1. Введение

Фемистокл родился от афинского отца (Неокла) и неафинской матери, вероятно фракийского происхождения, в 523 году или позже около 515 года. Он принадлежал к фреаррийскому дему и филе Леонтиде. Карьера Фемистокла началась рано: если он родился в 523 году, то в тридцать лет стал архонтом–эпонимом и через несколько лет участвовал в Марафонской битве во главе своей филы, под руководством Мильтиада. Первый политический акт Фемистокла восходит к 483/482 году: он предлагает использовать доходы от Лаврийских рудников для создания флота и убеждает афинян покинуть город и сразиться с персами при Саламине. В 479 году он способствовал укреплению Пирея. Но впоследствии зависть к нему и разногласия в афинской общине привели к тому, что в 470/471 или, скорее всего, в 474/473 году Фемистокл подвергся остракизму и был приговорен к смертной казни, потому что его подозревали в связях с персами. Поэтому он вынужден покинуть страну и бежать: из источников известно, что он много передвигался, прибыл в Аргос, затем в Коркиру, в Эпир, остановился в Пидне, затем в Наксосе, может быть, побывал в Сицилии, и, наконец, его встречают при дворе царя Персии Артаксеркса, который дает ему три города, включая Магнесию, где он будет оставаться до самой смерти примерно в 450 году.
В основе этого исследования лежат древние и поздние античные источники. Они в основном греческие (но нет недостатка и в латинских текстах) и относятся к различным жанрам, в частности историографическим и биографическим. Первый жанр, по сути, касается только написания истории, т. е. (письменного) исследования определенным автором фактов и процессов. По сравнению с историографией, биография конфигурируется как «автономное развитие определенного направления», и поэтому больше фокусируется на характере, чем на событиях.
В обеих областях, однако, факты и поступки должны запоминаться так, как они происходили, чтобы не забывать о них, и чтобы они давали уроки будущим поколениям. Поэтому истина является предпосылкой и завершением любой работы, направленной на то, чтобы вернуть прошлое, помочь нам понять настоящее и создать лучшее будущее. В ходе традиции и развития историографического жанра прошлое конфигурируется «как нечто, что можно или нужно «изобрести», чтобы постоянно приспосабливаться к постоянно меняющимся потребностям настоящего». Что касается историописания, то оно зародилось и начало развиваться в пятом веке, когда возникла необходимость фиксировать особенности общества и тем самым очертить культурную и политическую самобытность народа. Поэтому написание истории предполагает, с одной стороны, поиск истины, а с другой — формальную адаптацию к потребностям как автора, так и его аудитории, и именно поэтому оно становится для автора зеркалом современных историко–культурных явлений.
Каждый автор, как исторический, так и другой, опирается не только на свой собственный опыт, но и на другие источники, как письменные, так и устные. Он передает полученные известия на просеивание, отбирая по личным критериям то, что кажется ему наиболее близким и полезным, и включает их в свою работу, приспосабливая к особенностям своего основного проекта. Поскольку традиция является наслоением знаний, она также является переосмыслением прошлого в новой и оригинальной перспективе, поскольку обогащается (или деформируется) новой точкой зрения.
Учитывая количество материала, я сделаю подборку источников и отрывков: приведу основных авторов традиции о Фемистокле, историков Геродота, Фукидида, Диодора, а также биографов Непота и Плутарха. Во–вторых, я попытаюсь сопоставить историко–литературный контекст, который помогает определить роль источника и, в частности, данных, передаваемых в рамках традиции, и, следовательно, влияние, которое он оказывает или испытывает в истории письменной продукции.
Источники 5‑го века многочисленны и разнообразны по содержанию, назначению и культурному контексту. Свидетельства авторов, живших при Фемистокле или позже, а также сведения, почерпнутые из них в последующие столетия, дошли до нас, в частности, благодаря Плутарху, собирателю предыдущей традиции и носителю свидетельств, которые иначе были бы утрачены.
