Книга 80

Авит, прозванный лже-Антонином, Ассирийцем, Сарданапалом и наконец Tиберином, так как он получил это последнее прозвище после того как его тело было брошено в Тибр, совершил очень прекрасный поступок, едва он закрепил свою власть и вступил в Рим, когда он забыл оскорбительные выражения, которые Макрин написал против него и пренебрег местью. Напротив, одним из самых черных его преступлений был культ Гелиогабала, введенный им в Риме, хотя это был чужеземный бог, которого он почитал как никакого другого, так что даже поместил его выше Юпитера и объявил себя его жрецом по постановлению сената. Он приказал себя обрезать и воздерживался от свинины. Он часто появлялся на публике в одежде сирийских жрецов и был прозван поэтому ассирийцем. Я умолчу о варварских песнях, которые пел Сарданапал с матерью и бабкой в честь Гелиогабала, и о нечестивых жертвоприношениях, которые он ему совершал. Я не скажу о жестокости, с которой он заклал ему детей, о безбожии магического искусства, с которым он ему предавался. Нет также никакой необходимости говорить, что он запер в своем храме живых льва, обезьяну и змею, что он бросил туда отрезанные части человеческих тел, какие именно, приличие не позволяет мне назвать, и что он любил тысячу излишних украшений. Но если я опускаю все эти вещи, я не могу умолчать о сумасбродном воображении, которое побудило его дать жену Гелиогабалу, как если бы этот бог нуждался в жене и в детях. Чтобы у невесты не было ничего низкого ни в рождении, ни в состоянии, он выбрал Уранию Карфагенскую, приказал доставить ее из Карфагена в Рим, поместил во дворце и велел всем подданным империи нести свадебные подарки, словно в брак вступала императрица. Эти подарки были даны охотно в этот раз, но потом потребовали дополнительных. Что касается приданого, то Сарданапал его совсем не хотел и принял только двух золотых львов.
В течение трех лет, девяти месяцев и четырех дней, что он обладал верховной властью, которые считают с битвы, выигранной у Макрина, он показал себя очень развратным, очень несправедливым, очень насильственным и очень жестоким. Евтихиан, который за свои игры и шутовства был прозван Комиком, внезапно был поднят на должность префекта претория, хотя прежде не исполнял никакой другой магистратуры, кроме префекта лагеря. Он был потом консулом три года подряд, чего никогда не произошло ни с кем другим и что должно было считаться несправедливостью века. Первые и главные лица империи, которые не могли одобрить этого свержения порядка и законов, были убиты, одни под пустыми предлогами, другие вообще без какого–либо повода. Валериан Пет был казнен за то, что изготовил маленькие украшения из золота с собственным изображением, в которые наряжались его любовницы. Силий Мессала и Помпоний Басс были обвинены в том, что втайне осуждали поведение Авита. Поэтому в письме сенату он назвал их экзаменаторами своих действий и цензорами всего того, что делалось в его дворце. Басс был еще виновен в другом преступлении, в том, что у него была очень красивая и знатная жена, которая была внучкой Клавдия Севера и Марка Аврелия. Авит потом сочетался с ней браком, не дав ей времени оплакать мужа. Я расскажу теперь о супружествах Авита, о его женах и мужьях и о чудовищных разгулах, которыми он позорил оба пола. Этот император, у которого была забота заключать браки между богами и богинями согласно законам, не держался в пределах допустимых удовольствий, но имел многих женщин, не по нужде, но из желания подражать разврату своих любовников. Он сочетался с Корнелией Паулой, в намерении, как он говорил, стать раньше отцом, хотя не был мужчиной. На праздновании свадьбы он оказал щедрость не только сенату и сословию всадников, но и женам сенаторов. Народу выдали по сто пятьдесят драхм на душу населения, а воинам по двести пятьдесят. Были затем гладиаторские бои, где он присутствовал одетый в пурпурное платье, как на публичных молениях. Было большое количество убитых зверей, и между прочим слон и пятьдесят один тигр, чего еще не бывало совсем. Авит отверг после этого Паулу под предлогом, что у нее было пятно на теле, и в самое явное и постыдное нарушение одного из наиболее святых законов, сочетался с Аквилией Северой, весталкой. Не стыдясь этого кощунства, за которое он заслуживал быть избитым бичом на городской площади, быть брошенным в тюрьму и осужденным на смертную казнь, он короновал ее с беспредельной наглостью, хвастаясь, что