Какие страдания сильнее — телесные или духовные
Введение
Эта речь перед народом или диатриба (так считает Поленц, как я полагаю, правильно и таким образом я не принимаю объединения Вилламовицем этого и предыдущего сочинений как фрагментов одного и того же диалога) была прочитана Плутархом (Ксиландер практически единственный отрицает её подлинность, но на каком основании он не говорит) в каком–то городе Малой Азии: Фолькманн (Plutarch, Vol. I, p. 62f) думает, что в Сардах — столице провинции, Гаупт (Opuscula, III, 554 – Hermes, VI, 258) — что в Галикарнассе, Виламовиц (Hermes, XL, 161ff) — что в Эфесе. Поводом совершенно очевидно послужил ежегодный разбор консулом судебных дел со всей провинции. Доказательство что душевные муки хуже телесных страданий, даётся в общедоступной и в гл. 4 драматической манере. Заключение утрачено. Та же самая тема разработана Максимом Тирским (Orat., VII, ed. Hobein, XIII, ed. Dubner), но в банальной и избитой манере и притом он не выказывает ни знания речи Плутарха ни какой–либо связи с его источниками. Цицерон же в начале третьей книги «Тускуланских бесед» выказывает некоторую связь с доводами Плутарха. Зиферт (Comm. Ienenses, 1896, P. 106-110)обосновывает мнение, что некоторая часть этого сочинения заимствована была Плутархом из υπομνημα (я бы предпочёл сказать θπομνηματα), использованной им при написании De Tranquillitate. Текст в не очень хорошем состоянии. Работа стоит под номером 208 в каталоге Ламприя.
Какие страдания сильнее — телесные или духовные
I Гомер, созерцая разные виды смертных существ и сравнивая их промеж себя в том, что касается их жизни и обычаев и воскликнув, что
Из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека,[1]
присудил человеку злосчастное первенство в том, что он превосходит всех в несчастьях. Нам же, знающим уже, что человек одержал надо всеми победу в невезении и провозглашён публично несчастнейшим из всех животных, вы позвольте сравнить его с самим собой, отделив тело от души в том, что касается отдельных их несчастий — дело вовсе не бесполезное, но и даже совершенно необходимое, потому что мы сможем таким образом понять из–за кого: из–за Фортуны или же из–за самих себя наша жизнь более несчастна. Ведь в то время как причина возникновения телесных недугов — Природа, порок и злонравие в душе, во–первых — дело собственных её рук, а затем — её недуг. Потому–то мы немало поспособствуем спокойствию духа, если постараемся уврачевать худшее из двух, сделав его легче выносимым и ослабив силу нападений.
II Лиса у Эзопа [2], споря с барсом кто красивей, так, когда тот демонстрировал своё тело и в особенности шкуру, удивительно пятнистую [3], в то время как лисья рыженькая шкурка была некрасива, даже неприятна на вид, судье сказала:
Посмотри ты на меня снутри, судья
И найдёшь меня куда пестрей его
И моём разнообразии прекрасней[4]
, сделав тем очевидной для него изощрённость собственной души, принимавшей много форм в случае необходимости. Так вот. скажем здесь себе: «О человек! Тело твоё претерпевает многие болезни и страдания от своей собственной природы, а кроме того получает и извне. Если б ты открыл себя изнутри, то нашёл бы, по словам Демокрита, многообразное и многострадальное хранилище и склад несчастий; они не притекают извне, а имеют как бы местные и автохтонные источники, вытекающие из злой силы, заключающиеся в обильных и разнообразных страстях» [5]. Далее, в то время как телесные болезни выявляются по пульсу и по покраснению кожного покрова, необычному жару и внезапным болям, душевные расстройства скрыты от многих из тех, кто страдает ими и являются по этой причине большим злом, так как не осведомляют о себе тех. кто страдает ими. Разум [6], будучи здрав, сознаёт болезни тела, но будучи поражён душевными болезнями, он не может составить суждения о своих собственных недугах, оттого что они поражают ту самую часть, с помощью которой он и судит. Мы должны, таким образом, признать, что первая и величайшая из душевных болезней — это безрассудство, с помощью которого порок, вступив с ним в нерасторжимое сожительство, живёт и умирает вместе с большинством людей. Ведь начало излечения состоит в понимании, что ты болен, понимания приводящего к употреблению того, что тебе полезно. ; но тот кто не сознаёт себя больным игнорирует собственные нужды и хотя лекарство перед ним, всё таки его отвергает. Так же и среди телесных болезней наихудшие те, которые сопровождаются помрачением сознания — летаргия, сильные головные боли, эпилепсия, апоплексия и те лихорадки, которые силой воспаления помрачают разум и расстраивают чувства, словно музыкальный инструмент «струны сердца затронув. что прежде никто не касался» [7].
