T 1 Strabo, Geographica [Vide: Apollodorus et Eratosthenes apud Strabonem], 14, 5, 14-15, 674-675:
Родом из этого города были из стоиков Антипатр, Архедем и Нестор, а также 2 Афинодора: один, по прозванию Кордилион, жил в доме Марка Катона, где и умер; другой же, сын Сандона, названный по какому-то селению Кананитом, был учителем Цезаря и пользовался у него большим уважением. По возвращении на родину, будучи уже стариком, он устранил существовавшее там правительство. Среди дурных руководителей этого правительства особенно выделялся Боэф, плохой поэт, скверный гражданин, вошедший в силу главным образом благодаря заискиванию перед народом. Своим возвышением он был обязан и Антонию (который с самого начала благосклонно принял написанную им поэму в честь победы при Филиппах), а еще в большей степени своей способности (распространенной среди тарсийцев) говорить без умолку, не готовясь, на заданную тему. Кроме того, Антоний обещал тарсийцам учредить должность гимнасиарха и назначил Боэфа вместо гимнасиарха, доверив ему и производство связанных с этим расходов. Но Боэфа уличили в утайке (кроме прочего) еще и оливкового масла. Когда обвинители изобличали его в присутствии Антония, ему удалось смягчить гнев последнего, между прочим, следующими словами: «Подобно тому как Гомер воспел хвалу Ахиллесу, Агамемнону и Одиссею, так и я воспел твои подвиги. Поэтому не подобает возводить на меня перед тобой такие клеветнические обвинения». Обвинитель же, подхватив его слова, возразил: «Это так, но ведь Гомер не украл оливкового масла ни у Агамемнона, ни у Ахиллеса, а ты украл; поэтому ты будешь наказан». Тем не менее Боэфу удалось отвратить гнев Антония какой-то лестью, и он продолжал разорять город вплоть до падения Антония. В таком положении застал город Афинодор и некоторое время пытался словами убедить самого Боэфа и его сообщников изменить их поведение. Но так как последние и не думали удерживаться от своих наглых поступков, то он воспользовался данной ему Цезарем силой и, осудив их на изгнание, заставил покинуть город. Они же сначала написали на стене следующий стих:
Подвиги юных, советы мужей, извержение ветров у старцев.
Когда же он, приняв надпись в шутку, приказал написать вместо этого «громы старцев», то кто-то, пренебрегши всяким приличием и страдая расстройством желудка, мимоходом ночью сильно запачкал дверь и стену дома Афинодора. Афинодор же, выступив против них в народном собрании с обвинением в мятеже, сказал: «Болезнь нашего города и его тяжелое состояние можно распознать многими способами, в особенности же по его экскрементам». Эти люди были стоиками.
T 2 Eusebius Caesariensis (Armenius), Chronici canones (Karst J.), p. 212:
Афинодор из Тарса, философ-стоик и грамматик, М. Веррий Флакк имеют, уважение.
T 3 pseudo-Lucianus, Macrobii, 21:
Афинодор, сын Сандона, родом из Тарса, стоик, бывший учителем божественного императора Августа, добившийся облегчения налогов для жителей Тарса, скончался у себя на родине в возрасте восьмидесяти двух лет, и народ его ежегодно воздает ему почести как герою.
T 4 Strabo, Geographica [Vide: Apollodorus et Eratosthenes apud Strabonem], 16, 4, 21, 779:
Афинодор, философ и мой спутник, которому случалось побывать у петрейцев, описывает их государственное устройство с удивлением.
