Ι. По делу о наследстве Клеонима

В этой речи нет таких данных, на основании которых можно было бы датировать ее, но предположительно ее относят к поздним речам Исея (355 г. до н. э.). Каждой речи в рукописях предпосылается "содержание" речи. Они составлены неизвестным автором.
Содержание
Племянники скончавшегося Клеонима[1] выступают за наследство по праву родства, признавая, что завещание, которое представляют Ференик, Симон[2] и Посидипп, составленное в их пользу, действительно написал и отдал на хранение у властей Клеоним в гневе на Диния[3], их опекуна, а впоследствии попытавшись отменить его и послав за астиномом[4], внезапно умер, и утверждают, что Полиарх, их дед, отец Клеонима, предписал, если что случится с Клеонимом, имущество отказать им.
Положение это - двойственное определение относительно оспаривания: ведь те[5] опираются на состоявшееся вначале завещание, а эти[6], утверждая, что он[7] послал за должностным лицом, чтобы отменить завещание, опираются на состоявшиеся действия Клеонима в конце.
(1) Большая перемена произошла у меня, граждане, с кончиной Клеонима. Дело в том, что он при жизни оставил нам свое состояние, а по смерти подверг нас теперь опасности лишиться его. И тогда мы в такой скромности воспитывались им, что никогда не приходили в суд, даже чтобы слушать, а теперь мы явились, чтобы вести тяжбу обо всем имуществе. Они ведь оспаривают не только имущество Клеонима, но и наше отцовское имущество, утверждая, что мы должны ему[8] деньги, взятые под залог этого имущества.
(2) Даже близкие и родственники их считают, что и в том признаваемом имуществе[9], которое оставил после себя Клеоним, нам следует иметь равную долю с ними, а они дошли до такой наглости, что стараются вдобавок отнять у нас и наше отцовское имущество, не оттого, граждане, что не знают права, а оттого, что усмотрели наше полное одиночество.
(3) В самом деле, посмотрите, на что полагаясь и мы, и они предстали пред вами: они - на завещание опираясь такое, какое тот составил не нас виня, но разгневавшись на одного из наших близких, а перед смертью отменил, послав Посидиппа за должностным лицом, (4) мы же - на то, что родом мы ближайшие родственники, что у нас были с ним самые близкие родственные отношения и что законы, по праву ближайшего родства, и сам Клеомен, по его любви к нам, отказали нам наличествующее у него имущество, а кроме того, Полиарх, отец Клеонима, дед наш, предписал: если с Клеонимом что случится, оставшимся бездетным, отказать свое имущество нам. (5) И вот, при стольких у нас основаниях, они, хоть и родственники и не могут сказать ничего справедливого, не стыдятся вовлечь нас в тяжбу о том, что даже нисколько не родственникам стыдно было бы оспаривать. (6) Но, видать, граждане, мы относимся друг к другу не одинаковым образом. Я-то ведь не оттого, что несправедливо подвергаюсь опасности, считаю это величайшим из зол у нас в настоящее время, но оттого, что веду тяжбу с близкими, против которых и защищаться нехорошо: ведь я счел бы не меньшим несчастьем причинять зло, защищаясь против них, близких, чем испытывать зло от них первых. (7) А они не такого держатся мнения, но набросились на нас, и друзей призвав, и ораторов подрядив, и ничего не упустив из своих возможностей, словно с намерением, граждане, отомстить врагам, а не причинить зло родным и родственникам. (8) Так вот, об их наглости и алчности вы еще больше узнаете, после того как услышите все. А с чего, думаю, вы скорее всего можете уяснить себе, о чем мы спорим, с того я и начну излагать.
(9) Дело в том, что Диний, брат нашего отца, стал нашим опекуном, он будучи дядей, мы - сиротами. А с Клеонимом, граждане, он как раз был в ссоре. Конечно, кто из них обоих был виноват в этой ссоре, наверное не мое дело обвинять, разве только я но справедливости мог бы лишь упрекнуть их обоих за то, что они, и друзья до той поры, и без всякого повода, из-за нескольких слов просто так прониклись враждой друг к другу. (10) Как бы то ни было, из-за этого гнева Клеоним и делает это завещание, не нас виня, как он впоследствии...[10] говорил, а видя, что мы находимся под опекой Диния и боясь, как бы сам он не скончался, оставив нас еще детьми, и правомочным имущества, поскольку оно будет нашим, не стал Диний. Он ведь считал диким оставить злейшего врага опекуном своих близких и правомочным своего имущества и чтобы совершал ему установленные обряды тот, пока мы не достигнем совершеннолетия, с кем он при жизни был в ссоре. (11) Так рассудив, правильно ли или нет, он составил это завещание. И когда Диний тотчас же, без промедления, стал спрашивать, винит ли он в чем-то нас или отца нашего, он ответил в присутствии всех граждан[11], что ни в чем дурном не винит, и засвидетельствовал, что составил это завещание в гневе на него и неправильно обдумывая. В самом деле, как мог он, граждане, находясь в здравомыслии, захотеть причинять нам зло, ни в чем перед ним неповинными? (12) Впоследствии же, что служит нам наиболее веским очевидным доказательством того, что и поступил он так, не желая вредить нам, а именно: когда Диний скончался и дела у нас были в скверном положении, он и не допустил, чтобы мы нуждались в чем бы то ни было, но самих нас привел в свой дом и воспитывал, а состояние, которое заимодавцы замыслили отнять, спас нам, заботился о наших делах так же, как о своих. (13) А ведь судить о его намерении следует скорее по этим действиям, чем по завещанию, и в качестве очевидных доказательств приводить не совершенные в гневе поступки, в которых всем нам свойственно ошибаться, а те, посредством которых впоследствии он сделал очевидными свои помыслы. Да еще более под конец он ясно показал, как относился к нам. (14) Ведь уже хворая той болезнью, от которой скончался, он пожелал отменить это завещание и велел Посидиппу привести должностное лицо. А тот не только не привел, но даже пришедшего из должностных лиц к двери спровадил прочь. Разгневавшись на него, Клеоним вновь велел Диоклу позвать должностных лиц на следующий день, и хотя он был не в таком уж тяжелом состоянии, но еще были большие надежды, внезапно в эту ночь он умер. (15) Так вот, прежде всего я представлю вам свидетелей в том, что не нас виня, а враждуя с Динием, составил он это завещание, затем в том, что, когда тот скончался, он и заботился обо всех наших делах и нас самих воспитывал, приведя в свой дом, а кроме того в том, что он послал Посидика за астиномом [12], а этот не только не позвал того, но даже пришедшего к двери... спровадил прочь. (16) Ну а что я говорю правду, зови мне свидетелей.
