2. Строительница

«Какой одноглазый циклоп построил весь этот огромный каменный курган ассирийской Семирамиды, или какие исполины, сыны земли, воздвигли его, что он дотянулся почти до семи непреклонных, непоколебимых Плеяд массой, нависающей над широкой землей подобно вершине Афона?»[1]
На протяжении всей античности Семирамида была известна как строитель. Ее сооружения были сложными и разнообразными, но что более важно, они были монументальными настолько, что Антипатр сравнивает работы ассирийской царицы с трудами циклопов или гигантов, по высоте достигающих звезд, а по размерам и прочности столь же устойчивых, как гора, построенная богами. Вавилон был большим бенефициаром ее работ. Здесь ассирийская царица прославилась постройкой городских стен гигантских размеров, укрощением бушующего Евфрата, возведением двух роскошных дворцов по обе стороны от него, а иногда ей даже приписывают строительство трех из семи чудес древнего мира, прежде всего висячих садов Вавилона. За пределами Вавилона ее деяния были не менее плодовиты. Среди оставшихся после нее построек значились более роскошные дворцы, экзотические сады, вырезанные на склонах гор колоссальные изображения и многочисленные таинственные «курганы Семирамиды». Однако в наших источниках эти монументальные сооружения не всегда превозносились как достижения. Вместо этого они часто демонстрировали черты восточного деспота. Тем не менее, еще долго после смерти этой трудолюбивой царицы ее монументальные сооружения сохранялись в памяти каждого, кто проезжал через Ближний Восток. Легенда о Семирамиде–строительнице продолжала расти. В самом деле, Берос, вавилонский жрец в эллинистическую эпоху, жаловался, что слишком много вавилонских памятников были ошибочно приписаны Семирамиде. [2] Отсюда очевидно, что ассоциация Семирамиды как строителя монументальных сооружений глубоко укоренилась в наших источниках.
Эта глава стремится объяснить, почему фигура Семирамиды стала синонимом монументального строительства, а также как эта тема была использована в наших источниках. Можно утверждать, что строения Семирамиды были грубым преувеличением реальности и отражают то, как западные источники рассматривали Восток через ориенталистскую призму, навязывая царице тропы ближневосточных деспотов. Это также показывает, что более поздние источники продолжают связывать Семирамиду с монументальным строительством. Это напрямую ставит под сомнение часто цитируемую работу Ирен Самуэль, которая утверждает, что сексуализированная Семирамида была репрезентацией позднего античного и средневекового периодов. Этот обзор представляет собой контекст для тематического исследования, рассмотренного во второй половине этой главы, где речь идет о монументальной гробнице Семирамиды.

Строительная программа Семирамиды: Вавилон и за его пределами

Первый крупный источник, который рассказывает о строительстве фигуры, которая будет известна как Семирамида, — это «История» Геродота. На протяжении всей «Истории» Вавилон известен своими удивительными качествами, ἄξιον θώματος и ἀξιοθέητα. [3] В дополнение к непреходящей привлекательности города заслуживают внимания две ассирийские царицы. Первая — Семирамида, известная в ассирийских летописях как Шамму–Рамат. Другая — Накия, известная в истории как Нитокрис. Обеим этим женщинам приписываются деяния, связанные с инфраструктурой водоснабжения. Она включала изменение маршрута реки Евфрат, а также строительство каналов, дамб и бассейнов. [4]Для современной аудитории эти сооружения могут звучать как впечатляющие достижения, однако в контексте истории Геродота они также позиционируются как признаки восточного декаданса, будучи высокомерно монументальными, в значительной степени эгоистичными и затратными.
Наиболее плодотворным источником, детализирующим строительную программу Семирамиды, как в самом городе Вавилоне, так и за его пределами, является «Историческая библиотека» Диодора Сицилийского, написанная в первом веке до нашей эры. Сулимани утверждает, что предполагаемая цель Bibliotheca Historica состояла в том, чтобы создать географически точную картину, по существу литературную карту обитаемого мира от третьего до первого веков до н. э. Параметры работы были в значительной степени определены завоеванными областями Александра Великого и угасающим эллинистическим миром, откуда взялось слепое увлечение Востоком. В сообщениях о Египте, Месопотамии, Скифии и Аравии преобладают подробные картины заметных достопримечательностей, топографические описания объектов, а также рассказы об их наиболее известных вождях. В истории Месопотамии, описанной во второй книге Bibliotheca Historica, доминирует Семирамида, в том числе приводится подробный отчет о ее строительной программе в Вавилоне и в других известных городах, куда отправлялась царица.

I Основание Вавилона и строительство его стен

Одним из первых сооружений, построенных Семирамидой, после могилы ее мужа Нина, является основание Вавилона и возведение городских стен. Рассказ Диодора о строительной программе Семирамиды предваряется достижениями Нина. Расширив Ассирийскую империю до ее наибольших размеров, Нин стремился основать город, который был бы не только самым большим из всех существовавших тогда во всем населенном мире, но и чтобы ни один другой правитель более позднего времени не смог бы легко превзойти его, взявшись за схожую задачу. Для этого он «собрал отовсюду свои силы и все необходимое имущество» и основал город Ниневию. [5] Общая длина укрепленного города равнялась 480 стадиям при ширине стен в три колесницы и с 1500 башнями высотой в двести футов. Как и ее муж, Семирамида также «жаждала великих подвигов и стремилась затмить славу своего предшественника». [6] Итак, следуя его примеру, Семирамида решила основать свой собственный город, Вавилон. [7] Она наняла два миллиона квалифицированных ремесленников и архитекторов со всего мира, что превосходило усилия Нина для Ниневии. Однако, при сравнении с Вавилоном Ниневия существенно больше. Несмотря на это, именно вавилонские стены Семирамиды считались одним из семи чудес древнего мира.
Стены Вавилона включены как древнее чудо в списки Антипатра, Страбона, Филона Византийского и нескольких римских и христианских писателей. [8] Они являются одним из сооружений, наиболее устойчиво связанных с царицей. [9] Используя природные материалы этого района (обожженные глиняные кирпичи и битум), Семирамида предположительно смогла укрепить город в монументальном масштабе. [10] Размеры этих стен различны и называется длина от 360 до 385 стадий. [11] Авторы также часто описывают их как достаточно широкие, чтобы по ним могли проезжать колесницы, не касаясь друг друга. [12] Эти размеры приукрашиваются с течением времени по мере того, как легенда о Вавилоне и Семирамиде становилась все более неблизкой и отдаленной. Например, император Юлиан, писавший в IV веке, утверждает, что длина стен составляла почти 500 стадий. [13] Кроме того, стены становятся более грандиозными с добавляемыми к описанию башнями и рвами. [14] Несмотря на расхождения в размерах стен, все источники сходятся во мнении, что они были громадными. Поэтому их иногда и причисляли к числу древнейших чудес света.
Монументальные вавилонские стены, соответствующие описанию классических источников, до сих пор не найдены, и вполне вероятно, что их никогда не существовало в столь преувеличенном виде. Сеймур замечает, что если бы они были построены, то они не сохранились бы в ландшафте оросительных каналов земли болот, питаемых Евфратом. Однако археологические данные свидетельствуют о том, что Геродот, помимо других источников, объединил черты двух полуразрушенных стен, чтобы создать легендарную стену. Первая — это внешняя ограждающая стена, вырытая Колдевеем, которая была очень широкой, но всего лишь в несколько километров в длину, а вторая — Хабль–Ас–Сахр, стена, образующая самую внешнюю оборону региона, которая была поуже, но длиною в пятьдесят километров. Из этих археологических свидетельств очевидно, что классические источники манипулировали и преувеличивали размеры пограничных стен вавилонского региона. В самом деле размеры Диодора в семь с половиной раз больше, чем у археологических остатков. Эти источники, как видно, соответствуют восприятию Западом Востока как экзотичного и чрезмерного во всех аспектах общества.