Особенность традиции, связанной с Фемистоклом, заключается в том, что между источниками V века и Плутархом существует разрыв. Это объясняется двумя факторами: 1) в V веке мы находим современные свидетельства о Фемистокле, которые повлияли на написание Историй Геродота и Фукидида; 2) Геродот и Фукидид составляют основу, на которой вплоть до Плутарха покоится последующая историческая традиция. Что касается первого пункта, мы знаем, что Фемистокл уже при жизни становится объектом похвалы и полемики. Из–за своей политической и военной роли он обнаруживает, что у него есть друзья и враги, и они своими действиями поставляют материал исследуемым здесь источникам. Отсюда у нас будет традиция, которая представляется нам двусторонней: с одной стороны, «негативная», обличающая, с другой — «позитивная», прославляющая.
Начиная с источников пятого века, мы находим Симонида Кеосского (550-467), Пиндара (518-438), Тимокреонта Родосского, который немного моложе Симонида, живших на одно или два поколения позже Геродота (485? — 424), Стесимброта Фасосского (470-420) и, наконец, Фукидида (460-395?). На рубеже V и IV веков Фемистокл упоминается Ктесием Книдским, Исократом, Фанием Эресским, а между IV и III веками Феопомпом, Фанодемом, Филохором, Филархом Навкратийским, Аристоном Кеосским, Неанфом и другими второстепенными авторами. От них остались только фрагменты. Некоторые свидетельства дошли до нас через Афинея, но большинство, как уже упоминалось, благодаря Плутарху: его жизнеописание Фемистокла действительно представляет собой сборник интересной и полезной информации. Плутарх — собиратель и фильтр предшествующих традиций, но также и важный источник для последующих авторов.
Множественность и неоднородность источников находится во взаимосвязи с исторической реконструкцией, и это становится еще более очевидным, когда мы рассматриваем случай с Фемистоклом, потому что мы знаем о нем очень мало. В процессе создания древней и современной литературы были поставлены под сомнение имя его отца, личность матери, его отрочество и обучение, занимаемые политические позиции и предпринятые военные действия, инициативы касательно религии, отношения с демосом, события, связанные с остракизмом, изгнанием, бегством из Греции, путешествиями и пребыванием в Персии, смертью и даже посмертными событиями.
Несмотря на наличие многочисленных источников, у нас очень мало достоверных данных, потому что они являются частичными и несогласными друг с другом, а также находятся под сильным влиянием исторического, политического, культурного контекста и самой традиции. Вот некоторые примеры: Геродот пишет, что Фемистокл считался сыном Неокла (VII.143), Плутарх сообщает основные версии, касающиеся происхождения и имени матери (Them. 1.1-2). Мнесифил, военный советник у Геродота (VIII, 57-58), у Плутарха наставляет Фемистокла в философии. Из источников нельзя неопровержимо доказать, что он впервые занял должность архонта в 493/492 г. Опять же, согласно различным интерпретациям источников, Фемистокл попеременно рассматривается как homo novus, или как «демократ», или «великий радикал», и эта амбивалентная связь с демосом возникает уже при чтении Геродота и Фукидида. Проблемы с хронологией изгнания и остракизма, равно как и вопрос об этапах бегства, а также политические причины и последствия в стране и за рубежом изучаются до сих пор. Эти же проблемы возникают при переходе в Персию и эпизоде смерти и погребения.
Однако все традиции сходятся во мнении, что Фемистокл гениален, обладает большой практическим умом и немалой способностью оценивать обстановку и реагировать. Обман и амбивалентность, возможно, двойная игра — его специализация. Успех и зависть, следовательно, сопутствуют ему, начиная уже с начала V века: зависть к успехам, отмечаемая Симонидом (F 11 Page) и Пиндаром (I. V) сопровождается враждебностью со стороны политических противников, попыткой побега в Персию и актом медизма.
