Жизнь Полибия

Хотя факты о жизни Полибия более подробно обсуждались в других источниках, здесь будет полезно дать краткое резюме. Полибий из Мегалополя, солдат, политик, историк, homme de droite, государственный деятель, жил во втором веке до нашей эры, во время великого периода римской экспансии в восточном Средиземноморье. Его жизнь пришлась на 200-117 годы до н. э. Его отец Ликорта занимал высокий политический пост в Ахейской лиге, несколько раз в 180‑е годы исполнял должность стратега (высшего выборного магистрата). Ликорта, ахейский националист, был политическим союзником Филопемена, доминирующей фигуры в делах Лиги между 210 г. и его смертью в 182 г. [1] Еще молодым человеком Полибий присоединился к нему (Plut. An seni 790e-791a; ср. Polyb. 22.19, место относится к 184/3 г.). Он нес прах Филопемена на похоронах своего наставника, который погиб во время военной экспедиции против Мессены, отделившейся от Ахейской лиги (Plut. Phil. 21.3-9). Позже, вероятно, до своего переезда в Рим в 167 году, Полибий написал биографию Филопемена в трех книгах (Polyb. 10.21.5-8). В 181/0 году он и его отец были среди ахейских посланников, выбранных для посещения двора Птолемеев. Однако миссия так и не отправилась, потому что в это время умер Птолемей V. Полибий сообщает, что он был моложе установленного законом возраста для дипломатической службы, которая разрешалась с тридцати лет (Polyb. 24.6).
После этих ранних отличий Полибий сделал успешную политическую карьеру, заняв пост гиппарха (второго по значимости выборного магистрата) в 170/69 году (Polyb. 28.6.9; ср. 28.7; 28.12.1-6; 28.13). Во время своего пребывания на посту он поддерживал политику сотрудничества с Римом против Персея в Третьей македонской войне, хотя его собственный отец выступал за строгий нейтралитет (Polyb. 28.6). В следующем году он продолжал играть важную роль в обсуждениях Ахейской лиги. В это время он первоначально поддержал план, согласно которому ахейцы должны были предоставить военные силы для помощи братьям Птолемею VI и Птолемею VIII против Антиоха IV, этими силами должны были командовать Ликорта и он сам. Однако Полибий отказался от участия в дебатах, когда консул Квинт Марций Филипп попросил Лигу поддержать римскую политику, отправив посланников для примирения сторон (Polyb. 29.23-5).
В конце Третьей Македонской войны, в 168/7 году, Полибий присоединился к контингенту ахейцев, более тысячи человек, названных Калликратом и римлянами противниками Рима, которые были переправлены для ареста в Италию (Polyb. 30.6-7; 30.13; 30.32; 32.5.6; Paus. 7.10.6-11; ср. Polyb. 28.3.7-10). Хотя остальные пленники содержались в различных городах Этрурии (Paus. 7.10.11), самому Полибию было позволено остаться в Риме, благодаря его дружбе с Публием Корнелием Сципионом Эмилианом и Квинтом Фабием Максимом Эмилианом, сыновьями Эмилия Павла, победителя Персея (Polyb. 31.23.1-25.1; 31.29.8). Здесь он начал работу над «Историями» — объемным сочинением, призванным в конечном итоге рассказать о росте римской власти в средиземноморском мире в период 264-145 годов. Вероятно, именно в 152/1-151/0 годах, будучи еще формально политическим заключенным, он сопровождал Сципиона Эмилиана, военного трибуна, а затем легата, в путешествии, которое привело его в Галлию, Испанию и Северную Африку (Polyb. 3.48.12; 3.59.6-8; 9.25; 10.11.4; 34.16.2 = Pliny HN 8.47; ср. 12.28a.4; 34.8-10). Наконец, в 151/0 году Полибию и другим оставшимся в живых ахейским заложникам было позволено вернуться домой (Polyb. 35.6; Paus. 7.10.12). В 150/49 году, после объявления римлянами войны Карфагену, консул Маний Манилий попросил ахейскую лигу отправить Полибия на Сицилию. Эта просьба показывает, что Полибий был хорошо известен и уважаем в высших римских кругах. Когда он достиг Коркиры, то узнал, что карфагеняне сдались римлянам. По этой причине он вернулся на Пелопоннес, но впоследствии присоединился к Сципиону Эмилиану в Северной Африке через некоторое время после того, как карфагеняне решили сражаться, а не подчиниться последнему требованию Рима (Polyb. 36.3.9; 36.4.6; 36.5.6-9; 36.7; 36.11.1-4). Полибий находился в Северной Африке вместе со Сципионом Эмилианом, вероятно, на протяжении всей Третьей Пунической войны, которая велась в 149-146 годах (Polyb. 36.8.6; 38.19; 38.21; App. Pun. 132; Amm. Marc. 24.2.16-17; Oros. 5.3.3). После падения Карфагена он путешествовал на корабле вдоль атлантического побережья Африки и Иберийского полуострова (Polyb. 3.59.6-8; 34.15.7 = Pliny HN 5.9). В 146/5 году Полибий занимался делами своей страны после ахейской войны. В это время он убедил Муммия и десять комиссионеров пощадить статуи и мемориалы Филопемена (Polyb. 39.3). Перед тем как покинуть Грецию летом 145 года, десять комиссионеров попросили Полибия посетить города Ахейской лиги с поручением истолковать статьи политий, навязанных им Римом. Выполняя это поручение, он также установил правила межгородской юрисдикции в Ахайе (Polyb. 39.5; Paus. 8.30.9). Когда он посетил Рим в 145 году, римляне одобрили его работу (Polyb. 39.8.1). В «De Re Publica» Цицерона (1.34) персонаж Лелий заявляет, что Сципион Эмилиан очень часто обсуждал организацию государства с Панетием в компании Полибия, что позволяет предположить, что Полибий впоследствии несколько раз посещал Рим. В какой–то момент во время правления Птолемея VIII (145-116) он отправился в Египет (Polyb. 34.14). Возможно, он сопровождал Сципиона Эмилиана во время осады Нумантии в 134-133 годах, когда Сципион сформировал отряд из пятисот клиентов и друзей (App. Hisp. 365). Во всяком случае, Полибий написал отчет о Нумантинской войне, которая велась в 143-133 годах (Cic. Fam. 5.12.2). Должно быть, большую часть времени после 145 года он посвятил работе над «Историями». Упоминание о Via Domitia, построенной в 118 году, указывает на то, что он был еще жив и работал над своим проектом (Polyb. 3.39.8). Поздний классический источник (Pseudo–Lucian Macr. 22) утверждает, что он умер в возрасте восьмидесяти двух лет в результате травм, полученных при падении с лошади, когда он возвращался в Мегалополь из своих владений в деревне.