II Два дворца

Еще одним способом, которым Семирамида превзошла своего предшественника, было осуществление крупных строительных проектов на ее территории. Мунц замечает, что многие из этих проектов служили на благо царицы, а не ее народа. Это особенно заметно на примере богато украшенных и монументальных дворцов Семирамиды. Диодор пишет, что по обе стороны Евфрата Семирамида построила не один, а два великолепных дворца. Говорят, что один из них стоял лицом к восходящему солнцу, а другой — к заходящему. [15] Согласно Диодору, мотивацией для постройки этих дворцов было обеспечение хорошего обзора всего города. Это также очевидно в работе Диона Хрисостома, греческого оратора I века, который связывает огромные и экстравагантные дворцы Семирамиды с тиранией. [16] Например, в эссе «Диоген, или о тирании» Дион комментирует, что человек размягчается роскошью с тех пор, как Прометей дал человечеству огонь. Так, Диоген, который прожил свою жизнь в бедности, представлен как противоположность богатому персидскому царю Дарию Кодоману (336-331 гг. до н. э.). Диоген переносил морозы в одной и той же одежде, в то время как восточный деспот перемещался между дворцами вроде вавилонского, чтобы наслаждаться приятной погодой. Благодаря своей жизнестойкой природе Диоген был самым счастливым человеком на свете из–за отсутствия у него имущества. Напротив, персидский царь, у которого есть все, считается самым несчастным человеком на свете, потому что ему было что терять. [17] Отсюда «ни особняки Семирамиды, ни стены Вавилона не могли ему помочь», так что он жил в постоянном страхе даже под защитой своего собственного дома. [18] Из этого рассказа также следует, что Семирамида также предпочитала создавать как можно больше барьеров между собой и жителями города. Это еще больше подтверждается описанием ее у Диодора. Дворец, обращенный фасадом на запад, более сложный, чем другой, имел три крепостные стены больших размеров и стоимости. Согласно описанию Диодора, эти стены становились все выше и шире по мере приближения к дворцу. [19] Кроме того, в стены были встроены тройные ворота, двое из которых были медными, и они открывались с помощью механического устройства. [20] Однако очевидно, что эти детали были преувеличены, чтобы изобразить царицу тираном–затворником. Остатки, найденные Колдевеем в Вавилоне, подтвердили, что южный дворец Навуходоносора имел три зубчатые стены. Однако они были чисто оборонительными, и в них не было ничего зловещего или необычного, на что намекает Диодор. Тем не менее Диодор продолжает обсуждать исключительную природу стен.
Вторая и третья стены были не только чрезмерно большими, но и щедро украшены разноцветными кирпичами с выгравированными изображениями экзотических животных и сцен охоты. Сюда включалось изображение Нина и конной Семирамиды, бросающей копье в леопарда, в то время как царь бросает копье в льва. [21] Подобные изображения животных и людей были найдены в ходе раскопок на Ближнем Востоке. Например, знаменитые ворота Иштар, связанные с прохождением процессионного пути в Вавилоне, украшены теми же красочными глазурованными кирпичами, о которых рассказывал Диодор. Священные ворота также украшали животные, в том числе более пятисот молодых быков, львов и драконов. Более того, охота на львов и животных была царственным занятием древних ближневосточных культур, включая ассирийцев и персов. В Ассирии эти охоты символизировали обязанность правящего монарха перед своим народом из дикой пустыни. Охота включала в себя самое опасное животное в регионе — льва. Поэтому изображения охоты на львов найдены на царских печатях и царских рельефах. Например, драматические сцены охоты на львов сохранились из дворца Ашшурбанипала в Ниневии (645 год до н. э.). В самом деле, на одном рельефе изображен Ашшурбанипал верхом на коне бросающим копье в льва совсем как в рассказе Диодора о Нине. Напротив, второй дворец, хотя и был похуже, чем первый, все же был очень экстравагантным. Его стены были меньше (тридцать стадий) с изображениями сцен сражений и охоты, а также с медными статуями Семирамиды, Нина и Бела, смотреть на которые одно удовольствие. [22] Иностранные путешественники вроде Ктесия, которые побывали там, также были очарованы этими поразительными изображениями, когда они смотрели на них или слышали рассказы о них. Следовательно, они не молчали о них в своих произведениях, объясняя их как работу вавилонского правителя, который, как они знали, был связан с постройкой, то есть Семирамиды.

III Сады

Еще одной вещью, которая особенно ассоциировалась с вавилонскими и ассирийскими дворцами, были сады, а Вавилон был домом для очень известных висячих садов Вавилона. Легенды, окружающие висячие сады Вавилона, разнообразны, неясны и расплывчаты. Это привело некоторых ученых к предположению, что их, возможно, даже не существовало. [23] Среди этих легенд есть источники, которые приписывают сады Семирамиде. Например, Плиний приписывает сады либо работе Семирамиды, либо Кира, однако он умер, не успев обсудить их в другом сочинении. [24] Напротив, Диодор Сицилийский счел своим долгом пояснить, что царица не приложила к ним руку. [25] Вместо этого он предпочитает более распространенную легенду о том, что неизвестный вавилонский царь (позднее названный Навуходоносором II) посадил сады для своей мидийской жены (царицы Амитиды), потому что она тосковала по холмам своей родины. [26] Несмотря на эту весомую традицию, очевидно, существовала небольшая легенда, в которой Семирамида была в числе людей, «аккредитованных» для посадки висячих садов в Вавилоне.
Сады были отличительной частью ландшафта древнего Ближнего Востока и всегда были роскошной и дорогостоящей царской прерогативой из–за засушливого климата региона. Поэтому орошение было необходимо для выращивания любой растительности. Оно требовало огромного технологического мастерства, которое совершенствовалось и совершенствовалось в течение более чем двух тысячелетий по всей Месопотамии и Ассирии, достигая своей кульминации в технологически развитых гидравлических системах, которые позволили поддерживать разнообразие садов и парков. Сюда входили ambassu — по существу охотничьи парки, kiru — фруктовые сады, habburu — травяные равнины, и kirimahu — сады с деревьями и плодами. Эти инженерные и сельскохозяйственные подвиги ассирийские монархи часто отмечали в надписях и на рельефах. Например, Сеннахериб вспоминает, как он превратил некогда бесплодный ландшафт Ниневии в процветающие сельскохозяйственные угодья и цветущие сады:
«В это время я, Сеннахерим, царь Ассирии, первый из всех государей, кто от восходящего солнца до заходящего солнца … водой из каналов, которые я приказал вырыть, [снабдил] Ниневию вместе с ее окрестностями. Сад, виноградники, все виды … продукты всех гор плоды всех земель, … которые я посадил(?), выпуская воды там, где они не доходили до жаждущего (поля), [и оживляя] его растительность, поврежденную (засухой) … из всех садов, у входа … выше (в город) и ниже(?) … от центра города Тарбис до Ниневии, обеспечивая на все времена воду для посева зерна и кунжута …»
Кроме того, именно Сеннахериб организовал сложную ирригационную систему, чтобы выращивать в Ниневии хлопок и экзотическую живность. Следовательно, сады, подобные этому, были также демонстрацией силы и плодородия, которые запомнились бы любому посетителю или путешественнику во дворце. Несмотря на их привлекательность, многие из этих величественных садов исчезли из–за эрозии и повторного использования камня. Однако, исходя из визуальных представлений на рельефах, мы можем реконструировать, как выглядели бы эти сады. Смотрите, например, панель из дворца Ашшурбанипала в Ниневии, на которой изображен сад с лесистыми холмами и с различной растительностью, питаемой каналами из акведука.
Сады также передавались в древних текстах как монархическая забота восточных правителей. Семирамида — один из правителей, в котором материализуется этот мотив. В рассказе Диодора Сицилийского посадка садов используется для демонстрации легкомысленного потворства царицы в трех отдельных случаях.
Первым садом, упомянутым в Bibliotheca Historica, являются висячие сады Вавилона, которые подробно описаны Диодором. Несмотря на то, что они не приписываются царице, Мунц утверждает, что они демонстрируют, как шикарные методы Семирамиды увековечились более поздними правителями, которые также предавались проектам, направленным на благо себе, а не народа. Озеленение садов Семирамидой также перекликается с этими чувствами. Первый случай произошел на горе Багистан, в современном Бехистуне, между Вавилоном и Экбатаной. Здесь она, как говорят, создала парк окружностью в двенадцать стадий. [27] Парк орошался из источника на равнине, чтобы можно было выращивать растения. Затем в мидийском городе Хавон был создан еще один парк с дополнительными добавлениями. На этот раз не только был создан парк, но на плато в середине были возведены «роскошные здания», чтобы она могла смотреть вниз на сад и свою армию, расположенную лагерем. Диодор утверждает, что она сделала это, чтобы «удовлетворить свой вкус к роскоши (τρυφὴν)», и именно здесь царица «провела долгое время и наслаждалась в полной мере всеми средствами, которые способствовали роскоши», прежде всего сексуальными эскападами. [28] Однако очевидно, что ее стремление к роскоши не было удовлетворено, так как в Экбатане царица достигла пика потворства и высокомерия. Здесь Семирамида приложила огромные усилия, чтобы провести воду в засушливый город. Чтобы добраться до озера на другой стороне, в основании горы Оронт был прорублен тоннель шириной в пятнадцать футов и высотой в сорок. Эта гора находилась на расстоянии двенадцати стадий от Экбатаны и была в двадцать пять стадий высотой, и это было грандиозное предприятие. На протяжении всего рассказа ненасытная жадность царицы и ее смелость увеличиваются с постройкой каждого парка. Следовательно, Семирамида пренебрегает или, по крайней мере, отвлекается от своих военных обязанностей и предпочитает предаваться чувственным удовольствиям.
Эта концепция сохраняется и в более поздних традициях. Например, армянский историограф VIII века Моисей Хоренаци также упоминает царицу в связи с созданием на его родине пышных садов. Выдавая себя за очевидца в пятом веке, Моисей смешивает устную армянскую традицию с греко–римскими источниками, чтобы создать вымышленную историю своей родины в «золотом веке» армянской литературы. В «Истории армян» рассказ о Семирамиде в значительной степени создан Диодором, Евсевием, Агафангелом и романом об Александре. Рассказ Моисея о Семирамиде также в значительной степени негативен, и инженерные подвиги царицы вписываются в характеристику, найденную у Геродота и Диодора Сицилийского. В своей работе царица постоянно влюблена в красоту и роскошь, как материалистически, так и по отношению к людям. О равнине, где царица победила армянского царя Ару Прекрасного, отвергшего ее ухаживания, было записано, что Семирамида была очарована цветущими лугами равнины, каскадами холмов и текущими ручьями. Первой реакцией Семирамиды на это природное великолепие было полное его разрушение, чтобы построить летний дворец. Подробно рассказывая о природной красоте этого места, а затем также подробно рассказывая о том, как Семирамида разрушила его, царица предстает как разрушительница родины Моисея и читателей. Говорят, что «решительная и похотливая» царица приказала сорока двум тысячам квалифицированных рабочих и шести тысячам ремесленников начать строительство дворца в этом месте. С этой огромной подчиненной рабочей силой задача была выполнена за пару лет. Конечным результатом является внушающий благоговейный трепет город, который считается самым величественным из всех царских объектов. К украшению дворца добавились экзотические сады, символизирующие ее распутную роскошь:
«Она направила часть реки через город на строгое выполнение всех необходимых работ и для орошения парков и цветников. Остальной поток она пустила вдоль края озера направо и налево, чтобы питать город и все окрестности. Все районы на востоке, севере и юге города она украсила виллами и деревьями, которые производили разнообразные фрукты и листву. Там она посадила много плодоносящих виноградников».[29]
Еще раз, мотивацией Семирамиды для принятия необходимых мер по обеспечению орошения на участке было выращивание садов. Однако Моисей уточняет, что акведук, который она провела для того, чтобы сделать это, превратился в убежище для воров. Рассказ Моисея показывает, что сады, как и дворцы, рассматривались как чисто избыточный, экзотический проект. Более того, в этом случае излишество сада еще больше преувеличивается из–за существовавшего ранее природного великолепия участка. Еще раз мы видим, что это поведение согласуется с концепцией восточного декаданса и деспотизма, характерными для шикарных построек царицы.