СВИДЕТЕЛИ
И еще, в том, что их друзья и Кефисандр считали, что состояние должно быть разделено и мы должны иметь третью часть всего имущества Клеонима, зови мне свидетелей и этого.
СВИДЕТЕЛИ
(17) Я-то полагаю, граждане, что всем оспаривающим наследство, когда они доказали, как мы, свое преимущество и по родству, и по любви к покойному, излишне приводить остальные доводы. Но поскольку они, не имея ни того, ни другого, осмеливаются оспаривать не принадлежащее им и стряпают лживые доводы, я хочу вкратце сказать и об этих их доводах. (18) Они ведь опираются на завещание, говоря, будто Клеоним посылал за должностным лицом, не отменить желая его, а исправить и подтвердить дарение в их пользу. Но вы смотрите, естественно ли то, что Клеоним пожелал отменить составленное в гневе завещание, поскольку стал относиться к нам по-родственному, или то, что он имел в виду еще вернее лишить нас своего имущества? (19) Ведь все другие и в том, что они в гневе несправедливы со своими близкими, позднее раскаиваются. А эти представляют его, в то время когда у него были с нами самые близкие родственные отношения, желающим пуще подтвердить то завещание, которое он сделал в гневе. Так что, если бы и мы признали это и вы бы сами поверили, разумейте, что они обвиняют его в совершенном умопомешательстве. (20) В самом деле, какое безумие может быть больше этого, чем то, что тоща, когда он как раз был в ссоре с Динием, он пожелал нам причинять зло и составить такое завещание, в силу которого не тому мстил, но поступил несправедливо с самыми близкими родными, а вот теперь общаясь с нами и считая нас самыми своими дорогими из всех, - одних только своих племянников, как утверждают вот они, лишить наследства в своем имуществе?! И кто, находясь в здравом уме, граждане, решил бы такое о своем имуществе?! (21) Так что этими своими доводами они уже делают легким для вас суждение о них. Ведь если он желая отменить завещание посылал за должностным лицом, как утверждаем мы, то у них нет ни одного довода, если же он впал в такое помешательство, чтобы все еще ставить нас ни во что, первых по родству и имеющих с ним самые близкие родственные отношения, то вы бы по справедливости, конечно, сочли такое завещание недействительным.
(22) Еще вот имейте в виду, что утверждая, будто Клеоним звал должностное лицо для того, чтобы подтвердить дарение в их пользу, они, несмотря на веление им, не решились привести, а даже пришедшего из должностных лиц к двери спровадили. И поскольку им приходилось выбирать ту или другую из двух крайних противоположностей или владеть потом состоянием, более подтвержденным или, если не исполнят его веления, стать потом ему ненавистными, они предпочли ненависть этому дарению! (23) Да и как может то или другое из этого оказаться менее вероятным? Собирающиеся получить от этого такую огромную выгоду остереглись, словно им за то грозило наказание, исполнить поручение, а Клеоним ради их пользы проявил такое усердие, что на Посидиппа, за то, что тот пренебрег поручением, разгневался, а на следующий день опять попросил о том же Диокла!
(24) Вот ведь если, граждане, как они утверждают, в завещании, в нынешнем записанном виде, он отказал им свое состояние, то, по-моему, достойно удивления и то, что же именно исправив, мог он полагать сделать его более действительным. Ведь для всех других это, граждане, и есть порядок дарений. (25) Кроме того, даже если он хотел что-то приписать в их пользу, почему он не написал это в другой записи и не оставил, поскольку запись у должностных лиц он не смог получить? Отменить ведь, граждане, он мог только ту запись, которая находилась у должностного лица, а написать можно было в другую запись, если он что-то хотел, и не оставлять нам даже этого вопроса спорным. (26) Да если бы мы даже согласились с тем, что он хотел исправить завещание, всем, конечно, ясно вам, что он считал его неправильно составленным. И вот судите и отсюда о наглости их, которые считают, что это завещание должно быть действительным, которое, как они признают, даже сам составивший его считал неправильно составленным, и убеждают вас подать голос противно и законам, и справедливости, и намерению покойного! (27) Еще вот из всех этих их доводов самый бесстыдный - это когда они осмеливаются говорить, будто Клеоним хотел, чтобы мы не получили из его имущества ничего. Однако, граждане, кого других мог бы он предпочесть, чтобы они владели этим, как не тех, которым он и при своей жизни больше всего среди близких приносил пользу из своего имущества? (28) А самое, пожалуй, поразительное во всем этом, что Кефисандр, их близкий родственник, считал справедливым, чтобы каждый из нас владел частью состояния, а Клеоним, который был нам самым близким родственником и, взяв нас в свой дом, пекся о нас и заботился о наших делах, как о своих, один только хотел, чтобы мы были лишены наследства в его имушестве! (29) И кто из вас мог бы поверить тому, что противники наши благожелательнее и мягче к нам, чем самые близкие родные?! И он, кому обязательно было делать нам добро и постыдно - не позаботиться о нас, ничего не дал нам из своего имущества, а они, кому в том ни обязанности нет, ни постыдства никакого, уделяют нам, как они утверждают, из не принадлежащего нам! Нет, в это, граждане, совершенно невозможно поверить.