Хронология «Историй»

Полибий описал рост римской власти в средиземноморском мире в период 264-145 годов до нашей эры. Он начал писать «Истории» после приезда в Рим в 167 году. Его первоначальный план предусматривал две вводные книги, охватывающие период 264-220 годов, за которыми следовала основная часть его проекта — повествование о росте римской власти в 220-168 годах, от кануна Второй Пунической войны до поражения Персея в Третьей Македонской войне и упразднения монархии Антигонидов (1.1-5; 3.1-3). Вероятно, «Истории», как первоначально задумывал Полибий, должны были заканчиваться 29‑й книгой (доводившей повествование до 169/8 г.), за которой следовал бы указательный том. Во всяком случае, расширенная версия его труда (в том виде, в котором до нас дошли сохранившиеся части «Историй») завершалась томом с указателем (книга 40), фрагментов которого не сохранилось. Этот том включал набросок дат, содержания и структуры, описывающий «Истории» в целом (Polyb. 39.8.8). К 150 году Полибий написал первые пятнадцать книг, доведя свой рассказ до 203/2 года и окончания Второй Пунической войны. Когда он возобновил работу над книгой после 145 года, он завершил свой первоначальный замысел, охватив период 220-168 годов в двадцати девяти книгах. Падение Карфагена и разрушение Коринфа послужили для Полибия знаковым моментом для продолжения «Историй», которое он задумывал уже давно, вероятно, с того момента, когда в 167 году он приступил к работе над своим проектом. Завершив свой первоначальный план, он теперь расширил «Историю» за пределы 168 года до 145 года, чтобы включить в нее римские войны против Андриска, Карфагена и Ахайи. Таким образом, он написал книги 30-39, за которыми последовал указательный том (книга 40). В процессе написания продолжения «Историй» Полибий добавил некоторые отрывки к книгам 1-29 (например, 3.4-5; 3.32; 3.36.1-39.1; 3.39.8; 3.57-59; 10.11.4). Дополнения к различным частям работы, по–видимому, были сделаны даже после того, как расширенная версия «Историй» была практически завершена (например, 2.37-71, первоначально представлявшее собой отдельное сочинение, написанное Полибием в период 168-150 годов, и 39.5.4-6, составленное посмертным издателем).[2]
Хотя Полибий в основном завершил свой великий опус в его расширенной форме (Polyb. 39.8), неясно, когда он прекратил сочинять или редактировать. Поскольку последней датируемой подробностью в сохранившейся части «Историй» является упоминание о Via Domitia, построенной в 118 году (3.39.8), Полибий определенно продолжал переработку и мог все еще работать над расширением своего проекта.[3]
Большая сложность и объем «Историй» (всего сорок книг, по сравнению с девятью у Геродота и восемью у Фукидида) потребовали бы непреклонной решимости дисциплинированного автора, посвятившего себя регулярному предоставлению своей доли Клио под злобным наблюдением Атропоса (ср. Polyb. 3.5.7). Уолбэнк утверждает, что Полибий завершил книги 1-15 к 150 году, книги 16-29 в период 145-129 годов, а книги 30-39 после 129 года. Если предположить, что вспомогательные интересы древнего автора были достаточно равномерно распределены в процессе работы, то анализ темпов производства Полибия дает замечательное подтверждение хронологии Уолбэнка, основанной на содержании книг. Первые пятнадцать книг Полибий написал в течение семнадцати лет, проведенных им в качестве заключенного в Риме (167-150 гг.). Это означает, что на одну книгу приходится 1,13 года. При таком темпе Полибий закончил бы книги 16-29 (то есть следующие четырнадцать книг) примерно за шестнадцать лет (1,13 x 14), то есть к 129 году (145-16). Точно так же он написал бы книги 30-40 (то есть последние одиннадцать книг) примерно за двенадцать лет (1.13 x 11), то есть к 117 году (129-12). Так получилось, что конечная дата около 117 года позволила бы сделать интервал в год или около того, чтобы новости о строительстве Via Domitia достигли Полибия в Пелопоннесе (3.39.8). Таким образом, все ссылки в «Историях» на события и ситуации, произошедшие позднее 146 года, могли быть написаны, когда Полибий еще сочинял. В заключение следует отметить, что вполне возможно, что «Истории» были в основном завершены автором около 117 года до н. э., незадолго до его смерти.

