Если царство Филиппа и Александра состояло из арендаторов царских земель и местных самоуправляемых общин, в которых жило смешанное население, и где разделение на районы фактически отсутствовало, а национализм до Филиппа не проявлялся, где статус в конечном итоге даровался царем, а основная культура была греческой, тогда в каком смысле Евмен мог быть объектом дискриминации? Более того, Евмен пользовался выдающимся положением главы имперской канцелярии, руководящего центра растущих владений под управлением македонских монархов[1]. Евмен также был гетейром Филиппа и Александра[2]. После смерти Александра Евмен стал сатрапом, доверенным лицом регента Пердикки, в конечном итоге царским стратегом Азии. Он командовал значительными силами македонских войск, начиная с его назначения Пердиккой стратегом Малой Азии в 320 г. до н. э. Но зарегистрировано, что Евмен лично указывал на препятствие в том, что он грек[3], и современные ученые часто упоминают враждебность македонян и греков друг к другу[4].
В качестве прямого доказательства вражды македонян и греков в царствование Филиппа и Александра, однако, можно привести только несколько отрывков[5]. Курций (8.1.24) упоминает seditio (беспорядки), возникшие между македонскими солдатами и греческими наемниками, при которых Филипп был ранен и спасен прямым вмешательством Александра. Но причина конфликта нигде не указана и никакой другой источник не подтверждает это событие[6]. Конечно, между местными войсками и наемниками по любой причине могли возникнуть разногласия. Арриан (Anab. 2.10.7) при описании сражения при Иссе сообщает как между греческими наемниками на персидской службе и македонянами проявилось греко–македонское соперничество[7]. Однако первое объяснение упорства борьбы, предложенное Аррианом, состоит в том, что греки пытались спасти победу, а македоняне не хотели запятнать свою репутацию непобедимости (Arr. Anab. 2.10.5-6). В последнем случаем, по–видимому, македоняне намного больше были обеспокоены своей боевой репутацией, чем этнической враждой. Кроме того некоторые греки полноценно участвовали в победе македонян. Фессалийская и Пелопонесская конница, в частности, сражалась, сдерживая левый фланг персов[8]. Хотя они никак не проявляются ни у одного автора в рассказах о трех великих битвах Александра против персов, было 7000 союзных греческих гоплитов, включенных в войска, которые переправились в Азию с Александром (Diod. 17.17.3).[9] Александр, возможно, не хотел испытывать их лояльность, но более вероятно, что они просто пропущены в сохранившихся отчетах[10]. До сражения при Ипсе Александр поощрял не только македонских командиров, но так же наемников, которые выделялись своим званием и каким–нибудь выдающимся качеством (Arr. Anab. 2.10.2; Curt. 2.10.8).
Учитывая, что значительное число греческих наемников на персидской службе были изгнанниками из городов, как прямой результат кампаний Филиппа и Александра, вероятно, существовала значительная враждебность между этими греками и войсками Александра. При Гранике фессалийцы, афиняне и фиванцы были среди пленных, взятых Александром[11]. Старыми солдатами Филиппа вражда против греческих наемников в Азии, возможно, рассматривалась как продолжение Херонеи[12], или, следуя пропаганде своего царя, они воспринимали персидскую кампанию как войну греков против варваров, а любых греков, сражающихся на персидской стороне, — как предателей всех греков (Arr. Anab. 1.16.6-7, 27.5-6). Что касается крестового похода против Персии, македоняне при случае включались в число греков. После победы при Гранике Александр, на дары Афине, которые он послал в Афины, сопроводил надписью: «Александр, сын Филиппа, и греки кроме лакедемонян, добыли у варваров Азии» (Arr. Anab. 1.16.7).
Чаще всего как пример враждебности между греками и македонянами приводят рассказ о поединке между афинянином Диоксиппом и македонянином Коррагом в 326/325 до н. э.[13] Корраг, расхрабрившись от выпитого, во время одного из знаменитых пиров Александра вызвал на единоборство профессионального борца Диоксиппа.[14] Было назначено время и поединок произошел перед всей армией. Тогда как Диодор сообщает, что македоняне поддерживали Коррага, а греки Диоксиппа (17.100.4), Курций утверждает, что большинство солдат, включая греков, поддерживали афинянина (9.7.19). Нужно отметить, что большинство этих греков были наемниками; греческие союзники были отосланы домой или приняты на службу наемниками в 330 г. (Arr. Anab. 3.19.5-6). Победа афинянина расстроила македонян и приветствовалась греками (Diod. 17.101.2; Curt. 9.7.23). При ближайшем рассмотрении очевидно, что Диоксипп своей победой разгневал друзей Александра и всех македонян, связанных с двором, которые ревновали к достоинствам Диоксиппа и устроили заговор уничтожить его (Diod. 17.101.3-4). Александр в частности был расстроен, что персы были свидетелями поражения македонянина (Curt. 9.7.23). Победа прославлялась как общеэллинская (Diod. 17.101.2). То что греки радовались победе, нет ничего удивительного. Как уже было отмечено, многие были побеждены македонским царем и в то же время теперь служили ему, но все еще чувствовали горечь поражения своих городов, а в определенных случаях и себя лично. Однако победа Диоксиппа, по–видимому, не имела длительного эффекта на македонских солдат, ставших свидетелями состязания. Тогда как Курций утверждает, что македоняне были опечалены поражением их соотечественника (9.7.23), Диодор отмечает общий энтузиазм толпы от ловкости и быстроты победы афинянина (17.101.1). Очевидно, большинство рядовых, и греков и македонян, оценили мастерство победителя.
Другие инциденты, предложенные демонстрировать расовый антагонизм между греками и македонянами, аналогично представляются плохими доказательствами. Даже во время войны, окончившейся победой Филиппа при Херонее, только афиняне, евбейцы, ахейцы, коринфяне, фиванцы, мегаряне, левкадяне, коркиряне, акарнанцы и фокейцы деятельно встали на сторону греков[15], фессалийцы, мессеняне и элейцы присоединились к Филиппу (Paus. 4.28.2; 5.4.9), тогда как аркадяне, аргивяне и спартанцы среди прочих держали нейтралитет[16]. Аналогичная ситуация возникла во время Ламийской войны. В то время как коалиция здесь была намного крупнее той, против которой сражался Филипп при Херонее, были все же примечательные исключения (ср. Diod. 18.11.1).[17] Аркадяне и спартанцы снова остались нейтральными (Paus. 8.6.2), а евбейцы и беотийцы деятельно поддерживали македонян (Paus. 1.25.4; Hyp. 6.11). Действия последних особенно поучительна в связи с их полной греческой этнической идентификацией. Беотийцы встали на сторону македонян, потому что боялись основания афинянами колонии на бывшей территории Фив (Paus. 1.25.4). Они предпочитали македонский сюзеренитет возможности афинского владычества. Кроме того война велась не из ненависти к македонянам, а ради свободы (Hyp. 6.10, 11, 13, 16). Даже Демосфен изредка нападал на македонян, как на народ, но скорее направлял свою враждебность против их царя[18]. При случае Демосфен даже сочувствовал первому на их притеснения под властью Филиппа (Dem. 2.16-18).
Другие претензии на греко–македонскую вражду взяты из инцидентов, затрагивающих греческих колонистов в Азии. В двух случаях греки верхних сатрапий приняли решение покинуть свои новые дома и попытаться вернуться в Грецию. В 325 г., когда Александр выздоравливал от ран, 3000 греков, поселенных в Бактрии и Согдиане, восстали против македонян и начали поход домой (Diod. 17.99.5; Curt. 9.7.1-11).[19] Этническая враждебность нигде не упомянута как причина восстания, а только желание вернуться в Грецию. Курций даже утверждает (9.7.1), что восстание возникло не по причине враждебности к Александру. Тогда как Диодор, описывая его как восстание против македонян, далее подчеркивает, что они были недовольны своими новыми домами среди варваров, т. е. бактрийцев и согдов (Diod. 17.99.5). Курций представляет мятеж как сложное дело. В его отчете восстание начинается как разногласия между колонистами по поводу возвращения в Грецию, в котором было много жертв среди самих греков (9.7.1-9). Иногда греки одного полиса имели разногласия друг с другом (Curt. 9.7.3-4).[20] Кроме того, многие из этих колонистов были уволены из армии Александром за неповиновение (Just. 12.5.13). Хотя мало что известно о происхождении этих греческих наемников, они, возможно, были войсками, приобретенными у разбитых персов, и, возможно, даже из разбитой армии Агиса и Спарты, инкорпорированных в армию Александра[21]. Для предстоящих походов Александр хотел держать при себе войска, которые доказали свою преданность. Ссылка Юстина на недовольных и большая вероятность, что Александр селил своих бывших греческих противников в этом регионе, конечно может объяснить восстание. Это был трудный регион для умиротворения, что показало восстание 329 г., которое видело резню множества греко–македонских поселенцев (Arr. Anab. 4.1.4-5; Curt. 7.6.13-15).
