мария и Югурты (107–106). – II. Война с кимврами и тевтонами (113–101). – § 218. Нашествие кимвров и тевтонов; – сражение при Нореи; – Действия в трансальпинской Галлии; – сражение при р. Родане (114–105). – § 219. Действия Мария против кимвров и тевтонов; – сражения при Аквах секстийских и при Верцеллах (102–101). – III. Война союзническая или марсийская (90–88). – § 220. Причины войны; – война в 90-м году. – § 221. Война в 89 и 88 годах.

Древние источники и новейшие историческая пособия – указанные выше в главах XXXI и XXXII.

I.
Война югуртинская (118–106).

§ 215. Причины войны и действия с 118 до 109 года.

Из трех сыновей Массиниссы, старший Миципса, пережив младших, снова соединил под своею властью нумидийское царство но умирая разделил его между двумя своими сыновьями, Адгербалом и Гиемпсалом, и дал также удел племяннику своему Югурте. Этот молодой человек, одаренный необыкновенными качествами ума и души, военными способностями, смелостью и предприимчивостью, снискавшими ему общие в Африке уважение, любовь и доверие, по хитрый и честолюбивый, зная, что в Риме уже и совесть, и честь, и все продажно, вскоре по смерти Миципсы (119); Гиемпсала умертвил, а Адгербала разбил и изгнал (118). Адгербал обратился к римлянам с просьбой о помощи, но Югурта подкупил важнейших сенаторов – и сенат отправил в Африку корыстолюбивого Л. Опимия, с несколькими другими уполномоченными сановниками, для раздела нумидийского царства между Адгербалом и Югуртой. Подкупленный последним Опимий отдал ему лучшую часть Нумидии (117). Югурта 5 лет (117–112) деятельно усиливался и утверждался в своих владениях, образовал многочисленное войско, приобрел многих приверженцев во владениях Адгербала и в 112 году, внезапно вторгнувшись в эти последние, опустошил их огнем и мечом и с огромною добычей воротился назад, надеясь этим принудить Адгербала к отмщению ему тем же средством и таким образом иметь справедливый предлог к войне с ним. Но Адгербал ограничился тем, что отправил к Югурте послов с жалобами, и этот миролюбивый поступок, принятый Югуртой за робость, усугубил только дерзость последнего. С сильным войском снова вторгнулся он во владения Адгербала, жестоко разоряя край на пути, и тогда Адгербал, вынужденный взяться за оружие, собрал войско и двинулся против Югурты. Оба войска встретились близ Цирты и моря, и Адгербалово, ночью внезапно атакованное в своем лагере Югуртой, было обращено в бегство и рассеялось, а сам Адгербал спасся в Цирту и был осажден в ней Югуртой. Тщетно римский сенат два раза отправлял в Африку послов с требованием; чтоб Югурта и Адгербал немедленно прекратили войну: послы, без сомнения подкупаемые Югуртой, каждый раз возвращались, не прекратив войны и даже ничего не решив. А между тем Югурта деятельно вел осаду Цирты и наконец, принудив доведенного голодом до крайности Адгербала сдаться, умертвил его (112). И этот поступок Югурты остался бы безнаказанным со стороны римского сената, если бы демократическая партия, в лице народного трибуна Меммия, не возбудила неудовольствия народа против потворства сената и аристократии Югурте и тем не вынудила сената объявить Югурте войну и послать против него (111) консула Калпурния Бестиа, полководца способного, но корыстолюбивого и продажного, как и почти все знатные римляне того времени. Прибыв в Африку, Калпурний сначала вел войну весьма деятельно и взял много городов и пленных; но подкупленный Югуртой, без ведома и утверждения сената и народа заключил с ним мирный договор, по которому римляне принимали покорность Югурты. Меммий, демократическая партия и народ в Риме восстали против этого, и Югурта был призван в Рим для оправдания. Подкупленный им народный трибун Бэбий запретил ему говорить перед народом и таким образом дело это осталось без дальнейших следствий. Но когда Югурта дерзнул (110) в самом Риме умертвить внука Массиниссы и сына Гулуссы, Массиву, объявлявшего притязания на нумидийский престол, тогда получил приказание немедленно удалиться из Италии и консул Постумий Албин возобновил войну против него, но вел ее неискусно, слабо, вяло и неудачно, сколько по причине своей неспособности и по тому, что, как кажется, был также подкуплен Югуртой, столько же и по причине искусных действий этого последнего. Желая единственно выиграть время, Югурта то обещал сдаться и вслед затем изъявлял недоверчивость, то искусно пользуясь местностью, бежал перед римскою армией, либо сильно теснил ее, дабы не давать собственным войскам упадать духом, и такими перемежавшимися политическими и военными хитростями только обманывал Албина и делал все его усилия ничтожными. Когда же Албин зимою отправился в Рим на выборы, передав начальствование армией брату своему, неспособному, но самолюбивому претору Авлу, тогда действия Югурты имели еще больший успех. Корыстолюбие заставило Авла осадить крепость Сутул, в которой находились Югуртовы сокровища. Югурта действовал с такою хитростью и искусством, то вступая в переговоры, то обращаясь в бегство, что сначала увеличил тем самонадеянность и ослепление Авла, а потом успел склонить его к снятию осады и последованию за ним в отдаленное от Сутула место, где обещал заключить с ним тайный договор. При этом он успел даже склонить часть союзных войск и нескольких римлян в римской армии к содействию ему, и когда вслед затем ночью внезапно напал на лагерь этой армий, то один из старших римских центурионов отворил ему ворота, а несколько манипул лигурийских и фракийских немедленно передались ему. Лагерь был взят и разграблен, а Авл с частью армии отступил на собственную высоту, и, чтобы, только снасти жизнь свою, малодушно согласился на заключение постыдного для римлян мира, с условием пройти с войсками под игом и в 10 дней очистить Нумидию (109). Сильное неудовольствие народа в Риме побудило сенат объявить договор Авла с Югуртой недействительным и послать Албина обратно в Африку. Но по прибытии туда, Албин нашел римскую армию уже в римской (бывшей карфагенской) Африке и в таких ужасных расстройстве и беспорядке, что не отважился повесть ее против Югурты.
Наконец сенат, опасаясь народа, решился послать против» Югурты консула Кв. Цецилия Метелла, гордого патриция, но полководца способного, искусного и главное – чуждого разврата и корыстолюбия, честного и неподкупного. С этого времени война получает совсем другой вид и характер, и становится гораздо занимательнее.

§ 216. Действия Метелла и Югурты (109–107).