Мнение римлян о Полибии

В «De Re Publica» Цицерона (1.34) Лелий заявляет, что Сципион Эмилиан очень часто обсуждал государственное устройство с Панетием и Полибием, двумя греками, которые, несомненно, были большими знатоками политической теории (duobus Graecis vel peritissimis rerum civilium). В том же диалоге Сципион цитирует «нашего друга Полибия» (Polybium nostrum) о продолжительности правления Нумы (2.27). Позже он замечает, что «наш друг Полибий» (Polybius noster hospes) нашел римские институты недостаточными только в отношении образования молодежи (4.3). В De Officiis (3.113) Цицерон называет Полибия «особенно прекрасным автором» (Polybius, bonus auctor in primis). За несколько недель до битвы при Фарсале Брут составил краткое изложение Полибия (Plut. Brut. 4.8; Suda, s. v. Brutus). Ливий (30.45.5) назвал Полибия «автором, заслуживающим большого уважения» (Polybius, haudquaquam spernendus auctor) и (33.10.10) «автором, который достоверно описывает все аспекты римской истории, особенно события, произошедшие в Греции» (Polybium secuti sumus, non incertum auctorem cum omnium Romanarum rerum tum praecipue in Graecia gestarum). Веллей Патеркул (1.13.3) считал Полибия человеком выдающегося таланта (Polybium Panaetiumque, praecellentes ingenio viros). Сочувственный портрет аркадца Эвандра у Вергилия, который объясняет Энею, начинающему римлянину, происхождение, памятники, обычаи и религиозные обряды Паллантея, прообраза Рима, возможно, чем–то обязан римской этнологии аркадца Полибия, который считал римлян своими читателями. [4] Благоприятное отношение к Полибию со стороны латинских авторов указывает на то, что римляне считали его другом и сторонником imperium Romanum. С другой стороны, было бы интересно узнать, почему Скилак Галикарнасский, друг стоического философа Панетия (Cic. Div. 2.88), написал опровержение Полибия, озаглавленное Antigraphê pros tên Polybiou historian (Suda, s. v. Skylax Karyandeus, скорее всего, ошибка в Skylax Halikarnasseus). Во всяком случае, его выдающийся предшественник и соотечественник Геродот не был восхвалителем имперских амбиций.

Суждение Полибия о римском империализме

Современные ученые иногда утверждают, что Полибий в основном неблагоприятно относился к римской власти. Биньямин Шимрон, например, отмечает, что ахейский историк считал, что менее могущественные государства должны благоразумно сотрудничать с римлянами. По этой причине он беспристрастно объяснял их методы и причины их успеха, а также показывал ошибки их противников. Но в основе своей он возмущался римским правлением и был полон решимости разоблачить алчность и несправедливость Рима. Фергюс Миллар считает, что Полибий «все более отстраненно и враждебно относился к римскому господству».
Большинство ученых, однако, считают, что Полибий (по крайней мере, в конечном итоге) благосклонно относился к римской власти. Некоторые подчеркивают, что он считал необходимым сотрудничать с Римом. Например, по мнению Теодора Моммзена, Полибий был первым известным греком, признавшим превосходство Рима в сфере политики, которому греки обязаны подчиниться. Поэтому в «Историях» он выступал за политику тесного сотрудничества с Римом. Доменико Мусти утверждает, что Полибий всегда считал, что менее могущественные государства должны благоразумно сотрудничать с Римом, чтобы сохранить свою независимость и достоинство, избегая крайностей военного конфликта и покорного рабства. Хотя он неоднозначно относился к римскому империализму, он никогда не был принципиально враждебен Риму. Артур Экштейн утверждает, что сам Полибий, будучи лидером Ахейской лиги, придерживался политики осторожного сотрудничества с Римом. На протяжении всей «Истории» Полибий неизменно считал, что менее могущественные государства должны осторожно сотрудничать с Римом, чтобы обеспечить свое выживание и сохранить как можно больше независимости и достоинства, избегая вооруженных конфликтов или унизительного раболепия. По этой причине он регулярно осуждал государства, которые вели губительные войны против Рима. Хотя на моральных основаниях он не одобрял некоторые элементы римской политики и действия римлян, в корне он не осуждал римское господство.
Другие ученые подчеркивают социально–экономические факторы. Фюстель де Куланж утверждал, что Полибий последовательно поддерживал римское господство в Греции. Как общественный деятель, активно участвовавший в политических и военных делах Ахейской лиги, во время Третьей македонской войны он сотрудничал с римлянами против Персея. На протяжении всей «Истории» он враждебно относится к демократии и социальным реформам, но восхваляет консервативную политию римлян, которых он считал единственной силой, на которую можно было положиться, чтобы сохранить политическое и экономическое господство богатых классов в Греции. Поэтому он приветствовал вмешательство Рима в греческие дела. Гаэтано Де Санктис утверждает, что Полибий принял римское завоевание эллинистического Востока и защищал римскую политику. Хотя он знал, что победа римлян означала бы конец греческой свободы, Полибий поддержал Рим в Третьей македонской войне, сначала как политический лидер, а затем как историк. Он поступил так, потому что выступал против демократии и социальных мер, направленных на помощь бедным, угроз, от которых римляне, по его мнению, были лучшей гарантией. Он был трусом, предателем, злобным обвинителем ахейской националистической партии, благородным поклонником и апологетом Рима. Питер Грин отмечает, что Полибий сам сотрудничал с римлянами и что в «Историях» он осуждает политиков, которые втянули Ахайю в катастрофическую войну против гораздо более сильного противника. Он поддерживал римское господство в Греции и установление консервативных режимов в Ахайе после 146 года, отчасти потому, что это было выгодно для собственнических классов.