Другой инцидент касается восстания греков, покинувших основанные Александром в восточной Азии города, случившиеся после смерти Александра в 323 г. до н. э. (Diod. 18.7). Опять это верхние сатрапии, а причина восстания — стремление вернуться в Грецию. Желание греков понятно; застрявшие среди безвестности, они тосковали по старому образу жизни (Diod. 18.7.1), Александр был мертв, а будущее его империи под сомнением[22]. Как и в предыдущем восстании нет никаких признаков антагонизма с македонянами. На самом деле эти поселения похоже содержали некоторое количество македонян[23]. Примечательно большое число тех, кто присоединился к этому восстанию, учитывая, что по крайней мере 3000 поселенцев уже ушли из этой области по время предыдущего восстания. Диодор (18.7.2) сообщает, что численность восставших составила 20 000 пехоты и 3000 конницы. Тогда как Диодор подчеркивает военный характер этих людей, многие, вероятно были бывшими лагерными служителями, составившими часть первоначальных поселений и одинаково недовольных ситуацией[24]. При этом втором восстании Пердикка, новый регент, решил остановить их марш и примерно наказать участников (Diod. 18.7.3-4). Восставшие были побеждены смешанными силами из 3000 пехотинцев и 800 всадников из македонян Пердикки, и 10 000 пехотинцев и 8000 всадников, снаряженных сатрапами верхних сатрапий под общей командой заместителя регента Пифона (Diod. 18.6.3). Войска верхних сатрапий, вероятно, были смесью азиатов и греков с подавляющим большинством азиатов[25]. В то время как Диодор (18.7.8-9) утверждает, что все греческие мятежники были казнены после их сдачи македонянам, сделано это было не из–за этнической вражды[26]. Даже при том, что согласно Диодору Пердикка отдал приказ, потому что он не доверял Пифону, более вероятное объяснение состоит в том, что он хотел предотвратить дальнейшие восстания против центральной власти[27]. Пердикка был известен своим репрессиями за то, в чем видел неповиновение. После короткого конфликта между конницей и пехотой в Вавилоне, он казнил главарей (Curt. 10.9.18; Diod. 18.4.7-8).[28] Македоняне исполнили приказ вопреки возражениям Пифона, с тем чтобы получить имущество греков (Diod. 18.7.9). Пердикка обещал им имущество мятежников (Diod. 18.7.5).
Современные историки по–разному оценивают лояльность греческих наемников на македонской службе. Эти войска, с одной стороны, описываются как заслуживающие доверия[29], но с другой как буйные и непостоянные[30]. На самом деле здесь нет никакого противоречия. Многие из этих наемников переправились в Азию с Александром и доказали свою лояльность[31]. У Арриана (Anab. 5.27.4-5, 8) есть речь Кена, сказанная при Гифасисе, об общих страданиях греков и македонян. В то время как речь, несомненно, риторически приукрашена Аррианом, она, вероятно, отражает современный и достоверный источник, а именно, Птолемея, сына Лага (Arr. Anab. 5.28.4).[32] Во время конфликта пехоты и кавалерии после смерти Александра, Пасиад фессалиец и Амисс из Мегалополиса, служили двумя из трех посредников пехоты в переговорах с конницей (Curt. 10.8.15). Выдающееся положение этих двух человек, наиболее вероятно командиров наемников[33], указывает, что возможно, многие греческие наемники присоединились к своим македонским товарищам и были вовлечены в бунт, который последовал за смертью Александра. Наемники, присоединившиеся к походам при различных обстоятельствах, понятно, были менее лояльны. Этническая принадлежность была фактором, но не в смысле греки против македонян. Те наемники, которые сопротивлялись Филиппу, а позже Александру, в Греции или в Азии, рассматривали македонян как кассиров, ибо они не имели никакого другого повода лелеять любовь к ним. В период Диадохов даже стерлось различие между наемниками и македонянами. В 320 г. Кратер имел 20 000 пехоты, главным образом македонской (Diod. 18.30.4), а у Евмена фалангу составляли люди разных наций (Diod. 18.30.4). До сражения при Паретакене армия Антигона включала 8000 македонян и 8000 смешанных войск, вооруженных по–македонски (Diod. 19.29.3), а при Габене Евмен имел в фаланге 5000 человек разных наций (ethne) вооруженных по–македонски (Diod. 19.27.6).[34]
Удивительно то, что только несколько случаев могут быть приведены в качестве доказательства проявления этнической вражды между греками и македонянами. Можно привести гораздо больше случаев враждебности аркадян и ахейцев к другим грекам, участникам экспедиции Кира в 401 г.[35] Полисы материковой Греции, ранее свободные, теперь вынуждены были следовать за македонской внешней политикой, но греческие города островов и Азии чаще всего с готовностью присоединялись к Александру. Учитывая недостаток доказательств враждебности между македонянами и греками, интересно отметить изобилие свидетельств враждебности македонян к азиатам. В Описе в 324 г. в ответ на объявление Александра, что он увольняет большую часть македонских ветеранов, многие солдаты выразили свое негодование к политике Александра в отношении его новых персидских подданных. Солдаты были возмущены принятием Александром персидского платья, вооружением персидских отрядов македонским оружием и инкорпорацией персов в элитную кавалерию Товарищей. Они также полагали, что будут заменены азиатами, а центр империи учрежден в Азии[36]. На совещании, которое последовало за смертью Александра, македонские солдаты выказали враждебность ко всем последовательно выдвинутым кандидатам, которые имели частичное азиатское происхождение (ср. Curt. 10.6.13-14). Кандидатура трех- или четырехлетнего сына Александра Геракла, результата неофициальной связи с Барсиной, была отвергнута солдатами ударами копий о щиты (Curt. 10.6.10-12), а предложение дождаться рождения ребенка Александра от его согдийской жены Роксаны было также отклонено (Curt. 10.6.13; Just. 13.2.6).[37] В гражданской смуте, которая последовала за этим собранием, не только конница противостояла пехоте, но и азиатские войска, которых насчитывалось более 50 000, также встали в строй против них[38]. В то время как источники говорят только о гневе македонян на рост ориентализма двора Александра и включение азиатских войск в армию Александра (Arr. Anab. 7.8.2-3, 11.1, 3), греческие наемники несомненно разделяли их взгляды. Хотя многие греки долго служили в персидской армии, но они всегда составляли исключительно греческие подразделения, и хотя формально они подчинялись персидскому военачальнику, обычно их начальниками были греческие офицеры, чаще всего их рекрутеры[39]. К сожалению сохранилось мало материала, рассматривающего положение рядового греческого наемника на персидской службе кроме Анабазиса Ксенофонта. Увы, здесь очевидно выражается общее мнение об этническом превосходстве,[40] повторяющее слова Еврипида, что эллины должны управлять варварами, но не варвары эллинами, поскольку те рабы, а эти свободные (LA, 1400).[41]
Ограниченное использование Александром греков в администрации империи обычно рассматривается как отражение общей враждебности македонян к грекам[42]. Такой уклон гарантировал, что после смерти Александра только македоняне по рождению будут распоряжаться его наследием. По правде говоря никакая группа не была столь монолитной, как дихотомия, подразумевающая родство между прирожденными македонянами и выходцами из греческих полисов, находящихся под сильным влиянием внутренних классов и политических разногласий. Обычно указывают, что Филипп не использовал греческих офицеров для командования войсками; только шесть человек, все македоняне, прямо идентифицируются как выдвиженцы царя[43]. Хотя это едва ли надежное доказательство исключительного использования македонян в качестве командиров батальонов. Армия которую Александр вел в Азию была еще в значительной мере армией его отца и в ней ощущался недостаток командиров–немакедонян.
Позже в своих походах Александр использовал греков как военачальников. Эригий из Митилены (Diod. 17.57.3) командовал союзной конницей[44], в отдельных случаях союзной пехотой и наемниками[45]; Неарх, уроженец острова Крит[46], командовал легкой пехотой (Arr. Anab. 4.30.5-6) и флотом[47]; Евмен командовал Товарищами, аристократической македонской кавалерией[48]. Тогда как Эригий командовал союзной конницей и немакедонской пехотой, а Неарх в Индии легковооруженной пехотой, командирами македонской пехоты в царствование Александра всегда были потомственные македонские аристократы. Из 52‑х человек причисляемых в царствование Александра к сатрапам, только трое несомненно были греками, но ни один из них не был родом с материковой Греции. Неарх был наместником Ликии и Памфилии[49], Стасанор — наместником Арии и Дрангианы (Arr. Anab. 2.29.5), а Клеомен — наместником Аравии (Arr. Anab. 3.5.4), и возможно Египта[50]. Греки–гетейры были, по–видимому, ограничены обязанностями при царском дворе, или, в военной сфере, командованием немакедонских подразделений. Эта политика региональной вербовки и командования разительно меняется за время длительных походов Александра в Азию, когда командиры часто назначались безотносительно их региона происхождения. Чем дальше Александр удалялся от Македонии и в прямом смысле и в переносном, тем меньше он полагался на старинную македонскую аристократию. Некоторые греки, однако, извлекли выгоду из изменений, привнесенных завоеваниями Александра. Это было результатом комбинации факторов. Армия Александра до победы при Гавгамеле была все еще традиционным македонским призывом с офицерами–аристократами. Армия вторжения включала относительно немного греческих военачальников, а в 330 г. союзнические контингенты Коринфского союза были распущены, большинство из них возвратились в Грецию (Arr. Anab. 3.19.5-6). Лишь несколько греков–гетейров, сопровождавших царя, были умелыми военными. Это не была их традиционная роль в Македонии. Из 834‑х человек, перечисленных в Das Alexandennch Берве, только 149 греков связаны со свитой Александра[51]. Из них 69 придворных не связаны ни с административными, ни с какими–либо другими обязанностями. Это философы, актеры, атлеты и т. д. Только 53 непосредственно связаны с армией; 22 из них связаны с войсками греческих союзников, распущенных в 330 г. до н. э., 14 других исправляли военно–морские поручения[52]. Евмен из Кардии — единственный грек, который командовал македонским подразделением в царствование Александра[53].
