Вступление

500 г. до Р. Х. является тем рубежом, что отделяет в наших достаточно абстрактных схемах эпохи архаичную от классической. Полис сформировался на протяжении архаического времени, был, по сути, общиной-государством, гражданской общиной, в которой политическая власть принадлежала всей гражданской общественности, демосу, народу, и выступал как суверен. Это означает, что в полисе гражданин выступает не как объект управления и эксплуатации через механизм налогов и повинностей со стороны государственной власти. В полисе гражданин сам олицетворяет государство, которое мыслится прежде всего и главным образом как коллектив граждан, все гражданское общество, вся гражданская община. В полисе гражданин выступает активным, деятельным субъектом всех государственных, политических процессов, и государство является лишь функцией этого гражданского коллектива, производной его коллективной воли, материализующей коллективные, хотя часто и разнонаправленные усилия.
В экономической сфере суверенитет народа и каждого гражданина проявился в утверждении принципов свободного предпринимательства и частной собственности, которыми и определялись общие условия хозяйствования. Не раб и не собственность обладателя, но свободный гражданин - производитель и предприниматель (земледелец, ремесленник, торговец) - является основным субъектом производства в полисе. Рабы и иностранцы, свободные неграждане, выступают лишь дополнительным, необязательным, факультативным условием хозяйствования. Не рабство, но свобода выступают определяющей чертой всех экономических отношений в нем. Экономическая свобода и независимость выступают необходимым условием постоянного воспроизводства гражданина как полноправного члена гражданского коллектива. Полис гарантирует эту свободу запретом всем негражданам доступа к жизненно важным ресурсам (в первую очередь - к земле, а следовательно, - и к недвижимости), а иногда - учреждением земельного максимума и земельного минимума.
В социальной сфере суверенитет народа и каждого гражданина проявился в обеспечении полисом гарантированной свободы полита - гражданина, члена полисного коллектива, гражданской общины. Законодательно закреплен запрет продажи, самопродажи или превращения в раба свободнорожденного полита, запрет эндогенного рабства вообще - явление уникальное в истории древних цивилизаций. Не рабство, но свобода является определяющей чертой в социальной организации полиса. Рабство не грозит самим гражданам и мыслится лишь как отступление от нормы, имманентно присущее всем негражданам, а в идеале - вообще только негрекам, варварам.
В сфере политической суверенитет народа и каждого гражданина проявился в утверждении принципа выборности и четко определенной срочности всех должностей, в подотчетности всех властей народным собраниям, в идеале, всем гражданам для их волеизъявления, которое приобретает силу закона. Отсюда - мощная струя демократизма, которая пронизывает всю политическую историю классической эпохи. Тенденция к демократизации четко проступает во всех полисах - даже с аристократическим и олигархическим строем, даже во времена правления тиранических режимов. Что же касается демократических полисов, то в них полисность (общинность, социальная солидарность граждан, и вместе с тем суверенность воли каждого как составляющей общественной воли) выступает в основных принципах античной демократии: исономии - равенства всех перед законом, равного действия всех законов в отношении каждого гражданина; исополитии - политического равенства граждан, права избирать и быть избранным, в идеале, каждого на все без исключения должности, без каких-либо имущественных или сословных ограничений; исегории - свободы слова.
В такой атмосфере, в рамках настоящего переворота, который знаменовал собой образование особого, основанного на принципах рационализма типа культуры, рождается и новый тип человека, который отличается, среди прочего, и особыми социально-психологическими моделями поведения, образом жизни, основными мировоззренческими ориентирами т. п. Для него характерен гуманистичный и даже антропоцентрический взгляд на действительность, который так отличает греческую античность среди современных ей цивилизаций древности и особенно ярко проступает в знаменитых словах Софокла о величии человека:

Много есть чудес на свете,
Человек - их всех чудесней.
Он зимою через море
Правит путь под бурным ветром
И плывет переправляясь
По ревущим вкруг волнам.

Едва ли не наиболее заметно указанные черты обнаружили себя в Афинах, на примере которых обычно и изучается история древней Греции, и неудивительно. С Афинами автоматически, почти само ассоциируется все связанное с античностью вообще - они и действительно были блестящим центром не только Греции, но и всей античной цивилизации на протяжении более чем тысячелетней истории ее существования, и Гегесандр, формулируя умонастроение эпохи, провозгласил: "Все остальное подвластно всем эллинам, но только афиняне знают путь, ведущий на небо" (Athen. VI. P. 250); обаяние в первую очередь античных Афин, ореол уникальности вокруг этого необычного полиса в значительной мере обуславливает уже в новые времена появление мифа о "греческом чуде", в котором найдет свой отпечаток весь пиетет европейского самоощущения перед античной цивилизацией.
