Сравнительный анализ греческой истории Диодора должен быть начат с тех частей ее, где мы имеем параллельное связное изложение других источников. Работа по отрывкам всегда представляет собой значительные затруднения. Пока мы не имеем связного текста, мы всегда подвергаемся опасности неверно понять данное место, и, во всяком случае, не можем установить того значения, которое оно имело в пропавшем для нас контексте. Там, где мы желаем установить состав разбираемого нами исторического рассказа, работа по Фрагментам становится, именно в силу этого, почти несомненно безрезультатной — по крайней мере до тех пор, пока мы находимся в начале исследования, пока мы не установили еще принципов, по которым мы будем выделять из связного изложения составные его части.
В таком именно положении находимся мы теперь: мы должны искать такого пункта в труде Диодора, где мы его связное изложение можем противопоставить связному изложению другого писателя; такой пункт мы и найдем в начале одиннадцатой книги, в истории нашествия Ксеркса. История похода Датиса и Артаферна дошла до нас только в отрывках, да еще к тому же в виде эксцерптов. Начиная с похода Ксеркса мы опять имеем связный и несомненно Диодоровский текст, имеем и параллельное изложение Геродота.
Задача наша — решить вопрос о том, пользовался ли Диодор Геродотом, и только точный анализ обоих рассказов может решить его. Сходство отдельных черт и элементов не докажет само по себе ничего. Геродот служил несомненно одним из главных, если не главнейшим источником всей нашей, да и всей греческой традиции об эпохе греко–персидских войн. При громадной популярности Геродота[1]), отдельные его известия должны были многоразличными путями стать всеобщим достоянием и проникнуть в изложение Диодора даже в том случае, если бы он и не заглядывал в Геродота. Другое дело — связный рассказ, где мы можем установить взаимоотношение отдельных известий, где мы можем выяснить себе самый способ переработки, если она только имела место.
Раньше, чем приступить к анализу, я считаю необходимым указать на одно обстоятельство, крайне важное для нашего суждения об отношении Диодора к Геродоту. Сочинение Геродота есть, в существенных своих частях, специальный труд о греко–персидской войне. В труде Диодора это событие — один и неособенно большой отдел. Поэтому вся та масса пестрого анекдотического и эпизодического материала, которая делает столь живым и разнообразным рассказ Геродота, уже по самому своему характеру склонного к бесконечным отступлениям, должна была у Диодора исчезнуть, оставив один остов. Понятно, что в этом Фактическом остове многое должно было принять характер, совершенно отличный от того, который ему был свойствен в живом, полном подробностей оригинальном рассказе, но эти отличия не имеют значения — они являются необходимым, часто возникшим помимо воли и сознания писателя следствием особенностей задач и характера его труда.
Уже с самого начала нашего анализа мы поставлены в необходимость считаться с этими соображениями.
Bauer[2], которого очень добросовестным сравнением рассказов Диодора и Геродота мы неоднократно будем пользоваться, видит одно из главных отличий Диодора от Геродота в том, что у Диодора вся инициатива похода приписывается Ксерксу, между тем как у Геродота — Ксеркс ἐπὶ τὴν Ἑλλάδα οὐδαμῶς πρόθυμος ἧν ϰατ᾿ ἀρχὰς στρατεύεσθαι [вначале вовсе не желал идти в поход на Элладу] (VII. 5) и решился на поход только после целого ряда колебаний, побуждаемый к нему Мардонием, Алевадами, Писистратидами. Не говоря уже о том, что влияние Мардония достаточно ясно указано Диодором[3], вспомним только, что у Геродота эта история колебаний Ксеркса изложена в целом ряде речей, сновидений и т. п.; вспомним, что все это неминуемо должно было исчезнуть в кратком рассказе Диодора — и поразившая Bauer’а разница исчезает.
