Исследования по титулу «Библиотека»

Определение проблемы

Современные книги имеют название — это настолько очевидно, что даже не замечается. Оно предназначено для представления соответствующей работы получателю, или, по крайней мере, для того, чтобы передать ему первое впечатление о том, что он ожидает при чтении. Античный читатель в классической Греции не обязательно ожидал этого. Согласно имеющейся у нас информации, названия книг были первоначально неизвестны грекам и даже в более поздние эпохи не обязательно были частью литературы. Даже в те времена, когда названия были широко распространены, часто было достаточно приводить работу в основном по имени автора. На этом фоне озабоченность необычным названием диодорова труда, его подлинностью и смыслом, отнюдь не тривиальна. Стоит рассмотреть вопросы о том, когда были установлены индивидуальные имена, какие намерения были связаны с ними, и какие отношения существовали между содержанием истории и ее названием.

О генезисе названий книг до времени Диодора

Чтобы лучше оценить и классифицировать название труда Диодора по своему значению и в контексте литературно–исторического развития греческой историографии, необходим краткий обзор развития в классический и эллинистический период.
Геродот как отец истории находится в начале этого исторического плана. Известное первое предложение его исторической работы, в котором он кратко представляет себя и свой опус, является ядром древних названий работ: «Это рассказ об исследовании Геродота». В своем аннотированном издании Геродота Штейн оценивает это предложение словами:
«Они [слова Геродота] указывают на автора и на содержание текста посредством заглавия, но еще не в отдельной форме более поздних книжных титулов. […] Даже Фукидид следует этому пути».
В любом случае геродотова «увертюра» составляет основу для рабочего названия, которое должно быть новаторским для всех других произведений этого жанра: Historien.
Добавлен еще один аспект: До начала четвертого века в греческом литературном мире было вполне достаточно ссылаться исключительно на автора при определении прозаической работы, стоявшей за ним. Даже в случае анонимной критики Геродота в адрес Гекатея или Фукидида в адрес Геродота мы все еще можем распознавать критикуемых авторов без проблем.
Итак, название употреблялось исключительно с чисто практической точки зрения. Только с пространственным горизонтом опыта и одновременно усиленным литературным производством в начале четвертого века в области историографической прозы произошел рывок развития. С увеличением количества стало почти неизбежным маркировать новинки историографической и географической литературы, ставя свои имена для публики. Кроме того, автор был заинтересован также в том, чтобы четко идентифицировать себя и свою работу в литературных кругах.
Кажется, что были импульсы для использования названий на разных уровнях. Например, на рубеже 5‑го и 4‑го столетий можно продемонстрировать более тесную связь между художниками и их работами. Драмы и эпосы имели титулы уже в пятом веке. Одной из причин позднего развития прозы может быть то, что эти тексты первоначально предназначались для устного чтения и были опубликованы впоследствии. В то время как слушатель Геродота мог быть прямо информирован о лекторе и его работе, драматург в V веке должен был показать свою пьесу с именем и титулом директору фестиваля, потому что он представлял себя и свою пьесу на сцене не лично, а через актеров, поскольку в связи с формальностями процедуры отбора драматических агонистов необходимо было так идентифицироваться.
Когда именно эти импульсы были приняты и реализованы историками, сегодня невозможно определить. По крайней мере, мы можем поставить диагноз, что на рубеже 5‑го и 4‑го веков встречаются более индивидуальные названия вроде Персики или Сикелики, но подлинность отдельных титулов в отношении авторов не всегда может быть полностью надежна. С появлением же более плодовитых историков вроде Ксенофонта или Феопомпа, авторов не одного произведения, особая дифференциация отдельных опусов стала очевидной. В качестве параллели можно указать на Платона, который, по–видимому, также давал своим диалогам индивидуальные названия.
В добавление к импульсам, уже упомянутым выше, дополнительным фактором могла быть эволюционирующая риторика, из–за которой, начиная с Эфора программная значимость прооймия в историографии увеличилась, и автор более чем раньше открыл возможность интерпретировать свой выбранный титул уже в первых предложениях своего труда. Итак, Эфор сразу же дал читателю понять, что за первоначальным незаметным стандартным названием Historien в его случае скрывался новый тип исторической работы, а именно универсальная история.
Реальным шагом развития в этом контексте была «Филиппика» Феопомпа Хиосского. Историк опубликовал «Историю Эллады и Македонии» не так, как обычно, как «Историю» или «Элленику», но под именем ее главного героя: Филиппа II, царя македонцев. Особенность титула обусловлена, в частности, тем, что в Филиппике рассматриваются не только деяния этого царя. Скорее, это универсальный исторический рассказ о «делах эллинов и варваров» в 58 книгах. Уже в названии Филипп стилизован в доминирующую фигуру рассматриваемой эпохи. Более того, под именем царя, включена история целой эпохи. Феопомп стал первым автором, который программно определил основное сообщение целой работы в одном слове.
