Глава Первая. Источники

Как отмечено в Предисловии, дошедшие до нас источники удивительно последовательны в представлении деяний Евмена. Они включают в себя Библиотеку Диодора Сицилийского, наиболее полный и подробный рассказ о событиях от смерти Александра до сражения при Ипсе в 301 г. до н. э., написанную во второй половине I в. до н. э.; биографии, написанные Корнелием Непотом и Плутархом в I и в начале II вв. соответственно; сильно сокращенная версия Истории Филиппа Помпея Трога, историка эпохи Августа, эпитомированная, возможно, в начале III в. нигде более неизвестным Марком Юнианом Юстином; собрание военных анекдотов ритора II в. Полиэна; и краткие отрывки Истории Преемников, труда II в. сочинения Флавия Арриана, наряду с фрагментами сокращения III в. и византийской эпитомой истории Арриана. Согласованность относительно Евмена у этих различных авторов присутствует не только в общем представлении, но даже в деталях его карьеры, а также в оценке его деятельности и деятельности его союзников и противников. В 320 году мастерство Евмена дало ему победы в двух разных сражениях над двумя бывшими полководцами Александра[1], но его успехи подорвало поражение его покровителя Пердикки в Египте[2]. В 319 г. из–за изменнической деятельности подчиненного Евмен потерпел поражение от руки Антигона, тогдашнего царского стратега Азии[3], и только блестящее отступление Евмена спасло его от плена[4]. Наконец, сражаясь почти десятилетие в поддержку сына Александра, Евмен был беспощадно отдан своему заклятому врагу Антигону собственными солдатами, которые были больше озабочены своим имуществом, чем «своим командующим и победой»[5].
Источники последовательно представляют врагов Евмена как «алчных и вероломных»[6]. Такое же единообразие имеет место с его бывшими союзниками. Успехи Евмена — чаще всего результат его способностей[7], его поражения и неудачи — результат предательства, некомпетентности и предубеждения других. Предубеждение неоднократно подчеркивается Диодором, Плутархом и Непотом как главная причина окончательного поражения Евмена и его гибели[8]. Он изображен как иностранец, на успехи которого негодуют македоняне[9]. Непот (Eum. 1.3) находит Евмена в невыгодном положении из–за его иностранного происхождения и подобное мнение разделяется Плутархом (Eum. 20.1, 9).[10] Настолько в целом благоприятное описание Евмена во всем спектре сохранившихся источников, что было постулировано, что все они использовали утраченный ныне источник, начальная цель которого была в восхвалении кардийца, и только потом перенесенного в общую историю[11].
Согласие наших источников относительно этого периода и особенно относительно Евмена, дает основание предполагать общее происхождение для большей части их материала, и действительно, обычно признается, что сохранившиеся труды раннего эллинистического периода можно отследить от общего источника, Иеронима из Кардии, товарища и соотечественника Евмена (FGrH 154. T-1; F-8, F-9, F-15). [12] Фактически, основной вопрос сегодня состоит не в том, был ли Иероним основным источником, что общепринято, но сколько дополнительного материала из других источников, возможно, было добавлено, и использовалась ли история Иеронима непосредственно или посредством промежуточных источников[13]. В течение XIX и начало XX столетий это мнение не разделялось некоторыми учеными, приводящими доводы в пользу различного происхождения для большей части сохранившегося материала[14]. Сегодня бремя доказательств возложено скорее на тех, кто утверждал бы, что отдельный отрывок не происходит из Иеронима[15]. Это очень любопытная ситуация, когда наши реальные знания труда Иеронима основываются всего на восемнадцати фрагментах[16].
Фрагменты настолько скудны, что ни число работ Иеронима, ни точное содержание, ни число книг, ни даже точного названия, мы не знаем. В соответствии с Судой, Иероним написал «О делах после Александра»[17]. Диодор[18] и Иосиф[19] ссылаются на труд, озаглавленный О диадохах, тогда как Дионисий Галикарнасский цитирует историю под названием Об эпигонах[20]. Через форму схоластического синкретизма многие приходят к мысли о едином труде, Истории Диадохов и Эпигонов[21]. Предположение небезосновательное, потому что чтение фрагментов показывает, что Иероним написал произведение или произведения, охватывающие оба периода. Но эти названия вполне могли представлять два различных труда, и нет никаких данных в пользу окончательного выбора между этими двумя положениями[22]. Также возможно, хотя для этого нет никаких доказательств, что труд Иеронима включал в качестве введения относительно раннюю историю Македонии до смерти Александра и разделения его империи[23].
Другие заключения, основанные на сохранившихся фрагментах и свидетельствах, одинаково умозрительные. Было предложено, что сочинения Иеронима были очень подробные и обширные, ибо Дионисий Галикарнасский утверждал, что они были такими длинными и скучными, что никто не мог их дочитать до конца[24]. Дата, когда Иероним начал писать, открыта для догадки, хотя его политическая деятельность, по крайней мере до 293 г. (Plut. Demetr. 39.3-7), что весьма вероятно, задержала работу над сочинением до весьма позднего этапа его жизни. Если его историческое сочинение было единственным трудом, он, несомненно, не закончил свою историю 272 годом, так как один из фрагментов ссылается на смерть Пирра в этом году (Paus. 1.13.7). Это последнее известное событие записанное Иеронимом и оно может указывать на конечный момент его сочинения[25]. Пирр несомненно представляет из себя последнего эпигона, и следовательно, его смерть дает подходящий конечный пункт.
Наша информация относительно биографии Иеронима опять–таки ограничена[26]. Он служил Евмену из Кардии, по крайней мере, от кампании против Ариарата в 322 г. до смерти последнего в 315[27]. Он был «другом и соотечественником» Евмена[28], а также, возможно, был его родственником[29]. После казни Евмена Иероним пошел на службу к Антигону Одноглазому[30]. Отныне Иероним был лояльным сторонником семьи Антигонидов, служа Антигону, Деметрию и Антигону Гонату[31]. Характер его службы менялся. Он выполнял посольские поручения как Евмена, так и старшего Антигона[32], последним был поставлен ответственным за сбор битума из Мертвого моря[33]. Как предполагает Якоби и другие, Иероним никогда не служил в качестве военачальника[34]. Об этом свидетельствует отсутствие каких–либо упоминаний Иеронима в связи с военными действиями. Но фактически есть несколько ссылок на Иеронима в каком угодно качестве, и есть несколько отрывков, которые предполагают, что у него была активная, хотя не впечатляющая, военная карьера. Псевдо–Лукиан упоминает Иеронима как «соратника» Антигона[35], и в отдельном отрывке, цитируя Агатархида, утверждает, что Иероним за свою жизнь принимал участие в боях и получил много ран[36]. Диодор подтверждает, что он был ранен в битве при Габене[37]. Более того, Деметрий назначил Иеронима эпимелетом и гармостом Фив, поручив ему местный гарнизон[38]. Такой военный опыт, пусть даже ограниченный, сделал Иеронима не только свидетелем, но во многих отношениях квалифицированным свидетелем, полностью способным к оценке и описанию персоналий и событий своего времени.
Поэтому его знание современности делало его идеально подходящим для написания истории. Надо иметь в виду, что невозможно привести ни один из его фрагментов напрямую бесспорно. Отношение к выжившим трудам весьма плачевно[39]. Действительно, ни один из известных фрагментов не является прямой цитатой. Несмотря на такой недостаток фрагментов и свидетельств, есть признаки того, что Иероним был аккуратным и академичным историком. Очевидно, что история Иеронима или истории не были просто мемуарами старика. Он старался из всех сил добывать точную информацию. Это видно на примере использования Комментариев Пирра для части его истории, имеющей дело с этим полководцем[40]. Другие признаки надежности Иеронима дает Плутарх, согласно которому Иероним приводит более разумные числа погибших в сражении при Гераклее, чем Дионисий Галикарнасский[41], и более вероятные размеры рва, чем Филарх[42]. Комментарии эти лишь наводят на размышления о компетентности историка, но не являются доказательством. Важнее то, что ни один из существующих рассказов недвусмысленно не указывает на Иеронима как на источник, не говоря уже как о главном источнике для всех сохранившихся историй, биографий, и exempla, изображающих людей и события ранней Эллинистической эпохи.
Действительно, аргумент в пользу использования Иеронима в наших сохранившихся источникам основан на других соображениях. Он основывается на сравнении Иеронима и того, что мы знаем о его труде из современных ему альтернатив. В то же время утверждать, что истинный источник для сохранившегося материала целиком утрачен нельзя, это маловероятная возможность. Сомнительно, чтобы такой крупный автор и его произведение остались бы неизвестны; Суда и другие антологисты почти наверняка упомянули бы такую альтернативу. Исключая забытые труды есть только несколько альтернатив: Марсий из Филипп[43], Евфант из Олинфа[44], Дурис Самосский[45], Нимфид из Гераклеи[46], Демохар[47] и Диилл из Афин[48]. Как и Иероним все эти авторы сохранились только во фрагментах.
При сравнении с этими альтернативами некоторые аспекты сохранившихся источников весьма близко соответствуют тому, что мы знаем о карьере Иеронима. Эти существующие биографии и истории следуют наиболее тесно за карьерами Евмена, Антигона и Деметрия — трех полководцев, которым Иероним служил по очереди. Диодор, главный сохранившийся источник об этом периоде, описывает события в Греции и Азии, концентрируясь почти исключительно на карьере этих трех полководцев. Плутарх написал биографии Евмена и Деметрия; Корнелий Непот составил биографию Евмена в своих Жизнеописаниях знаменитых иноземных полководцев. В частности, ни одна из альтернатив Иеронима не была лично связана с Евменом.
Хотя Евфант был связан с домом Антигонидов, он был наставником Антигона Гоната[49], но ни Дурис Самосский, ни Марсий из Филипп не имели никакой связи ни с Евменом, ни Антигонидами[50]. Тогда как Нимфид написал историю, охватывающую период от Александра и включающую «Диадохов» и «Эпигонов», сохранились только два упоминания, ни одно из которых не дает ясной картины[51]. Нимфид, похоже, родился после смерти Евмена, и, вероятно, был еще ребенком, когда умер Антигон Одноглазый[52]. Демохар и Диилл очевидно сосредоточились на родных Афинах[53]. Очень мала вероятность, что любая из этих альтернатив была исходным источником в особенности для материала, касающегося Евмена, но вполне возможно, что факты Иеронима были переданы через эти труды в известные нам сохранившиеся источники. Но не только факты, которые предполагают Иеронима в качестве такого источника, это также общий тон и последовательные характеристики Приемников.
Изображение Евмена, его союзников и противников, было не только последовательным, но и соответствовало образцу, который можно легко понять, если только Иероним был его источником. Как уже отмечалось, Евмен обычно представлен в превосходных определениях[54]. Он лоялен, умен, квалифицированный военный[55]; последовательная жертва предубеждения, иностранец, на успехи которого негодовали македоняне[56]. Его могущественный покровитель после смерти Александра, Пердикка, описан как амбициозный, безжалостный и высокомерный, «убийственный узурпатор» власти других[57]; чьи неудачи в Египте привели к его собственному убийству и к серьезным трудностям у Евмена[58]. Отношение к Антигону особенно выразительно. В то время как этот полководец обладал некоторыми определенными чертами, которые критикуются у Пердикки[59], он изображается не враждебно. Действительно, Антигон хвалится как энергичный, умный, смелый и квалифицированный военачальник[60]. Эти качества не приписываются Пердикке. Фактически, чаще всего бывшие союзники Евмена сталкиваются с самой большой критикой. Алкета и Неоптолем «ревнивые и вероломные»[61] Тевтам и Антиген — «высокомерные, амбициозные, завистливые»[62]; Певкест — «вздорный и трусливый»[63], Полиперхонт «апатичный и глупый»[64], а Олимпиада — «жестокая и дикая»[65]. Евдам и Федим остались верны Евмену только ради сохранения своих финансовых вложений в него[66]. Солдаты, составляющие лучшую боевую единицу армии Евмена — «вероломные», «нечестивые и развратные»[67].
Такую враждебность к союзникам Евмена было бы легко объяснить предположением, что источником был Иероним. «Друг и соотечественник», и возможно, родственник, пытался обвинить других в поражении и смерти Евмена.[68]. Евмен одержал две большие победы, только они были полностью обесценены; первая убийством Пердикки в Египте[69]; вторая, при Габене, его собственной победоносной фалангой[70]. Союзники Евмена постоянно совершают грубые ошибки. Предложение союза от Полиперхонта отчасти заставило Евмена разорвать соглашение с Антигоном[71]. В сущности, с момента вступления в должность власть Полиперхонта уменьшалась. Подобные критические замечания могут быть высказаны против другого союзника Евмена, Олимпиады, матери Александра. Отчасти это было её требование, чтобы Евмен расторгнул свой договор с Антигоном и вступил в союз с Полиперхонтом[72]. В 318 г. она стала регентшей Македонского царства; она была эффективным правителем страны[73]. Последующие убийства ею царя Филиппа–Арридея, его жены Евридики, и многих других, обратили народ против неё[74]. Её действия, также как действия Пердикки и Полиперхонта, по–видимому, приносили вред Евмену. Действительно, Пердикка и Олимпиада в критические моменты изображены, как идущие в разрез с советами Евмена (Arr. Succ. 1.21; Diod. 18.58.4).