IV Храмы

Построив себе два тщательно продуманных дворца, надежно укрытых за непроницаемыми стенами, царица обратила свое внимание на небеса. В центре города был воздвигнут богато украшенный храм вавилонского бога Бела. [30] Описанный храм повторяет очертания зиккурата, прямоугольной ступенчатой башни. Согласно клинописным и археологическим свидетельствам, зиккурат, названный Этеменанки, известный в Библии как Вавилонская башня, как говорят, стоял в древнем Вавилоне. Первоначальный Этеменанки неизвестной даты был уничтожен Сеннахеримом при разрушении им города в 689 году до н. э. Затем он был перестроен Навуходоносором II и достигал 91 метра с храмом, расположенным на вершине. В Bibliotheca Historicia храм описывается как украшенный «серебром, золотом, другими металлами, камнем, эмалированными кирпичами, еловыми, сосновыми и медными кирпичами». [31] В этом есть некоторая историческая истина. Храм действительно подвергался щедрому вниманию к нему нововавилонских царей после его реконструкции. Однако Диодор сильно приукрашивает, что царица, не жалея средств, построила чрезвычайно высокое сооружение из обожженного кирпича и битума. Кроме того, он был украшен тремя золотыми статуями Зевса, Геры и Реи. Приведены размеры и вес каждой статуи, все они являются экстравагантными и дорогостоящими. [32] Перед богами стоял золотой стол с чашами для питья из того же металла. Геродот также упоминает золотую статую Бела, сидящего на троне со столом в нижнем храме комплекса. [33] Статуй этого типа не сохранилось, однако фрагменты их украшений — лазурит, раковины и ониксовые инкрустации, а также следы трона из дерева и золота–были обнаружены Колдевеем. В обоих случаях очарование золота оказалось слишком заманчивым для персов. Геродот упоминает о двух случаях, когда персы пытались разграбить храм. Первым был Дарий, который попытался захватить золотую статую Бела, но потерпел неудачу, потому что его покинуло мужество. Однако позже, в восстании 482 года до н. э., Ксеркс успешно забрал статую, убив жреца, который встал на его пути. [34] С другой стороны, Диодор утверждает, что в какой–то момент все эти предметы были взяты, поскольку ни один из них не пережил персидского вторжения. [35] Хронология этого поведения в источниках особенно важна, поскольку она демонстрирует развращенную природу ассирийцев, инициированную Семирамидой. Это экстравагантное поведение, как видно, усиливается с течением времени, достигнув своего апогея с последним ассирийским монархом Сарданапалом, и в конечном итоге наследуется преемниками Ассирийской империи, Ахеменидами.
Из рассмотренных примеров видно, что постройки Семирамиды соответствуют типичным тропам, связанным в наших источниках с деспотическими восточными правителями. Они монументальны, богато украшены, дорогостоящи и быстро выполняются большой рабочей силой в рабских условиях. Поэтому Семирамида не особенно отличается от других варварских фигур, найденных у Геродота или в «Исторической библиотеке». Рассказ Геродота изобилует этими варварскими фигурами, в частности персидскими царями—Киром, Дарием, Ксерксом, Камбизом, — которые во многих случаях были замечены как воплощения τρυφή их ассирийских предшественников. Кроме того, в первых двух книгах Bibliotheca Historica, касающихся региона Ближнего Востока, варварские государи, например, египетский царь Сесострис, последний ассирийский царь Сарданапал и, конечно же, Нин, муж и предшественник Семирамиды, также демонстрировали то же варварское поведение, что и царица. В результате Семирамида, как представляется, дополняет представление об этих ближневосточных регионах как о культурах, управляемых деспотами.

Управление природой: гидравлика и каменотесное производство

В наших источниках другой основной темой, очевидной в постройках Семирамиды, является контроль над природой. Это очевидно во многих случаях. Наиболее распространенным из них является манипулирование водой. В Bibliotheca Historica к усилиям царицы добавляется эксплуатация природы через каменную кладку. Обычно эти виды деятельности предназначены для мифических героев, вроде Геракла, который, чтобы очистить авгиевы конюшни, изменил направление рек Алфея и Пенея. Поэтому, контролируя природу, смертная царица воспринимается как мифический герой. В обоих этих описаниях эти действия воспринимаются как негативные и неразрывно связаны с высокомерием.

