Концепция Библиотеки в процессе восприятия

Поскольку Библиотека была спроектирована как всемирная история, рассчитанная на хороший прием со стороны читателей, возникает вопрос, приняли ли работу и как ее приняли в древности. Была ли концепция Диодора успешной? Шварц отмечает, что «только счастливое совпадение могло помочь этому сочинению выжить, поскольку ни один грамотный язычник никогда не цитирует Диодора». Однако можно показать, что это замечание Шварца никоим образом неприменимо. Более того, Библиотека начиная со второй половины I века н. э. использовалась языческими и христианскими авторами. В позднюю античность и византийскую эпоху она даже достигла скромной известности. Кроме того, замечание Шварца игнорирует то, как Диодор был принят более поздними авторами.
Впервые мы находим его имя вместе с названием труда у старшего Плиния в предисловии к его Естественной истории приблизительно через 100 лет после того как он был создан. Однако возникает вопрос: кому из авторов могло потребоваться содержание работы Диодора? Удивительно, но факт, что мы его нашли у Плиния, не удивляет, так как этот автор, который также работал компилятором, привлек к своей Naturalis historiа 327 греческих писателей. К сожалению, Плиний упоминает Диодора по имени трижды, но не рассматривает характер или степень его использования. Против тезиса Шварца, что Плиний упомянул только название, то есть не использовал эту работу, говорит то, что Диодор упоминается не только случайно, но и заметно. Он также перечисляет Диодора в книге 3 и 5 среди авторов, не являющихся латинскими источниками. Возможно, он прибегал к географической информации, разбросанной по всей Библиотеке. Здесь отступления, например, о битуме Мертвого моря, возможно, заинтересовали его как натуралиста. В Библиотеке также был представлен обзор, из которого было легко вывести, какое место могло бы быть связано с историческими событиями. И, наконец, было любопытство, которое сделало ее интересной для «Естественной истории».
Предположительно отсутствие раннего обнаружения Диодора связано с плохой традицией греческой историографии. Тем не менее то, что первое упоминание о Библиотеке появляется почти через сто лет и только у латинского автора, является загадкой. Это означало бы, что только компилятор мог оценить удобную собранную универсальную историю другого компилятора. Ее использование старшим Плинием стало бы своего рода катализатором.
По крайней мере для греческого мира мы можем принять постепенное распространение Библиотеки. Это можно объяснить следующим образом: во время публикации всей работы Диодор пытался дискредитировать уже находящиеся в обороте части утверждением, что они были незакончены и даже украдены. Это утверждение имеет смысл только в том случае, если он хотел вытеснить с книжного рынка более старые версии своей работы. Это, в свою очередь, означает, что, по–видимому, их уже читали по частям. Факт, что это чтение не отразилось в других работах, становится понятным, если учесть, что предполагаемая аудитория читала произведение только для себя и не использовала его в качестве основы для своей собственной литературной деятельности.
То, что Библиотека должна была быть известна, по крайней мере, среди греческих читателей, может быть прочитано из работы Пс. — Aполлодора. Последний, очевидно, взял заглавие и концепцию для составления греческой мифологии. Факт, что он мог использовать название без объяснительного введения, говорит о популярности титула среди греческих читателей, и по–видимому благодаря Диодору и его Библиотеке.
Есть подсказки, которые также указывают на использование Библиотеки Плутархом и Кассием Дионом. Зацепкой для этого предположения является тот факт, что Иоанн Цец (12‑й век) цитирует обоих авторов вместе с Диодором в целом ряде текстовых отрывков. Как видно из индекса его издания Цец часто консультировался с Плутархом и Кассием Дионом. Поэтому представляется разумным предположить, что можно было использовать Диодора через Плутарха и Кассия Диона.
Использование Диодора христианскими писателями показывает в общей сложности три акцента, которые хорошо согласуются с его концепцией Библиотеки.
Как подтверждено свидетельствами Юлия Африкана (около 160/170-240) и Евсевия Кесарийского (после 260-337/340), первоначально его ценили за четкую хронологическую структуру. В эти временные рамки христианские историки могли интегрировать материал Ветхого Завета без серьезных проблем. Византийский хронист Иоанн Малала (около 490/500-570) назвал его поэтому даже «мудрейшим из всех хронографов». На материальном уровне мораль Диодора, с его иногда социально критическими оценками, вполне можно приписать христианским авторам.
На втором уровне латинские и греческие авторы, по–видимому, особенно ценили мифологические фрагменты Библиотеки, которые они использовали как сборник материалов для литературного взаимодействия с языческими богами. Здесь упоминаются Тертуллиан (примерно 155-220), его несколько более молодой современник, М. Минуций Феликс, Климент Александрийский (умер до 215/221) и Евсевий.
Интенсивно Диодор затем использовался главным образом в византийский период, примером чему послужили свидетельства у Евагрия (около 535-600), у Георгия Синкелла (умер около 810), у Фотия (около 810-893), у Суды (10 век?), у Евстафия (около 1115-1197) и у Иоанна Цеца (XII век). Не всегда возможно проверить, использовали ли они Диодора напрямую или просто копировали его друг у друга. По крайней мере, ясно, что у Диодора в эту эпоху была заметная популярность. Он, очевидно, стал авторитетом, который можно было бы использовать для обоснования собственных исторических объяснений.
Наконец, уцелевшие части энциклопедии императора Константина VII Порфирогенета (Excerpta de legationibus, de insidiis, de virtutibus et vitiis, de sententiis) составляют значительную часть фрагментов не сохранившихся книг 6-10 и 21-40. Следовательно Библиотека или ее части считались достойными переписывания. Наконец, из нее брали материал схолиасты.
Факт, что идея компактной исторической библиотеки уже воспринималась древними читателями, проиллюстрирован замечанием Евсевия в армянской версии его хроники:
«Итак, позвольте нам обратиться к другому осведомителю того же рода, Диодору, который собрал все библиотеки в одно всеобъемлющее книгохранилище».
Название программно заостренной концепции Библиотеки соответственно признано в древности. Интересно, что цитата из Евсевия точно отражает самоописание Диодора, поскольку в первой главе главного прооймия, его опус охарактеризован им как «общее хранилище (κοινόν χρηματιστήριον) прошлых событий».
В целом Диодор использовался языческими и христианскими авторами в императорскую эпоху. Примечательно, что латинские авторы, в том числе Плиний, Тертуллиан и Минуций Феликс также входят в число пользователей. Поэтому Диодор, возможно, введенный Плинием, был хорошо известен на латинском Западе. Так что не все черты рукописного предания Диодора, должно быть, перешли в современную эпоху через Византию. Даже среди авторов 1‑го века нашей эры Библиотека была хорошо известна, что подтверждается не в последнюю очередь использованием названия работы П.-Аполлодором. Однако, более интенсивное восприятие началось предположительно во втором веке и не прекращалась до поздней античности и византийской эпохи.