Такое ограничение для греков не было результатом предубеждения со стороны македонских монархов. Ни Филипп, ни Александр не делали каких–либо социальных различий между македонянами по рождению и греками–гетейрами[54]. Хотя Александр ограничено использовал греков в своей администрации, он был вынужден при их использовании успокаивать гнев родового дворянства[55]. Как уже отмечалось, структура армии, которую Александр наследовал от своего отца, была традиционно македонской, за исключение гипаспистов, личной гвардии царя[56], хотя регулярная пехота, pezhetairoi, были товарищами царя, эти пехотные подразделения призывались по территориальному признаку и ими чаще всего командовал местный, преданный трону аристократ[57]. Эта ситуация мало чем отличалась от набора наемных войск. В 401 г. до н. э. греческие войска Кира Младшего были составлены из отрядов под командой их греческих нанимателей (Xen. Anab. 1.1.9-2.1). Александр имел стремление к завоеванию, у него не было намерения эллинизировать Восток. Он должен был использовать доступные ресурсы для своих целей, не беря на себя риска ради высоких целей. Как показали многие ученые, Александр не преследовал высокие идеалы[58].
Самый любопытный из всех аргументов в пользу предубеждения македонян против греков — это карьера Евмена из Кардии, ее главная часть[59]. Я бы изменил этот аргумент к лучшему и сказал бы, что Евмен — доказательство, что такого предубеждения не существовало. При жизни Александра Евмен был назначен командиром бывшей гиппархии Пердикки, элитной кавалерии товарищей, когда этот офицер был повышен до хилиарха (Plut. Eum. 1.5; Nepos Eum. 1.6). В 323 г. он получил сатрапию Каппадокия и Пафлагония[60]; в 320 г. эта сатрапия была расширена до общего надзора над всей Малой Азией[61]. В 320 г. после победы над войсками македонского аристократа Неоптолема, македоняне последнего с готовностью пошли на службу к Евмену[62]. В Египте македоняне после убийства регента Пердикки приговорили Евмена к смерти, но они также осудили других знаменитых македонян — сторонников бывшего лидера. Кроме того собственные македонские войска Евмена в Малой Азии были рассержены действия войск в Египте и выбрали ему личную охрану (Plut. Eum. 8.11; Just. 14.1.9-10). Эти же самые войска проигнорировали предложения от знаменитых македонских полководцев убить Евмена за большое вознаграждение (Plut. Eum. 8.11). Евмен позже получил предложение разделить регентство над наследниками Александра (Diod. 18.57.3), и он сделался царским стратегом Азии (Diod. 18.58.1). Евмен конечно отличался от большинства командиров Александра своим успехом. Немногие родовые македонские аристократы добились положения и власти, которых достиг Евмен. В конечном итоге этот грек очень близко подошел к господству над всеми азиатскими завоеваниями Александра[63].
С одной стороны Евмен очень сильно отличался от родового македонского дворянства. Его положение полностью диктовалось его отношением к царю. Он был одним из гетейров царя. Хотя Евмен несомненно был одним из гетейров Филиппа[64], его административная позиция при дворе, противоположная военным или чисто советническим функциям, ограничивала его престиж среди других гетейров. Аристократы предпочитали чтобы их отношения с царем были всецело личными, сродни семейному родству, а их услуги прежде всего военными, и только во вторую очередь административными. Евмен не владел наследственными землями и семейной властью, которая соответствовала таким владениям[65]. Он прибыл в Македонию как изгнанник из своего родного города[66]. Остаточная власть семьи в македонском обществе была сильна; кровная месть проявляла себя еще в конце IV в. (Curt. 6.11.20; ср. Diod. 19.51). Антигон Одноглазый широко использовал свою огромную семью[67]. Даже при том, что многие дворяне из Верхней Македонии получили земли в Нижней Македонии от Филиппа (Arr. Ind. 18.4), эти люди сохранили сильные связи со своими прежними владениями[68], и в то время как Филипп дал землю многим простым македонянам, живущих в этих македонских кантонах, обеспечив их верность монархии, многие все еще сохраняли традиционные связи с местной аристократией. Филипп мог дать Евмену земли в Нижней Македонии, но не мог создать для него кровных уз[69]. Кроме того многие из этих коренных дворян были связаны друг с другом и царской семьей[70]. Брачные союзы между царской семьей и благородными домами были частным явлением; во всяком случае, датированные от царствования Александра I[71]. Эти дворяне были гетейрами вследствие своего положения и власти; греки приобрели влияние из–за того, что они были сделаны гетейрами. Следовательно, даже при том, что положение Евмена было одним из самых ответственных, оно не слишком высоко ценилось македонским дворянством (Plut. Eum. 1.6, 20.6). Это предубеждение против должности секретаря отражено в замечании относительно Евмена, приписанном Неоптолему, одному из командиров гипаспистов[72]: «Он (Неоптолем) следовал за царем со щитом и копьем, а Евмен с пером и бумагой». (Plut. Eum. 1.6).
Среди родовой македонской аристократии преобладало ярко выраженное чувство превосходства над всеми прочими независимо от происхождения и должности. В 320 г. македонские аристократы Неоптолем и Алкета, несмотря на приказ Пердикки, отказались повиноваться Евмену, пренебрегая приказами последнего (Diod. 18.29.2-4; Plut. Eum. 5.2-4). Даже при том, что Неоптолем, как говорят, ревновал к Евмену, а Алкета боялся, что его македоняне не будут сражаться против Антипатра, несомненно, отчасти их неповиновение происходило от того, что Евмен не был одним из них. После убийства Пердикки в Египте большинство македонских аристократов, поддерживающих этого полководца, бежали к Алкете, а не к Евмену (Plut. Eum. 8.8). Среди них были Аттал, зять Пердикки (Diod. 18.37.2), Полемон, брат Аттала[73], и Доким, бывший сатрап Вавилона[74]. В 319 г. Евмен неспособен был создать коалицию из очень значительных тогда сил в Малой Азии, преданных партии бывшего регента Пердикки (Plut. Eum. 8.8-9). Впоследствии уже будучи царским стратегом он все еще страдал от ревности и соперничества нового круга союзных македонских аристократов[75]. Антиген в 317 г. (Diod. 18.62.7) и Селевк в 316 называют Евмена иностранцем (Diod. 19.13.1). Гетейры иностранного происхождения были не единственными, на кого македонские аристократы смотрели с высока. Филота, сын Пармениона, демонстрировал свое презрение к македонскому мужичью (Curt. 6.11.4). В Македонии существовало четкое деление на классы между конницей и пехотой. Кавалерия состояла из представителей высшего сословия и малой части гетейров–иностранцев (FGrH 72 F-4; Curt. 10.7.20). Сражаться пешком, кроме самых чрезвычайных обстоятельств, считалось позорным для аристократии[76].
В то время как связь Евмена с Александром становилась все теснее в ходе кампании, первоначально она началась как профессиональные отношения. Многие младшие современники Евмена вошли в царский двор как пажи[77]. Эти юноши сопровождали царя, охраняли его сон (Arr. Anab. 4.13.1-2), и мужали вместе с наследником[78]. В большинстве случаев пажи были сыновьями видных дворян Македонии, такие как будущие командиры армий — Кратер, Пердикка, Селевк и Гефестион[79]. Однако пажи также могли быть сыновьями немакедонян. Филота, сын фракийца Карсида, был одним из пажей Александра (Arr. Anab. 4.13.4).[80] Хотя пажи могли набираться из рядов видных немакедонян, определенно Евмен не был пажом. Во–первых, ему было двадцать лет, когда он поступил на службу к Филиппу[81], гораздо старше типичного пажа, который был подростком (Arr. Anab. 4.13.1). Во–вторых источники подразумевают, что Евмен покинул Кардию, чтобы стать секретарем Филиппа (ср. Nepos Eum. 1.5; Plut. Eum. 1.4). Следовательно, Евмен пришел ко двору взрослым и в должности секретаря. Он не разделял испытаний и дух товарищества как эти пажи, которые позже доминировали в ближайшем окружении Александра. Евмен по положению был ближе к тем родовым македонским дворянам, которые были старше Александра и не росли вместе с ним. Например, Антигон, сатрап Великой Фригии, пользовался близкими отношениями с Филиппом, но не с Александром или с ближайшим окружением монарха[82]. Нужно однако отметить, что большую часть трудностей, с которыми столкнулся Евмен, он создал сам. Плутарх (Ser. et Eum. 2.4) отмечает спустя много веков, что «если бы Евмен не боролся за первенство и удовлетворился вторыми ролями…», он бы остался жив. Отчасти по этой причине не произошло объединение выживших сторонников Пердикки зимой 320/319 гг., так как Евмен не готов был передать верховное командование другому (Plut. Eum. 8.8). Тогда как разные македонские аристократы, возможно, негодовали против службы кардийскому греку, Евмен, по–видимому, не желал принимать положение ниже того, чем он занимал при Пердикке. После того как Антигон загнал Евмена в Нору весной 319 г., то этот командующий предлагал Евмену свободу с условием подчиниться ему, но тот отказался (Diod. 18.41.6; Plut. Eum. 10.2-11.3). Так как осада затянулась, он предлагал службу регенту Антипатру (Diod. 18.42.1), но в конце концов согласился на условия Антигона (Diod. 18.53.5).[83] Этот командующий стал менее строптивым и служба подчиненным стала менее оскорбительной, когда обстоятельства потребовали компромисса. Но при первой возможности вернуть независимость Евмен покинул Антигона, несмотря на данную присягу (Diod. 18.58.4).[84]
Возможно самый удивительный аспект воображаемого этнического препятствия Евмена — то, что, может быть, впервые он сам был упомянут самим Евменом. Во время беспорядков, которые разгорелись между пехотой и кавалерией после смерти Александра, Евмен, в отличие от других офицеров конницы остался в Вавилоне и притворялся нейтральным в споре, но на самом деле использовал свое влияние чтобы подорвать авторитет Мелеагра среди пехотинцев[85]. На словах Евмен основывал свой нейтралитет тем, что он урожденный кардиец: не его дело, так как он иностранец, смешиваться в споры македонян (Plut. Eum. 3.1). Это была особая позиция, поскольку многие греки не задумываясь вмешивались в споры о наследстве. Неарх, как было сказано, предложил армейскому собранию признать Геракла приемником Александра (Curt. 10.6.11). Кроме того по завершении конфликта многие греки были вознаграждены сатрапиями. Лаомедонт из Митилены получил Сирию[86], Стасанор из Сол — Арию и Дрангиану[87]. Заявление Евмена было аргументом, достаточно правдоподобным, что позволить ему поддерживать свой воображаемый и очень сомнительный нейтралитет. Кроме всего прочего, лидеры двух противостоящих лагерей, Пердикка и Мелеагр, были потомственными македонскими аристократами.
