Глава четвертая. Фукидид и его предшественники

§ 1. Отношение Фукидида к письменным источникам. Надписи
Фукидид никогда не указывает на свои источники и не сообщает, откуда заимствовано то или иное положение. Исключение составляют надписи, содержащиеся в экскурсе о Писистратидах. Здесь приводится текст надписи сына Гиппия Писистрата на жертвеннике Аполлона Пифийского и сообщается, что написанное «и теперь заметно и читается неясными знаками» (VI, 54, 7, то есть ἔτι καὶ νῦν δῆΛόν ἐστιν ἀμυδϱοῖς γϱάμμασι λέγον), что говорит о том, что он сам достаточно внимательно обследовал жертвенник. Тщательному анализу подвергнута Фукидидом так называемая стела о вредности тиранов, установленная на Акрополе (VI, 55, 1: ὡς ὅ τε βωμὸς σημαίνει καὶ ἡ στήλη πεϱὶ τῆς τῶν τυϱάννων ἀδικίας ή ἐν τῆι Ἀθηναίων ἀκϱοπόλει σταθεῖσα), содержание которой излагается в экскурсе достаточно подробно. На этом источниковедческие пояснения Фукидида заканчиваются. Не затрагивая вопрос об эпиграфических источниках в «Истории Пелопоннесской войны», достаточно детально разработанный А. Кирхгоффом и Г. Свободой, мы тем не менее отметим, что использование надписей в труде Фукидида было своего рода образцом для античной эпиграфики. Так, например, Демосфен при описании надписи на стеле в святилище Диониса в Лимнах замечает: καί αύτη ή στήλη έτι καί νΰν έστηκεν άμυδϱοίς γϱάμμασιν Αττικοϊς δηλοϋσα τά γεγϱαμμένα, то есть дает эпиграфический комментарий ([Dem.] In Neaeram, 76), почти слово в слово совпадающий с цитированным замечанием Фукидида (VI, 54, 7). Надписи, однако, сообщали исключительно документальный материал, который не занимает основной части в разбираемых нами экскурсах, поэтому главным звеном в определении источников остаются литературные памятники, что, правда, не вполне согласуется с тем утверждением, что не следует верить ни поэтам, ни «логографам», так как первые всячески преувеличивали то, о чем они писали, а вторые создавали произведения, приятные для восприятия (I, 21, 1). Это положение, софистическая природа которого будет показана в ходе изложения, породило общепринятую точку зрения на характер отношения Фукидида к литературной традиции его времени, принятую большинством ученых XIX и начала XX века. Вместе с тем Дионисию Галикарнасскому не потребовалось бы включать в свое сочинение о Фукидиде очерк о древних писателях, в котором он заявлял: «Прежде чем я начну рассматривать труд Фукидида, я хочу сказать несколько слов о других историках, его предшественниках и современниках, что прольет свет на особенности этого мужа» (Dion. Hal. De Thuc. 23). Таким образом, уже древним критикам Фукидида представлялось необходимым рассматривать его в сопоставлении с так называемыми логографами.
§ 2. Эпические поэты
Несмотря на содержащиеся у Фукидида критические замечания по адресу поэтов (1,21, 1), использование их материала в его произведении обнаруживается достаточно легко. Мы располагаем рядом ссылок на Гомера (I, 3, 3; I, 9, 3; I, 10, 4), вполне соответствующих стихам «Илиады» (II, 684-686, 576, 510 и 719), и дословной цитатой из Каталога кораблей πολλῆισι νήσοισι καὶ Ἂϱγεϊ παντὶ ἀνάσσειν (Thuc. I, 9, 4 и Hom. Il. II, 108). Сообщение о древних поэтах, спрашивающих в своих произведениях у пристающих к берегу: εὶ ληισταί εἰσιν (I, 5, 2), находит параллели в гомеровских вопросах οἷά τε ληϊστῆϱες (Hom. Od. III, 73; Ad Ар. 454). Таким образом, мы располагаем достаточно большим числом свидетельств о том, что Фукидид пользовался Каталогом кораблей и Гимном Аполлону (I, 5, 2 и II, 104, 4—6). Непосредственных ссылок на какие–либо другие пассажи Гомера у Фукидида нет. Этому можно найти два объяснения: во–первых, в распоряжении у Фукидида мог быть далеко не весь Гомер, во–вторых, документальный стиль Каталога кораблей мог представляться ему в большей степени заслуживающим доверия, чем остальные тексты. О степени использования Фукидидом несохранившегося эпического материала говорить трудно, но во всяком случае имеющиеся в нашем распоряжении примеры говорят об использовании Фукидидом эпической традиции. Так, сообщение о беотийцах из Камдеи, воевавших под Троей (I, 12, 3), безусловно, следует возводить к троянскому циклу[1].
§ 3. Геродот
Рассказы о Килоне и Писистратидах у Фукидида, как мы показали, ничем не противоречат Геродоту и, более того, основываются на его тексте. Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что Фукидид ни разу не говорит о том, о чем уже было написано Геродотом; надо полагать, что он считает, что дополнять последнего бессмысленно. Исключение делается только при рассказе об осаде Сеста, с которого начинается «Пентаконтаэтия». В этой связи необходимо отметить следующее: «Пентаконтаэтия» предваряет рассказ Фукидида о Пелопоннесской войне; ее формальное назначение — показать рост морского могущества Афин после окончания Персидских войн, но вводится в изложение этот экскурс рассказом об осаде Сеста (I, 89, 2) — событии, не имевшем особого значения, на котором, однако, в силу чистой случайности остановил свое изложение Геродот (IX, 114—118).

 

Геродот

Фукидид

Οί δὲ ἐκ Μυκάλης ὁϱμηθέντες Ἕλληνες ἐπ΄ Έλλησπόντου … τοῖσι μεν νυν ἀμϕὶ λευτυχίδην Πελοποννησίοις ἔδοξε ἀποπλέειν ἐς τὴν Ἑλλάδα … ὑπομείναντας πειϱᾶσθαι τῆς χεϱσονήσου, οί μὲν δὴ ἀπέπλεον, Ἀθηναίοι δὲ … Σηστὸν ἐπολιόϱκεον … ἐπεὶ δὲ πολιοϱκεομένοισί σϕι ϕθινόπωϱον ἐπεγίνετο (IX, 114-117)… οἴχοντο ἀποδϱάντες οἵ τε Πέϱσαι… οἵ δὲ τὴν πόλιν εἱχον (IX, 118) ταῦτα δὲ ποιήσαντες ἀπέπλεον ἐς τὴν Ἑλλάδα (IX, 121)

Λεωτυχίδης μὲν ὁ βασιλεύς τῶν Λακεδαιμονίων ὅσπεϱ ἡγεῖτο τῶν ἐν Μυκάληι Ἑλλήνων ἀπεχώϱησεν ἐπ΄ οἴκου ἔχων τοὺς ἀπὸ Πελοποννήσου ξυμμάχους, οἱ δὲ Ἀθηναῖοι … ὑπομείναντες Σηστὸν ἐπολιόϱκουν Μήδων ἐχόντων, καὶ ἐπιχειμάσαντες εἱλον αὐτήν ἐκλιπόντων τῶν βαϱβάϱων, καὶ μετὰ τοῦτο ἀπέπλευσαν ὲξ Ἑλλησπόντου ὡς ἔκαστοι κατὰ πόλεις (I, 89, 2)