Из того, что говорит Плутарх, который является связующим звеном между обличающим и прославляющим, следует, что зависть и нетерпимость к чрезмерно амбициозному и в то же время невыносимому Фемистоклу сыграли ключевую роль в механике создания как устных, так и письменных обвинений. Среди источников, говорящих в пользу этого мнения — Тимокреонт, фасосец Стесимброт и Геродот.
Мы знаем, что лирик Тимокреонт из Ялиса, города на острове Родос, был немного моложе своего соперника Симонида и вступил в контакт с персами, однако мы не знаем, при Дарии или Ксерксе (Athen. 415F). После изгнания Фемистокла Тимокреонт, который, с другой стороны, всегда восхищался Аристидом, вечным антагонистом Фемистокла, написал стихи (Them. 21.4-7), в которых он называл Фемистокла «лживым бесчестным предателем» (ψεύσταν ἄδικον προδοταν) и «куцей лисицей» (ἀλώπηξ κολουρός), отмечая обвинение в медизме, которому Фемистокл подвергается во всех традициях, наряду с изгнанием и последующим побегом в Персию.
Читая все отрывки, в которых о Фемистокле пишет Геродот, мы приходим к выводу, что «он не упускает возможности бросить на дела Фемистокла двусмысленный свет, приписывая ему самые неприятные недостатки и намекая на подозрение в двойной игре и предательстве» (Браччези). Фемистокл, согласно Геродоту, является уникальным и бесспорным протагонистом, мотив которого определяется его личной и неконтролируемой жаждой денег.
Стесимброт Фасосский — автор конца V века, от чьей работы до нас дошло только название, переданное Aфинеем (589E, Περὶ Θεμιστοκλέους καὶ Θουκυδίδου καὶ Περικλέους), который квалифицирует ее как антифемистокловскую. Некоторые фрагменты приводятся Плутархом, но их недостаточно для реконструкции характера или цели работы, и даже нельзя с уверенностью сказать, что она оказала какое–то влияние на связанную с Фемистоклом традицию, поскольку первые источники, цитирующие его, — это Плутарх и Афиней.
Фукидид вводит Фемистокла по разным причинам и наделяет его время от времени различными функциями как литературного, так и историко–политического характера. Афинский историк впервые упоминает Фемистокла в Археологии (1.14), что находит оправдание в структурном комплексе самого произведения: как было объявлено в «проэмии», он находит причину Пелопоннесской войны в силе и могуществе, которых достигли два полиса. Афины, чьим гражданином гордо объявляет себя Фукидид, пришли к процветанию вследствие господства на море благодаря флоту, и из этого конкретного пассажа ясно, что его создателем является Фемистокл. Он убедил афинян построить корабли ввиду конфликта с варварами, и из этого первого опыта будет развиваться будущая афинская талассократия. У Фукидида Фемистокл составляет антитезу Павсанию и подготавливает сцену для Перикла.
Другим весьма значимым отрывком является 1.138, потому что там очерчены те качества Фемистокла, которые становятся традиционными, каноническими, то есть σύνεσις и γνώμη. Эти два свойства зависят от достоинств и недостатков, которые ему приписывает традиция: способность успешно действовать на войне и улаживать внутренние споры, сюда прибавляется победа греков над персами при Саламине; среди обвинений и грехов находят место демагогия, коррупция и жадность, неумеренное честолюбие и медизм.
В плутарховом портрете греческого полководца, который каким–то образом конденсирует и расширяет предыдущую традицию, φύσις Фемистокла накладывается на παιδεία, что, напротив, почти отвергается Фемистоклом в пользу развития врожденных μῆτις и φιλοτιμία: в самом деле он τῇ φύσει φιλοτιμότατος («от природы чрезвычайно амбициозный», 18, 1), а также τῇ (…) φύσει συνετός («от природы разумный», 2, 1). Фемистокл также задолго предвидит будущее (3, 5).