Взяв с собою легатами Мария и Рутилия, которые оба, особенно первый, были отличными военными людьми, Метелл, по прибыли в Африку, прежде всего изгнал из римской армии роскошь и разврат, уменьшил в ней тяжести и обозы, беспрестанно переводил ее с места на место по трудным дорогам, заставлял ее постоянно и тщательно укреплять свои лагери и в точности исправлять службу в них, а в походных движениях следовать в величайшем порядке и со всевозможными предосторожностями, и всеми этими средствами вскоре восстановил в ней строгие военные подчиненность и порядок и хороший военный дух.
Сведав об этом и о неподкупности Метелла, Югурта пришел в сильное беспокойство и прибегнул к переговорам, прося только, чтобы ему и детям его была сохранена жизнь, а все остальное предоставляя римлянам. Метелл, действуя хитростью против хитрости, гласно соглашался на предложения Югурты, но втайне убеждал послов его выдать его живым или мертвым, а между тем вступил в Нумидию и шел по ней с величайшею осторожностью, не смотря на то, что находил страну и жителей её мирно расположенными. В городе Вакке, одном из самых торговых и богатых в Нумидии, он оставил гарнизон, дабы с одной стороны воспользоваться выгодами этого пункта, а с другой – проникнуть истинный намерения Югурты. Вскоре последний, видя, что Метелл хочет победить его собственным же его средством, т.е. хитростью, принужден был снова прибегнуть к оружию и; собрав многочисленное войско, поставил его на берегу реки Мутула, на пути следования Метелла, в засаду. В происшедшем вследствие того бою, на стороне Югурты были выгоды внезапности нападения и удобств местности дли этого и для действий конницы, а на стороне Металла – выгоды превосходных: устройства, духа и храбрости его войск, которые и решили наконец победу в его пользу. В то же время, и Рутилий, посланный Метеллом с частью войск вперед для разбивки лагеря, был атакован Бомилькаром с частью же войск Югурты, но успешно отразил его. Войско Югурты рассеялось, а сам Югурта, с малым числом телохранителей, удалился в такую часть страны, которая была покрыта почти непроходимыми лесами, и начал собирать в ней новое, сильнейшее войско, но составленное большею частью из невежественных в военном деле сельских жителей. Метелл, узнав об этом чрез лазутчиков и видя, что ему предстояло вести невыгодную войну, в которой неприятель должен был иметь на своей стороне знание и все выгоды местности и, даже побежденный, терять менее людей, нежели победитель, положил изменить свой образ действий и не вступать более в бой. Вступив в богатейшие области Нумидии, он опустошил их огнем и мечом, взял и сжег многие, слабо укрепленные либо незанятые войсками города и замки, истребил все, способное носить оружие и сражаться, народонаселение, и предал край войскам своим на разграбление. Эта жестокая, истребительная война имела следствием то, что Метеллу отовсюду стали выдавать заложников и поставлять продовольствие и военные запасы, и все города стали принимать римские гарнизоны.
Югурта, устрашенный этим еще более, нежели предшествовавшим поражением своим, не упал однако духом и снова прибегнул к обычным своим хитростям. Оставив в лагере своем большую часть войска, сам он с отборною конницей усиленными ночными переходами по окольным путям двинулся вслед за Метеллом и, улучив такое время, когда римские войска, полагая, что он далеко от них, были рассеяны в поле для фуражирования, внезапно и стремительно напал на них, множество истребил и взял в плен и затем столь же быстро отступил на соседние высоты, еще прежде, нежели римским фуражирам могла быть подана из их лагеря надлежащая помощь. Это заставило Метелла усугубить предосторожность на фуражировках, поддерживая фуражиров сильным отрядом пехоты и всею конницей. Между тем, имел в виду распространить разорение и ужас на большем еще протяжении края, он разделил армию свою на две половины, из которых одною начальствовал сам, а другою Марий; они следовали различными дорогами, но в близком одна от другой расстоянии, так что в случае боя легко и скоро могли соединиться, и обе все на пути предавали огню. Югурта следовал за ними вдоль по высотам и беспрестанно улучал удобные: время, случаи и место для нападения на них, тревожил то одну, то другую, нападал от времени до времени на задние войска и немедленно отступал на высоты, и никогда не вступая с римлянами в общий бой, не давал им покоя, утомлял их и сверх того разорял места, чрез которые они должны были следовать, истреблял запасы и фураж, и приводил воду малочисленных колодезей и ключей в негодность к питью.