Некоторые ученые считают, что Полибий мысленно слился с Римом. По словам Марчелло Джиганте, Полибий отождествлял себя с римлянами и подчеркивал их моральное, политическое и военное превосходство, а также неизбежность их господства над миром. Отвергая греческий идеал демократии, он принял теорию смешанной политии и не смог понять роль эллинизма в мире, где доминировал Рим. Мишель Дюбюиссон, который утверждает, что на язык и мышление Полибия повлияло знание латыни, утверждает, что в результате историк основательно проникся римскими взглядами, включая склонность возлагать ответственность за войны, которые вел Рим, на другую сторону. Полибий служил римским интересам благодаря личному сотрудничеству и в целом благоприятной оценке римской политики.
Арнальдо Момильяно ссылается на сочетание факторов. По его мнению, Полибий, сотрудничавший с Римом, никогда не критиковал римский экспансионизм в принципе, поскольку считал его естественным порядком. Он описывал римское господство как благо для завоеванных, потому что, будучи противником социальных реформ, он рассматривал римлян как поборников установленного порядка. Он утверждал, что греческие государства должны избегать губительной военной конфронтации с Римом.
Наиболее сложное изложение отношения Полибия к Риму принадлежит Уолбэнку, который утверждает, что ахейский историк эволюционировал от осторожной оппозиции к циничной отстраненности и, наконец, к решительной поддержке. До 167 года, когда он сыграл важную роль (170-168) в качестве политического лидера Ахейской лиги во время Третьей македонской войны, Полибий был осторожно настроен против Рима. Однако в годы римского изгнания (167-150) он стал цинично и отстраненно относиться к римской политике. Циничная отстраненность, сопровождаемая элементом критики, прослеживается в книгах 1-15, охватывающих годы 264-202 и написанных в период 167-150 гг. Такая критика Рима, однако, не означала осуждения. Наконец, после событий 149-146 годов Полибий стал сильно отождествлять себя с правящей властью. Это отношение проявляется в книгах 16-39, охватывающих 202-145 годы и написанных после 146 года. Однако следы циничной отстраненности и критики Рима сохраняются даже в этой части «Историй», особенно в книгах 16-33, относящихся к 202-152 годам, и более всего в книгах 30-33, охватывающих 168-152 годы. Следы этого более раннего отношения обнаруживаются в книгах 16-33, поскольку эти тома были основаны на записях, сделанных Полибием в период его интернирования в Риме. Хотя эти поздние книги были написаны после 146 года, в них сохранились следы мировоззрения, характерного для того времени. Только в книгах 35-39, охватывающих 152-145 годы, преобладает решительная поддержка Рима и тесная идентификация автора с правящей властью (книга 34, географический экскурс, не имеет отношения к данному вопросу).
Эта версия отношения Полибия была поставлена под сомнение другими учеными. Артур Экштейн, например, утверждает, что Полибий, будучи лидером Ахейской лиги во время Третьей македонской войны, вел осторожное сотрудничество с Римом, а не осторожную оппозицию. Более того, он косвенно отвергает представление о том, что Полибий перешел от циничной отстраненности в книгах 1-15 к сильной поддержке и близкой идентификации в книгах 16-39, и что элементы циничной отстраненности вновь появились в более поздней части «Историй», особенно в книгах 30-33. Экштейн утверждает, что на протяжении всей «Истории» ахейский историк последовательно выражал одно и то же мнение. Он всегда считал, что менее могущественные государства должны благоразумно сотрудничать с Римом, избегая военных конфликтов и покорения. Такая позиция исключает мысль о том, что Полибий когда–либо был цинично отстранен. Напротив, доктрина историка выдает фундаментальную заботу о благополучии подвластных государств. Такая ориентация исключает мысль о том, что Полибий когда–либо тесно отождествлял себя с правящей властью.