В случае Диодора, в частности, доказательство, что Иероним был основным источником для событий непосредственно после смерти Александра вплоть, по крайней мере, до 301 года. до н. э., весьма убедительно[75]. Диодор написал универсальную историю в сорока книгах (Diod. 1.4.6-7) от мифических времен до 59 г. до н. э. В то время как только часть его труда сохранилась, 18-20 книги являются самым полным отчетом о периоде от смерти Александра до сражения при Ипсе в 301 г. до н. э. Кроме того, наряду с римским биографом Корнелием Непотом он является самым ранним из наших сохранившихся источников[76]. Тогда как во введении в свой труд Диодор всячески подчеркивает свои квалификацию и способности, у большинства современных комментаторов они вызывают серьезные вопросы. Диодор заявляет, что несмотря на всеобщее превосходство универсальной истории над всеми другими вариантами (Diod. 1.3.8), не существовало труда, который был бы универсальным и простирался дальше «македонского периода» из–за трудностей, присущих такому сочинению (Diod. 1.3.3). Действительно, Диодор утверждает, что сам он потратил 30 лет на завершение своей истории (Diod. 1.4.1). Он заявляет, что много путешествовал по Европе и Азии, собирая сведения, и пользовался обильными литературными источниками.
Провозглашение Диодором своего усердия получило разнородные оценки от современных комментаторов[77]. В прошлом он чаще всего подвергался нападкам за рабское копирование своих источников[78], но более современные описания умерили эти взгляды. Дж. Пальм показал окончательно, что стиль и язык Диодора в основном его собственные[79], а Р. Дрювс указал, что общая моралистическая тема пронизывает всю работу Диодора[80]. Позже Кеннет Сакс предположил, что Bibliotheke отражает собственную Диодорову «философию истории», которая включает роль «tyche» и «моральной пользы»[81]. Эта философия истории, однако, довольно банальна. Диодор (1.2.2) напыщенно заявляет, что история «является хранительницей памяти о доблести выдающихся людей, с другой — свидетельницей преступления злых». Хваля добро и порицая зло Диодор надеялся повлиять на потомков[82]. Кроме того, по Диодору злодеи получают божественное наказание за свои поступки. Это возмездие они получают не в ином мире, а в этом. Tyche неизменно ставит задачи перед такими людьми[83]. Πλεονεξία, ἀσέβεια, и ὕβρις в особенности приводят к уничтожению[84]. С другой стороны εὐεργεσία, ἐπιείκεια, и ἐσέβεια — качества неизменно относятся к тем, кого Диодор одобряет[85].
Такие признаки некоторой независимости со стороны Диодора просто показывают, что он был способен к редактированию своих источников. Даже если бы он просто сокращал источник, то выбор материала отражал бы его особые интересы[86]. Доказательств, что его редакторские способности не распространялись на синтез различных материалов или на развитие чуть большее, чем самые элементарные тезисы, более чем достаточно[87]. Даже название его труда выдвигает претензии, рассмотренные в его предисловии. Хорнбловер отмечает, что любопытное название Bibliotheke historike показывает, что произведение «было предназначено для читающей публики»[88]. Несомненно, Диодор (1.3.7-8) подчеркивает, что из его истории «каждый сможет получить в готовом виде то, что полезно для его собственных целей, как бы черпаемое из большого источника». А. Д. Нокк называет предисловие Диодора «вступлением в стиле маленького человека с большими претензиями»[89]. Даже Сакс, утверждая, что Диодор ответственен за большую часть нерассказанного материала, часто защищает независимость Диодора, демонстрируя его некомпетентность. «Никто не хотел бы притязать на похвалу вступления к Книге XII. В предисловии к книге, которая охватывает Pentecontaetia, автор [Диодор] перечисляет среди самых прославленных мужей той выдающейся половины столетия Аристотеля, Исократа и его учеников»[90] Ошибки в повествовании Сакс часто приписывает «лени» Диодора[91]. Действительно, Сакс придерживается традиционного представления, что главный рассказ для истории Диодора взят от различных источников, обычно предлагаемых как главные источники, т. е. Эфор из Кимы для книг 11-15, Иероним для материалов по Греции и Ближнему Востоку для книг 18-20[92].
Тогда как Диодор добавляет свою морализаторскую философию где только можно, он, как требует Сакс[93], не настолько опытный мастер, чтобы создать произведение полностью сосредоточенное на этой и других темах[94]. Данные предполагают, что в этом, как во всех остальных отношениях, Диодор был ограничен своими источниками. Он мог бы приукрасить случай, но, очевидно, не способен был изменить общий фокус своих источников. Диодор был вынужден достигать своих целей исключительно посредством сокращения и улучшения. Для Диодора успешными являются те, кто жил в соответствии с божественными и человеческими законами. Филипп, сын Аминты, описан как человек, достигший больших успехов вследствие своей доблести и через почтение к богам[95]. В целом Филипп все время описывается благоприятно. Действительно, в конце 16 книги Диодор воздает почести мертвому царю (16.95.1-4). Разрушение Олинфа Филиппом не осуждается, тогда как другие за подобные действия подвергаются упрекам[96]. Нигде Филипп не обвиняется в πλεονεξία, ἀσέβεια, и ὕβρις; последнее не заявляется, хотя Филипп возвел себя на престол среди двенадцати Олимпийцев (Diod. 16.92.5). Филипп завоевал Фракию ради пользы Греции (Diod. 16.71.2). Фактически, Диодор упрекает Филиппа только за «порчу нравов» посредством «взяток» (16.54.4). Однако в другом месте эти «взятки» называются «дарами» (Diod. 16.55.2), и действительно, конце шестнадцатой книги, заявление Филиппа, что «умом» и «дружелюбием» он достиг большего, чем оружием, принимается благоприятно (95.2-3, ср. 16.53.3).
Диодор относится к сыну Филиппа и его преемнику, Александру, во многих отношениях также как к отцу. «Добрый и благородный характер» Александра прославляется[97], и, как в случае с Филиппом, неблаговидные поступки не осуждаются. Ни разрушение Александром Фив (17.14.4), ни сожжение Персеполиса (17.72.6) не подвергаются сомнению. Никаких упреков не высказывается Александру ни за поступки после падения Тира (17.46.4-5), ни за провозглашение себя сыном Аммона (17.51.3-4, ср. 108.3). Особенно любопытно, что смерть Клита не упоминается в рассказе Диодора. Возможно, Диодор решил, что этот эпизод лучше не освещать, иначе его общая тема вознагражденной добродетели будет поставлена под угрозу[98].
В то время как Диодор достаточно последователен в представлении своей довольно наивной точки зрения на историю, нужно отметить, что его поведение далеко не одинаковое. Сравнение между соответствующими рассказами о Филиппе и об Александре — предмет диспута. Относительно Филиппа есть намного больше отрывков с прямой похвалой, и, как было отмечено, 16 книга заканчивается самым благоприятным резюме деяний этого царя. Александр так экстравагантно нигде не прославляется, и заключительная хвалебная речь отсутствует. Вместо этого книга 17 обсуждает различные причины смерти Александра. Самое очевидное заключение, которое может быть выведено из этого сравнения, состоит в том, что Диодор в книге 16 использовал источник, содержащий в себе благоприятную точку зрения на Филиппа, очень вероятно с заключительным резюме его карьеры, и которое было воспроизведено Диодором и по случаю преувеличено. Относительно книги 17 и Александра, источник Диодора либо представлен мало за рамками фактического отчета, либо содержал мало похвалы Александру, мешая Диодору выполнить его цель путем устранения неблагоприятных комментариев и делая его отчет, по–видимому, более ориентированным на факты. По всей Библиотеке отмечается неравенство в степени восхваления и осуждения важных персонажей[99]. Конечно, книги 16 и 17 не уникальны в этом отношении. В рамках книг 19 и 20, аналогично, есть явная дихотомия[100]. Те разделы, в которых рассматривается Сицилия, заметно отличаются от тех, которые имеют дело с Грецией и Азией. Тогда как рассказ, описывающий деятельность на Востоке, представляет собой трезвый отчет о произошедших событиях, рассказ о событиях на Западе записывает оракулы (19.2.3), божественные знаки[101], чудеса[102], любовные интриги (19.3.1; 20.33.5), самозванство (19.5.2-3), экзотику[103] и мифы (20.41.3-6). В частности, те разделы, которые имеют дело с материалами к востоку от Адриатики, не затрагивают богохульного и сверхъестественного как предвестников событий. Кроме того, как показал Пальм, тогда как стиль и язык Диодора однородны, в книге 18 встречается слово ἰδιοπραγεῖν, которое есть только в этой книге, и только в главах, рассматривающих Грецию и Восток. Пальм заключает, «dass das Wort aus der Quelle übernommen ist.»[104] Этот термин обычно используется, чтобы описать различные интриги Диадохов[105], но в 18.9.2 оно применено к действиям Леосфена, афинского стратега во время Ламийской войны.
Самая большая проблема в оценке методологии Диодора состоит в том, что большая часть постулируемых источников разных частей Библиотеки сохранилась только во фрагментах. Тем не менее некоторые из этих фрагментов можно привести в прямое соответствие с отрывками из Диодора. Главы 12-48 Книги 3 можно сравнить с Фотиевым извлечением из Агатархида, где их подобие весьма наглядно[106]. В то же время прозаический стиль явно Диодоров, а факты и оценки Агатархида. Диодор даже включает ссылки своего источника на предыдущий материал (3.41.1), при том, что такие более ранние ссылки нигде не найдены в Диодоре. В книге 19 (3.3, 10.3), Диодор схожим образом делает ссылку на свой материал в «предыдущей книге». Материал, на который ссылается Диодор, в книге 18 или еще где–либо в его работе, отсутствует. Тогда как Сакс предполагает, что Диодор, возможно, просто забыл, что он пропустил этот материал перед публикацией[107] [108], Диодор 3.41.1 чаще всего полагают случайным повторением перекрестной ссылки его источника, Агатархида (Phot, cod. 250, 84.257a).[109] Диодор также отмечает, что он пользовался «царскими записями, хранящимися в Александрии»; Диодор включает ссылку дословно (3.38.1). Разумеется, Диодор сам мог пользоваться этими записями и поэтому сохранил этот пассаж. Более вероятно, что здесь он снова цитирует свой источник. В то время как утверждения, что Диодор редко копирует ссылки «бездумно», «обновляя», «меняя ракурс» и «часто путаясь», вряд ли подходят для определения использования добросовестным историком своих источников[110]. То что он, однако, не часто включает ссылки из своих источников, предполагает почти полную его зависимость от этих авторов.
Новые доказательства основной методологии Диодора находятся при сравнении фрагментов книг 28-32 с источником для этих книг, Полибием[111]. Хотя соответствующие главы этих двух авторов сохранились только во фрагментах, большая часть соответствующего материала обоих авторов происходит из антологии X века, собранной для Константина VII (Багрянородного), точность следования оригиналам которой, как считается, довольно высока[112]. Основание Диодора на Полибии подтверждено большим количеством отрывков, которые можно привести в прямое соответствие[113]. Сравнение их показывает, что Диодор достигал своих целей копируя и пересказывая близко к оригиналу; его сокращения включают пропущенные главы из Полибия, а не только их синопсис[114]. Там где Диодор действительно подводит итог, он склонен извращать и искажать оригинал[115]. Например, Полибий (22.9.13) утверждает, что дар в виде военных кораблей был отклонен; Диодор (29.17) говорит, что ахейцы приняли дар. В то время как Полибий хвалит Эмилия Павла за смирение, умеренность и простоту, Диодор повторят пассаж почти дословно, но добавляет замечание о жадности «современных римлян»[116]. Опять–таки, Диодор считает, что войска Прусия были поражены дизентерией вследствие кощунства их главнокомандующего, Полибий не настолько категоричен.[117]
Одна область, где оговорки Диодора являются самыми очевидными — это область хронологии. Зачастую в его повествовании ссылки на времена года опровергают его размещение событий. Диодор часто приравнивает события зимы–весны к году архонта. В то время как Диодор показывает склонность к сезонным ошибкам такого рода, иногда он действительно начинает свой год архонта с осени или зимы. Он начинает повествование о событиях 479/8 гг. с персидского флота на «зимних квартирах» (11.27.1). Диодор также испытывает затруднения при определении временных интервалов в своих сокращениях. Чаще всего он решает проблему использованием фраз типа «после этого», «через какое–то время», «вскоре», и «в то же время»[118]. Точное время ссылок, в таком случае, по всей видимости, скопировано непосредственно из его источников.