 

При сравнении текстов двух писателей можно прийти к выводу, что сообщение Фукидида представляет собой своеобразный конспект Геродота, служащий своего рода мостом между сочинениями двух историков. Таким образом, очерк истории Пятидесятилетия включается Фукидидом в свой труд, чтобы заполнить промежуток, образовавшийся между концом труда Геродота и началом его собственного произведения. Именно по этой причине Фукидид не считает нужным говорить о Персидских войнах (I, 97, 2). Все это говорит о том глубоком уважении[2], которое питал Фукидид к Геродоту. В области исторической методики Фукидид, конечно, менее всего зависит от Геродота (они руководствуются противоположными принципами подачи материала: тематическим и хронологическим), но Геродот, безусловно, оказал на Фукидида сильнейшее влияние в том отношении, что он первый превратил историю в художественное произведение (ἔϱγον ποιητικόν), о чем в весьма замечательной форме повествует Цицерон: numque et Herodotum illum, qui princeps genus hoc omauit… atqui tanta est eloquentia ut… opere delectet, et post illum Thucydides omnes dicendi artificio mea sententia facile vicit (Cic. De or. II, 55-56). Таким образом, рассказ Маркеллина (54) о том, как Фукидид заплакал, когда Геродот публично читал свое произведение, имеет долю истины в том смысле, что Фукидид, без сомнения, относился к Геродоту с глубоким почтением и вовсе не стремился с ним полемизировать или указывать на несостоятельность его сообщений, что, однако, не мешало ему указать на конкретные ошибки Геродота[3].
§ 4. Гекатей и Ферекид
Ко времени написания Фукидидом своего сочинения уже появились труды Гекатея и Ферекида, Харона и Ксанфа, Акусилая и Гелланика, а также некоторых других авторов, о которых мы не имеем ясного представления. Определенные достижения их нашли свое отражение и развитие у Фукидида. Именно в связи с этим можно предположить, что свой конкретный материал Фукидид также черпал из их произведений, фрагментарность которых, однако, весьма осложняет установление источника в каждом случае. Утверждение Фукидида о том, что в древности в Элладе происходили переселения (I, 2, 1), в результате которых сменилось население Фессалии, Беотии и большей части Пелопоннеса (I, 2, 3), а древние эллины были похожи на теперешних варваров (1,6,6), находит полную аналогию в сообщении Гекатея о том, что до эллинов на Пелопоннесе жили варвары, как и почти во всей Элладе вообще (FHG. 356). Вместе с тем заключающиеся в этом же пассаже сообщения о том, что жители Аттики и Аркадии были коренным населением этих областей, соответствует Гелланику, который полагал, что афиняне, аркадцы и эгинцы были автохтонами (приложение, фр. 23). О том, что никаких событий в Элладе до Девкалиона не происходило (I, 3, 1—2), говорили и Гекатей (FHG. 334), и Гелланик, начинавший родословную Кодра от Девкалиона (приложение, фр. 22). Наконец, чисто мифологический материал у Фукидида находит ряд соответствий с текстами Ферекида. К таким пассажам можно отнести рассказ о причинах Троянской войны, где сообщается о богатстве Пелопа ( Thuc. I, 9, 2 и Pher. 93), о гибели Эврисфея, убитого Гераклидами в Атрее (Thuc. Ibidem и Pher. 39, большой фрагмент, заимствованный из Антонина Либерала). Сообщение о заселении Кадмеи беотийцами тоже могло быть заимствовано у Ферекида (Thuc. I, 12, 3 и FHG. 44, 45). Во всяком случае, Фукидид вращается в кругу тех тем, которые были характерны для мифографических сочинений названных писателей.
В повествование о причинах Троянской войны, как было отмечено, включен исторический экскурс о предшественниках Агамемнона (I, 9, 2), который вводится в повествование при помощи ссылки на какой–то весьма достоверный, по мнению Фукидида, источник: λέγουσι δὲ καὶ οἱ τὰ σαϕέστατα Πελοποννησίων μνήμηι παϱὰ τῶν πϱότεϱον δεδεγμένοι (говорят и те, которые восприняли самые верные из рассказов о Пелопоннесе в качестве дара памяти о тех, кто жил раньше). За этим заглавием, говорящим о достаточном уважении, которое питал Фукидид к цитированному им автору[4], следует рассказ о Пелопе, Эврисфее и его гибели в Атрее: «Эврисфей был убит в Аттике Гераклидами (а у его матери был брат Атрей; Эврисфей поручил ему, чтобы он правил, Микены и власть во владении Атрею, а случилось так, что он бежал от своего отца из–за смерти Хрисиппа) и, поскольку Эврисфей все еще не возвращался, то микенцы решили, из–за страха перед Гераклидами и так как он казался обладающим силой и угодил большинству, сделать Атрея царем над микенцами и над теми, над кем правил Эврисфей; и пелопиды сделались сильнее персеидов»[5].
В нашем распоряжении имеется аналогичный текст Ферекида (FHG. 39): «После удаления Геракла от людей Эврисфей изгнал их (гераклидов. — Г. Ч.) из страны и сам сделался царем. Гераклиды, бежавшие к Демофонту, сыну Тесея, поселились в четырехградии в Аттике. Эврисфей, однако, послал вестника в Афины и пригрозил афинянам войной, если они не изгонят Гераклидов. Афиняне, конечно, избрали войну, а Эврисфей вступил в Аттику и, сражаясь, сам погиб в бою».
По стилю оба рассказа аналогичны; проконтролировать, однако, происхождение этого пассажа текстом Ферекида мы не можем, так как в настоящем фрагменте речь идет о гераклидах и их судьбе, а не о Микенах. Фрагмент относится к той части повествования Ферекида, где говорилось о гераклидах, а история Пелопа и судьба владений Эврисфея была рассказана в другой части (FHG. 31; 93, 3), где, безусловно, уже не было нужды рассказывать об обстоятельствах войны с гераклидами и гибели Эврисфея. Рассказ, составленный именно в этом плане, содержится у Фукидида. Он принадлежит по содержанию к (одно слово пропущено. — Ред.) и может быть соотнесен с Ферекидом по следующим соображениям.
1. Имеющийся в нашем распоряжении фрагмент Ферекида по содержанию ничем не противоречит тексту Фукидида, вместе с тем по содержанию они друг друга не дублируют; таким образом, два настоящих пассажа могут быть соотнесены с двумя разными частями труда Ферекида.
2. Гелланик, передающий сходные по содержанию сообщения в связи с гибелью Хрисиппа (FHG. 42), следует другой традиции: согласно с ней Атрей возвратился в земли своего отца посредством военного вторжения.
3. Стиль приведенного пассажа у Фукидида весьма напоминает законченные по смыслу небольшие «истории» Ферекида, в которых перечисляется несколько связанных между собою событий, ведущих к логическому концу, и наличествует краткое заключение в виде сообщения о последнем факте. Такова история об Ареитое (Pher. 87; FHG. Schol. ad Hom. Il. VII, 9): «Ареитой из Беотии, лучший из людей в свое время, отправился в Аркадию, ибо было там некое столкновение между аркадцами и беотийцами из–за пограничных камней. Там награбил множество добычи. Подвергшийся презрению аркадцев Ликург, сильнейший среди них муж, устроил засаду, убил его и захватил все его оружие и дубину, и вернул награбленное».