Использование названий книг также продвинулось в IV веке вследствие книжной торговли. К сожалению, в настоящее время мы недостаточно информированы о производстве и продаже книг. Но даже в этой ранней истории книги папирусный свиток при постоянно растущем числе литературных произведений должен был помечаться снаружи с чисто практической точки зрения: краткие надписи на внешней стороне или на ярлыке (sillybos) предоставляли главную информацию вроде имени автора и ключевого слова, излагающего содержание. В случае с более древней литературой, без титула, последний мог быть понят из вводного предложения прооймия, как это, по–видимому, произошло с Геродотом. Некоторые названия могут быть инициированы книготорговцами или переписчиками, что может послужить основанием для вариантов.
Именно историки, вероятно, называли свои новые работы с начала четвертого века. Им было интересно отметить себя и свои произведения программно и лаконично для литературного рынка. Почти общепринятой практикой является цитирование литературы прежде всего по имени автора, даже имевшего не одну работу. В качестве примера этого способа можно обратиться к Диодору, который иногда приводит названия своих источников, цитируемых по имени, но обычно ограничивается простым упоминанием имени автора. Однако, как показывают многочисленные, иногда необычные названия из эллинистического периода, литературно–исторический результат этой эпохи, по–видимому, состоит в том, что названия обычно выбирались автором. Систематический сбор книг заставлял филологов и кураторов из–за богатства материала вводить четкие критерии порядка, согласно которому можно было сортировать существующие книги на книжной полке и снова находить.
Работы, уже имеющиеся на книжном рынке, теперь должны быть классифицированы в библиотечной системе, т. е. обозначены названием и именем автора. Из–за культурного усвоения греческих обычаев римскими литераторами латинские авторы будут похожи на греческие. Цицерон указывает, что у приличного книжного свитка должен был быть прикрепленный ярлык с именем автора и названием книги:
«Ты увидишь удивительный перечень моих книг, составленный Тираннионом … Пришли мне, пожалуйста, также двух–трех человек из твоих переписчиков, которых Тираннион мог бы использовать в качестве склейщиков и помощников для прочих надобностей, и вели им взять с собой немного пергамента для изготовления ярлыков, которые вы, греки, кажется, называете силлибами» (Att. 4,4a,1).
Цицерон применяет греческий термин «силлиб» вместо римского «титул», который позднее использовался на латыни. В контексте, обсуждаемом здесь, также есть сообщение от Витрувия. Он упрекает людей, которые публикуют книги иностранных авторов под своим именем, давая им новые названия. Это означает, что во время Диодора названия книг были не только само собой разумеющимися, но даже плагиатными из–за их общего распространения.
В заключение следует отметить, что с 4‑го века был принят риторически более тщательно продуманный прооймий, чтобы объяснить заглавие в желаемых аспектах, так что не в последнюю очередь между титулом и главным прооймием была существенная связь.

Значение титула «Библиотека»

Упоминая название книги Диодора «Библиотека», Хорнблауэр метко заметила, что «заглавие, в первую очередь, является странным названием для истории». В конце концов, согласно всему тому, что мы знаем о заголовках исторических произведений классического и эллинистического периода, в них отражаются или события в четко определенном географическом районе (например, Персика, Элленика, Азиатика), или размещение главного героя в центре (например, «Филиппика», «события вокруг Агафокла»), или период времени (например, «История диадохов», «История после Полибия»).
На этом фоне название «Библиотека» было столь же необычно, как и ново, поскольку оно никоим образом не соответствовало традиционной схеме. Включая византийскую эпоху, название «Библиотека», предположительно, давалось еще два раза: Пс. — Аполлодором и Фотием. В первом случае имя автора, Аполлодор, оказалось фикцией, а во втором название произведения без каких–либо свидетельств в источниках является просто конструкцией знаний. Так что Диодор со своей Библиотекой не только самый ранний автор, который использует это название, но и единственный, чье авторство выяснено. В дальнейшем будет показано, что Диодор выбрал название как само собой разумеющееся с программным намерением создания всемирной истории и в соответствии с литературно–историческим развитием.
Наименование Bibliotheke установлено на основе многочисленных свидетельств источников. Большинство и самые ранние свидетельства ссылаются на работу исключительно под этим названием. Из множественного числа βιβλιοθήκας в самом раннем упоминании о диодоровой работе у Плиния, а также у некоторых других авторов из более поздних времен, можно предположить, что первоначальное название было Bibliothekai. Однако, множественное βιβλιοθήκαι определенно может быть опровергнуто аргументарно. Диодор подчеркивает в главном прооймии, а также в прооймии двадцатой книги, что 40-книжный опус — это единое целое. Эта мысль говорит против множественного названия, поскольку работа, обозначаемая как Bibliothekai, составлена в виде компиляции из отдельных элементов. Изменил ли слегка заглавие сам Плиний или его донор, выяснено не будет.
