Книга Первая

1. Галлия вся делится на три части: в одной живут Белги, в другой Аквитаны, а в третьей Кельты, как они по-своему себя называют, а по нашему Галлы. Эти три народа существенно различаются друг от друга наречием, нравами и законами. Река Гаронна служит границею между Галлами и Аквитанами, а от Белгов Галлы отделены реками Марною и Сеною. Из этих трех народов храбростью отличаются преимущественно Белги; причина та, что, по отдаленности их от Римской провинции, они чужды влияния ее образованности; купцы весьма редко проникают к ним, внося то, что служит в изнеженности нравов. Притом же они самые ближайшие соседи Германцев, живущих по ту сторону Рейна, и с ними в постоянной войне. По той же причине и Гельветы превосходят доблестью остальных Галлов; почти ежедневно имеют они стычки с Германцами, иди отражая их от собственных пределов, или внося войну в их земли. Область собственно так называемых Галлов начинается от реки Роны, окаймлена рекою Гаронною, океаном и областью Белгов; со стороны Секвавов и Гельветов она достигает реки Рейна, имея наибольшее протяжение по направлению к северу. Область Белгов, начинаясь с самого отдаленного конца области Галлов, касается нижней части течения реки Рейна, имея протяжение к северу и востоку. Аквитавия от реки Гаронны простирается к Пиренейским горам и к части океана, омывающей берега Испании, и расположена на север и запад.
2. У Гельветов самим знатным и богатым был некто Оргеторикс. В консульство М. Мессалы и М. Пизона он, желая сделаться единовластителем над своими соотечественниками, составил заговор с дворянством - убедить их со всем войском выйти из пределов отечества, представляя им завоевание всей Галлии весьма легким, по их храбрости, которою они превосходят всех других - предприятием. Убеждения его тем более имели силы, что природа как бы сама заключила Гельветов в тесных рубежах: с одной стороны область Гельветов отделяется от Германцев весьма широкою и глубокою рекою Рейном, а с другой стороны от Секванов крутыми горами Юры. Далее озеро Леман и река Рона служат границею Гельвеции от нашей провинции. Таким образом Гельветы не могли свободно ни расходиться по сторонам, ни делать нападения на соседей как бы хотели, что было им, при страстной охоте к войне, крайне прискорбно. Область свою они считали тесною для многочисленного, жившего в вей, населения, и несоответственною приобретенной ими славе о храбрости; в длину она простиралась на 240, а в ширину на 180 миль (тысяч шагов).
3. Понуждаемые такими обстоятельствами и уступая влиянию Оргеторикса, Гельветы определили устроить все, что следует к походу, скупить как можно более телег и вьючных животных, произвести посевы как можно в большем размере, чтобы заготовить потребное количество хлеба на дорогу, скрепить узы дружбы и приязни с соседними народами. Они постановили законом - в течение двух лет изготовить все что нужно, а на третий год выступить в поход. Приведение в исполнение всего этого поручено Оргеториксу. Он, отправившись послом в соседние государства, на пути убеждает Кастика, сына Катаманталедова, Секвана, присвоить над соотечественниками царскую власть, которою пользовался его отец в продолжении многих лет, быв от сената и народа римского назван другом и союзником. Также убедил он Эдуя Думнорига, Дивитиакова брата, который в это время занимал высшее место управления и пользовался наибольшею любовью простого народа, - домогаться верховной власти; ему он отдал дочь свою в замужество. Оргеторикс выставил им план этот весьма удобоисполнимым, тем более что он сам готовился присвоить верховную власть над своими соотечественниками. Не было подвержено сомнению, что Гельветы изо всех народов Галлии самый могущественный; их войсками и средствами Оргеторикс обещал поддержать попытки своих друзей к достижению верховной власти. Вняв его убеждениям, они скрепили союз свой общими клятвами и льстили себя надеждою, что, присвоив себе царскую власть над тремя сильнейшими и могущественнейшими народами Галлии, они без труда овладеют и всею Галлиею.
4. Гельветам донесено было об этих замыслах Оргеторикса; они, по заведенному обычаю, заключили его в оковы и приказали ему оправдаться; в случае, если бы он не успел доказать свою невинность, его по закону надлежало сжечь. В день, назначенный для суда, Оргеторикс велел собраться к месту судилища всем своим сродникам, а было их не менее десяти тысяч; сюда же присоединились клиенты его и должники, которых также было не малое количество. С помощью их, Оргеториксу удалось избавиться от оков и от необходимости оправдываться. Между тем как граждане, в негодовании на такой поступок, хотели оружием защищать свои права, и этой этою целью правительство собирало вооруженных поселян, Оргеторикс скоропостижно умер, не без подозрения, как полагали Гельветы, что он сам себе причинил смерть.
5. Несмотря на кончину Оргеторикса, Гельветы не оставляют своего замысла и усиливаются покинуть страну свою. Когда они сочли себя достаточно приготовленными и снаряженными к походу, то они предали огню все свои города, в числе двенадцати, сел до четырех сот и вообще все частные строения; равным образом они истребили весь хлеб, какой не могли с собою взять; все это они делали с той целью, чтобы отнять всякую надежду на возвращение и тем с большею готовностью выносить труды и опасности; каждому приказано было взять с собою съестных припасов на три месяца. Уступая убеждениям Гельветов, Раураки, Тулинги и Латобриги, их соседи, присоединились к ним и, также предав огню свои жилища, отправились в поход вместе с вами. Бойи, которые жили по ту сторону Рейна, перешли в область Норическую и заняли Нореию; они заключили союз с Гельветами и присоединились к ним.
6. Гельветам, для выхода из их страны, предстояло избрать которую-нибудь из двух дорог. Одна шла чрез землю Секвавов, между горою Юрою и рекою Роною; она представляла много затруднений и до того узка, что с трудом могла проехать по ней одна телега; над нею возвышалась чрезвычайно крутая гора, так что здесь немногочисленный отряд мог остановить сильное войско. Другая дорога, много легче и удобнее, пролегала чрез нашу провинцию, так как Рона, отделяющая землю Гельветов от Аллоброгов, недавно покоренных нами, в некоторых местах может быть переходима вброд. Самый пограничный и ближайший к земле Гельветов город Аллоброгов есть - Женева; тут находится мост на Роне, ведущий к Гельветам. Они не сомневались или привлечь на свою сторону Аллоброгов, еще так недавно покоренных Римлянами и потому не совсем к ним расположенных, или силою принудить - пропустить их чрез свою область. Приготовив все к походу, Гельветы назначили день, в который все должны были собраться к берегам Роны; то было 5-ое число перед апрельскими календами, в консульство Л. Пизова и А. Габиния.
7. Цезарь, получив известие, что Гельветы намереваются проложить себе путь через нашу провинцию, поспешил оставить Рим, и как можно более ускоренными переходами прибыл в дальнюю Галлию и в Женеву. В провинции приказал он произвести самый усиленный набор (во всей дальней Галлии находился только один легион). Мост на Роне в Женеве Цезарь велел сломать. Гельветы, узнав о его прибытии, отправили к нему послов, именитых людей; во главе посольства стояли Намей и Верудоктий. Они сказали Цезарю: "намереваются они пройти Римскую провинцию не делая никакого вреда, а по необходимости, не имея иного пути из своей страны, и просят на этот предмет его дозволения". Цезарь, припоминая, как Гельветы убили консула Л. Кассия, войска его поразили и обезоружили, не счел благоразумным дозволить им просимое. Зная враждебное расположение Гельветов, трудно было предполагать. чтобы они, в случае движения через Римскую провинцию, удержались от грабежа и неприязненных действий. Впрочем, желая выиграть время и дать собраться войску, Цезарь отвечал Гельветам, что "ему нужно время на размышление, и что ответ его они получать в апрельские иды."