(30) Еще если бы он скончался, и теперь относясь и к нам, и к ним так, как тогда, когда сделал это завещание, то, естественно, кто-то из вас мог бы поверить словам вот их. В действительности же вы найдете, что все наоборот. Тогда ведь он как раз с Динием, который был нашим опекуном, был в ссоре и к нам так[13] относился и к ним ко всем дружелюбно был расположен. А теперь он кое с кем из них поссорился, а с нами у него были самые близкие
родственные отношения. (31) И отчего у него с ними произошла ссора, излишне говорить, а признаки ее я вам приведу явственные, о чем и свидетелей смогу представить. Прежде всего, совершая жертвоприношение Дионису и позвав всех своих близких родственников и многих граждан, Ференика он нигде не поставил рядом с собой. Затем, незадолго до кончины идя в Панорм[14] с Симоном и встретив его, он и не вздумал заговорить с ним. | (32) А еще, кроме того, когда Симон стал расспрашивать об этой ссоре, он и об этой своей вражде рассказал, и вдобавок пригрозил, что, пожалуй, ясно покажет ему когда-нибудь, как относится к нему. И что я говорю правду, зови мне свидетелей. ι
СВИДЕТЕЛИ
(33) Так думаете ли вы, граждане, что вот так относящийся и к нам и к ним нам, с которыми у него были самые близкие родственные отношения, делал так, чтобы даже слова[15] не оставить, а для них, кое с кем из которых даже был в ссоре, заботился, чтобы подтвердить за ними все свое состояние? И ими теперь больше дорожить, несмотря на эту остающуюся вражду, а нам, несмотря на наставшую такую большую родственную близость и любовь, стараться больше причинять зло? (34) Но я-то, если бы они хотели выступать против этого завещания или против покойного, не знаю, что бы могли они сказать вам иное, они-то, которые представляют завещание и неправильно составленным и не нравившимся составившему, а его обвиняют в таком безумии, что утверждают, будто он больше дорожил теми, кто с ним не в ладах жил, чем теми, с кем он в близких родственных отношениях был, и тем, с кем при жизни он даже не разговаривал, отказал все свое состояние, а тех, с кем у него были самые близкие родственные отношения, не счел достойными даже ничтожной части. (35) Так что кто из вас мог бы подать голос за то, что это завещание действительно, которое составивший его отверг как неправильно составленное, а они на деле отменяют его, поскольку хотят иметь в состоянии равную долю с нами, а кроме того, мы вам доказываем, что оно противно и закону, и справедливости, и намерению покойного?
(36) Думаю, что справедливое относительно нас вы совершенно ясно можете узнать от них самих. Ведь если бы их спросили, почему они считают, что должны стать наследниками имущества Клеонима, они то лишь могут сказать, что и родом каким-то образом они родственники, и он какое-то время был дружелюбно расположен к ним. Так разве тем самым не сказали бы они скорее в защиту нас, чем в защиту самих себя? (37) Ведь и если по праву ближайшего родства по степени родства должны стать наследниками, то мы по степени родства более близкие родственники, и если - по любви существующей, то все знают, что у него были с нами более близкие родственные отношения. Так что не от нас, а от них самих надо узнать справедливое. (38) Но всего поразительнее было бы, если бы вы стали в пользу других подавать голос, когда они станут доказывать то или другое из этого о самих себе, что по родству ли, по любви ли к покойному они имеют преимущество, а нас, у кого есть и то и другое, признаваемое всеми, одних только сочтете должным лишить наследства в его имуществе.
(39) И если бы Полиарх, отец Клеонима, а наш дед, был жив и нуждался в необходимом или Клеоним скончался, оставив после себя не имеющих средств дочерей, то мы по долгу ближайшего родства и деда содержать в старости были бы обязаны, и дочерей Клеонима или сами взять в жены или давая приданое выдавать за других, притом нас делать это обязывали бы и долг родства, и законы, и предание вами позору, а не то нам пришлось бы подвергнуться величайшим наказаниям и крайнему бесчестию. (40) А если было оставлено состояние, вы сочтете справедливым, чтобы его наследовали скорее другие, а не мы? Стало быть, вы будете подавать голос не за справедливое, и не за полезное вам самим, и не за соответствующее законам, если несчастья разделять будете обязывать ближайших по родству, имущества же оставленного более правомочным будете делать всякого человека, а не их.