T 5 Plutarch (Ploutarchos), Quaestiones convivales, 2, 1, 13, 634e:
Очень важно также следить за тем, чтобы насмешка пришлась кстати в обстановке общего разговора, в ответ на чей-либо вопрос или шутку, а не вторгалась в застолье как нечто чуждое и заранее подготовленное. Ведь даже столкновения и ссоры, возникающие за вином, встречают некоторое снисхождение, а если кто явится со стороны с попреками и бранью, то все возмутятся и сочтут его за недруга: так и насмешка, возникшая естественно и беззлобно в застольном свободоречии, извинительна, если же она нарушает это условие, то похожа на умышленное оскорбление. Таково, например, обращение Тимагена к мужу женщины, подверженной рвоте:
Некстати эту Музу ты привел сюда,
или намек того, который задал философу Афинагору вопрос, естественное ли чувство - любовь к потомству.Ведь отсутствие внешнего повода к этим выпадам указывает на злонамеренность и недружелюбие.
T 6 Cassius Dio Cocceianus, Ῥωμαïκὴ ἱστορία (Historia romana) (Boissevain; U.), 56, 43, 2
Ведь Август был доступен для всех в одинаковой степени, многим помогал деньгами, держал друзей в большом почете и очень радовался, когда они говорили с ним откровенно. (2) Еще одним примером этого, помимо уже приведенных, может служить случай с Афинодором, который однажды проник в спальню Августа, куда его под видом какой-то женщины принесли в крытых носилках. Выскочив из них с мечом в руке, он воскликнул: «Не боишься ли ты, что кто-нибудь, войдя к тебе таким образом, тебя убьет?» В ответ на это Август не только не разгневался, но и выразил Афинодору благодарность.
T 7 Plutarch (Ploutarchos), Regum et imperatorum Apophthegmata (Nachstädt), 207B:
Ария он назначил распоряжаться в Сицилию вместо Феодора; на это ему подбросили подметное письмо: «Плешив или вороват Феодор Тарсийский, как ты думаешь?» Он ответил: «Что думаю, то думаю».
T 8 Plutarch (Ploutarchos), Regum et imperatorum Apophthegmata (Nachstädt), 207C:
Философ Афинодор, состарившись, попросил его к себе домой, и он пришел. С прощальными пожеланиями Афинодор ему сказал: «Если, Цезарь, будешь в гневе, то, пожалуйста, ничего не говори и не делай, пока не скажешь про себя все двадцать четыре буквы азбуки». Тут Цезарь, схвативши его за руку, воскликнул: «Ты мне еще нужен!» — и помог ему прожить еще целый год, приговаривая:
В молчании — вернейшая награда.
T 9 Cicero, M. Tullius Cicero, Ad Atticum, 16, 11, 4; 16, 14,4:
«О должном», насколько это относится к Панетию, я закончил в двух книгах. У него три; но разделив вначале вопрос о долге на три рода исследования — один, когда мы обсуждаем, почетно ли или позорно; второй, — полезно ли или бесполезно; третий, — как следует рассудить (таков случай с Регулом), когда, как кажется, между собой борются два положения: возвратиться — почетно, остаться — полезно, — два первых он разобрал прекрасно; насчет третьего он обещает впоследствии, но ничего не написал. Это положение разобрал Посидоний.
Я и затребовал его книгу и написал Афинодору Кальву, чтобы он прислал мне главное, — этого я жду. Пожалуйста, напомни ему и попроси — возможно скорее. У него говорится о должном сообразно с обстоятельствами. Ты спрашиваешь о названии; не сомневаюсь, что «должное» — это «обязанность», разве только ты предложишь что-нибудь другое; но название «Об обязанностях» полнее.