Ясно, что несмотря на попытки реабилитации Диодора, он остается немного больше чем несовершенный шифровальщик материалов своих источников. Общая шероховатость его работы показывает, в то время как язык чаще всего его собственный, а при случае и моральный акцент, общее содержание и мнение его источников сохранены. Маловероятно, чтобы Диодор добавлял сведения из других источников, чтобы увеличить свой материал[119]. Нельзя сказать, что Диодор никогда не интерполировал информацию других историков, только это делалось ни как регулярная процедура, ни, возможно, как осознанная. Если бы это имело место, то книги 19 и 20 не содержали таких прямо противоположных акцентов относительно Сицилии и Востока. Но определенно при случае Диодор вставлял главы из других источников, что бы выдвинуть на особые интересные для него элементы, но незначимые или неинтересные его главному источнику. Например, в книге 19, глава 98, Диодор почти дословно повторяет описание Мертвого моря, которое он включил в свою книгу 2 (48.6-9). Достаточно очевидно, что Диодор следует за одним источником по данной теме и только иногда изменяет источники, когда хочет вернуться к другим темам. Поэтому, даже при том, что Диодор не идентифицирует свой источник для книг 18-20, учитывая его методологию, вполне возможно определить характерные черты этого источника.
Те разделы книг 18-20, которые охватывают Греческий Восток, представляют больше деталей, чем другие секции этих книг, или другие книги Диодора. Хронологии уделено особое внимание. Ход времени измеренный в днях упоминает время суток[120]. Зарегистрированы даже времена года, упоминание солнцестояний, восходов и заходов неподвижных звезд[121]. Числа для кампаний, аналогично, очень точны[122]. Описание сражений и осад, включая планирование и управление, достаточно детализированы[123]. Обращено внимание даже на снабжение армий[124]. И дело не только во внимании к деталям, которое демонстрирует качество источника Диодора. Есть многочисленные ссылки на документальные материалы[125]. Трезвый тон исключает как возможные источники Марсия из Филипп, Македоника которого имела дело прежде всего с легендами и мифами[126], и Дуриса Самосского. Дурис, который в дополнение ко многим другим работам написал Македонику[127], в древности очень часто критиковался за отсутствие точности[128]. В наше время Дурис отмечается как лучший выразитель методологии «трагической истории», сенсационного повествования[129]. Конечно, за этот акцент ответственно относительное изобилие фрагментов трудов Дуриса, которые сохранились благодаря авторам симпосиев, биографий и словарей. Больше четверти из 96 сохранившихся фрагментов Диодора, включая 14 из 36 фрагментов Македоники, собранных Феликсом Якоби, получены из Пира Афинея; 7 фрагментов Македоники взяты из Плутарха[130]. Действительно, Дурис критикует Эфора и Феопомпа за пренебрежение эмоциональной обработкой их тем[131]. Большинство фрагментов Дуриса содержат анекдоты фантастической и чудесной природы. Есть сказки об экстравагантных царях, которые продали свои царства вследствие огромных долгов[132], невероятные кубки[133] и истории типа «из грязи в князи». Эти последние рассказы особенно ясно говорят о надежности Дуриса. Сократ не был сыном раба, как уверяет Дурис (.FGrH 76 F-78 = D. L.2.19), но сыном Софрониска и Фенареты, из трибы Антиохидов и дема Алопека[134]; Евмен из Кардии не был сыном возчика (FGrH 76 F-53 = Plut. Eum. 1.1), но кардийского аристократа[135].
В книге 18-20 главная линия повествования Диодора, исключая события на Западе, следует за деяниями трех человек: Евмена, Антигона и Деметрия. Хотя в книге 18 не настолько драматично, как в двух других, 27 из 75 глав сосредоточены на событиях жизни Евмена и Антигона. Из оставшихся 31 касаются Ламийской войны, в которую ни Евмен, ни Антигон непосредственно не были вовлечены[136]. В Книге 19, с другой стороны, из 85 глав, имеющих дело с Грецией и Востоком, 66 сосредоточены на деяниях Евмена, Антигона и Деметрия. Кроме того, главы посвященные делам материковой Греции, имеют определенный промакедонской уклон — качество, которое Диодор, очевидно, перенес из своего источника. В частности, Диодор хвалит действия, которые ограничили независимость Афин и афинские демократические традиции. Антипатр превозносится за его обхождение с побежденными афинянами, несмотря на то, что он отменил демократию, лишил гражданских прав 12 000 афинян и вынудил переселение значительной их части во Фракию (Diod. 18.18.4-6), передал Самос от афинян царям, которые объявили его независимым, и поставил гарнизон в Мунихии[137]. После урегулирования афинских дел, Антипатр «мудро» продолжил реформировать другие греческие полисы, также уменьшая в них корпус граждан (Diod. 18.18.8). Евмен и Иероним происходили из Кардии, которая долгое время была враждебна афинским интересам (cр. Dem. 23.169), и большую часть своих карьер тесно сотрудничали с правителями Македонии[138]. Со стороны кардийцев, вероятно, позиция южной Греции поддержкой не пользовалась[139]. Этот промакедонский акцент устранили бы Демохар и, возможно, Диилл, как источники Диодора для сведений, касающихся материковой Греции. Демохар был племянником Демосфена[140] и проафинским и продемократическим политиком[141]. Это промакедонским уклон также делает маловероятным, чтобы Диилл был источником для материалов по Греции. В то время как слишком мало известно о последнем, чтобы делать определенные выводы, фрагменты, касающиеся Афин, и, как уже было отмечено ранее, конец его истории приходился на смерть Филиппа, старшего сына Кассандра. За этой смертью быстро последовал конец даже подобия афинской автономии (Diod. 16.76.6).[142]
Опять–таки, показатель промакедонскости источника, Диодор осуждает демократические силы в Афинах за обращение с Фокионом и его гибель (18.67.3-6).[143] Тогда как эта критика могла предполагать члена афинских имущих классов как источник Диодора для его материалов по материковой Греции, она обладает элементами, которые оспаривают такую идентификацию. В биографии Фокиона Плутарх приписывает Фокиону, что после Ламийской войны он заставил Антипатра многих афинян избавить от изгнания, а также выступал против размещения гарнизона (27.6-7, 29.4). Вся эта информация отсутствует в сокращенном, как принято считать, рассказе Диодора. Повествование Диодора, однако, сообщает, что Фокион и другие позже явились к Александру, сыну Полиперхонта, и тайно убедили его оставить македонские гарнизоны (18.65.4). Диодор утверждает, что Фокион поступил так «из боязни законного наказания» (18.65.4). Плутарх ничего такого не упоминает. Действительно, Плутарх очень расположен к Фокиону. Напротив, рассказ Диодора о Фокионе может быть описан как незаинтересованный[144]. Действительно, такое отношение очевидно к Афинам в целом. Морское сражение, которое навсегда сокрушило военно–морскую мощь афинян, упомянуто сухо и беспристрастно (18.15.9). Обращение Диодора к афинским делам в целом отстраненное. Если афинский источник присутствует, то он примечателен полным отсутствием патриотизма и незаинтересованностью в афинской независимости, во владениях, и даже в истории[145]. Более показательна концентрация внимания источника Диодора на македонских интересах[146]. Диодор и, следовательно, его источник явно отражают промакедонскую позицию.
Джейкоб Сейберт и Джейн Хорнбловер утверждали, что Диодор, в основном следуя за одним источником для восточного материала в этих трех книгах, использовал александрийский источник для глав, описывающих Птолемея.[147] Несомненно, Птолемей описан самым благоприятным образом[148]. Однако, несмотря на эти одобрительные упоминания, Птолемей едва ли занимает центральное положение в повествовании. За исключением связи с Пердиккой, Антигоном или Деметрием, он упоминается мимоходом, а эти главы следуют за действиями этих трех, но не за таковыми Птолемея. Даже в отчете о вторжении Пердикки в Египет, главная линия повествования следует за действиями Пердикки (Diod. 18.29.1-2, 33.1-36.7). Ожидалось бы, что александрийский источник сосредоточит рассказ на Птолемее. Благожелательное отношение, вероятно, отражает, по крайней мере частично, источник Диодора, но словарь, кажется, собственный Диодоров[149]. Εὐεργεσία, ἐπιείκεια, и εὐσέβεια — эти качества Диодор последовательно прилагает к тем людям, которых он одобряет.[150] Диодор в этих книгах неоднократно критикует многих преемников Александра за πλεονεξία.[151] Птолемей, однако, не подвергается критике и последовательно описывается как εὐεργέτης и ἐπιεικής[152] Птолемей довольствовался своей сатрапией и не питал амбиций управлять объединенной империей. В 320 г., когда ему предложили регентство над царями, очевидное приглашение управлять наследством Александра, он отклонил это предложение (Diod. 18.36.6). Эта приверженность более скромным целям, возможно, произвела впечатление на Иеронима. Представляет интерес, хотя, конечно, это не неопровержимое доказательство, что Павсаний обвинил Иеронима в предвзятости к его последнему покровителю — Антигону Гонату[153]. Антигон Гонат, подобно Птолемею, отличался от большинства своих предшественников и современников более ограниченными амбициями.[154] Нужно также подчеркнуть, никогда непосредственно не конфликтовал с Евменом. В то время как он постоянно был в союзе с врагами Евмена[155], и в одном случае безуспешно призывал войска Евмена покинуть его (Diod. 18.62.1-2), он никогда не сходился с Евменом в битве. Более того, его столкновение с Деметрием, одному из тех, кому служил Иероним, обеими сторонами производилось с почти галантным поведением[156]. Вполне возможно, что умеренная похвала Иеронима стала экстравагантной похвалой у Диодора[157]. Ни Плутарх, ни Непот не сообщают подробностей смерти Пердикки в Египте (Plut. Eum. 8.2; Nepos Eum. 5.1), но Юстинова Эпитома Помпея Трога выдвигает на первый план усердие, умеренность и доброту Птолемея (13.6.18-19).[158] Эти качества, однако, выдвинуты, чтобы продемонстрировать проницательность полководца в его подготовке к предстоящей борьбе с Пердиккой (13.8.1). В противоположность этому высокомерие Пердикки указано как главная причина неудачи этого полководца в Египте (Just. 13.8.2; ср. Ael. VH 12.16). Это просто моменты, которые были подчеркнуты историком фактическим и преувеличены историком дидактическим.
Тогда как источник Диодора для деяний Евмена можно постулироваться с достаточно высокой вероятностью как Иеронима, такая уверенность не применима с такой определенностью к другим сохранившимся трудам, описывающим раннюю эллинистическую эпоху. Методология этих источников и условия сохранения очень отличаются от таковых для Диодора. Непот и Плутарх написали биографии некоторых ключевых фигур того периода времени. Ни один из трудов, в конечном счете, не может быть расценен как происходящий из единого источника. Утверждения относительно Непота колеблются от описаний его как пионера в установлении биографической традиции[159] до копировальщика более ранних Александрийских биографий[160]. В то время как некоторые ученые приписывают материал Плутарха эллинистическим биографиям[161], большинство комментаторов утверждает, что Плутарх полагался на первичные источники[162]. Разумеется, Плутарх утверждает, что выбирал свой материал из большого числа источников[163] Несмотря на использование составных или вторичных источников, Непот и соответствующие жизнеописания Плутарха хорошо согласуются с историей Диодора. Как отмечалось ранее, характеристики Евмена[164], его врагов и бывших союзников удивительно похожи[165]. Кроме того, различные части повествования переписаны очень близко. Описание единоборства между Неоптолемом и Евменом[166], изобретенное Евменом устройство для тренировки лошадей во время нахождения в осаде в Норе[167], соответствующие рассказы о Шатре Александра[168] – удивительно похожи во всех трех рассказах. Но эти три источника каждый включают материал, отсутствующий у двух других[169].
Тогда как большинство этих соответствующих упущений может быть объяснено как результат различных критериев отбора материала или сокращения, во второй главе Плутарха присутствует традиция враждебная кардийцу. Евмен копит и скрывает свои богатства (4-6), показывает себя способным к мелочности (2, 8) и подобострастию (9-10). В дополнение к упущениям есть несколько конфликтов. Плутарх (Eum. 12.2-4) и Непот (ср. Nepos Eum. 5.7) показывают Евмена, спасающегося из своего заточения в Норе через обман, изменяя присягу верности Антигону[170]. Диодор (18.57.3-4, 58.1; 19.44.2) утверждает, что Евмен заключил союз с Антигоном и был освобожден[171]. Очевидно, Плутарх, и в меньшей степени Непот, брали источники не используемые Диодором и враждебные Евмену.
Когда приняты во внимание различные методологии и цели, эти три рассказа представляют собой замечательное подобие[172]. Есть тем не менее важное различие между оценками Евмена у Плутарха и у Диодора. Тогда как Плутарх прославляет Евмена как преданного, умного, умелого[173] и оплакивает воздействие предубеждения македонян[174], в сущности в тех же самых выражениях, что и Диодор[175], последний также восхваляет отсутствие у Евмена амбиций (18.60.1, 62.7, 63.4). Плутарх (Eum. 21.2-5; ср. Eurn.2.1), однако, критикует Евмена за его личные амбиции. Вероятное объяснение этого противоречия лежит в способности Плутарха видеть сквозь риторику Иеронима низменную правду об Евмене, что кардиец был честолюбив. Диодор, как это он часто делает в своей Bibliotheke, слепо следует за своим источником.