у детей, которые родятся от брака, заключенного между великим понтификом и великой весталкой, будет нечто священное и божественное. Он не сохранял ее однако долгое время и вскоре взял другую и наконец снова взял Северу. Чтобы окончить эту тему, скажем, что он вышел замуж в качестве женщины и приказал называть себя госпожой и императрицей. Он сучил шерсть, иногда носил женскую сетку и натирал себе глаза мазью. Он обрил подбородок и устроил из этого праздник, заботился, чтобы на нем не появлялся ни один волосок, чтобы быть более похожим на женщину, и принимал лежа сенаторов, которые приходили его приветствовать. Его мужем был один раб родом из Карии по имени Гиерокл, возница колесниц, возлюбленным которого он стал по случаю, произошедшему от занятия этой профессией. Так как этот Гиерокл рухнул однажды с колесницы к ногам Сарданапала и его каска соскочила с головы из–за жестокости падения, этот государь увидел, что у него совсем не было бороды и была очень светлая шевелюра. Он приказал поднять его, чтобы проводить с ним ночи и возвысил его вскоре настолько, что никто не сомневался, что у него была более абсолютная власть, чем у императора. Его мать, которая была служанкой, доставили в Рим и возвели до уровня матрон, чьи мужья являлись консулами. Некоторые другие получили от него звания и богатства или за то, что поддержали его мятеж против Макрина, или оскорбительным образом насиловали природу. Он же дорожил честью принимать эти оскорбления и хвалился ими как самые бесстыдные куртизанки. Он приказывал, чтобы «муж» плохо обходился с ним, осыпал бранью и избивал настолько жестоко, что иногда у него на лице оставались следы от ударов. Он любил его не со слабым и временным жаром, но постоянной и сильной страстью, так что вместо того, чтобы сердиться на дурное обращение с его стороны, относился к нему еще нежнее. У него было намерение дать ему наиболее несомненное доказательство своей привязанности, которое состояло в том, чтобы объявить его Цезарем, и он даже угрожал своей бабке, которая его от этого отклоняла, и подвергся ненависти со стороны воинов. Мы увидим, насколько сумасбродство и звериность этой страсти стали для него гибельны.
Аврелий Зотик родом из Смирны и по прозвищу Повар из–за ремесла его отца оказался страстно любим и потом ненавидим лже-Антонином. Он превосходил других атлетов красивым видом, сильным телом и величиной пениса. Когда эти преимущества были обнаружены теми, у кого было поручение от императора производить точный розыск тех, кого природа одарила этими «качествами» щедрее, чем других, он был похищен в середине боев и доставлен в Рим по крайней мере со столь же великолепной помпой как Авгар в господство Севера или Тиридат в царствование Нерона. Он был объявлен камергером прежде чем его увидел Сарданапал, и введен во дворец при свете бесконечного множества факелов. Как только этот нечестивый государь заметил его, он подбежал к нему с раскрасневшимся лицом, и когда Зотик, приветствуя его, назвал господином и императором согласно обычаю, он ответил ему, повернув голову с видом, полным жеманства как женщина и бросая на него похотливые взгляды: «Не называй меня господином, так как я — госпожа». Он тотчас повел его купаться с собой и найдя, что он выглядит так, как ему и описывали, ужинал в его объятиях словно любовница. Но Гиерокл, опасаясь, что Зотик возьмет более абсолютную власть чем он над душой Сарданапала и затем причинит ему зло вследствие ревности согласно привычке среди соперников, ловко подсунул ему через виночерпиев, своих друзей, напиток, который настолько ослабил ему нервы, что обездвижил его на всю ночь: из ненависти за это он впал в немилость, был лишен всех подарков, которые он уже получил, и изгнан из дворца, из Рима и из Италии. Однако это нерасположение спасло ему жизнь.
Он водил колесницы, одетый в зеленую одежду, и часто ездил у себя во дворце. У него были в качестве судей на боях первые лица империи, префекты претория, его бабка, мать, знатные матроны, самые значительные сенаторы и Лев, правитель Рима. Все видели его на колеснице, когда гнал вел лошадей, затем он требовал от них золотых монет в награду за свою ловкость, как делал бы обычный боец, и наконец спускался, чтобы приласкать воинов. Он не довольствовался вождением колесниц. Еще он плясал, и не только в театре, но и в шествии, принося жертву и приветствуя тех, кто представлялся перед ним, и обращаясь к ним с речью.