Но на рубеже VI-V вв. до Р. Х. афинский полис, который сформировался как гражданская община, стоял перед выбором путей своего политического оформления, а вместе с тем и утверждался на международной арене. Весь предыдущий ход событий четко указывал на усиление угрозы, которая надвигалась на Аттику со всех сторон. Уже в ходе реформ Клисфена ему пришлось столкнуться с мощной внешнеполитической коалицией, возглавляемой Спартой. Эта последняя, очевидно, не оставляла надежд поставить под свой контроль еще совсем недавно "облагодетельствованные" ею Афины (имеется в виду изгнание тиранов, осуществленное с помощью спартанского отряда). Вполне важно, что именно в контексте этой внешнеполитической угрозы мы можем понимать введение института стратегии, который пришел в дополнение к должности архонта-полемарха. Так или иначе, но к началу 506 г. до Р. Х ополчение гоплитов, представлявшее средние слои афинской гражданской общины, доказало свою эффективность, а следовательно и значимость для полиса, отразив вражеские посягательства.
Еще с более серьезной угрозой Афинам, как и всей Греции, пришлось столкнуться именно на рубеже эпох.
В последней трети VI века. до Р. Х. на Востоке мощно заявила о себе новая сила - персидская держава Дария, которая стала первой в мировой истории успешной попыткой реализации принципа универсализма и которая объединила в рамках своей империи уникальный по своей пестроте конгломерат цивилизаций, этносов и культур: при всем сохранении их самобытности, в принципиальных чертах такое объединение (механическое или органическое - не существенно) влекло именно универсализацию - практикование чисто восточных, азиатских, иерархических в социальном отношении принципов, с полным подчинением зависимых от центральной власти и жестко включенных в сложную и насквозь бюрократизированную систему территориального государства не гражданских, но родовых, храмовых или, в лучшем случае, соседских общин.
Завоевав Лидийское царство и Карию, государство Ахеменидов в конце VI века до Р. Х. поставило под свой контроль греческие полисы Малой Азии и колонии в проливах, вошло в непосредственное соприкосновение с первой европейской, принципиально отличной от всех других цивилизаций древнего мира, цивилизацией Эллады. В этом столкновении, которое с полным правом надо было бы считать первой мировой войной, решалась судьба не только Греции, но и будущего всего человечества: первые, еще такие хрупкие ростки европейскости в случае поражения греков непременно сгинули бы в нарастающей волне смертельно опасной для самобытности Эллады универсализации.
Героика борьбы греков с персидским нашествием, в котором ключевую роль суждено было сыграть Афинам, повлекла определенные перекосы в освещении внутренней истории Греции в целом и Афин в особенности. Вслед за Геродотом и другими нарративными источниками, которые рассматривают первую треть V века. до Р. Х. в контексте борьбы с Персией, в большинстве обобщающих исследований, не говоря уже о учебных пособиях и литературе (научно-)популярного характера, внутреннее развитие Аттики также рассматривается лишь вскользь, главным образом - в связи с антиперсидской борьбой, без серьезного анализа основных направлений эволюции еще совсем непрочного политического устройства афинского полиса. Не удивительно поэтому, что 500-460-е годы, когда решалась его судьба, остаются для нас едва ли не самыми темными в истории Афин не только раннеклассического, но и позднеархаичного периода. Этот рубежный этап почти эпической борьбы греков "за свою и нашу" свободу был переходным к утверждению афинской демократии, переходным для становления афинского полиса как полиса демократичного, - и в этом его родство со зрелой классикой когда все связанные с генезисом полиса процессы достигли своего завершения в развитии последовательного демократического строя; вместе с тем этот рубежный этап был переходным от поздней архаики когда определились основные коллизии внутриполитической эволюции Афин и когда родились, возмужали и сформировались (или начали формироваться) как личности фактически все политические лидеры афинского полиса (Фемистокл и Аристид, Мильтиад и Гиппарх, Ксантипп и все Алкмеониды), субъекты объективно обусловленные общественно-политическими процессами, истоки которых, опять же находим в позднеархаичную эпоху.
Ключевой для всего этого "темного" отрезка афинской истории является фигура Фемистокла - безусловного героя Саламинской битвы "спасителя Эллады", создателя афинского морского флота и выступающего за "переориентацию Афин в сторону моря", и т. д., и т. п. Если учесть тот факт, что устная традиция, подтверждаемая в последнее время все новыми археологическими источниками, иногда смутно, но все же последовательно связывает с его именем начало застройки Пирея, сражение при Марафоне, военно-политическую деятельность Мильтиада и процесс против него, реформа архонтата и серию остракофорий 480-х гг., противостояние с Аристидом и усилия по воплощению в жизнь настоящей "морской программы" 483 года, эвакуация Афин и (главное) командование в битве при Саламине, дипломатические и личные контакты со Спартой, Персией, Аргосом и тому подобное, если принять во внимание саму неординарность этой личности в эпоху, когда архаичный принцип лидерства ярких личностей и влиятельных родов или домов еще был доминирующим, то мы непременно придем к выводу, что без учета фактов биографии Фемистокла нечего и говорить об адекватной реконструкции внутренней эволюции афинского полиса в 500 - 470-х годах до Р. Х.