Книга 4‑я Военных хитростей Полиэна включает анекдоты, имеющие отношение к различным личностям, связанных с Македонской историей в пределах от Аргея до Персея, но большинство связаны с Филиппом II, Александром III, Диадохами и Эпигонами. Из этих «стратагем» 21 имеют отношение к Антигону, 5 к Евмену, и 12 к Деметрию. Тогда как многие из этих анекдотов, имеющие отношение к этим трем, почти точно пересказывают события, приведенные Диодором[176], а другие делают это еще подробнее[177], многие рассказы существенно отличаются[178]. Есть также большое число эпизодов, отсутствующих у Диодора[179]. Из стратагем, связанных с Евменом, три фактически идентичны таковым у Диодора. Несмотря на очевидно ограниченный период исследования и написания, Полиэн, возможно, всея–таки пользовался подлинными историями, а не просто обращался к ранее изданным коллекциям военных хитростей[180]. В любом случае, тогда как можно привести аргументы в пользу извлечения отдельных пассажей из Иеронима, невозможно решить, получил ли их Полиэн непосредственно, или через посредство других источников.
Два оставшихся главных источника, относящихся к карьере Евмена, оба сохранились только в виде эпитомы, кратких фрагментов и фрагментов эпитомы. Арриана из Никомедии Τὰ μελι Ἀλέξανδρον, обычно называемая в современной литературе Преемники, охватывает годы от смерти Александра до 320/319 в десяти книгах.[181] Не повезло в том, что сохранилось несколько страниц фрагментов и эпитома.[182] Самый обширный из них найден в Византийском компендиуме IX в., Библиотеке Фотия (часть. 1a-45). Несмотря на очевидные ограничения на какие–либо выводы относительно источников Арриана, есть признаки, что он, в основном, следовал за Иеронимом. Во–первых, в своем сочинении об Александре, Анабазисе, он перечисляет свои основные источники и затем объясняет причины их выбора. Здесь он демонстрирует предпочтение к хорошо осведомленным свидетелям (Arr. Anab. 1. prefi). Такая склонность, естественно, привлекла бы его к Иерониму. Во–вторых, сохранившиеся фрагменты и извлечение Фотия показывают поразительное сходство с рассказом Диодора за тот же самый период. Разумеется, использование хронологической системы, основанной на боевых действиях по годам, совместимо с практикуемой Диодором в книге 18,[183] а расположение материала событий в Азии также похоже.[184]. Исключая разделы, не найденные как у Диодора, так и в остатках Арриановых Преемников, только два пункта различаются в последовательности событий[185]. Эпитома Фотия помещает рассказ о смерти Леонната (Succ. 1.9) перед действиями Лисимаха во Фракии (Succ. 1.10), тогда как Диодор меняет порядок (Лисимах, 18.14.2~4; Леоннат, 18.14.5-15.3). Второе несоответствие — Фотий помещает шаги Пердикки против Антигона (Succ. 1.20) перед бракосочетанием с Никеей (Succ. 1.21); Диодор снова меняет порядок этих двух событий (18.23.1-3). В окончательном анализе мало что можно определить относительно источников для сохранившихся фрагментов истории Арриана. Кроме того, Арриан не был историком, который ограничивал себя одним источником, или находил те или иные трудности смешать разные источники в связный рассказ.[186] В своем Анабазисе, утверждая, что в основном он следует Птолемею Лагу и Аристобулу, он включал материал «вовсе не невероятный» из других источников (Arr. Anab. 1. pref.).[187]
В случае Юстиновой эпитомы Истории Филиппа Помпея Трога всякое определение первичного источника или источников истории Помпея Трога еще более трудная задача, чем для Преемников Арриана. Это верно даже при том, что произведение Юстина не единственная работа, основанная на Троге. Некоторое время спустя после его публикации неизвестная рука составила резюме оглавления Трога; они известны как Прологи[188]. Если Трог и указывал свои источники, ни Юстин, на автор Прологов не сохранили эти ссылки. Даже при том, сохранившаяся Юстинова эпитома Трога относительно пространная по сравнению с остатками Аррианова труда[189], эта эпитома представляет значительные трудности, связанные с идентификацией источников. Трог написал свою историю в I в. до н. э., а Юстин, точное время жизни которого оспаривается, где–то в промежутке от II до IV в. н. э.[190]. В то время как Юстин, эпитомириуя Трога, очевидно, привнес мало, кроме акцента и языка[191], Трог не следовал за единственным автором, но, очевидно, синтезировал материал из многих источников (Just. Praef. 3). К сожалению, источники Трога не указаны ни в прологах, ни в самой эпитоме. Их идентификация, следовательно, становится почти невозможной. И при этом невозможно сделать сколько–нибудь выводов об оригинале, основываясь на сокращении Юстина. В то время как очевидно, что Юстин не добавлял нового материала к истории Трога, его «краткая антология» (Praef 4) радикально усекает оригинал, а в некоторых случаях он даже не вполне точно воспроизводит эти части. Юстин путает кампанию Пердикки против Ариарата в Каппадокии с более поздней в Писидии (13.6.1-3; ср. Diod. 18.22); он неточно сообщает о смерти Полиперхонта в 320 г. (13.8.7), позднее упоминая о нем как здравствующем (14.5.1). Здесь Юстин перепутал Полиперхонта с Кратером (Diod. 18.30.5-6). Он сообщает, что Филипп–Арридей, царь, был назначен ответственным за перевозку тела Александра из Вавилона (13.4.6), тогда как фактически другой человек по имени Арридей исполнял эту работу (Diod. 18.26.1). Фессалоника названа дочерью царя Филиппа–Арридея (14.6.13); на самом деле она дочь Филиппа, сына Аминты (Diod. 18.23.5). Войска Пердикки в Египте перешли на сторону Антипатра (13.8.2), который физически отсутствовал. Совершенно очевидно, что эти несоответствия внесены эпитоматором, а не Трогом. Юстин неправильно помещает Ламийскую войну возле Гераклеи (13.5.8), но Пролог книги 13 ясно помещает театр военных действий под стены Ламии[192]. Данный недостаток информации мало способствует определению источников Трога.
Из анализа сохранившихся источников кажется вероятным, что Иероним был исходным оригиналом для значительной части материала, имеющего отношение к событиям после смерти Александра, и к большей части рассказов об Евмене. Выдающееся положение Евмена в наших сохранившихся источниках — несомненно лучший аргумент, который может быть приведен в пользу Иеронима. Евмен не учредил царство или династию, и в то же время, как сведущий военачальник, разбив двух полководцев в 320 г., которые возглавляли значительные контингенты великой армии Александра, он проиграл решающие сражения Антигону в 319 г. и в начале 315 г. Его карьера после смерти Александра заняла чуть меньше восьми лет и закончилась поражением и смертью. Но Диодор сосредотачивает эти годы своего рассказа об Азиатских событиях на Евмене, а Плутарх и Непот составили биографии кардийца. С учетом методологии Диодора, что автор очевидно сокращал источник, следует, что источник сосредотачивал свою историю с 323 по 315 гг. на Евмене. То, что так много информации относительно Евмена было доступно этим биографам и что большая ее часть отражала то, что находится у Диодора, предполагает, что исходный источник их информации был тем же самым, что и для Диодора, — Иероним. Маловероятно, чтобы какой–нибудь историк той эпохи без личной заинтересованности или непосредственного знания сосредоточил бы семь с половиной лет истории на Евмене. Более того, именно относительно Евмена сохранившиеся источники демонстрируют самую большую однородность. Тогда как доказательства, что Иероним основной источник информации о всем периоде Преемников, требуют подкрепления. Это сделало бы Иеронима ответственным не только за описание событий, но также за фокус повествования, выбор материала, и характеристики первостепенных персонажей. Учитывая вероятность, что Диодор сократил произведение Иеронима с небольшими дополнениями, можно сделать вывод, что Иероним создал подробное и фактически очень точное произведение, но с определенными уклонами, особенно в отношении его соотечественника Евмена. Во многих отношениях этот раздел его истории был апологией.[193]


[1] Diod. 18.29.4, 30-32.1; Plut. Eum. 5.4-5, 7.5-8.1; Nepos Eum. 4.1-3; Just. 13.8.3-9.
[2] Diod. 18.36.5; Plut. Eum. 8.2-4; Nepos Eum. 5.1; Arr. Succ. 1.29; Just. 13.8.10.
[3] Diod. 18.40.5-8; Plut. Eum. 9.3; Just. 14.2.2.
[4] Plut. Eum. 9.3-10.2; Nepos Eum. 5.2-3; Diod. 18.41.1; Just. 14.2.2.
[5] Diod. 19.43.7-9; Plut. Eum. 17-18.2; Nepos Eum. 10.1-2; Just. 14.3.4-4.17; Polyaen. 4.6.13.
[6] Diod. 18.7.4, 41.4-5, 58.4; 19.90.4; Plut. Sert. 1.7; Eum. 3.5; Just. 13.8.3; 14.3.11; Nepos Eum. 10.2; 13.1-3; настолько однообразно изображение противников Евмена в сохранившихся источниках, что несколько благоприятных замечаний, сделанных относительно такого противника как Птолемей, в основном сохранившемся источнике, Диодоре, многими рассматривается как указание на использование этим историком явно про-Птолемеевского источника для этих конкретных отрывков (J. Hornblower, Hieronymus of Cardia [Oxford: Oxford University Press, 1981] 40-3, 51; J. Seibert, Untersuchungen zur Geschichte Ptolemaios’ I. Münchener Beiträge zur Papyrusforschung und Antiken Rechtsgeschichte. Vol. 56 [Munich: C. H. Beck, 1969] 64-83).
[7] Diod. 18.29.4-5, 32.2; Plut. Eum. 20.8-9; Nepos Eum. 4.3, 10.1, 13.1; Just. 13.8.4-9. За одним большим исключением — победа в битве при Паратакене приписана доблести аргираспидов (Diod. 19.30.5).
[8] Ни Юстин ни Полиэн не упоминают это препятствие, но при этом не называют Евмена Кардийцем. Тогда как фрагменты Арриановых Приемников прямо не указывая на какое–либо предубеждение к Евмену, называют Евмена «Кардиец» (Arr. Succ. 1a. 2, 5; 1.21).
[9] Diod. 18.60.1, 3; 62.7; 19.13.1; Plut. Eum. .3.1; 8.1; 20.2-3; Nepos Eum. 1.2—3, 7.1.
[10] У современных ученых этот взгляд в целом общепринят. Самые последние P. Green, Alexander to Actium: The Historical Evolution of the Hellenistic Age (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1990) 17; см. также, A. Vezin, Eumenes von Kardia: Ein Beitrag zur Geschichte der Diadochenzeit (Münster: Druck und Verlag der Aschendorfischen Buchhandlung, 1907) 125-6; H. D. Westlake, «Eumenes of Cardia», в Essays on the Greek Historians and Greek History, ed. H. D. Westlake, 313-30 (Manchester: Manchester University Press; New York: Barnes & Noble, 1969) 321; E. Badian, «A King's Notebooks», HSCP 72 (1967): 203; Hornblower, Hieronymus, 9.
[11] Hornblower, Hieronymus, 162-3; Robert Hadley («A possible lost source for the career of Eumenes of Cardia», Historia 50 [2001]: 3-33) предположили, что восхваление качеств в большинстве портретов Евмена в сохранившихся источниках пришло из совершенно другого источника, нежели общеисторический рассказ, даже при том, что Хэдли полагает, что они принадлежат одному автору. Короче, хвалебная речь была отдельным трудом, даже при том, что ее материал был распространен на всеобщую историю.
[12] Например, см. M. J. Fontana, Le lotte per la succesdone di Alessandro Magno dal 323 al 315 (Palermo: Presso l’Academia, 1960) 151-237; Anson, Eumenes, 1-75; J. Hornblower, Hieronymus, 2—3; K. S. Sacks, Diodorus Siculus and the First Century (Princeton: Princeton University Press, 1990) 21, 40, 41, ср. 99, 158; наиболее крайней позиции придерживается F. Reuss, Hieronymos von Kardia; Studien zur Geschichte der Diodochenzeit (Berlin: Weidmann, 1876). Реусс утверждает, что все сохранившиеся источники этого периода использовали Иеронима непосредственно.
[13] Большинство следуют F. Jacoby’s («Hieronymos», RE 8, col. 1556) — умеренной теории, что Иероним был основным источником, но не единственным.
[14] См. например G. F. Unger, «Die Winternemeen», Philologus 37 (1877): 524-44; W. Schwahn, «Diyllos», Philologus 86 (1931): 145-68; E. Cavaignac, «Reflexions sur Ephore», в Mélanges Gustave Glotz, Vol. 1 (Paris: Presses Universitaires de France, 1932) 143-161; A. Haake, De Duride Samio Diodori auctore (Bonn: Georgi, 1874).
[15] См. R. M. Errington, «From Babylon to Triparadeisos: 323-320 b. c. e.», JHS 90 (1970): 75; K. Rosen, «Political Documents in Hieronymus of Cardia (323-302 b. c. e.)», Acta Classica 10 (1967): 125-33.
