B. Речь. Ораторы эпохи Августа

Сенека Старший дает нам необычно живой и захватывающий образ ораторского искусства августовской эпохи. Прежде всего во введениях к его книгам перед нашим взором оказываются конкретные лица.
Речь - та литературная область, на которой политические перемены отражаются с сейсмографической точностью. В то время как поэзия переживает эпоху классики или поздней классики, в ораторском искусстве с точки зрения содержания осуществляется болезненная перемена, со стилистической - срыв в модернизм. Одни ораторские жанры теряют свое значение, другие его приобретают. Ораторы вроде Кассия Севера, которые не принимают всерьез либо не приемлют того факта, что политическая речь вовсе утратила свою функцию, и пытаются исполнить роль стражей общественного блага - защиту и осуществление традиционных ценностей, невзирая на лица, - должны отправиться в изгнание, где они в островном уединении получают возможность поразмыслить о превратностях эпохи (Tac. ann. 1, 72; 4, 21). В самозванном судье нравов Севере сенаторов могло отталкивать скромное происхождение, и "первый гражданин" сумел ловко сыграть на его невысоком сословном ранге; но для знатного Лабиена дело оборачивается не лучшим образом: будучи как оратор мужественным и отважным до самозабвения, он вынужден принять смерть после того, как сенат постановил предать огню его произведения (см. разд. Историография).
Старшее поколение ораторов эпохи Августа представляют прежде всего Г. Азиний Поллион (см. разд. Историография) и М. Валерий Мессала[1], внутренне независимые от Августа фигуры, стяжавшие доброе имя покровительством поэтам.
К младшему поколению относятся: сыновья Мессалы (Мессалин и Котта) и Павел Фабий Максим. Они входят в число адресатов овидиевых посланий из ссылки. Защита известного поэта или выступление в пользу его возвращения из ссылки были бы заманчивой задачей для оратора республиканской эпохи; теперь это безнадежная отвага, могущая принести больше вреда, чем пользы. Как и судебная, политическая речь продолжает существовать, однако она - несмотря на почетное расширение некоторых полномочий сената - оказывает, как правило, меньшее влияние, чем прежде; важные вопросы решаются по большей части за закрытыми дверями.
От ораторов сената и форума нужно отличать виртуозов декламации. В то время как публичная речь теряет реальное значение, в гостиных и залах для выступлений прозябает это тепличное растение. Здесь и несенаторы могут блистать своими ораторскими способностями и упражнять остроумие на материале, связь которого с действительностью можно легко извинить как досадную случайность.
Из учителей красноречия прежде всего нужно назвать азианийца Ареллия Фуска и М. Порция Латрона, друга Сенеки Старшего; они - наставники Овидия, в чьем творчестве современная риторика оплодотворяет поэзию[2]. Школьная декламация эпохи Августа - жанр, за которым будущее. Модернистская проза достигает своей вершины в философских работах Сенеки Младшего. Афористический стиль - полюс, противоположный цицероновой структуре периодов, - и риторическое искусство нахождения оказывают свое воздействие и на поэзию императорской эпохи: у Овидия и Лукана они пронизывают эпос, у Сенеки - трагедию. Сущность декламации будет описана подробнее в главе, посвященной Сенеке Старшему.
К отдельной группе относится эпиграфически сохранившаяся Laudatio Turiae[3] (последнего десятилетия до Р. Х.). Здесь мы имеем дело с надгробной речью мужа в честь покойной жены. Тот факт, что идентификация личностей не вполне надежна, возможно, только увеличивает символическую ценность ("Похвала неизвестной женщине"), однако речь полностью индивидуальна. Древнеримский жанр laudatio funebris уже давно стал литературным, ср. сатиру Варрона Περὶ ἐγϰωμίων и речь Цезаря на смерть Юлии. Здесь литературная форма и язык просты, свободны от претенциозности и искусственности. С точки зрения содержания общепринятая похвала достоинствам домохозяйки пронизана яркой индивидуальностью, и это дает образ женщины с выдающимся характером. Речь, отражающая судьбу супружеской пары в тяжелое время, трогает читателя жерственностью обоих супругов и "современностью" их чувств.


[1] К этому нужно прибавить имена Фурния, Атратина, Аррунция, Гатерия и др.
[2] Кроме того: римский всадник Бланд, Альбуций Сил, Пассиен, Цестий Пий, Алфий Флав.
[3] CIL VI 1527 с дополнением 31670; Dessau 8393; M. Durry (ТПК), filoge funebre d’une matrone romaine (Ёк^е dit de Turia), Paris 1950 (там остальная лит.); W. Kierdorf, Laudatio funebris. Interpretationen und Untersuchungen zur Entwicklung der romischen Leichenrede, Meisenheim 1980, особенно 33—48; P. Cutolo, Sugli aspetti letterari, poetici e culturali della cosidetta Laudatio Turiae, AFLN 26, 1983—1984, 33—65.