I Гидравлика и манипулирование водой

Гидравлические системы, реализованные Семирамидой, сложны как по своей механике, так и по литературным представлениям. В первой книге Геродот приписывает гидравлику двум вавилонским царицам, которые будут объединены под именем Семирамиды. Более ранней царице, Семирамиде, для борьбы с наводнением приписывают строительство дамб за пределами Вавилона, которое Геродот считал ἀξιοθέητα, замечательным произведением. [36] Другая царица, Нитокрис, занята управлением потоком воды, чтобы защитить Вавилон от приближающихся мидян, которые уже захватили Ниневию, и остановить их контакт со своим народом. Увеличив высоту каналов, она смогла добавить изгибы к прямой реке и изменить ее русло. Тем самым, по пути в Вавилон можно было трижды миновать город Ардерику. Ей также приписывают создание набережной, которую Геродот называет «удивительной по величине и высоте» (ἄξιον θώματος μέγαθος καὶ ὕψος). [37] Чтобы сделать это, был вырыт котлован. Сам бассейн имел окружность в 420 фарлонгов и замедлял течение реки. Когда Геродот описывает замечательные подвиги (ἀξιοθέατος) двух вавилонских цариц, его отношение кажется положительным. [38] Однако Гулд и Хартог показали, что эти манипуляции природой часто рассматривались как прегрешения и двусмысленные достижения. Проблема с этими действиями заключалась в том, что их было легко изобразить как типичные для деспотов акты высокомерия. В результате эти два примера гидротехники в Вавилоне, в частности Нитокрис, способствуют более широкой цели этнографии Вавилона и империй Востока, особенно Персии.
Нарушения природы персидскими царями проявляются во многих случаях на протяжении всей «Истории» Геродота, часто приводя к последующим катастрофам. Например, Кир превратил Гинд в слабый ручей после того, как его священного белого коня унесло течением. [39] Он сделал это подобно Нитокрис, разделив реку на восемьдесят каналов. Позже, когда Кир строит еще один мост, чтобы пересечь Аракс и напасть на массагетов, он получает по заслугам и убит их царицей Томирис. [40] По сравнению с этим, вмешательство Нитокриса в Евфрат было оборонительным актом для защиты Вавилона от мидян. В этом смысле действия Нитокрис по сравнению с чисто эгоистичными и высокомерными действиями персидского царя были оправданы. Тем не менее, они все еще были преступными, и поэтому ее постигло возмездие в виде захвата Киром Вавилона, что ознаменовало конец вавилонского владычества. Однако это происходит уже после смерти Семирамиды и касается вавилонских граждан и ее сына Лабинета. Чтобы еще больше усугубить рану, город был захвачен именно благодаря инженерным работам Нитокрис. [41] В то время как вавилоняне были заняты празднованием Нового года, Кир слил Евфрат в бассейн Нитокрис и вошел в город через русло реки. [42] С. Саид предполагает, что Кир поступил так, чтобы продемонстрировать тщетность мер предосторожности, принятых Нитокрис для защиты города. Проступки Нитокрис в конечном счете наказываются, как это видно на примере аналогичных высокомерных действий персидских царей.
Другой пример прегрешений Нитокрис против природы в истории — это строительство моста через Евфрат. Согласно Геродоту, предыдущие вавилонские правители должны были пересекать Евфрат на лодке, что для царицы было затруднительно, и поэтому был заказан мост, чтобы облегчить ее поездку. [43] У Геродота строительство мостов над водой является существенным признаком нарушения природных границ. Как и другие высокомерные действия, оно часто сопровождалось гибелью преступника. И снова это высокомерное поведение демонстрируют персидские деспоты. Например, Кир обезглавлен царицей Томирис после того как он построил мост через Аракс, чтобы напасть на массагетов; мост Ксеркса через Геллеспонт разрушен штормом, а Дарий пересекает Босфор и Истр и побежден в Европе. [44] Однако в случае с Нитокрис мост был временным, состоящим из съемных досок. В связи с этим нарушение границ не является столь серьезным, как в предыдущих примерах. Геродот записывает, что цель съемных досок, которые убирали каждую ночь, состояла в том, чтобы помешать вавилонянам переходить мост и обкрадывать друг друга. [45] Эта озабоченность воровством является для царицы общей темой, идущей по всему рассказу Геродота. Так, он предвещает заключительную историю царицы: историю ее могилы [46]. В этой нравоучительной истории Нитокрис соблазняет Дария открыть ее гробницу только для того, чтобы упрекнуть его в жадности. Геродот утверждает, что эта уловка (ἀπάτην) дает представление о характере вавилонской царицы, соответствуя общему тропу «умной, мстительной царицы», встречающемуся на протяжении всей «Истории». Как следует из названия, женщины, вовлеченные в этот троп, проявляют интеллект, восприимчивость, самоконтроль и расчет с (различным) успехом в отличие от глупости и импульсивности мужских фигур в «Истории». Так мы видим еще одну мстительную царицу, связанную с использованием гидравлики в качестве оружия (2.100). Эта женщина была египетской царицей с тем же именем, Нитокрис, которая отомстила за смерть своего брата, затопив подземную камеру Нилом, в то время как виновные пировали. Сходство между этими двумя женщинами целенаправленно, создавая метанарративный блеск с вавилонской Нитокрис. В то время как египетская Нитокрис ищет мести за смерть своего брата, вавилонянка напоследок смеется над Дарием, открывшим ее могилу.
В Bibliotheca Historica Диодор приводит альтернативное сообщение и мотивацию для строительства моста. Как и другие вавилонские памятники, мост и сопутствующие ему причалы были исключительно большими и дорогими. [47] Говорят, что мост был перекинут на пять стадий, а опоры были погружены в русло реки на расстоянии двенадцати футов друг от друга. [48] Еще раз, Диодор подробно рассказывает о том, как для достижения этого подвига используется искусная инженерия Семирамиды. Камни ставились вместе со свинцом–по той же технологии, что и в классический период—и сужающиеся режущие воды смягчали поток воды. Изолированно это демонстрирует интеллект царицы, однако позже становится очевидным, что ее мотивы были чисто эгоистичными. Это видно и по другим гидравлическим проектам Семирамиды, которые обсуждаются в последующих пассажах Bibliotheca Historica.
Позже Диодор показывает, что основной целью гидравлической системы Семирамиды было строительство прохода между двумя ее дворцами. Чтобы сделать это, весь Евфрат необходимо было отвести в квадратный резервуар. В этом смысле предыдущие гидравлические работы Семирамиды, которые первоначально считались полезными для вавилонского народа, позволяют построить проход, который принес пользу только царице. После отвода реки царица смогла построить коридор со сводчатыми потолками толщиной в двадцать кирпичей и высотой в двенадцать футов. [49] В конце коридора были медные ворота, которые, как говорят, стояли до персидского владычества. Это строительство было закончено в течение семи дней, и река вернулась в свое первоначальное русло, полностью закрыв проход. [50] Создав его, Семирамида смогла перемещаться из одного дворца в другой, не вступая в контакт ни с одним из своих подданных. Так, характеристика царицы как нелюдимой, оторванной от своих подданных и довольной жизнью в стенах своего дворца отшельницы становится вполне осуществимой.

II Монументальные земляные работы

Как уже говорилось ранее, Семирамида связана с вмешательством в природный порядок вещей. Это неоднократно демонстрировалось с помощью гидравлики и водоемов. Еще один пример, очевидный на протяжении всей Bibliotheca Historica — это вторжение в горы. Эти случаи земляных работ происходят за пределами Вавилона, когда царица была в походе. В большинстве этих ситуаций горы — это препятствия, которые так или иначе мешают царице. Способ, которым она преодолевает эти физические препятствия, в греко–римской традиции является самонадеянным, идущим против естественного порядка вещей.
Первое появление каменной кладки произошло в Вавилоне, когда царица добывала монолитные камни для возведения обелиска. Этот обелиск был признан Диодором достаточно чудесным, чтобы его можно было назвать одним из семи чудес света. [51] Как и многие другие строения в этом списке, он был впечатляюще велик. Диодор описывает большие размеры памятника и огромные расстояния, которые были покрыты для его создания:
«Семирамида добыла с гор Армении камень в сто тридцать футов длиной и в двадцать пять футов шириной и толщиной; и она волокла его с помощью множества упряжек мулов и волов к реке и там погрузила на плот, на котором она привезла его вниз по течению в Вавилонию; затем она установила его рядом со знаменитой улицей, удивляя всех прохожих. И этот камень некоторые из–за его формы называют обелиском, и они считают его одним из семи чудес света».[52]
Несмотря на эти усилия, обелиск не попал в канонический список чудес и упоминается только в Исторической библиотеке. В самом деле, существование этого памятника сомнительно, так как на соответствующий этому описанию памятник нет клинописных указаний. Кроме того, если в Вавилоне и Ассирии были обелиски, то в Египте они встречались чаще. Так, Диодор мог объединить некоторые аспекты египетской и вавилонской архитектур. Кроме того, в четырех отдельных случаях Диодор сообщает, что Семирамида разрушала горы либо для орошения, либо для создания подобных обелисков, а то и для увековечения себя изображениями и надписями. Отсюда, частые ассоциации с царицей и монументальной каменной кладкой, возможно, были одним из факторов, способствующих его включению в список. Тем не менее, включение этого объекта в его описание Вавилона Семирамиды обнаруживает сильные коннотации восточной экзотики чрезмерно больших памятников, а также ее высокомерное вмешательство в природу для осуществления этих подвигов. В самом деле обелиск Семирамиды предвещает другие примеры каменотесных работ на протяжении всего ее правления, и их помпезность со временем достигла апогея.
Одним из этих примеров являются действия Семирамиды в Багистане. Диодор пишет, что когда царица прибыла на гору, посвященную Зевсу и высотой в семнадцать стадий, она выгравировала на нем свое изображение вместе с сотней своих копейщиков. [53] С греческой точки зрения это был явно кощунственный акт, [54] и чтобы усугубить богохульство, она сделала надпись, которая гласила: «Семирамида из багажа вьючных животных построила курган и с равнины взобралась на эту пропасть, даже на этот самый гребень». [55] Этот анекдот передан в Bibliotheca Historica из Ктесия, который путешествовал по Ближнему Востоку в качестве личного врача Артаксеркса и видел много схожих памятников и сооружений, которые он приписал Семирамиде. Однако, фактическим памятником была Бехистунская надпись Дария Великого, которая располагалась на одноименной горе в западном Иране между Вавилоном и Экбатаной. В многоязычной надписи подробно описывается, как Дарий Великий принял на себя роль царя, и перечисляются его последующие военные достижения, особенно подавление восстаний и заговоров. [56] К этой надписи прилагается изображение царя в натуральную величину, наступающего ногой на человека, считающегося самозванцем Гауматой. Присутствуют и персонификации покоренных народов со связанными вместе руками и веревкой на шее. Соответственно, описание Диодора было несколько похоже на подлинную версию, но с подробностями, измененными или неправильно истолкованными в угоду царице. Тем не менее этот памятник демонстрирует, что некоторые деяния персидских царей на Ближнем Востоке со временем соединились под именем Семирамиды.
В следующих двух случаях поведение Семирамиды обостряется, и ее мотивы становятся все более высокомерными и эгоцентричными. Например, на горе Заркей, в горах Загрос, простирающихся через западную границу Ирана, Семирамида прорезает горы, чтобы создать более короткий путь, потому что она была разочарована длиной хребта. Диодор также упоминает скрытый мотив, что она «стала амбициозной, чтобы оставить бессмертный памятник самой себе», и еще была сосредоточена на самовозвеличивании. [57] Кроме того, как уже упоминалось ранее, чтобы доставить воду в Экбатану, царица прорыла тоннель через гору Оронт «с большими трудностями и расходами». Гора описана как необычная из–за ее «прочности» и «невероятной высоты» в двадцать пять стадий, что делает ее самой большой горой, встреченной на ее пути. [58] Как и в случае с другими построениями Семирамиды, видно, что ее жадность и дерзость увеличиваются и не удовлетворяются в течение всего ее царствования. В самом деле, после этого ее одержимость достигает своего апогея–она посещает Персиду и все другие страны своей империи, бездумно прорубаясь через горы и скалы, чтобы расчистить пути для «дорогостоящих дорог». [59] Это отсутствие сдержанности указывает на окончательное погружение в роскошь.