[16] F. Jacoby, Die Fragmente der griechischen Historiker (Berlin: Weidmann, 1923-58; переиздание Berlin и Leiden: E. J. Brill) 2B, прим. 154. Кроме того есть один сомнительный фрагмент и двенадцать свидетельств.
[17] FGrH 154 T-1.
[18] 18.42.1 = FGrH 154 T-3.
[19] Ap. 1.213-214 - FGrH 154 F-6.
[20] Ant. Rоm. 1.5.4 = FGrH 154 F-13.
[21] Например, Jacoby, «Hieronymos», 1547. Этот синкретизм предложен Диодором 1.3.3, «при этом одни кончали своё повествование делами Филиппа, другие — Александра, третьи — событиями времени диадохов или эпигонов. Этот отрывок безосновательно включен Якоби в свидетельства об Иерониме (FGrH 154 T-10).
[22] O. Müller (Antiganos Monophthalmos und «das Jahr der Könige» [Bonn: R. Habelt, 1973] 7-12); Hornblower (Hieronymus, 79) предполагают, что в такой концепции была единая работа, возможно, издаваемая отдельными выпусками.
[23] См. Jacoby, «Hieronymos», 1547; Fragmente, 2B suppl. , 544; ср. Hornblower, Hieronymus, 238.
[24] Dion. Hal. Comp. 4.30 = FGrH 154 T-12.
[25] Псевдо–Лукиана (Macr. 13) можно было бы взять в качестве доказательства, что Иероним писал позже 266 г., но текст предполагает, что автор спутал двух разных людей (см. Hornblower, Hieronymus, 244).
[26] Суда содержал биографию Иеронима, но, к сожалению, осталось только заглавие (FGrH 154 T-1).
[27] FGrH 154 F-3 = App. Mith. 8; FGrH 154 T-3 = Diod. 18.42.1; FGrH 154 T-4 = Diod. 18.50.4; FGrH 154 T-5 = Diod. 19.44.3.
[28] FGrH 154 T-4 = Diod. 18.50.4.
[29] Хорнбловер (Hieronymus, 8) и Билловс (Antigonos the One–eyed and the Creation of the Hellenistic State [Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1990] 390) оба предполагают, что Иероним был племянником Евмена. Аргумент в пользу семейных отношений основывается на Arrian, Indica, 18.7, откуда известно, что отца Евмена звали Иероним. Хорнбловер и Билловс доказывают, что внуков часто называют в честь своих дедов. В то же время родственная связь Евмена и историка Иеронима должна оставаться предположением. Готовность Иеронима присоединиться к Антигону после казни Евмена (Diod. 19.44.3 = FGrH 154 T-5; Diod. 19.100.1-3 = FGrH 154 T-6) говорит против этого предположения, но, конечно, не отрицает его полностью.
[30] FGrH 154 T-5 = Diod. 19.44.3; FGrH 154 T-6 = Diod. 19.100.1-3; Антигон ранее неудачно пытался завербовать Иеронима (Diod. 18.50.4 = FGrH 154 T-4).
[31] FGrH 154 T-6 = Diod. 19.100.1; FGrH 154 T-8 = Plut. Demetr. 39.3-7; FGrH 154 T-1 1 = Paus. 1.9.8; FGrH 154 F-15 = Paus. 1.13.9; FGrH 154T-9 = Theon. Vit. Arat. p.147.
[32] FGrH 154 T-3 = Diod. 18.42.1; FGrH 154 T-4 = Diod. 18.50.4.
[33] FGrH 154 T-6 = Diod. 19.100.1.
[34] F. Jacoby, «Hieronymos,«1541; T. S. Brown, «Hieronymus of Cardia», AHR 52 (1947): 690. Hornblower (Hieronymus, 10) рассматривают его только в очень ограниченной роли, прежде всего «гражданского служащего».
[35] [Luc.] Macr. 11 = FGrH 154 T-7, F-8.
[36] [Luc.] Macr. 22 = FGrH 154 T-2.
[37] 19.44.3 = FGrH 154 T-5.
[38] FGrH 154 T-8 = Plut. Demetr. 39.3-7.
[39] См. Anson (Eumenes, 4-7), Jacoby (Fragmente, 2B suppl., 546) и J. Seibert (Untersuchungen, 67) о возражениях на наиболее частые претензии.
[40] FGrH 154 F-12 Plut. Pyrrh. 21.12.
[41] FGrH 154 F-11 = Plut. Pyrrh. 17.7.
[42] FGrH 154 F-14 = Plut. Pyrrh. 27.8.
[43] Его фрагменты и свидетельства собрал Якоби (FGrH 136).
[44] FGrH 74.
[45] FGrH 76.
[46] FGrH 432.
[47] FGrH 75.
[48] FGrH 73.
[49] FGrH 74 T-1 = D. L. 2.110; хотя отрывок просто указывает, что он учил «Антигона царя», общее мнение состоит в том, что это был Гонат (см. W. W. Tarn, Antigonus Gonatas [Oxford: Clarendon Press, 1913] 25 и прим. 40; Hornblower, Hieronymus, 252-3), а не Досон (R. D. Hicks, Diogenes Laertius, Lives of Eminent Philosophers, перевод R. D. Hicks. Loeb Classical Library [Cambridge, Mass.: Harvard University Press; London: William Heinemann, Ltd., 1925; перездание Cambridge, Mass.: Harvard University Press; London: William Heinemann, Ltd., 1958-1959] 1: 239 прим. b). Определение, какой царь имеется в виду, в конечном итоге основано на исправлении Маллета πρώτου на τρἰτου в отрывке, взятом из труда Евфанта и относящегося к царю Египта Птолемею (FGrH 74 F-1). Его труд, по–видимому, был «историей своего времени» (FGrH 74 T-1 = D. L.2.110; ср. FGrH 74 F-2 = D. L. 2.141). Если имеется в виду третий Птолемей, то очевидно, — Антигон должен быть Досоном, а если первый — то Гонатом. Под другим заглавием, кроме «Истории» (FGrH 74 F-1 = Athen. 6.251D) не известен. Его свидетельства и фрагменты настолько скудны, что любая оценка этого труда весьма неоднозначна.
[50] Фрагменты и свидетельства Марсия не дают явных доказательств для датировки его труда. Все что можно сказать с уверенностью, — то, что он жил и писал в III в. до н. э. Этот аргумент основан на нашем знании о другом историке по имени Марсий. Он был из Пеллы и приходился единокровным братом Антигона Одноглазого (Plut. Mot.182C; FGrH 135 T-1 = Suda s.v. Marsyas Periandrou Pellaios; H. Berve, Das Alexanderreich aus prosopographischer Grundlage [Munich: Beck, 1926; переиздание New York: Arno Press, 1973] 2: 247 [#489]; Jacoby, Fragmente, 2B suppl., 482; W. Heckel, «Marsyas of Pella, Historian of Macedon» Hermes 108 [1980]: 446). Он написал Македонику в десяти книгах от первого царя Македонии до 331 г. до н. э. [FGrH 135 T-1 = Suda s.v. Marsyas Periandrou Pellaios), что выводит его за рамки возможного источника ранней эпохи Эллинизма. Марсий из Филипп был моложе Марсия из Пеллы (FGrH 136 T-2 = Suda s.v. Marsyas Kritophemou Philippeus; ср. FGrH 135 F-1 = Harp. s.v. Ariston; FGrH 136 F-4 = Schol. Eurip. Hipp. 671; FGrH 136 F-5 = Harp. s.v. Galepsos; FGrH 136 F-6 = Harp. s.v. Lete; FGrH 136 F-7 = Schol. Eurip. Rhes.3 46; FGrH 136 F-8 = Schol. Plat. Symp.172A; FGrH 136 F-9 = Athen. 2.69D). Старший Марсий участвовал в сражении при Саламине в 306 г. (FGrH 135 T-3 = Diod. 20.50.4) и Хеккель («Marsyas of Pella» 448) постулирует, что он, возможно, написал свою Македонику «несколько позже 294 г.» Jacoby (FGrH, 2B suppl., 481) просто датирует младшего Марсия Эллинистическим периодом до 168 г. до н. э. Очень мало известно о Македонике Марсия (FGrH 136 F-4), ни начальной, ни конечной даты.
[51] FGrH 432, T-1 (Suda). Элиан пишет (FGrH 432 F-17 = Ael. NA 17.3) что Нимфид написал историю Птолемеев, которая намекает на многие вещи, но не дает достаточно сведений, чтобы делать какие–либо выводы кроме подтверждения, что он не был современником Евмена. Об аргументации датировки Нимфида см. FGrH, IIIB, 269; Hornblower, Hieronymus, 78—9.
[52] См. предыдущее примечание; FGrH, 3B, 259.
[53] Demochares: FGrH 75 T-1 = [Plut] Mor. 847C-D; FGrH 75 T-2 = Polyb. 12.13.4; FGrH 75 T-3 = Cic. Brut. 286; FGrH 75 T-4 = Cic. de Or. 2; Diyllus: Тогда как его история была предположительно универсальной (Diod. 16.14.5; 21.5), она возможно сосредотачивалась на Афинах (Fontana, lotte, 153); все три сохранившихся фрагмента имеют отношение к Афинам. Кроме того, завершение на смерти Кассандра должно показывать афинскую перспективу. Как отметил W. S. Ferguson (Hellenistic Athens: An Historical Essay [New York: Macmillan and Co., 1911] 131-5; ср. Fontana's lotte, 155), смерть Кассандра, последовавшая вскоре после смерти его сына Филиппа, немедленно затронула два места: Афины и Сирию.
[54] Степень похвалы варьируется. Она наиболее последовательно присутствует у Диодора и Плутарха. Книга 14 Юстина хвалит ум Евмена (1. 1-5, 9-12, 2.12), но его предполагаемая лояльность проигнорирована. Фрагменты Арриана слишком кратки и обрываются перед большой войной с Антигоном, и, следовательно, дают мало свидетельств оригинальной оценки Евмена Аррианом.
[55] Diod. 18.29.2, 42.2, 53.7, 57.4, 58.4; 19.24.5, 27.2, 44.2, 4; Plut. Eum. 1.4, 5.8, 16.1; 20.2-4; Nepos Eum. 1.1-3, 2.3, 3.1, 6.5, 13.3; его поражения и неудачи — результат предательства или некомпетентности других, его успехи — результат его способностей (Diod. 18.40.5-6, 53.3; 19.17.4, 18.4-5, 26.9, 31.3-4, 39.1, 43.3, 6-9, 44.2; Plut. Eum. 5.3, 7.1-4, 8.1, 9.3, 15.13, 17.1-4, 20.8-9; Nepos Eum. 4.1-3, 5.1, 10.2, 11.4, 13.1; Just. 14.3.1-2).
[56] Diod. 18.60.1, 3-4; 62.7; 19.13.1-2; Plut. Ser 1.5; Eum. 3.1, 8.1, 18.1, 20.2, 9; Nepos Eum. 1.2-3, 7.1-2. Как было отмечено ранее, даже не упоминает, что Евмен происходит из Карии, уже не говоря о препятствиях, связанных с его иностранным происхождением.
[57] Diod. 18.33.3; Arr. Succ. 1. 28; Nepos Eum. 2.3; Just. 13.8.2.
[58] Diod. 18.36. 1-37.2; ср. Diod. 18.23.2-3, 25.3, 5.
[59] Diod. 18.41.4-5, 47.3, 50.1-4, 52.4; 19.44.1-3, 56.2, 57.2; 20.82.75.3, 106.3-4.
[60] Diod. 18.23.3-4, 72.5, 73.1; 19.30.7; Just. 14.3.2.
[61] Diod. 18.29.4; Plut. Eum. 1.3, 5.3-4, 8.8; Just. 13.8.3.
[62] Diod. 18.60.1; Plut. Eum. 13.4, 16.1-2, 17.1; Nepos Eum. 7.1; Polyaen. 8.2.
[63] Diod. 19.15.1, 17.5, 23.1, 38.1-2, 42.2, 4, 43.5; Plut. Eum. 14.5, 16.9; Nepos Eum. 7.1; обвинение в трусости довольно любопытно, так как Певкест обеспечил свое положение при Александре своей храбростью (Arr. Anab. 6.10.1-2, 11. 7, 28.4; Plut. Alex. 63.7-8; Curt. 9.5.14-15). Однако, его действия при Габене в 315 г. предполагают, по крайней мере, неповиновение, если не трусость (Diod. 19.42.4, 43.2, 5).
[64] Diod. 18.75.2; 19.36.6; ср. 20.28.1-2.
[65] Diod. 19.11.4-9; Nepos Eum. 6.3.
[66] Plut. Eum. 16.3; ср. Plut. Eum. 13.12; Diod. 19.24.2-3.
[67] Diod. 19.43.8, 48.4; Plut. Eum. 17.1-4, 19.3; Nepos Eum. 8.2-3, 10.2; Just. 14.2.7-11, 3.11, 13.
[68] Hornblower (Hieronymus, 154-156, 164) описывает портрет Евмена у Диодора как апологию.
[69] Diod. 18.36.1-37.2; Arr. Succ. 1.29-30.