Жан–Луи Феррари отвергает мнение Уолбэнка о том, что в книгах 30-33, в частности, в отношении римской политики преобладают враждебность и цинизм. Напротив, он утверждает, что эти книги в целом благоприятны для Рима. Хотя в этих книгах ахейский историк иногда критиковал Рим, в других случаях он положительно оценивал римскую политику, или критиковал не Рим, а иностранные государства, ошибки которых римляне использовали в своих интересах, или объяснял, что римляне принимали несправедливые решения, потому что их обманывали иностранные лидеры. Более того, рассказ Полибия обо всем периоде 168-145 годов, представленный в книгах 30-39, в целом благоприятен для Рима, поскольку древний историк считал, что после битвы при Пидне римская политика в целом продолжала демонстрировать умеренность и благодетельность. Таким образом, весь его рассказ по сути благосклонен к правящей державе, и в «Историях» Полибий никогда не проявлял отношения к Риму с циничной отстраненностью. Более того, сложное (но в основном благоприятное) отношение к Риму, прослеживаемое в книгах 30-33, отражает мышление Полибия на момент написания книги, то есть в годы после 146 года. Поэтому не следует думать, что его мировоззрение радикально изменилось после 149-146 годов или что элементы несовместимого более раннего отношения вторглись в книги 30-33, написанные после 146 года. Другие ученые отвергли интерпретацию Уолбэнка на основаниях, аналогичных тем, на которые ссылаются Экштейн и Феррари.[5]
Независимо от того, считают ли они, что взгляд Полибия на римское господство был в основном благоприятным или враждебным, ученые часто отмечают, что ахейский историк демонстрировал определенную интеллектуальную дистанцию от Рима. Другими словами, он никогда не отождествлял себя интеллектуально с правящей властью. Среди тех, кто считает, что Полибий был в корне враждебен Риму, Шимрон отмечает, что главной заботой древнего историка всегда было благополучие греков; он считал, что они должны сохранять свою независимость, когда это возможно; он критиковал поведение Рима. Фергюс Миллар утверждает, что точка зрения Полибия была точкой зрения гражданина классического или эллинистического города или лиги, и что он выражал оговорки по поводу римской политики.[6]
Среди ученых, считающих, что Полибий оценивал Рим положительно, Фюстель де Куланж утверждает, что древний историк был вдохновлен на принятие римского вмешательства не первичной привязанностью к правящей державе, а желанием сохранить господствующее положение греческих высших классов. Поэтому он никогда не чувствовал полной эмоциональной и интеллектуальной идентичности с Римом.
Дженнаро Сассо заметил, что, восхищаясь Римом, Полибий без колебаний критиковал несправедливую римскую политику. По словам Сассо, ахейский историк в глубине души предпочел бы жить в мире, который не был объединен под римским господством; он восхищался греческими добродетелями, которыми римляне, по его мнению, не обладали.
Г. Лабуске утверждает, что Полибий отражал взгляды греческой верхушки. Таким образом, он признавал, что Рим мог наилучшим образом сохранить существующий социальный и политический порядок. Более того, он рационально объяснял успех римлян как закономерный результат их политической организации; он объективно оценивал их господство как нечто неизбежное и неодолимое. С другой стороны, он критиковал негативные аспекты римской политики. Он также осуждал раболепие некоторых греческих лидеров по отношению к римлянам и сожалел об утрате греческой независимости. Наконец, он объяснил, что в результате естественного разложения смешанной политии римская власть однажды рухнет.
Карл–Эрнст Петцольд отмечает, что во время Третьей македонской войны Полибий понимал, что греки должны сотрудничать с Римом (28.3; 28.6.1-7.1; 28.12.1-2). Однако древний историк осудил Калликрата за ущемление суверенитета ахейцев в позиции к Риму (24.8-10) и предпочел филопеменову политику протестов против незаконных римских требований, а не «чего изволите» Аристена (24.11-13). Более того, в своем обзоре ахейской истории (2.37-71), раннем сочинении, добавленном к «Историям» (по мнению Петцольда), когда Полибий расширил свое повествование после 168 года, автор противопоставляет римское господство, основанное на военной и экономической мощи, ахейской лиге, которая опиралась на этические принципы для своей ранней экспансии.
Арнальдо Момильяно считает, что Полибий никогда не принимал римское господство всем сердцем, не капитулировал морально или интеллектуально перед правящей властью, не стал ее агентом. Он писал как грек, стремящийся умерить римское господство над своим народом и защитить положение греческих сословий. Он выражал скрытые оговорки по поводу римского отношения к Карфагену (в 149 году) и Коринфу (в 146 году). Хотя Доменико Мусти считает, что Полибий писал с римской точки зрения, он утверждает, что преданность древнего историка ахейскому политическому идеалу указывает на сильную ментальную оговорку. По его мнению, Полибий всегда критически относился к римской политике, включая отношение римлян к Карфагену в 149 году. Перед лицом римских посягательств он отстаивал идеал греческой автономии и не приветствовал расширение римской власти над Грецией.
Артур Экштейн утверждает, что, поддерживая сотрудничество с Римом, Полибий демонстрирует не первичную лояльность к правящей державе, а скорее заботу об интересах более слабых государств. Согласно Питеру Грину, Полибий выразил недоверие по поводу обращения римлян с Карфагеном в 149 году. Более того, именно из–за губительных для греков последствий он осудил националистов, которые втянули Ахайю в катастрофическую войну против Рима. Кроме того, Полибий принял римское господство в Греции отчасти потому, что приветствовал поддержку Римом политического и социального консерватизма. Более того, он анализировал римскую политию в соответствии с греческими привычками мышления, пытаясь соотнести ее с категориями, описанными Платоном и Аристотелем. Таким образом, его понимание Рима было в первую очередь греческим.