Наследие Семирамиды

Свидетельство о славе Семирамиды как строителе можно найти в мифе, повествующем о «курганах Семирамиды» или «работах Семирамиды». Эти курганы были скоплением обломков человеческого жилья, которые являются отличительными частями ближневосточного ландшафта. Однако в воображении наших источников они становятся отголосками пребывания царицы по всему региону. [60] Для Диодора это были равнины, на которых стояла лагерем царица, гробницы ее военачальников и места, где она основывала города. [61] Для византийского хрониста Синкелла они были гробницами ее возлюбленных вдобавок к уже существующей мифологии о Семирамиде как о ненасытно похотливой женщине, неспособной контролировать свои телесные желания. [62] Дион Хрисостом объясняет курганы как гробницы царей, которые были козлами отпущения на ежегодном празднике Сакеи.
Другим примером, который перекликается с нашими источниками, является объяснение Михаила Великого, патриарха сирийской православной церкви XII века. Михаил намеревался опровергнуть полемические выпады греческой православной церкви против сирийского православия, «удалив ядовитый, неточный и неуместный материал — тьму невежества … дыханием Святого Духа». [63] Михаил пытался создать каноническую традицию историко–богословских концепций сирийской православной церкви. Он достиг этого тем, что отождествлял греческую православную церковь с историей тщеславных и гордых греков, а сирийскую православную церковь — с могущественными и древними империями Ближнего Востока, описанными в письменных источниках и Священном Писании. Однако очевидно, что традиция о Семирамиде, к которой он имел доступ, была армянской версией, записанной Моисеем Хоренаци. Эта Семирамида, известная как Шамирам, была изначально злой и похотливой особой. В своей «Церковной истории» Михаил описывает курганы так:
«Она соорудила земляные курганы, названные тилами, в качестве меры предосторожности против наводнения, вызываемого дождями, и для защиты от них. Однако мы обнаружили для этих тилов другое объяснение. Говорят, что когда идолопоклонство распространилось по всему миру, Бог разгневался на демонов и вызвал ураганы, которые потрясли землю до основания и разрушили города и дома. Здесь и там бури хоронили идолов и демонов под этими земляными курганами. Демоны обитают в них, мучаясь и по сей день. И мы слышим, что ведьмы практикуют свое искусство особенно вблизи этих курганов и что громовые звуки демонов возникают оттуда».[64]
Здесь классические отголоски о царице как о строителе гидравлических систем отвергаются в пользу библейского объяснения. Кроме того, есть и намеки на армянскую версию, в которой Семирамида, увлекающаяся колдовством, пыталась воскресить умершего царя Ару, но безуспешно. [65] В этом смысле статус Семирамиды как похотливой царицы непримиримо отличается от истории ближневосточного доминирования, которую пытается продвигать Михаил. Поэтому, несмотря на то, что Семирамида была ассириянкой, ее действия объяснялись Священным Писанием с дискредитацией альтернативной истории. Однако широкий диапазон теорий об этих курганах с течением времени отражает то, насколько укоренилась Семирамида в греко–римских источниках как строитель монументальных пропорций.
Монументальные сооружения Семирамиды были не просто физическими остатками ее правления. В ряде наших древних источников, прежде всего в «Истории» Геродота» и «Исторической библиотеке» Диодора Сицилийского», эти памятники были произведениями восточного деспота. Они были чрезмерно велики, экстравагантны, дорогостоящи, излишни, эгоистичны и граничили с гротеском по отношению к более скромным творениям других правителей. Кроме того, для того чтобы построить многие из этих сооружений, вавилонская царица часто нарушала границы природы. В наших источниках общей тенденцией является развращающая природа роскоши Семирамиды, которая берет свое начало от ее строительной программы и особенно актуальна в случае с гробницей Семирамиды.