8. Между тем Цезарь с помощию легиона, с ним находившегося, и воинов, набранных в провинции, провел вал на десять миль протяжения от озера Лемана, чрез которое проходит Рона, до горы Юры, служащей границею Гельветов от Секвавов; в вышину этот вал имел шестнадцать футов и при нем был еще ров. По окончании работ, Цезарь расположил войска по укреплениям, готовый, в случае покушения Гельветов насильственно проложить себе дорогу, отразить их. Когда в назначенный день послы Гельветов прибыли за ответом, Цезарь дал им следующий: "Не в обычае народа римского чрез свои области пропускать вооруженных, и потому он не согласен дозволить им путь чрез провинцию; если же они вздумают действовать силою, то он будет отражать ее." Гельветы пытались было силою, одни на судах и плотах, собранных ими в большом числе, а другие вброд, где дозволяла малая глубина Роны, проложить себе дорогу, то днем, то ночью возобновляя свои попытки; но все они были безуспешны; воины римские из укреплений осыпали их стрелами, и вынудили наконец отказаться от этого предприятия.
9. Оставалась еще дорога через землю Секванов, но по ней, вследствие теснин, без согласия Севканов, невозможно было пройти. Так как просьбы Гельветов о дозволении им пройти оставались бесполезными, то они отправили послов к Думнориксу Эдую с просьбою - посредничеством своим испросить у Секванов требуемое дозволение. Думнорикс пользовался большим расположением и влиянием у Секванов; притом он был в дружественных связях и с Гельветами, как потому, что за ним была дочь Оргеторикса, так и потому, что, пылая честолюбием и добиваясь верховной власти, он старался задобрить в свою пользу как можно больше союзников. Вследствие этого он охотно взялся исполнить желание Гельветов, и успел уговорить Секванов пропустить их по своей земле. Оба народа скрепили свой союз клятвами и взятием заложников с обеих сторон. Секваны ручались, что пропустят Гельветов по своей земле, а Гельветы, что они, во время пути, не сделают никакого вреда.
10. Цезарю донесено, что Гельветы намереваются по землям Секванов и Эдуев пройти в область Сантонов, а она была недалеко от земель нашего города провинции - Тулузы. Цезарь понимал, в случае удачи этого предприятия, всю опасность соседства воинственного и неприязненного нам народа для плодородных и открытых природою наших земель в провинции. Вследствие этого соображения, Цезарь поручает сделанное им укрепление легату Т. Лабиену, сам поспешно едет в Италию, набирает там два легиона, берет с собою три, которые были расположены на зимних квартирах около Аквилеи, и с пятью легионами поспешает в дальнюю Галлию ближайшим путем через Альпы. Здесь Центроны, Граиоцелы и Катуриги, заняв высоты, хотели-было остановить движение нашего войска. После многих с ними схваток, в которых Римляне имели верх, Цезарь из Оцела, города, стоящего на краю ближней провинции, на седьмой день прибыл в область Воконтов в дальней провинции. Оттуда Цезарь прошел в область Аллоброгов, а от них в землю Сегузианов, Они первые живут по ту сторону Роны вне провинции.
11. Между тем войско Гельветов уже прошло теснины и землю Секванов, проникло в землю Эдуев и опустошало ее. Эдуи, не будучи в состоянии защищать себя и имущества от них, отправили послов к Цезарю с просьбою о помощи, выставляя ему свои заслуги на вид, что они вели всегда себя в отношении к народу римскому так дружелюбно, что не следовало бы римскому войску смотреть равнодушно на то, как поля их опустошаются, дети уводятся в рабство, а города подвергаются опасности быть взятыми. В то же время, что и Эдуи, Амбарры, племя, связанное узами родства с Эдуями, дают знать Цезарю, что поля их опустошены, и что самые города свои они с трудом могут отстоять от нападения Гельветов. Аллоброги, имевшие дома и поседения по ту сторону Роны, спаслись бегством к Цезарю, жалуясь, что у них ничего не осталось, кроме одной обнаженной земли. Вследствие всего этого Цезарь решился не дожидаться, чтобы Гельветы, разорив до конца наших союзников, прибыли в землю Сантонов.
12. По границе Эдуев и Секванов течет река Арар, (ныне Саона), впадающая в Рону. Течение ее до того медленно, что трудно узнать, смотря на нее, в какую сторону она имеет движение. Через эту реку переправлялись Гельветы на плотах и паромах. Лазутчики дали знать Цезарю, что три части войска Гельветов переправились через реку Арар, а четвертая осталась еще на этой стороне. Тогда Цезарь с третьей стражи ночи выступил из лагеря с тремя легионами и достиг той части войска Гельветов, которая еще не успела перейти реку. Те были застигнуты врасплох и не ожидали нападения, а потому большая часть их пала. Остальные бежали и скрылись в соседних лесах. Разбитые Гельветы принадлежали к Тигуринскому племени; вся же Гельвеция делится на четыре племени. Тигуринцы, оставив раз свои пределы, на памяти отцов наших, убили консула Л. Кассия, и послали под ярмо римское войско. Таким образом - случай ли, воля ли богов бессмертных - определили, что та же часть Гельветов, которая нанесла народу римскому великий вред, первая понесла за то возмездие. В этом случае Цезарь был мстителем и за отечество, и за себя. Тигуринцы в том же сражении, где убили консула Кассия, убили и легата Л. Пизона, деда тестя Цезарева Л. Пизова.
13. После этого сражения Цезарь, с целью настичь остальные войска Гельветов, приказал навесть мост на Араре и перевел свое войско. Гельветы были поражены внезапным прибытием Цезаря, никак не ожидая, чтобы он в один день совершил ту переправу, на которую они употребили, и то с величайшими усилиями, 20 дней, и отправили посольство к Цезарю. Во главе посольства был Дивикон, тот самый, который начальствовал Гельветами во время военных действий с Кассием. Дивикон говорил Цезарю следующее: "Буде народ римский заключит мир с Гельветами, они изъявляют готовность идти туда и жить там, где им укажет Цезарь. Если же хотят их преследовать войною, то пусть вспомнят и о старинной невзгоде народа римского и о прежней доблести Гельветов. Если Цезарь врасплох напал на часть их войска, отделенную от прочего рекою и потому не получившую помощи, и разбил ее, то пусть он этим не гордится и не приписывает своей доблести или недостатку мужества их. Они от предков получили завет - сражаться открытою силою и рассчитывать более на мужество, чем на военные хитрости. А потому берегся бы Цезарь, как бы то место, на котором они расположены, не ознаменовалось в памяти веков новым бедствием народа римского и гибелью его войска".
14. Цезарь ему отвечал так: "Пусть они нисколько не сомневаются, что он очень хорошо помнит событие, на которое намекают Гельветы; оно тем прискорбнее для него, что вины народа римского в нем не было никакой, разве в том, что он, не сознавая ничего за собою, не взял мер осторожности, не сделав ничего, за что бы можно было опасаться, и не желая показать чувство страха без причины. Но если бы он и желал предать забвению давнишнюю обиду, может ли он забыть их недавние оскорбления, - то, как они насильственно хотели проложить себе путь через Римскую провинцию, - то, что они разорили земли Эдуев, Амбарров и Аллоброгов? А если они так кичливо превозносят свои победы и хвалятся безнаказанностью своих злодейств, то все это ведет к одному. Боги бессмертные, намереваясь наказать людей за их преступления, чтобы чувствительнее сделать кару внезапным переходом от благополучия к несчастию, долго медлят возмездием и даже посылают успех нечестивым. Как бы то ни было, если они, в доказательство чистосердечия своих намерений, дадут заложников и если вознаградят Эдуев и их союзников, а равно и Аддоброгов за нанесенный ими вред, то он согласен заключить с ними мир". Дивикон отвечал: "Гельветы следуют завету предков своих - брать заложников, а не давать их; народ римский на себе испытал это".