T 10 Pliny (G. Plinius Secundus) Lexikon, Epistolae, 7, 27, 4-12:
И разве не более страшна и не так же удивительна история, которую я изложу в том виде, в каком я ее услышал? (5) Был в Афинах дом, просторный и вместительный, но ославленный и зачумленный. В ночной тиши раздавался там звук железа, а если прислушиваться внимательнее, то звон оков слышался сначала издали, а затем совсем близко; затем появлялся призрак - старик, худой, изможденный, с отпущенной бородой, с волосами дыбом; на ногах у него были колодки, на руках цепи, которыми он потрясал. (6) Жильцы поэтому проводили в страхе, без сна, мрачные и ужасные ночи: бессонница влекла за собой болезнь, страх рос, и приходила смерть, так как даже днем, хотя призрак и не появлялся, память о нем не покидала воображения, и ужас длился, хотя причина его исчезала. Дом поэтому был покинут, осужден на безлюдье и всецело предоставлен этому чудовищу; объявлялось, однако, о его сдаче на тот случай, если бы кто-нибудь, не зная о таком бедствии, пожелал бы его купить или нанять. (7) Прибывает в Афины философ Афинодор, читает объявление и, услыхав о цене, подозрительно низкой, начинает расспрашивать и обо всем узнает; тем не менее даже с большей охотой он нанимает дом. Когда начало смеркаться, он приказывает постелить себе в передней части дома, требует таблички, стиль, светильник; всех своих отсылает во внутренние покои, сам пишет, всем существом своим сосредоточившись на писании, чтобы праздный ум не создавал себе призраков и пустых страхов. (8) Сначала, как это везде бывает, стоит ночная тишина; затем слышно, как сотрясается железо и двигаются оковы. Он не поднимает глаз, не выпускает стиля, но укрепляется духом, закрывая тем свой слух. Шум чаще, ближе, слышен будто уже на пороге, уже в помещении. Афинодор оглядывается, видит и узнает образ, о котором ему рассказывали. (9) Привидение стояло и делало знак пальцем, как человек, который кого-то зовет. Афинодор махнул ему рукой, чтобы оно немного подождало, и вновь принялся за таблички и стиль. А привидение звенело цепями над головой пишущего. Афинодор вновь оглядывается на подающего те же знаки, что и раньше, не медля больше, поднимает светильник и следует за привидением. (10) Оно шло медленной поступью, словно отягченное оковами. Свернув во двор дома, оно внезапно исчезло, оставив своего спутника одного. Оставшись один, он кладет на этом месте в качестве знака сорванные травы и листья, (11) а на следующий день обращается к должностным лицам и уговаривает их распорядиться разрыть это место. Находят кости, крепко обвитые цепями; они одни, голые и изъеденные, остались в оковах после тела, сгнившего от долговременного пребывания в земле: их собрали и публично предали погребению. После этих совершенных как подобает похорон дом освободился от призрака.

О Тарсе

F 1 Stephanos of Byzantium, Ethnica, ᾽Αγχιάλη; 53:
Анхиал, город в Киликии, на берегу моря, близ Тарса и Зефириона. Речь идет о создании Анхиале, дочери Иапета, как Афенодор в сочинении о его родном городе…с царем Птолемеем совпадает, <указывая>: «Иапет порождает дочь Анхиалу, и основывает город Анхиал поблизости от реки Анхиалей. Она рожает сына <по имени>Кидн, по нему река в Тарсе Кидн <означает>;Кидн но <свидетельствует> сын <по имени> Парфений, по которому городу (Тарс) был переименован в Парфений». Но имя было изменено и он назывался Тарс. Но некоторые мужчины говорят, что Сарданапал основал два города, Анхиал с Тарсом [ср. Суда, с. в. Анхиал; α Адлера 396]...
F 2 Plutarch (Ploutarchos), Publicola, 17, 5:
Этого человека все называют Муцием и Сцеволой, но Афинодор, сын Сандона, в сочинении, посвященном сестре Цезаря Октавии, говорит, что у него было еще одно имя — «Поздно родившийся»

О шутке и серьезном

F 3a Athenaios, Deipnosophistae (Huffman; C.A.), 12, 16, 519b (Huffman p. 298, A8)
И Афинодор в книге "О шутке и серьезном" говорит, будто Архит Тарентский , политик и философ, имея много рабов, всегда радовался, когда за обедом впускал их [детей] к себе в столовую, между тем как сибариты радовались мелитским собачками и человечкам, даже на человека не похожим.