Гробница Семирамиды

Самое раннее описание памятника, который станет известен как гробница Семирамиды, находится у Геродота. В его «Истории» гробница приписывается Нитокрис, одной из двух ассирийских цариц, которые фигурируют в этом рассказе. Геродот приписывает царице множество деяний, в том числе строительство ее собственной монументальной гробницы, расположенной над оживленными городскими воротами в Вавилоне. Говорят, что на внешней стороне гробницы выгравирована следующая надпись:
«Если какой–нибудь царь Вавилона, который придет после меня, будет нуждаться в деньгах, пусть он откроет эту гробницу и возьмет столько денег, сколько захочет. Пусть он, однако, не открывает ее, если он не нуждается. Если он откроет ее по какой–то другой причине, это не пойдет ему на пользу».[66]
Согласно Геродоту, единственным правителем, принявшим приглашение открыть гробницу, был Дарий. Войдя, он не нашел там ничего, кроме тела и другой надписи:
«Ты не стал бы вскрывать могилы мертвых, если бы не был столь ненасытно и постыдно жаден».[67]
Здесь Геродот использует историю о гробнице, чтобы прокомментировать отсутствие уважения Дария к законам, или культурным границам. Здесь Геродот определяет характер Дария и исследует правила, которые управляют обществом.
На протяжении всей своей «Истории» Геродот очарован ограблением гробниц и нарушением погребальных протоколов. особенно в третьей книге, где Дарий проводит свое знаменитое исследование погребальных обычаев в своей империи. Царь призывает индов с восточных окраин своей империи и греков с запада; он спрашивает греков, съели бы они своих мертвых отцов, а индов — сожгли ли бы они их, и на эти вопросы и те, и другие отвечают с одинаковым ужасом. [68] Итак, говорит Геродот, Пиндар был прав, Закон — царь всего. Здесь Геродот устанавливает, что погребальные обряды являются окончательным состоянием законов, или «произвольными правилами культуры, общими для всех людей». Поэтому деяние вроде осквернения гробниц приравнивается к пренебрежению законами. Для Геродота жестокое обращение с телами и захоронениями является самым отвратительным актом, часто связанным с безумием или варварством. В этих обстоятельствах лица, которые забыли или нарушили эти законы, или нормальные барьеры общества, наказываются. Текст Геродота усеян примерами людей, нарушающих эти принципы.
Для Камбиза его пренебрежение законами погребения доказывало, что он был безумен. В его длинный список проступков входило пренебрежение Камбизом египетскими обычаями погребения в Мемфисе. [69] Здесь царь приказал открыть древние гробницы, чтобы он мог осмотреть тела внутри. [70] Ранее в этой книге Геродот показывает, что царь не только открывал гробницы из любопытства, но и манипулировал телами, которые лежали внутри. В отместку за то, что Амасис обманул персидского царя Камбиз якобы забрал из его гробницы его тело. Затем он приказал своим слугам «хлестать труп хлыстом, колоть его палками, вырывать ему волосы и причинять всякое другое унижение». [71] Чтобы добавить еще одно оскорбление, труп был затем сожжен, что нарушало собственную религию Камбиза, а также верования египтян. По мнению Геродота, эти действия доказывали, что Камбиз был безумен; «иначе он никогда не стал бы насмехаться над религией и обычаями». [72] Вследствие своих культурных прегрешений смерть Камбиза отражает еще один кощунственный акт, который он совершил: убийство священного быка Аписа. [73] В частности, для Камбиза акт нарушения погребальных обычаев был показателем безумия, который использовался для отражения характера персидского царя.
Тема осквернения захоронений также была связана с варварством. Хартог объясняет, что увечье трупа путем обезглавливания было знаком «аристейи» для скифов в качестве трофея за их достижения в бою. Это резко контрастирует со строгими правилами, стоящими за провозглашениями «аристейи» в афинском обществе пятого века, где призы присуждались голосованием. Поэтому скифы, будучи антитезой греческой культуры у Геродота, были по существу варварами в своем обращении с умершими. Однако этот варварский акт не ограничивается только скифами. У перса Ксеркса голова спартанского царя Леонида отрублена и насажена на кол. Это свидетельствует для Геродота, что персидский царь «был более зол на него, чем на любого другого человека; ибо иначе он никогда бы не отступил от обычая относительно трупа». [74] Когда брат Леонида ищет мести, он остается верен греческим социальным границам и отказывается совершать тот же варварский акт, что и Ксеркс, поскольку он считал, что «вещи этого рода больше подходят варварам, чем грекам». [75] Отсюда очевидно, что Геродот часто использует эту тему для размышления о характере человека как безумца или варвара, если они участвуют в этом святотатственном акте.
Геродот подчеркивает важность разграбления гробниц и нарушения порядка погребения, помещая эти рассказы в «Историю». На самом деле, история о гробнице Нитокрис и Дарии — это первый случай нарушения захоронения, который возникает в тексте. [76] Так как эта история является первым рассказом, она создает прецедент для безнравственности разорения захоронения, которое осуществляется на протяжении всей «Истории». Ловушка, которую ставит Нитокрис, успешно тестирует Дария. Когда он терпит неудачу в этом испытании, его встречают критическим замечанием. С этого момента становится ясно, что ни при каких обстоятельствах не следует вторгаться в захоронения. Как показано на примере скифов и Камбиза, люди, которые добровольно совершают это преступление, являются либо варварами, либо сумасшедшими. Геродот повествует о судьбе умного, но испорченного Артаикта, совершившего множество кощунственных преступлений. Среди этих преступлений было ограбление гробницы Протесилая, сына Ификла и героя «Илиады». [77] В отместку за этот гнусный поступок Артаикт был распят. Более того, его сын был забит камнями до смерти на его собственных глазах элеунтцами, которых он оскорбил. [78] Этот последний пример, перед завершением геродотовой работы, показывает всю серьезность и наглядность судьбы, ожидающей всякого, кто осмелится совершить это преступление.
В дополнение к нарушению Закона, преступления Дария были особенно отвратительны, потому что они казались ненужными. На протяжении всего своего повествования Геродот подчеркивает богатство Вавилона. Перед рассказом о гробнице в описании города упоминается богатство Вавилона. Согласно халдеям, одна только статуя Зевса Бела, по слухам, была в восемьсот талантов золота. [79] Кроме того, в своем описании города Геродот также описывает пышность и величие вавилонских праздников и жертвоприношений, которые включали ежегодное сжигание тысячи талантов ладана. [80]Завоевание Дарием города и открытие им гробницы Нитокрис последовали за этим описанием богатства Вавилона. Как уже говорилось ранее, первая надпись на внешней стороне гробницы указывает на то, что открыватель могилы должен нуждаться в богатстве. [81] Очевидно, что Дарий не подпадает под эту категорию. Это сопоставление демонстрируется далее после рассказа о гробнице. Обсуждая функции сатрапий, Геродот разглашает, что Вавилон предоставляет Персии треть ресурсов Азии, единолично поддерживая армию в течение четырех месяцев. [82] Поэтому действия Дария подчеркиваются как излишние. Более того, Геродот подчеркивает, что гробница Семирамиды не была открыта предыдущим царем. [83] Это означает, что столь же нуждающийся в средствах Кир принял решение не открывать гробницу во время захвата города. Поэтому кажется, что это вина Дария, что он решил потревожить гробницу. Это размышление о росте жадности персидских царей вписывается в более широкую тему на протяжении всей истории, где пороки роскоши и жадности прямо коррелируют со слабостью и упадком персов.
На протяжении всей «Истории» Геродот способен исследовать тему ограбления гробниц и нарушения погребальных протоколов. Эта тема часто ассоциируется с безумием или варварством из–за отсутствия уважения к культурным обычаям или законам, необходимым для совершения этого акта. Этот проступок является существенным вкладом в более масштабный проект Геродота — очерчивание характера Дария, а также исследование правил, которые управляют обществом. В этом случае Нитокрис сконструирована как мстительная царица, которая катализирует эту серию событий. Поэтому история с гробницей Нитокрис гораздо важнее для общего развития «Истории», чем фигура самой вавилонской царицы.
Хотя очевидно, что история о гробнице важна для развития геродотовой характеристики Дария, более поздняя рецепция этой истории имеет тенденцию фокусироваться на изобретательности царицы, а не на сомнительных моральных принципах персов. Мы видим это в анонимной работе, которая, как считается, датируется вторым веком до н. э., трактате De mulieribus claris in bello. Работа состоит из четырнадцати коротких биографий выдающихся женщин, часто воинственных правительниц. [84] Для целей данной работы был предложен ряд мотивов. Один из аргументов заключается в том, что эта работа была создана как серия примеров для современных эллинистических цариц — Эвридики, Береники II и Клеопатры, которые активно участвовали в управлении или вышли на поле боя. По крайней мере, этот каталог демонстрирует возможности женщин. Мы видим, что жанр и аудитория текстов оказывают влияние на то, как можно использовать нарративы внутри. Это особенно заметно в случае с Нитокрис, чья биография суммируется из Геродота. В этом изолированном контексте ее подвиги, в том числе и рассказ о гробнице, рассматриваются как положительные поступки правителя. Это контрастирует с «Историей», которая рассматривает историю о гробнице как чисто служащую цели очерчивания персидского упадка морали и увеличения алчности. Мы видим аналогичный пример в нашем следующем источнике, в эссе Плутарха «О высказываниях царя и полководцев». Несмотря на то, что греческий биограф и эссеист писал примерно через пять столетий после Геродота, он в значительной степени следует Геродоту: Семирамида велела приготовить для себя большую гробницу, на которой была сделана надпись: «Всякий царь, нуждающийся в деньгах, может вторгнуться в этот памятник и взять столько, сколько пожелает. Поэтому Дарий вторгся в него, но не нашел денег; однако он наткнулся на другую надпись, гласящую следующее: «Если бы ты не был злым человеком с ненасытной жадностью к деньгам, ты бы не тревожил места, где лежат мертвые»[85]
У Плутарха Семирамида используется с той же нравоучительной целью, что и Геродот, но в другом социально–политическом климате. Этот текст является более воспитательным и дидактическим для целевой аудитории.