Деятельность Фемистокла, рассматриваемая в контексте эволюции афинского полиса, и является объектом нашего исследования. Предметом исследования служат, соответственно, конкретные обстоятельства этой деятельности.
Цель работы состоит в анализе деятельности Фемистокла, в связи с общими проблемами эволюции афинского полиса. В соответствии с этим в наших задач входит рассмотрение вопросов, связанных с проблемой архонтата Фемистокла 493/2 г. до Р. Х. и началом его политической деятельности вообще. Поскольку в литературе время от времени возникают дискуссии относительно инициатора реформы архонтата 488/7 г., мы пытаемся определить отношение к этому событию Фемистокла, и здесь ставится задача уточнения его роли и места в социально-политическом развитии Афин 490-483 гг. до Р. Х. Важнейший политический шаг Фемистокла - строительство флота в 483 году - очень основательно представлен в мировой историографии; исходя из этого, мы ставили себе цель только определить его место в реализации морской программы Фемистокла в целом, определить условия ее совершения и обстоятельства, при которых она реализовалась. Наконец, мы анализируем причины остракизма Фемистокла, особенности его взаимоотношений с гражданской общиной Афин как одного из политических лидеров афинского полиса.
Вместе с тем, мы не ставим себе целью анализировать все обстоятельства жизненного пути Фемистокла; многочисленные ее подробности, дошедшие до наших дней (пребывание его в Аргосе, Эпире, Персии и т. п), привлекаются нами лишь для решения обозначенных выше задач.
Хронологические рамки данной работы обусловлены ее целью и задачами. Они ограничивают деятельность Фемистокла протяжением 490-х - 470-х гг. до Р. Х., то есть начиная с исполнения им должности архонта-эпонима и современных этому архонтату событий во внутренней истории афинского полиса, и заканчивая остракизмом Фемистокла. Таким образом, в монографии, в той или иной степени, рассматриваются обстоятельства внутренней эволюции афинского полиса в течение почти всего переходного периода от архаики к классике, который охватывает времена от реформ Клисфена до реформ Эфиальта и Перикла.
Подобный ракурс рассмотрения проблемы распространяет на нее все методолого-юридические коллизии, связанные с историей Афин вообще, которая была любимым примером для различного рода построений, морализования, а часто - и для всех почти политологических концепций еще в античном мире. Созданная же вследствие этого противоречивая традиция, в свою очередь, уже в новое время выступала объектом для источниковедческих штудий, исторических, юридических, политических, социологических исследований и тому подобное, не говоря уже о почти необозримом разнообразии учебных пособий, популярных изданий, околонаучных спекуляций и просто произведений разных форм беллетристики; античная история Афин стала своеобразным полигоном, на котором апробировали свои теории, воплощали фантазии или просто демонстрировали эрудицию на сегодня уже необозримая толпа историков и популяризаторов истории, политологов и политиков, писателей и художников.
Чисто с научной точки зрения особенно интересной в этом разнообразии кажется зарубежная (прежде всего немецкая, французская и англо-американская) историография XIX и XX вв., которая оттачивала на афинском материале разные методы исторических исследований, демонстрируя при этом широчайший диапазон научных, политических а очень часто и просто личных пристрастий, вкусов и предубеждений. Несмотря на мощные воздействия гиперкритицизма, который не пощадил даже таких авторов, как Фукидид и Аристотель, безоговорочной заслугой этих изысканий стала тщательная разработка и своеобразная верификация практически всех моментов афинской истории. Привлечение же к этому процессу археологических и эпиграфических данных, что стало характерной чертой современных исследований, дало возможность уточнить, конкретизировать, а в ряде случаев и значительно дополнить свидетельства нарративных источников дополнительными данными, активизировать сам процесс изучения афинской истории, в контексте истории античной цивилизации, мировой истории в целом.