В таком перечне событий порядок их перечисления нередко нарушается, что создает своеобразную логическую инверсию, которая должна подчеркнуть причинно–следственную связь между фактами посредством сложносочиненного предложения[6]. Так, например, в данном пассаже у Фукидида сначала говорится о гибели Эврисфея, а уже потом о том, как он поручил Микены и другие свои владения Атрею. «История» заканчивается тем, что пелопиды стали сильнее персеидов, что завершает пассаж, начатый с рассказа о богатстве самого Пелопа. Таково сообщение о бесплодии
Гермионы у Ферекида в «истории» о путешествии Неоптомена в Дельфы (Schol. Eur. Orest. 1654), а также об оставлении Геракла в Афетах во время путешествия аргонавтов (Apoll. Bibl. I, 9, 19), где сначала сообщается о том, что Геракл там остался, и уже потом говорится о причинах этого.
Перечисленные аргументы дают возможность предположить, что выражение τὰ σαϕέστατα Πελοποννησίων относится к сочинениям Ферекида. Фукидид, безусловно, не мог не относиться с почтением к тем необъятным познаниям, которыми тот обладал, однако использовать их он мог только в ограниченном числе случаев, ибо Ферекида интересовал только древнейший период: гибель Эврисфея описывается почти в конце его труда[7]. Вместе с тем десятая книга сочинения Ферекида содержит материал, интересный для Фукидида и использованный им, а кроме всего прочего отсутствующий у остальных логографов: это сообщение об афинской колонизации (fr. III, 112).
Ферекид говорит: «Милет и Миунт, да и земли около Микале и Эфеса сначала занимали кары, дальше прибрежные области до Фокеи, Хиоса и Самоса, в котором властвовал Анкей — лелеги. И те и другие были изгнаны ионянами и ушли в другие части Карни. Переселение ионийцев, оно было позже, чем эолийское, возглавил Андрокл, родной сын царя Афин Кодра, он и положил начало Эфесу» (FHG. III из Strabo. XIV, р. 632с). Этот рассказ, как мы можем предполагать на основании сопоставления фрагмента Гелланика (приложение, фр. 11) с текстом Паросской хроники (А25), значительно полнее и интересней, чем сообщение о колонизации у Гелланика. Его насыщенность этнографическими подробностями, конечно, могла привлечь Фукидида (I, 12,4), который говорит, что «эллины начали высылать колонии (здесь, как и у Ферекида ἀποικίας ἐξέπεμψε, καὶ Ἴωνας μὲν Ἀθηναῖοι καὶ νησιωτῶν τοὺς πολλοὺς ὤικισαν, то есть афиняне заселили Ионию и многие из островов»; дальше он рассказывает о Пелопоннесской колонизации. Все это, как и у Ферекида, случилось ὕστεϱον по сравнению с Троянской войной и эолийской колонизацией, которая, по Фукидиду, происходила еще во времена дорийского переселения (IV, 42, 2), что тоже могло быть сообщено Ферекидом в силу его интереса к ранней Эолии. Ферекиду, по сообщению Суды, принадлежит ή Ἀττικὴ ἀϱχαιολογία, вместе с тем у Платона в «Гиппии большом» имеется характеристика «археологии» как жанра, весьма точно определяющего как сочинение Ферекида, так и соответствующую часть труда Фукидида: Πεϱὶ τῶν γενων… τῶν τε ἠϱώων καὶ τῶν ἀνθϱώπων, καὶ τῶν κατοικίσεων, ὡς τὸ ἀϱχαῖον ἐκτίσθησαν αἱ πόλεις, καὶ συλλήβδην πάσης τῆς ἀϱχαιολογίας (Plato. Hipp. Maj. 285d, о родах героев и людей, о переселениях, о том, как в древности основывались города и, словом, обо всей «археологии»). Здесь перечисляются три основных компонента труда Ферекида, которые, в сущности, составляют и содержание «Археологии» у Фукидида[8], что может свидетельствовать о прямой зависимости между двумя этими авторами.
§ 5. Гелланик. Мифологические тексты
Фукидид писал историю прежде всего афинскую. Вместе с тем, как правильно подчеркивает А. У. Гомм [9], сбор материалов о древнейшей истории не входил в его цели. Более того, Фукидид, долгое время находившийся в изгнании, не был в состоянии самостоятельно осуществить его, а поэтому он пользовался теми источниками, которые могли быть под рукой. К таким источникам относился не только Ферекид, но и Гелланик, который является единственным писателем, названным Фукиидом по имени в своем труде (I, 97, 2). Фукидид называет его труд ἡ Αττικὴ ξυγγϱαϕή и имеет в виду, безусловно, так называемую Аттиду, то есть первое произведение из большой группы сочинений, так называемых аттидографов (Клитодема, Андротиона, Филохора, Фанодема и др.)[10]. Само слово ξυγγϱαϕή, которым Фукидид называет произведение Гелланика, говорит о том, что он смотрит на него как на равного. Он тщательно избегает слова ίστοϱίη, которое ему представляется, вероятно, ненаучным и напоминает в первую очередь о фольклорной новелле, вместе с тем собственный труд он считает ξυγγϱαϕή (I, I и др. см. материал, собранный у Эссена)[11].
О зависимости Фукидида от Гелланика в рассказе об автохтонности аркадцев и афинян мы уже говорили. В этой же степени Фукидид зависит от Гелланика в рассказе о Девкалионе. Известный скептицизм, наличествующий у Фукидида в рассказе о Троянской войне, легко разделяется на два различных уровня и таким образом питается из двух источников: в первую очередь, это скептицизм, исходящий от самого Фукидида. В конце своего повествования он замечает, что Троянский поход был вовсе не так значителен, как это сообщается (I, 12, 1: τοῦ νῦν πεϱὶ αὐτῶν διὰ τοὺς ποιητὰς λόγου κατεσχηκότος). Однако в первой части рассказа он констатирует тот факт, что по отношению к тому, что ὁ λόγος κατέχει, не может появиться недоверие: ἀπιστοίη μὴ γενέσθαι (I, 10, 1). Руководствуясь именно этим соображением, он создает весь рассказ, пронизанный духом умеренного скептицизма по отношению к эпической традиции и Гомеру (I, 10, 4 и др.). Общее заключение Фукидида несколько противоречит всему рассказу. Таким образом, Фукидид во время работы над этим рассказом, вероятно, руководствовался источником, с которым в результате оказался не вполне согласен, причем этим источником скорее всего был Гелланик, посвятивший достаточно много места Троянской войне и несколько иронизировавший над этим эпосом (сравн. приложение 20. 1). Вместе с тем очерк о Троянской войне у Фукидида в целом походит скорее не на историческое сочинение, а на софистическое упражнение, суть которого заключается в демонстрации градации разных степеней недоверия [12]. Это упражнение пронизано целым рядом парадоксов: если бы Афины и Спарта стояли в развалинах, то изучающие их люди пришли бы к неправильным и, что главное, в отношении каждого города противоположным выводам; следовательно, нельзя верить материальным свидетельствам прошлого и т. д. (I, 10, 2). Однако это софистическое недоверие к развалинам в качестве антитезы предлагает следовать письменной традиции, то есть Гелланику. На письменной традиции построена основная часть экскурса, но в завершение и она вызывает недоверие автора. Таким образом, в настоящем очерке содержится своеобразное соединение софистического скепсиса с элементами скепсиса исторического, присущего Гелланику и в какой–то степени Гекатею (FHG. 356).