Существенное отличие от Геродота заключается не в этом, а в сообщенном им известии о союзе между Персами и Карфагенянами, известии, которого у Геродота нет. Диодор его должен был найти помимо Геродота, он и нашел его у Эфора (Schol. Pind. Pyth. I, 146. Müller, F. H. G. I 264 frg. III) — посредственно или непосредственно, — но вопрос именно и заключается в том, нашел ли он его в связном рассказе одного источника, или присоединил к своему источнику, заимствовав извне; мне кажется, что анализ места говорит в пользу второго предположения. Диодор рассказывает, почему Ксеркс собрался напасть на Греков. Первым побудившим его был Мардоний — это, как я указывал уже, взято из Геродота. Мардоний ἔπείσε τὸν Ξερξην ϰαταδουλώσεσαι τοὺς Ἕλληνας [уговорил Ксеркса поработить греков]. Убежденный им, βουλόμενος πάντας τοὺς Ἕλληνας ἀναστάτους ποιῆσαι, [желая погубить всех греков] Ксеркс посылает к Карфагенянам, прося их о содействии — это естественно ведет Диодора к рассказу о приготовлениях Карфагенян и Ксеркса; много солдат и кораблей собрал царь — συνεβάλετο δὲ αὐτῷ ϰαὶ ὁ πατὴρ Δαρεῖος [способствовал ему и отец Дарий][4].
В чем же заключается значение этого συμβαλεῖσθαι [способствования] Дария? Очевидно, в данной связи, в том, что приготовления Дария помогли Ксерксу сделать свои в указанных Диодором широких размерах. На самом деле оказывается однако не то. Дарий является не подготовителем войны, а лицом, которое своими приготовлениями побудило Ксеркса начать войну: ὁ Ξέρξης διὰ τὴν τοῦ πατρὸς ἐπιβουλήν ϰαὶ τὴν τοῦ Μαρδονίου αυμβουλίαν…, δεέγνω πολεμεῖν τοῖς Ἕλλησι [Ксеркс, побуждаемый как замыслом своего отца, так и советами Мардония … решил воевать с греками]. В этом, конечно, прямого фактического противоречия нет, но есть несомненно некоторое несогласие представлений, некоторое неумение приводить к единству различные мотивы. Заметив этот факт для всех наших будущих рассуждений, мы в данном случае не сможем уклониться от естественного его объяснения. И у Геродота говорится о приготовлениях Дария, и у него Ксеркс ссылается на Дария, говоря о своем желании начать войну (VII. 8, 3). Если бы эпизод об участии Карфагенян и тесно связанные с ним слова о приготовлениях Ксеркса были выпущены, изложение Диодора находилось бы в полном согласии; вставка этого известия видоизменила весь смысл места и привела к недоразумению. Очевидно, что она органически не связана с основным текстом, что она именно и есть вставка, недостаточно полно слитая с основным текстом.
Той же неполнотой слияния двух источников следует объяснить и другое несоответствие с Геродотом, отмеченное уже Bauer’ом[5]. В то время как у Геродота (VII. 20) приготовления к войне требуют около пяти лет, у Диодора они закончены в три года. Bauer объясняет это тем, что Эфор, который для него является несомненным и единственным источником всех сведений Диодора, смешал приготовления Ксеркса с приготовлениями Дария, которые действительно продолжались три года; но предположение это не имеет никакого основания. Мы можем относиться к Эфору, как нам угодно, — до тех пор, конечно, пока мы с ним ближе не познакомимся — , но и при этом мы должны признавать известные пределы; раньше чем допускать в его труде грубые промахи, подобные указанному, нужно доказать их возможность[6].