Заявление Евмена в неполноценности всецело принималось родовым македонским дворянством на том основании, что он не разделял ни их происхождение, ни их военные знания и опыт.[88] Регулярная пехота, однако, рассматривала эти воображаемые препятствия как незначительные по сравнению с прежним положением Евмена при Филиппе II и Александре III.[89] Власть Аргеадов мистическая для македонских солдат также объясняет царский сан Арридея и многочисленные попытки претендентов на власть после смерти Александра жениться на его сестре Клеопатре[90]. Антигон в конечном итоге убил ее, чтобы воспрепятствовать ее союзу со своим врагом Птолемеем (Diod. 20.37.5-6). В частности, талисманом первых лет после смерти великого завоевателя было имя Александра[91]. Евмен очень быстро это понял и направлял свою последующую политику с полным знанием этого факта.
На протяжении своей карьеры Евмен был любимцем своих македонских войск[92]. Действительно, перед битвой при Габене многие офицеры Евмена решили, что после победы над врагом убьют Евмена (Plut. Eum. 16.1-3, 6; cf Diod. 19.41). Эти офицеры были рассержены популярностью Евмена среди пехотинцев (Plut. Eum. 16.1-2; ср. Plut. Eum. 18.1); они полагали, что после победоносной битвы Евмен, возможно, им не понадобится. В тех случаях когда Евмен сталкивался с враждебностью македонских войск, причина была не в его происхождении. Многие македоняне считали его виновным в смерти популярного Кратера (ср. Nepos Eum. 12.2; Plut. Eum. 10.7-8). Македоняне, которые служили Антигону, считали его причиной своих неудач, понесенных от его руки в бою (ср. Nepos Eum. 12.2; Diod. 19.44.2). Только однажды за всю карьеру Евмен был высмеян рядовыми солдатами за свое кардийское происхождение, а затем обстоятельства минимизировали значение насмешки. После того как обоз Евмена был захвачен во время сражения при Габене, аргираспиды, переименованная прежняя царская гвардия Филиппа и Александра[93], и ядро пехоты Евмена, чтобы возвратить имущество схватили и доставили Евмена его врагу Антигону [94]. Поскольку Евмен уводился вопреки желанию большинства его войск (Plut. Eum. 18.1), аргираспиды назвали его негодяеем–херсонесцем (Plut. Eum. 18.2). Ибо для этих воинов обоз включал в себя их семью и добычу, собранную за десятки лет службы в Азии[95]. Источники совершенно ясны в том что касается аргираспидов, их имущества и их семей (Diod. 19.43.7; Plut. Eum. 18.2; Polyaen. 4.6.13). Для армии в Азии лагерь стал ее домом и очень важным компонентом каждой кампании, как в обороне[96], так и как средство поощрить войска надеждами на завоевание имущества врага (Diod. 18.7.5, 9, 30.2). Большое значение багажа — один из признаков наемников[97]. Еще при жизни Александра многие македоняне проявляли определенные характеристики наемников. Этот монарх на поздних этапах своих походов должен был прибегать к обещаниям богатства и добычи, а также к личным призывам, чтобы удержать войска в повиновении[98]. Раньше Александр поощрял свои войска в национальных терминах: безопасность территории не обеспечена и дальнейшие походы нужны, чтобы закончить завоевание[99]. Даже при том, что никакой другой командующий того времени не пострадал так от потери обоза, как Евмен, он был не единственным лидером, испытавшем трудности из–за этого. В 307 г. до н. э. Деметрий разбил Птолемеева полководца Менелая и взял в плен 3000 солдат. Как было заведено, Деметрий зачислил пленных в свою армию, но они дезертировали к прежнему командиру, потому что их багаж был оставлен в тылу в Египте (Diod. 20.47.4).[100] Вскоре после этого Деметрий захватил пожитки 5000 иллирийских наемников, Лисимах казнил этих солдат из опасения, что они взбунтуются, чтобы вернуть свое имущество (Polyaen. 4.12.1).
Конечно, проблемы Евмена с аргираспидами были не уникальными. У этих солдат была долгая история неповиновения и самостоятельных действий[101]. Они участвовали в убийстве Пердикки в Египте, в мятеже в Трипарадисе, в котором едва не был убит новый регент Антипатр[102]. Одно замечание к их непокорности — после Трипарадиса они были отделены от остальной царской армии и посланы с Антигеном доставить часть царских сокровищ из Сузы в Киликию (Arr. Succ. 1.38).[103] Это имело место даже тогда, когда Антигон должен был столкнуться со значительными армиями в Малой Азии, все еще верных делу Пердикки. Несмотря на очевидные военные способности они рассматривались как слишком опасные для включения в царскую армию. Действительно, после сдачи ими Евмена, приняв большую часть сил этого командующего в свою армию, Антигон не захотел испытывать те же самые трудности, которые аргираспиды доставляли другим. Один из командиров, Антиген, был брошен в яму и сожжен заживо (Diod. 19.44.1), 1000 самых буйных аргираспидов были переданы Сибиртию, сатрапу Арахозии, с приказом обеспечить их гибель, а остальные были разделены и отправлены в отдаленные гарнизоны (Polyaen. 4.6.15; Diod. 19.48.3). Таким образом Антигон расформировал лучшее боевое подразделение Западного мира, но также и самое опасное.
В то время как враги Евмена часто пытались разложить его войска, но они редко ссылались на его иностранное происхождение. Селевк в 316 г. действительно призывал солдат Евмена прекратить предпочитать иностранца (Diod. 19.13.1), но они его призыв проигнорировали. Чаще всего солдатам напоминали, что Евмен и другие сторонники бывшего регента Пердикки были осуждены войсками в Египте[104]; бывшие командиры подразделений в войсках Евмена напоминали солдатам об их прежней верности[105]; пускались в ход угрозы (Diod. 18.63.3), а чаще всего подкуп[106]. Из различных побуждений к предательству только последнее пользовалось успехом. Весной 319 г. один из командиров Евмена, Пердикка, покинул его с 3000 пехотинцев и 500 всадников (Diod. 18.40.2), а позже в сражении возле Орукинии Аполлонид со своим отрядом конницы покинул Евмена (Diod. 18.40.5-8; Plut. Eum. 9.3). Тогда как причина предательства Пердикки неизвестна, в случае Аполлонида дезертирство было результатом больших обещаний (Diod. 18.40.5). Конечно, в 315 г. выдача аргираспидами Евмена, чтобы вернуть свои семьи и имущество, была взяткой.
Трудности управления македонскими солдатами не были неизвестны другим командующим. Во время мятежа в Трипарадисе в 320 г. новый регент Антипатр был едва не убит солдатами[107]. Позже, те же самые войска в Абидосе по возвращении Антипатра в Европу снова взбунтовались (Arr. Succ. 1.44-45). Наиважнейшей проблемой этих двух инцидентов, их объединяющей, были деньги (Arr. Succ. 1.32; Polyaen. 4.6.4). Кроме того, зимой 320/319 гг. 3000 македонян покинули Антигона и начали грабить поля Ликаонии и Фригии (Polyaen. 4.6.6). Хотя они в итоге были возвращены в Македонию, кажется, это не было их первоначальным намерением[108].