(41) А надо, граждане, и по родству, и по правде дела, как вы и поступаете, подавать голос скорее за тех, кто оспаривает по степени родства, чем за тех, кто оспаривает по завещанию. Ведь родственную близость по степени родства все вы знаете, и в этом невозможно солгать перед вами. А завещания уже многие представляли ложные, причем одни - вовсе не состоявшиеся, а некоторые завещания были неправильно обдуманными. (42) И теперь вы наше родство и родственную близость, на основании которых мы ведем тяжбу, все знаете, а завещание, полагаясь на которое они облыжно сутяжничают против нас, никто из вас не знает, было ли оно действительным. Затем вы найдете, что наше родство признается и самими нашими противниками, а завещание нами оспаривается, потому что они, когда он хотел отменить его, воспрепятствовали этому. (43) Так что вам, граждане, гораздо правомернее подать голос по степени родства, признаваемого и нами, и ими, скорее чем по завещанию, состоявшемуся не по справедливости. А кроме того, учтите, что отменил его Клеоним, находясь в здравом уме, составил же находясь в гневе и неправильно обдумывая, так что всего поразительнее было бы, если вы признаете действительным его гнев, а не рассудок. (44) Думаю, вы считаете, что вы и вправе получать и, если вам не достается, вправе возмущаться, от тех, у кого есть основание, чтобы им и от вас досталось то же. Стало быть, если бы случилось так, что Клеоним был бы жив, а дом наш или их обезлюдел, посмотрите, которого из этих двух он стал бы наследником: ведь справедливо, чтобы владели его имуществом те, от кого полагалось бы и получить ему. (45) Стало быть, если бы скончался Ференик или кто-нибудь из его братьев, то их дети, не он[16] стал бы правомочным оставленного имущества, а постигни такая участь нас, то Клеоним стал бы наследником всего. Ведь у нас не было бы ни детей, ни других родственников, а он и по степени родства был ближайшим родственником и в своем отношении к нам был самым близким из всех. (46) Так что поэтому и законы отказывают ему, и мы не сочли бы никого другого имущим право на этот отказ. Ведь мы, конечно, при нашей жизни не так вверили бы ему свое состояние, чтобы относительно нашего имущества его намерения были правомочнее наших, а после нашей смерти предпочли бы других наследников этого имущества самому близкому из всех родственнику. (47) Так что нас, афиняне, и в том и в другом, и в отказе и в получении вы найдете близкими родными, а их - сейчас нагло заявляющими и о своей родственной близости и о своем праве ближайшего родства, потому что ожидают получить что-то, а в отказе они предпочли бы ему многих родственников и друзей как более близких.
(48) Суть же всего сказанного, на что всем вам следует обращать внимание: но мере того, как[17] они говоря это, будут доказывать и пытаться убедить вас, что он составил это завещание и никогда впоследствии не раскаивался в этом, и вот теперь он хотел, чтобы мы ничего из его имущества не получили, а подтвердить отказ в их пользу, (49) и говоря все это и настаивая на этом, не докажут ни того, что они по степени родства более близкие родственники, ни того, что у них были с Клеонимом более близкие родственные отношения, чем у нас, вы разумейте, что они обвиняют его, а не показывают вам, что их дело - справедливое. (50) Так что, коли вы будете верить их словам, то надлежит не наследниками его имущества сделать их, но признавать умопомешательство Клеонима, а коли нашим, то считать и что он правильно обдумал, желая отменить завещание, и что мы не сутяжничаем облыжно, а по справедливости оспариваем их. (51) Еще, граждане, имейте в виду, что вам невозможно по их словам узнать о них. Ведь всего поразительнее было бы, если, тогда как противники наши признают справедливым, чтобы мы получили часть их наследства, вы подадите голос за то, чтобы они владели всем, и сочтете нужным, чтобы они получили больше, чем они сочли для самих себя, а нас не сочтете достойными и того, что противники наши уступают нам.
ΙΙ. По делу о наследстве Менекла
Менекл взял в жены дочь Эпонима, но так как у них не было детей и он боялся остаться бездетным, он развелся с женой и усыновил ее брата. Если усыновление было совершено законным образом, то такой усыновленный имел право стать наследником без решения суда, как и законнорожденный сын. Это право могло быть оспорено посредством процедуры диамартирии, т. е. доказательством с помощью свидетельства, что тот не был усыновлен законным образом. С такой диамартирией и выступил брат Менекла, оспаривая его право стать наследником. Но с доказательством законности усыновления выступил Филонид, тесть усыновленного. В таком случае противная сторона имела право выступить с обвинением в лжесвидетельстве, что и было сделано. И сейчас усыновленный выступает в защиту Филонида, доказывая законность усыновления. Поэтому по содержанию речи считают, что правильным первоначальным названием речи было "В защиту Филонида".
В речи (см. § 6) упоминается об экспедиции Ификрата во Фракию, которую датируют временем ок. 383 г. до н. э. Менекл умер через 23 года после этой экспедиции. Таким образом, речь датируют временем ок. 354 или 355 г. до н. э. (предположительно одна из поздних речей Исея).
Содержание
После того как Менекл произвел усыновление и прожил после этого усыновления двадцать три года, а братья[18] стали оспаривать наследство, некий[19] Филонид выступил свидетелем с заявлением, что это наследство не подлежит судебному рассмотрению[20], так как Менекл оставил после себя сына[21]. Против него[22] выступили с обвинением в лжесвидетельстве братья[23], а против них сын[24] вступает в защиту его. Эта речь противоположна речи по делу о наследстве Клеонима[25]. Ведь там он сказал в пользу права по родству, а здесь - в пользу права по завещанию. Положение это - возражение относительно предположения: ведь он говорит, что тот[26] был вправе усыновлять. И что касается предположения - что не под влиянием женщины[27] усыновил он меня.
(1) Я считал, граждане, что если кто другой и был усыновлен кем-то по законам, я-то и был усыновлен так. И что никогда никто не осмелился бы сказать, будто Менекл усыновил меня находясь в состоянии умопомешательства или под влиянием женщины. А поскольку дядя[28] мой, неправильно обдумывая, как я утверждаю, пытается всячески представить брата своего как умершего бездетным, ни богов отчих, ни вас не стыдясь никого, то мне совершенно необходимо заступаться и за отца, усыновившего меня, и за себя самого. (2) Так вот, я расскажу вам с самого начала, как и надлежащим образом и по законам произошло это усыновление и что наследство Менекла не подлежит судебному рассмотрению, так как я его сын, а свидетель при свидетельствовании о том, что это дело не подлежит судебному рассмотрению, сказал правду. Я прошу вас всех, заклинаю, умоляю с благосклонностью выслушать мои слова.