Как мы мимоходом видели, историографические источники, которые основываются на критериях истины и правдоподобия, в некоторой степени инструментализируют фигуру Фемистокла: он воплощает определенные положительные и отрицательные качества, среди последних алчность и филотимия — основные компоненты для тирании, откуда недалеко до остракизма. Если еще прибавить обвинение в медизме и демагогии, то город, чтобы защитить себя, вынужден изгнать его. Но Фемистокл не только творец морской победы при Саламине или просто предатель Эллады: как исторический персонаж он вносит свой вклад в программирования, которые историки используют для упорядочения реальности, делая ее понятной и проблематичной одновременно. Но я расскажу об этом на следующих страницах.
Ясно, что контекст, в котором затрагивается тема моей работы, связан с персидскими войнами. Основным источником являются «Истории» Геродота, в частности книги VI и VII, в которых он рассказывает о персидских экспедициях на запад, о Датисе и Артаферне, о битве при Марафоне, о нашествии Ксеркса и битвах при Фермопилах, Артемисии, Саламине, Платеях, Микале и, наконец, о захвате Сеста.
Контекст очень сложен, и наше восприятие сильно зависит от геродотовой и, следовательно, греческой точки зрения. Casus belli, или восстание 499 года, для нас объясняется ситуацией, в которой оказались греки Ионии, их отношениями с персидскими правителями и их недовольством, а не экспансионистскими целями персов. В греческом контексте этот момент тревоги и кризиса, который начинается, когда первые признаки возможного вторжения персов и политического вмешательства становятся ощутимой реальностью, продолжается и четко выражается в ходе конфликта, и он возникает как на макроскопическом, так и на микроскопическом уровне: каждый город должен противостоять опасности и решить, защищать или предавать договоры, которые связывают его с другими общинами, и в то же время заботиться о государственном управлении и поддерживать порядок и гармонию между своими гражданами. Нестабильность же уравновешивается, прежде всего, законами, которые всегда вносили свой вклад, если не создавали основу полисной структуры. Граждане выбирают и полагаются на магистратов и сражаются за Грецию, либо предают и переходят на сторону персов. Следовательно, мир разделен надвое, греки с одной стороны, варвары с другой, но остается пространство, в котором, как мы увидим, есть взаимопроникновение с тонкими контурами, обусловленное не военной силой или географическими границами, но существующее в силу культурных контактов между двумя народами.
Как ясно дал понять Геродот, у греков была информация о Персии, они знали, где она находится, как она организована политически, и знали, что там говорят на другом языке и имеют древнее происхождение. И персы также располагали информацией о греках и их территории.
До, во время и после конфликтов начала V века в контактах между греками и персами, безусловно, не было недостатка, и источники изобилуют информацией и анекдотами о них: как правило, это прямые контакты между отдельными лицами определенной политической значимости или между мелкими делегациями, но не игнорируются и поэты, торговцы, рабы, врачи и т. д. Это расширение связей становится ощутимым явлением; сами источники, фиксирующие эти факты, ясно дают понять, что происходят изменения, и именно через письменное слово подтверждается существование другой, нежели греческая, реальности.
Следовательно, персидские войны представляют собой переломный момент: в результате конфликта различия между Западом и Востоком усиливаются, их уже нельзя игнорировать, и они действительно становятся основой для построения различных концепций, в том числе политической, но также и культурной самобытности, и тем самым они служат напоминанием об общем (ионическом) происхождении. Но в то же время, даже если в отношениях между греками и варварами есть конфликт, это является (почти обязательным) поводом для сближения: все более тесные контакты и упоминания о них в сочинениях авторов, речах, посланиях и т. д. являются симптомом потребности в общении, будь то в интересах той или иной стороны.
Поскольку история реконструируется благодаря источникам и поскольку наши источники о персидских войнах — греческие, мы сталкиваемся с двойной трудностью: во–первых, с пристрастностью источника самого по себе, во–вторых, «греческим» видением, которое мы, современные люди, получаем о феномене, затрагивающем две половины мира в тогдашнем воззрении. Но эта двойная сложность выгодна тем, что именно относительность источников обеспечивает основу для восприятия событий, а также идей, которые авторы намеревались передать и в некоторой степени навязать грекам.