Жан–Луи Феррари утверждает, что Полибий считал, что менее могущественные государства должны стремиться к сохранению независимости от Рима, и это мнение выражено даже в книгах, написанных после 146 года (например, 24.8-13). Так, Полибий радовался поражению (32.6.3-9) и смерти (32.5.1-3) крайне проримских политиков, которые контролировали различные греческие государства после битвы при Пидне до конца 160‑х — начала 150‑х годов. Кроме того, он советовал римлянам соблюдать умеренность в обращении с подданными, представляя эту добродетель как основное условие сохранения имперской власти. Таким образом, он проявлял заботу об интересах более слабых народов. Более того, по мнению Феррари, поскольку Полибий считал, что римская политика продолжала быть умеренной и благодетельной после 168 года, он не мог полностью согласиться с критиками Рима, чье мнение записано в 36.9.5-8, где римляне обвиняются в деспотической безжалостности в 168-149 годах. Тем не менее историк с оговорками относился к римской политике в отношении Карфагена в 149 году, поскольку считал, что имперские государства должны вести себя по отношению к подданным умеренно (10.36), и признавал, что у карфагенян были хотя бы незначительные основания для сопротивления, когда римляне приказали им оставить свой город (38.1.5 вместе с 36.5.4-5). Аналогично Полибий понимал deditio как безоговорочную капитуляцию (20.9.11-12; 36.4.1-3). Таким образом, он не мог полностью согласиться с критиками Рима, чьи взгляды записаны в 36.9.9-11, где римляне обвиняются в использовании хитроумных уловок сомнительного морального характера против карфагенян в 149 году. Тем не менее, он чувствовал сомнения в том, как римляне подготовили почву для своего последнего требования — оставления Карфагена, поскольку он не одобрял использование обманных или вероломных маневров против врагов (13.3-5). Кроме того, Полибий поддерживал консервативные политии, навязанные Римом ахейским городам после 146 года, поскольку они обеспечивали эффективный контроль над высшими классами, тем самым обеспечивая установленный социальный и политический порядок, который он хотел защитить.
Наконец, даже Уолбэнк, который считает, что Полибий стал тесно отождествлять себя с Римом после 146 года, пишет, что, «несмотря на свою приверженность Сципиону и Риму, Полибий оставался прежде всего ахейцем. Как в своей жизни, так и в своих сочинениях он никогда не колебался в одном критерии — в том, что он считал лучшей политикой для Ахайи. В первые годы римского союза он выступал за политику Филопемена — сотрудничать в строгих рамках и не отдавать свободу до того, как это станет абсолютно необходимым».
Цель данного исследования — показать, что Полибий в целом положительно относился к римскому господству. Признавая необходимость разумного сотрудничества, он также видел в правящей власти достоинства, которые оправдывали поддержку Рима. К таким достоинствам относится защита римлянами греческих высших классов. Будет рассмотрен ряд других факторов, наиболее важными из которых являются восхищение Полибия имперским правлением в целом (взгляд, разделяемый большинством интеллектуалов, писавших в эллинистический период), его убежденность в том, что римляне почти всегда оправдывали свои войны приемлемым образом, его вера в то, что другие проявления их экспансии обычно можно оправдать или извинить, и его мнение о том, что римское господство во все периоды было в целом умеренным и благотворным. Таким образом, в этих вопросах на настоящий анализ больше всего повлияли Фюстель де Куланж, Экштейн и Феррари. Я также принимаю разделяемое многими учеными мнение, что за поддержкой Полибием Рима скрывалась определенная интеллектуальная дистанция. Как отмечали предыдущие авторы, Полибий испытывал первичную привязанность к Греции и греческим высшим классам, он иногда критиковал Рим и рассуждал о возможном падении римской власти. В данном исследовании также будет рассмотрен ряд других факторов, включая рациональную защиту Рима Полибием, его собственные намеки (возможно, неумышленные, но тем не менее показательные) на то, что римляне были варварами, его ссылки на них как на агентов Фортуны, изображаемой как целеустремленное божество, и его собственные авторские амбиции.

Полибиева концепция римского империализма

Полибий определил римскую архэ как власть Рима, позволяющую принуждать к повиновению своей воле, власть, которая к 168 году до н. э. распространялась почти на весь обитаемый мир. Таким образом, он понимал римское владычество как власть, осуществляемую над другими землями и народами, независимо от их формального статуса по отношению к правящему народу. Более того, он считал, что римляне сознательно стремились достичь такой власти. [7] Более того, его концепция римского arkhê в основном соответствует тому, как римляне второго и первого веков до н. э. обычно понимали imperium, которым они владели над чужими землями и народами. [8] Эта концепция римского владычества также совместима с общим пониманием современных ученых, которые часто используют термин «империализм» в широком смысле для обозначения политического и экономического господства, осуществляемого более сильными государствами над более слабыми в своих интересах. Поэтому правомерно заключить, что Полибий, римляне и современные ученые описывают один тип политических отношений в их различных проявлениях. [9] Полибий в общих чертах упоминает мотивы имперской экспансии.
Например, в 3.4.9-11 он утверждает, что правящие державы не должны считать победу и подчинение всех народов своей конечной целью, поскольку вся человеческая деятельность направлена на получение удовольствий (hêdeôn), морально хороших последствий (kalôn) или преимуществ (sympherontôn). Однако Полибий не сформулировал никакой теории империализма. Иными словами, в «Историях» нет общего утверждения, объясняющего мотивы римского господства. Тем не менее, отдельные замечания указывают на то, что, по его мнению, римляне в конкретных случаях расширяли свою власть, чтобы получить политические или экономические преимущества.
Например, в 264 году до н. э. они переправились на Сицилию, преследуя цель экспансии. Согласно Полибию, они действовали, чтобы гарантировать безопасность Италии от карфагенской экспансии и создать возможность для отдельных лиц получить большую добычу (1.6.3; 1.10.5-11.3; 1.12.7). Римляне вступили в войну с иллирийской царицей Тевтой после убийства одного из послов, отправленных к ее двору с требованием прекратить пиратские нападения на италийские суда. Согласно Полибию, когда Тевта демонстративно отказалась прекратить эту практику, посол пригрозил, что римляне нападут на иллирийцев, чтобы защитить италийских торговцев (2.8.1-3; 2.8.6-11).