Такого рода действия имели следствием то, что Метелл, утомясь и наскуча ими, был наконец принужден искать боя. Но Югурта тщательно избегал его, и Метелл, чтобы принудить его к нему, послал Мария к Заме и сам последовал за ним, дабы осадить этот сильно-укрепленный город. Югурта, извещенный о том римскими переметчиками, быстрым движением предупредить римлян при Заме и, убедив жителей упорно обороняться, оставил им для этого всех римских переметчиков, которые не могли ждать от Метелла никакой пощады, обещал им, в случае надобности, прибыть с значительными силами на помощь и затем удалился в неудободоступные места, зорко наблюдая за римлянами. По приближении Мария, он внезапно и стремительно напал на него, однако был отбит, а Метелл, соединясь с Марием под Замой, обложил этот город, расположенный в равнине, и двинул войска на приступ. Пока обе стороны сражались с большим упорством, Югурта напал на лагерь римской армии, ворвался в него и часть находившихся в нем войск истребил или ранил, а все остальные бежали к армии, нападавшей на Заму. Но Метелл немедленно послать Мария с конницей и частью союзной пехоты против Югурты, и последний по приближении их отступил. На следующий день снова Метелл произвел приступ к Заме, а Югурта напал на римский лагерь, и снова тот и другой без успеха: ночь прекратила приступ, а Югурта отступил. Приближение осени, сильное оборонительное положение Замы и образ ведения Югуртой войны принудили Метелла снять обложение Замы и, поставив гарнизоны в отложившихся от Югурты городах Нумидии, расположиться на зиму в римской Африке. Здесь он снова прибегнул к прежним, недостойным его, средствам окончить войну, убеждая Бомилькара, пользовавшегося сообществом и особым доверием Югурты, выдать последнего живым или мертвым. Бомилькар убедил Югурту безусловно покориться со всем своим царством римлянам, вместо того, чтобы продолжать губительную для него воину, и по требованию Метелла, Югурта выдал ему 200,000 фунтов серебра, всех слонов, часть оружия и лошадей, и большую часть римских переметчиков (остальные спаслись бегством к Бокху, царю мавританскому). Но когда вслед затем Метелл потребовал, чтобы Югурта лично прибыл в стан римской армии, тогда страх мщения римлян принудил его снова прибегнуть к оружию и он с величайшим напряжением сил начал готовиться к возобновлена войны (108).
Между тем Метеллу было продолжено начальствование в Африке с званием проконсула. Узнав, что жители Вакки, по наущению Югурты, истребили весь римский гарнизон, он немедленно двинулся туда с одним легионом и отрядом нумидийской конницы, и неожиданно подступив к городу, предал его войскам на разграбление и потом сжег, а жителей истребил. При этом случае между Метеллом и Марием впервые произошел явный раздор. Гордый патриций Метелл отвечал горькою насмешкой на просьбу Мария, родом плебея, дать ему отпуск в Рим, дабы искать консульства, однако, по неотступным его просьбам, наконец уволил его, в твердом убеждении, что он в консулы избран не будет.
Югурта с своей стороны открыл заговор Бомилькара против его жизни и предал его смерти, но с тех пор, не доверяя более никому и опасаясь всех, беспрестанно переменял местопребывание и лагери свои, переходил с одного места на другое, одних из приближенных к нему лиц умертвил, а других принудил бежать к римлянам или Бокху, и то искал неприятеля и боя, то вдруг бежал в отдаленный места и постоянно был в нерешимости и отчаянии. Метелл деятельно преследовал его (107) и, произведя на него нечаянное нападение, опрокинул и рассеял его войско, а сам Югурта спасся бегством в город Эалу, где находились его дети и большая часть его сокровищ. В надежде завоеванием этого города положить конец войне, Метелл двинулся к нему вслед за Югуртой, хотя и должен был для этого довольно долго идти страною бесплодною и безводною, и везти с собою нужную воду в мехах. Быстрое и неожиданное прибытие его к Эале чрезвычайно изумило и устрашило Югурту и жителей города, и первый из них, видя, что ничто не в состоянии удержать Метелла, ночью бежал с своими детьми и большею частью своих сокровищ в степи к гэтулам, народу дикому, не знавшему еще не только оружия, но даже и имени римского. Эала же, сильно укрепленная и природою, и искусством, была осаждена Метеллом и взята им по 40-дневной, трудной осаде и мужественной, упорной обороне. Богатая добыча, которую римляне надеялись захватить в ней, была однако потеряна для них: римские переметчики сами сожгли себя в царском дворце, с остатками сокровищ Югурты и всем, что ни было драгоценного в городе.
Между тем Югурта набрал из гэтулов войско, которому успел, хотя и с большим трудом, дать несколько правильное устройство и установить в нем военные подчиненность и порядок. В то же время он склонил и тестя своего, мавританского царя Бокха, к союзу с ним и войне против римлян. Соединив свои войска, Югурта и Бокх двинулись к Цирте, в которой Метелл, по возвращении из Эалы, сложил свою добычу и оставил пленников и тяжести армии. Движением к Цирте Югурта имел в виду, либо взять этот город, либо принудить Метелла к бою при нем, и во всяком случае поставить Бокха в такое в отношении к римлянам положение, чтоб ему невозможно было более отступиться от Югурты и примириться с римлянами. Метелл действительно поспешил на помощь к Цирте, но уклонился от боя, запершись в сильно укрепленном лагере и положив прежде разведать надлежащим образом силы и свойства войск Югурты и Бокха. Вскоре однако он узнал о назначении Мария, избранного в консулы, на его место – и глубокая горесть, причиненная ему мыслью, что плоды его побед пожнет плебей и личный враг его, Марий, заставила его совершенно изменить свои намерения и действия. Он немедленно вступил с Бокхом в переговоры, стараясь склонить его к прекращению войны, которая могла быть только крайне невыгодною для него, и к предоставлению Югурты собственной, несчастной участи его. При этом целью его было только выиграть время, привести Бокха и Югурту в бездействие и до прибытия Мария не предпринимать ничего решительного – и этой своекорыстной цели он достигнул вполне.