Кроме того, для варианта названия «Историческая библиотека» может быть предложено правдоподобное объяснение. Зацепкой является удивительный факт, что Диодор в своей исторической работе называет ее повсюду Historien, а в некоторых местах используется даже термин syntaxis. Только после завершения работы в 40 книгах возник вопрос об общем заглавии. «Теперь, когда работа закончена», как звучит в главном прооймии, необходимо название для всего «продукта», способное адекватно отражать контент. Ибо, как он сам воспринимал, он впервые представил поистине всеобъемлющую всемирную историю, которая действительно заслужила этот титул. Предположительно цитирующие Диодора авторы придумали объяснительное прилагательное и соединили его с фактическим названием работы. Когда и через кого этот объяснительный дополнительный термин был включен в традицию, ускользает от нашего знания. В любом случае Плиний должен был дополнить греческий титул латинским прилагательным. Только во времена Евсевия полный греческий вариант названия был в обращении и вошел в рукописную традицию средневековья.
Обратимся теперь к интерпретации самого названия. Бурде интерпретирует его в целом и без дальнейшего обсуждения: Диодор хотел представить своему читателю свою историческую работу как «хранилище книг». Программная претензия, которую Диодор выражает через название работы, также может быть применена к различным частям работы и одновременно дает понять, что выбор этого названия после завершения работы никоим образом не был произвольным для маркировки историографической компиляции. С точки зрения содержания он отмечает уже в первом предложении, что его Библиотека хочет предложить читателю «презентацию общей истории». Он должен, как он продолжает в главном прооймии, предоставлять во всех отношениях всеобъемлющую историческую информацию:
«Ибо, в то время как польза для читателя заключается в том, чтобы знать как можно большее количество многообразных исторических событий, большинство из этих авторов описали войны отдельных народов или даже одного полиса как самодостаточное целое, причем некоторые из них начинали с древних времен и стремились записывать общий ход истории до настоящего, но из них некоторые не указывали времени каждого события, другие умалчивали о том, что произошло с варварами, третьи воздерживались от воспроизведения содержания более древних легенд из–за сложности обработки подобных материалов, в то время как еще одни не могли выполнить то, что они намеревались сделать, потому что умерли посреди работы» (1.3.2).
В этом отрывке ясно сказано, что Диодор никоим образом не был связан с историей ограниченного периода или универсальной историей, которая соответствовала литературной моде его времени, поскольку начиная с Эфора, пионера всемирной истории, было принято сознательно исключать мифическое прошлое как неисторическую эпоху. Диодор не хотел следовать другим модным тенденциям вроде главной ориентации на Рим. Всемирная история должна быть более всеобъемлющей и охватывать события мифического и исторического времени и греков и варваров. Как уже было ясно сказано во введении, он был озабочен не чем иным, как историей человечества с самого начала, включая и мифическую предысторию. Малый масштаб временной и пространственно ограниченной историографии следует преодолевать с помощью его Библиотеки. Его цель состояла в том, чтобы представить великие связи всемирной истории в компактной форме, как он заявляет в третьей главе главного прооймия.
Он видит, что со своим намерением донести разнообразную индивидуальную информацию из разных исторических работ в связном контексте он явно превосходит уже существующие работы. Несомненно, позаимствовав из прооймия Полибия, он снова перенимает эту мысль главного прооймия в другом месте работы, в прооймии 13‑й книги:
«Если бы мы писали историческую работу в манере других историков, было бы целесообразно широко говорить по некоторым темам во введении и только затем обсуждать последующие события, и, конечно, если бы мы потратили лишь короткое время на наше изложение, у нас была бы возможность пожинать плоды вводных мыслей. [2] Но поскольку мы обещали не только описать события в меру наших способностей в нескольких книгах, но и охватить период более одиннадцати сотен лет, необходимо опустить длительные обсуждения в предисловиях и перейти к рассказу» (13.1.1-2)
Повторение подобных центральных мыслей из главного прооймия в работе дает понять, что термин «Библиотека» является четкой концептуальной формулировкой. Диодор пытается экономить место, отказавшись от спорных, историко–теоретических или риторических отрывков, разумеется, также потому, что они ему не нужны и для того, чтобы интеллектуально не перенапрягать читательскую аудиторию, на которую он нацелен. Факт, что он опускает все, что отличает выдающихся историков вроде Фукидида или Полибия, не в последнюю очередь является результатом его «образования», слабого интеллекта и посредственных писательских способностей.