15. Дав такой ответ, Дивикон удалился. На другой день Гельветы сняли лагерь с прежнего места. Также поступил и Цезарь; он всю свою конницу, собранную в провинции, у Эдуев и их союзников, в числе 4 т. ч., послал вперед узнать, в какую сторону двинется неприятель. Наши всадники, с жаром преследуя задние ряды неприятеля, в неудобном месте схватились с Гельветами и немного наших пало. Гельветы еще более возгордились этим успехом, отразив пятьюстами всадников многочисленную нашу конницу, и перешли к наступлению, по временам из задних рядов нападая на наших. Цезарь не допускал своих до решительного боя, довольствуясь наблюдать за движениями неприятеля и не давать ему опустошать край. Таким образом оба войска, Гельветов и наше, двигались одно за другим, так что между задними рядами неприятеля и нашими передовыми было расстояние не более 5-ти или 6-ти миль.
16. Между тем Цезарь ежедневно требовал от Эдуев провианту, который они целым обществом обещались выставить. По случаю холодов, так как Галлия имеет климат суровый по своему северному положению, не только хлеб на полях еще не созрел, но самые пастбища были еще весьма недостаточны. Пользоваться хлебом, подвезенным на судах по реке Арару, Цезарь не мог, так как Гельветы, от преследования которых он не хотел отстать, удалились от берегов Арара. Эдуи все откладывали со дня на день, говоря, что провиант собирают. Цезарь, видя, как много времени прошло в проволочках и что день раздачи хлеба воинам приближается, созвал главных из Эдуев; много их находилось в римском лагере. Тут были Дивитиакон и Лискон, - этот последний исправлял верховную у Эдуев должность вергобрета, избираемого на один год, и пользующегося правом жизни и смерти над согражданами. Цезарь стал их сильно винить, что они, при столь крайних обстоятельствах, в виду неприятеля, когда невозможно ни купить хлеба, ни найти его в полях, оставляют его, вопреки обещанию, без всякой помощи, и это с их стороны тем не простительнее, что война начата главным образом по их же просьбе, и потому содействие их тем необходимее.
17. Тогда Лискон, вынужденный речью Цезаря, решился высказать то, что до того времени умалчивал; он говорил: "Есть люди, имеющие, не смотря на свое частное положение, по своему влиянию на простой народ, более силы, чем самые начальники. Они-то своими возмутительными и бессовестными речами удерживают большинство выставить, сообразно обещанию, хлеб. Видя, что они сами не в силах присвоить себе господство над Галлиею, хотят, чтобы оно скорее принадлежало их же соотечественникам Галлам, чем Римлянам. А не подлежит сомнению, что если только Римляне победят Гельветов, то они отнимут вольность у всех Галлов вообще, и в том числе и у Эдуев. Эти-то злонамеренные люди переносят врагам все наши намерения и все, что делается в нашем лагере. Положить этому конец не в его власти. Цезарю самому не безызвестно, что только крайняя необходимость заставила его высказать все это, в притом с величайшею для себя опасностью, - почему он и молчал покуда мог".
18. Цезарь понял, что Лискон в своей речи намекал на Думнорикса, Дивитиакова брата; но, не желая до времени перед многими раскрывать этого дела, он поспешно распустил собрание, а Лискона удержал при себе. Тот смелее в свободнее один на один подтвердил то, что говорил при всех. Тайно старался разузнать об этом Цезарь и от других, и все подтвердило истину слов Лискона. Думнорикс, человек предприимчивый и смелый, снискал любовь народа своею щедростью, и честолюбию его не было границ. В течение многих лет за ничтожную плату имел он на откупе дорожные и другие сборы у Эдуев, в никто не смел идти против него на торгах. Из этого источника он составил себе большое состояние, и вместе извлекал средства к господству подкупом и щедростью. На свой счет содержал он большой отряд конницы и имел его всегда при себе. Не довольствуясь влиянием у своих соотечественников, он всячески старался распространить его и на соседние народы; с этою целью он выдал мать свою за одного из первых по роду и могуществу лиц у Битуригов; жена его была из племени Гельветов. Сестру свою по матери и других родственниц он повыдавал замуж в другие соседственные города. Самые узы родства заставляют его желать успеха Гельветам. Ненавидит же он от всей души Римлян за то, что с их прибытием его влияние начало слабеть, и брат его Дивитиакон получил прежнюю степень чести и значения. Думнорикс питал себя надеждою, в случае поражения Римлян при содействия Гельветов, присвоить себе власть царскую. При господстве же Римлян он опасается не только за свои честолюбивые замыслы, но боится утратить в то влияние, которым теперь пользуется". В этих расспросах Цезарь узнал, что "в недавней неудачной стычке нашей конницы Думнорикс с своим отрядом первый обратился в бегство (а Думнорикс был начальником вспомогательного отряда конницы, присланного Эдуями Цезарю), и тем произвел робость и замешательство во всех".
19. Разузнав все это, Цезарь имел в виду многие обстоятельства, сомнению не подверженные, как то: что Думнорикс доставил Гельветам свободный проход через землю Секванов, что при его посредничестве они дали друг другу заложников, что все это совершено им не только без ведома его, Цезаря, и государства, но и сам народ Эдуев об этом не знал ничего, в чем свидетельствовали его власти. По всему этому Цезарь видел необходимость или самому принять меры против Думнорикса, или предать его суду его соотечественников. При этом его затрудняло одно обстоятельство: брат Думнорикса - Дивитиак отличался величайшею преданностью к народу римскому, большим расположением к Цезарю, умеренностью, справедливостью, постоянством и верностью в слове. А потому Цезарь боялся оскорбить его казнью брата. Итак, не приступая к решительным действиям, Цезарь призвал к себе Дивитиака. Он стал с ним говорить не через посредство всегдашних переводчиков, но чрез К. Валерия Процилла - первое лицо в провинции Галльской, приближенное к нему, Цезарю, и пользовавшееся его полным доверием. Тут Цезарь объявил Дивитиаку, что, в его присутствии, на совете галльских начальников, было говорено о его брате, и что потом он узнал из частных расспросов разных лиц. В заключение, Цезарь убеждает и просит Дивитиака не обижаться, если он, Цезарь, исследовав обстоятельства дела, присудит его брата к заслуженному наказанию или сам, или предоставит его суду его соотечественников.
20. Дивитиак, обливаясь слезами, обняв Цезаря, умоляет его "не быть слишком строгим к его брату; что все обвинения на него, к несчастию, слишком справедливы; что это никого так не оскорбляет до души, как его, Дивитиака; что в то время, когда он, Дивитиак, пользовался честью и уважением не только соотечественников, но и всей Галлии, брат его был еще слишком молод и не пользовался никаким значением; что, будучи всем обязан ему, Дивитиаку, он всеми средствами старался не только уничтожить его влияние, но и погубить его; тем не менее он, Дивитиак, дорожит чувством любви братской и уважением соотечественников. Если Цезарь поступит с Думнориксом строго, то каждый, видя. каким уважением пользуется у него Дивитиак, подумает, что не без его участия так поступлено, и таким образом он, Дивитиак, сделается предметом негодования всей Галлии". Долго со слезами умолял об этом Дивитиак Цезаря. Тот, взяв его правую руку, просит его успокоиться и не молить его более, уверяя его, что он так его любит, что из расположения к нему готов забыть обиду свою личную и отечества. Послали за Думнориксом, и Цезарь при его брате выставляет ему на вид все его вины, как собственные его, так и обвинения его сограждан; убеждает не подавать в будущем повода к подозрениям, а прошедшее его он соглашается предать забвению из расположения к брату его, Дивитиаку. Тем не менее к Думнориксу назначена стража, так что все его действия и слово должны были быть известны Цезарю.
21. В тот же день передовые разъезды дали знать Цезарю. что неприятель расположился лагерем у подошвы горы, милях в восьми от римского лагеря. Тотчас Цезарь послал осмотреть эту гору и узнать, удобен ли на нее всход. Оказалось, что он незатруднителен. С третьей стражи ночи Цезарь велит своему легату, правившему должность претора, Т. Лабиену, с двумя легионами занять вершину горы; в проводники ему даны те, которые были посланы для осмотра горы; ему Цезарь открыл свой план действия. В четвертую стражу ночи с остальным войском Цезарь двинулся к неприятелю тем же путем, по которому он шел, отправив впереди себя всю конницу. Вперед послал с лазутчиками П. Консидия, пользовавшегося славою опытности в военном искусстве, которое он изучил сначала в войске Л. Суллы, а потом в войске М. Красса.