Персы готовятся к войне. Царь приказывает строить корабли по всему подчиненному ему побережью — в Египте, Финикии, Кипре, Киликии, Памфилии, Писидии, Линии, Карий, Мисии, Троаде, в Геллеспонтских городах, Вифинии и Понте. Соответственно этому перечислению у Диодора мы находим ниже и другое, более точное и определенное, с указанием числа кораблей при каждой области — точнее при каждом народе. Здесь(XІ. 3. 7) перечисляются Египтяне, Финикияне, Киликийцы, Памфилийцы, Ликийды, Кипряне, Доряне οἱ πρὸς τῇ Καρίᾳ ϰατοιϰοῦντες [живущие у Карии], Ионяне, Эоляне, Геллеспонтяне, жители Понта и островитяне–греки. Разница между этими двумя перечислениями заключается в том, что в первом из них, вместо указанных во втором Эолян, Дорян, Ионян, названы Мисия, Троада, Вифиния и Писидия. Видеть в этом последовательное применение какого бы то ни было принципа нельзя. Диодор действительно имел основание в первом из своих перечислений не упоминать Эолян, Дорян, Ионян, так как он указывает в нем страны, в которых строили корабли, между тем как Греки кораблей не строили, а только поставляли экипаж (Диод. 1. 1.); — но этот принцип не выдержан, так как упомянуты и города Геллеспонта и Понта. Диодор придерживался исключительно географического распределения местностей, перечисляя их в последовательном порядке, идя по берегу от Египта и до Понта[7].
Сходство обоих перечислений, таким образом, не существенно. Первое из них не имеет никакого исторического значения; оно может быть заимствовано из любого перипла или даже из личного запаса сведений автора. Тем важнее второе; оно несомненно составлено по Геродоту (VII. 89). Приведу параллельно оба списка.

	Геродот [8]	Диодор
Финикияне	300 триер	300
Египтяне	200	200
Кипр	150	150
Киликия	100	80
Памфилия	30	40
Ликия	50	40
Кария	70	80
Доряне	30	40
Ионяне	100	100
Эоляне	60	40
Геллеспонт и Понт	100	80
Островитяне	17	50

Рубрики те же, что у Геродота. Трудно поэтому предположить, что список составлен без его влияния, хотя цифры и различны[9]. На следы такого влияния указывают следующие обстоятельства.
1) Диодор, равно как и Геродот, корабли Понта перечисляет под одной рубрикой с кораблями Геллеспонта.
2) Число кораблей у Диодора равно 1200, между тем как сумму их он определяет словами πλείους τῶν χιλίων ϰαὶ διάϰοσίων [более тысячи двухсот]. Это объяснится, если мы вспомним, что у Геродота общее число кораблей 1207[10].
И в рассказе о прорытии канала на Афоне самые отступления от Геродота доказывают зависимость Диодора от его текста. В то время как Геродот (VII, 32 и 38) рассказывает: 1) Царь прибыл в Сарды и оттуда послал послов в Грецию, 2) в то же время строили мост, 3) в то же время был закончен прорытием канал на Афоне, Диодор в той же последовательности фактов передает их следующим образом: 1) Царь прибыл в Сарды и послал послов в Грецию[11], 2) царь послал построить мост на Геллеспонте, 3) царь послал прорыть канал на Афонской горе, что и было скоро исполнено διὰ τὴν πολυχειρίαν τῶν ἐργαζομένων [благодаря множеству рабочих рук][12]. Самая последовательность вовсе не лежит в сущности рассказываемых событий — она обязана своим происхождением влиянию Геродота. Разница заключается в том, что по Геродоту канал был тогда закончен, начались же работы (VII. 22) за три года до того. Диодор, только теперь сообщающий о канале, не забыл указания Геродота, а сознательно отступил от него, и для того, чтобы объяснить свое отступление и вместе с тем сделать вероятной ту последовательность событий, в какой он их передает, и привел цитированное мною выше замечание οπολυχειρίαν τῶν ἐργαζομένων [множество рабочих рук]. Тут та же тенденция, с которой мы уже встречались и которая еще более уяснится нам, когда мы на других, более ярких и более несомненных, примерах ознакомимся с особенностями Диодоровской композиции. События сводятся в возможно более краткий промежуток времени. Едва ли слишком смело будет уже теперь сделать предположение, что причина этому лежит в анналистическом характере изложения Диодора; этим я не хочу сказать, что Диодор сам вносил изменения подобные данному в текст источника — для решения этого вопроса мы пока еще не имеем достаточно материала — , но указанная тенденция должна была, по меньшей мере, склонять его пользоваться соответствующими ей версиями там где он их находил.
