В этой главе драматически рассказывается о жестокой тирании и насильственном конце Аристотима из Элиды. Этот рассказ, безусловно, самый длинный в Mulierum Virtutes, и, судя по его положению в середине книги и в конце серии о коллективных действиях женщин, очевидно, считался Плутархом самой интересной историей этого сборника. В этом рассказе нашему вниманию предлагается несколько женщин, каждая из которых по–своему демонстрирует женское мужество. Эта история особенно ценна для нас тем, что в ней сохранился подробный рассказ о малоизвестном событии эллинистической истории, о недолговечной тирании, которую Аристотим при поддержке Антигона Гоната удерживал в Элиде после смерти Пирра. В дополнение к Плутарху сохранились гораздо более короткие, но все еще полезные рассказы Юстина (26.1.4-10) и Павсания (5.5.1, ср. 6.14.11).
Рассказ Плутарха состоит из четырех эпизодов. Во–первых, он рассказывает, как Микка, невинная девушка, была убита на руках своего отца, когда она отказалась подчиниться требованиям капитана наемников тирана, Лукия. Затем он подробно рассказывает о жестоком обращении Аристотима с женами изгнанных патриотов. Попытка так называемых Шестнадцати, группы видных женщин, добиться пощады для женщин, только больше разозлила тирана. [1] Наконец, продолжает Плутарх, Гелланик объединил элейских патриотов против тирана, схватил его в отсутствие телохранителей и убил с помощью Килона, Фрасибула и Лампида. [2] Горожане также хотели надругаться над женой и детьми тирана, но его жена повесилась, и по настоянию Мегисто двум юным дочерям дали время последовать ее примеру. Их безвременная смерть драматизирована Плутархом в особенно трогательном отрывке.
В «эпитоме Трога» Юстина нет упоминания о смерти Микки или дочерей Аристотима, и все же она явно имеет общий источник с Плутархом. В начале 26‑й книги Юстин говорит о смуте в Пелопоннесе после смерти Пирра, [3] во время которой Аристотиму удалось установить контроль над Элидой. Он рассказывает ту же историю о жестоком обращении с женами изгнанников, что и Плутарх. Однако, по его словам, Гелланику, вождю заговора против тирана, пришлось угрожать своим товарищам по заговору выдать их Аристотиму, прежде чем ему удалось убедить их открыто напасть на тирана. И заговорщики убили Аристотима на пятом месяце его тирании.
Еще более кратко об этой тирании упоминает Павсаний в своем обзоре истории Элиды. Он сообщает нам, что Аристотим, сын Демарета, сына Этимона, захватил тиранию с помощью Антигона, но через шесть месяцев был свергнут Хилоном, Геллаником, Лампидом и Килоном, из которых последний убил тирана у алтаря Зевса Сотера, куда тот бежал как проситель.
Версии Плутарха и Юстина должны быть взяты из общего источника, о чем свидетельствуют одинаковые подробности про бегство изгнанников в Этолию, их просьбу отослать к ним семьи, первоначальное согласие Аристотима и последующее жесткое обращение с ними и заключение в тюрьму, а также описание вождя заговора, Гелланика, как старого и бездетного человека, и поэтому менее подозрительного. Столь же очевидно, что этим общим источником является Филарх. Плутарх использовал Филарха в своем повествовании о последнем походе Пирра (Pyrrh. 27-34), которое непосредственно предшествовало тирании Аристотима, а также в разделах об Арате, Агисе и Клеомене, которые следуют после. Нет сомнения, что он читал Филарха и нашел бы там этот рассказ. Было также установлено, что Трог, чей труд эпитомизирован Юстином, также использовал Филарха.
Филарх, вероятно, также является основным источником Павсания: сказать прямо нельзя, но факт, что он называет трех человек, упомянутых Плутархом, впечатляет. Плутарх не ставит Килону в заслугу убийство Аристотима, хотя он играет важную роль в его повествовании.
Замечание Павсания, что Килон был фактическим тираноубийцей, возможно, было у Филарха, или добавлено самим Павсанием, который видел в Олимпии статую Килона, воздвигнутую Этолийской лигой, потому что он освободил элейцев от тирании.[4]
В рассказе Плутарха представлены многочисленные черты, характерные для стиля Филарха, наиболее яркой из которых является трактовка памятной сцены смерти дочерей Аристотима. Там старшая дочь позволяет своей младшей сестре умереть раньше себя, завязывает петлю на шее девочки и прибирает ее тело, а затем вешается сама. Эта трогательная картина удивительно близка к двум другим сценам из Филарха, сохранившимся у Плутарха. В AgCl. 20, когда Амфарет и эфоры тайно убили Агиса и сразу же после этого его бабку Архидамию, его матери Агесистрате разрешили войти в тюрьму «навестить Агиса». Она нашла тело сына распростертым на земле, а рядом все еще висела ее мать. Она собственноручно сняла тело, положила его в пристойном виде рядом с трупом сына и подставила петле шею. Опять же, в AgCl. 59 после смерти Клеомена Птолемей приказал казнить его детей, мать и служанок. Кратесиклея, мать Клеомена, вынесла, как на ее глазах умирали его дети, а потом была убита сама. Среди женщин была и жена Пантея, которая молча и спокойно разложила мертвых в наиболее приличном виде, а затем завернулась в свои одежды и, оставшись наедине с палачом, покорилась мечу. Поразительное сходство в этих трех рассказах показывает, что за всеми ними стоит один автор, Филарх.