§ 217. Действия Мария и Югурты (107–106).

Отправив в Утику легата, своего, Манлия, с продовольствием и оружием для армии и с военного казною и набрав войска, как было сказано выше (в главе XXXI § 203), из беднейших граждан, вольноотпущенников и рабов, Марий вскоре прибыл также в Утику (107). Здесь он принял от легата Метеллова, Рутилия, начальствование над римскою армиею, находившеюся в Африке, потому что сам Метелл уклонился от встречи с ним и отправился в Рим, где был удостоен триумфа и прозвания нумидийского.
Приведя римские и союзные легионы в полный состав, Марий повел армию в плодородную, изобильную и богатую часть Нумидии, всю взятую в ней добычу отдал войскам, взял открытою силой несколько слабо укрепленных городов и замков, и имел с неприятелем несколько легких, но удачных стычек в поле. Этим он в самом скором времени снискал любовь и преданность целой армии, а новонабранным войскам доставил возможность приобрести некоторую, необходимую, военную опытность и возвысил в них одержанными успехами дух. Тогда уже он положил произвести предприятие более важное, именно овладеть, посредством нечаянного нападения, городом Капсой, который постоянно оставался верным Югурте и был для него чрезвычайно важен, так как по крепости местного своего положения, силе своих укреплений, многолюдству и изобилию в продовольствии и военных способах, считался неодолимым, тем более, что лежал в стране пустынной, бесплодной и наполненной ядовитыми змеями. Но Марий верно сообразил, что эти причины именно и долженствовали способствовать успешному исполнению его предприятия, удалив от жителей Капсы всякое опасение, а вследствие того и всякую осторожность. Поэтому он и хранил свое намерение в величайшей тайне, но принял всевозможный меры предосторожности: забрал в краю весь домашний скот и отдал его на сохранение союзной коннице, с приказанием постоянно гнать его за армией; каждый день известная часть этого скота раздавалась войску в пищу, а из шкур делали мехи для перевозки воды. На 6-я сутки армия прибыла на берега реки Таны: здесь устроен был укрепленный лагерь и в нем оставлены все, тяжести, а весь вьючный скот навьючен мехами с водою и сверх того каждый из воинов взял по нескольку оных на себя, и армия, следуя по ночам, а днем отдыхая, в 3-ю ночь приблизилась к Капсе и была расположена Марием скрытно между множеством небольших холмов и высот. На рассвете же Марий приказал коннице и части легкой пехоты быстро двинуться к Капсе и овладеть городскими воротами. Изумленные и устрашенные таким неожиданным нападением, жители Капсы сдались и из них способные носить оружие и сражаться были истреблены, прочие проданы в рабство, добыча разделена между войсками, а город сожжен. Такая жестокость, говорит Саллустий, была противна законам войны, но Марий употребил ее потому, что Капса была весьма важна для Югурты, подступ к ней был весьма труден для римлян, и эти последние имели дело с народом непостоянным и неверным, которого невозможно было удержать ни кротостью, ни страхом. За всем тем Марий мог бы, кажется, ограничиться только разрушением города или его укреплений. Как бы то ни было, взятие его имело чрезвычайное влияние и на нумидян, и на собственную его армию, устрашив первых, усилив доверие и преданность к нему последней, и увеличив его славу. После того он силой взял еще многие другие города, а покинутые жителями сжег, опустошил край огнем и мечом и наконец осадил небольшой замок, расположенный близ реки Мулухи (составлявшей границу между владениями Югурты и Бокха), посреди обширной равнины, на вершине необыкновенно высокой, конусообразной скалы, и доступный только по одной узкой дороге.
В этом замке, в изобилии снабженном продовольствием и имевшем достаточно воды для гарнизона, Югурта скрыл свои сокровища. Чрезвычайная трудность подступа к нему, земляных работ, подвоза и употребления осадных машин и орудий, и необыкновенные удобства обороны, соделали осаду его столь трудною, что после нескольких дней бесполезных усилий, стоивших римлянам значительной потери в людях, Марий нашелся в большом затруднении и не знал, продолжать-Ли ему или снять осаду. Но удивительное счастье, сопровождавшее все его предприятия, благоприятствовало ему и в этом случае. Один римский войн случайно и удачно, хотя и с трудом, взобрался на самый верх скалы и нашел, что замок с этой стороны был без защиты, потому что весь гарнизон был обращен в ту сторону, с которой Марий вел осаду. Последний немедленно послал туда 4 манипулы, и когда они беспрепятственно взобрались на скалу, он с своей стороны повел войска на приступ и, преодолев все препятствия, ворвался в замок в то самое время, когда гарнизон, атакованный врасплох с тыла, в страхе и смятении помышлял только о своем спасении. Истребив всех, которые не успели спастись, Марий таким образом овладел замком, который считался совершенно неприступным.
Вскоре после того к нему присоединился, с многочисленною римскою и союзного конницей, квестор его и знаменитый в последствии политически и военный соперник его, Сулла (или Силла). Еще молодой и неопытный в военном деле, он вскоре однако успел, как необыкновенными своими дарованиями, мужеством и храбростью, так и вкрадчивым обхождением, вполне снискать доверие и расположение войск и самого Мария.
Между тем Югурта употреблял всевозможные усилия для того, чтобы склонить Бокха к вступлению в бой с Марием, потому что, потеряв лучшие свои крепости и замки и большую часть своих сокровищ, видел решительную невозможность вести долее войну и необходимость непременно вступить в общий бой с Марием, либо подвергнуться отторжению своих владений по частям, без помощи Бокха же в бой с Марием вступить не мог. Наконец, подкупом приближенных Бокха и обещанием ему уступки третьей части Нумидии, если римляне будут изгнаны из Африки, Югурта успел склонить его к вступлению в бой. Бокх присоединился к нему с многочисленным войском и в то самое время, когда Марий находился на походе к тем местам, где уже хотел расположить армию свою на зиму, Югурта и Бокх напали на него под вечер совершенно врасплох, окружили его армию, привели ее в расстройство и беспорядок, и в бою, продолжавшемся до поздней ночи, нанесли ей большой урон. Марий нимало не потерял однако присутствия духа, ободрял, устраивал, поддерживал свои войска, и успел наконец отвести всю армию на два, один близ другого лежавшие холма, на которых немедленно укрепился. На рассвете же он вышел из лагеря и, стремительно напав на окруживших его, но оплошных, полусонных нумидян и гэтулов, в свою очередь привел их в ужасные смятение и беспорядок, обратил в бегство, множество истребил, захватил большое количество оружия, знамен и богатую добычу и затем продолжал поход в прежнем направлении, но с большими предосторожностями. В этом случае, как и вообще в продолжении всего начальствования своего в Африке, он поддерживал в войске военный порядок более честью и соревнованием, нежели строгостью и наказаниями, и этим еще более при-вязал к себе войска. По 4-х дневном походе, он прибыл к Цирте и здесь Югурта и Бокх снова внезапно напали на него с четырех сторон вдруг. Но Марий был готов к принятию боя и с успехом отразил Югурту и Бокха, нанеся им большой урон.
Это вторичное поражение поколебало решимость Бокха и побудило его втайне, чрез посредство Суллы и Манлия, вступить с Марием в переговоры. Марий согласился заключить с ним перемирие и дозволил ему отправить послов в Рим для заключения мира. В следующем 106 году послы возвратились с ответом, что сенат и народ римские не забывают ни услуг, ни оскорблений, и что так как Бокх раскаивается, то они даруют ему прощение; дружбу же их и союз с ними он должен прежде заслужить. Сулла, посланный Марием (которому было продолжено начальствование в Африке) к Бокху для переговоров, объяснил последнему, каким средством он должен был заслужить дружбу и союз с римлянами, а именно – выдачей Югурты римлянам. По долгом колебании, Бокх, из страха римлян, согласился и выдал Югурту Марию, который и отправил его в Рим.
Так кончилась война, в которой Югурта, Метелл и Марий действовали равно искусно, но честь окончания которой не принадлежала однако ни Метеллу, ни Марию, а Сулле, искусством в переговорах успевшему склонить Бокха к вероломному предательству Югурты. Это и сделалось причиной взаимной, непримиримой вражды Мария и Суллы и соперничества их, стоившего Риму много крови.

II. Война с кимврами и тевтонами (113–101).

§ 218. Нашествие кимвров и тевтонов; – сражение при Нореие; – действия в трансальпийской Галлии; – сражениф при р. Родане (114–105).