Изложение Геродота следует определенной системе. Начавши рассказ о делах Персов, он и ведет его непрерывно до пункта, где считает удобным остановиться, — затем возвращается к делам Греков и рассказывает о них вплоть до наступления нового, удобного для остановки момента. При больших размерах его изложения способ этот имеет несомненные преимущества, но в небольших рамках годового рассказа Диодора он производил бы полную путаницу. Там, где Диодор ясно сознает, что непосредственное следование источнику привело бы его к такой путанице — а он это далеко не всегда сознает — , он переставляет Факты в их действительной — или ему таковой кажущейся — хронологической последовательности.
Сейчас же в рассказе о приготовлениях Греков к войне мы ознакомимся с этим явлением. Порядок событий, как их рассказывает Геродот, следующий: царь, находясь в Сардах, посылает послов в Грецию. Греки уже давно начали готовиться к войне. <Лучшие> из них посылают своих представителей на Истм. Очевидно, должны предшествовать совещания между отдельными государствами, обмен посольств и т. д. Узнавши, что Ксеркс находится в Сардах — послы царя тогда еще, конечно, не успели обойти всех Греков, — они решили послать соглядатаев в Сарды и послов к соседям. Тогда же они должны были обменяться клятвой — διδυντων σφίσι λόγον ϰαὶ πίστιν [давая слово верности]. (VII. 145); быть может тогда же они и наложили проклятие на тех, которые дадут Персам знаки покорности (VII 132)[13].
Затем царь собирается переправиться в Европу. Фессалийцы сообщают об этом союзникам, которые совершают поход в Темпе, современный пребыванию царя в Абидосе. Затем уже, когда Персы находятся в Пиэрии, возвращаются их послы, требовавшие от Греков земли и воды.
На первый же взгляд, при этом коротком резюме пространного, прерываемого отступлениями изложения Геродота, бросается в глаза, в чем заключается его главное затруднение. Одновременно с посылкой соглядатаев в Сарды посылают послов в Аргос и Сицилию. О других греческих городах ничего не сказано, но ясно одно: к ним должны были послать еще раньше, значит до того, как царь выехал из Сард, до того, как был совершен поход в Темпе, которому предшествовало и посольство в Аргос.
Диодор взял данные Геродота, но переместил их. У него порядок событий другой.
Царь в Сардах. Эллины[14] посылают в Темпе посольство под начальством Эвайнета и Фемистокла. Последние посылают просить помощи у Греков — имеется в виду посольство ко всем Грекам. Когда большинство близких в Темпе Греков покорились Персам, это войско отступает, а затем дается взаимная клятва, налагается уже известное нам проклятие, и посылаются послы в греческие города, теперь уже во второй раз. — Правда, делается и отличие между обоими посольствами: в первый раз просили только о помощи для определенного похода.
Мне кажется вполне правдоподобным, что ошибка Диодора объясняется неясностью текста Геродота и порядком, в котором он рассказывает события. Непосредственно за перечислением тех, которые стали на сторону Персов, Геродот продолжает: ἐπὶ δὲ τούτοισι οἱ Ἕλληνες ἔτεμον ὄρϰιον [против них–то эллины принесли клятву][15]. Очень легко предположить, что Диодор понял не adversus hos[16], а post haec — да и помимо того, как мы видели, ошибка очень естественна — и тогда ему легко было союз считать непосредственно следующим за Фактом передачи земли и воды. К тому же такое понимание фактов давало Диодору возможность объяснить благоприятным образом факт отступления Эллинов от Темпе.
Но мы и далее видим следы того, как работал Диодор. Он уже рассказал о том, что Греки дали землю и воду, но затем он соображает, что послы Персов пришли к Грекам очень поздно, соображает в своем рассказе о посольстве греков в Аргос, что приход персидских послов должен следовать за греческим посольством, и, рассказавши об отношениях Аргоса к союзу, он старается исправить свою ошибку: Μετὰ δὲ ταῦτα τῶν παρὰ Ξερξου πρέσβεων ἐπιόντων τὴν Ἑλλάδα ϰαὶ γῆν ϰαὶ ὔδωρ αἰτούντων, αἱ πόλεις ἅπασαι διὰ τῶν ἀποϰρίσεων ἀπεδείϰνυντο τὴν περὶ τῆς ϰοινῆς ἐλευθερίας σπουδήν. [После этих событий, когда послы, присланные Ксерксом пришли в Грецию и потребовали землю и воду, все полисы высказали в своих ответах рвение, связанное с их стремлением к свободе.]