Аналогичные методы в использовании материала источника можно усмотреть в рассказе о Миносе (I, 4 и I, 8, 2). В какой–то мере он соответствует рассказу Геродота (III, 122), но последний сообщает, что и до Миноса были те, кто властвовал над морем (τις ἄλλος πϱότεϱος τούτου ἠϱξε τῆς θαλάσσης), в то время как Фукидид утверждает, что Минос был παλαίτατος из тех, кто τῆς θαλάσσης ἐκϱάτησε (I, 4). Фукидид знает ряд подробностей, неизвестных Геродоту, разным традициям они следуют во многих отношениях. Платон подчеркивает аттический характер этого мифа (Plato. Minos. 918e), именно таков он у Гелланика[13] (приложение, фр. 14), а поэтому обращает на себя внимание тот факт, что совсем иначе трактует его Фукидид (Тесей у него с Миносом никак не связывается, а о жестокости последнего по отношению к афинянам не упоминается), заимствовавший его не из афинского источника, на который он указывает сам ὡν ἀκοῆι ἴσμεν (I, 4). Вместе с тем в этом же пассаже Фукидид обнаруживает знакомство с историей карийцев и их переселений и указывает, что они жили на Кикладских островах. Сообщение о сыновьях Миноса может рассматриваться как свидетельство того, что данный пассаж заимствован из генеалогического сочинения, а в таком случае, возможно, из Ферекида, который, как мы показали, был хорошо знаком с этнографией карийцев.
Сопоставляя приемы Фукидида в использовании материала Ферекида и Гелланика, можно прийти к выводу, что с материалом Гелланика Фукидид обращается свободнее, что говорит о лучшем знании последнего по сравнению с Ферекидом.
§ 6. Аттический синойкизм
Сообщение о войне Эвмолпа с Эрехтеем заимствуется из Гелланика, о чем говорит его текст (приложение, фр. 4), дублируемый Паросской хроникой (А15). Таким образом, можно предположить, что к Гелланику восходит и начало экскурса — рассказ о Кекропе и государственном устройстве Аттики в древнейшую эпоху. Во–первых, оно следует непосредственно за текстом Гелланика. Во–вторых, оно характерно именно для этого жанра, в котором писал Гелланик, то есть для Аттиды. Наконец, аналогичный текст мы имеем у Филохора: «Кекроп первый объединил жителей в двенадцать городов» (Fr. 11; Strabo. IX, 609), который он, возможно, полностью заимствовал у Гелланика. Однако, так или иначе, начало экскурса полностью выдержано в жанре Аттиды. Само сообщение о синойкизме известно нам из нескольких источников, за исключением Фукидида.
1. Филохор (Strabo. IX, 609) сообщает: Πάλιν δ῾ ὕστεϱον, εἰς μίαν πόλιν συναγαγεῖν λέγεται τὴν νῦν τὰς δώδεκα Θησεύς — позднее еще раз в тот один город, который существует сейчас, объединил двенадцать городов Тесей. Оборот nominativus cum infinitivo от λέγεται говорит о том, что Филохор цитирует какой–то письменный источник, а скорее всего Гелланика. На это также указывает характерная для последнего лапидарная фраза, начинающаяся со слова ὔστεϱον.
2. Паросская хроника (А20) сообщает об убийстве Тесеем Синия и учреждении Истмийсских игр, что полностью соответствует известному тексту Гелланика (приложение, фр. 14). Вслед за этим та же фраза Паросской хроники продолжается следующим образом: Θησεὺς βασιλεύων Ἀθηνῶν τὰς δώδεκα πόλεις εἰς τὸ αὐτὸ συνώικισεν. Таким образом, можно предположить, что она тоже заимствована из Гелланика: вряд ли составители хроники при описании одного периода обращались к разным источникам. Вместе с тем однородность текстов дает все основания для соотнесения последней части фразы с тем же автором, то есть с Геллаником.
3. Плутарх в биографии Тесея говорит: συνώικισε τοὺς τὴν Αττικὴν κατοικοῦντας εἰς ἕν ἄστυ, καὶ μιᾶς πόλεως ἕνα δῆμον ἀπέϕηνε (Plut. Thés. 24, 1). В рассказе о Тесее Плутарх более всего опирается на Гелланика (17, 3; 25, 7; 26, 1; 27, 2; 31, 1). В рассказе об убийстве Синия Плутарх также ссылается на него (25, 7). Но ведь этот рассказ соседствует с сообщением о синойкизме не только у Плутарха, но и в Паросской хронике! Таким образом, составители этого документа и Плутарх опирались на один источник.
4. Диодор дает последний вариант сообщения: τοὺς δήμους ὄντας μικϱοὺς μὲν τοῖς μεγέθεσι πολλοὺς δὲ τὸν ἀϱιθμὸν μεταγαγεῖν εἰς τὰς Ἀθήνας (Diod. IV, 61).
5. Сообщение Демосфена (1370) является прямым заимствованием у Фукидида.
6. Фукидид сообщает: ἐπειδὴ δὲ Θησεὺς ἐβασίλευσε… διεκόσμησε τὴν χώϱαν… ἐς τὴν νῦν πόλιν οὑσαν… ξυνώικισε πάντας (II, 15, 2). Выражение ἐς τὴν νῦν πόλιν οὑσαν у Фукидида полностью соответствует εἰς μίαν πόλιν τὴν νῦν у Филохора–Гелланика; вместе с тем начало сообщения у Фукидида практически совпадает с текстом Паросской хроники. Утверждение о том, что Диодор заимствовал это сообщение не у Фукидида, мы основываем на том, что он употребляет глагол μετάγω, а не συνοικίζω, как Фукидид и следующий ему Демосфен. Глагол μετάγω мог быть трансформирован из συνάγω Геллаником, Эфором или даже самим Диодором. Следовательно, этот вариант сообщения также можно возвести к Гелланику. Выражение μικϱοὺς τοῖς μεγέθεσι πολλοὺς δὲ τὸν ἀϱιθμὸν у Диодора является типичным для него рационалистическим толкованием числа двенадцать, встретившегося в тексте Гелланика. Идея аттического двенадцатиградия, которая сделалась неинтересной уже для Фукидида, для Диодора была, конечно, абсолютно непонятна — отсюда происходит такое характерное для Диодора толкование[14]. Однако, во всяком случае, мы можем считать текст Диодора контролирующим при возведении к Гелланику остальных текстов о синойкизме. И характер текста Фукидида, и жанровая природа сообщения возводят, следовательно, его к единому источнику, которым в данном случае был Гелланик [15].
§ 7. Свидетельство Фукидида о Гелланике
Сообщение Фукидида о краткости и неточности в определении времени у Гелланика (I, 97, 2), как правило, рассматривается как свидетельство о том, что Фукидид был не в состоянии использовать его произведение в качестве своего источника и относился как к самому Гелланику, так и к его хронологии весьма скептически. В крайней форме эта точка зрения выражена у Л. Пирсона[16], который считает, что Фукидид ни в какой мере не следовал Гелланику. Несколько иную позицию занимает А. У. Гомм[17]: он полагает, что сетования по поводу хронологических неточностей, содержащихся в этом пассаже, относятся не к качеству материала, который представляется у Гелланика, а к методам определения времени у последнего. Фукидид, таким образом, выражает здесь свои воззрения на хронологию в целом подобно тому, как он это делает в пятой книге (V, 20, 2—3). Эти соображения в большей степени базируются на тексте, поскольку при изложении истории «Пентаконтаэтии», которую предваряет разбираемый нами пассаж, сам Фукидид ни разу не сообщает мало–мальски определенной даты того или иного события (см. таблицу в главе 2), и ни о какой точности хронологии у него самого не может быть и речи.