Первое движение кимвров и тевтонов из северной Германии, от берегов германского океана, где они обитали, на юг к среднему Дунаю, относится к 640 году от основания Рима или 114 году перед P. X. целью его было переселение с сурового севера в благословенный юг, из страны бедной в страны, богатая дарами природы и промышленностью людей. Поэтому кимвры и тевтоны двинулись на юг не с одною только вооруженною силой или войском, но с семействами и имуществом своими. Полагают, что всех их в совокупности, с женщинами и детьми, было более 300.000 душ. Отраженные бойями, обитавшими в нынешней Богемии, они перешли через средний Дунай (вероятно в нынешней Венгрии), проникли до земель скордисков (на нынешней реке Саве), а отсюда, обратясь к западу, вступили в земли таврисков (позднейший Норик, Noricum, ныне Штирия) и здесь в 113 году впервые пришли в столкновение с римлянами. Приближение их к северо-восточным пределам цизальпинской Галлии побудило римский сенат послать консула Папирия Корбона с армией, для преграждения им в норических Альпах пути в цизальпинскую Галлию. Заняв проходы в этих горах и узнав, что кимвры и тевтоны намереваются идти не к юго-западу, а к западу, Папирий, вместо того, чтобы ограничиться данным ему назначением, отправил к кимврам и тевтонам послов с угрозами за то, что они разоряют земли таврисков, находившихся будто бы в союзе с Римом. Кимвры и тевтоны отвечали, что, не имея намерения действовать неприязненно ни против одного народа, союзного с Римом, выйдут из Норика и пойдут в такие земли, которая в связях с Римом не находятся. Папирий вообразил себе, что это было следствием страха, внушаемого кимврам и тевтонам именем римлян, и вздумал произвести на них нечаянное нападение и разбить их. Скрытно двинувшись против них, он действительно напал на них ночью врасплох при городе Нореие (лежавшем, как полагают, на границах нынешних Штирии и Каринтии), но был мужественно отражен, понес большой урон и если бы не проливной дождь, прекративший бой, и то обстоятельство, что кимвры и тевтоны не преследовали Папирия, а двинулись на запад в Гельвецию, то вся Папириева армия неминуемо была бы истреблена.
Из дальнейших действий кимвров и тевтонов известно только то, что в Гельвеции к ним присоединились два племени, тигуринцы и тугенияне (обитавшие в нынешних кантонах цюрихском и цугском), что затем все четыре племени в совокупности вступили в трансальпийскую Галлию и стали жестоко грабить и разорять ее, но отраженные воинственными бельгами, обратились к находившемуся в римской провинции, в Галлии, консулу Силану с просьбой дать им в этой области земли для поселения и с предложением служить за то римлянам вспомогательными войсками. Но римский сенат отказал в том, не имея намерения водворять в римских владениях людей столь опасных. В отмщение кимвры и тевтоны напали на Силана, и разбили его (109). В следующем 108 году консул Аврелий Скавр имел ту же участь, а в 107 году тигуринцы разбили в землях галлов-аллоброгов (в юго-восточной Галлии) римскую армию консула Кассия: сам Кассий и легат его Пизон пали в бою, а другой легат Попилий тем только успел спасти остатки армии, что предоставил тигуринцам на разграбление все тяжести и обозы, а сам со всеми войсками прошел под игом. Все эти поражения римлян были только началом других, гораздо важнейших и о которых имеется более сведений. Римляне, как нарочно, назначили в Галлию, в 106-м году, высокомерного, запальчивого и до крайности корыстолюбивого консула Сервилия Цепиона, а в 105 году – неспособного и порочного консула Маллия. Цепион, овладев в 106 году, посредством тайных сношений с некоторыми из жителей, Толозой (ныне Тулуза), возставшей против римлян и присоединившеюся к кимврам и тевтонам, разграбил ее и присвоил себе большую часть захваченная в ней, знаменитого в древности, так называемого толозского золота, ценою в 15,000 талантов (около 1872 миллионов рублей серебром). Но сенат не только не отозвал его, но и продолжил еще ему начальствование в Галлии, с званием проконсула, а в подкрепление послал Маллия с армией (105). Никогда согласие между полководцами не было так нужно римлянам, как в это время в Галлии, и никогда, напротив, не было его менее, нежели между Цепионом и Маллием. Первый, хотя и проконсул, презирал последнего, не смотря на то, что он был консулом, не хо-тел иметь ничего общего с ним и совершенно отделил себя от него Роданом. Безрассудство его было жестоко наказано. Кимвры и тевтоны, в соединении с галлами-тектосагами, ожесточенными разграблением Толозы, напали на консульская легата Аврелия Скавра и разбили начальствуемый им отряд, а его самого взяли в плен. Это побудило Маллия просить Цепиона о присоединении к нему, но Цепион сначала грубо отказал, а потом, хотя и перешел через Родан, но расположился в отдельном лагере между Маллием и между кимврами и тевтонами, дабы первому напасть на неприятеля и одному победить его. Кимвры и тевтоны, вообразившие, что Цепион сблизился с Маллием вследствие примирения с ним, послали просить мира. Цепион принял послов чрезвычайно грубо и едва не предал их смерти. Затем, убежденный своими приближенными иметь совещание с Маллием, он не только ни в чем не согласился, но и еще более рассорился с ними в спорах напрасно потерял много времени. Неизвестно, как после того произошло сражение между римскими армиями и соединенными кимврами, тевтонами, тигуринцами, амбронами и галлами-тектосагами, и даже где именно оно произошло (полагают, впрочем, что недалеко от нынешнего города Оранжа, Orange, на Роне). Известно только то, что кимвры, тевтоны и соединенные с ними племена, произведя жестокое в рядах римлян кровопролитие, истребили обе римские армии почти совершенно (в бою легло, как говорят, до 80,000 римлян и союзников), взяли оба их лагеря и, поклявшись, перед боем; принести в жертву богам своим все, что ни возьмут в бою, золото и серебро бросили в Родан, тяжести и обозы истребили, оружие и доспехи переломали, лошадей потопили, а людей, оставшихся в живых, перевешали на деревьях. {По Евтропию и Орозу, победу одержали только кимвры, тевтоны и союзные с ними амброны и тигуринцы (тугенияне перед этим воротились в Гельвецию), а по Плутарху наибольшая часть победы принадлежала амбронам, самым храбрым и страшным из всего соединенного войска и которых было 30,000 чел.} Затем они единогласно решили немедленно идти через Альпы в Италию, дабы не дать римлянам времени опомниться, и нигде не останавливаться и не водворяться, пока не разорят Италии и не разрушат Рима. И если бы это было в точности исполнено, то Италии и Риму, без сомнения, угрожала бы величайшая опасность. Но неизвестно, по какой причине кимвры и тевтоны, разорив всю страну между Роданом и Пиренеями, пошли в Испанию.
Между тем весть об истреблении армии Маллия и Цепиона и ожидание, вследствие того, нашествия страшных победителей на Италию, произвели в Риме неописанный ужас, увеличенный еще молвою о силе и зверских виде и кровожадности германцев. Опасность и страх заставили однако римлян быть благоразумнее прежнего и, вопреки закону, другой год сряду единогласно избрать в консулы отсутствовавшего Мария, как единственного человека, который в тогдашних обстоятельствах был в состоянии спасти Италию и Рим. До прибытия же его из Африки, консул Рутилий произвел набор войск и тщательно обучил их (причем первый ввел обычай распределять в войска, для обучения их, избранных из гладиаторов учителей, под названием cacupi doctores).

§ 219. Действия Мария против кимвров и тевтонов; – сражения при Аквах Секстийских и при Верцеллах (102–101).