В 164/3 году братья Птолемей VI и Птолемей VIII разделили свое родовое царство: старший получил Египет и Кипр, младший — Кирену. Однако, когда в следующем году Птолемей VIII явился в Рим, чтобы попросить Кипр, сенат постановил, что остров должен достаться ему, и принял различные меры для достижения этого результата (Polyb. 31.10; 31.17-20; 33.11). С помощью таких мер, объясняет Полибий, римляне эффективно увеличивали и укрепляли свою собственную власть, используя ошибки других. Сенат, заявляет он, действовал в соответствии с римскими корыстными интересами, поскольку, осознавая величие египетского царства, они стремились предотвратить чрезмерные амбиции сильного правителя (31.10.6-8).
Антиох IV Сирийский (175-164) умер в 164/3 году (Polyb. 31.9). В этот момент Деметрий, сын предыдущего царя Селевка IV (187-175), попросил сенат освободить его из заключения в качестве заложника и позволить ему вернуться домой, чтобы занять трон Селевкидов. Однако сенат отклонил просьбу молодого царевича, решив вместо этого оставить Деметрия в Риме и поддержать выжившего сына Антиоха IV, который был еще мальчиком (31.2.1-11). Эта политика была продолжена, когда Деметрий повторил свою просьбу в следующем году (31.11). Согласно Полибию, сенат решил поддержать ребенка Антиоха V, потому что они с подозрением относились к Деметрию, находившемуся в расцвете сил, и решили, что детская неспособность мальчика, наследовавшего трон, лучше отвечает их собственным интересам (31.2.7; 31.11.10-12). То, что сенат рассудил правильно, вскоре стало очевидным, объясняет Полибий, когда они назначили комиссию из трех человек, которой было поручено посетить Сирию и принять различные меры, направленные на ослабление царства Селевкидов в военном отношении и в целом, в соответствии с указаниями сената. Посланникам было поручено предпринять такие действия, потому что сенат ожидал, что никто не воспротивится их приказам, поскольку царь был еще мальчиком, а ведущие чиновники были довольны тем, что трон не достался Деметрию, как они предполагали (31.2.8-12). Эти примеры показывают, что Полибий считал, что римляне расширяли свою власть по политическим и экономическим причинам, что они действовали, чтобы получить материальную выгоду и не дать другим государствам бросить им вызов. Поэтому в этом отношении его объяснение римской архэ напоминает выводы многих современных ученых, пишущих об империализме.
Современные ученые часто утверждают, что империализм может принести пользу более слабым государствам, создавая или восстанавливая порядок, который сам по себе является основой для мира, процветания и других преимуществ. Полибий принял бы эту точку зрения. Например, он отмечает, что римское господство дало грекам много преимуществ (27.10.3). В других отрывках он более подробно объясняет, как римский империализм принес пользу как правящей державе, так и ее подданным. Например, участвуя в Первой Иллирийской войне, римляне способствовали формированию и росту своей собственной державы (2.2.1-2). Они отправили военные силы через Адриатику, чтобы защитить италийское судоходство от пиратских нападений иллирийцев (2.8.1-3; 2.8.6-11). В то же время, однако, их вмешательство избавило греков от большого страха, поскольку иллирийцы были общими врагами для всех (2.12.6). Римляне вступили во Вторую Пуническую войну с намерением получить вселенскую империю (1.3.7-10). Победив карфагенян, они считали, что сделали величайший шаг на пути к достижению этой цели. Поэтому они были полны решимости схватиться за остальное и с войском переправиться в Грецию и Азию (1.3.6). Таким образом, согласно Полибию, римляне вели Вторую Македонскую войну, чтобы продолжить свое стремление к всеобщему господству. Однако в результате победы над Филиппом V они действительно освободили Грецию (18.44.1-4; 18.45.1-8; 18.46.5-15). Впоследствии римляне воевали против Антиоха III, преследуя ту же цель — всеобщее господство (1.3.6). Так, изгнав царя из континентальной Греции, они задались целью победить его и получить контроль над Малой Азией (21.4.4-5). Победив Антиоха, они подавили галатов и таким образом добились неоспоримого господства в Азии. Это поражение галатов, однако, оказалось полезным для греков, живших к западу от хребта Тавра, так как римляне избавили их от страха перед варварами и от беззаконий галатов (3.3.5). Наконец, поражение Персея в Третьей македонской войне ознаменовало собой полную реализацию вселенской империи (1.1.5; 3.1.9; 3.3.7-9). Но победа над Римом одновременно принесла огромные выгоды самим македонцам (36.17.13).
Подводя итог, можно сказать, что хотя Полибий не сформулировал теорию империализма, он понимал римскую архэ как форму господства, осуществляемого сильной страной над менее сильными государствами ради собственной политической и экономической выгоды, форму господства, которая, однако, может давать преимущества подданным. Таким образом, его концепция римского владычества совместима с современными представлениями об империализме. Поэтому уместно назвать римскую архэ Полибия империей, а процесс, посредством которого он был создан, расширен и сохранен, — империализмом.