[70] Diod. 19.42.6-9; Plut. Eum. 17.1-18.1; Just. 14.3.11; Polyaen. 4.6.13; Nepos Eum. 10.1-2.
[71] О союзе Евмена с Антигоном в 318 г. см. главу 5 и E. M. Anson, 'The Siege of Nora: A Source Conflict», GRBS 18 (1977): 251-6.
[72] Diod. 18.58.2-4; Plut. Eum. 13.1.
[73] Diod. 18.49.4, 57.2; Just. 14.5.10-6.1. О характере положения Олимпиады в Македонии в 318 г. см. E. M. Anson, «Craterus and the Prostasia», CP 87 (1992): 40.
[74] Diod. 19.11.2-8; Just. 14.5.10-6.1.
[75] Вопрос, однако, остается и вероятно никогда не будет решен окончательно, использовалась ли история Иеронима непосредственно или через посредство некоторого промежуточного источника. Однако Хорнбловер (Hieronymus, 62-63) подводит базис под прямое использование Иеронима. «Теория посредника не может быть доказана, и она не решает проблем, касающихся книг xviii–xx Диодора».
[76] Плиний Старший дважды называет Непота современником Августа (NH 9.137, 10.60), и Диодор, как считается, жил примерно в то же самое время (E. Schwartz, «Diodoros», RE V, col. 663).
[77] Самое благоприятное мнение выражено Билловсом (Antigonus, 343-344), который полагает, что Диодор был начитан и способен к обобщению этого материала, и Саксом 'Diodorus' 5-7, 90; «Diodorus and his Sources», в Greek Historiography, ed. S. Hornblower [Oxford: Clarendon Press, 1994] 231), который утверждает, что Bibliotheke обладает качеством «интеллектуального единства».
[78] См., например, Schwartz, «Diodoros», 663-669. Среди последних комментаторов P. J. Stylianou (A Historical Commentary on Diodorus Siculus Book 15 [Oxford: Clarendon Press; New York: Oxford University Press, 1998] 15, 49, 137-9) изображает Диодора как «просто эпитоматора, и при этом некомпетентного».
[79] J. Palm, Über Sprache und Stil des Diodoros von Sizilien: Ein Beitrag zur Beleuchtung der hellenistischen Prosa (Lund: Gleerup, 1955) 140 прим. 1, 194, passim.
[80] R. Drews, 'The Historical Objectives and Procedures of Diodorus Siculus» (Ph. D. diss., Johns Hopkins University, I960) L5—24.
[81] Sacks, Diodorus, особ.24-35, 42-54; «Источники», 213-232. По Диодору, что касается взлета и падения империй, милосердное поведение их создает, а высокомерное губит (Sacks, Diodorus, 54).
[82] См. Diod. 10.12.1-3; 11.3.1, 38.6, 46.1; 14.1.1-3; 15.1.1, 88.1; 23.15; 31.15.1; 37.4.1.
[83] Обширные цитаты из Диодора по поводу вмешательства tyche см. Palm, Sprache, 162; Drews, «Diodorus», 29, 52; Sacks, Diodorus, 36-41. Сакс в частности видит эти упоминания как почти полностью творчество Диодора; за большим исключением обсуждения фортуны и Евмена, которое Диодор приписывает в целом Иерониму (стр.40-41).
[84] Πλεονεξία: Diod. 3.14.4, 47.1, 3, 8; 14.2.1; 21.1.4a; 23.19.1; 25.2.1; 33.18.2; 33.23-24; 34/35.14.1; 37.30.1-3; 38/39.6; ἀσέβεια: Diod. 1.59.2-4; 4.50.2, 68.2; 6.6.2, 7.3; 7.5.11, 7.7; 9.89.5; 15.24.3, 48.1-4, 49.3-6; 16.38.5; 19.48.4; 20.65.2; 22.11.2; 25.5.1-2; 27.12; 28.3.1, 7.1; 29.15.1; 31. 18a.35, 45; 34/35.9, 28.2; ὔβρις: Diod. 5.11.4, 50.5; 9.1, 23.1; 10.16.2, 22.1; 11.48.6, 53.2-3, 67-68, 70.3-4, 86.4; 13.33.2-3, 53.1-3; 14.2.1, 37.7, 46.4, 52.2, 53.1; 15.1.4, 61.2; 17.5.3, 49.2; 89.3, 110.3-4; 20.65.101.1-4; 21.16.4-5; 22.1.2-3, 2.3; 25.5.3; 28.4.1, 14; 29.14, 25; 33.4.4, 12; 34/35.3.1, 28.2.
[85] Diod. 3.47.1; 7.12.7; 8.15.1-4; 1 1.26.1, 4, 67.2; 15.39.2-3, 57.1, 88.1-4; 16.1.4, 3.1, 4.6, 8.1, 35.2, 38.1-2, 60.4-5, 64.2-3, 86.6, 91.2, 4; 17.24.2, 66.6, 69.4, 9, 73.1, 76.1, 91.7; 19.30.23.1-2; 31.11.1-3, 26.2.
[86] См. P. A. Brunt, «On Historical Fragments and Epitomes», CQ 30 (1980): 487.
[87] Обычно предполагается, что неровность книги XVI происходит из–за попытки Диодора соединить, по крайней мере, два источника (см. Drews, «Diodorus», 126; N. G. L. Hammond, «The Sources of Diodorus Siculus XVI, I: The Macedonian, Greek, and Persian Narrative», CQ 31 [1937]: 77-91). Сакс (Diodorus, 5, 19), хотя и утверждает, что большая часть «неповествовательного» материала происходит из Диодора, верит, что большая часть повествования взята оптом из соответствующих источников Диодора.
[88] Hornblower, Hieronymus, 23, ср. 22-24.
[89] A. D. Nock, «Posidonius», JRS 49 (1959): 5.
[90] Sacks, Diodorus, 19. Критическую оценку оптимизма Сакса относительно самостоятельности Диодора, см. P. J. Stylianou’s «Review of Kenneth F. Sack’s Diodmus Siculus and the First Century F Bryn Mawr Classical Review, 2, прим. 6 (1991): 19. Стилиану не видит во вступлении к Книге XII доказательство оригинальности Диодора, но скорее «жалкие остатки предисловия Эфора». Стилиану завершает свой обзор заявлением, что «длительное изучение Диодора принуждает меня подтвердить традиционное представление о нем. Особенности Библиотеки лучше всего объясняются как результат прерывистой методики небрежного эпитоматора, склонного к морализированию, который произвел, работая с большой поспешностью, историческую компиляцию».
[91] Sacks, Diodorus, 91.
[92] Ibid, 21, 41, 158.
[93] Sacks, Diodorus, 5-7, 90; «Sources», 213, 231.
[94] Stylianou, Commentary, passim.
[95] Diod. 16.1.4, 3.1, 4.6, 8.1, 35.2, 38.2, 60.4-5, 64.3.
[96] Diod. 16.53.3; обсуждение подобных действий другими см.: Diod. 12.55.8; 72.4-5.
[97] Diod. 17.24.1, 37.6-38.7, 69.3-9, 79.1, 91.7.
[98] Автор ошибается. В книге 17 есть большая лакуна, которая содержала события в Средней Азии от смерти Бесса до начала Индийского похода. прим. Переводчика.
[99] Это, казалось бы, отрицает аргумент Дрювса («Diodorus and his sources», AJP 83 [1962]: 385-6, 392), что Диодор обычно использовал вторичные источники, «чтобы усилить» «этические наставления» первоисточника.
[100] События в Сицилии и Италии отсутствуют в Книге 18.
[101] 19.103.5; 20.29.3, 30.2, 65.2, 70.3.
[102] 19.2.8-9, 3.2; 20.11.3-5, 13.2-3, 101.2-3.
[103] 19.108.1; 20.14.6, 42.2, 58.4, 71.3.
[104] «Слово взято из источника». Palm, Sprache, 109, ср.193.
[105] Diod. 18.7.4, 9.2, 39.7, 42.2, 50.1, 52.8, 62.7, 64.6.
[106] Параллельные отрывки собраны и сопоставлены К. Мюллером в Geographi Craeci Minores. E codicibus recognovit prolegomenis, annotatione, indicibus instruxit, tabulis aeriincisis illustravit Carolus Müllerus. (Paris: Firmin–Didot, 1855; переиздание Hildesheim, G. Olms, 1965) 1: 123-93; ср. S. M. Burstein, trans.and ed., Agatharchides of Cnidus: On the Erythraean Sea (London: Hakluyt Society, 1989) 37-8; Hornblower, Hieronymus, 27-8. Агатархид также постулируется как возможный промежуточный источник раннего Эллинистического периода (C. Bottin, 'Tes sources de Diodore de Sicile pour l'histoire de Pyrrhus, des successeurs d’Alexandre–le–Grand et d’Agathocle' RBPhil 1 [1928]: 1307-27). Однако см. в Irwin Merker, «Diodorus and Hieronymus of Cardia», AHB 2 (1988): 90-3, особ.93) опровержение такой возможности.
[107] Sacks, Diodorus, 89 и прим. 20.
[108] Не исключено, что книгу 18 мы знаем в сокращении из которого изъяты события на Сицилии, так как эта книга заметно меньше других книг по объему. На самом деле Диодор часто использует фразы типа «о чем мы говорили раньше» и «о чем мы будем говорить позже». Если в тексте Диодора нет соответствующего материала, нельзя исключать, что это результат порчи текста. прим. Переводчика.
[109] Аргумент Сакса (Diodorus, 84-85), что более ранняя ссылка в Диодоре (3.18.4) на Птолемея портит отрывок, едва ли убедительна. Ссылка, взятая Диодором из Агатархида, упоминает предыдущий отчет об экспедиции Птолемея в Красное море; Сакс утверждает, что Диодор ограничился только кратким упоминанием исследований Птолемеем земель вокруг Красного моря. See Hornblower, Hieronymus, 27; F. W. Walbank, «Review of K. S. Sacks, Diodorus Siculus and the First Century», JHS 110 (1990): 251; C. Rubincam, «Did Diodorus Siculus take over cross–references from his sources?» AJP 119 (1998): 79-80.
[110] Sacks, Diodorus, 88-91; ср. 17-18, 88-91; G. Rubincam, «Cross–references in the Bibliothek Historike of Diodorus», Phoenix 43 (1989): 54-61; «Diodorus», 80.
[111] См. Sacks, Diodorus, 121.
[112] См. F. R. Walton, перевод и редакция, Fragments of Books XXI-XXIII, в Diodorus of Sicily in Twelve Volumes. Loeb Classical Library (Cambridge, Mass.: Harvard University Press; London: William Lleinemann, Ltd., 1968) 1 1: viii–ix; K. S. Sacks, Polybius on the Writing of History (Berkeley: University of California Press, 1981) 1-20; Diodorus, 47, 144.
[113] Полный список корреспонденции см. Schwartz, «Diodoros», 689-690.
[114] Polyb. 27.6 = Diod. 31.1; Polyb. 27.12 = Diod. 30.3; Polyb. 28.21 = Diod. 30.17; Polyb. 28.18 = Diod. 30.18.1; Polyb. 29.21.7-8 = Diod. 31.10.2; Polyb. 29.22 = Diod. 31.12; Polyb. 30.4 = Diod. 30.5; Polyb. 31.22-30 = Diod. 31.26-27; Polyb. 31.31 = Diod. 31.36; Polyb. 32.7-9 = Diod. 29.17; Polyb. 36.15 = Diod. 32.19.
[115] Как допускает Сакс (Diodorus, 98-99), но большую часть ошибок Сакс приписывает «посторонним вмешательствам» (ibid., 99 прим. 63), а не небрежности.
[116] Polyb. 31.22 = Diod. 31.26.
[117] Polyb. 32.15.13-14 = Diod. 31.35.
[118] Обзор хронологических несуразностей см. E. M. Anson, «Diodorus and the date of Triparadeisus», AJP 107 (1986): 208-17.
[119] Так Drews, «Diodorus», 92, 98, 102-109, и «Sources», 385-391. Гипотеза Нэдли («Lost source», 32) о неизвестном хвалебном источнике для большей части материала, благоприятного в конечном счете к Евмену, неубедительна по двум причинам. Диодор не представил материал о жизни Евмена до смерти Александра. Любой хвалебный источник, вероятно, содержал бы такой материал, который, конечно, в какой бы нибудь момент использовал Диодор. То, что начало жизни опущено, предполагает, что Диодор полагался на историю периода после смерти Александра. Во–вторых, в то время как эти отрывки, найденный преимущественно в Диодоре, риторические по своей природе, а взятые совокупно, составляют хвалебную речь, в то время как Диодор не способен успешно работать с многими источниками и склонен к перередактированию, более вероятно, что эти отрывки, собранные Хэдли, являются результатом склонности Иеронима в пользу Евмена в своей Истории и собственных приукрашиваний Диодора. Если бы эти похвалы Евмену были собраны в одном месте, подобно евлогии македонского монарха Филиппа II в конце книги XVI Диодора (95.1-4), тогда было бы более вероятно, что Диодор использовал отдельный источник.