Есть ли нужда сообщать имена всех тех, кого он умертвил без всякого повода, так как он не пощадил даже лучших друзей, чьих мудрых и здравых упреков он не мог вынести. Нет никого, кто бы составил или выслушал рассказ об отвратительных мерзостях, которые он претерпел или совершил над своим телом. Были другие разгулы, которым он предавался настолько публично, что их нельзя никоим образом скрыть. Он входил ночью в харчевни, надевал парики и исполнял работу кабатчика. Он шел в места проституции, прогонял оттуда «работниц» и погружался в самое низкое сладострастие, заменяя их. Наконец он предназначил для невоздержанности покои своего дворца, на пороге которого он стоял совсем голый по примеру куртизанок, и дергая занавес с золотыми кольцами, зазывал прохожих нежным и женственным тоном. Он имел других людей, предназначенных для того же применения, которым он пользовался для поиска лиц, чье бесстыдство могло ему дать удовольствие. Он вытягивал деньги из соучастников своих разгулов и гордился этой бесчестной прибылью. Когда он был с компаньонами своих излишеств, он хвастался тем, что имел большее число любовниц, чем они, и тем, что накопил больше денег. Правда также, что он требовал их без различия от всех тех, с кем он проституировал. Был там один между прочим роста настолько выгодного, что он хотел за это сделать его Цезарем.
Сарданапал получил вскоре кару, вызванную его преступлениями, и был убит в лагере воинами, в среде которых, как бы он их ни привлекал, его нечестивые излишества и чудовищная проституции сделали его абсолютно невыносимым. Вот как он был отнят у мира. Он ввел в сенат Бассиана, своего двоюродного брата, и усыновил его, имея Месу и Соэмиду по бокам. Он начал после этого хвастаться счастьем иметь сына более взрослого чем он сам и открыто говорил, что у него совсем нет потребности в других детях, чтобы устраивать свой дом и что это Гелиогабал приказал ему усыновить последнего и назвать Александром. Что касается меня, то я нисколько не сомневаюсь, что это усыновление произошло по тайному приказу неба и убеждает меня в этом не то, о чем я сообщил только что (что он бахвалился пустой славой по этому поводу), но предсказание, которое ему было сделано, что у него будет в качестве преемника Александр из Эмесы, и с другой стороны, необычайное происшествие, произошедшее в Верхней Мезии и во Фракии. Я расскажу об этом в немногих словах. Дух, который взял имя, лицо и экипировку Александра Македонского, появился я уж знаю как в окрестностях Дуная, и промчался через Азию и Фракию в сопровождении четырехсот людей, которые несли ветви деревьев в руках, никому не причиняя зла. Все те, кто был тогда во Фракии, утверждали, что его снабжали жильем и продовольствием и что не было ни претора, ни солдата, ни прокуратора, ни правителя, которые рискнули бы противиться его проходу. Он шел беспрерывно днем как в триумфе, достиг, как было предсказано, Византия и пошел оттуда на территорию Халкедона, где когда жрец совершил ночные священнодействия и закопал деревянного коня, он исчез. Я узнал все это в Азии, прежде чем кто–либо осведомился о том, что произошло в Риме относительно Бассиана.
Сарданапал удерживался во владении суверенной властью, пока он сохранял дружбу с Александром, своим кузеном. Но долго он ее не сохранял и искал средства избавиться от него, как только стал подозревать его и увидел, что тот приобретает всеобщую любовь. Между тем он не мог навредить Александру, как бы ни хотел, потому что его мать, бабка и воины денно и нощно заботились о его безопасности. Как только стражи обнаружили намерения Сарданапала, они возбудили бунт, который был успокоен только с большим трудом. Когда Сарданапал и Александр вошли оба в лагерь, первый стал изъявлять глубокую покорность по отношению к воинам, которые требовали, чтобы им выдали компаньонов его разгулов, чтобы их покарать их так, как они заслужили. Он просил у них пощады для Гиерокла с воплями и слезами, которые вызывали жалость. «Какой бы он ни был», говорил он, «умоляю вас спасти ему жизнь и убить скорее меня вместо него». Наконец он смягчил их своими просьбами и ушел на этот раз от их гнева. Даже бабка ненавидела его за избыточное распутство и ущербность его рождения, зато любила Александра как истинного отпрыска фамилии Антонина. Сарданапал вскоре расставил новую ловушку Александру и тем подал повод новому бунту войск. Когда эти два государя были вместе в лагере, и обе принцессы, их матери, спорили с крайним жаром, стараясь привести в раздражение воинов и возбудить их гнев, Сарданапал заметил, что за ним наблюдали и готовились его арестовать в намерении умертвить. Он попытался тотчас ускользнуть, спрятавшись в ящик, и почти улизнул, но был схвачен и убит в возрасте восемнадцати лет. Его мать, которая держала его в объятиях, была убита вместе с ним. Их головы были отрублены, тела раздели и волокли по всему городу. Затем Сарданапал был брошен в Тибр, а труп его матери в другое место. Многие другие были казнены вместе с ними, в том числе Гиерокл, префекты претория и Аврелий Евбул. Последний происходил из Эмесы, ведал фиском и погубил за этим занятием большое количество частных лиц, из ненависти к чему он был разорван на куски солдатами. Фульвий, префект Рима, также был убит. Евтихиан, прозванный Комиком, последовал за ним. Бог Гелиогабал был изгнан из Рима. Вот каким был конец Тиберина. Все, которые принимали участие в его фаворах и распутствах, были погребены в его руинах за исключением одного.