(3) Дело в том, что Эпоним из дема Ахарны[29], наш отец, граждане, был другом и приятелем Менекла и был в близких отношениях с ним. А было нас у него четверо детей - два сына, две дочери. После кончины отца мы выдали замуж старшую сестру, поскольку ей пришла пора, за Левколофа, дав в приданое двадцать мин. (4) И с того времени на четвертый или пятый год спустя и сестра у нас младшая почти вошла в возраст для замужества, и у Менекла жена кончается, которая у него была прежде. Так вот, после того как Менекл совершил той установленные обряды, он просил у нас сестру, напоминая и о дружбе нашего отца с ним, и о том, как был расположен к нам самим. (5) И мы, зная, что и отец ни за кого не выдал бы ее с большим удовольствием, чем за него, выдаем ее за него не без приданого, как вот он говорит каждый раз, а дав точно такое же приданое, какое мы дали старшей сестре. И таким вот образом, прежде быв его друзьями, мы стали близкими родственниками. И что Менекл получил двадцать мин как приданое за сестрой, я хочу представить прежде всего это свидетельство.
СВИДЕТЕЛЬСТВО
(6) Ну а выдав замуж сестер, граждане, и сами находясь в возрасте, мы обратились к военной службе и отправились с Ификратом[30] во Фракию. Признанные там заслуживающими отличий, приобретя кое-что, мы приплыли сюда и видим, что у старшей сестры есть двое детишек, а младшая, которая была за Менеклом, бездетна. (7) И он на второй или третий месяц, много похвалив сестру, стал заводить с нами разговоры и сказал, что его приводит в отчаяние его возраст и бездетность. Стало быть, сказал он, не надо, чтобы она за свою порядочность изведала это - стала бездетной, состарившись с ним: ведь достаточно того, сказал он, что сам он несчастен. (8) И из этих слов ясно, что он развелся любя: никто ведь ненавидя кого-то не умоляет его[31]. Так вот, он просил нас оказать ему такую услугу - выдать ее за другого, приняв его соображения. И мы советовали ему убеждать ее во всем этом: в чем она даст себя убедить, то мы и сделаем, сказали мы.
(9) И она сперва даже не выносила этих его разговоров, но с течением времени с трудом дала себя убедить. И вот так мы выдаем ее за Элия из дема Сфетта[32], а Менекл и приданое ее дает ему, получив свою долю прибыли от найма хозяйства детей Никия, и одежды, с какими она пришла к нему, и золотые украшения, какие были, дает ей. (10) А после этого, по прошествии некоторого времени, Менекл стал думать о том, чтобы ему не остаться бездетным, но чтобы у него был кто-то, кто и при жизни его будет заботиться о нем в старости, и по скончании похоронит его и в последующее время будет совершать ему установленные обряды. Ну а видя, что вот у него[33] есть один только сын, ему казалось зазорным просить дать ему оного в усыновление, лишив его детей мужского пола. (11) Таким образом, он не находил никого другого более близким родственником, чем мы. И вот он стал заводить с нами разговоры и сказал, что, по его мнению, хорошо, поскольку такая выпала ему судьба, чтобы от нашей сестры у него не родились дети, усыновить себе из этого дома, откуда он и хотел бы, чтобы у него родились природные дети. "Так вот, из вас, - сказал он, - я хочу усыновить того или другого, для которого из вас это хорошо." (12) И брат мой, услышав это, поскольку тот предпочел их всем[34], одобрил его слова и сказал, что и возраст, и нынешнее одиночество его требуют человека, который будет печься о нем и будет пребывать здесь. "Мне-то, - сказал он, - как раз предстоит отбытие, как ты знаешь, а брат вот этот, - то есть я, - и о твоих делах будет заботиться, и о моих, если захочешь усыновить его." И Менекл сказал, что он говорит хорошо, и таким вот образом он усыновляет меня.
(13) Ну а что усыновление это произведено было по законам, об этом я вам хочу рассказать. Зачитай[35] же самый закон, который гласит, что свое имущество можно завещать, как будет угодно, если не будет детей мужского пола законнорожденных. Ведь законодатель, граждане, установил закон этот так потому, что видел единственное прибежище при одиночестве и утешение в жизни для всех людей в возможности усыновить кого захотят. (14) Так вот, так как законы позволяют ему усыновлять вследствие бездетности, он усыновляет меня, не в завещании, граждане, написав перед смертью, как некоторые другие граждане, и не хворая. Нет, в здравии, в здравом рассудке, в здравом уме усыновив, он вводит меня во фратрию вот в их присутствии и вносит меня в списки дема и в число оргеонов[36]. (15) И тогда они ничего не говорили против него, будто он не в здравом уме. А между тем гораздо лучше было бы скорее при жизни убеждать его, если они чего-то хотели, чем после кончины глумиться и делать безлюдным его дом. Он ведь прожил после усыновления этого не год или два, а двадцать три года, и во все это время, такое продолжительное, он ничуть не раскаивался в том, что им было сделано это, потому как всеми признавалось, что он решил правильно. (16) И что я говорю правду, я представлю вам свидетелями усыновления членов фратрии, оргеонов и дема, а что можно было усыновить, он[37] зачитает вам самый закон, по которому произведено было это усыновление. Зачитай же эти свидетельства и закон.