Прибыв в 104-м году в Рим и удостоенный в нем триумфа, Марий вскоре отправился с набранною и образованною Рутилием армией в Галлию. Но не найдя уже более в ней кимвров и тевтонов, он употребил остальное время года на тщательнейшее еще обучение войск и приучение их к трудам и военным подчиненности и порядку, которые соблюдал весьма строго, всячески стараясь вместе с тем снискать любовь и доверие войск, и во всем этом имел полный и совершенный успех. В это время, как полагают, для занятия войск полезными работами, он употребил их на вырытие между морем и нижним Роданом канала, получившего название Мариева рва (Fossa Mariana). О военных действиях их в этом году известно только то, что Сулла, бывший легат, разбил галлов-тектосогов и взял в плен вождя их Копилла.
В 103 году Марий в третий раз сряду был избран в консулы и сохранил начальствовавие в Галлии. Но кимвры и тевтоны не возвращались еще из Испании и весь этот год прошел без всяких важных в Галлии событий, за исключением того, что Сулла склонил марсов, народ, как полагают, германского происхождения, отложиться от кимвров и тевтонов, и присоединиться к римлянам.
В 102 году Марий в четвертый раз сряду был избран в консулы, вместе со способным и достойным Лутацием Катулом. Между тем как Марий находился в Риме, кимвры, не имев успеха в Испании, где были разбиты кельтиберянами, воротились с тевтонами в Галлию и, разделив свои силы, двинулись в Италию по двум направлениям: кимвры и тигуринцы через Гельвецию и Норик, а тевтоны и амброны через римскую провинцию в Галлии и через Лигурию. Сведав о том, консулы также разделили свои силы: Катул расположился близ норических Альп, а Марий при слиянии Изары с Роданом. Движение кимвров потребовало гораздо более времени, нежели движение тевтонов, которые вскоре явились перед Марием. Чтобы приучить войска к страшному виду и крикам тевтонов, Марий долго не выходил из своего лагеря, не смотря ни на вызовы, насмешки и ругательства тевтонов, ни на живейшее желание римских войск сразиться с ними, Наскучив наконец бездействием, тевтоны напали на лагерь Мария, но, отраженные с уроном, решились пройти мимо его к Альпам и, по уверению римских историков, шли 6 суток беспрерывно, днем и ночью, что кажется несколько преувеличенным, хотя и не подлежит сомнению, что тевтонов и амбронов, с семействами и обозами и, может быть, стадами, было очень много. Когда они совершенно прошли и достаточно удалились, Марий последовал за ними, располагаясь близ них всегда в неудободоступных местах и укрепленных лагерях, и наконец при городе Аквы Секстийские или Воды Секстиевы (Aquae Sextiae, ныне Aix, в департаменте устьев Роны, во Франции), в недальнем расстоянии от Альп, решился вступить с ними в бой. Но еще прежде, нежели армия его успела укрепить свой лагерь, бой завязался сам собою на берегах речки (ныне носящей название Ого), разделявшей оба войска и из которой оба брали воду. Римляне опрокинули амбронов с уроном чрез речку к их лагерю. Здесь произошел упорный бой, в котором самые жены амбронов сражались с остервенением и большая часть амбронов была истреблена. Наступление ночи принудило однако римлян отступить обратно за речку. Ночью Марий поставил Марцелла с 3,000 чел. пехоты в засаду, в лесах, оврагах и лощинах на берегах речки, несколько выше неприятельского лагеря, и приказал ему напасть на тевтонов с тыла во время боя. Сам же он на рассвете поставил пехоту на высотах, а конницу выслал вперед в долину, чтобы заманить тевтонов. Они действительно напали на римскую пехоту, но при всходе на высоты пришли в расстройство, были отражены, принуждены отступить и преследованы, и в это самое время Марцелл стремительно напал на них с тыла. Сильно атакованные спереди и сзади, тевтоны пришли в совершенное расстройство и беспорядок, бросились бежать, были преследованы и потеряли до 10,000 убитыми и взятыми в плен (а по словам Тита Ливия – 90,000 взятыми в плен и 200,000 убитыми, но это, разумеется, не заслуживает никакой веры). Весь стан тевтонов достался в руки победителей, и в нем огромная и богатейшая добыча, которую римская армия принесла, в знак благодарности, в дар Марию, но он продал ее армии за самую низкую цену и тем снискал еще большую любовь войск. Народ же римский избрал его в пятый раз сряду в консулы, с назначением действовать вместе с Катулом против кимвров, а сенат назначил ему большой триумф (101), который он отложил однако до тех пор, пока не победит кимвров.
Последние прибыли между тем к рэтийским Альпам, в землях тридентинцев перешли через этот горный хребет и двинулись вниз по долине реки Атезиса (ныне Адиж). Катул, расположившийся с своею армией в верховьях рек, текущих из означенного горного хребта к югу, отступил перед кимврами вниз по долине Атезиса, дабы не разделять своих сил в горах, и устроив один большой лагерь на правом, а другой, меньший, на левом берегу реки, соединил их мостом. Кимвры начали заваливать реку, для перехода через нее, и тем едва не разрушили римского моста. При виде этого, войска Катула, находившиеся в большом лагере, пришли в такой страх, что бежали за реку Пад и увлекли за собою и Катула. Но войска, расположенный в малом лагере, оборонялись в нем так храбро и упорно, что кимвры дали им, по свидетельству римских историков, свободный пропуск; вероятнее однако, что они успели пробиться сквозь окружавших их кимвров и затем отступили также за р. Пад.
Если бы немедленно после того кимвры двинулись прямо к Риму, то его ожидала, может быть, такая же участь, какой за 300 лет перед тем он подвергся при нашествии галлов. Но, к счастью для него, кимвры, прельщенные изобилием и богатством края между Атезисом и Падом, остановились в нем, в ожидании присоединения тевтонов, о поражении которых еще ничего не знали, и предались грабежу и невоздержности, что ослабило их телесные и нравственные силы, Катулу же и Марию дало время соединить свои армии и перейти с ними на левую сторону р. Пада. В обеих армиях вместе было всего 52,000 чел. пехоты и около 4,000 чел. конницы. Главное начальствование над ними вверено было Марию.
Сведав о соединении Мария и Катула и о переходе их через реку Пад; кимвры послали просить у них земель для своего поселения, но, получив отказ и узнав о поражении тевтонов, потребовали назначения времени и места боя. Марий назначил бой на третий после того день, на обширных равнинах, носивших название равдийских полей (campi Raudii), в окрестностях города Верцелл (Vercellae, ныне Верчелли, в Пьемонте). Здесь Марий построил 20,000 чел. Катуловой пехоты в середине, а 32,000 чел. своей по флангам. Кимвры же, по свидетельству Катула, Суллы и Плутарха, построили свою многочисленную пехоту в одну огромную, сомкнутую и глубокую фалангу, имевшую будто бы по 30-ти стадий (около 5 ¼ верст) в каждом боку, что очень сомнительно. 15-ти тысячная, богато-вооруженная конница их двинулась вправо, чтобы напасть на римлян с левого фланга в то время, когда пехота ударит на них с фронта. При виде этого, часть римских войск (вероятно левое крыло), полагая, что конница кимвров бежит с поля сражения, бросилась преследовать ее; остальные же войска двинулись на встречу пехоте кимвров. Поднявшаяся густая пыль, скрывавшая от римлян страшное множество кимвров, солнце, ударявшее последним прямо в лицо и ослеплявшее их, и наконец – сильный июльский зной, утомивший и ослабивший их – все это чрезвычайно благоприятствовало римлянам. При первом ударе их (большею частью пехоты Катула), передние ряды кимвров, связанные между собою цепями, были истреблены, а затем и задние приведены в расстройство, опрокинуты и преследованы до своего лагеря. Здесь произошел вторичный и упорнейший бой, в котором жены кимвров, подобно женам амбронов при Аквах Секстииских, сражались с яростью и ожесточением, но наконец кимвры были совершенно разбиты и большею частью истреблены или взяты в плен (по свидетельству римских историков, кимвров убито 14,000 чел., а взято в плен 60,000 чел., но это также сомнительно, как и вышеприведенная потеря тевтонов). Наибольшая честь столь решительного поражения кимвров и столь блистательной победы римлян принадлежала Катулу и его войскам. Но народ римский приписал ее одному Марию и, в признательность за спасение Рима и Италии, присудил ему два триумфа. Он удовольствовался однако одним и разделил его с Катулом.