F 3b Seneca, L. Annaeus, De tranquillitate, 4; 17.4:
И нельзя всегда держать душу в постоянном напряжении, но нужно отвлекаться для развлечений. Сократ не стыдился играть с детьми; Катон, утомлённый общественными заботами, тешил душу вином; Сципион, этот триумфатор и солдат, плясал, не слишком изнеживая себя, как теперь в обычае у людей, сама походка которых расслаблена даже больше, чем у женщин, но [плясал] так, как во время игр и праздников энергично отплясывали обыкновенно знаменитые древние мужи без боязни потерпеть ущерб, и даже на глазах у своих врагов.
F 3c Athenaios, Varia historia, 12, 15:
У Архита из Тарента, человека, посвятившего себя общественной деятельности и философии, было множество рабов, с детьми которых ему доставляло большое удовольствие играть; особенно он любил забавляться с ними во время пиров.
F 3d Suetonius, Augustus, 81:
Упражнения в верховой езде и с оружием на Марсовом поле он прекратил тотчас после гражданских войн. Некоторое время после этого он еще упражнялся с мячом, набитым или надутым, а потом ограничился верховыми и пешими прогулками; в конце каждого круга он переходил с шага на бег вприпрыжку, завернувшись в одеяло или простыню. Для умственного отдыха он иногда удил рыбу удочкой, а иногда играл в кости, камешки и орехи с мальчиками-рабами. Ему нравились их хорошенькие лица и их болтовня, и он покупал их отовсюду, особенно же из Сирии и Мавритании; а к карликам, уродцам и тому подобным он питал отвращение, видя в них насмешку природы и зловещее предзнаменование.
F 4 Clement of Alexandria (T. Flavius Clemens), Protrepticus (Stählin; O.), 4, 48, 2-6:
Не знаю, что нашло на Афинодора, сына Сандона, когда он, желая приписать Сарапису древность, доказал, что это – рукотворная статуя. Он утверждает, что Сесострис, египетский царь, покорив многочисленные греческие племена и вернувшись в Египет, привел с собой хороших мастеров. Он приказал им изготовить, не жалея средств, своего пращура Осириса. За это дело взялся Бриаксид (не афинянин, но другой, носивший такое же имя). Он воспользовался для работы разнообразным материалом. Были у него золотые, серебряные, медные, железные и свинцовые опилки, а также оловянные. Он не испытывал недостатка и в египетских камнях: имелись осколки сапфира, гематита, смарагда и топаза. Итак, размельчив все это и перемешав, подкрасил синей глазурью, из-за чего цвет статуи стал более черным. Добавив к этому средство, оставшееся от погребения Осириса и Аписа, он вылепил Сараписа, имя которого намекает на связь с похоронами и на изготовление из того, что имеет отношение к могиле, – составленное из «Осириса» и «Аписа» и ставшее «Осираписом».
F 5 Strabo, Geographica, 16, 4, 21, C779:
По его словам, он застал там множество римлян и других чужестранцев. Ему пришлось наблюдать там, как чужестранцы вели тяжбы друг с другом и с местными жителями, но местные жители никогда не обвиняли друг друга в суде, а жили между собой в полном мире.
F 6a Strabo, Geographica, 1, 1, 9, C6:
Что касается дальнейшего рассмотрения вопроса об Океане и его приливах, то мы отсылаем читателя к трудам Посидония и Афинодора, которые основательно исследовали этот предмет.
F 6b Strabo, Geographica, 1, 3, 12, 55:
Вопросом о приливах и отливах достаточно занимались Посидоний и Афинодор.
F 6c Strabo, Geographica, 3, 5, 7, 173:
Но если, как говорит Афинодор, явления прилива и отлива подобны вдыханию и выдыханию, то, быть может, существуют какие-нибудь текучие воды, которые естественно по одним путям пробиваются на поверхность (именно их устья мы и называем источниками и ключами); по другим путям эти воды устремляются в глубь моря, т. е. поднимая уровень моря вместе с собой (так что оно разливается), всякий раз, когда происходит как бы выдыхание, они оставляют свое обычное русло и затем возвращаются к нему всякий раз, когда море отступает.