Отрывки во всемирной истории Диодора, в которых он прямо говорит о своей работе с источниками или в которых мы могли исследовать его обращение с донорами, иллюстрируют отрезвляющую картину его историографической работы: Без четкой концепции он использовал своих доноров не рационально, а скорее по субъективным критериям. Вопреки его заявлению, он не критиковал различные источники путем сравнения и не исследовал их на предмет их пригодности на основе хорошо продуманных критериев. Факт, что он даже не различал мифические, исторические и романические тексты в этом контексте, завершает картину неадекватной работы с источниками. Деятельность Диодора как компилирующего историографа не должна классифицироваться как методическая.
Второй важный аспект касается только более 80 авторов, упомянутых по именам, в основном историографов. Их упоминание никоим образом не должно восприниматься как свидетельство фактического использования соответствующих доноров в соответствующих разделах, потому что, как правило, авторы цитируются группами, в псевдо–дискуссиях или с дополнительной тривиальной информацией, так что можно чувствовать только небольшую уверенность в их фактической значимости для Библиотеки. Упоминание литераторов выполняет преимущественно представительскую функцию. В рамках своей концепции Диодор предлагает для каждой эпохи или региона авторов, признанных в свое время авторитетами, тем самым свидетельствуя своим читателям, что Библиотека соответствовала историографии своего времени. Встроенные имена историков также служат свидетельством его предполагаемых источников знаний и объема работы, которую Диодор предоставил для своих получателей.
Он постоянно убеждает своих читателей, что он всесторонне рассмотрел изучаемый материал и обработал его для их быстрого осведомления. Диодор не показывает, что синтез этого материала основан не на независимом обсуждении различных произведений, а скорее на промежуточном источнике. Можно даже сказать, что он намеренно замаскировал свои источники. Скомпилированные сборники материалов создали самоучке Диодору историографическую ориентацию среди изобилия исторических работ, тем, мест и главных героев. Из них он взял и структурные элементы. Тем самым он, вероятно, ориентировался на лингвистический и риторический стиль Эфора, в представлении материала для театра действий в Азии и Европе, который можно найти у Агафархида. Даже принцип Эфора κατὰ γένος, т. е. классифицирование по предметным областям, Диодор перенял в модифицированной форме, что привело к большим хронологическим ошибкам.
Если сравнить эту практику с пропагандируемым самопредставлением Диодора, становится ясно, что, хотя он неоднократно пытается строить из себя серьезного историографа, он в действительности не соответствует его идеалу в любой точке Библиотеки. Совершенно очевидно, что он уклонялся от интенсивного изучения источников, по–видимому, не в последнюю очередь потому, что ему не хватало методических и, возможно, интеллектуальных способностей.
С другой стороны, он уверен в своем намерении работать критически. Это так же, как и его техника маскировки, лучше всего объясняет его личность. Диодор посвятил много лет работе в историографии, чтобы стать знаменитым. Для достижения этой цели он должен был стать серьезным историком. Это, в свою очередь, может быть успешным только в том случае, если бы он разрекламировал себя ​​как исследователь источников или путешественник. Факт, что в практической работе он в конечном итоге пошел по другому пути, говорит о более или менее реалистичной оценке его способностей и ресурсов, но не об историографической компетентности. Его самооценка как критичного историка, которая стирается реалиями, является одной из сторон этого идеала, который также включает в себя его пропагандистские путешествия, якобы хорошие контакты в Александрии и прибыльную работу в Риме.
Поскольку исследования по работе Диодора с его донорами показали, что традиционный путь критики источника не привел у него к желаемым результатам, возникает вопрос, можем ли мы с помощью тех методов, которые мы использовали до сих пор, выйти за пределы общей точки зрения о донорах Библиотеки. Ответ должен быть в основном отрицательным. Помимо нескольких ясных ситуаций, в большинстве случаев мы не можем с уверенностью определить, какой источник Диодор только что использовал.
Часто также неясно, насколько тесно он следовал промежуточным источникам и какой материал он включал из альтернативных. Поименованные доноры обеспечивают в лучшем случае свидетельства для небольших разделов текста. Исключения из этого правила настолько редки, что их можно легко назвать: Агафархида для отступления о потопе Нила, Дионисия для историю ливийских амазонок, атлантов, ливийского Дионисия и доклада об аргонавтах, Лаосфенида для истории Крита и Ямбула для идеального общества в пространстве Индийского океана. Поэтому нужно придерживаться вердикта Вирта:
«И тот, кто стремится восстановить замысел самого Диодора, его источник, начинает суету, сомнительность которой бросается в глаза».
Оказывается, он, по–видимому, базировал свою Библиотеку на довольно широкой материальной основе, которая, однако, вероятно, имеет гораздо меньше общего с 80 называемыми авторами–источниками, чем это было бы желательно. Скорее, мы можем определить намеренных доноров, которых мы не можем идентифицировать по именам. Что касается методики работы Диодора, который максимально старался соединить свой эпитомизированный материал (распорядок κατὰ γένος), можно предположить, что он использовал отдельных доноров для каждого из этих текстовых блоков. Какой бы автор ни был принят для столь намеренно однородного текста, его в лучшем случае можно было лишь предполагать на фоне проблемной традиции эллинистической историографии.
Из этого метода можно вывести еще два аспекта: поскольку Диодор, вопреки постулированному хронологическому порядку поставил на первое место единство сообщения, это создало значительную проблему. Поверхностно реализованный летописный порядок — это декор. Фактически, у нас есть относительная хронология в работе, которая примерно связана с анналистическо- синхронистическим порядком (архонты, консулы, олимпийские чемпионы по бегу). Следовательно, существующие хронологические искажения не могут быть выяснены из Библиотеки. Кроме того, отсутствие координации между отдельными блоками из скомпилированных тем приводит к многочисленным дублетам и противоречиям, что, конечно же, не в последнюю очередь связано с методически небрежной обработкой источников.
Факт, что Диодор не соответствовал поставленным им себе целям ни методически, ни с точки зрения содержания, на самом деле неудивительно. По–видимому, из–за небольшого историографического опыта он переоценил объем работы и свои способности. Его техника избегания кропотливой конфронтации с отдельными работами и использования промежуточных источников знаменует собой жизнеспособный и в основном легитимный выход из дилеммы, но с сомнительным следствием того, что Диодор скрывает свои источники и, следовательно, представлял работу, выполняемую другими, как собственное достижение. На этом фоне его заявление в конце главного прооймия (1.5.2), в котором он призывает других компиляторов не злоупотреблять его работой как карьером для добычи материалов, получает особое замечание: здесь компилятор увещевает своих коллег, которые точно знают, о чем он говорит.