СВИДЕТЕЛЬСТВА. ЗАКОН
(17) Стало быть, что Менеклу можно было усыновить себе кого он хотел, самый закон ясно показывает вам, а что он усыновил, и члены фратрии и дема, и оргеоны засвидетельствовали вам. Так что нами с совершенной очевидностью доказано, граждане, что свидетель[38] при свидетельствовании о том, что это дело не подлежит судебному рассмотрению, сказал правду, и они против самого-то усыновления ни единого довода не могли бы привести в возражение.
(18) После того как все это было сделано, Менекл стал высматривать жену для меня и сказал, что мне нужно вступить в брак, и я беру в жены дочь Филонида. И он проявлял заботливость, как это естественно проявлять отцу о сыне, и я таким же образом, как об отце своем родном, пекся о нем и почитал его, и я, и жена моя, так что он хвалил нас перед всеми в деме.
(19) А что не в состоянии умопомешательства находясь и не под влиянием женщины[39] Менекл усыновил меня, но находясь в здравом уме, вот из чего вам легко решить. Прежде всего, ведь сестра моя, которой вот он уделил наибольшую часть своей речи, будто он усыновил меня под ее влиянием, была уже выданной замуж много прежде, чем произведено было это усыновление, так что уж если бы он усыновлял под ее влиянием, то он усыновил бы того или другого из ее детей, ведь их у нее двое. (20) Нет, граждане, не под ее влиянием усыновил он меня, но главным образом под влиянием своего одиночества, во-вторых, вследствие вышеуказанных причин[40] и вследствие расположения, бывшего у него к моему отцу, а в-третьих, вследствие того, что не было никакого другого родственника у него, откуда он мог бы усыновить. Вот что тогда побуждало его усыновить меня. Так что ясно, что он не был в состоянии помешательства и не был под влиянием женщины, - разве что вот он хочет называть так его одиночество и бездетность. (21) Я бы с удовольствием, пожалуй, спросил его, утверждающего, что сам он в здравом уме, кого же надо было усыновить из родственников? Не сына ли вот его? Но он же не дал бы ему, так как сам стал бы бездетным, - не так уж он корыстолюбив. Или сына сестры, или сына двоюродной сестры, или сына двоюродного брата? Но у него отроду не было никого из этих родственников. (22) Следовательно, ему по необходимости приходилось скорее усыновить кого-нибудь другого, чем состариться бездетным, как на этом последнем вот он и настаивает сейчас. Так вот, я-то думаю, что все вы согласились бы с тем, что усыновляя другого, он не мог бы усыновить более близкого, чем я. Да пусть вот он укажет вам такого. Но он никак не мог бы. У него не было никакого другого родственника, кроме вот них.
(23) Но в действительности ясно, что вот он порицает его не за то, что он не усыновил его сына, а за то, что он вообще усыновил и не скончался бездетным. Именно за это порицает он его, чиня ненавистное и несправедливое дело. Ведь раз у него есть дети, ясно, что он порицает его за его бездетность и несчастье. (24) И по мнению всех остальных людей, и эллинов, и варваров, этот закон установлен правильно, закон об усыновлении, и поэтому все пользуются им. А дядя мой вот этот не стыдится лишать теперь своего брата этой возможности усыновления, в которой даже нисколько родом не родственникам никто никогда не отказывал. (25) Я думаю, что и вот он, если бы спросили его, что же он стал бы делать, оказавшись в таком же положении, как и тот, он не мог бы сказать ничего иного, кроме как, что усыновил бы того, кто был бы готов и печься о нем при жизни и похоронить по скончании, и ясно, что усыновление это было бы произведено по тому же самому закону, по которому и мое. И вот, сам он, значит, если бы был бездетным, то усыновил бы, а о Менекле, сделавшем именно так, утверждает, что тот был в состоянии помешательства и усыновил под влиянием женщины.
(26) Как же не ясно, что он говорит пакости?! Я-то ведь думаю, что скорее всего в состоянии помешательства находится он, судя и по этому слову, которое он говорит теперь, и по всему тому, что он делает. Ведь ясно, что он говорит противное и законам, и справедливости, и тому, что сделал бы сам, и он не стыдится для самого себя закон об усыновлении признавать действительным, а для своего брата этот же самый закон стараться признать недействительным.
(27) И вот теперь стоит, граждане, выслушать, из-за чего споря, он старается представить своего брата бездетным. Ведь если он спорит со мной относительно имени и не признает меня сыном Менекла, то как же это он не завистлив?[41] Если же речь у него относительно имущества, пусть он укажет вам, какое имение или доходный дом или отдельный дом оставил тот после себя, чем я владею сейчас. Если же ничего такого он не оставил, а все, что у него осталось, после того как он уплатил сироте деньги[42], вот он забрал еще при его жизни, то как же это он не с совершенной очевидностью изобличается в своем бесстыдстве? (28) А что он имеет это, я докажу. Дело в том, что, поскольку надо было отдавать сироте его деньги, а ему неоткуда было отдать, да лихва[43] за продолжительное время набежала у него, он стал продавать имение. И вот он, ухватившись за удобный случай и желая досадить ему за то, что он усыновил меня, стал препятствовать продаже имения[44], чтобы на него[45] было наложено задержание[46] и он был вынужден отступиться от него в пользу сироты. Так вот, он стал оспаривать у него какую-то часть этого имения, прежде никогда не оспаривая, и запрещал желающим покупателям покупать. (29) И Менекл возмущался, думаю, и был вынужден остаться без той части, которую оспорил вот он. Тогда другую часть он продает Филиппу из дема Питое за семьдесят мин и таким образом рассчитывается с сиротой, уплатив семь мин и талант из выручки от продажи имения, а вот ему вменяет иск о запрещении[47]. Так как было много разговоров и много вражды, мы решили, что надо, для того чтобы кто-нибудь не говорил, что я корыстолюбив и делаю их, братьев, врагами, предоставить дело на третейский суд свояку вот его и друзьям.