[120] Дни: Diod. 18.13.5, 15.5, 17.6, 22.2, 4; 36.6, 37.1, 44.2, 47.3, 51.4, 59.2, 71.2; 19.1 1.5, 13.3, 19.2, 8, 20.1, 21.2, 24.5, 25.2, 37.3, 5, 38.39.6, 50.7, 55.2, 64.7, 74.6, 75.2, 6, 80.2, 95.2, 96.4, 97.3, 100.7; 20.23.5, 45.4, 7, 73.3, 83.4, 86.4, 87.1, 88.1, 110.5; время дня: Diod. 18.21.7, 22.4, 23.4, 32.3, 33.6, 34.6, 40.3, 46.4, 64.2, 4, 70.6, 72.8, 73.3; 19.18.1, 26.3, 26.1, 6, 31.2, 32.1, 2, 37.5, 38.3, 47.2, 63.1, 93.2, 95.3, 5, 96.4; 20.49.5, 50.5, 86.1, 96.4, 98.4, 102.2, 103.1, 108.6, 109.2.
[121] Diod. 18.25.1, 40.1; 19.12.1, 15.6, 17.3, 18.2, 34.8, 37.1, 3, 38.1, 39.1, 44.4, 45.2, 46.1, 49.1, 50.1, 56.5, 58.6, 68.5, 6, 69.2, 77.7, 79.1, 80.5, 89.2; 20.28.4.73.3, 74.1, 3, 109.2, 4, 111.3, 112.4, 113.3, 4, 5.
[122] Diod. 18.4.1, 4, 7, 7.2, 3, 5, 9.1, 5, 10.2, 11.3, 12.1, 2, 14.2, 5, 15.8, 16.2, 4, 5, 17.2, 5, 18.5, 19.2, 20.2, 21.1, 4, 24.1, 2, 29.6, 30.4, 5, 36.1, 3, 4, 37.2, 38.1, 3, 40.2, 7, 8, 41.3, 44.4, 45.1, 5, 50.3, 51.1, 52.7, 53.7, 58.1, 59.1, 3, 61.5, 68.1, 3, 70.1, 72.3, 4, 8, 73.1, 4; 19.11.8, 13.3, 14.5-8, 16.1, 2, 3, 17.6, 18.4, 7, 20.3, 27.1, 2, 3, 4, 5, 6, 28.1, 3, 4, 29.2, 3, 4, 5, 31.5, 39.2, 3, 4, 40.1, 3, 4, 42.4, 43.1, 46.5, 47.1, 50.7, 54.4, 55.5, 58.2, 5, 59.2, 60.1, 62.3, 4, 5, 7, 8, 9, 63.2, 67.2, 68.3, 6, 69.1, 3, 74.1, 4, 75.7, 8, 77.2, 3, 4, 80.4, 82.1, 2, 3, 4, 83.1, 85. 90.1, 92.1, 94.1, 95.5, 96.4, 100.2, 4, 7: 20.19.1, 20.3, 22.4, 25.1, 28.3, 47.1, 3, 49.2, 50.1, 2, 6, 53.1, 75.2, 74.5, 76.2, 82.3, 84.2, 86.1, 88.4, 6, 8, 9, 91.7, 93.2, 3, 4, 5, 95.1, 97.5, 98.1, 2, 5, 99.2, 103.6, 107.4, 110.4, 111.3, 112.1, 4, 113.3, 4.
[123] Diod. 18.13.3, 25.6, 29.6, 30-32, 33.3, 6, 34, 35.1, 41.6, 44, 45.2, 70.2, 4-7, 71.3, 72; 19.13.6, 17.4, 18.4, 19.4, 21.1, 25.2, 27-29, 36.1, 37.2, 38-39.4, 40.1-2, 42-43.5, 49.1, 58, 64.6, 77.5, 82-83, 84.1-5, 93.3, 5; 20.22.3, 22.6, 23.4, 45.5-6, 47.2, 7, 48, 49.4, 50-52, 81-89, 91-99, 102.2, 103, 107.2, 108.4, 7, 109.1, 112.3.
[124] Diod. 18.12.4, 13.2, 41.3, 51.1, 68.3, 70.1, 2; 19.16.2, 20.1, 35.5, 37.3, 49.2, 58.2, 96.4; 20.37.2, 45.1, 46.4, 73.3, 96.1, 3.
[125] См. Rosen, «Documents», 41-94.
[126] См. Heckel, «Marsyas», 449-450.
[127] FGrH 76 F-4 = Athen. 4.167C. В целом см. R. B. Kebric, In the Shadow of Macedon: Duris of Samos (Wiesbaden: Steiner, 1977) 9, хотя Билловс (Antigonos, 333-4), советуя учитывать малочисленность и источники большинства фрагментов Дуриса, приходит к тому же заключению, что и Кебрик, что история Дуриса, вероятно, имела стремление к «чудесному и сенсационному».
[128] Плутарх в частности часто критически настроен по отношению к сведениям Дуриса (FGrH 76 F-38 = Plut. Dem. 19; FGrH 76 F-39 = Plut. Dem. 23; FGrH 76 F-53 = Plut. Eum. 1). Наиболее выразительную критику содержит биография Перикла, глава 28 (FGrH 76 T-8, F-67), где он говорит, что «Дурис не имеет обычая держаться истины в своем повествовании даже там, где у него нет никакого личного интереса».
[129] См. Kebric, Shadow, 15-18, 37-42; Fontana, lotte, 156, и F. W. Walbank, «Tragic History: A Reconsideration», BIOS 2 (1955): 4-14; ср. Walbank, «History and Tragedy», Historia 9 (1960): 216-234. Кебрик полагает, что стиль Дуриса был «драматический и сенсационный», но все же он писал историю, а не трагедию. Кебрик указывает несколько случаев, где Дурис сторонится чудесного ради обыденного (он отвергает утверждение, что Александр встретил Амазонок [FGrH 76 F-46 = Plut. Alex. 46] и фантастический рассказ Ктесия о смерти Сарданапала [FGrH 76 F-42 = Athen. 12.529A), но в основном данные свидетельствую о большем предпочтении такому материалу, нежели его отклонения.
[130] Jacoby, Fragmente, 2A, 138-43, 148-51.
[131] FGrH 76 F-1 = Phot. Bibl 176, 121a41.
[132] FGrH 76 F-4 = Athen. 4.167C-D.
[133] FGrH 76 F-12 = Athen. 4.155D.
[134] Plat. Lack 180D-181A, 187D-E; Euthphr. 297E, 298B; Grg. 495D.
[135] Непот (Eum. 1.3) утверждает, что «он был самого высокого происхождения». Это совпадает с Плутархом (Eum. 1.3), утверждающим, что отец Евмена имел отношения гостеприимства с Филиппом II Македонским. См. главу 2.
[136] Diod. 18.8-13, 14.14-15, 16.4-18.9.
[137] Diod. 18.18.4-6; ср. D. L.10.1.
[138] См. главу 2.
[139] См. главу 2; Кардия было тесно связана с персами до Персидской войны (W. W. How и J. Wells, A Commentary on Herodotus [Oxford: Clarendon Press, 1928; переиздание Oxford: Clarendon Press, 1975] 2: 75).
[140] FGrH 75 T-1 = [Plut] Mor. 847C-D; FGrH 75 T-2 = Polyb. 12.13.4; FGrli 75 T-3 = Cic. Brut. 286; FGrH 75 T-4 = Cic. de Or. 2.
[141] FGrH 75 T-1 = [Plut.] Mor. 847D; FGrH 75 T-4 = Cic. De orat. 2. Он выступал против Кассандра и его Афинской марионетки Деметрия Фалерского (FGrH 75 T-2 = Polyb. 12.13.8). Он был изгнан в 303 г., но отозван в 288/87 г. (FGrH 75 T-1 = [Plut.] Mor. 851D-F; см. L. C. Smith, «Demochares of Leuconoe and the dates of his exile», Historia 11 [1962]: 115.). Вернувшись в Афины он показал себя знатоком использования в своих интересах противоречий между различными македонскими лидерами. Чтобы предотвратить всякую попытку Деметрия вернуться в Афины, он отправился послом и получил субсидии и от Лисимаха, и от сына Кассандра Антипатра; он отвечал за отправку посольства к Птолемею, который также оказал финансовую поддержку Афинам (FGrH 75 T-1 = [Plut..] Mor. 851E). Его действия предполагают, что он был практичным политиком, а также преданным афинским патриотом и демократом. Хотя его фрагменты немногочисленны, они действительно выказывают презрение к тем афинянам, которые отказались от своих независимости и государственного устройства, чтобы угодить «царям» (FGrH 75 F-4 = Polyb. 12.13.8-9; FGrH 75 F-1, 2 = Athen. 6.252F-253D).
[142] Предположение Билловса (Antigonos, 337 прим. 20) о про-Кассандровом уклоне должно быть отвергнуто.
[143] Фокион был одним из олигархических лидеров Афин после уничтожения демократии Антипатром (Plut. Piioc.9.8, 30.4, 32.1-3; Nepos Phoc.3.1; Diod. 18.65.6). см. L. Tritle, Phocion the Good (London and New York: Croom Helm, 1988).
[144] У Плутарха в биографии Фокиона Фокион не гнушается собственной выгоды (18.4, 7-8, 19.1-4, 21.3-5, 30.1-5), но всегда с пользой для Афин (10.7, 16.1-4, 23.1-6). Плутарх изо всех сил старается показать патриотизм Фокиона. Там где он защищал македонские интересы, он делал это из необходимости (9.8-10, 16.1-4, 21.1, 23.1); в других случаях он выступал против македонских интересов (12-14, 16.3). По мнению Плутарха, судьба Фокиона напоминала судьбу Сократа «ибо сходными были в обоих случаях и само заблуждение, и беда, принесенная им государству» (38.5). Конечно, Диодор нигде не описывает Фокиона в таких красочных выражениях. Хотя он рассматривает суд над Фокионом как пародию на правосудие, отчет Диодора о суде и смерти Фокиона сугубо фактический. Он не проявляет трагических тенденций и не вспоминает карьеру Фокиона в панегирическом тоне (в противоположность Phocion, 147).
[145] Правление Деметрия Фалерского, хотя и краткое, но благополучное, упомянуто (18.74.3; 19.78.3; 20.45.5).
[146] Показательно отношение источника Диодора к другому афинскому политику, Демаду. Диодор описывает Демада как служителя интересов Македонии в Афинах (18.48.1); Плутарх называет его поведение «возмутительным» (Phoc. 1.1-3). Рассказ Плутарха в целом сильно враждебен к Демаду. Принимая во внимание скромность Фокиона и неподкупность, Плутарх видит в Демаде его противоположность (Phoc. 30.4).
[147] Seibert, Untersuchungen, 64-83; Hornblower, Hieronymus, 40-43, 51.
[148] Diod. 18.14.1, 28.6, 33.3, 34.2-4, 36.1, 39.5, 86.3; 19.55.5, 56.1, 86.2, 6; 20.27.3.
[149] Диодор посетил Египет (1.44.1; ср.1.10.6-7, 22.2, 61.4) и возможно был впечатлен официальными отчетами. Диодор несомненно ответственен за утверждение в Книге XIX (1.7), описывая свою родину Сицилию как «самый большой и самый красивый остров». Подобные впечатления, возможно, есть следствие того, что несмотря на претензию путешествия по всему миру (1.4.1), его поездка в Египет было фактически единственным путешествие за пределы Сицилии и Италии (см. Hormblower, Hieronymus, 25).
[150] См. прим. 85.
[151] Diod. 18.23.3, 33.3, 41.4-5, 47.5, 50.2, 54.4, 62.3, 6-7; 19.55.4; 20.106.2, 4.
[152] Diod. 18.14.1, 28.4-6, 33.3, 34.2-4, 36.1, 39.5, 86.3; 19.55.5, 56.1, 86.2, 6. Птолемей, однако, обвинен Диодором в «несправедливом» захвате Финикии (18.73.2).
[153] Paus. 1.9.8 = FGrH 154 T-11, F-9; 1.13.7-9 = FGrH 154 F-15.
[154] Tarn, Antigonos Gonatas, 203-5; Jacoby, «Hieronymos», 1543-6; Brown, «Hieronymus», 694-5.
[155] Diod. 18.25.4, 6, 29.1, 33.1-36.4, 49.3, 54.1-55.3.
[156] Diod. 19.85.3; Plut. Demetr. 5.3; 17.1; Just. 15.1.6-8; 2.6-8.
[157] Вестлейк (Westlake, «Eumenes», 315 прим. 8, 325 прим. 50) полагает, что такое имело место с отрывками Диодора (18.42.1-2, 53.1-5, 59.4-6), которые особенно лестны для Евмена. В сохранившемся труде Полибия есть только три намека на божественное возмездие (Polyb. 1.84.10; 31.9.4; 32.15.14), но производный рассказ Диодора переполнен ими (28.3.1,7.1; 29.15.1; 31.35, 45; 32.18).
[158] Полиэн (4.19) в единственной «стратагеме», касающейся Птолемея I, не возносит ему никаких особых похвал.