Уже это одно обстоятельство должно было бы показать, что у Диодора история переговоров греческого союза с Аргосом основана на Геродоте[17]. Но основана ли она на нем непосредственно, этого сказать нельзя. Весьма возможно, что между обеими версиями существует какая–нибудь посредствующая ступень, но во всяком случае мы можем считать ее только новой литературной обработкой, а не новой исторической версией. Существенным отличием между Геродотом и Диодором является то, что у первого Аргивяне требовали предоставления им права предводительствовать ϰατὰ ῆμισο πάσης τῆς συμμαχίης [половиной симмахии], Лакедемоняне же предлагают их начальнику право командования на равных правах с их двумя царями, у второго Аргивяне требуют μέρος τι[18] τῆς συμμαχίας [часть симмахии]. Но фактического значения это отличие не имеет, как оно могло бы показаться на первый взгляд. Диодор и не думает отличным от Геродота образом оценивать образ действий и Аргивян и Лакедемонян, как это, казалось бы, вытекало бы естественным образом из его слов. Далеко не одно и то же, настаивают ли Аргивяне на полном равноправии с Спартанцами или требуют какого–нибудь участия в гегемонии. На самом деле и следа этого нет. Диодор делает тот же вывод, который делает Геродот — и этот вывод, логически являясь у него менее соответствующим обстоятельствам, риторически построен гораздо удачнее. Ловким приемом Диодор влагает его в уста союзников — οἶς οἱ σύνεδροι διεσάφησαν, εἰ μὲν δεινότερον ἡγοῦνται τὸ στρατηγὸν ἔχειν Ἕλληνα ἢ δεσπότην βάρβαρον, ὀρθῶς αὐτοὺς ἔχειν ἡσοχιαν ϰτλ. [синедры открыто заявили, что если они решат, что более страшно иметь грека стратегом, чем варвара господином, то пусть они предпочтут оставаться нейтральными и т. д.] — почти дословно то же, что Геродот передает, как решение Аргивян: (VII. 141) οἱ Ἀργεῖοί φασι οὐϰ ἀνασχίσθαι τῶν Σπαρτιατέων τὴν πλεονεξιην, ἀλλ᾿ ἑλεσθαι μᾶλλον ὑπὸ τῶν βαρβάρων ἄρχεσθαι ἤ τι ὑπεῖζαι Λαϰεδαιμίνοισι [по словам аргосцев, они не могли вынести высокомерия спартанцев и предпочли скорее подчиниться варварам, чем уступить лакедемонянам]. Это чисто риторическое отличие Диодоровского рассказа, охотно выдвигающего апофтегматический элемент, мы должны себе отметить, чтобы следить за подобными явлениями в дальнейшем.
Но Геродоту же (VII. 132) составлен и список Греков, перешедших на сторону Персов[19].