Заметным отличием рассказа о гробнице у Плутарха от Геродота является имя ассирийской царицы. Как было показано в предыдущей главе, труды Нитокрис и Семирамиды, единственной ассирийской царицы в «Истории», очень похожи, и настолько, что в первом веке Диодор Сицилийский объединил их под именем Семирамиды в своей «Исторической библиотеке». Момильяно и Курт предполагают, что эти две женщины на самом деле были одной и той же женщиной. Точно так же Далли утверждает, что имя «Семирамида» стало архетипом для выдающихся вавилонских цариц, которые произошли от исторической фигуры Шамму–рамат. Чтобы соответствовать этому ассирийскому архетипу царственности, более поздние правители, например, Накия (геродотовская Нитокрис) и Стратоника, подражали достопамятной царице. Следовательно, к имени «Семирамида» в классических источниках прилагаются различные легенды, и использование этого имени для более чем одной женщины может быть объяснено этой традицией.
За исключением различий в названии ассирийской царицы, история о гробнице также используется в качестве морализаторского текста, обсуждаемого Геродотом. Однако, по мнению Плутарха, моралистическая тема становится более явно воспитательной и дидактической, чтобы соответствовать его повестке дня. В «Моралиях» Плутарха надгробная история Семирамиды фигурирует в этическом эссе «Изречения царей и полководцев». Это эссе состоит из кратких биографических анекдотов, отражающих характер выдающихся греческих и персидских деятелей. «Моралии» были написаны, по большей части, до «Жизнеописаний», но эти два произведения имеют много общего. Оба произведения предназначены для отражения, понимания и оценки характера предмета путем пересказа поступков и анекдотов отдельного человека для улучшения нравственности читателя. Однако структура «Моралий» сильно отличалась от биографий. «Моралии» были составлены в более доступной, сжатой форме в виде диалогов, писем и лекций, в которых конкретные истории использовались для обсуждения реакций на этические ситуации. Для «Изречений царей и полководцев» контент был подготовлен в обобщенном формате, подходящем для целевой аудитории. Эта цель раскрывается в посвященном Траяну письме, предшествующем каталогу максим. Язык, используемый в этом письме, ранее считавшийся подложным, недвусмысленно призывает императора прочитать его сокращенную версию «Жизнеописаний».
«В «Жизнеописаниях» высказывания людей соседствуют с рассказом о поступках людей на тех же страницах, и потому приходится ждать того времени, когда у человека появится желание читать не спеша; но здесь замечания, составленные совершенно сами по себе в отдельном сборнике, я думаю, не отнимут у тебя много времени, и ты получишь возможность кратко обозреть массу людей, которые доказали, что они достойны того, чтобы их запомнили».[86]
Из этого посвящения очевидно, что Плутарх намеревался помочь императору ориентироваться в моральном компасе, когда он сталкивается с трудными морально–этическими ситуациями. Следовательно, эти высказывания обучают императора и других читателей правильным, добродетельным реакциям на различные этические обстоятельства, которым необходимо подражать, а также неверным, аморальным реакциям, которых следует избегать. В частности, эти прецеденты воевавших царей и военачальников были бы особенно применимы к солдату–императору во время его походов против Дакии и Парфянской империи с целью расширения Римской Империи. Призывая Траяна читать и понимать высказывания царей и военачальников, Плутарх призывает императора учиться у знаменитых правителей прошлого, в том числе у фигур вроде Семирамиды.
Благодаря происхождению плутарховых отрывков из Геродота, то же самое нравоучительное послание самоконтроля и умеренности присутствует и в тексте Плутарха, но преимущественно для имперской римской аудитории. Как уже говорилось ранее, Плутарх был озабочен тем, чтобы комментировать современное римское общество, анализируя прошлое. Хотя Семирамида и не является римлянкой, ее действия рассматриваются в контексте римских общественных норм. Как и в большинстве обществ, уважение к умершим, особенно к членам семьи и предкам, было неотъемлемой частью римского общества и mos maiorum. Важно было, чтобы этот долг перед предками, pietas, был сохранен. Правильная процедура обращения с умершими начиналась, как только душа покидала тело с последним вздохом, и включала в себя многочисленные шаги для правильной подготовки и очищения тела перед кремацией. Для элиты затем происходили сложные процессии (pompa funebris), за которыми следовали панегирик (laudatio funebris), а также жертвоприношения или возлияния. Эта практика уважения к умершим продолжалась и после того, как тело было погребено. На ежегодных празднествах смерти Parentalia и Feralia умершим предлагались еда и вино в месте их сожжения. Патрициям также постоянно напоминали об их предках портретные бюсты членов семьи, изображения которых выставлялись в атриуме или во дворе дома. Эти портреты были также представлены в других ритуальных декорациях. Аналогичным образом, гробницы предназначались для постоянного увековечения памяти и захоронения усопших, а также для демонстрации богатства умерших. Эти гробницы были жизненно важными указателями семейной идентичности, которые одновременно выполняли надлежащие ритуалы погребения мертвых, в то же время предоставляя место для ритуалов в честь мертвых и богов. Поэтому осквернение захоронений и гробниц рассматривалось как большое оскорбление покойных и их семей. Даже те, кто не имел поддержки семьи для осуществления этих погребальных обрядов, могли иметь надлежащие похороны, если они были членами гильдий или коллегий. Суровым было наказание за надругательство над телами и могилами, включая смертную казнь или вынесение приговора копателям. Поэтому неудивительно, что случаи осквернения гробниц и жестокого обращения с трупами в римском мире встречались с презрением.
Одним из таких примеров является диктатор Сулла, который позорно разрушил гробницу Мария, чтобы использовать свою власть над своим умершим врагом. [87] Опасаясь последствий своих действий, Сулла оставил строгие инструкции относительно своей собственной кремации и погребения, чтобы избежать той же судьбы, которую он навлек на своего соперника. В более поздний имперский период Светоний записывает, что Калигула проник в гробницу Александра Македонского, чтобы украсть нагрудник. [88] Существуют также бесчисленные примеры того, как римские императоры отказывали своим жертвам в праве на погребение. Их распинали, сжигали заживо, бросали зверям, а также наносили увечья после смерти, обнажали, волочили и обезглавливали. Строгие ритуалы, касающиеся умерших, делают очевидным, что в римском обществе погребальные обряды были столь же важны, если не более. Поэтому идея осквернения гробницы Семирамиды также является отвратительным и шокирующим актом.
Эта традиция использования рассказов о гробницах в качестве нравоучительных примеров продолжалась и в более поздней империи. При династии Северов во втором–третьем веках римский автор Элиан записал историю, параллельную событиям, произошедшим с гробницей Семирамиды. История об осквернении гробницы и возмездии включена в Varia Historia Элиана. На первый взгляд, эта работа кажется беспорядочной композицией из анекдотов, биографий и других видов различной информации без общей темы. Однако при ближайшем рассмотрении именно эта вариация материала является наиболее показательной. Общая тема, которая объединяет работу, — это ассортимент этических сообщений и моральных выводов. В этой работе есть поразительное сходство с осквернением Дарием гробницы Семирамиды и действиями Ксеркса в храме Бела в Вавилоне. Элиан записывает, что персидский царь Ксеркс целенаправленно свернул со своего пути, чтобы прорваться в гигантскую пирамиду вавилонского бога. Войдя в гробницу, он обнаружил тело, заключенное в стеклянный саркофаг, почти до краев наполненный оливковым маслом. Надпись рядом с телом в храме Бела гласила: «Для человека, который откроет гробницу и не заполнит саркофаг, дела не улучшатся». [89] По словам Элиана, это напугало Ксеркса, поэтому персидский царь попытался заполнить саркофаг, но уровень масла остался прежним. Потерпев неудачу, Ксеркс оставил попытки следовать указаниям надписи. История заканчивается утверждением, что Ксеркс действительно встретил самый худший конец, как и предупреждала надпись, и был убит в своей постели собственным сыном. Штамм утверждал, что морализаторский тон Varia Historia отражает восприятие Элиана, а также современных авторов, что luxuria достигла своего пика в Риме во время правления Элагабала. Следовательно, казалось бы, что эта история была включена в сборник в качестве негативного примера, предназначенного для того, чтобы отвратить показушных римлян и их императора от жадности, которая была причиной упадка империи. Кроме того, долгая традиция использования рассказов о гробницах в качестве негативного примера для римских императоров, начиная со времен Плутарха в первом веке до Элиана, указывает на то, что эта тема была важной и что императоры должны быть настроены на нее.
Был задан вопрос: если все законы священны в любых обстоятельствах, всегда ли цель оправдывает средства? Поэтому главная цель рассказа о гробнице в «Изречениях царей и полководцев» состоит в том, чтобы проверить, что приемлемо или неприемлемо в экстремальном кризисе, в тот момент, когда вам больше всего нужно полагаться на свой моральный ориентир. В этом случае Дарий оказывается в затруднительном этическом положении. Из надписи ясно, что Семирамида недвусмысленно предложила будущему правителю открыть ее гробницу, если он будет нуждаться в деньгах. Эта надпись призывает персидского царя принять решение о том, является ли приобретение богатства приемлемой причиной для нарушения правил. Вторая надпись, обнаруженная при входе в гробницу, показывает, что «ненасытная жадность к деньгам» не является разумным оправданием для осквернения захоронения. [90] Поэтому самоконтроль Дария, а также его этическая оценка находятся в этом отрывке под пристальным вниманием, и Семирамиде аплодируют за разоблачение алчности персидского царя. Так, текст содержит как положительный пример добродетельного правителя Семирамиды, так и осуждение негативного поведения грабителя гробниц Дария. Плутарх хотел, чтобы император Траян извлек урок из этих нравоучительных примеров. Дидактическая цель этого анекдота состоит в том, чтобы император понял, какие правила могут быть нарушены, когда он оказывается в критических ситуациях. Император должен был понимать, что некоторые запреты настолько важны, что независимо от обстоятельств они должны соблюдаться. Поэтому ни при каких обстоятельствах или моментах кризиса нельзя игнорировать врожденные социальные обычаи вроде уважения к умершим. Нарушение гробницы должно было быть предотвращено при любых обстоятельствах.