---

[1] Филопемен как ахейский националист: Polyb. 24.11-13; 39.3. Связь между Ликортой и Филопеменом: Plut. Phil. 20.3; Just. Epit. 32.9. Ликорта как ахейский националист: Polyb. 24.8-10; 28.3.7-10; 28.6.1-7.1.
[2] В трех отрывках (1.3.7-10; 3.32.2-3; 39.8.4-6) Полибий обсуждает вводные книги, не упоминая об ахейцах. Совсем недавно Уолбэнк высказал мнение, что до сих пор неясно, когда Полибий написал ахейские главы и когда они стали неотъемлемой частью книги 2.
[3] Циглер предполагает, что Полибий прервал работу над «Историями» в 133-129 годах, чтобы написать монографию о Нумантинской войне.
[4] Об Эвандре у Вергилия см. Aen. 8.175-369. Полибий обсуждал происхождение (6.11a.2; 6.11a.5-6), обычаи (6.11.3-9; 6.53.1-56.5) и религию (6.56.6-15; 12.4b-4c; 21.13.9-14) Рима. Он ожидал, что римляне будут читать его работы (3.21.9; 4.18.10; 6.11.3-9; 31.22.8-11). Он обсуждал италийского Палланта, которого он сделал внуком (а не сыном) Эвандра (6.11a.1). Биография вергилиева Эвандра напоминает биографию Полибия. Когда он был изгнан из родных мест и отправился в дальние края моря, всемогущая Фортуна привела его в его нынешнюю обитель на месте будущего Рима (Aen. 8.333-5). Эвандр вводит Энея в свое скромное жилище, усаживает его на ложе из разбросанных листьев, покрытое шкурой африканского медведя (Aen. 8.366-8), последняя подробность напоминает об африканских странствиях Полибия.
[5] Мусти и Шимрон отвергли тезис Уолбэнка на аналогичных основаниях (хотя Шимрон считал, что Полибий был в корне враждебен Риму). Шимрон, как и Феррари, оспаривает представление Уолбэнка об историке, который выражает резко противоречивые взгляды в написанных после 146 года частях своего повествования(например, следы цинично отстраненного или критического отношения в книгах 30-33, которые, как предполагается, были написаны, когда автор был настроен глубоко проримски).
[6] Леманн отмечает, что Полибий обращался в первую очередь к грекам материка, а также Эгейского моря, и что он был хорошо осведомлен обо всех периодах греческой истории, но особенно живой интерес проявил к вмешательству Филиппа II в дела государств континентальной Греции как модели для римской политики.
[7] По мнению Ричардсона, Полибий в сохранившемся тексте не проявляет осведомленности о римской концепции провинции, включающей магистрата и империй, который тот осуществлял в пределах отведенной ему сферы. Однако в 7.3.1, 24.13.4 и 36.5.8-9 Полибий демонстрирует знание о провинциальном статусе Сицилии.
[8] Я уже пытался продемонстрировать этот момент в другом месте. Ричардсон, который придает большее значение территориальным провинциям в римской концепции империя, делает вывод, что понимание Полибием римской arkhê существенно отличалось от понимания самих римлян. Этот вывод, однако, не кажется обоснованным. Хотя некоторые свидетельства, приведенные Ричардсоном, особенно отрывки из Цицерона и Res Gestae Августа, действительно иллюстрируют концепцию империя, сосредоточенную на формальных провинциях, более широкая концепция, основанная на доминирующем положении Рима в мире, более распространена у римских авторов второго и первого веков до нашей эры. Действительно, сам Ричардсон в более поздней статье неявно смягчил свое первоначальное мнение, поскольку теперь он признает, что использование слова imperium в смысле территориального образования стало особенно частым во время и после эпохи Августа, но что значение этого термина было менее четко определено в более ранних текстах. Фогт и Эренберг показывают, что римская концепция империя, основанная на неограниченном распространении власти, сохраняла свое значение и после эпохи Августа.
[9] Раафлауб, изучающий истоки римского господства, дает лаконичное теоретическое обсуждение империализма. Изящная теория была сформулирована Й. Галтунгом, который определяет империализм как форму господства (экономического, политического, военного, коммуникационного, культурного) одного государства над другим, при котором элиты как доминирующего, так и подчиненного государства сотрудничают в эксплуатации последнего. В своей монографии «Средиземноморская анархия, межгосударственная война и возвышение Рима» Артур Экштейн применяет реалистический подход к международным отношениям в исследовании империализма, который практиковали греки классического и эллинистического периодов и, особенно, римляне с момента основания республики до поражения Антиоха III. Реалистическая теория утверждает, что государства склонны к расширению своей власти и влияния в значительной степени (хотя и не только) потому, что на протяжении всей истории не существовало наднационального органа, способного регулировать их взаимодействие. В атмосфере взаимного страха и подозрительности, вытекающей из фундаментальной природы международных отношений, государства вынуждены использовать агрессию, насилие и экспансию как средство достижения успеха в борьбе за выживание, безопасность и ресурсы. Определение империализма как осуществления власти в самом широком смысле было также применено западными учеными к изучению межгосударственных отношений на Востоке. Так, при династии Цин императорского Китая (1644-1912 гг. н. э.) иностранные народы, вступавшие в отношения с этой державой, формально признавали верховенство императора и принимали на себя различные обязательства, а также место в китайском мировом порядке. Иногда (хотя и не всегда) они подвергались военно–политическому контролю или выплате дани.