Заметили в то время необычайные чудеса в Риме. Самое удивительное было то, что произошло с Изидой, алтарь которой подпирается собакой, так как статуя богини повернула лицо в другую сторону.
Как только Тиберин был отнят у мира, Александр овладел империей и оставил управление ею Домицию Ульпиану, префекту претория. Впрочем, я хочу предупредить тех, кто возьмет труд меня читать, что я не смог впоследствии соблюсти ту же точность, которой я придерживался вначале, потому что я почти всегда отсутствовал в Риме в последние годы. Эти частые перемены жилища препятствовали мне так же точно, как я хотел бы, сообщать детали дел, поэтому я расскажу в немногих словах о том, что произошло до моего второго консульства. Ульпиан уничтожил большое количество злоупотреблений, которые проникли в господство Сарданапала. Но он же приказал убить Флавиана и Хереста, однако вскоре был убит сам ночью вследствие заговора преторианцев, хотя он укрылся во дворце и умолял о защите императора и его мать. Перед этой кровавой казнью вспыхнуло по очень легкому поводу настолько яростное разногласие между народом и преторианцами, что они бились в течение трех дней, и многие с каждой стороны остались лежать мертвыми на месте. Когда воины проиграли борьбу, они подожгли дома, и народ, опасаясь, что весь город сгорит, заключил с ними соглашение. Эпагат, который стал причиной смерти Ульпиана, был послан в Испанию в качестве правителя из опасения, что если ему устроят в Риме процесс и осудят на смертную казнь, то исполнение приговора возбудит бунт. Впрочем, некоторое время спустя он был доставлен на Крит, где его осудили и казнили. Происходили в то же самое время различные восстания, и некоторые из них внушали беспокойство за свои последствия, но вскоре прекратились. Движения в Месопотамии были ужаснее и навели больший страх не только на Рим, но и на провинции. Артаксеркс, царь персов, победив парфян в трех сражениях и убив их царя Артабана, вступил в Армению, откуда он был изгнан жителями страны, мидийцами и сыновьями Артабана, если не верить тому, как уверяют некоторые, что он удалился сам в намерении произвести новые наборы и накопить подкрепления. Наконец, он сделался зловещим как множеством войск, которыми он наводнил Месопотамию и Сирию, так и своими угрозами снова забрать страну, которая простиралась до греческого моря и некогда была персидской. Это не значило однако, что его мощь была так значительна, что казалась непобедимой. Дело в том, что наши солдаты пребывали в настолько худом положении, что дезертировали и вступали в персидские войска, а те, кто оставался в нашем лагере, отказывались служить. Бывшие же в Месопотамии вели себя с настолько необузданным своеволием и чудовищной безнаказанностью, что убили Флавия Гераклеона, своего командира. Со своей стороны преторианцы имели наглость подавать жалобы против меня, как и против Ульпиана, с обвинениями в том, что я установил слишком строгую дисциплину среди паннонских войск, что заставило их опасаться, как бы и их не обязали к тому же повиновению. Но Александр, не обращая внимания на их речи, оказал мне честь, назначив во второй раз консулом и избрав в качестве своего коллеги, притом взяв на себя все сопряженные с этим званием расходы. Когда я увидел, что его выбор весьма не по душе преторианцам и испугался, что они даже убьют меня при исполнении магистратуры, император приказал мне провести этот год в Италии. Когда он окончился, я возвратился к себе в Кампанию и появился среди воинов уже без всякого опасения.

конец.