Заключение

Как мы уже видели, в древности гробница Семирамиды упоминается только Геродотом и Плутархом. Эта история не встречается ни в одном позднеантичном или средневековом тексте. У Геродота эта история используется для того, чтобы очертить характер Дария. Его действия были поняты как аморальные и, что более важно, как негреческие. Для Плутарха же Семирамида используется как голос разума, карающий безнравственные действия алчного Дария. Необходимо было понимать, что ни при каких обстоятельствах, даже во время войны и нужды, не следует вторгаться в захоронения. Считается, что Нитокрис и Семирамида приводятся в греческой литературе с целью проиллюстрировать недостатки и неудачи персидских правителей и показать слабость персидских мужчин, которых перехитрили женщины.


[1] Anth. Pal. 7.748. Из этой надписи, составленной греческим поэтом Антипатром Сидонским во втором веке до нашей эры, явствует, что он был осведомлен о циркулирующей традиции Семирамиды как строительницы монументальных проектов. Антипатр также известен своим списком семи чудес Древнего мира, в котором были перечислены стены Вавилона и висячие сады. В свое время оба этих памятника приписывались Семирамиде.
[2] Joseph. CA 1.142.
[3] Hdt. 1.185.3, 1.184.
[4] Hdt. 1.184-187.
[5] Diod. 2.3.
[6] Diod. 2.7.
[7] Диодор также приписывает Семирамиде основание городов вдоль Евфрата и Тигра (Diod. 2.11.1-3). В 100 г. н. э. Семирамида и Нин также стали ассоциироваться с основанием Афродизиады в Карии, позже переименованной в Ниною в честь одноименного основателя Ниневии. Рельефы из базилики в городе изображают эти две фигуры.
[8] Diod. 2.11.5; Anth. Pal. 8. 177; Anth. Pal. 9.58 (Antipater of Sidon); Strab. 16.5.
[9] FGrH 688 F 1b = Diod. 2.7; Curt. 5.4.; Ov. Met. 4.55; Strab 16.1; BNJ 93 F 1b; AR 3.18; Fulg. De aetatibus. 3; Paulus Silentiarius 5.25.
[10] Amm. Marc. 23.6.23; Just. Epit. 1.2; Mart. Epigrams. 9.75; Prop. 3.11; Diod. Sic.2.12; Vitr. De arch. 8.3. В более поздних списках стены часто заменялись александрийским маяком.
[11] См. Diod. 2.7; Strab. 16.1.5; Curt. 5.4.
[12] Anth. Pal. 9.58; Diod. 2.7; Porp. 3.11.
[13] Julian. Or. 3.127.
[14] Diod. 2.7; Claud. Olyb. 160; Const. Man. 5520, 6440.
[15] Diod. 2.8.
[16] Семирамида используется аналогичным образом наряду с Дарием и Ксерксом в эссе On Kingship 2 (Dio Chrys. Or. 2).
[17] Dio Chrys. Or. 6.35.
[18] Dio Chrys. Or. 6.
[19] От внутренних стен до наружных они увеличились с двадцати, сорока и более стадий (Diod. 2.8)
[20] Diod. 2.8. Геродот также приписывает медные ворота в Вавилоне с именем Семирамиды (Hdt. 3.155). Баумгартнер утверждал, что эти ворота на самом деле были воротами Иштар. Макгиннус добавляет, что вполне вероятно, что Геродот знал ворота по их народному, а не по официальному религиозному названию.
[21] Diod. 2.8. В начале третьего века нашей эры Элиан также утверждает, что царица охотилась, но предпочитала ловить львиц, а не убивать льва или леопарда (Ael. VH. 12.39). Во время раскопок «Персидского строения» в Вавилоне, по словам Колдевея, обнаружили белое лицо Семирамиды в сцене охоты, подобной описанной Диодором.
[22] Diod. 2.7.6.
[23] Раскопки Колдевея в Вавилоне не нашли никаких окончательных свидетельств о существовании садов. Это привело других ученых к предположению, что сады, возможно, находились в других городах. Опперт предложил Амран. В 1920 году Бадж первым выдвинул мысль, что их никогда не существовало. Позже Нагель предложил подходящее расположение садов на западной окраине, в сильно поврежденной части Центрального дворца. Однако совсем недавно Далли утверждал, что Висячие сады находились в Ниневии.
[24] Pliny 19.19.
[25] Diod. 2.10.
[26] Diod. 2.10; Curt. 5.1.35; Joseph. CA. 1.19.
[27] Diod. 2.13.
[28] Diod. 2.13.
[29] Mos. Khor. 2.16.
[30] Diod. 2.9.4.
[31] Diod. 2.9.4.
[32] Diod. 2.9.7.
[33] Hdt. 1.183.
[34] Hdt. 1.183.
[35] См. приобретение «вазы Семирамиды» Киром (Plin. HN. 33.15)
[36] Hdt. 1.184.
[37] Hdt. 1.185.
[38] Сходная терминология также используется для описания строительства храма Гефеста на мелиорированной земле Нила (Hdt. 2.99), пирамид (Hdt 2.101) и трех работ Самоса — тоннеля, искусственной гавани и самого большого храма в Греции.
[39] Hdt 1.189.
[40] Hdt. 1.205.
[41] Hdt. 1.191.3.
[42] Фронтин упоминает, что это было сделано Семирамидой, и что Александр вошел в город подобным образом (Frontin. Str. 3.7)
[43] Hdt. 1.186.
[44] Hdt. 1.205, 7.34, 4.85-90.
[45] Hdt. 1.186.
[46] Hdt. 1.187.
[47] Diod. 2.8.; Hdt. 1.180.
[48] Diod. 2.8.
[49] Diod. 2.9.
[50] Во втором и четвертом веках нашей эры тоннель приписывается неназванной женщине. См. Philostr. VA 1.25; Julian. Or. 3.127.
[51] Diod. 2.11.4-5.
[52] Diod. 2.11.
[53] Diod. 2.13.2.
[54] См. Plut. Mor. De Alex. Fort. 2.2-3.
[55] Diod. 2.13.2.
[56] Ср. Polyaenus, Strat. 8.26.
[57] Diod. 2.13.5. Cр. Diod. 1.56 о египетском царе Сесоозисе.
[58] Diod. 2.13.7.
[59] Diod. 2.14.1.
[60] Многие авторы утверждают, что эти курганы все еще можно было увидеть в их собственное время (Strab. 3.155, 16.1.2; Diod. 2.14.1)
[61] Diod. 2.14.1. Аналогичную гипотезу высказывает Страбон, утверждая, что города Тиана и Зела были построены на этих курганах и укреплены стенами (Strab. 12.2.)
[62] Syncell. Chron, p. 119, 11 = Ctes. Pers. F. Ii.
[63] Michael Syrus. Chron. 1.
[64] Michael Syrus. Chron. 16.
[65] Mos. Khor. 1.15.
[66] Hdt. 1.187.
[67] Hdt. 1.187.
[68] Hdt. 3.38.
[69] См. Hdt. 3.30, 32, 27, 29, 37.
[70] Hdt. 3.37.
[71] Hdt. 3.1, 16.
[72] Hdt. 3.38.
[73] Hdt. 3.64.
[74] Hdt. 7.238.
[75] Hdt. 9.79.
[76] До этого было два случая, при которых были потревожены человеческие останки. Однако в обоих случаях преступники устроили телам подобающее погребение. Первый из них осуществляется сыновьями афинян, захваченных в заложники тираном Писистратом, который «очистил» остров Делос, следуя указаниям оракула (Hdt. 1.66). Во втором случае спартанцам по указанию одного из учеников богов была обещана победа, если они привезут домой кости сына Агамемнона, Ореста.
[77] Hdt. 9.16.
[78] Hdt. 9.120-121.
[79] Hdt. 1. 181-183, 1.192.
[80] Hdt 1.183.
[81] Hdt. 1.187.
[82] Hdt.1.192.
[83] Hdt. 1.87.
[84] Семирамида также появляется в этой работе. Однако биографическая информация взята из Ктесия.
[85] Plut. Mor. 173.
[86] Plut. Mor. 173.
[87] Plin. NH. 7.1.87; Cic. Leg. 2.22.56-7.
[88] Suet. Aug. 18; Suet. Cal. 52.
[89] Ael. VH. 13.3.
[90] Plut. Mor. 173.