22. На рассвете вершина горы была занята Т. Лабиеном, и Цезарь с войском от неприятельского лагеря находился в расстоянии не более полуторы мили. Как в последствии узнал он от пленных, Гельветы ничего не знали еще о приближении Лабиена и его самого. Вдруг Консидий поспешно подскакал к Цезарю и сказал ему, что гора, которую приказано было занять Лабиену, в руках Галлов; что он безошибочно узнал их вооружение и значки. Цезарь отвел свои войска, на, находившийся по соседству, холм и стал располагать их в боевой порядок. Лабиен, следуя приказанию Цезаря - не прежде вступать в битву с неприятелем. как когда войско самого Цезаря будет близ его лагеря, для того чтобы нападение было дружно и одновременно, заняв вершину горы, поджидал движения наших и стоял спокойно. Уже много дня прошло, когда Цезарь узнал от лазутчиков, что гора находится в нашей власти и что Гельветы сняли лагерь. Консидий же, пораженный страхом, донес Цезарю то, чего он и видеть не ног. Цезарь пошел за неприятелем, в том же расстоянии как и прежде, и расположился лагерем в 3-х милях от лагеря Гельветов.
23. На другой день Цезарь, видя, что остается только два дня до срока, назначенного для раздачи хлеба воинам, и что город Бибракт, один из важнейших и богатейших городов земли Эдуев, находится в расстоянии не более 18-ти миль, решился запастись провиантом, и с этою целью двинулся к Бибракту. Беглецы из отряда Л. Емилия, десятского Галльской конницы, дали звать неприятелю о новом движении Цезаря. Гельветы полагали, что Римляне удалились от них по чувству робости, тем более, что они, накануне заняв гору, не решились вступить в сражение; с другой стороны они надеялись может-быть воспрепятствовать римскому войску снабдиться провиантом. Как бы то ни было, но Гельветы, изменив свои намерения и направление пути, двинулись вслед за Цезарем, по временам нападая на задние ряды его войска.
24. Видя это, Цезарь завял соседнюю возвышенность своими войсками, а всю конницу выслал вперед остановить натиск неприятеля. Между тем, устраивая боевой порядок в три линии, Цезарь в первой, по середине холма, поместил четыре легиона старых, опытных воинов; сзади же их, на самой вершине холма, поставил он два легиона, недавно набранные им в ближней Галлии, и все вспомогательные войска. Таким образом весь холм был наполнен воинами; тяжести все Цезарь велел снести в одно место на вершине холма и его велел укрепить тем, которые находились в самой верхней линии. Гельветы, шедшие со всеми своими повозками, также собирают их в одно место; сами же, сплошною массою отразив нашу конницу и свернувшись в колонну, бросаются на нашу передовую линию.
25. Цезарь спешился сам и, велев всему войску оставить коней, чтобы, уравнять опасность всех, отнять надежду на бегство, краткою речью ободрил своих и дал знак к битве. Наши воины осыпали сверху неприятеля стрелами и тем бросили замешательство в его ряды; заметив это, извлекши мечи, они бросились на врагов. Галлы терпели большое затруднение в бою, оттого что наши стрелы вонзались в их щиты и, загнувшись там, не могли легко быть вынуты и обременяли тяжестью левую руку до того, что многие Галлы, чтобы ловчее сражаться, вовсе бросали щиты и бились ничем не прикрытые. Получив много ран, утомленные боем, неприятели стали отступать, и удалились было на гору в миле расстояния. Между тем как они занимали гору, а наши их преследовали, Бойи и Тулинги, в числе пятнадцати тысяч прикрывавшие отступление неприятеля, заметив, что наши, преследуя, открыли свой фланг, ударили в него и стали обходить наших. Видя это, Гельветы, уже удалившиеся было на гору, снова стали наступать и возобновили битву. Римляне, сообразно требованию обстоятельств, построились иначе: первая и вторая линии выдерживали нападение врагов уже было побежденных, а третья противустала свежим силам его.
26. Долго жестокий бой продолжался с переменным счастием и упорно с обеих сторон. Не будучи более в состоянии выдерживать нападение наших, Гельветы иные удалились, как прежде, на гору, а другие обратились к защите своего обоза. Во время всей этой битвы, от седьмого часу продолжавшейся до вечера, неприятель ни разу не показал нам тылу. До поздней ночи битва происходила у обоза; повозки служили неприятелю вместо окопа; одни сверху осыпали наших стрелами, другие из-за повозок и колес метали дротики и копья и ранили наших. Наконец после упорной битвы, наши овладели неприятельским обозом; тут были захвачены в плен дочь Оргеторикса и один из его сыновей. Около 130,000 человек составляли силу неприятельскую после этого сражения; они шли всю ночь, не останавливаясь ни на минуту, а на четвертый день достигли области Лингонов. Наши не могли преследовать; употребив три дня на погребение убитых и на оказание пособия раненым воинам, Цезарь послал к Лингонам письмо и гонцов, запрещая им подавать пособие Гельветам хлебом, или чем бы то ни было, и угрожая, в случае ослушания, поступить с ними также как в с неприятелями. По прошествии трех дней, Цезарь со всем войском двинулся вслед за Гельветами.
27. Гельветы, в крайности лишенные всего, отправили послов к Цезарю с изъявлением покорности. Они застали Цезаря на пути, пали к его ногам и со слезами молили его о мире. Цезарь приказал им дожидаться его прибытия в том месте, где они находились. Воля его была исполнена; тогда Цезарь потребовал заложников, выдачи оружия и рабов, убежавших к ним. Пока его требование приводилось в исполнение, по прошествие суток, шесть тысяч человек из того колена Гельветов, которое называлось Вербигеном, решились бежать, или опасаясь казни по выдаче оружия, или надеясь, что во множестве покорных не будет замечено их отсутствие. Как бы то ни было, они, с наступлением следующей ночи, оставили лагерь Гельветов и двинулись к Рейну и Германской границе.
28. Цезарь, узнав об этом, приказал тем племенам, по земле которых должны были проходить беглые Гельветы, чтобы они захватили их и привели, если сами хотят оставаться в покое. С пойманными Гельветами велено поступить как с врагами; остальные же, дав заложников и выдав оружие и перебежчиков, остались невредимы. Цезарь приказал Гельветам, Тулингам и Латобригам возвратиться на прежние жилища. Так как они лишены были средств прокормиться, истребив все дома, то Аллоброгам велено было снабдить их потребным количеством хлеба; предписано было Гельветам возобновить сожженные ими города и села. Цезарь более всего опасался, как бы земля Гельветов не оставалась впусте и не сделалась легкою добычею Германцев, живших за Рейном. Прельщенные плодородием почвы, Германцы могли занять Гельвецию, и таким образом сделаться непосредственными соседями провинции Галльской и Аллоброгов. Что касается до Бойев, то, уступая просьбе Эдуев, Цезарь дозволил этому народу, знаменитому храбростью, поселиться с ними вместе. Эдуи дали Бойям земли для поселения и сравняли их правами со своими согражданами.
29. В лагере Гельветов найдены и принесены в Цезарю списки на Греческом языке, в которых подробно показано число Галлов, оставивших свои жилища, как способных носить оружие, также и детей, стариков и женщин. Всех вообще было душ: Гельветов 263,000, Тулингов - 36,000, Латобригов - 14,000, Рауравов 23,000, Бойев - 32,000. Из этого числа способных носить оружие было 92,000; всех же вообще 368,000 душ. По переписи, сделанной по приказанию Цезаря, оказалось, что из этого числа возвратились домой 110,000 душ.