Характерным признаком исследований афинской истории (да и других разделов антиковедения - и не только антиковедения) даже в недалеком прошлом была их определенная заидеологизированность и сознательное или неосознанное модернизаторство. Попытки объяснить и разъяснить "все и вся", актуализировать предмет исследования, предоставить авторитету древности проблемам современности - все это побудило часть исследователей, сторонников той или иной теории, жестко включать в свои схемы фактический материал, истолковывая с учетом генеральной концепции все очевидные несоответствия, которых хватало в живой ткани исторического процесса. Среди других примеров, отсюда - присущее советской историографии (квази)марксистское понимание античности как необходимой ступени в прогрессивном развитии человечества, как заключительной стадии единой для древнего мира, рабовладельческой формации, движущей силой которой должна была выступать, среди прочего, классовая борьба; но отсюда - и все условности другой, весьма популярной в постсоветских обществах, хотя и не единственной и тем более не абсолютно авторитетной в зарубежной науке теории - цивилизационной.
Другой крайностью антиковедческих исследований (очень часто она выступала своеобразной реакцией на заидеологизированность науки и на безудержное модернизаторство) была попытка избежать любых широких обобщений, исторических параллелей и т. п, погрузившись в стихию факта, исповедуя своеобразный "антикварный принцип" (по меткому выражению Г. Салареса, "знать все больше и больше о все меньшем и меньшем").
Сегодня для идеологически и методологически беспристрастных исследователей понятно: natura nihil facit frustra; ita nec historia - игнорирование достижений любой школы не идет на пользу науке. Среди многочисленных трудов представителей советской историографии является немало по-настоящему основательных, а историко-материалистическая методология (в ее невульгаризированной форме) позволила увидеть историю античности в контексте истории древних обществ, составной и органической частью которых она, безусловно, была; цивилизационный подход (взамен и в дополнение к историко-материалистическому) значительно углубил наши представления об особенности, присущей античному и только античному миру, раскрыл все своеобразие, непохожесть и уникальность античной цивилизации; антикварные, чисто позитивистские исследования, с их попыткой избежать теоретизирования и вниманием к историческому факту, кропотливой работой без экзальтированной актуализации полученных результатов, с их "наукой для науки", позволили сосредоточиться на установлении достоверности имеющихся источников, изучить самые незначительные нюансы жизни античной цивилизации.
Излишне подчеркивать, что сегодня не стоит искать новой теории, которая бы выступала своеобразным заменителем (а значит почти с необходимым суррогатом) "единственно верного учения" (хотя значительная часть общества и испытывает дискомфорт из-за идеологического и общетеоретического вакуума), а попытки механически заимствовать единичные методы в социологии или политологии для исследования античной истории приводят обычно только к дезориентации читателей.
Более конструктивным представляется понимание общества как системы, в которой взаимодействуют различные факторы социально-политического, культурно-религиозного, экономического (в наиболее универсальном смысле этого термина), и даже экологического характера. Такой подход к изучению истории античности позволяет учитывать положительные достижения различных школ, теорий и даже дисциплин. Именно на таком подходе к изучению древней истории настаивают одни из самых заметных представителей постсоветской исторической науки - И. М. Дьяконов и В. А. Якобсон, таким методологичным принципом пользуемся и мы при анализе деятельности Фемистокла, рассматриваемой в контексте эволюции афинского полиса.
Напоследок осталось только сказать, что мы стремились максимально использовать аутентичные источники как на языке оригинала, так и в украинском переводе. Простые ссылки на то или иное место из античного источника, как это случается в специальных исследованиях, носят обычно декларативный характер и не предусматривают серьезного анализа сведений, содержащихся в самом источнике.
Как уже отмечалось выше, фигура Фемистокла, неразрывно связанная с основными событиями переходного от архаики к классическому периоду, еще в античные времена стала одним из любимейших объектов для представителей самых разных жанров - начиная с историков (Геродот, Фукидид) и заканчивая, по терминологии А. Бауэра, так называемыми "собирателями анекдотов". Понятно, что интерес к Фемистоклу у каждого, кто обращался к этой теме, был обусловлен разными причинами. Понятно также, что и сам Фемистокл, и подробности его биографии представлены в различных источниках по-разному: от довольно подробной биографии у Плутарха, до разных курьезных эпизодов из его жизни у Элиана. Отдавая должное каждому из источников, заметим, что за основу исследования мы взяли данные Плутарха, как наиболее информативного источника, а также Геродота и Фукидида как практически современников Фемистокла.
Следуя установившейся традиции и для удобства обзора, выделим четыре группы наших источников: нарративные, эпиграфические, археологические, нумизматические. В свою очередь, нарративные источники разделим на современные Фемистоклу; данные Геродота, Фукидида и их младших современников; представители философских и ораторских школ; источники IV ст. до Р. Х.; поздние источники; данные Плутарха. Такая классификация источников заимствована нами главным образом из наиболее, пожалуй, основательного источниковедческого исследования Е. Подлецкого, хотя для удобства анализа и учитывая поставленные задачи некоторые разделы по его классификации мы здесь опустим.
