[1]
В этом первом рассказе из своего каталога женских деяний Плутарх опирается на богатство легенд, которые окружали основание Рима. Большинство беглецов из разоренной Трои, рассказывает он, были отнесены бурей в Италию, где они бросили якорь у берегов Тибра. Пока мужчины бродили вокруг в поисках какой–либо информации, женщины, уставшие от скитаний по морю, решили, что лучше всего поселиться там, где они оказались, так как они никогда не смогли бы вернуться в Трою. Поэтому, подстрекаемые, как говорят (hos phasi), некоей Ромой, они сожгли корабли. Когда же мужчины вернулись, то женщины встретили их объятиями и поцелуями, чтобы успокоить их гнев. (Вот почему, добавляет Плутарх, римские матроны даже сейчас целуют своих родственников в знак приветствия). В результате троянцам ничего не оставалось делать, и они поселились там вместе с латинянами.
Аналогичные рассказы о той же истории приводятся Плутархом в Romulus 1 и Quaestiones Romanae 6, 265BC. В последнем трактате Плутарх замечает, что действие этой истории происходило во многих разных местах, но что он следует версии Аристотеля, который поместил ее в Италии.[2]
К счастью, из других источников мы можем полностью и определенно восстановить рассказ Аристотеля и сравнить его с версиями Плутарха. Дионисий Галикарнасский сообщает, что по словам Аристотеля ахейцы, возвращавшиеся из Трои, сбились с пути и забрели в Лаций. Там их корабли были сожжены привезенными из Трои пленницами, которые боялись попасть в рабство. Так они были вынуждены поселиться в Лации. Согласно Фесту, [3] Гераклид Лемб сообщал, что некоторые ахейцы, возвращавшиеся из Трои, были загнаны бурей в Италию, где, поднявшись вверх по Тибру, они прибыли на место Рима. Там плененные женщины, уставшие от путешествия и подстрекаемые девой Ромой, сожгли корабли. Поэтому ахейцы назвали в честь этой девушки город, который им пришлось основать. Фест, вероятно, цитирует здесь историю Гераклида. Полное совпадение рассказов Дионисия и Феста показывает, что версия Гераклида заимствована у Аристотеля. Этот вывод подтверждается тем фактом, что Гераклид Лемб, как известно, составил эпитому Politeiai и Nomima Barbarika Аристотеля.
Этот рассказ Аристотеля, который подтверждается версиями Дионисия и Феста, был использован Плутархом, но херонеец не следовал ему в точности.
В Quaestiones Romanae Плутарх цитирует сведения Аристотеля о происхождении обычая римских женщин приветствовать своих родственников поцелуем. [4] Среди прочего он включает некоторые подробности рассказа Аристотеля о сожжении кораблей, откуда в связи с описанием обычая целования подтверждается гипотеза, что эта история взята из Nomima Barbarika Аристотеля. [5] В этой версии Плутарх не называет точно людей, чьи корабли сожгли троянские женщины, [6] но в более поздней версии в «Ромуле» мужчины описаны как беглецы из Трои–то есть как троянцы. Здесь налицо отступление от рассказа Аристотеля, который назвал их ахейцами. Однако в других вопросах Плутарх продолжает следовать философу. Из Аристотеля он представляет Рому, благородную троянку, которая поощрила женщин сжечь корабли. В Mul. Virt. 1 Плутарх считает излишним утверждать, что Рома — это эпоним Рима, но еще раз объясняет происхождение поцелуев. Поскольку в этой версии он хочет представить сожжение кораблей как благородный поступок, он подробно обсуждает мотивацию женщин, их усталость от скитаний и потерю надежды на возвращение в Трою. Более того, он прямо заявляет, что эти люди — троянцы.
В чем смысл отступления Плутарха от рассказа Аристотеля? Несомненно, что Плутарх знал аристотелевские Политии [7], и он цитирует Аристотеля, когда касается римской истории (Camillus 22.4 = Arist. fr. 610 Rose). Плутарх, следовательно, читал Аристотеля, но о версиях в Quaestiones, в «Ромуле» и в Mulierum Virtutes, он, скорее всего, писал по памяти. Поэтому абсолютно точного повторения рассказа Аристотеля ожидать не приходится. Однако главным отличием его новой версии истории Аристотеля, должно быть, было признание им широко распространенной в свое время легенды о троянском происхождении Рима. Вергилий и Ливий недвусмысленно поддерживали троянское происхождение Рима, но они являются лишь наиболее заметными из авторов, принявших эту легенду. Если бы потребовалось подтверждение от более ранних авторов, то Гелланик (FGrHist 4 F84) рассказал о сожжении кораблей ту же историю, что и Аристотель, но уточнил, что троянские женщины пришли с Энеем и Одиссеем и, следовательно, не могли быть пленницами, как мы узнаем от Дионисия Галикарнасского (Rom. Ant. 1.72.2). При наличии современного мнения и древних свидетельств Плутарх без всяких оправданий изменил историю Аристотеля.
В своем комментарии к Ликофрону (921) Цец ссылается на эту историю Плутарха, но сообщает, что Рома была троянской пленницей греков, что прямо противоположно утверждению Плутарха. [8] Здесь, несомненно, ошибка Цеца, который также добавил эту заметку к своему комментарию по памяти и, несомненно, находился под влиянием истории троянской пленницы Эфиллы, которую он сообщил в той же заметке.

---

[1] Это одна из историй в Mulierum Virtutes, использованных Полиэном в его Strategemata (8.25.2)
[2] Dionysius of Halicarnassus, Roman Antiquities 1.72.3-4, Festus s.v. Romam (p. 269 Müller, p. 329 Lindsay), Aristotle fr. 609 Rose и FGrHist 840 F 13.
[3] Servius Danielis к Vergil Aeneid 1.273 и Solinus Collectanea 1.2 сообщают менее полную, чем Фест, версию Гераклида.
[4] Об этом обычае см. Athenaeus 10, 440 EF = Polybius VI, 11а, 4 Büttner–Wobst
[5] Гераклид конспектировал Nomima Barbarika как и Politeiai: Arist. fr. 611, 44 Rose о тирренах, 611, 58 о фракийцах.
[6] Они называются просто hoi andres (мужи), что не определяет их отношения к женщинам, которые были бы женами, если бы они были троянцами, или наложницами, если бы они были ахейцами.
[7] См. его указание на удовольствие от чтения «Политий» Аристотеля, Non posse suaviter vivi, l093C.
[8] Цец утверждает: «но Плутарх говорит, что Рома была троянской пленницей, которая посоветовала остальным женщинам сжечь греческие корабли».