30. По окончании войны с Гельветами, к Цезарю прибыли послами от всех почти племен Галлии первые лица; они принесли ему поздравления и говорили: "Небезызвестно им, что Цезарь мстил Гельветам за давнее оскорбление, нанесенное ими народу римскому; тем не менее достойная казнь, понесенная этим племенем, полезна была в высшей степени для всей Галлии. Гельветы, находясь на верху силы в могущества, оставили свои древние жилища и устремились на Галлию, с целью покорить ее, избрать лучшие и плодороднейшие места ее для поселения, племена же, ее населяющие, сделать своими данниками. В заключение, Галльские послы просили Цезаря дозволить им назначить день общего для всей Галлии совета; на нем, по взаимном совещании, имеют они просить Цезаря о многих важных делах. Получив это дозволение, Галлы назначили день совещания, обязавши друг друга клятвою держать его втайне и не открывать иначе, как где это будет дозволено с общего согласия.
31. Когда собрание разошлось, те же главные лица галльских племен собрались опять и Цезарю и просили дозволения - на тайной аудиенции объяснить ему свои нужды. Получив желаемое, со слезами они все упали в ноги Цезарю: "Для них - говорили они ему - столько же важно достигнуть цели своих просьб, сколько и то, чтобы высказанное ими оставалось втайне; если же это обнаружится, то всем им угрожает неминуемая гибель." От лица всей Галлии Эдуй Дивитиак сказал следующее: "Галлы разделены на две враждебные партии; во главе одной стоят Эдуи, во главе другой Арверны. много лет продолжалась между этими двумя народами борьба о первенстве; наконец Арверны и Секваны вздумали пригласить к себе на помощь Германцев. Сначала только 15,000 их перешли по сю сторону Рейна; этим грубым и невежественным людям полюбилась почва Галлии, богатства я образованность ее жителей; одни за другими подходили в Галлию Германцы, в ныне уже в Галлии их находится 120,000. Эдуи, со своими союзниками, не раз пытались прогнать оружием пришельцев, но понесли жестокое поражение, утратив сенат, всю конницу и цвет дворянства. Таким образом Эдуи, народ, прежде и по своей доблести, и по союзу, и приязни народа римского занимавший первое место между галльскими племенами, вынужден был - именитейших граждан отдать в заложники Секванам в вместе присягнуть в том, что никогда не будет требовать назад своих заложников, не умолять народ римский о помощи, ни какими-либо средствами домогаться свергнуть наложенное на него иго рабства. Один он, Дивитиак, изо всего народа Эдуев не согласился ни дать в том клятву, ни детей своих в заложники. Вследствие этого вынужденный бежать, он прибыл в Рим и умолял сенат о помощи, не будучи один изо всех связан ни клятвами, ни заложниками. Не менее, как в Эдуев, горькая участь постигла и их победителей, Секванов. Ариовист, царь германский, поселился в их области, плодороднейшей изо всей Галлии, и занял для своих воинов третью часть ее; ныне же он требует у Секванов еще третьей часть их полей, так как, несколько месяцев тому назад, прибыли к нему еще 24,000 Гарудов, которым и нужно очистить землю для поселения. В течение немногих лет, все Галлы будут лишены своих земель, в все Германцы перейдут по сю сторону Рейна, так как почву Германии нельзя сравнить с галльскою, в образ жизни Галлов несравненно лучше германского. Ариовист же, с тех пор как разбил галльские войска у Магетобрии, стал повелителем надменным и жестоким; в заложники требует он детей благороднейших семейств, и, в случае малейшего ослушания его воли, истязает их разного рода мучениями. Вообще, как истинный варвар, Ариовист действует под влиянием гнева и гордости; власть его стала для Галлов невыносима. Если народ римский и Цезарь не вступятся за них, то им не останется ничего более, как последовать примеру Гельветов, то есть оставить свои жилища в искать других мест для поселения, подалее от Германцев, и, что бы ни случилось, возложить всю надежду на судьбу. Если только. Ариовист узнает о предмете их просьб, то все заложники, у него находящиеся, погибнут мучительною смертью. Цезарь во главе многочисленного войска, своим личным влиянием, еще свежим впечатлением недавней победы и величием народа римского, может остановить движение германского народа на сю сторону Рейна и защитить всю Галлию от притеснения Ариовиста".
32. Когда Дивитиак окончил говорить, то все Галлы, сколько их было в собрании, с великим плачем стали просить Цезаря подать им руку помощи. Цезарь заметил, что одни Секваны не следовали примеру других, но, в горе, потупив головы, смотрели в землю. Удивленный этим, Цезарь спросил их о причине, но они ничего не отвечали и пребывали в том же грустном молчании. Несколько раз спрашивал Секванов Цезарь, и не мог добиться от них никакого ответа. Наконец Эдуй Дивитиак сказал Цезарю: "Жребий Секванов потому ужаснее и тягостнее всех прочих, что одни они не смеют даже и тайно жаловаться, ни молить о помощи; жестокости отсутствующего Ариовиста они опасаются столько же, как если бы он здесь был. Прочим есть возможность спастись бегством; Секваны же, приняв Ариовиста в свои пределы и отдав в его власть все свои города, не могут избегнуть страшных от него мучений.
33. Выслушав все это, Цезарь старался ободрить Галлов и обещал им озаботиться их просьбою, причем высказал надежду, что Ариовист, из уважения и благодарности к нему, Цезарю, положит конец притеснениям. Затем Цезарь распустил собрание, впрочем, по многим причинам, он счел нужным обратить внимание на высказанные в нем, весьма важные, дела. Во-первых, Эдуи - народ, не раз удостоенный от сената и народа римского названия сродников и братьев, был унижен и порабощен Германцами и вынужден дать заложников им и Секванам. А при такой степени могущества народа римского допустить это - было бы унизить и себя и его. Притом, навык Германцев - переходить по сю сторону Рейна и в большом числе селиться в Галлии - грозил в будущем серьезною опасностью для народа римского. Нельзя было не предвидеть, что эти дикие и необузданные варвары, заняв всю Галлию, по примеру Кимвров и Тевтонов, не оставят в покое и нашу провинцию и оттуда ударят на Италию; опасность была тем ближе, что только Рона отделяет нашу провинцию от земли Секванов. Против этого, следовательно, надобно было взять меры заблаговременно. К тому же Ариовист до того сделался надменен и дерзок, что пора было положить конец его своеволию.
34. Вследствие таких соображений, Цезарь отправил послов к Ариовисту, требуя от него, чтобы он назначил ему время и место для совещания, так как ему, Цезарю необходимо нужно переговорить с ним о важных делах, касающихся народа римского и его, Ариовиста. Послам Цезаря Ариовист дал следующий ответ: "Если бы ему было до Цезаря какое дело, то он сам бы его отыскал; если же Цезарю он теперь нужен, то Цезарь может сам к нему пожаловать. Притом он не решится без войска явиться в ту часть Галлия, которою владеет Цезарь; собрать же войско в одно место нужно много труда и издержек. Впрочем, ему удивительно, какое может быть дело Цезарю, или народу римскому, до той части Галлии, которою он владеет по праву оружия?"
35. Цезарь, получив такой ответ от Ариовиста, отправил к нему снова послов с такими речами: "Так как он, Ариовист, забыв благодеяния народа римского, в консульство его, Цезаря, нарекшего его через сенат царем в другом, не согласился, будучи приглашен, явиться на свидание, в даже отрекся переговорить об общих делах, то неугодно ля ему будет согласиться на следующее: "отныне впредь не переводить более в Галлию по сю сторону Рейна своих соотечественников; возвратить взятых у Эдуев заложников, дозволив Секванам со своей стороны сделать то же; ничем не наносить обиды Эдуям в их союзникам. Если он, Ариовист, согласен на эти условия, то прочная приязнь будет у него и с ним, Цезарем, и с народом римским. Если же откажется, то он, Цезарь, на основании сенатского декрета, изданного в консульство М. Мессалы в М. Пизона, по которому начальникам Галльской провинции велено блюсти интересы государства и заботиться о защите Эдуев и других союзников народа римского, возьмется за оружие в защиту, притесненных Ариовистом, Эдуев.