Во время войны те, кто являются греками, не могут быть (или стать) персами, а те, кто являются персами, не могут быть (или стать) греками, — одни греки предают и по разным причинам встают на сторону персов или просто сдаются при их продвижении; другие же из страха или ради выгоды решают покинуть свою родину и пополнить персидские ряды или занять место рядом с царем.
После хаоса войны стало ясно, кто действительно оказался греком, а кто нет. Установление контакта с персами или, подобно Фемистоклу, пребывание в Персии «после того как война была выиграна греками, казалось антигреческим, мидийствующим действием только в ретроспективе» (Макмаллин). После войны перед судом предстают уже не целые общины, а отдельные лица, и не случайно двумя обвинениями, которые приводят к остракизму, являются именно медизм и стремление к тирании.
Исторический и политический контекст — это контекст персидских войн и последующих лет, и его не следует отделять от идеологического и культурного контекста: подтверждением определенных конфликтом ценностей знаменуется конец особого периода с каждой точки зрения; каждый фактор связан друг с другом в сети запутанных событий, и каждое макрособытие является ничем иным, как продуктом процесса, в котором главными действующими лицами являются отдельные люди. И именно с этим я буду разбираться.
Конкретным объектом этого исследования является, следовательно, Фемистокл, и не столько в военной роли, возможно, самой известной, сколько в культурной парадигме в рамках исторической традиции, и не только. Этот аспект, пожалуй, менее очевиден, но он раскрывает новый тренд (или контртренд), который находит своего представителя в Фемистокле. Поскольку проблематичный характер отношений между Грецией и Персией выражается не только в войне, но и в политических и, следовательно, культурных контактах, центральным становится вопрос общения и, следовательно, языка, когда греки обычно не понимают и/или не заинтересованы в изучении другого языка. Напротив, Фемистокл учится персидскому языку, чтобы подобраться поближе к царю. Рядом с языком стоит и поведение: актом проскинесиса как–то одним махом стирается все то, что для афинского гражданина представляет собой идею идентичности.
Всем известно, что другие греки во время войн против персов, а также в последующие века уезжали в Азию, имели тесные связи с царской семьей, и их более или менее благосклонно принимал Великий царь, но это всегда происходило по–разному и с меньшими успехами. Новаторство же Фемистокла заключается в том, что он является греческим политиком, который решает остаться, а затем прекратить жить при дворе Великого царя и использует своеобразные способы и методы интеграции, чтобы выкроить привилегированное пространство рядом с царем. Это делает его подданным Персии, с одной стороны, но свободным, по крайней мере, чтобы учить язык, с другой.
Качества, приписываемые ему традицией, проявляются лучше всего в этот период его жизни и достигают кульминации в изучении персидского языка и обычаев. Фемистокл предстает как культурный новатор, он воплощает архетип исторического явления, которым нельзя пренебречь, и становится парадигмой популярного феномена пятого века. Он также стал продуктом желания различных авторов поразмышлять над непредвиденными обстоятельствами.
Двойственность или, скорее, многогранность характера Фемистокла укоренилась настолько глубоко, что до сих пор не находит единого и исчерпывающего объяснения.
Поэтому я предлагаю изучить и понять — через свидетельства традиции — значение культурного опыта Фемистокла с точки зрения греков и их отношений с персами.
Богатые источники и свидетельства о Фемистокле обусловлены двумя факторами: с одной стороны, фактической исторической важностью роли Фемистокла, особенно во время персидской войны, с другой стороны, налицо результат его изображения в панораме древней традиции истории. На самом деле, будь то повествование или идеологическое построение, Фемистокл оказался гибким материалом в руках автора. Описание и объяснение реальности помогает прояснить аспект характера Фемистокла.
К историческому плану относятся два зафиксированные источниками момента, подготовка флота и морская победа при Саламине, которые имеют решающее значение, поскольку они являются продуктами и причинами значительных явлений и процессов.