[159] Такая претензия высказана Тритле (Phocion, 7) в отношении «Фокиона» Непота. См. в общем J. R. Bradley, The Sources of Cornelius Nepos (Ph. D. diss., Haivard University, 1967).
[160] См. F. Leo, Die griechisch–römische Biographie nach ihrer literarischen Form (Leipzig: G. Teubner, 1901; переиздание Hildesheim: G. Olms, 1965) 217.
[161] E. Meyer, «Die Biographie Kimons», в Forschungen zur alten Geschichte, под редакцией E. Meyer (Haile: M. Niemeyer: 1899) 2: 67-9; J. E. Powell, «The Sources of Plutarch’s Alexander», JHS 59 (1939): 229-40; W. E. Sweet, «The Sources of Plutarch’s Demetrius», CW 44 (1951): 177.
[162] K. Ziegler (Plutarchos von Chaironeia [Stuttgart: A. Druckenmüller, 1949; переиздание Stuttgart: A. Druckenmüller, 1964), C. Theander (Plutarch und die Geschichte [Lund: W. K. Gleerup, 1951]) и P. Städter (Plutarch's Histmical Methods: An Analysis of the Mulierum Virtutes [Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1965]) дают веские доводы в пользу широких познаний Плутарха и пользование им источников. Даже при том, что биографии Плутарха эпизодичны по своему характеру, это не является отражением пользования антологиями, но скорее показывает цель Плутарха. «Мы пишем не историю, а жизнеописания, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой–нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч…» (Plut. Alex. 1.3; ср. Mor. 243D).
[163] Plut. Nic. 1; Alex. 1; Dem. 2.
[164] См. прим. 56.
[165] См. прим. 57, 58, 61-3, 65-7; Непот не дает характеристик Алкеты, Неоптолема или Певкеста, тогда как описания Плутарха хорошо соответствуют таковым из Диодора (см. прим. 62 и 64); Плутарх в жизнеописании Евмена не дает характеристики Олимпиаде, матери Александра, но его комментарий в жизнеописании Александра (9.5, 10.7, 77.8) согласуются с таковыми у Диодора и Непота (прим. 66).
[166] Plut. Eum. 7.7—12 и Nepos Eum. 4.2 = Diod. 18.31; Nepos Eum. 4.3 = Diod. 18.32.3.
[167] Plut. Eum. 11.4-8 и Nepos Eum. 5.4-6 = Diod. 18.42.3-4. В то время как параллельные отчеты Непота более краткие, они довольно точно соответствуют основным моментам у Плутарха и Диодора. Почти нет сомнений, что эти три материала, в конечном счете, происходят из общего источника. Хотя при этом очевидно, что Непот не мог быть основным источником для Плутарха, учитывая более обширный характер биографий Плутарха, нужно все же отметить, что Плутарх был знаком с биографиями Непота (Theander, Plutarch, 69).
[168] Plut. Eum. 13.4-8 = Diod. 18.60.4-61.3; ср.19.15.3-5; Nepos 7.2-3 = Diod. 19.15.3-5. Тогда как описание шатра в целом одно и то же у Непота, Диодора и Плутарха, Непот ставит его учреждение в Сузиане, Плутарх — Киликии, а у Диодора он учреждается в Киликии, но возобновляется в Сузиане.
[169] Материал присутствующий в Непоте, но отсутствующий у Диодора: Nepos Eum. 1, 2.4-5, 3.5-6, 4.4, 11.1-2. Присутствующий у Диодора, но отсутствующий у Плутарха: Diod. 18.22-23, 26-28, 44-49, 51-52, 54-56, 62-75; 19.11-14, 16, 17.5-7, 18.1, 19-21, 23.4, 25.2-36.6, 44.1; присутствующий у Плутарха, но отсутствующий у Диодора: Eum. 1-2, 3.4-11, 6.7-10, 8.5-12, 9.4-12, 11.1-3, 12.2-7, 15.1-3, 16.1-6, 18.7-9, 19.1. Многие отрывки имеющиеся у Плутарха, но отсутствующие у Диодора, также есть в Непотовой биографии Евмена (Plut. Eum. 2 = Nepos Eum. 1.4-6; Plut. Eum. 3.4-11 = Nepos Eum. 2.4-5 [Непот упоминает попытку покушения на жизнь Евмена, которой нет у Плутарха]; Plut. Eum. 12.2-7 = Nepos Eum. 5.7; Plut. Eum. 18.7-9 = Nepos Eum. 11.1; Plut. Eum. 18.7-19.1 = Nepos Eum. 11.3-5, 12.4. У Диодора нет никаких сведений о жизни Евмена до смерти Александра. Также есть довольно много отрывков приблизительно эквивалентных, но искаженных посредством сокращения. Например, Плутарх просто упоминает, что Евмен был разбит в Каппадокии при помощи предательства (Plut. Eum. 9.3); Диодор дает с подробностями (18.40.5-8). Большой пир Певкеста в Персиде скупо упомянут Плутархом (Eum. 14.5), за полным описание нужно снова обратиться к Диодору (19.22-23.1).
[170] Непот не сообщает подробностей, но говорит, что Евмен бежал из Норы, «притворно сдавшись».
[171] Полный обзор этого конфликта см. Anson, «Nora», 251-6. В частности, это несоответствие, вероятно, следует из использования Плутархом Дуриса в этом месте (ibid., 254-5). Он был явно знаком с Македоникой Дуриса. Он приводит, но отвергает утверждение Дуриса, что Евмен был сыном бедного возчика (Plut. Eum. 1.1). Большая часть материала, который по тону отличается от рассказа Диодора, может происходить из Дуриса. Однако, нет никаких достоверных свидетельств доказывающих такое приписывание.
[172] В другом случае, где Плутарха и Диодора можно сравнить в отношении карьеры такой личности как Деметрий, сыа Антигона Одноглазого, общие черты не так распространены. Это особенно видно на примере оккупации Деметрием Афин. По Плутарху (Demetr. 8) Антигон решает «освободить» город, чтобы добиться доброжелательного отношения греков для себя и большей славы для своего сына. Диодор (20.45.1-2) описывает операцию в чисто политическом и стратегическом отношении. Описание Плутарха окрашено повсюду «трагическими» качествами, которые полностью отсутствуют, по общему признанию, в сокращенном рассказе Диодора (Plut. Demetr. 8-14).
[173] Plut. Eum. 1.4, 4.1, 5.8, 9.4, 11, 14.2, 11, 15.13, 16.1; 20.2-4.
[174] Plut. Ser 1.5; Eum. 3.1, 8.1, 18.1, 20.2, 9.
[175] Diod. 18.29.2, 42.2, 53.7, 57.4, 58.4, 60.1, 3-4, 62.3, 7, 63.4; 19. 13.1-2, 24.5, 27.2, 26.9, 44.2, 4; ср. Nepos Eum. 1.1-3, 2.3, 3.1, 6.5, 13.3.
[176] Polyaen 4.6.8 = Diod. 18.72.3-8; Polyaen. 4.6.13 = Diod. 19.42-43; Polyaen 4.6.14 = Diod. 19.46.1-4 (Диодор, однако, пишет о суде перед синедрионом, Полиэн говорит о собрании); Polyaen. 4.6.15 = Diod. 19.48.3; Polyaen. 8.2 = Diod. 18.60-61.3; Polyaen. 4.8.3 = Diod. 19.23; Polyaen. 4.8.4 = Diod. 19.38.
[177] Polyaen. 4.6.9 (Diod. 18.63.6); Polyaen. 4.7.8 (Diod. 20.103.1).
[178] Polyaen. 4.6.4 (Diod. 18.39.3-4); Polyaen 4.6.7 (Diod. 18.44.2-3); Polyaen. 4.6.10 (Diod. 19.32.2); Polyaen. 4.6.11 (Diod. 19.37); Polyaen. 4.6.16 (Diod. 19.82.3); Polyaen 4.7.3 (Diod. 20.102.2); Polyaen. 4.7.5 (Diod. 20.45.2-3); Polyaen. 4.7.7 (Diod. 20.49.1-50.6).
[179] Polyaen. 4.6.1, 2, 3, 6, 12, 17, 18, 19, 20; 7.4 (большая часть карьеры Деметрия из Диодора присутствует только во фрагментах), 8.1,5.
[180] Peter Krentz и Everett L. Wheeler, ред. и перевод., Polyaenus, Stratagems of War (Chicago: Ares Press, 1994) 1: xi–xvI.
[181] FGrH 156 F-1 = Phot. Bibl.92.69. a 1 = Arr. Succ. la (Roos edition, Teubner). См. Jacoby, Fragmente, 2B Suppl., 553.
[182] За одним заметным исключением они собраны в A. G. Roos, Scripta Minora et Fragmenta, в Flavius Arrianus, Vol. 2, Bibliotheca Teubneriana (Leipzig: B. G. Teubner, 1967). Исключением является палимпест Готенбурга (B. Dreyer, «Zum ersten Diadochenkrieg», fPE 125 [1999]: 39-60; J. Noret, «Un Fragment du dixième livre de la succession d’Alexandre par Arrien retrouvé dans un palimpseste de Gothenbourg», AntCl [1983]: 235-42).
[183] L. C. Smith, «The Chronology of Books XVIII-XX of Diodorus Siculus», AJP 82 (1961): 283; ср. Anson, «Triparadeisus», 211.
[184] Arrian, Successors, 1a. 13-15, тогда как в некотором отношении соответствует Диодору 18.18, 48.1-4, больше имеет сродство с Плутарховыми жизнеописаниями Демосфена (28-30) и Фокиона (26-9).
[185] Беда в том, что фрагменты Арриана на самом деле не могут быть близко сопоставлены с повествованием Диодора. Готенборгский палимпсест (Noret, «Fragment», 236-40; Dreyer, «Diadochenkrieg», 45-8), однако, не имея двойника у Диодора, имеет параллель с Плутархом (Eum. 8.7-8). Папирус, обнаруженный в Оксиринхе в 1932 г. PSI, прим. 1284 (см. G. Wirth, «Zur Grossen Schlacht des Eumenes 321 (PSI 1284)», Klio 46 [1965]: 283-88, и A. B. Bosworth, «Eumenes, Neoptolemus and PSI XII 1284», GRBS 19 (1978): 227; W. E. Thompson, «PSI 1284: Eumenes of Cardia vs. The Phalanx.» ChrEg 59 [1984]: 113-20), представляет материал, имеющий отношение к борьбе Евмена в 320 г., но этот отдельный отрывок, даже при том, что нет никакого конфликта с материалом в других сохранившихся источниках, не может быть приведен в прямое соответствие ни с каким другим источником. (FGrH 156 F-10 = Arr. Succ. 24-25). Он описывает события, связанные с вторжением Антипатра и Кратера, которых нет в других источниках. Опять–таки, нет никакого конфликта.
[186] P. Städter (Arrian of Nicomedia [Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1980] 148-9) постулирует, что Арриан, возможно, использовал в дополнение к Иерониму другого свидетеля, — Птолемея, сына Лага. Стэдлер полагает, что история Птолемея кончилась 320 г., а не 323.
[187] A. B. Bosworth (A Historical Commentary on Arrian’s History of Alexander [Oxford and New York: Oxford University Press, 1980] 1: 1-34), предполагает, что Арриан был намного более ловок, чем это может показать его предисловие.
[188] O. Seel, ed., M. Iuniani Iustini Epitoma Historiarum Philippicarum Pompei Trogi (Leipzig: B. G. Teubner, 1935; переиздание Stuttgart: B. G. Teubner, 1972) xiii–xiv, 305-24.
[189] Seel, Epitoma, 1-302. J. C. Yardley and W. Heckel (Justin: Epitome of the Philippic History of Pomp dus Trogus, Booh 11-12: Alexander the Great, перевод и приложения J. C. Yardley; введение и комментарий Waldemar Heckel [New York and Oxford: Clarendon Press, 1997] 9) предполагают, что труд Юстина правильно называть Апология Помпея Трога.
[190] R. Syme («The Date of Justin and the Discovery of Trogus», Historia 37 [1988]: 358—71; «Trogus and the H. A., Some Consequences», в Institutions, société et vie politique dans l'empire romain au IVᵉ ap. J. — C: actes de la Table ronde autour de Pouvre d'André Ckastagnol, Paris, 20-21 janvier 1989, под редакцией M. Christoi, et al., Collection de l'ecole fimçaise de Rome 159 (Rome: Ecole française de Rome, 1992) 11-20) придерживаются IV в.; позднее R. B. Steele, «Pompeius Trogus and Justinus», AJP 38 [1917]: 19, 24-5, 41) придерживался датировки II-м веком.
[191] O. Seel, Die Praefatio des Pompeius Trogus (Erlangen: Universitätsbund Erlangen, 1955) 34; J. S. Pendergast, The Philosophy of History of Pompous Trogus (Ph. D. diss., University of Illinois, 1961) 20; J. C. Yardley, «The Literary Background to Justin's Trogus», AHB 8 (1994): 70.
[192] См. Seel, Epitoma., xiii–xiv.
[193] Hadley («Lost source», 3-33) собрал отрывки из сохранившихся источников, которые просто подразумевают такую цель.