В этих инцидентах, в дополнение к вопросам оплаты, интересно отметить влияние командиров подразделений на солдат под их руководством. Македонские солдаты, которые покинули зимой 320/319 г. царского стратега Антигона, были более лояльны к непосредственному командиру Голкию, чем к царскому стратегу (ср. Polyaen. 4.6.6). 3500 солдат, которые покинули Евмена, с готовностью последовали за Пердиккой, одним из видных командиров Евмена (Diod. 18.40.2). Когда Евмен захватил дезертиров, он казнил вождей, но простил рядовых солдат, перераспределив их по другим подразделениям (Diod. 18.40.4). Это качество предпочтения большей лояльности к непосредственному начальнику, чем к главнокомандующему, как и беспокойство об оплате — основная характеристика наемной армии[109]. До Трипарадиса бывшая армия Александра была едина и часто действовала с большим единообразием; только с распадом войска эти конкретные качества наемников проявились в полную силу. В Вавилоне после смерти Александра, в Малой Азии после убийства Кинаны, в Египте во время и после вторжения, войска действовали как единая корпорация, используя людей, пока они удовлетворяли интересам армии, и отказываясь от них, когда те больше не обеспечивали ее интересов. После Трипарадиса македонское ядро армии было разделено между разными командующими. Тогда как большая часть македонян были первоначально выделены Антигону для его кампании против выживших сторонников Пердикки[110], 3000 аргираспидов были назначены Антигену (Arr. Succ. 1.38),[111] 1000 македонян ушли с Арридеем, новым сатрапом Геллеспонтской Фригии. Вероятно, также были и другие назначения[112]. При таком разделении оставшиеся отряды стали проявлять все больше характеристик наемников. Подобно наемникам эти македоняне демонстрировали особую преданность к своим непосредственным командирам. Эти начальники отрядов служили их представителями, а также их офицерами[113]. Солдаты также после поражения показывали склонность поступать на службу к командиру победившей армии и избегать неплатежеспособных руководителей[114].
Свидетельства подтверждают существование предубеждения, но только проявляемого родовой македонской аристократией. Кроме того это было не этническое предубеждение, но прежде всего классовое. Евмен, перед тем как стать одним из выдающихся полководцев периода Диадохов, руководил канцелярией Филиппа и Александра и позже презирался как тот, кто следовал за царем с пером и бумагой (Plut. Eum. 1.6). Низшие классы Македонии, по–видимому, не были мотивированы этническими или классовыми соображениями относительно греков. Армия, особенно во времена царствования Александра, проявляла лояльность к монархии и тем, кто непосредственно был связан с царем. Простые македоняне поддержали Евмена из–за доверия, которое ему оказывал Александр, из–за его явной преданности семье Александра, и из–за его командирских способностей и платежеспособности. Показательно общее отношение рядовых на шутку над Евменом, сопровождающего царя с пером и бумагой. Македонские солдаты высмеяли человека, который сделал такое заявление (Plut. Eum. 1.6). Деметрий, сын Антигона Одноглазого, в 288 г., полагал, что македонские солдаты, сражаясь на родной земле, будут с готовностью воевать с Пирром, потому что он был иностранцем и никак не связан с Александром Великим (Plut. Demetr. 44.8). Но он заблуждался. Его войска с готовностью перебежали к Пирру (Plut. Demetr. 44.10). Чтобы рассмотреть карьеру Евмена с надлежащей перспективы, которая является в греческом контексте, нужно напомнить, что даже после успешно организованного Ксенофонтом отступления из сердца Персидской империи, аркадяне и ахейцы отказывались следовать за ним далее, потому что он был афинянином (Arr. Anab. 6.2.10). Македонские солдаты Евмена проявляли гораздо меньше этнического самосознания, чем проявлял средний грек.
Трудности Евмена не имели этнического начала. Национальность, во всяком случае, посредством виртуозного дипломатического навыка Евмена была обращена в преимущество. Евмен неоднократно утверждал, что его немакедонское происхождение не дает ему ни соблазна, ни власти подражать стремлениям Пердикки и Антигона. Селевк, другой обладатель острого политического чутья, попытался использовать собственную уловку Евмена против него, но офицеры Евмена восприняли ее как ограничение для Евмена, но ни как оскорбление для себя. Национальность имела мало общего с неудачей Евмена. Разделенное командование и мастерство его принципиального противника Антигона были ответственны за окончательное поражение Евмена. Судя по выдающемуся положению этнической темы в неудачах Евмена в сохранившихся источниках, ее начало, должно быть, происходит из Иеронима. Соотечественник Евмена, возможно, со временем пришел к убеждению, что Евмен был обречен с самого начала. Конечно, со времени смерти этого полководца имелся недостаток заметных греческих политиков. Сам Иероним никогда не достигал высших должностей. Те кто добивался успеха неизменно были македонскими аристократами. Иероним больше уделял внимания препятствию Евмена в греческом происхождении, чем сам Евмен, умело пользовавшийся этой темой. Он также пришел к оценке финальной позиции Евмена в царском войске как затмевающей любые другие договоренности, которые он имел, возможно, противоречащие их интересам. Эти акценты создали романтическую картину, которая оказалась очень привлекательной для поздних историков и биографов. Евмен, однако, просто–напросто был еще одним амбициозным претендентом на власть на сцене, созданной смертью Александра, такими как Мелеагр, Кратер, Неоптолем, Пердикка, Алкета, Аттал, Антиген и многие другие. Он просто ушел со сцены слишком рано. Причины его поражения в невезении, в ненадежных союзниках и в одном очень способном противнике.

---

[1] В целом см. H. Berve, Das Alexanderreich auf prosopograp bischer Grundlage (Munich: Beck, 1926; reprinted New York: Arno Press, 1973) 1:43.
[2] См. гл.2 и G. S. Stagakis, Observations on the Hetairoi of Alexander the Great, в Ancient Macedonia I. Papers read at the first international sympodum held in Thessaloniki, August 26-29, 1968, под редакцией B. Laourdas и Gh. Makaronas (Thessaloniki: Institute for Balkan Studies, 1970) 98 прим. 40.
[3] Plut. Eum. 3.1; ср. Diod. 18.60.1, 3-4; Nepos. Eum. 7.1-2.
[4] Ernst Badian, Greeks and Macedonians, в Macedonia and Greece in Late Classical and Early Hellenistic Times, под редакцией B. Barr–Sharrar и E. Borza, Studies in the History of Art 10 (Washington, D. G.: National Gallery of Art, 1982) 36-43; E. N. Borza, In the Shadow of Olympus: The Emergence of Macedon (Princeton: Princeton University Press, 1990) 96, 280.
[5] Эти цитаты для царствования Александра собраны и прокомментированы E. Borza, «Greeks and Macedonians in the Age of Alexander: The Source Traditions», в Transitions to Empire: Essays in Greco–Roman History, 360-146 b. c. In honor of E. Badian, под редакцией R. W. Wallace и E. M. Harris (Norman and London: University of Oklahoma Press, 1996) 131-2.
[6] Сообщение Курция имеет место в его рассказе о происшествии с Клитом, который представляет многочисленные различия с рассказами Арриана и Плутарха. Действительно, события, связанные со смертью Клита, нигде не показаны одинаково. Курций (8.1.22-52) заявляет, что ссора началась на «а convivio» (на празднике), где Александр умалил заслуги своего отца и Пармениона, и Клит упрекал Александра среди прочего и за убийство Аттала. У Арриана (Anab. 4.8.2-6) инцидент связан с жертвоприношением Диоскурам, во время которого придворные выражали мнения, что величие Александра больше чем Кастора и Поллукса и даже больше чем Геракла. Именно тогда Клит вспоминает Филиппа, заявляя, что Александр многим обязан своему отцу. На это отвечают придворные, но не Александр. Плутарх (Alex. 50) сообщает о жертвоприношении Диоскурам, но также сообщает о прерванном жертвоприношении по вине Клита. Здесь причиной недовольства была песенка, высмеивающая стратегов недавно разбитых в Согдиане (ср. Arr. Anab. 4.5.2-9; 6.1-2; Curt. 8.1.35). Seditio Курция также связано с другим происшествием, для которого нет прямого подтверждения (Curt. 8.1.25).
[7] Диодор (17.33.2-34.9) не упоминает об этом соперничестве или о роли греческих наемников в сражении.
[8] Arr. Anab. 2.8.9, 11.2; Curt. 3.11.14; Diod. 17.33.6; эти конные подразделения также хорошо показали себя в битве на реке Граник (Arr. Anab. 1.14.3, 16.1-2; Diod. 17.19.6, 21.4, ср.17.33.2), и при Гавгамелах (Diod. 17.57.3-4; Curt. 4.13.29, 16.1-7; Arr. Anab. 3.11.10).
[9] При Гавгамелах они возможно с 7000 греческих наемников формировали резервную фалангу (A. B. Bosworth, A Historical Commentary on Aman’s History of Alexander [Oxford and New York: Oxford University Press, 1980] 1:210-1).
[10] Ни Арриан, ни какой другой источник не дают исчерпывающего обзора диспозиции отряда ни в одном из сражений. Только два эти упоминания на особые подразделения греческой пехоты в войсках Александра имеют место при описании битвы при Гавгамелах. Названные старыми наемниками они находились на правом крыле (Arr. Anab. 3.12.2; возможно, это ветераны, служившие еще Филиппу, см. H. W. Parke, Greek Mercenary Soldiers from the Earliest Times to the Battle of Ipsus [Oxford: Clarendon Press, 1933] 188), а на левом — ахейские наемники (Diod. 17.57.4; ср. Parke, Soldiers, 190).