Рассмотрим данный пассаж (I, 97, 2) в смысле его внутреннего строения: ἔγϱαψα δὲ αὐτὰ καὶ τὴν εκβολὴν τοῦ λόγου ἐποιησάμην διά τόδε, ὅτι τοῖς πϱὸ ἐμοῦ ἅπασιν ἑκλυτες τοῦτο ἡν τὸ χωϱίον καὶ ἤ τὰ πϱὸ τῶν Μηδικῶν Ἐλληνικὰ ξυνετίθεσαν ἤ αὐτὰ τὰ Μηδικά, то есть «я написал об этом и сделал отступление от текста из–за того, что у всех до меня этот промежуток был упущен, и составляли они либо эллинскую историю до Мидийских войн, либо историю самих Мидийских войн». На этом заканчивается объяснение причин, побудивших Фукидида включить этот экскурс в собственную историю. Дальше следует замечание уже по поводу этой истории: τούτων δὲ ὅσπεϱ καὶ ἥψατο ἐν τῆι Ἀττικῆι ξυγγϱαϕῆι Ἐλλάνικος, βϱαχέως τε καὶ τοῖς χϱόνοις οὐκ ἀκϱιβῶς ἐπεμνήσθη. И, наконец, последняя фраза гласит: ἄμα δὲ καὶ τῆς ἀϱχῆς ἀπόδειξιν ἔχει τῆς τῶν Ἀθηναίων ἐν οἵωι τϱόπωι κατέστη.
Комментаторы этого пассажа, начиная с Иоанна Казелиуса и, во всяком случае, с Ф. Трауготта, исходили из следующих положений.
1. Фраза о Гелланике логически относится к предыдущей и логически развивает ее мысль, таким образом, δέ следует переводить в смысле «даже», «также».
2. Выражение ἄμα … ἔχει относится к слову χωϱίον из первой фразы пассажа.
Таким образом, текст принимал тот вид, который он имеет в английском переводе Р. У. Ливингстона[18] или С. А. Жебелёва[19], то есть (цитируем перевод Жебелёва): «Я описал это и тем самым сделал отступление в своем повествовании по той причине, что у всех моих предшественников эта эпоха не была изложена. Они излагали Эллинскую историю до Персидских войн, или историю самих Персидских войн. Даже тот из моих предшественников, который в своей истории Аттики касается этих событий, Гелланик, упомянул о них кратко и в отношении хронологии неточно. Вместе с тем события этой эпохи содержат в себе доказательство того, каким образом организовывалась афинская держава».
Неудачной эта интерпретация представлялась К. Циглеру[20], который предложил исключить из пассажа всю вторую фразу, как Фукидиду не принадлежащую, и Ф. Якоби[21], который следуя К. Циглеру полагает, что эта фраза, хотя несомненно принадлежит Фукидиду, в текст включается неправомерно, так как представляет собой позднейшее авторское примечание. А. У. Гомм считает, что эта фраза, безусловно, принадлежит самому Фукидиду и в своем комментарии пытается примирить с этим воззрением Ф. Якоби[22]. Сторонником гипотезы К. Циглера остается один Ф. Эдкок[23], строящий на ней целый ряд необоснованных историографических выводов[24].
Наша интерпретация настоящего пассажа сводится к следующему.
1. Как это следует из материала, собранного у Эссена[25], чуть ли не каждая фраза у Фукидида начинается с δέ, которое знаменует собой переход к новой мысли и не несет ни противительного, ни усилительного значения. Выражение τούτων δὲ ὅσπεϱ, которое понимается как genetivus partitivus, может значить «в противоположность им вот этот», то есть исполнять функции separationis, как, например, в ряде пассажей Демосфена (179, 3; 682, 85) или в «Лисистрате» у Аристофана ὤ ϕιλτάτη σὺ καὶ μόνη τούτων γυνή (Aristoph. Lys. 145). Наконец, τούτων может носить значение comparationis, как это бывает у Фукидида; например, в повествовании о Троянской войне: τὴν στϱατείαν ἐκείνην μεγίστην μὲν γενέσθαι τῶν πϱο αὐτῆς (I, 10, 3)[26].
2. Соотнесение выражения ἅμα… ἔχει со словом χωϱίον затруднено уже потому, что между ними содержится целая фраза, разрабатывающая новую мысль. Даже если фразу о Гелланике исключить из текста, их будет разделять пространное рассуждение об историях [27]. Следовательно, это выражение следует соотнести с подлежащим предыдущего предложения Ἑλλάνικος или со словом ἡ Ἀττική ξυγγϱαϕή. Наконец, фраза о Гелланике содержит в себе не один, а два логических центра: весь ее смысл нельзя сводить к βϱαχέως καὶ οὐκ ἀκϱιβῶς; он прежде всего заключается в самом факте написания этого произведения.
Глагол ἐπιμιμνήσκομαι довольно часто встречается в цитатах из логографов в смысле «сохранять», «предавать памяти» и т. д. (Justin. Cohort ad Graec 9, Harpocr. στεϕανηϕόϱος). Таково же значение этого редкого для Фукидида глагола, употребленного им применительно к Гомеру (III, 104, 5) ἑαυτοῦ ἐπεμνήσθη, то есть «сообщил о себе» — ведь этот гомеровский пассаж, по мнению Фукидида, да и большинства древних критиков вообще, был единственным достоверным сообщением о Гомере (Ad Ар. 172-173). Во всяком случае, этот глагол значит нечто большее, чем «упомянуть между прочим».
Настоящий пассаж, как мы полагаем, должен звучать следующим образом: «Я написал об этом и сделал отступление от темы из–за того, что у всех до меня этот промежуток был упущен, и составляли они либо эллинскую историю до Мидийских войн, либо историю самих войн. В отличие от них Гелланик предпринял это в своей истории Аттики. Сохранил он сведения кратко и неточно в отношении времени. В то же время есть у него повествование о том, как государство афинян пришло в такой вид».
В таком случае выражение βϱαχέως καὶ οὐκ ἀκϱιβῶς является не упреком в адрес Гелланика, а обоснованием того, что это повествование кратко и неточно у него самого, ведь предпринял этот труд Гелланик, а сам Фукидид только использовал его уже сделанную работу.
§ 8. Фукидид и Гелланик: хронология и факты
На основании схолий к Аристофану (Schol. ad Aristoph. Ran 694) можно сделать вывод о том, что в целом Гелланик довел свое повествование почти до конца V века, поскольку он писал о битве при Аргинусах. Именно на этом основании Ф. Якоби предполагал, что Фукидид не мог использовать Аттиду в своей работе, так как она появилась слишком поздно[28]. Вместе с тем мы знаем, что Гелланик написал большое число сочинений, и все пассажи, так или иначе связанные с Аттикой, соотносить с Аттидой нельзя. Таким образом, установить дату появления этого произведения не представляется возможным [29].
О том значении, которое Фукидид придавал хронологии, мы знаем в первую очередь из его замечания о методах счета времени (V, 20, 2-3). Фраза Гелланика: ὁπόθεν Ἑλληνες ἀκϱιβοῦν τοὺς χϱόνους ἐνόμισαν (Afr. Eus. Prep. Evang. X, 10, 7) говорит о том, что этот вопрос в той же мере занимал и этого историка. В то же время у Фукидида мы встречаем датировку начала Пелопоннесской войны по жрице Геры в Аргосе (II, 2, 1 ). Такая датировка, принятая Геллаником в специальном сочинении «Жрицы Геры», надо полагать, не была общепринятой и, скорее всего, заимствована Фукидидом именно оттуда. Мы имеем в нашем распоряжении только один фрагмент Гелланика с указанием такой даты:

 

Фукидид II, 2,1

Гелланик I, 22

τῶι δὲ πέμπτῳ καὶ δεκάτῳ ἔτει, επὶ Χϱυσίδος ἐν Ἁϱγει τότε πεντήκοντα δυοῖν δέοντα ἔτη ἱεϱωμένης

τϱίτηι γενεᾶι πϱότεϱον τῶν Τϱωικῶν, Ἀλκυόνης ἱεϱωμένης ἐν Ἄϱγει κατὰ τὸ ἔκτον καὶ εἰκοστὸν ἔτος

 

Кроме года жречества сообщается какая–то другая дата для сопоставления, дальше следует формула ἱεϱωμένης ἐν Ἄϱγει. Надо полагать, что Фукидид скорее бы написал ὀκτὰ καὶ τετταϱάκοντα ἔτη, в то время как такая сложная его формулировка говорит о заимствовании этой даты из сочинения с весьма сложной и запутанной обилием фактов системой счета времени. Для Фукидида это было необходимо, чтобы определить первый год войны, то есть соотнести точку отсчета в своей собственной системе с системами, принятыми у его предшественников, то есть в научном обороте его эпохи. Фукидиду это было необходимо в двух целях.
1. Таким образом его собственная хронологическая система, весьма ограниченная во времени, включалась в общую хронологию.
2. Кроме того, это был своего рода знак уважения хронологических штудий его предшественников, которые ценились даже во времена Цицерона (Cic. De or. II, 53). Таким образом, в области счета времени Фукидид также считает себя в значительной мере продолжателем логографов. Действительно, как это ни странно, система счета времени, примененная Фукидидом, мало чем отличается от употреблявшихся до него. Раньше считали время по сроку службы должностного лица и т. д. (V, 20, 2-3); Гелланик считал годы от начала жречества очередной жрицы. Подобно ему Фукидид, который пишет не историю вообще, а историю войны, считает годы от начала этой войны. Поэтому вне времени этой войны он не располагает никакой особой хронологической системой[30].
Сообщение Фукидида об основных чертах повествования Гелланика предваряет ту часть «Пентаконтаэтии», которую мы назвали хроникой. Об особенностях ее композиции, в сопоставлении с фрагментом мифологической хроники Гелланика, было сказано выше. Параллельные тексты, имеющиеся в нашем распоряжении, таковы:

 

Фукидид

Гелланик

101, 2, восстание илотов

103, 4, Пеги и Нисея, афиняне в Мегариде

113, 1, захват афинянами Херонеи

67. Harpocr. S. v. εὶλωτεύειν

72. Harpocr. s. v. Πηγαὶ

47. Steph. Byz. s. v. Νισαία

49. Steph. Byz. Χαιϱώνεια

 

Особенный интерес представляет собой фрагмент хроники Гелланика, сохраненный Стефаном Византийским: Ἀθηναῖοι καὶ μετ᾿ αὐτῶν ἐπὶ τοῦς Ὀϱχομενίζοντας τῶν Βοιωτῶν ἐπεϱχόμενοι Οϱχομενοῖς καὶ Χαιϱώνειαν πόλιν Ὀϱχομενίων εἴλον. Сообщение это заимствовано из второй книги жриц Геры. Стефан Византийский изъял его чисто механически, поэтому неизвестно, после чего именно афиняне совершили этот поход. Зато налицо оказывается структура хроники у Гелланика, которая аналогична тому, что мы в соответствующей части имеем у Фукидида. Извлеченные Стефаном Византийским тексты с упоминанием Пег и Нисеи связываются нами с Пятидесятилетием на основании свидетельства автора, который указывает на то, что они принадлежат к одной книге с фрагментом о захвате афинянами Херонеи. Наконец, последним документальным свидетельством является извлеченный из Гарпократиона фрагмент Гелланика об илотах, идентичный по смыслу тексту Фукидида:

 

Фукидид I, 101, 2

Гелланик (Гарпократион)

Πλεῖστοι δὲ τῶν Είλώτων ἐγένοντο οἱ τῶν παλαιῶν Μεσσηνίων τότε δουλωθέντων ἀπόγονοι ἧι καίё Μεσσήνιοι ἐκλήθησαν οί πάντες

Εἵλωτες γὰϱ οί μὴ γόνωι δοῦλοι Λακεδαιμονίων, ἀλλ᾿ οί πϱῶτοι χειϱωθέντες τῶν Ἔλος τὴν πόλιν οἰκούντων

 