Геродот	Диодор
Θεσσαλοί [Фессалийцы]	Αἰνιᾶνες [Энианы]	До ухода греков из Темпе
Δόλοπες [Долопы]	Δόλοπες [Долопы]
Ἐνιῆνες [Эниэны]	Μηλιέες [Малийцы]
Πεῤῥαιβοί [Перребы]	Πεῤῥαιβοί [Перребы]
Λοϰροί [Локры]	Μάγνητες [Магнеты]
Μάγνητες [Магнеты]	Ἀχαιοί οἱ Φθιῶται [Ахейцы фтиотийские]	После него
Μηλιέες [Малийцы]	Λοϰροί [Локры]
Ἀχαιοί οἱ Φθιῶται [Ахейцы фтиотийские]	Θετταλοί [Фессалийцы]
Θηβαῖοι ϰαὶ οἱ ἄλλοι Βοιωταί, πλὴν Θεσπιέων τε ϰαὶ Πλαταιέων [Фиванцы и остальные беотийцы кроме Феспийцев и Платейцев]	Βοιωτοί οἱ πλείους [Большинство беотийцев]

Βοιωτοί οἱ πλείους [большинство беотийцев] представляет собой ссылку на сделанное Геродотом ограничение πλὴν Θεσπιέων τε ϰαὶ Πλαταιέων [кроме Феспийцев и Платейцев]. Деление на две группы вызвано тем, что Диодор уже раньше говорил о Греках, ставших на сторону Персов. Основанием для деления относительно Фессалийцев служило прямое заявление Геродота (VII 124)[20], относительно других — частью выводы, которые легко можно сделать из Геродота же[21], частью общее соображение относительно того, что первыми подчинились наиболее близкие к проходу — т. е. опять таки предшествующее упоминание факта подчинения некоторых греческих племен.

---

[1] Kirchhoff, Ueber die Entstehungszeit des Herod. Geschichtswerks,² 1878, стр.9, высказал, правда, мнение о том, что Геродот был сейчас же забыт и оставался без всякого влияния до времен Адриана, но уже Bauer, Herodote Biographie, соглашаясь с Kirchhoff’ом относительно незначительности влияния Геродота на современников (стр. 4 слл.), указал на многочисленные следы знакомства с ним среди Александринцев (стр. 23). Wehrmann, De Herodoti codicis Romani auctoritate целым рядом цитат доказал, насколько сильно было знакомство с Геродом во все времена древности, ср. Wiedemann. Herodot, zweites Buch стр.12 и Busolt, Griechishe Geschichte стр.II² 61.
[2] Die Benutzung Herodote durch Ephoros bei Diodor. Jahrb. f. class. Phil. Suppl. X стр.292.
[3] Мотивировка у Диодора и Геродота в существенном одна и та же; ср. Диод. XI. 1. 3. ἑπεθύμει μεγάλων δυνάμεων ἀφηγήσασθαι [стремился возглавить огромное войско] = Herod. Vil. 6. Ἐθίλων αὐτὸς τῆς Ἑλλάδος ὕπαρχος εἶναι [сам желая стать сатрапом Эллады].
[4] Отмечу здесь один из обычнейших оборотов Диодора, с которым нам не раз придется встречаться.
[5] Die Benutzung Hcrodots, 293.
[6] На самом деле мы фактически знаем только то, что Эфор говорил о совместных действиях Карфагенян и Персов Sch. Pind. Pyth. I. 146 Müller F. H. G. 1264 frg. 111. Понятно, что оба похода должны начаться одновременно — τοῖς αὐτοῖς χρόνοις [в одно и то же время] (Диод. XI. 20. 1); отрывок ясно доказывает, что Эфор говорил не о греко–персидской, а о сицилийско–пунической войне. Если Диодор сообщает сведение, несогласное с сообщенным у Геродота, то причина этому должна лежать в особенностях второго из указанных событий. См. также то, что будет сказано к указанному месту Диодора.
[7] И упоминая даже Писидию, хотя она не παραθαλάσσιος [прибрежная].
[8] Порядок у Геродота несколько иной, чем у Диодора.
[9] Что касается цыфр, то мне многократно придется указывать на крупные отличия в этом отношении; скажу, поэтому, уже теперь, что к этим цифрам следует относиться с величайшей осторожностью, так как мы очень мало можем полагаться на наши рукописи. Интересные наблюдения но этому вопросу мы находим у Bröckera, Untersuchungen über Diodor, стр.7 слл.
[10] Формула πλείους [более] с дальнейшей цифрой у Диодора, как мы увидим в целом ряде примеров, означает круглую цифру, причем на πλείους, т. е. на самом больше настаивать нельзя, во всяком случае она показывает, что Диодор какую то цифру округляет. В нашем случае это округление произошло еще до Эфора, так как цифру 1200 мы находим уже у Исократа (Paneg. 93. 97. 118). У Эсхила (Persae 311) мы можем считать только 1207, так как иначе случайность совпадения была бы необъяснима. Cp. Wecklein, Sitzungsberichte der Kön. Bayer. Akad. d. Wissenschafften. Hist. Phil. Cl. 1876. стр.243 Hauvette, Herodote et les guerres mediques p. 313.
