Эпилог

Изучив рост Парфянской империи, что можно сделать сказать об Аполлодоре Артемитском? Излишне говорить, что попытки сделать выводы из столь скудных свидетельств являются рискованными, поскольку сохранившиеся фрагменты Аполлодора — под его именем, во всяком случае — немногочисленны. Кроме того, мы не знаем, насколько репрезентативны эти фрагменты Парфики в целом. Но для того, чтобы прийти к каким–либо выводам об Аполлодоре, нет другого выбора, кроме как экстраполировать из того, что осталось: и из названных фрагментов, и из тех мест у Страбона и Юстина, которые, как представляется, происходят из Аполлодора. Это может быть методологически сомнительно, но необходимо. Итак, вот мои выводы об Аполлодоре и его Парфике:
(1) Аполлодор имел доступ к данным исследований, проведенным парфянскими властями. Три из названных цитат Аполлодора у Страбона касаются расстояний (11.9.1; 11.11.7; 11.13.6).
(2) Аполлодор сохранил первоначальное сообщение Арсакидской династии о своем собственном начале. Страбон и Трог брали из Аполлодора, когда они составляли свои рассказы об истоках Арсакидской Парфии. Оба автора указывают, что Aрсак I был вождем кочевников, который вторгся и завоевал селевкидскую провинцию Парфию примерно в одно время с отделением Бактрии. Сообщения, найденные у Страбона и в эпитоме Юстина Трога, лишены более поздних украшений, найденных в Истории Парфии Арриана. Вероятно, в конце I в. до н. э., после времени Аполлодора, Арсакиды придумали фиктивную (но политически полезную) ахеменидскую родословную самих себя. К счастью, Аполлодор сохранил неопубликованную версию (см."Происхождение Арсакидской Парфии").
(3) Аполлодор имел доступ к источнику или источникам — возможно, официальным парфянским документам, в которых излагаются мотивы политики, проводимой арсакидскими царями. Так, Юстин 41.4, говорит, что Арсак I был вынужден побеждать Гирканию и увеличить свою армию не только из страха перед Селевкидами (очевидное заключение), но и из опасения перед Диодотом I из отколовшейся Бактрии. Так и Страбон 16.1.16-17 объявляет, что парфяне основали Ктесифон "для того, чтобы селевкийцы не угнетались тем, что среди них расквартированы скифы или солдаты». Другими словами, существовал политический мотив в работе, а именно то, что Арсакиды хотели привлекать на свою сторону греков Селевкии.
(4) Парфика Аполлодора подробно описала восточные походы арсакидских царей. Этот вывод, вероятно, обусловлен источниками, доступными Страбону и Трогу. Для кампаний на западе, вроде войн против Селевкидов, были и другие доступные авторы — Посидоний и Николай Дамасский. Однако для парфянских походов в отдаленные восточные районы, ученый в Августовском Риме, вероятно, имел очень мало источников. Страбон иллюстрирует суть. Большинство его названных источников для Элимаиды, Ирана и Бактрии являются либо историками Александра (например, Онесикрит), либо александрийский ученый Эратосфен. Что касается событий, которые произошли после раннего эллинистического периода, Страбон цитирует Аполлодора и (реже) Посидония. Для информации о походах царей Арсакидов на востоке, Аполлодор, житель Парфии является более вероятным источником, чем Посидоний, который провел большую часть своей жизни на Родосе (как указано Страбоном 14.2.13).
Следовательно, одна тема, вероятно, взятая из Аполлодора, включает краткие упоминания Страбона (в 11.9.2 и 11.11.2) об ударе Митридата I против греко–бактрийского царства (см. «Селевкидско–парфянские войны I»). Другой темой является Страбон 16.1.18, у которого подробно описывается кампания неназванного парфянского царя (вероятно, Митридата I) против Элимаиды, в которой он разграбил несколько храмов и удалился с сокровищами (см. «Селевкидо–Парфянские войны II).
(5) Тон Аполлодора не был единообразным звучанием панегирика; скорее он видел в Арсакидах и хорошее и плохое. Из всех уже сделанных выводов этот самый шаткий, поскольку он опирается на два отрывка из Юстина. Можно с полным основанием предположить, что Аполлодор был источником для обоих, но он явно не назван. Более того, даже если Аполлодор и был источником, мы не можем знать, насколько репрезентативны эти отрывки. Однако, как указано ранее, работа с материалом подобного характера требует, чтобы человек ползал на карачках.
Первый отрывок находится у Юстина 41.6, где подытоживается царствование Митридата I. Юстин сначала утверждает, что этот монарх расширил границы Парфии "от Кавказских гор до реки Евфрат, в результате чего многие народы находятся под его властью". Потом следует оценка человека: «Затем он поддался болезни и умер со славой в преклонном возрасте великим человеком, как и его прадед Арсак". Митридат не просто получвет похвалу, но уподобляется уважаемому основателю династии.
С другой стороны, Юстин 38.10 содержит решительно отрицательное изображение сына Митридата и его преемника Фраата II, в эпизоде "Исчезнувшая армия". Фраат явил фатальную смесь жестокости и глупости в впечатляющем поражении селевкидских солдат, плохо обращаясь с ними, а затем ожидая, что они сразятся с его врагами саками. Последнее предложение этого отрывка вызывает удовлетворение:
"Так случилось, что, увидев, что парфянская линия уступает, греки перешли к врагу и насытили долгожданную месть за свой плен кровавой бойней парфянской армии вместе с самим царем Фраатом".
Так Аполлодор противопоставляет Фраату его отца Митридата, хорошего царя. Тем не менее, Митридат был также парфянским вождем, который подорвал государство Селевкидов, завоевав Мидию и Месопотамию. Как Аполлодор смирился с тем фактом, что его образцовый Митридат положил конец греческому политическому контролю на Востоке? Пытался ли он проанализировать причины, по которым иностранная держава восторжествовала (как Полибий с римлянами)? Унылая правда состоит в том, что потеря Парфики делает невозможным ответить на эти вопросы, к сожалению.