Хорошо известное пристрастие Филарха к историям о женщинах [5] совершенно очевидно в значимости, придаваемой в Mul. Virt. 15 страданиям и поступкам Микки, Мегисто, элейских женщин и дочерей Аристонима. Рассказ Плутарха о двусмысленно истолкованном предзнаменовании — орле, сбросившем черепицу на дом Аристотима, — похож на неоднозначный сон, приснившийся Пирру во время осады Спарты.[6]
Длинный рассказ Плутарха — лишь часть обсуждения Филархом тирании в Элиде. Этот рассказ, который последовал бы сразу же после сообщения об экспедиции Пирра против Спарты и его смерти в Аргосе, был бы важной частью описания Филархом состояния Пелопоннеса между смертью Пирра и Хремонидской войной. Антимакедонский уклон Филарха, заметный в его резкой критике Арата (FGrHist 81 F 52 = Plut. Arat. 38), виден также в его упоминании о поддержке Антигоном жестокой тирании Аристотима. Становится понятно также, насколько по–разному управлялись с Филархом его эксцерпторы. Плутарха больше интересовали женские добродетели, чем падение тирании. Следовательно, мы находим три истории о Микке, Мегисто и дочерях Аристотима, объединенные в историческом повествовании.
Юстин же, напротив, не упоминает ни об одной из этих женщин и сосредоточивается на политических событиях, представляющих больший интерес для историка. Из одного Юстина или Павсания нельзя узнать, что их источником был Филарх. Их зависимость от него становится очевидной только в сравнении с явно филарховым описанием Плутарха. Однако они приводят подробности вроде робости заговорщиков и срока тирании Аристотима, которые Плутарх опускает.
Филарх приводит полезные свидетельства о роли Антигона в установлении тирании в пелопоннесских городах. Павсаний более определенно, чем Плутарх, приписывает Антигону помощь в приходе Аристотима к власти. Тарн мягко относится к царю и сомневается, что Антигон принимал активное участие в установлении тирании, хотя Полибий (2.41.10, ср. 9.29.6) приписывал Антигону политику насаждения тирании среди греков. Какова бы ни была роль Антигона в начале, он поддержал Аристотима, когда тот пришел к власти, поскольку Плутарх сообщает, что ему пытался помочь Кратер.
Тем не менее тирания Аристотима не была характерна для Пелопоннеса того времени. Он разделял с печально известным Аполлодором Кассандрийским отличительную черту деспотической тирании — охрану из варваров. Из рассказа Филарха, сохранившегося у Плутарха, мы получаем дополнительные свидетельства косвенной деятельности этолийцев против Антигона, обнаруживаемые в привечании ими элейских изгнанников и в их поддержке попытки изгнанников отвоевать Элиду у тирана, которому покровительствовал Антигон. Почести, оказанные Килону в Олимпии и его сыну в Дельфах, согласуются с этой антимакедонской политикой.

---

[1] Эти Шестнадцать были Фиадами, посвященными Дионису и Гере, в некоторой степени похожими на фиадов в Дельфах, которых возглавляла друг Плутарха, Клея. Плутарх также упоминает эту группу в Quaestiones Graecae 36, 299 AB и в De Iside 364 EF.
[2] О Килоне смотрите ниже. Фрасибул был прорицателем и демократом. Он посвятил Пирру статую в Олимпии (Paus. 6.14.9) и давал советы мантинейцам, подвергшимся нападению Агиса Спартанского (Paus. 6.2.4, 8.10.5), а его статуя должна была находиться в Олимпии (Paus. 6.2.4). Возможно, это тот самый прорицатель, с которым, по словам Плутарха, перед смертью советовался Аристотим.
[3] Он описал смерть Пирра в конце 25‑й книги схоже с Плутархом (Pyrrhus 34).
[4] Paus. 6.14.11. Надпись, начертанная в середине III века в Дельфах в честь Киллона (sic), сына Киллона Элейского (SIG 3 423), изначально относили к тираноубийце (например, Диттенбергером), но теперь приписывают его сыну. Надпись датируется архонтством Калликла, но в этот период было два архонта с этим именем, и дата ни одного из них не установлена достоверно. Этолийцы, сделавшие посвящение в Олимпии, о котором упоминал Павсаний, в то время также контролировали Дельфы.
[5] В список его героинь войдут Миста, наложница Селевка (FGrHist 81 F 30), Даная и Лаодикея (F 24), Дафна (F 32) и известные из Плутарха Хилонида, жена Клеонима (Pyrrh. 26-28), и Хилонида, жена Клеомброта (AgCl 17).
[6] Сон спартанского эфора (AgCl. 28) и змея, которая защищала тело Клеомена (AgCl. 60) также находятся в контексте Филарха.