[11] Я не считал бы существенным того обстоятельства, что Диодор не упоминает об исключении, сделанном царем для Афин и Спарты.
[12] Эта фраза в той или другой форме принадлежит к тем излюбленным формулам Диодора, которые всегда — когда это нужно и не нужно — являются к его услугам; ср., напр., XI. 16. 3. XII. 61. 1.
[13] Об этом проклятии смотри комментаторов а. 1. и превосходные замечания Busolt’а, Griech. Gesch. II² 654 пр. 3. Самая историчность проклятия для меня не подлежит основательным сомнением, cp. Nordin, Dieaüssere Politik Spartos zur Zeit der ersten Perserkriege, стр.72 прим. Если какая нибудь клятва и может быть заподозрена, то только данная пред Платеями (Lycurg. in Leocr. 31. Диод. XI. 29. 3(?) Poly b. IX. 39), как ее заподозрил Феопомп (Theon. Progymn. c. 2 pag. 17, Müller F. H. G. I 306 frg. 167). слово ἔδοσαν относится, конечно, к тем, которые уже дали знаки покорности Персам, но включает и тех, которые их дадут — и в том и другом случае проклятие будете только применено в некотором более или менее отдаленном будущем, для которого и тот и другой случай будет прошедшим. Если видеть в словах Геродота определенное хронологическое указание, имеющее в виду определенные народы, то клятва могла бы быть дана только после Фермопил, ибо некоторые из народов, ὲφ᾿ οἶς ἔτεμον ὅρϰιον [против которых разрезали жертву (т. е. принесли клятву)], во время, которого касается наше место Геродота, еще не дали земли и воды ‒ очевидно перечисление Геродота не имеет хронологического значения, оно только субсуммирует общий результат. Доводы Hauvette’а о. 1. 330 слл. неубедительны. Фессалийцы могли покориться и до нашего момента (πρυθύμως μηδίζουσι [без колебания перешли на сторону персов] VII. 174). Фиванцев насильно притянули в Фермопилы (VII, 205 и 233) — это доказывает, что они еще не покорились Персам и еще не были прокляты. Локры пока остаются верными. У Геродота хронологической связи нет. Диодор ее создает на основании вполне естественного понимания места Геродота.
[14] Из текста непонятно, почему Диодор говорит об οἱ ἐν τοῷ Ἰσθμῷ [собравшихся на Истме], когда раньше об этом нигде не было сказано. Объяснения Wecklein’а о. 1. 306 я не понимаю. Ясно станет дело только тогда, когда мы прибегнем к Геродоту, который, между прочим, говорит собравшихся на Истме VII. 172, там же, где говорит о походе в Фессалию и Темпе. У Геродота об Истме говорилось и раньше — поэтому для Диодора выражение οἱ ἐν τοῷ Ἰσθμῷ вполне понятно; он забывает, что оно может быть непонятно для его читателя. Cp. Bauer, о. 1. 293. он же Themislokles S. 165 Bauer признает полную зависимость Диодора от Геродота.
[15] См. Прим. 13.
[16] Ср. комментарий Bauer’а. 1.
[17] Cp. Bauer о. 1. 295.
[18] Следует очевидно понимать какую–нибудь, а не какую–то — в противном случае смысл был бы совершенно неясен.
[19] Место, где приведено перечисление, не то, где мы его находим у Геродота. Отступление сознательно — Диодор и объясняет его своим моралистически–риторическим замечанием; Χρήσιμον δὲ ϰτλ [будет полезно].
[20] Причем Диодор, следуя ему, впадает в некоторое противоречие с самим собой, раньше (XL 2. 6) он говорит, что Фессалийцы — правда только οἱ πλείους [большое количество] — были на стороне Персов.
[21] См. прим. 13.