Оба эти сообщения выходят за рамки обычной хроники и представляют собой нечто большее, что–то вроде историко–этнографических пояснений к тексту. Сущность илотии была, безусловно, плохо понятна афинской публике. Так, например, мы не можем утверждать, что ее хорошо понимал Геродот (VI, 58, 75,80, 81; VII, 229; VIII, 25; IX, 10, 28, 80, 85). Таким образом, если Гелланик включил этот фрагмент в свое произведение, то Фукидид охотно последовал его примеру, так как без этого сам предмет Мессенских войн остался бы неясным для читателя.
§ 9. Проблемы экскурса
Следующим вопросом в проблеме взаимоотношений между Фукидидом и Геллаником является сама проблематика истории Пятидесятилетия: каким образом государство афинян пришло в настоящее состояние.
Наша интерпретация текста допускает тот факт, что этот вопрос был поставлен уже Геллаником. В этой связи следует вспомнить, что тема усиления морского могущества Афин и их гегемонии в Делосском союзе была близка Бакхилиду и Софоклу (см. главу 2, § 4). Популярность этой темы в текстах трагедии показывает ее общий характер и тот интерес, который питала к ней афинская публика.
Тексты Бакхилида вообще, как это было показано, находят много общих черт с фрагментами Гелланика. Вместе с тем у самого Фукидида, пережившего ряд печальных событий Пелопоннесской войны, вряд ли могла зародиться идея о той μεταβολή, которое афинское государство претерпело за предшествующие пятьдесят лет. Кроме того, рассматриваемая нами хроника была нужна Фукидиду главным образом для того, чтобы показать нарастание конфликта между Афинами и Спартой, а совсем не οίος τϱόπος процветания Афин. Последнюю проблему, таким образом, имеет смысл рассматривать как привнесенную в труд Фукидида вместе с конкретным материалом. Замечание Диодора (XII, 1, 3—5), в котором содержится пространное рассуждение о значении «Пентаконтаэтии» для судеб Эллады, сводится к следующему: «После того как война сверх ожиданий приняла такой невероятный исход, жители Эллады не только освободились от опасностей, но и приобрели большую известность, а все эллинское государство достигло такого изобилия, что все только изумлялись такому повороту дел. Итак, с того времени в течение пятидесяти лет Эллада достигла большого расцвета в своем благосостоянии». Далее к этому расцвету Диодор относит не только Фидия, Перикла, Мильтиада и Фемистокла, но и Сократа, Платона, Аристотеля и Исократа. Если Сократа с некоторыми оговорками можно отнести к этой эпохе, то Исократу в год начала Пелопоннесской войны было около пяти лет. Платон родился через четыре года после ее начала, а Аристотель — после ее окончания. Диодор, таким образом, в ущерб фактам, отчего, однако, только становилось ясней общая идея, пытается придать Пятидесятилетию черты общего и окончательного расцвета Эллады, то есть механически следует какому–то источнику, у которого он заимствовал некоторые общие положения относительно Пентаконтаэтии. Это был, безусловно, Эфор, который, как мы можем понять на основании того же текста Диодора, полагал, что в течение Пятидесятилетия Эллада совершила μεταβολή, следствием которого является то, что она πολλὴν ἐπίδοσή ἔλαβεν πϱὸς εὑδαιμονίαν (ibidem). Это положение весьма похоже на ἐν οἵωι τϱόπωι κατέστη у Гелланика и Фукидида. Вместе с тем Эфор при изложении истории Пентаконтаэтии, как это доказывает Г. Барбер[31], следовал Гелланику.
Сравнивая тезис Гелланика и Эфора можно заключить, что суть их рассуждений одна: межвоенное развитие Эллады представляет собой μεταβολή. Разница заключается лишь в том, что Эфор, писавший значительно позднее Гелланика и в какой–то степени подводящий итог эпохе расцвета, представил этот тезис в более цветистой форме. Фукидида из всего этого интересует только одно: эта μεταβολή привела к столкновению Афин и Спарты. Следовательно, он идет за Геллаником, но при этом отбирает только тот материал, который объясняет интересующий его процесс. Так, например, его не интересует ни одно внутриполитическое событие в истории Афин этого времени, которые, конечно, были отражены у Гелланика. Фукидид первоначально заимствует у своего источника общую идею, а потом в ходе своей работы придает ей собственный смысл, что приводит к известным противоречиям между введением и заключением в каждом элементе его труда. В этом заключается существенная разница между источниковедческими приемами Геродота, который, как установил А. ИДоватур[32], перенимал рассказы от источника вместе с заложенной в них философией, и Фукидида, который полностью перерабатывает сообщение своего источника на основе решаемой им проблемы. Поэтому философия (в широком смысле слова: такое применение этого термина Доватуром нам представляется весьма удачным) его предшественника сохраняется только в исходном пункте рассуждений Фукидида, который мы назвали предваряющим тезисом.
§ 10. Некоторые другие источники
О зависимости Фукидида от Харона из Лампсака говорит Плутарх. Он сообщает, что только эти два историка говорят о встрече Фемистокла с сыном Ксеркса, в то время как остальные сообщают, что он встречался с самим Ксерксом (это Эфор, Динон, Клитарх и Гераклид из Кимы; Plut. Them. 27, 1). Действительно, Πεϱσικά Харона могла быть хорошим источником для написания биографических очерков о Фемистокле и Павсании (I, 137, 4). Фукидид, безусловно, пользовался надписями, однако при написании истории Пятидесятилетия эпиграфический материал использован минимально. Это можно утверждать в силу того, что в его хронике какие бы то ни были даты приводятся только дважды: он сообщает, что пятилетний договор (σπονδαὶ πεντέτεις) был заключен через три года после экспедиции Перикла в Сикион и Акарнанию (I, 112, 1), а война между Самосом и Милетом началась через шесть лет после заключения тридцатилетнего мира (σπονδαὶ τϱιακοντούτεις I, 115, 1). Мирные договоры, конечно, закреплялись в достаточно известных надписях, к ним обратился для датировки своих сообщений Фукидид; остальные события либо просто не были зафиксированы в эпиграфических памятниках, либо надписи эти были менее доступны, вследствие чего ему пришлось положиться на штудии Гелланика. Вместе с тем Фукидид родился приблизительно на двадцатом году Пентаконтаэтии, а следовательно, за событиями ее последнего десятилетия он наблюдал, как взрослый человек. Таков экскурс о Самосском восстании (I, 115, 2—117), для описания остальных событий ему вполне было достаточно одного источника для пополнения имевшихся у него всегда сведений и приведения их в порядок — этим источником, конечно, был Гелланик.
На основе источниковедческих штудий можно указать на несколько дополнительных источников: так, например, дата заселения дорийцами Пелопоннеса указана на основании Ферекида, так как в предыдущей фразе этого пассажа (I, 12, 3), заимствованной из Ферекида, говорится о переселении беотийцев в Кадмею, там тоже указывается дата; в следующей фразе, где говорится об ионийской колонизации, источником также был Ферекид. Эти аргументы указывают на принадлежность Ферекиду и рассказа о заселении Пелопоннеса. В ряде мест (I, 13, 2—5; IV, 42, 2) используется специальное сочинение, посвященное истории Коринфа, откуда Фукидид заимствовал рассказ об Аминокле и начале кораблестроения. Это сочинение принадлежало кому–то из малоизвестных или неизвестных нам логографов.
§ 11. О некоторых источниковедческих приемах Фукидида
При написании экскурсов о Килоне и Писистратидах Фукидид весьма аккуратно следовал той основе повествования, которую он заимствовал у Геродота. Его нововведения относятся только к добавлению отдельных подробностей к историософской стороне повествования: рассказ источника подвергается полной переработке в свете цели, преследуемой Фукидидом; вместе с тем его фактическая сторона остается почти прежней. Надо полагать, что аналогичным путем он работал над Геллаником. В его хронику включаются некоторые новые подробности, материал Гелланика отбирается сообразно с общей концепцией Фукидида, в то время как последовательность событий в хронике, ее литературный стиль и особенности жанра остаются прежними.
Фукидид, как мы видим, использовал большое количество произведений своих предшественников. Перерабатывал их он в первую очередь с точки зрения историософии, то есть той общей идеи, которая в них была заложена, и придавал им свой идеологический смысл. Вместе с тем о его предшественниках мы знаем больше в историософском аспекте, чем в конкретных деталях, и, таким образом, эта особенность источниковедческой работы Фукидида в соединении с характером сохранившегося материала является основным препятствием при установлении источников Фукидида, которое в некоторой степени нам удалось преодолеть.