36. Ответ Ариовиста на это был следующий: "Право войны велит победителям налагать на побежденных такие условия, какие заблагорассудят. Конечно, народ римский в этих случаях руководствуется своим произволом и не нуждается в чьем-либо посредничестве. Если он, Ариовист, не указывает народу римскому, как ему поступать в своем праве, то и народу римскому не следует препятствовать ему в свободном отправлении его права. Эдуи состязались с ним оружием, побеждены открытою силою и стали его данниками. Цезарь делает ему, Ариовисту, великую обиду уже тем, что, с его прибытием, они стали платить неисправно дань. Эдуям заложники возвращены не будут, но и войною они будут пощажены дотоле, пока будут соблюдать данные обещания и исправно платить ежегодную дань. Буде они этого не исполнят, то далеко им не поможет наименование братства с народом римским. Что же касается до угрозы Цезаря - мстить за обиду Эдуев, то доселе никто безнаказанно не обнажал меч на Ариовиста. Буде хочет, пусть идет на бой и сведает мужество Германцев, доселе непобедимых, опытных в бою, в течение четырнадцати лет не знавших покоя и отдохновения".
37. В одно в то же время, когда Цезарю принесли ответ Ариовиста, пришли к нему послы от Эдуев и Тревиров. Эдуи жаловались, что Гаруды, недавно переведенные в Галлию, опустошают их земли, и что, таким образом, они даже дачею Ариовисту заложников, не могли искупить себе у него мира. Тревиры дали знать Цезарю, что сто родов Свевских остановились на берегах Рейна. стараясь перейти на сю сторону; ими начальствуют два брата, Назуя и Цимберий. Эти известия сильно встревожили Цезаря: он увидел необходимость действовать поспешно; в случае соединения прежних сил Ариовиста с вновь прибывшими Свевами, трудно было бы противуставить им сопротивление. Вследствие этого, Цезарь, запасшись как можно поспешнее провиантом, двинулся к Ариовисту.
38. Три дня уже был Цезарь в походе, когда ему дано звать, что Ариовист со всем войском двинулся занять Везонций[1], главный город Секванов, и что третий день, как он перешел границу. Для Цезаря было весьма важно не допустить Ариовиста овладеть этим городом: во-первых, он был в изобилии снабжен всеми запасами, нужными для ведения войны; притом, в военном отношении он представлял весьма важный пункт, будучи сильно укреплен природою - почти кругом омывает его река Дубис, как бы искусственным рвом. В промежутке, оставленном рекою, футов на 600 вышиною, возвышается крутая гора, склоны которой с обеих сторон доходят до самых берегов реки. Вершина горы обнесена стенами и составляет крепость; она соединяется с городом. Цезарь поспешно, не останавливаясь ни днем ни ночью, идет к городу, занимает его и ставит там гарнизон.
39. Цезарь провел несколько дней в Везонции для заготовления провианта и принятия мер к свободному его подвозу. Между тем, на расспросы наших воинов, купцы и Галлы говорили им с ужасом об огромном росте Германцев, невероятном их мужестве и опытности в военном деле, утверждая, что, встречаясь с ними, они не в состоянии даже вынести их страшного лица и огненного взора. Такие слухи распространяли по нашему лагерю значительные робость и смятение умов. Первые поддались чувству страха военные трибуны, префекты и другие, более из дружбы в Цезарю последовавшие за ним из Рима, и не имевшие большой опытности в военном деле. Они искали разных предлогов просить у Цезаря позволения ехать домой. Иные еще оставались, стыдясь обнаружить страх, но он невольно высказывался в выражении их лиц; даже иногда не могли они удержаться от слез; удалясь в палатки, они или сами наедине оплакивали свой жребий, или горевали вместе со своими приближенными об общей угрожавшей им опасности. По всему лагерю публично, везде, писались завещания. Такая робость не могла не повлиять мало-помалу и на более опытных в военном деле солдат, сотников и начальников конницы. Не желая показать себя столько же трусливыми, как первые, они говорили, что не враг внушает опасение, а неудобство пути, узкого и идущего между огромными лесами, какой отделяет еще их от Ариовиста, и невозможность свободно подвозить съестные припасы. Некоторые даже предупреждали Цезаря, что когда он поднимет сигнал снимать лагерь и выносить военные значки, то воины откажут повиноваться и, от робости, не понесут военных значков.
40. Примечая это, Цезарь приказал созвать в себе сотников всех рядов в с жаром пенял им: "На что им допытываться в обдумывать - куда их ведут в с какою целью? Ариовист, во время его консульства, добивался с величайшею охотою дружбы народа римского. Почему же предполагать, чтобы он так необдуманно изменил своему долгу? По крайней мере он, Цезарь, убежден, что Ариовист, обдумав его требования и усмотрев справедливость предложенных им условий, не отвергнет дружеское расположение и его, и народа римского. если же он в безумии и неистовстве и начнет войну, то чего им опасаться? Зачем им сомневаться в собственном мужестве и благоразумии их полководца? Отцы ваши уже имели дело с этим врагом, в поражение Кимвров в Тевтовов К. Марием доставило равную славу и полководцу, в его войску. И сами они недавно в Италии испытали военные труды в усмирении бунта рабов. которые много находили еще опоры в нашей же дисциплине в обычаях у вас перенятых. Ив этого они сами могут. видеть, сколько храбрость сама по себе представляет ручательства безопасности; тех же, кого они без причины боялись безоружных. в последствии вооруженных и победителей, они усмирили. Наконец это те же самые Германцы, с которыми неоднократно Гельветы имели схватки не только в своей, но и в их земле и оставались по большей части победителями, тогда как сами Гельветы не могли выдержать нападения нашего войска. Но их пугает несчастие Галлов в их поражение; о причинах если они их спросят, то в узнают, что Ариовист в течении нескольких месяцев находил защиту в лагерях и болотах, не давая Галлам возможности напасть на себя. Когда же они, утомленные ожиданием и не имея терпения дождаться боя, стали расходиться, тут он напал на них и разбил их более хитростью и искусством. чем доблестью. Но тот же благоприятный случай, который помог ему против народа невежественного и неопытного, вряд ли может служить ему пособием против нашего войска; да и сам Ариовист вряд ли на него рассчитывает. Обнаруживать же им опасение относительно затруднений пути или подвоза съестных припасов - значит дерзко сомневаться в способности их полководца, или присваивать себе его обязанности. Пусть они заботу обо всем этом предоставят ему одному. Секваны, Левкы, Лингоны будут снабжать нас хлебом; притом же он поспевает на полях. А относительно удобств дороги, они сами могут скоро узнать их. Ослушания же воинов и отказа их поднять военные значки он не боится. Знает он, что войско теряет уважение к начальнику или в тои случае, когда ему изменяет счастие, или в том, когда он будет уличен в злоупотреблениях и лихоимстве. Порукою его невинности - вся его прошлая жизнь, а залогом счастия - благоприятный конец войны гельветской. Итак, он поспешит выступлением, которое было хотел отложить, и в следующую же ночь, в четвертую стражу ее, даст знак снимать лагерь, желая поскорее узнать, что имеет более власти над его воинами, чувство ли чести и долга, или страха. Если же никто за ним не последует, то он пойдет в с одним десятым легионом, в котором он не сомневается; он будет для него преторианскою когортою". К этому легиону Цезарь особенно благоволил,· и вполне полагался на его испытанное мужество.
41. Речь эта совершенно как бы чудом изменила расположение умов; у всех явилось величайшее рвение и усердие к войне. Первый десятый легион благодарил, чрез военных трибунов, Цезаря за выгодное о нем мнение, и изъявил полную готовность идти с ним в поход. Прочие легионы также через военных трибунов и сотников первых рядов просили Цезаря принять их объяснение: "что никогда не имели они ни сомнений, ни робости, и всегда были того убеждения, что о военных делах должен заботиться один полководец, а не они". Удовлетворясь этим объяснением, Цезарь расспросил о дороге Дивитиака, к которому изо всех Галлов вмел наиболее доверия. Он предпочел сделать обход на 50 миль для того, чтобы вести войско открытыми местами, в в четвертую стражу, как обещал, выступил в поход. На седьмой день безостановочного похода, передовые разъезды дали знать, что войска Ариовиста находятся от наших в 24 милях.
