Либаний, автор "изложения", ритор IV в. по P. X., отрицает решительно принадлежность нашей речи Демосѳену, в чем он имел уже предшественников. Вероятно, у этих последних Либаний нашел и указание на внешний факт, сам по себе достаточный для отрицания подлинности речи: оратор напоминает о себе, как он выступил против пеанийца Каллиппа с обвинением в противозаконности его предложения относительно Кардии (γϱαφὴ παϱανόμων § 48). По этому поводу Либаний сообщает, что с таким обвинением выступил не Демосѳен, а, Гегесипп (357 г. до P. X.), один из единомышленников Демосѳена и горячих противников Эсхина в македонской политике. Автор речи участвовал в посольстве к Филиппу по делу о Галоннесе (§ 2), что известно о Гегесиппе, а не о Демосѳене. От Демосѳена мы знаем, что Филипп принял его весьма неблагосклонно (XIX, § 31), и теперь в письме к аѳинянам жаловался на него (§ 19). Древние критики, как можно судить по Либанию, сличали нашу речь с одной стороны с речами Гегесиппа, с другой Демосѳевыми, и путем такого двустороннего сличения приходили к выводу, вполне совпадавшему с указанными выше личными обстоятельствами двух ораторов. Тщательнейший исследователь вопроса Фёмель находить доводы древних критиков совершенно достаточными, и в настоящее время мнение Либания можно считать общепринятым (Vömel, prolegom ad Hegesippi orationem de Halonneso, 1833). Наиболее яркая особенность нашей речи, по сравнению с Филиппинами Демосѳена - почти полное отсутствие паѳоса, находящееся в связи с тем, что личное настроение оратора не отличается здесь ни единством, ни яркостью патриотического чувства, что образ Филиппа, как врага опасного, не обрисовывается соответствующими чертами. Место паѳоса заступает насмешка над противником, проникнуть в намерения которого будто бы не стоит труда, от притязаний которого будто бы легко и оградить себя. Насмешка достигается большею частью подчеркиванием отдельных выражений письма Филиппа с целью яснее изобличить их несоответствие с поступками автора письма, вследствие чего получается впечатление однообразия и повторений, наприм. §§ 16, 28, 35,38. Доводы оратора большею частью мало убедительны: Филиппу вменяется в обязанность не добросовестность противника, но благорасположение друга. Другая общая особенность нашей речи касается формы: оратор старается показать слушателям вероломство Филиппа последовательным разбором отдельных пунктов письма, не останавливаясь особенно ни на одном из них, отсюда дробность изложения, отсутствие внутренней связи между составными частями и размещения предметов сообразно важности их. Выражения, соответствующие нашим: "далее", "потом", "также", "кроме того" и подобные ведут слушателя механически от одного предмета к другому. Построение предложений слишком просто, периоды почти отсутствуют. Нынешнему читателю может казаться, будто наш оратор и Демосѳен имели перед собою две разные аудитории, или будто тот и другой ораторы рассчитывали на сочувствие большинства неодинакового состава в одном п том же народном собрании аѳинян. Так, напр., доводы свои по отдельным пунктам письма оратор повторяет в сжатом виде, прежде чем перейти к следующему пункту. §§ 8, 13, 15, 32. Речь "О Галоннесе" дает нам образчик сравнительно простых бесед аѳинских ораторов с народом, бесед, без которых Демосѳеновские речи были бы, может быть, не доступны многолюдному собранию, а в то же время облегчают оценку достоинств Демосѳеновского красноречия.
В 343 и 342 годах Филипп через послов обращался к аѳинянам с укоризнами за то, что некоторые ораторы их клевещут на него и перед аѳинским народом, и перед прочими эллинами, уличая его в неисполнении данных обещаний и в нарушении мирных условий 346 года. Второе из этих посольств явилось в Аѳины с письмом от Филиппа, которое наш оратор и подвергает разбору. Что помешало оратору обсудить также речи послов Филиппа, очевидно сопровождавшие представления царского письма, остается неизвестным: эта часть обещания оратора (§ 1) осталась даже не затронутой в нашей речи.