[11] Александр по–видимому немедленно освободил пленных фиванцев, но послал в Македонию на каторжные работы фессалийцев и афинян (Plut. Mor. 181B; Arr. Anab. 1.29.5; 3.6.2). После Исса в персидском лагере Александр обнаружил видных афинян и спартанцев (Curt. 3.13.15).
[12] Перед битвой при Иссе Александр воодушевлял македонские войска, напоминая им о победе над афинянами и беотийцами, о разрушении Фив и их триумфе при Гранике (Curt. 3.10.7).
[13] Diod. 17.100.2-101.2; Curt. 9.7.16-23.
[14] Диоксипп победил в панкратионе в 336 г. (см. Luigi Moretti, Olympimikai, i vinciton negli antichi agoni Olimpia, Memorie (Accademia nationale dei Lima. Classe di science moralii storiche e filologiche 8, ser .8, fasc. 2 [Rome: Accademia nazionale dei Lincei, 1957] 125-6 [#458]).
[15] Dem. 18.237; Paus. 10.3.3; GHI 2:231-2 [#178].
[16] Paus. 8.6.2; Dem 18.64; 19.261; см. J. R. Ellis, Philip II and Macedonian Imperialism. (London: Thames and Hudson, 1976) 293 прим. 62.
[17] Diod. 18.9.4-11.3; Paus. 1.25.4; Hyp. 6.13.
[18] Dem. 1.7, 12; 2.5, 9; 3.1-2, 14, 16, 20; 4.4-5; 6.1, 6; 7.10; 8.31, 43, 46, 55, 56; 9.1, 6, 65, 71, 72; 10.2, 10, 15, 19, 49, 57, 58, 62, 68; 11.5, 10; 15.24; 18.31, 48, 63, 66, 68, 90, 93, 144, 158, 163, 164, 181, 200, 231, 235, 300; 19.9, 10, 30, 50, 53, 56, 62, 77, 79, 92, 156, 300, 302, 338; 23.116, 121; ср. Aes. 1.67; 2.14, 58, 79; 3.54, 66, 73. Демосфен клевещет на македонян трижды (17.20, 22, 26).
[19] Об этом происшествии см. L. Schober, Untersuchungen zur Geschichte B airy Ioniens und der Oberen Satrapien von 323-303 v. Chr. (Frankfurt and Bern: Peter D. Lang, 1981) 27-32; F. L. Holt, Alexander the Gréai, and Bactùa. The Formation of a Greek Fronher in Central Asia, Mnemosyne 104, Supplementum (Leiden and New York: E. J. Brill, 1988) 84-5.
[20] Согласно Диодору (17.99.6) эти греки были вырезаны после смерти Александра, но очевидно, что Диодор связывает это восстанием с восстанием 323 г. (Diod. 18.4.7; 7.1-2), тогда как Курций (9.7.11) сообщает, что они на самом деле в конце концов вернулись в Грецию (принимается Хаммондом в N. G. L. Hammond and F. W. Walbank, A History of Macedonia [Oxford: Clarendon Press, 1988] 3:84). Однако Холт (Bactria, 85 и прим.143) принимает свидетельство Диодора и видит связь между этой резней и более поздним восстанием.
[21] См. Holt, Bactria, 78-9.
[22] Предыдущее восстание, как уже было отмечено, было вызвано ложным сообщением о смерти Александра.
[23] Юстин не определяет этнической принадлежности недовольных и повторно упоминает солдат ἀπόμαχοι (Arr. Anab. 4.22.5; 7.24.7), что предполагает, что они включали в себя и не греков. То что восстания называются греческими не доказывает отсутствие других групп, так как большинство колонистов были бывшими греческими наемниками.
[24] Лагерная обслуга была частью первоначального поселения (Diod. 17.83.2; Curt. 7.3.23; Arr. Anab. 3.28.4).
[25] Ни один источник не дает этнического или регионального устройства этих войск. Только для одного отряда из состава войск Верхних сатрапий, приведенного Певкестом на соединение с Евменом в 316 г., показана его природа. Певкест привел 3000 пехотинцев разных национальностей, 400 человек фракийской и греческой кавалерии и более 600 персидских всадников (Diod. 19.14.5). Его пешее войско, вероятно, включало контингент греческих наемников, но это можно только предполагать. В 316 г. у Евмена после соединения с сатрапами Верхних сатрапий и объединения войск всего было 35 000 пехоты. Из них 16 000 были греческими наемниками, около 5000 солдат разных рас (ethne), вооруженных по–македонки (Diod. 19.27.6). Чуть больше 3000‑македоняне–аргираспиды (Diod. 19.28.1). Большинство греческих наемников были из тех, кого Евмен принял на службу перед походом в Верхние сатрапии. В Киликии Евмен зачислил в свою армию 10 000 греческих наемников (Diod. 18.61.5).
[26] Шобер (Schober, Untersuchungen, 35-6, и прим.2) и Холт (Holt, Bactria, 88-90) полагают, что количество жертв резни сильно преувеличено. Они утверждают, что скорее всего вожаки были казнены, но не было массовой резни. Хотя несомненно масса мятежников бежала с поля боя, избежав плена, а другие погибли в бою и в последовавшем бегстве, те кто сдался в плен, все были казнены. Текст предельно ясен. Кроме того, так называемый Пролог к 13‑й книге Трога показывает, что все мятежники были убиты Пифоном. Фактическое число убитых было, вероятно, значительно больше, чем те 3000, о которых говорят Шобер и Холт. В результате боя, бегства и резни не так уж много греческих наемников осталось в восточных сатрапиях (см. предыдущее примечание). Это, по–видимому, было целью убийства. Контролируя царскую армию, Пердикка не нуждался в дополнительных войсках и вероятно не хотел оставлять столько наемников доступными для найма другими.
[27] Заявление Диодора, что приказ убить мятежников был результатом недоверия регента к командующему, которому он поручил подавить восстание, сомнительно. Почему Пердикка не назначил офицера, которому мог доверить такое сильное войско и такой важный приказ? Шобер (Untersuchungen, 33 прим.2) и Хаммонд (Hammond and Walbank, Macedonia, 3:117) предполагают, что Пифон был выбран командующим армейским собранием, а не назначен регентом. Неисправленный текст Диодора делает это возможным, но в контексте есть регент, принимающий решения. Пердикка принимает решение остановить движение греков на запад; Пердикка избирает способ набора войск для этой кампании; Пердикка решает казнить мятежников. Было бы странным оставить все решения за Пердиккой кроме выбора командующего. Имеет большой смысл исправить отрывок, чтобы привести его в соответствие с общей идеей цитаты. Наиболее вероятное объяснение выбора Пифона состоит в том, что в то время Пердикка не знал о его амбициях. Наличие желания с его стороны стать правителем верхних сатрапий (Diod. 18.7.4), по–видимому, предвосхищает фактическую его попытку добиться этой цели в 317 г. (Diod. 19.14.1-2). В 320 г. Пифон был врагом Евмена. Иероним вполне мог попытаться очернить память Пифона, показывая, что неверность была чертой его характера (см. Holt, Bactria, 90 прим. 12). Также возможно, что Иероним слышал более поздние слухи о былых амбициях Пифона. В любом случае ясно, что это обвинение берет начало из Иеронима. Диодор (18.7.4), описывая действия Пифона, использует слово ἰδιοπραγεῖν. Этот термин используется Диодором только в Книге 18, в целом очень редко встречается в греческой литературе и почти наверняка заимствован из источника для этой книги, из Иеронима Кардийского (J. Palm, Über Sprache and Stil des Diodoros von Sizilien: Ein Beitrag zur Beleuchtung der hellenistischen Prosa [Lund: Gleerup, 1955] 109).
[28] Пердикка описан в источниках как φονικός (Diod. 18.33.3; Arr. Succ. 1.27; Nepos Eum. 2.3; Just. 13.8.2).
[29] G. T. Griffith, The Mercenaries of the Hellenistic World (Chicago: Cambridge University Press, 1935; reprinted Chicago: Ares Press, 1975) 15-16, 26.
[30] Holt, Bactria, 78.
[31] Arr. Anab. 3.19.5-6; ср. 6.13.5.
[32] Арриан во введении к своему Анабазису (pref. 1; ср. 6.2.4) заявляет, что его история прежде всего основывается на трудах Птолемея и Аристобула, и везде, где он использует другой источник, он это указывает λεγόμενα (pref. 3). Для речи Кена такой оговорки нет.
[33] Вальдемар Хеккель в переводе Курция (Introduction, в Quintus Curtius Rufus, The History of Alexander; translated by John Tardley; with an introduction and by Waldemar Heckel [Harmondsworth, Middlesex, England: Penguin, 1984] 299 прим. 43) предполагает, что Амисс это ошибочное написание для Дамис, ветерана походов Александра, который руководил обороной Мегалополиса во время его осады Полиперхонтом в 318 г. (Diod. 18.71.2). Эти два греческих переговорщика могли быть из ранга греческих придворных, что выглядит маловероятным. Придворные были людьми всецело поддерживающими политику Александра на ориентализм (Arr. Anab. 4.10.5; Plut. Alex. 51.4; 53.4-6), которую в штыки принимала пехота (Arr. Anab. 7.8.2 -3). Отряды наемников, однако, чаще всего возглавляли их рекрутеры (см. P. Briant, D’Alexandre le grand aux Diadoques; le cas d’Eumene de Kardia (Suite et fin.), REA 75 [1973]: 56), и эти греки–переговорщики, скорее всего, были офицерами наемников.