42. Узнав о првблежении Цезаря, Ариовист отправил в нему послов, напоминая ему, что как он, Цезарь, изъявил желание переговорить с ним. то теперь, так как он подошел ближе, то и находит возможным сделать это без опасности. Цезарь не отверг предложения Ариовиста; он надеялся, что Ариовист возвратился к здравым видам умеренности, потому что предложил сам то, в чем отказал прежде, когда его просили. Льстил себя большою надеждою Цезарь, что Ариовист, из благодарности за столько знаков расположения со стороны его, Цезаря, и народа римского, не будет упорствовать и согласится на его требования. День свидания назначен пятый от того дня. Между тем неоднократно с обеих сторон пересылались уполномоченными, и Ариовист изъявил желание, чтобы Цезарь не брал с собою ни одного пешего воина, опасаясь со стороны его покушения захватить его, Ариовиста; и тот и другой должны были иметь с собою только конную свиту; иначе Ариовист не соглашался. Цезарь не хотел по столь ничтожной причине расстроить сделку, но и опасался вверить свою жизнь коннице, состоявшей из Галлов. А потому он счел за лучшее, взяв всех воней у Галльских всадников, отдать их воинам десятого легиона, к которому он имел наибольшее доверие; таким образом, в случаи нужды, он приготовил себе самую верную защиту. По этому случаю остроумно заметил один из воинов десятого легиона: "Цезарь более сделал, чем обещал; он дал слово считать десятый легион за свою преторианскую когорту; ныне же он их пожаловал во всадники".
43. Посреди обширной равнины возвышался земляной холм изрядной величины; он находился почти в равном расстоянии от обоих лагерей, и потому он был избрав для свидания. Цезарь, в двух стах шагах не доходя холма, поставил свой конный легион; в таком же расстоянии от холма стояла конница Ариовиста. Германский вождь требовал, чтобы переговоры вести не сходя с коней и чтобы взять с собою по десять верховых на совещание. Когда свиделись оба вождя, Цезарь стад говорить первый. Он напомнил Ариовисту свои одолжения и милости сената: "как он получил от сената наименование царя и друга, и осыпан был щедрыми подарками. Милости такой прежде удостаивались немногие и то в награду за великие услуги. Он же, Ариовист, получил все это по великодушию сената и расположению его, Цезаря, не имея на это собственно никакого права. Далее Цезарь изложил, как издавна и какие основательные причины имеют Эдуи рассчитывать на союз Римлян, какие неоднократно римский сенат милостивые декреты издавал в отношении к ним, как Эдуи всегда пользовались старейшенством в Галлии, еще прежде чем искали союза народа римского. А у него в обычае не только ничего не отнимать у своих друзей и союзников, но всячески содействовать увеличению их чести, славы и могущества. А потому, может ли он теперь равнодушно снесть, что у Эдуев отнято даже в то, с чем она приступили к союзу Римлян"? В заключение Цезарь повторил те же условия, которые он предлагал через послов: "чтобы Ариовист не тревожил впредь войною Эдуев и их союзников, чтобы возвратил им заложников и, если уже вовсе невозможно нисколько из находящихся у него Германцев отправить домой, то чтобы он впредь не дозволял никому из них переходить Рейн.
44. Ариовист мало отвечал на требования Цезаря, во сильно хвалился своими подвигами: "перешел он Рейн не сам по себе, но по желанию и усиленной просьбе Галлов; оставив дом и родных, вправе он был льститься великими надеждами, ожидать большого вознаграждения. Если он имеет места для поселения в Галлии, то они уступлены ее жителями; равно и заложники даны ими же добровольно. Дань наложена на них по военному праву, как всегда победители поступают с побежденными. Не он начал войну с Галлами, но Галлы с ним; все племена Галлии ополчились было на него и стали против него лагерем; но он всех их в одном сражении поразил и обратил в бегство. Если они снова желают возобновить с ним бой, то он согласен принять его. Если же они желают пользоваться миром, то несправедливо с их стороны отказываться платить дань, которую они по сю пору платили добровольно. Дружба народа римского должна служить ему к чести и защите, а не к его ущербу, и в этой-то надежде он и искал ее. Если же народ римский будет прощать за него дань в лишать его плодов его побед, то не с меньшим усердием готов он отречься от его приязни, с каким добивался ее прежде". Если он множество Германцев переводит в Галлию, то для защиты своей, а не для фа завоевания; доказательство то, что он пришел в Галлию только по приглашению ее жителей и не начинал войны, а только отразил ее. А явился он в Галлию прежде, чем народ римский; до ныне войско римское еще ни разу не переходило границ провинции. Что же ему нужно? Зачем он пришел в его владения? Эта Галлия по такому же праву провинция его, Ариовиста, по какому та провинция Римлян. Если, ему Ариовисту-Римляне не дозволят сделать нападение на свои владения, то может ли он равнодушно видеть вмешательство Римлян в его право? Хотя Цезарь и говорит, что Эдуи получили от сената наименование братьев, но не до такой степени он дикарь и дела не смыслит, чтобы не знать, что, в недавнюю войну Римлян с Аллоброгами, Эдуи не давали помощи Римлянам, а в борьбе Эдуев с ним, Ариовистом и с Секванами, Римляне также не принимали участия. Вынужден он по всему этому подозревать, что Цезарь под личиной дружбы, имея войско в Галлии, держит его на его угнетение. А потому он ему объявляет, что если он не уйдет и не выведет войска из этих месть, то он будет с ним обращаться уже не как с другом, а как с врагом. Убийством Цезаря он, Ариовист, задобрит в свою пользу, многих знатнейших Римлян, занимающих первые места в государстве; они сами присылали к нему об этом, в таким образом он имеет возможность гибелью Цезаря снискать благосклонность и дружбу всех. Если же Цезарь отступят и предоставит ему спокойное обладание всею Галлиею, то получит от него, Ариовиста, великое за то вознаграждение. Где бы и с кем бы Цезарь ни начал войну, Ариовист берется вести ее за него, безо всяких с его стороны трудов в опасностей"
45. Цезарь со своей стороны говорил много, стараясь доказать, почему ему невозможно отказаться от своих намерений. Между прочим сказал он: "что не в обычае его и народа римского оставлять союзников, оказавших отличные услуги и что он, Цезарь, не может понять, почему бы этой Галлии принадлежать Ариовисту, а не Римлянам? К. Фабий Максим победил Рутенов и Арвернов, но народ римский простил им, земли их не присоединил к провинции и даже не взял с ни дани. Да если бы необходимо было обратиться и к самым отдаленным временам, то право владения Римского народа в Галлии основано на самой строгой справедливости. Если необходимо соблюсти приговор сената, то Галлия, хотя по праву войны и покорная Римлянам, должна пользоваться ненарушимо вольностью и управляться собственными законами".
46. Переговоры еще шли, когда Цезарю дали знать, что всадники Ариовиста подвигаются к холму и мечут в наших стрелы в камни. Тогда Цезарь положил конец совещанию и отъехал к своим, строго приказав не метать ничего в неприятеля. Бой отборного легиона с неприятельскою конницею не мог быть сомнителен, во Цезарь не допустил до него. опасаясь, как бы победу не приписали коварству, что будто бы он заманил неприятеля под видом переговоров. Когда ваши воины узнали, с какою надменностью действовал Ариовист на совещании, как он отрицал право Римлян на всю Галлию, как всадники его сделали нападение на наших и тем положили конец переговорам, то они обнаружили сильнейшее рвение и охоту к бою, чем прежде.