[1] А. У. Гомм в работе «The Greek attitude to poetry and history» (Berkeley; Los–Angeles, 1954) подробнейшим образом разбирает пассажи, параллельные эпосу у Геродота и Фукидида и приходит к тому выводу, что Фукидид сознательно искажал и трансформировал согласно своим задачам эпическую традицию. Эта работа разрешает вопрос, поставленный еще в 1868 году в работе А. О. Угрянского: почему Фукидиду остались неизвестны распространенные сказания о Миносе, Пелопе и т. д. (см.: Угрянский А. О. Цит. соч.). Хороший анализ эпического материала у Фукидида содержится у Н. И. Новосадского (см. прим. 3 на стр.27).
[2] Именно этим можно объяснить полное молчание Фукидида о Персидских войнах: по его мнению, их история была написана достаточно хорошо. Вместе с тем умолчание о Персидских войнах необходимо Фукидиду по причине софистического сопоставления Троянской и этой войны. Рассказ, даже самый краткий, о Персидских войнах разрушил бы эту фигуру.
[3] Так, Фукидид указывает на то, что в Спарте не существовал Πιτανάτης λόχος (I, 20, 3), о котором однажды упомянул Геродот (IX, 53); аналогичен случай с голосами спартанских царей (VII, 57).
[4] На необычность такого замечания указывает в комментарии к этому месту А. У. Гомм (НС), который, однако, связывает его с Геллаником, а не с Ферекидом.
[5] Следует обратить внимание на то, что стиль этого пассажа может служить примером так называемого λέξις εὑϱομένη, что Ф. Г. Мищенко в своем переводе сумел передать значительно лучше С. А. Жебелёва.
[6] О стиле Фукидида вообще см.: Finley J. H. Thucydides. Cambridge, Mass., 1942 (Chapter 7: Style of Thucydides. P. 250—289) и его же статью «The Origins of Thucydides’ Style» (Harvard Studies in Classical Philology. N 50. 1939. P. 35—84).
[7] Ферекид заканчивает свой труд рассказом об ионийской колонизации при сыновьях Кодра.
[8] Дионисий Галикарнасский говорит, что Φανόδημος ὁ τὴν Αττικὴν γϱάψας ἀϱχαιολογίαν (Ant. Rom. I, 6, 1). Сочинение самого Дионисия имело такое же название; Суда называет «Аттической археологией» труд Ферекида. Платон в цитированном месте говорит как о жанре, о той же археологии, которая, как мы можем предполагать, была одной из форм генеалогической литературы, включавшей в себя так называемые κτίσεις, что опять–таки укладывается в великолепное определение Платона.
[9] См. у А. У. Гомма (НС. Vol. 1. Р. 135-136), который сближает термин τεκμήϱιον у Фукидида, обычно понимавшийся как «свидетельство», со значением этого термина в ораторской прозе, где он обозначал вывод, сделанный на основании свидетельства. См. также некоторые возражения ему у К. К. Зельина (Зельин К. К. Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н. э. М., 1964. С. 60—61).
[10] Все тексты и свидетельства, касающиеся аттидографов, в настоящее время собраны Ф. Якоби в третьем томе «Die Fragmente der Griechische Historiker», к которому прибавлен обширный том комментариев. Эта работа во всех отношениях превосходит Мюллера как по количеству текстов, так и по их обработке.
[11] Отношение Фукидида к термину ίστοϱίη интересно анализируется в статье А. А. Тахо–Годи «Ионийское и аттическое понимание термина “история” и родственных с ним» (Вопросы классической филологии. Вып. 2. М, 1969. С. 120-121). Фукидид и Ксенофонт, как полагает Тахо–Годи, находится на грани ионийской и аттической ступеней, что пока еще затрудняет употребление этого термина в аттическом смысле, который, однако, уже сделал невозможным его употребление в ионийском смысле. На основании этих выводов Тахо–Годи можно предположить, что термин ίστοϱίη Фукидид понимает по–старому, то есть как понимали его логографы, но воздерживается от его употребления в силу появления нового и противоречащего его пониманию смысла (ср.: Plato. Crat. 406b; Arist. 298B2, 491a 12, 757b35; Demosth. De coron, 144; Aesch. C. Tim. 141).
[12] Небезынтересно сопоставить этот пассаж с такими классическими примерами софистической прозы, как «Ниспровергающие речи» Протагора (тезис и антитезис) и т. д.
[13] Этот пассаж Фукидида представляет собой классический пример отбора им нужного материала. Он оставляет от мифа о Миносе только то, что ему требуется для развития мысли в настоящий момент, и упускает все остальные, и гораздо более важные для традиции, черты и основное содержание мифа вместе с этим.
[14] Такой прием вообще характерен для Диодора (см.: XV, 49 и т. д.).
[15] В предположительной форме об этом говорит даже Р. Макан (Cambridge Ancient History. Vol. 5. P. 413).
[16] Л. Пирсон в «Early Ionian Historians» (Oxford, 1939. P. 225) говорит: «Если бы это был труд, весьма полезный для разъяснения хронологии Пентаконтаэтии, то Фукидид вряд ли прошел бы мимо него».
[17] Gomme A. W. НС. Vol. 1. Р. 362-364.
[18] Thucydidis Historiae / Transi. R. W. Livingstone. L., 1943, ad hoc.
[19] Ф. Г. Мищенко в своем переводе передает это место более осторожно, нежели С. А. Жебелёв, и оставляет решение вопроса о том, к чему относить эту фразу, за читателем.
[20] Ziegler К. Der Ursprung der Exkurse im Thukydides // Rheinisches Museum für Philologie. Bd. 78. 1929. S. 66.
[21] Jakoby F. Die Fragmente der Griechische Historiker, VII, 5.
[22] Cm.: Gomme A. W. HC. Vol. 1. P. 369 и примечание к этой странице.
[23] См.: Adcock F. E. Thucydides and his history. Cambridge, 1963. P. 95, 123.
[24] См.: также статью Ф. Эдкока «Thucydides in book I» (Journal of Hellenic Studies. Vbl. 71. 1951). Эдкок полагает, что в том случае, если произведение Гелланика было опубликовано после 406 года, то в свете гипотезы К. Циглера этот пассаж становится не terminus post quom, как это можно было бы заключить из полного текста, a terminus ante quom. Вместе с тем трудно сказать, какое произведение Гелланика именно содержит описание битвы при Аргинусах, а поэтому это рассуждение исторически бессмысленно.
[25] Index Thucydides, ad hoc.
[26] На недооценку значения Genetivus separationis при интерпретации многих текстов указывал Э. Метцнер в своем обширном комментарии к оратору Ликургу: Lycurgi Oratio in Leocratem / Recognovit, annotationem criticam et commentarios adiecit E. Maetzner. B„ 1836.
[27] Употребление здесь термина «история», не применявшегося Фукидидом, не вполне правомерно. Вместе с тем слово Ελληνικά принято переводить как «греческая история», хотя, возможно, было бы правильнее избрать другой эквивалент.
[28] Jacoby F. Über die Entwicklung der griechischen Historiographie und den Plan einer neuen Sammlung der griechischen Historikerfragmente // Klio. Bd. 9. 1909. S. 113-114.
[29] Безусловно, далеко не все фрагменты, включаемые в Аттиду Гелланика, в действительности относились именно к этому произведению. Включением в их число возможно большего количества фрагментов мы всего лишь стремимся яснее очертить круг тем, интересовавших Гелланика, и не соотносим все тексты с одною «Аттидой».
[30] Этим в какой–то степени объясняется неопределенность датировки как тех событий, о которых говорится в «Археологии», так и событий «Пентаконтаэтии».
[31] Barber G. L. The historian Ephorus. Cambridge, 1935. P. 113.
[32] Доватур А. И. Цит. соч. С. 126.