Сравнительно немногочисленную группу современников Фемистокла полно представляют поэты Симонид и Тимокреонт, стихи которых фрагментарно дошли до нас в различных, более поздних источниках. Симонид с Кеоса был, как это следует из Цицерона (Cic. De Fin. 2.32.), личным другом Фемистокла и сохранил дружелюбную в отношении него традицию. Эта традиция сформировалась еще при жизни Фемистокла и заключалась как в признании его роли в битвах при Артемисии и при Саламине, так и в зачислении в аристократический род Ликомидов; это последнее, очевидно, мало подчеркивает знатность Фемистокла, в противовес распространенным слухам о его сомнительном происхождении. Что же касается Тимокреонта с Родоса, то в прошлом он также был другом и даже проксеном Фемистокла. После того, как тот не смог помочь ему вернуться в его родной полис, стал его злейшим врагом: по словам Плутарха (Plut. Them. XXI), Тимокреонт выступил с различными нападками на Фемистокла, которые содержали в том числе и обвинения его в проперсидских намерениях (медизме) и взяточничестве (плеонексии). Таким образом, Тимокреонт, в противовес Симониду, отражает враждебную Фемистоклу традицию.
Менее информативными являются свидетельства других современников Фемистокла: Эсхила, в "Персах" которого усматривают косвенную апологию Фемистокла и его политики, Иона с Хиоса, который, по Плутарху, вспоминал про Фемистокла в связи с деятельностью Кимона, а также трагический поэт Фриних, чьи трагедии "Взятие Милета", или, по другим данным, "Взятие Милета Дарием", и "Финикиянки" непосредственно связаны: вторая - с Фемистоклом, первая же - с характеристикой периода в целом.
Часто и много говорят о Фемистокле в связи с внутренней и внешней политикой афинского полиса историки V века до Р. Х, в первую очередь Геродот и Фукидид. При этом, обвинения Геродота в необъективности, предвзятости по отношению к Фемистоклу, стремлении умалить его заслуги и влияние на политическую жизнь Афин, которые до сих пор можно встретить в исторической литературе, являются, на наш взгляд, слишком категоричными и некорректными: образ Фемистокла у Геродота, сложный и внутренне противоречивый, в значительной мере объясняется той противоречивой традицией, которая сложилась в регионе на время написания им своей "Истории". Как справедливо заметил как-то Ф. Фрост, наше разочарование и недовольство Геродотом объясняются желанием узнать от него не то, о чем он сообщает. Кроме того, как опять же таки отмечает Фрост, Геродот по своим убеждениям "антигерой". Он редко когда прославляет греческих героев, поскольку, по его мнению победа в войне была получена соединенными усилиями всех свободных граждан. В тех же редких случаях, когда Геродот отдает должное героям, они принадлежат скорее к гоплитам, чем к стратегам или политикам, как то: Поликрит, Эвмен, Амейний (Hdt. VIII. 93), спартанец Диенак (VII. 226) или Софан (IX. 74).
Что же касается Фукидида, то e него образ Фемистокла представляет собой продукт дальнейшего развития той доброжелательной традиции, которая сложилась еще при жизни последнего. В отличие от Геродота, Фукидид вполне вероятно подчеркивает большие интеллектуальные дарования Фемистокла, его заслуги в преодолении персидского нашествия, отдавая должное великому полководцу и политику Афин. Как это обычно отмечается в источниковедческих исследованиях, именно фукидидово изображение Фемистокла стало основой для развития всего позитивного образа Фемистокла в дальнейшей античной традиции, среди прочего - у Диодора Сицилийского, Корнелия Непота и Плутарха.
Весьма благоприятные, хотя скорее оценочные, нежели информативные, отзывы о Фемистокле сохранились и в практически современной Фукидиду античной комедии, особенно у Аристофана. Примечательно при этом, что комедия, чье развитие приходится на время расцвета афинской демократии, не присоединилась к обвинениям Фемистокла в его действительных или приписываемых ему грехах.
Из младших современников Фукидида упомянем прежде всего о Стесимброте, чьи сохранившиеся у Плутарха замечания относительно проведения Фемистоклом морского закона вследствие преодоления сопротивления Мильтиада еще и до сих пор служит постоянным поводом для дискуссий. Многочисленные исследования по ряду авторов конца V века до Р. Х., особенно касательно Гелланика Лесбосского, возможного старшего источника для автора позже сфабрикованных фиктивных писем Фемистокла и других более поздних свидетельств о нем, не сняли источниковедческих проблем, которые еще и сегодня постоянно дискутируются в специальных изданиях. Использование этих показаний, скорее виртуальных, нежели реальных авторов требует взвешенности и нами практикуется лишь эпизодически.