47. Через два дни после того, Ариовист прислал к Цезарю послов сказать, что ему нужно переговорить с ним о делах, о которых толковали на совещании, но не кончили. А потому пусть он вновь назначит день совещания или, буде не желает, пришлет к нему послом кого-нибудь из своих легатов. Цезарь не заблагорассудил согласиться на новый съезд тем более, что и на первом Германцы не могли удержаться от неприязненных поступков. Отправить уполномоченным кого-либо из своих Цезарь также не решился, не желая подвергать опасности и отдавать на жертву произволу диких и необузданных людей. Всего лучше Цезарь нашел послать к Ариовисту К. Валерия Процилла, сына К. Валерия Кабура; этот молодой человек отличался прекрасными достоинствами и ласковым обращением, - отец его получил право гражданства от К. Валерия Флакка; пользовался доверием Цезаря и знал хорошо язык галльский, на котором Ариовист, от давнего пребывания в Галлии, привык говорить бегло. Притом же Германцы не имели причины и повода к неудовольствию на этого молодого человека. С Проциллом послав был еще М. Меттий, не раз пользовавшийся гостеприимством Ариовиста. Им поручено было узнать, в чем состоят предложения Ариовиста и передать их Цезарю. Увидав у себя в лагере послов римских, Ариовист, в присутствии всего войска, воскликнул: "что вы пришли здесь делать? Заниматься шпионством"? Тщетно те пытались говорить, им не дали и заковали их.
48. В тот же день Ариовист подвинул лагерь и расположился у подошвы горы, милях в шести от Цезарева лагеря. На другой день Ариовист прошел с своим войском мимо лагеря Цезарева, и остановился за ним в двух милях. Это движение Ариоввст совершил с тою целью, чтобы отрезать Цезарю подвоз съестных припасов из земель Секванов и Эдуев. Начиная с этого дня. в течение пяти, Цезарь ежедневно выводил свои войска из лагеря, устроенные в боевом порядке, для того чтобы Ариовист, если бы захотел состязаться сражением, имел к тому возможность. Между тем Ариовист, в течение всего этого времени, держал свои войска в лагере; только ежедневно высылал для нападения конницу. В этом роде сражения Германцы приобрели величайшую опытность. число всадников простиралось до 6.000, столько же сопровождало их пеших, отличающихся мужеством и быстротою на бегу; всадники их выбирали из числа всего войска для своей защиты и безопасности. В сражении они сражались подле всадников, на них же обыкновенно опирались всадники в случае отступления. Они же выручали в минуту опасности. Если всадник падал раненый с коня, они его защищали. В случае быстрого движения конницы в нападении или в отступлении, эти пехотинцы равнялись быстротою на бегу с конями, - до того ловкость развилась у них от упражнения!
49. Цезарь, видя, что Ариовист не выходит из лагеря, в желая открыть себе опять свободный подвоз съестных припасов, прошел то место, на котором стояли Германцы и, в шестистах шагах от них, выбрал место удобное для лагеря; он шел с войском, расположенным в три линии. Первая и вторая стояла под оружием, между тем как третья трудилась над укреплением лагеря. Место это, как мы выше сказали, было от неприятеля в расстоянии не более 600 шагов. Ариовист выслал туда около 16 тысяч легкого войска и всю конницу с целью устрашить наши войска и воспрепятствовать работам над укреплениями. Но Цезарь выполнил свой план; первая и вторая линии отразили неприятеля, а третья безостановочно производила работы. Когда укрепления лагеря были окончены, Цезарь оставил в нем два легиона и часть союзных войск, а четыре остальных отвел в большой лагерь.
50. На следующий день Цезарь не изменяя своему обыкновению, вывел войска из обоих лагерей и, отойдя немного от главного, стал в боевой порядок, предлагая бой Ариовисту, Германцы и на этот раз не вышли из лагеря; дожидавшись их до полудня, Цезарь опять увел войско в лагери. Тогда только Ариовист выслал часть своих войск для нападения на наш ближайший лагерь; тут с обеих сторон происходил упорный бой до вечера. Солнце уже садилось, когда Ариовист, после кровопролитного и не решительного боя, отвел свои войска в лагерь. Цезарь спрашивал у пленных Германцев, почему Ариовист не решается вступить в битву, и узнал следующее: у этого народа матери семейств гаданиями в метанием жеребья узнают: следует ли сражаться или нет? В настоящем же случае они предсказали, что до новолуния военное счастие не может быть благоприятно для Германцев.
51. На другой день Цезарь оставил в лагерях потребное для их обороны число воинов; а вспомогательное все войско расположил перед меньшим лагерем для того, чтобы скрыть малочисленность воинов в легионах, уступавших в числе неприятельскому войску. Сам же, устроив войско в три линии, двинулся с ним к лагерю неприятельскому. Тогда, вынужденные необходимостью, Германцы выводят свои войска из лагеря; каждое племя стало отдельно, и, в равном друг от друга расстояния, поместились Гаруды. Маркоманны, Трибокки, Вангионы, Неметы, Седузии, Свевы, Строй их, с целью - бегство сделать невозможным, обнесен был их повозками; на них поместили они своих женщин и они, сложа руки, умоляли шедших на битву воинов не отдавать их в рабство Римлянам.
52. Цезарь каждому легиону дал в начальники легата и квестора, для того, чтобы они были свидетелями и поруками взаимной храбрости, Сам же с правым крылом ударил на ту часть неприятельского строя, которая была слабее других. По данному сигналу наши так быстро ударили на неприятеля, и тот со своей же так поспешно бросился на встречу, что бой сделался рукопашным, прежде чем могли быть брошены дротики. Кинув их, наши схватились за мечи; Германцы, по обыкновению свернувшись в колонну, приняли на щиты удары мечей. Но многие из наших воинов втеснялись в их строй, вырывая у них щиты и нанося раны посверх их. Уже неприятель на левом крыле пришел в расстройство и обратился в бегство, когда его правое сильно теснило наши войска своею многочисленностью. Заметив это, молодой П. Красс. командовавший конницею, - а ему, не участвовавшему в бое, виднее был ход дела, ввел в бой третью запасную линию, и тем во время поддержал наших в минуту опасности.
53. Таким образом бой был восстановлен, а неприятель повсюду обратился в бегство и не останавливался да самого Рейна, находившегося от места битвы в 50 милях расстояния. Весьма немногие спаслись на той стороне или вплавь, или на лодках. Сам Ариовист ушел на тот берег в найденном им челноке. Всех остальных нагнав умертвили наши всадники. Две жены было у Ариовиста: одна, свевского рода, которую он привел с собою из дому, а другая, сестра царя Нориков Воциона; на ней, присланной ее братом, женился он в Галлии; обе погибли во время бегства. Из двух их дочерей одна убита, а другая попалась в плен. Сам Цезарь, преследуя с конницею неприятелей, нагнал К. Валерия Процилла; его, тройными оковами скованного, влекли Германцы за собою. Этому обстоятельству Цезарь не менее обрадовался как и победе; он был в восхищении, что видел невредимым одного из благороднейший мужей Галлии, своего приятеля и друга, попавшегося было в руки врагов. Судьба сделала торжество Цезаря более полным, спасши Процилла. Он рассказывал Цезарю, что три раза, в его же, Процилла, присутствии метали о нем жребий, немедленно ли его сжечь на костре, или оставить до времени, и три раза жребий велел ему жить. Также нашли и привели к Цезарю в М. Меттия.
54. Когда на той стороне Рейна получено было известие об этом сражении, то Свевы, пришедшие было в реке, стали расходиться по домам. Прибрежные жители, пользуясь их испугом, преследовали их и многих побили. Цезарь, в течения одного лета, кончив две весьма значительные войны, отвел немного ранее, чем следовало по времени года, войска свои на зимние квартиры в землю Секванов; начальство над войсками, расположенными по зимним квартирам, сдал Т. Лабиену, а сам отправился в ближнюю Галлию, на, имевшие там открыться, собрания.


[1] Ныне «Безансон»