(30) А те сказали нам, что если мы предоставляем им дело так, чтобы они вынесли справедливое решение, то они отказываются стать третейскими судьями, потому что им вовсе не хочется стать ненавистными никому из нас, если же мы дозволим, чтобы они пришли к решению, полезному для всех, то они согласны быть третейскими судьями. И мы, чтоб уж избавиться от хлопот, как уж во всяком случае думали, вот таким образом предоставляем им. (31) И те, поклявшись нам перед алтарем Афродиты в Кефале[48] в том, что вынесут решение полезное, третейским судом решили, чтобы мы отступились от того, что вот он оспорил, и подарили ему, потому что, сказали они, нет никакого иного выхода, если вот они не получат долю из его имущества. (32) А впредь, вынесли они решение, мы должны делать добро друг другу и словом, и делом, и притом обязали и нас, и их поклясться перед алтарем, что действительно будем делать так. И мы поклялись, что будем делать добро друг другу впредь, по возможности, и словом, и делом. (33) И что и клятва была дана, и вот они имеют то, что им было определено по решению его близких, - и вот теперь так-то делают они нам добро, умершего желая представить бездетным, а меня с бесчинством выгнать из дома, - я представлю вам свидетелями самих вынесших это решение, если они согласятся выступить (они ведь их близкие), если же нет, то присутствовавших при том. (34) Зачитай же вот эти свидетельства. А ты останови воду[49].
СВИДЕТЕЛЬСТВА
Возьми же те свидетельства о том, что и имение было продано за семьдесят мин и что сирота получил шестьдесят семь мин после продажи имения.
СВИДЕТЕЛЬСТВА
(35) Стало быть, это дядя мой вот этот, граждане, унаследовал его имущество на деле, а не на слове, как я, и имеет гораздо больше, чем я. Я ведь получил триста драхм, оставшихся из выручки от продажи имения, и домишко, который не стоит и трех мин. А он, владея имением более чем в десять мин, и вот к тому же еще теперь является с намерением обезлюдить его дом[50].
(36) И я, усыновленный, и пекся о нем при его жизни, и сам я, и моя жена, дочь вот этого Филонида, и дал своему сынишке его имя, чтобы его дом не очутился без имени, и похоронил его по его скончании достойным и его и меня образом, и поставил прекрасный памятник на его могиле, и справил <и на третий день> и на девятый день поминки и все прочие погребальные обряды по возможности самым прекрасным образом, так что все в деме хвалили. (37) А вот он, родственник, порицающий его за то, что он произвел усыновление, при его жизни имение, оставшееся у него, прибрал к рукам, по кончине же его хочет представить его бездетным и без имени. Таков вот он! И что я и похоронил его, и справил и на третий день, и на девятый день поминки и прочие погребальные обряды, он[51] зачитает вам свидетельства знающих.
СВИДЕТЕЛЬСТВА
(38 )Ну а что Менекл, граждане, усыновил меня не в состоянии умопомешательства находясь и не под влиянием женщины, я хочу представить свидетелями и вот их самих, свидетельствующих в мою пользу на деле, а не на слове, своими действиями, что я говорю правду. Ведь, как известно, на соглашение пошли вот они оба со мной, а не с Менеклом, и клятву дали они <мне>, а я им. (39) А между тем, если уж усыновление это не было произведенным по законам и я не был наследником имущества Менекла, признанным ими самими, к чему им было клясться мне или с меня брать клятву? Ни к чему, конечно. Следовательно, поскольку они сделали это, ясно, что они сами свидетельствуют в мою пользу, что усыновление это было совершено по законам и я по праву наследник имущества Менекла. (40) Я думаю, что для всех вас это очевидно, как признается и ими самими, что Менекл не был в состоянии помешательства, но скорее всего - вот он теперь, раз уж он, пойдя на соглашение с нами о прекращении вражды и дав клятву, вновь теперь является, нарушив принятые соглашения и данные клятвы, и требует у меня вот это оставшееся, хоть и столь малое.
(41) Я-то, если бы не считал это совершенно постыдным и предосудительным - предать отца, чьим сыном я был сочтен и который усыновил меня, - немедля отступился бы в его пользу от того имущества. Да и осталось-то всего ничего, как и вы, думаю, понимаете. (42) Однако я считаю это ужасным и постыдным вот в каком рассуждении: если когда Менекл имел что-то, тогда я дал себя усыновить ему и на средства из его состояния, пока не было продано имение, был гимнасиархом[52] в деме и ревностным сыном, и отслужил все походы, сколько их было за это время, в составе его филы [и в составе дема], (43) а после того как он скончался, если я предам его и, обезлюдив его дом, уйду прочь, как же не казалось бы это ужасным и заслуживающим насмешек и не доставило бы полной возможности желающим позлословить обо мне? И не только это побуждает меня тягаться в этой тяжбе, но - если я кажусь столь жалким и никчемным человеком, что находящимся в здравом уме не мог быть усыновлен ни одним из друзей, а лишь находящимся в состоянии помешательства, вот это огорчает меня.