Важной, хотя и специфической, частью нарративных источников являются свидетельства о Фемистокле, щедро рассыпанные в произведениях представителей различных философских школ. Эта специфичность в значительной степени обусловлена тем, что для Платона, Ксенофонта, Сократика Эсхина и других, вплоть до Цицерона включительно, философов Фемистокл служил примером удачливого политика, в связи с биографией которого разрабатывался тезис о необходимой зависимости такого рода деятелей от ментора, наставника и учителя. В более общем плане вопрос заключался в том, можно ли воспитать "арете", и является ли она врожденной. В случае с Фемистоклом, это, в частности, способствовало оформлению традиции о его воспитании и обучении у представителей различных философских школ и о связи с ними до конца его политической карьеры; известная история о совете Мнесифила при Саламине (см. особенно: Hdt. VIII. 57; Plut. Them. II. 4; Moralia 154C, 156B, 795G.) имеет, очевидно, основой именно эту традицию. С другой стороны, фигура Фемистокла, его жизнь и деятельность, служили философам постоянным объектом для разнообразных морализований и обучающих констатаций. Среди прочего, именно благодаря усилиям философов, которые связывали с морскими преобразованиями усиление "корабельной черни" и рождение "крайней демократии" или "охлократии", окрепла и получила дальнейшее развитие мысль о Фемистокле как об активном стороннике демократизации афинского полиса, которому противопоставлялся рассудительный и взвешенный, консервативно настроенный Аристид.
Дальнейшее развитие эти тезисы получили в творчестве ораторов классического периода. Так, в целом положительная оценка деятельности Фемистокла характерна для Лисия, Демосфена, Динарха, Гиперида, и даже для консервативно настроенного Исократа. Отрицательная же сторона представлена в фрагментах "Филиппики" Феопомпа, которые дошли до нашего времени через посредничество Плутарха, Афинея и Андокида.
Наиболее полно для IV ст. до Р. Х. деятельность Фемистокла, рассматриваемая в контексте эволюции афинского полиса, представлена в трудах так называемых "политических теоретиков". Они стремились систематизировать и осмыслить историю греческих полисов (прежде всего Афин), опираясь на аутентичные источники, большинство из которых до нашего времени уже не дошло. Первые попытки такой систематизации мы находим еще у аттидографов IV ст. до Р. Х., произведения которых сохранились фрагментарно: Клидема, отрывок из которого содержит информацию об эвакуации населения Афин перед Саламинской битвой, и Андротиона с его замечаниями относительно сущности остракизма. Своеобразным же обобщением попыток систематизации политической истории Афин стала "Афинская полития" Аристотеля. Особенно важным для нас является двадцать вторая глава этого труда. Несмотря на то, что она - эта глава - часто признается тенденциозным олигархическим памфлетом, сведения относительно политического развития Афин 480-х гг. до Р. Х., которые содержатся в ней, являются уникальными. Используется и другой труд Аристотеля, "Политика". В ней приведены данные относительно функционирования разнообразных полисных институтов, без учета которых немыслим анализ таких запутанных вопросов внутриполитического развития Афин, как проблема начала реализация морской программы в архонтат Фемистокла, реформа 487 года, остракизмы 480-х гг. Обычно при этом необходимо постоянно помнить, что Аристотель следовал в своем творчестве определенной философской концепции, в соответствии с которой он и трактовал те или иные события, подбирая должным образом и сами исторические факты.
Завершим обзор нарративных источников фрагментами Эфора из Кимы, ученика Исократа, дошедших через посредство Плутарха, Схолиаста к Элию Аристиду, Оксиринхского папируса и тому подобное. О том, насколько значительным был труд этого историка, может свидетельствовать уже тот факт, что влияния его постоянно ищут во многих более поздних авторов, а значительную часть XI книги "Исторической библиотеки" Диодора Сицилийского иногда даже считают его простой эпитомой. Для нас не является важным, насколько подобное понимание Диодора является верным; важнее другое: Диодор был хорошо знаком с исторической традицией относительно афинского полиса и деятельности ее основных фигурантов.
Наряду с Диодором из поздних источников для нас наибольшую ценность представляют речи Элия Аристида, описания археологических комплексов, связанных с реалиями переходного от архаического к классическому периоду у Павсания, а также биографии Аристида, Фемистокла и Мильтиада у Корнелия Непота. Несмотря на вторичность и даже фактические ошибки последнего, его использование позволяет, в частности, изучить основные особенности складывания традиции о Фемистокле, в особенности об обстоятельствах принятия морского закона.
