Глава 1: Жизнь автора

Любой, кто изучает древнюю историографию, то есть литературу в политико- историческом пространстве, почти неизбежно фокусирует свой взгляд на жизни историка, поскольку чем больше человек знает о личности автора, о его семейном и региональном происхождении, о его социальном статусе, его возможном государственном посте и его политических контактах, тем легче понять намерение его исторической работы.
Недаром Якоби, по–видимому, один из лучших знатоков греческой историографии, в этом контексте отмечает: «Ни одна великая историческая работа никогда не была написана без гнева и пристрастия; любой автор был неравнодушен к какой–либо политической партии, городу или к великому человеку». Можно также добавить: к какой–либо идее. Кроме того, мысль Якоби справедлива не только для «великих исторических работ», которые он приводит, но, конечно, также для историй в целом и, следовательно, также для всемирной истории Диодора.
С биографией Диодора до сих пор было на удивление легко. Так как ему отказали в статусе независимого писателя и его опус безоговорочно характеризовался как текстовый коллаж, вопрос о Vita автора не поднимался всерьез. То, что, как думали, было известно о нем, ограничивалось определением происхождения автора из сикульской провинции и датировкой временем Цезаря. Личность автора считалась несущественной и не была признана достойной собственной исследовательской деятельности. Последнее примечательно тем, что Диодор, как засвидетельствовано с девятнадцатого века, использовал хороших и очень хороших доноров. Это приводит к парадоксу. С одной стороны, он рассматривается как человек, хорошо читающий и достаточно интеллектуальный, чтобы использовать хороший, действительно отличный материал для своей исторической работы, и одновременно презирается как автор нелепого и недоделанного дизайна.
В этом процессе предположение о хороших литературных знаниях и достаточном времени для его историописания уже дает первые подсказки для его личности, образования и социального положения, которые, пока его дисквалифицировали как бессмысленного компилятора, полностью игнорировались. Следовательно, в самой работе, включая прооймии, ничто не могло принадлежать ему самому, и ничто не указывало на него как на работающего автора. В этом контексте делается ссылка на заявление Лакера: «Я бы очень сомневался, что вердикт о «неполноценности» Диодора возможен вообще, когда это касается человека, который жил более 2000 лет назад. Нам практически ничего не известно об условиях его жизни и работы».
Еще в 1993 году Вирт подчеркнул скептицизм касательно личности историографа, высказав мнение, что невозможно «добраться до автора» через изучение его источников. Сакс в своей монографии освещал биографию Диодора, но она предвзята, поскольку он отчаянно хочет показать его как историографа в Риме и физически, и интеллектуально. По его мнению, Диодор видит в Риме надежду на преодоление общего распада; для него он сила, которая может привести к мирному объединению человечества. Однако, для обоснования этого тезиса не хватает свидетельств.
Ранее изложенное вполне отвечает на вопрос, почему жизнь Диодора должна снова и снова становиться предметом расследования, хотя любая разработанная Vita в конечном итоге останется лишь эскизом.