(44) Так я прошу всех вас, граждане, заклинаю и умоляю явить сострадание ко мне и отвести обвинение со стороны вот этого свидетеля. Я доказал вам прежде всего, что я был усыновлен Менеклом самым что ни на есть правовым образом и что усыновление это было произведенным не на слове и не по завещанию, а на деле, (45) и этому я представил вам свидетелями и членов фратрии, и дема, и оргеонов, и я показал вам, что он прожил после этого двадцать три года. Затем я показал вам законы, дающие возможность бездетным людям производить усыновление. И еще, кроме того, ясно, что я и пекся о нем при его жизни и похоронил по его скончании. (46) А вот он теперь хочет меня лишить отцовского наследства, будь оно большое, будь малое, а скончавшегося представить бездетным и без имени, чтобы никто ни обрядов в честь предков вместо него не совершал, ни заупокойные жертвы ему каждый год не приносил, и лишает его надлежащих ему почестей. Предусмотрев это, Менекл, будучи правомочным своего имущества, и произвел себе усыновление, чтобы получать все это. (47) Так не лишайте же меня, граждане, дав им убедить себя, имени, того, что еще останется всего лишь от наследства, не постановляйте его усыновление недействительным. Поскольку же дело это поступило к вам и вы стали правомочными, помогите и нам, и ему, находящемуся в обители Аида. И не допустите, прошу вас во имя богов и божеств, чтобы он был опорочен вот ими, но, помня о законе, о присяге, которую вы принесли, и обо всем сказанном в защиту этого дела, подайте голос по справедливости и храня верность присяге в соответствии с законами.


[1] Это сыновья сестры Клеонима.
[2] Считается, что имя «Симон» введено здесь ошибочно. Симон был только другом Клеонима (см. § 31 и § 32 речи).
[3] Диний брат мужа сестры Клеонима.
[4] Астином — должностное лицо, «смотритель города». Астиномы в Афинах следили за благоустройством города. В Афинах было 10 астиномов.
[5] Т. е. ответчики.
[6] Т. е. истцы.
[7] Клеоним.
[8] Клеониму.
[9] Т. е. неоспариваемом.
[10] Текст испорчен.
[11] «всех граждан» — предлагается много конъектур. Если рукописное чтение понимать буквально, то оказывается, что этот вопрос был в народном собрании. Но, может быть, надо понимать так, что это происходило в частной обстановке, где Клеоним отвечал перед присутствовавшими, которые все были граждане, т. е. могли быть в случае надобности свидетелями (которыми не могли быть женщины, дети, рабы, неграждане, т. е. метеки). См. ниже «засвидетельствовал».
[12] Завещание отдавалось на сохранение любому должностному лицу, а не только астиномам.
[13] «так» — т. е. так же враждебно, как к Динию. Здесь предлагается конъектура.
[14] Панорм порт (главная гавань) на восточном побережье Аттики.
[15] «Даже слово» μηδὲ λόγον. Неясно. Предлагаются конъектуры: μηδ’ ὀλίγον («даже немногого»), μηδ’ ὀβολον («даже обола»), μηδὲν ὁτιοῦν («совершенно ничего»).
[16] Клеоним.
[17] «По мере того, как» ὅσῳ. Неясно. Предлагается много исправлений в тексте.
[18] «братья» — неверно. У Менекла был один брат (см. § 21), у которого был сын (надо: брат стал).
[19] «некий» (τις) — Филонид был тестем усыновленного.
[20] Т. е. с диамартирией.
[21] Т. е. усыновленного (законным образом).
[22] Филонида.
[23] «братья» — см. прим. 1 (т. е. выступил брат. По–видимому, здесь имеются в виду брат Менекла и его (брата) сын.
[24] Т. е. усыновленный.
[25] См. речь I.
[26] Менекл.
[27] Т. е. жены.
[28] Т. е. брат Менекла (так как усыновленный стал сыном Менекла).
[29] Ахарны — дем недалеко к северу от Афин.
[30] Ификрат — афинский полководец первой половины IV в. до н. э., командовал наемными войсками. Здесь имеется в виду экспедиция Ификрата во Фракию ок. 383 г. до н. э. По всей видимости, браться отправились в этот поход в качестве наемников.
[31] Это предложение исключают из текста, считая его замечанием на полях, попавшим в текст.
[32] Сфетг — дем к юго–западу от Афин.
[33] «у него» — т. е. у брата Менекла.
[34] «поскольку… всем» — исключается из текста, так как считается глоссой. Предлагаются различные конъектуры (в общем с тем же смыслом).
[35] Обращение к секретарю суда.
[36] «оргеоны» — религиозное сообщество членов фратрии.
[37] «он» — секретарь суда.
[38] Филонид.
[39] Жены Менекла.
[40] См. § 10.
[41] «завистлив» — т. е. он завидует тому, что наследство Менекла получил не он, а приемный сын Менекла (?).
[42] См. § 9.
[43] Т. е. проценты.
[44] Совместное владение сыновей имуществом отца после его смерти было довольно обычным. Cp. Dem. XLIV.
[45] На имение.
[46] Т. е. захвачено как залог; «чтобы… задержание» — ἵνα κατοκώχιμον γένηται.
[47] λαγχάνει δίκην τῆς ἀπορρήσεως.
[48] Кефала — дем в Аттике (на юго–востоке). Святилище Афродиты здесь известно по надписи.
[49] Обращение к секретарю суда и служителю. Для выступающих в суде был установлен регламент. Время измерялось клепсидрой (водяными часами). При зачитывании свидетельств и законов воду отключали.
[50] Т. е. устранить усыновленного как наследника и получить его имущество.
[51] Т. е. секретарь суда.
[52] Быть гимнасиархом было литургией (общественной повинностью, которую несли состоятельные граждане). Они должны были содержать на свой счет тех, кто готовились к гимнастическим состязаниям во время празднеств и нести прочие соответствующие издержки (большие).