[34] Р. Лок (R. Lock, The Army of Alexander the Great (Ph. D. diss., University of Leeds, 1974) 134-7) утверждает, что Филипп и Александр обычно добавляли греков в свои пехотные отряды; Филипп из населения недавно приобретенных территорий, Александр из наемников, и что есть очень мало свидетельств о вражде среди этих войск. Хотя слияние греческой и македонской пехоты очевидно в период непосредственно после смерти Александра, очень мало свидетельств, что такое объединение произошло при жизни Александра. При этом надо учитывать как быстро такое слияние произошло после его смерти.
[35] Arr. Anab. 5.6.27; 6.2.4-12, 16; 7.6.8-10.
[36] Arr. Anab. 7.8.1-2; Plut. Alex. 71; Curt. 10.2.8-12; в Вавилоне азиатские войска были инкорпорированы в македонские подразделения (Arr. Anab. 7.23.3).
[37] Впоследствии Роксана действительно родила сына, который под именем Александра IV правил совместно с единокровным братом своего отца Арридеем (Curt. 10.1; Just. 13.2.5; Arr. Succ. 1a.8; см. R. M. Errington, From Babylon to Triparadeisos: 323-320 b.c, JHS 90 [1970]: 56).
[38] В 330 г. 2600 лидийских пехотинцев присоединились к войскам Александра. В Сузе в 324 г. были добавлены 30 000 иранцев (Arr. Anab. 7.6.1; Diod. 17.108.1; Plut. Alex. 71) и 20 000 вспомогательных персидских войск, кроме того большое число коссеев и тапуров были приведены в Вавилон в 323 г. Певкестом (Arr. Anab. 7.23.1-4; Diod. 17.110.2). Хотя определенно не сказано, что эти войска присоединились к коннице и ушли из Вавилона, все признаки подсказывают, что они поступили так. Эти 20 000 персов находились под командой аристократа Певкеста и прибыли недавно. Кроме того, македоняне продемонстрировали враждебность к азиатским войскам в Описе (Curt. 10.2.12-4.3; Arr. Anab. 7.8.1-11.9; Diod. 17.109.1-3; Just. 12.11.1-12.12; Plut. Alex. 71) что должно говорить против их активного сотрудничества с азиатами во время кризиса.
[39] Во время осады Перинфа персидским наемным контингентом командовал афинянин Аполлодор (Paus. 1.29.10); Мемнон Родосский командовал наемниками против передовых войск Филиппа в Азии в 336 г. (Polyaen. 5.44.4; Diod. 17.9.10); при Иссе греческими наемниками командовал Фимонд Родосец (Curt. 3.9.2); при Гавгамеле греков возглавляли Парон из Фокиды и Главк Этолиец (Arr. Anab. 3.16.2; ср. 3.11.7). Очевидное исключение из правила — командование персом Орнаресом греческими наемниками при Гранике (Arr. Anab. 1.16.3; Diod. 17.19.6) вместо их предыдущего командира Мемнона. В любом случае Орнарес осуществлял общее командование, а отдельные подразделения находились под управлением греческих офицеров (ср. Xen. Anab. 1.7.1; 2.2.3-5). В целом см. Parke, Soldiers, 23-43, 105-13, 165-70, 177-85.
[40] Xen. Anab. 1.3.5, 7.3; 2.6.26-31.
[41] Как отмечено в гл.7 некоторые греки IV в. до н. э. говорили о естественной и потомственной ненависти между греками и варварами (Isoc. 4.157, 184; 12.163; Pl. Rep. 470C; Dem. 19.312.)
[42] Badian, «Greeks and Macedonians», 39.
[43] См. E. M. Anson, «Discrimination and Eumenes of Cardia», AncW 3 (1980): 55-9.
[44] Arr. Anab. 3.6.6, 11.10; ср. Diod. 17.17.4.
[45] Arr. Anab. 1.14.3; 3.6.6, 28.2; Curt. 7.3.2-3. Курций (8.2.40) упоминает Эригия как «inter claros duces» в момент его смерти в 328/7 г.
[46] Arr. Ind.18.10; Diod. 19.69.1; Polyaen. 5.35.
[47] Arr. Anab. 6.2.3; Ind. 18.10.
[48] Plut. Eum. 1.1, 5; Nepos Eum. 1.1.
[49] Arr. Anab. 3.6.6; Just. 13.4.15.
[50] См. гл.3, прим. 49.
[51] Berve, Alexanderreich, Vol. 2.
[52] Эти данные были собраны и предоставлены E. Borza в «Ethnicity and Career Tracks at. Alexander’s Court», статье представленной на конференции AHA-PCB (Salt Lake City, Utah, July 14, 1986) и в последствии исправленной опубликованной под заглавием «Ethnicity and Cultural Policy at Alexander's Court», AncW 22 (1991): 21-5.
[53] Против утверждений Берве (Alexanderreich, 2:269-272 [#544]) и Билловса (Antigonos the One–eyed and the Creation of the Hellenistic State [Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1990], 407), что Неарх однажды командовал гипаспистами см. E. Badian, Nearchus the Cretan, YCS 24 (1975): 152-3.
[54] Badian, «Greeks and Macedonians», 39.
[55] Как указал Борза (Olympus, 238-9), хотя власть царя никак не сдерживалась конституционными ограничениями, она была ограничена присутствием потенциальных конкурентов из его семьи и особенность властью аристократии.
[56] См. E. M. Anson, «The Hypaspists: Macedonia’s professional citizen–soldiers», Historia 34 (1985): 246-8.
[57] R. Milns, «The Army of Alexander the Great», в Alexandre le Grand: image et réalité: 7 exposés suivis de discussions/par A. B. Bosivorth … [et al.], avec la participation de Denis van Beichern … [et al.]; entretiens préparés par E. Badian, présidés par Denis van. Berckem, Vandoeuvres–Genève, 25-30 août 1975 (Geneva: Fondation Hardt, 1976) 101, 103-4.
[58] E. Badian, «Alexander the Great and the Unity of Mankind», Historia 7 (1958): 425-44; B. Bosworth, Alexander and the Iranians, JHS 100 (1980): 1-21; Borza, «Ethnicity», 21-5.
[59] Борза заявляет, что этническое предубеждение против Евмена проявлялось явно (Olympus, 263 при.31, ср. 280). См. также A. Vezin, Eummes von Kardia: Ein Beitrag zur Geschichte der Diadochenzeit (Münster: Druck und Verlag der AschendoriTschen Buchhandlung, 1907) 125-6; H. D. Westlake, Eumenes of Cardia, в Essays on the Greek Historians and Greek History, под редакцией H. D. Westlake (Manchester: Manchester University Press; New York: Barnes & Noble, 1969) 321; E. Badian, «A King’s Notebooks», HSCP 72 (1967): 203; J. Hornblower, Hieronymus of Cardia (Oxford: Oxford University Press, 1981) 9.
[60] Arr. Succ. 1a.5; 1b.2; Diod. 18.3.1; Curt. 10.10.3; Plut. Eum. 3.3; Just. 13.4.16.
[61] Diod. 18.29.1-3; Just. 13.6.14-15; Nepos Eum. 3.2; ср. Plut. Eum. 5.2.
[62] Diod. 18.29.5; Plut. Eum. 5.5; ср. Arr. Succ. 1.27.
[63] Anson, «Discrimination», 55-9.
[64] См. гл.2, прим.40.
[65] Ср. AV. K. Lacey, The Family in Classical Greece (Ithaca: Cornell University Press, 1968) 25-32, 47-8, 53-68.
[66] См. гл.2.
[67] P. Wheatley, «The Young Demetrius Poliorcetes», AHB 13 (1999): 4.
[68] Пердикка был из Орестиды (Arr. Anab. 6.28.4; Ind. 18.5) и происходил от царей Орестиды (Curt. 10.7.8; N. G. L. Hammond, в Hammond and G. T. Griffith, A History of Macedonia [Oxford: Clarendon Press, 1979] 2:396.427); он даже командовал батальоном pedzhetaroi, набранных в Орестиде и Линкестиде (Diod. 17.57.2). Кен (J. E. Atkinson, A Commentary on Q. Curtius Rufus’ Historiae Alexandri Magni: Books 3 and 4 [Amsterdam: J. C. Gieben, 1980] 209) и Полиперхонт (ibid., 423), возможно, командовали батальонами из своих родных районов.
[69] Гетейры как правило наделялись большими поместьями в Нижней Македонии (Hammond and Griffith, Macedonia, 2:352-3, 409-10). Хотя в отношении Евмена это особо не оговорено, это очень вероятно.
[70] Hammond and Griffith, Macedonia, 2:14-22; Ellis, Philip II, 59-60.
[71] Schol. Thuc. 1.57.3; ср. Ellis, Philip II, 37. Фила, жена Филиппа II, была из Верхней Македонии (ibid., 211-12; Hammond and Griffith, Macedonia, 2:19).