Особое значение для исследования различных аспектов истории афинского полиса имеют параллельные биографии Плутарха. Невзирая на значительную отдаленность во времени от событий, которые им освещаются, а также на некоторое морализаторство, его жизнеописания имеют для нас первостепенное значение, поскольку представляют собой, во-первых, наиболее полное систематическое изложение жизни Фемистокла и современных ему лидеров афинского полиса, и, во-вторых, поскольку в некоторых вопросах, касающихся истории Афин на рубеже VI-V вв. до Р. Х., эти описания являются источником вообще уникальным. Противоречивость образа героев биографий Плутарха не должна нас смущать: в конечном счете, такая противоречивость в значительной мере обусловлена творческим методом Плутарха, как, впрочем, и противоречивость всей традиции, которая предшествовала ему. При сопоставлении с данными Геродота, Фукидида и других источников сообщения Плутарха позволяют составить достаточно четкие представление об основных направлениях эволюции афинского полиса во времена общественно-политической деятельности Фемистокла. Неудивительно поэтому, что источниковедческие штудии по отдельным вопросам "очеловечивания" афинской истории традиционно имеют своей основой, стержнем, вокруг которого группируются все другие известные нам источники, являются именно параллельные жизнеописания Плутарха.
Эпиграфические источники, без учета которых совершенно немыслимы исследования античной проблематики, представляют надписи, собранные, главным образом, в изданиях Г. Диттенбергера и М. В. Тода. Особое место среди них занимает опубликованная М. Джемсоном Трезенская надпись с декретом Фемистокла, известные отечественным историкам главным образом благодаря обстоятельной статье Л. М. Глускиной, в которой она и приводит перевод надписи, и многочисленные мнения по вопросам с ней связанным.
Эпиграфическим (хотя одновременно и археологическим) источником являются и остраконы, выявленные различными археологическими экспедициями и опубликованные в трудах различных ученых, и особенно - в уже упоминавшейся работе Е. Подлецкого, который посвятил этому виду источников отдельный параграф, приведя и иллюстрации наиболее примечательных остраконов.
Комплекс археологических источников представляют данные масштабных раскопок, которые ведутся археологическими экспедициями на территории фактически всей Аттики. Особенно информативными являются остатки укреплений Пирея. Осуществленные на их основе реконструкции позволяют говорить о принципиальном отличии гаваней Пирея от Фалерского рейда, который выполнял функции пристани в период, который еще предшествовал реализации программы морских вооружений афинского полиса. Сюда же надлежит отнести и остатки культовых сооружений, о которых говорится в нарративных источниках в связи с событиями рассматриваемого времени, - святилища Ликомидов в Флии, а также храма Артемиды Аристобуле; их открытия служит косвенным подтверждением историчности свидетельств письменных источников. Завершающему этапу общественно-политической деятельности Фемистокла в контексте эволюции афинского полиса принадлежит римская копия его скульптурного портрета, обнаруженное под время раскопок в Остии в 1939 году. Споры относительно подлинности этого бюста продолжаются и доныне, но не в зависимости от их результата эта находка позволяет сделать вывод о репрезентативности Фемистокла не только в нарративной традиции, но и в традиции изобразительной, в аудиовизуальной античной цивилизации в целом.
Определенную информацию относительно перипетий карьеры Фемистокла предоставляют и немногочисленные нумизматические источники. Подразумеваются давно известные три дидрахмы аттической монетной системы и монета в четверть обола, которая была опубликована еще в 1963 г.
Конечно, кроме приведенных в данном обзоре, существует и много других показаний о деятельности Фемистокла в контексте эволюции афинского полиса. В первую очередь это касается так называемых "писем Фемистокла". Использование этого позднего по происхождению источника в нашей монографии было чисто эпизодическим. Это обусловлено тематикой писем, которая отражает главным образом заключительный период жизни Фемистокла - его остракизм, пребывание в Аргосе и тому подобное, без специальной связи с эволюцией афинского полиса. В ряде случаев используются и источники, которые принадлежат другим эпохам и событиям и в которых Фемистокл, современные ему события и личности упоминаются лишь вскользь. Среди них - такие поздние по времени создания источника, как эксцерпты Фотия, короткие заметки Суды (Свиды), Георгия Синкелла, разные комментарии Схолиаста, речи Либания, хроника Евсевия Памфила, особенно ее Армянская версия др. Заметим, что использование этих источников в нашей монографии подлежит обязательному условию: данные, приводимые в них, служат исключительно для уточнения уже известных нам из более ранних, основательных и надежных сведений.