III Потому–то всякий врач желает, во–первых, чтобы человек не был болен, а во–вторых, если тот всё же болен, чтобы он не пребывал в неведении относительно своей болезни [8], что при всех душевных болезнях и случается. Ведь когда человек поступает безрассудно [9], похотливо или же несправедливо, он не думает, что поступает дурно, а подчас даже полагает, что и прав. Ведь хотя никто не именует лихорадку «здравием», чахотку — «превосходным состоянием», не называет «быстроногим» подагрика, а того у кого землистый цвет лица «обладающим свежей комплекцией», но немало людей именуют горячность «мужественностью» [10], противоестественную любовь — «дружбой», зависть — «состязанием», а трусость — «осторожностью». Далее, тот, кто болен телом, посылает за доктором, так как сознаёт, кто ему необходим, чтоб противодействовать его болезни, но кто болен душой часто избегает философов, так как думает, что поступает хорошо в тех делах, в которых на самом деле заблуждается. Следуя такой логике мы приходим к выводу, что плохое зрение легче выносить, чем безумие, а подагру — чем воспаление мозга. Ведь человек больной телесно сознаёт это и призывает лекаря, а когда тот приходит позволяет ему смазать себе глаза или вскрыть вены; и напротив, вы конечно же слыхали об Агаве, что та охваченная безумием из–за буйства страсти, не узнала самого дорого порождения собственного чрева и кричала:
Несём с Киферона
Улов свой счастливый,
Трофей этот свежий,
Кисть плюща к чертогам.[11]
Тот кто болен телесно, становится покладист, отправляется в постель и пребывает в покое до тех пор, пока не вылечится и если случается, что когда к нему подступает лихорадка, он беспокойно мечется в постели и ворочается, то один из тех, кто с ним сидит, кротко говорит ему:
Лежи несчастный брат, ты ничего не видишь[12]
и таким образом сдерживает и обуздывает его; те же, кто страдают от душевной болезни, то делаются вдруг активны, то пребывают в покое. Ведь побуждение — это начало действия, а в душе, что пребывает в ненормальном состоянии и побуждения неистовые. В этом то причина, почему они не позволяют душе пребывать в покое, но как раз когда человек более всего нуждается в покое, тишине и отдыхе они вызывают раздражение, втягивают в споры, побуждают то к грязному любовному влечению, то к скорби, разбивающей сердце, тянут прочь из дома, вынуждают совершать массу беззаконных поступков и болтать многое, чего болтать не подобает.
IV И как та буря, что не позволяет кораблю войти в порт более опасна. чем та, которая не позволяет ему отплыть, так и те душевные бури более опасны, которые не позволяют человеку сдерживать себя и успокаивать взволнованный разум, так что будучи без рулевого и без якорной цепи, в замешательстве и беспомощно блуждая, он бросается очертя голову безрассудным и пагубным путём, до тех пор, пока не потерпит страшное крушение, в котором потеряет и свою жизнь. Потому–то также и по этой причине хуже быть больным душой, чем телом; ведь тот. кто болен телом только лишь страдает, тот же — кто душой и страдает и ведёт себя ошибочно, оттого и дурно [13]. Но к чему перечислять множество душевных недугов? Нынешний случай сам предоставляет нам возможность. Видите вы ту огромную и разношёрстную толпу, что теснится и толкается на форуме. Ведь она собралась не ради жертвоприношения отеческим богам, не для участия в священных церемониях, не для того, чтобы принести Зевсу Аскрейскому [14] «первый плод урожая лидийской земли» [15], не для того, чтоб отпраздновать в честь Диониса священными ночами тайный его праздник с общим пиром. Но могучее поветрие согнало их вместе и ежегодное круговращение, взбаламутив Азию, повлекло их сюда разрешать свои судебные дела и тяжбы; и великое множество дел, словно бурные потоки, хлынуло на одну рыночную площадь, где они закипели бешено, понеслись вместе в буре и «вместе смешались победные крики и смертные стоны» [16]. Что за лихорадка, что за горячка этому причиной? Какая закупорка вен или же разлитие крови [17], какое повышение температуры тела, какой переизбыток влаги вызвал всё это? Если б вы разузнали у судебных процессов, словно бы они были бы людьми, от кого они происходят, кто их возбудил, вы бы обнаружили, что один порождён был еле сдерживаемым гневом, другой — неистовым честолюбием, третий — нечестивым желанием …
[1] Il., XVII, 446-447 ; cp. Moralia, 496 b, supra.
[2] Fable 42 ed. Holm; Babrius, Fable 180 ed. Crusius; cp. Plut., Moralia, 155b.
[3] В подлиннике ποικιλια. В применении к шкуре животного означает «пятнистый», «пёстрый», а применительно к уму — «ловкий», «изворотливый».
[4] Виламовиц (Hermes, XL, p. 164), Диль (Anthologia Lyrica, I, p. 304) и Кнокс (Choliambica (LCL), p. 350) полагают, что слова Плутарха вероятно заимствованы из неизвестного ямбического поэта.
[5] Diels, Frag. d. Vorsokratiker, Vol. II, p. 172, fr. 149 ; в русском переводе см. Лурье, Демокрит, фр. 776а.
[6] Cp. Cic. Tusc. Disp., III, 1.
[7] Cp. Moralia, 456c, supra.
[8] Cp. Moralia, 102 d; Cic. Tusc. Disp., III, 6, 12.
[9] Cp. Moralia, 81f.
[10] Cp. Moralia, 462f, supra.
[11] Euripides, Bacchae, 1169-1171; cp. Plut., Crassus, XXXIII (564f).
[12] Euripides, Orestes, 258 ; cp. Plut., Moralia, 475d, supra.
[13] Cp. Cic. Tusc. Disp., III, 5,10.
[14] О культе Зевса Аскрейского в Галикарнассе см. Apollonius, Historia Mirabilium, 13 (Keller, Rerum Naturalium Scriptores Graeci Minores, Vol. I, p. 47).
[15] Возможно цитата из какого–то поэта: Рейске считает, что из Пиндара; Гаупт (Opuscula, III, 554) — что из анонимного трагического поэта. См. так же Wilamowitz, Hermes, XL, 163-164, note 1).
[16] Hom., Il., IV, 451.
[17] Cp. Moralia, 129d.