Интересно, что Диодор хочет создавать и понимать свой опус не только с хронологической точки зрения, но и географически и пространственно как всемирную историю в смысле исчерпывающего изложения о происхождении мира или человечества. Поэтому он отмечает после своего главного прооймия и краткой космогонии:
«Теперь я попытаюсь сообщить о событиях, которые произошли в известных странах обитаемого мира» (1.9.1).
Его учебным пространством является весь обитаемый мир, но он осторожно ограничивается желанием сосредоточиться на известных странах. Представляется также разумным предположить, что при выборе названия Диодор использовал коннотации термина «библиотека» (здание ↔ книжный шкаф): 40 книжных рулонов Диодора на книжной полке в качестве эквивалента содержимого библиотеки. Тезис поддержан не в последнюю очередь следующим сообщением в главном прооймии:
«Ибо каждый может с готовностью извлечь из нее (из истории Диодора) полезное для своей цели, используя словно превосходный источник» (1.3.7).
Из Библиотеки Диодора следует черпать по своему усмотрению, используя отдельные книжные свитки как целые исторические работы. Предпосылкой для этого, как отмечает Диодор в основном вопросе, является то, что его историческая работа — «общее хранилище (κοινὸν χρηματιστήριον) событий». Его χρηματιστήριον должно было исчерпывающе информировать от космогонии до его дней, однако на простом приемлемом уровне. Претензия на полноту в третьей главе (особенно 1, 3,2,5-8), которую он рекламирует для своей Библиотеке, подкрепляется планом: В первой главе автор сначала заявляет, что его работа завершена, и затем следует краткое описание отдельных разделов (1-6 мифология и события вплоть до Троянской войны, 7-18 до смерти Александра Великого, 19-40 до 60/59 г.). Наконец, в пятой главе он отмечает:
«Поэтому я набросал этот точный контур во введении, с одной стороны, чтобы познакомить читателя со структурой работы, а с другой — чтобы отговорить авторов, привыкших исправлять книги, от искажения чужих произведений истории. То, что хорошо написано мною во всей работе, пусть не вызовет зависти, а ошибки, совершенные по неведению, пусть улучшат более способные умы» (1.5.2).
Автор, несомненно, написал эти строки главного прооймия в то время, когда 40 рулонов были закончены, и название было уже поставлено. Он кратко, но определенно указывает на хронологическую полноту, а также на неизменяемость своей Библиотеки. Последнее можно также найти в прооймии 20‑й книги:
«Ибо историография как вид просто связана сама с собой и в целом напоминает душевное тело, которое, с отторгнутой частью лишена благодати, но которое при наличии необходимой сплоченности идет в верном направлении и радует связью со всем описанием и правильным пониманием» (20.1.5).
В обоих параграфах ясно сказано, что Диодор рассматривает свою Библиотеку в настоящей форме как законченную в смысле ее концепции. Она не может быть изменена, сокращена или опубликована по частям. Только целиком Библиотека впечатляет своим устройством. Поэтому неудивительно, что Диодор не оставляет никаких сомнений относительно того, что он включил в эту новую компактную всемирную историю все важное, поэтому в дополнительную литературу можно и не заглядывать.
«Изучив работу каждого из этих [историографов], я решил написать историю, которая, при максимальной пользе, должна обещать читателю минимум беспокойств» (1.3.5).
И он продолжает:
«Те, кто желает обучаться, часто лишены возможности доставать себе необходимые книги; кроме того, им трудно распознать настоящие факты среди множества разнообразных рассказов. Всеобщая же история координирует события, обеспечивает легкое понимание и удобна для чтения. В итоге она так же превосходит другие истории, как целое лучше частичного, непрерывное — фрагментарного, точно датируемое — хронологически незасвидетельствованного» (1.3.8)
Так что был создан качественный сборник, который охватывает период от начала человечества до его собственного времени. Тезис о подлинно универсальной историографии формализуется Диодором в соответствии с 1.3.8, в результате чего текст вплетен в новое целое и помещен в анналистическую сетку. Важность, которую он придает последнему аспекту, ясна из обоснования в конце его главного прооймия, что он не смог предоставить хронологию для времени до Троянской войны, так как он не нашел подходящего донора. По–видимому, он знал, что именно синхронистическое датирование событий по римским консулам ​​и афинским архонтам облегчило использование и понимание его Библиотеки как для латинских, так и для греческих читателей. Как слияние доноров, так и хронологическая классификация материала имеют большое значение для текстового дизайна и подробно обсуждаются в этой работе с критической и хронологической точек зрения. Рассматривая отдельные аспекты, Диодор преднамеренно создал новое органическое целое в виде управляемой библиотеки с 40 книжными рулонами — библиотеки как исторической библиотеки в ​​небольшом формате.