III.
Война союзническая или марсийская (90–88).

§ 220. Причины войны; – война в 90 году.

Десять лет после отражения от римских пределов страшных врагов внешних – кимвров и тевтонов, восстание против Рима не менее страшных врагов внутренних – италийских его союзников, повлекло за собою непродолжительную, но чрезвычайно упорную и жестокую войну внутреннюю.
Давно уже италийские союзники Рима всячески домогались получить права римского гражданства, на которые имели основательные и справедливые притязания: ибо войска их во все времена составляли большую часть римских армий и значительно содействовали завоеваниям римлян вне Италии. Не смотря на то, союзники были не только лишены этих прав, но и постоянно обременяемы наборами, всякого рода военными налогами, поставками и поборами. Гай Семпроний Гракх первый предложил (в 121 г.) закон о даровании им полных прав римского гражданства; но сенат и аристократия решительно воспротивились тому и он не успел привести своего намерения в исполнение. После него народные демагоги, в надежде привлечь союзников на свою сторону против сената и аристократии, следовали его примеру, но имели столь же мало успеха. Наконец в 91 году народный трибун Ливий Друз, снова предложивший закон Гракхов о союзниках, был убит, закон, предложенный им, отринут и законом Вариевым (lex Varia) объявлен виновным в уголовном преступлении всякий, кто осмелится снова предложить закон Гракхов. Тогда пелигны, вестины, марруцины, пицентинцы, апулийцы, луканцы и в главе всех их марсы и самнитяне отложились от Рима, образовали независимую, союзную италийскую республику, главным городом которой назначили Корфиний, под названием Италика (Italicum), учредили в нем курию и сенат из 500 членов, избрали двух консулов: марса Силона Помпедия и самнитянина К. Папия Мутила, и в самом непродолжительном времени собрали до 100,000 войск, отлично-устроенных по-римски. Угрозы начальствовавшего в Пицене Сервилия жителям города Аскула и убиение его этими последними и с ним всех находившихся в Аскуле римлян (90) послужили знаком к явному восстанию союзников против Рима. Прежде однако, нежели начать войну, союзники отправили в Рим посольство, для представления сенату в последний раз справедливости своих требований. Но сенат, верный своему правилу – никогда и ни от кого не принимать закона, потребовал, чтобы союзники сначала покорились и, вследствие отказа их, прибегнул к чрезвычайным и решительным мерам. Республика была признана в опасности, все общественный дела прекращены, правительственные места закрыты, гражданам, вместо мирных одежд (тоги), велено носить военные (тунику), и Рим превратился в обширный военный лагерь. Оба консула, Юлий Цезарь и Рутилий Луп, оставив часть войск в Риме, отправились – первый в Самний, а последний в земли марсов. Легатами при них были Марий, Сулла и многие другие способнейшие и известнейшие из римских военных людей. Действующих полевых войск, не считая гарнизонов, у римлян, как и у союзников, было всего до 100,000 человек.
Союзники вели войну с чрезвычайными упорством и жестокостью, и сначала очень успешно. Успехам их много способствовали общие усердие и согласие их и, напротив, несогласия между римскими военачальниками и отчасти оплошность и неосторожность их. Марий благоразумно советовал Рутилию противодействовать союзникам медлением и ведением войны в роде Фабиевой, с одной стороны для того, чтобы дать охладеть первому их пылу, а с другой потому, что римляне, имея за собою Рим и верные ему Лаций, Этрурию и Умбрию, не имели и впредь не могли иметь недостатка в продовольствии, союзники же, напротив, ведя войну в собственном краю, вскоре должны были подвергнуться голоду. Но Рутилий, человек завистливый и полководец неспособный, вообразив, что Марий хочет только продлить время до следующего года, дабы, быв избранным в 7-й раз в консулы, иметь честь окончить войну, отринул его совет, стал искать боя – и был за то наказан поражением, нанесенным ему из засады претором союзников, Воттием Катоном, в бою на берегах речки Толена (Tolenus), в землях марсов (ныне Turano, в Аббруццах). В этом бою погибло до 8,000 римлян и сам Рутилий был смертельно ранен. Но Марий, находившийся с частью армии по другую сторону Толена, умел вознаградить эту неудачу тем; что напал на беззащитный лагерь Воттия Катона и взял его со всеми находившимися в нем тяжестями союзников, так что Воттий Катон был принужден отступить, не извлекши никакой пользы из своей победы. Тем не менее весть о поражении Рутилия произвела в Риме сильный страх, увеличившийся еще, когда вскоре затем получено было известие, что легат Рутилия Цепион, которому сенат вверил начальствование над одною половиною Рутилиевой армии (другую подчинив Марию), был лукаво заманен Помпедием в засаду, разбит и убит с большею частью своих войск.
Но этим и ограничились успехи союзников. Вскоре консул Юлий Цезарь одержал над ними победу, за которою уже преследовал почти непрерывный ряд других. Претерпенное Цезарем сначала небольшое, частное поражение заставило его быть более осторожным. Расположась в укрепленном лагере близ осажденного самнитским претором Папием города Ацерры в Самние, он уклонялся от боя, не выходил из лагеря и, атакованный в нем Панием, отразил последнего с уроном 6,000 чел. Вслед затем и в Пицене римский претор Помпей разбил союзников, и после этих двух побед, в Риме было велено снова надеть мирные одежды, т.е. республика признана вне опасности.
Между тем в землях марсов, по убиении Цепиона, сенат вверил начальствование над всею Рутилиевою армией Марию. Но или вследствие особенных соображений его, или потому, что он имел против себя марсов, самый воинственный и опасный из всех союзных народов, или же потому, что, уже начинал стареть и не имел прежних пылкости, бодрости и решимости, только вообще Марий действовал весьма осторожно, медленно и нерешительно и не произвел ничего особенно замечательного. Отразив напавших на него марсов, он опрокинул их в густые виноградники, но не преследовал в них, из опасения расстроить свои ряды. Сулла же, находившийся по другую сторону виноградников, довершил начатое Марием и нанес марсам поражение и урон в 6,000 чел. Вследствие того слава Мария очень упала, а слава Суллы напротив возросла, и это еще более усилило взаимную вражду их.
Вообще все происшедшие в первый год (90) этой войны военные действия, дела и сражения и одержанные в нем победы не имели решительных результатов, и война в этом году была с обеих сторон ведена почти с равными силами и успехом. но после победы Помпея в Пицене перестала уже возбуждать опасения римлян. Однако присоединение большей части умбров и части этруссков к союзникам заставило римский сенат даровать латинянам и части умбров и этруссков, оставшимся верными, права римского гражданства, дабы удержать и утвердить их в верности Риму.