[72] Никанору наследовал Неоптолем в 330 г. (см. Berve, Alexanderreich, 2:273, 275 [#548, 554]).
[73] Berve, Alexanderreich, 2:92-3 [#181], 322 [#644].
[74] Arr. Succ. 24.3; ср. Diod. 18.39.6, 45.3; Plut. Eum. 8.8.
[75] Plut. Eum. 13.4-8; ср. Diod. 18.60.1-61.3; 19.15.3; Nepos Eum. 7.2.
[76] За убийство кабана на охоте прежде чем царь воспользовался своею возможностью, Александр III наказал Гермолая плетьми перед другими пажами и кроме того отобрал у него лошадь (Arr. Anab. 4.13.2). Аминта (сын Андромена) защищая свое участие в заговоре на жизнь Александра утверждал, что сохранил своих лошадей, несмотря на приказ отдать их, иначе ему бы пришлось сражаться пешком (Curt. 7.1.34).
[77] Пажи, секретариат и архив, элитное пехотное подразделение, царские телохранители, по–видимому, были переняты от подобных давно существующих учреждений Персии (см. D. Kenast, Philipp II von Makedonien und das Reich der Achaimeniden [Munich: Wilhem Fink Publisher, 1973] 7-37).
[78] W. Heckei, The Marshals of Alexander's Empire (London and New York: Routledge, 1992) 238-44; N. G. L. Hammond, Alexander the Great; King, Commander and Statesman (Park Ridge, NJ.: Noyes Press, 1980) 16.
[79] Heckel, Marshals, 237—284; Somatophylakia: A Macedonian Cursus Honorum, Phoenix 40 (1986): 280; Hammond and Griffith, Macedonia, 2:164, 401-2.
[80] Не путать с Филотой, сыном Пармениона (см. Heckel, Marshals, 23-33, 295).
[81] См. гл.2.
[82] Пьер Бриант (Pierre Briant, Antigone le Borgne: Les débuts de sa carrière et les problèmes de l'Assemblée macédonienne, Annales littéraires de l'Université de Besançon 152, Centre de recherches d'histoire ancienne 10 [Paris: Les Belles Lettres, 1973] 130-1) полагает, что для Антигона отсутствие тесной связи с Александром было почти неодолимым препятствием. Позже, когда Антигон полностью избавился от начальной слабости, он отстранил от командования тех, кто был близок к Александру (Diod. 19.46.2; 48.5; 56.1).
[83] См. гл.5, и E. M. Anson, The Siege of Nora: A Source Conflict, GRBS 18 (1977): 251-6.
[84] См. предыдущее примечание.
[85] Утверждается (см. Badian, «Greeks and Macedonians», 41), что Евмен не мог напрямую общаться с македонскими солдатами, так как он не говорил по–македонски. Однако Плутарх (Eum. 3.1-2, 17.4-18.1) и Диодор (18.63.1-5; 19.25.2-7) показывают Евмена в разных ситуациях, обращающимся к македонским войскам, которые его отлично понимают. Даже если существовал македонский язык, отличный македонского диалекта греческого языка, Евмен, очевидно, бегло говорил на нем. (О фактической уверенности, что македонский язык был диалектом греческого см. гл.7).
[86] Arr. Succ. 1a.5, 1b.2; FGrH 100 F-8.2; Diod. 18.13.10; Curt. 10.10.2.
[87] Arr. Succ. 1b.6; FGrH 100 F-8.6; Diod. 18.13.1; ср. Curt. 8.3.17.
[88] На это указывает Непот, «neque aliud huic defult quam generosa stirps» (Eum. 1.2).
[89] Это отношение лучше всего выражено у Плутарха Eumenes, 1.6. Как показано раньше, Неоптолем высмеял Евмена за отсутствие военного опыта. Солдаты не восприняли насмешку, так как знали, что Александр счел Евмена достойным, чтобы породниться через брак.
[90] Леоннат (Plut. Eum. 3.5), Пердикка (Arr. Succ. 1.21; Diod. 18.23.1-3, 25.3; Just. 13.6.4-7), Кассандр, Лисимах, Антигон и Птолемей (Diod. 20.37.4), все искали ее руки. Сам Евмен прибегал к ее помощи непосредственно после неудачного похода Пердикки в Египет в 320 г. (Arr. Succ. 1.40; Plut. Eum. 8.6; Just. 14.1.7-8).
[91] Политическая эффективность использования имени Александра, однако, продлилась меньше одного поколения (R. M. Errington, Alexander in the Hellenistic World, в Alexandre le Grand: image et réalité: 7 exposés suivis de discussions/par A. B. Bosworth … [et al.], avec la participation de Denis van Berchem … [et al.]; entretiens préparés par E. Badian, présidés par Denis van Berchem, Vanduvres–Genève, 25—30 aot 1975, под редакцией E. Badian, Entretiens sur Antiquité classique 22 [Geneva: Fondation Hardt, 1976] 157-8). Фактически, она могла возникнуть только после смерти Александра. Юстин (13.1.7) упоминает, что македоняне сразу после смерти Александра вздохнули облегченно, помня его чрезмерную суровость и бесконечные опасности, которым он их подвергал.
[92] Diod. 18.59.4, 63.5; 19.24.3-5; Plut. Eum. 1.3, 4.1, 4-5, 6.1; Just. 14.5.
[93] Для идентификации см. E. M. Anson, «Alexander’s Hypaspists and the Argyraspids», Historia 30 (1981): 117-20; «Hypaspists and Argyraspids after 323», AHB 2 (1988): 131-3.
[94] Diod. 19.43.8-9; Polyaen. 4.6.13; Just. 14.3.11, 4.1, 18. Согласно Плутарху (Eum. 17.1), Тевтам, один из командиров аргираспидов, открыто вел переговоры с Антигоном.
[95] Diod. 19.43.7; Plut. Eum. 9.6; Just. 14.3.3, 6-7, 10.
[96] Diod. 19.13.4, 23.4, 32.1; Polyaen. 4.6.10.
[97] В целом о наемных солдатах, их взаимоотношениях и условиях службы см. Parke, Soldiers, особ. 207-8.
[98] Curt. 9.2.27; Arr. Anab. 5.26.8; Diod. 17.94.1-3; ср. 104.5-7.
[99] Curt. 6.3; Plut. Alex. 47.1-4; Just. 12.3.4.
[100] В 312 г. до н. э. Деметрий потерял город Газу, потому что его солдаты хотели сохранить свое имущество (Diod. 19.84.7-8).
[101] Юстин (14.2.7) утверждает, что после Александра они проявляли мало уважения любому другому лидеру.
[102] Just. 14.4.11; Arr. Succ. 1.35, 38; ср. Diod. 18.39.6.
[103] Хотя не указывается, что аргираспиды были среди мятежников в Трипарадисе, 3000 буйных солдат были отделены от главных сил и отправлены в конечном итоге в Киликию с Антигеном (Arr. Succ. 1.38). Антиген командовал аргираспидами во время вторжения в Египет (Arr. Succ. 1.35), а позже в Киликии присоединился к Евмену с 3000 аргираспидов (Diod. 18.59.3; Plut. Eum. 13.3-4; ср. Just. 14.2.6-12).
[104] Diod. 18.62.1; 19.12.2, 5-13.2; Plut. Eum. 8.11, 10.7-8; Just. 14.1.9-10.
[105] Diod. 19.12.2; 13.1; ср. Arr. Anab. 3.27.5; 4.24.3, 8-10, 29.1-2; 5.23.7.
[106] Diod. 18.62.1; 19.25.3; Plut. Eum. 8.11; Just. 14.1.9-10.
[107] См. гл.4.
[108] На самом деле есть свидетельство, что они хотели присоединиться к Алкете в Писидии (ср. Polyaen. 4.6.6). В любом случае, после дезертирства из армии Антигона они занимались грабежом полей (Polyaen. 4.6.6), а не пытались вернуться в Македонию.
[109] Parke, Soldiers, 25-7; Briant, «Eumene (Suite et fin.)», 54. Об увеличении числа наемников в армиях Александра и его преемников см. E. M. Anson, «The Evolution of the Macedonian Army Assembly (330-315 b. c.)», Historia 40 (1991): 230-47.
[110] Arr. Succ. 1.38; Diod. 18.39.7-40.1. Однако как было отмечено в гл.5 8500 македонян из войск Антипатра были обменяны на большую часть ветеранов, отобранных Антигоном для возвращения в Македонию.
[111] Хотя Антиген получил сатрапию Сузиану, он и аргираспиды находились там только короткое время. Позже, в 320 г. они перевезли казну из Сузианы в Кинду в Киликии (Arr. Succ. 1.38).
[112] См. Anson, «Evolution», 245-6 и прим.60.
[113] Parke, Soldiers, 2-27; Briant, «Eumène (Suite et fin.)», 54.
[114] Большинство разбитых войск Неоптолема сложили оружие и дали клятву служить Евмену (Diod. 18.29.5-6; Plut. Eum. 5.5-6). Антигон принял многих пехотинцев Евмена после его поражения (Diod. 18.41.4), а других после последующего дезертирства (Diod. 18.41.1; Just. 14.2.3); он получил почти всю армию Алкеты путем переговоров и включил ее отряды в свою армию (Diod. 18.45.4).