§ 221. Война в 89-м и 88-м годах.

Во втором году войны (89) перевес решительно перешел на сторону римлян. Главные действия происходили в Пицене, землях марсов и гирпинов, Кампании и Самние, и заключались в осадах Аскула и Помпеи, и в нескольких полевых сражениях, в которых успех остался на стороне римлян. Осада консулом Помпеем (отцом знаменитого в последствии Помпея) Аскула в Пицене, мужественно и упорно обороняемого полководцем союзников Юдацилием, продолжалась почти целый год и кончилась, по смерти Юдацилия, взятием, разграблением и разрушением этого города. Другой консул Порций сначала действовал удачно против марсов, но потом, при нападении на их лагерь при Фуцинском озере, был с уроном отражен и убит. Однако легаты Мурена и Метелл Пий, после многих, одержанных над марсами успехов, принудили их под конец года покориться. После этого Помпедий, душа восстания, перенес средоточие союза в город Эзерину, в Самние, и набрав из свободных людей и рабов до 50,000 чел. войск, не без успеха держался с ними еще несколько времени.
Но особенно замечательны в этом году действия Суллы. Начальствуя в звании легата войсками в Кампании, он взял и разрушил город Стабии и затем довольно долго осаждал Помпею. Во время этой осады, начальник находившегося по близости римского флота, Постумий Албин, был убит взбунтовавшимися войсками своими, и Сулла, приняв начальствование над флотом, оставил бунт и убийство Постумия без наказания, с своекорыстною целью расположить в свою пользу войско и народ для выбора его в консулы – первый подобного рода пример, с этого времени уже все чаще и чаще встречающийся в военной истории римлян! Самнитское войско, под предводительством претора союзников Клуенция, прибывшее на помощь Помпее, было разбито Суллой и принуждено отступить. Усилившись галльскими войсками, Клуенций снова подступил к Помпее, и, снова разбитый Суллой, в беспорядке бежал к Ноле. Сулла преследовал его быстро и сильно, и, не дав ему опомниться, напал на него при Ноле и довершил его поражение, так что, по свидетельству (не совсем впрочем вероятному) историков этой войны, Клуенций потерял в первой битве до 30,000, а во второй до 20,000 войск. За победу при Ноле войска Суллы поднесли ему обсидиональный венок из травы (corona obsidionalis), доставлявшей высшую награду полководца за спасение войска от опасности. После того Сулла вступил в земли гирпинов и, предав главный город их, Экулан, войскам своим на разграбление, этим примером строгости принудил гирпинов покориться. Отсюда он двинулся в Самний и, вступив с армией в тесное ущелье близ Эзерины, встретил в нем Пания Мутила с самнитским войском, но удачною хитростью успел выйти из этого трудного положения. Вступив с Папием в переговоры о перемирии, он произвел этим между самнитянами беспечность и оплошность, воспользовавшись которыми ночью в величайшей тишине ускользнул из ущелья, но не удовольствовался тем, а сделал обход и, напав на Папия с такой стороны, с которой он вовсе того не ожидал, разбил его и взял его лагерь. Затем он заключил блистательный поход свой взятием Бовиана в Самние. Этот город был сильно укреплен, имел три замка (цитадели) и был весьма важен тем, что в нем находилось общее собрание самнитян. Сулла произвел приступ с нескольких сторон вдруг и, через три часа упорного боя, овладел город ом.
В третьем и последнем году войны (88) италийский союз был уже чрезвычайно слаб и еще более ослабел по смерти Помпедия, взявшего обратно Бовиан, но потом разбитого и убитого в большом бою, подробности которого неизвестны. Одни вслед за другими покорились Риму все (за исключепием самнитян и луканцев, вскоре принявших участие в междоусобной войне Мария и Суллы, см. ниже главу XXXIV) восставшие против него союзные италийские народы, достигнувшие однако, не смотря на все свои неудачи и поражения и невыгодный для них оборот войны, цели своего восстания: по мере того, как они покорялись, римский сенат даровал им права римского гражданства.
Так кончилась война эта, носящая название союзнической или марсийской (по марсам, имевшим наиболее участия в ней), чрезвычайно упорная, жестокая и кровопролитная, столь же замечательная и в военном, сколько и в политическом отношении. Ее можно считать первою междоусобною войною римлян, в которой последние уже были принуждены сражаться, не с народами и войсками, более или менее уступавшими им в военных: устройстве, духе, порядке и искусстве, но с такими, которые стояли в этих отношениях на совершенно равной с ними степени, в числи-тельном отношении сначала имели также равные с ними силы и уступали им, может быть, только в предводительствовании войсками. Действительно, хотя со стороны союзников войсками предводительствовали более или менее способные и искусные полководцы, как то: Веттий Катон, Мутил, Помпедий и некоторые другие им подобные, но главные действователи со стороны римлян в этой войне, Марий и Сулла, одни из лучших римских полководцев этого времени, бесспорно и по дарованиям, и по искуству стояли выше полководцев союзнических. В особенности отличился Сулла, и ему по справедливости принадлежит наибольшая честь окончания союзнической войны.
К сожалению однако, ни об одной, может быть, из войн римлян во времена республики нет таких скудных и неудовлетворительных в военном отношении сведений (не исключая даже находящихся в истории Аппиана), как о войне союзнической. В противном случае изучение оной, без всякого сомнения, представило бы много занимательного и поучительного.