Таким образом, обзор источников свидетельствует не только о репрезентативности образа Фемистокла в античной традиции, но и о том, что его биография стала основой для различных построений, морализований и даже анекдотов, еще в античном мире. Созданная в результате этого противоречивая традиция, в свою очередь, уже в новое время стала одним из любимых объектов для источниковедческих штудий. Особенно плодотворной в этом отношении кажется немецкая историография XIX века, которая оттачивала на Фемистокле различные методы исторических изысканий. Несмотря на мощную струю гиперкритицизма, который не миновал даже таких авторов, как Фукидид и Аристотель, несомненным заслугой источниковедческих исследований стала тщательная разработка практически всех фактов биографии Фемистокла. С осознанием того, что без учета мероприятий Фемистокла немыслимо изучение вопросов связанных как с эволюцией афинского полиса, так и с историей Древней Греции в целом, эти факты стали привлекаться при написании обобщающих трудов, различных справочников, учебников и пособий, количество которых сегодня уже почти необозримо; нами используются те из них, которые стали событием в исторической науке.
Остановимся на обзоре трудов обобщающего характера. Их ценность для нас заключается прежде всего в том, что в них осуществляются попытки осмыслить деятельность Фемистокла в широком контексте общественно-политического развития Афин и Греции вообще. Следует, однако сразу же заметить, что особенностью таких работ является то, что их авторы выстраивают свои концепции не только на основе показаний античных источников, но и следуя определенным мировоззренческим, общеисторическим и методологическим установкам. Так, конец XIX и первая половина XX веков прошли под знаком господства модернизаторской концепции, которая особенно отчетливо проступает в трудах немецкой исторической школы, в сохранении гиперкритицизма как метода при изучении источников, что, в условиях многочисленности аутентичных свидетельств сказывалось и продолжает сказываться до сих пор на работе многих историков. Особенно это заметно в трудах К. Белоха. Его сугубо отрицательное отношение к демократическим движениям в Афинах сказалось в конечном счете и на оценке общественно-политической деятельности Фемистокла. В своей "Греческой истории" на основе ряда сложных, но не всегда корректных комбинаций, он приходит к абсолютно неприемлемому выводу о политической позиции Фемистокла как вождя аристократической партии в Афинах. Как показано нами в соответствующем разделе, в основе концепции Белоха находится обычный взгляд на движущие силы политического развития, преувеличение роли субъективных моментов и недооценка объективных условий, которые находились в основе политических движений. Вместе с тем следует отметить, что труд Белоха стала важным этапом в изучении истории Афин послеклисфеновского периода.
Систематическому изложению истории греко-персидских войн, взаимоотношений между Персией и Грецией и внутреннего развития Афин этого периода посвящен четвертый том капитального труда Эд. Мейера "История древности". Безусловной заслугой Эд. Мейера является то, что неоднократно отмечалась в историографии - утверждения универсально-исторического подхода к изучению древности, в этом разделе проступает особенно отчетливо. Весь период греко-персидских войн им рассматривается как результат постоянного взаимодействия Передней Азии с Грецией, в том числе и особенно - с Афинами. Рассматривая проблему политического развития Афин начала V века до Р. Х., Эд. Мейер дает высокую оценку деятельности Фемистокла, особенно созданию им морского флота, который, по его выражению, "удвоил мощь Афин", а в дальнейшем - строительству стен и гаваней в Пирее.
Г. Бузольт, который оставил заметный след в изучении различных древнегреческих институтов, использованный нами прежде всего при освещении вопросов, связанных с архонтатом и стратегией Фемистокла, реформой 487 г., остракизмами 480-х годов и другими ключевыми моментами эволюции афинского полиса. Вместе с тем, в "Греческой истории до битвы при Херонее" приводится систематическое изложение общественно-политической деятельности Фемистокла в контексте эволюции афинского полиса, с высокой оценкой этой деятельности. Здесь же вспомним и труд У. фон Вилламовиц-Меллендорфа "Государство и сообщество греков и римлян", в котором также затрагиваются вопросы общественно-политического развития Афин периода, который нас интересует, а замечание автора о том, что после реформ Солона в Афинах не существовало более аристократии по рождению как политико-социальной партии, стало общим местом в дальнейших исследований абсолютного большинства историков.
Необходимо отметить, что труды упомянутых историков в значительной степени повлияли на развитие науки об античном мире. Разработка ими проблем политической борьбы и политических партий в Афинах начале V века во многом определила направления дальнейшей исследований, а склонность к модернизаторству и поиску аналогий в современных политических отношениях сказывается в исторической науке и после. Не избежал модернизаторских воздействий и написанный Е. Уолкером раздел "Политические партии в Афинах от реформ Клисфена до 491 г. до Р. Х.", помещенный в четвертом томе "Кембриджской древней истории"[1].
Для историографии середины XX века. характерными становятся попытки связать политическую борьбу в Афинах и деятельность Фемистокла с экономическим развитием. Это с особой отчетливостью проступает в труде Гранди "Фукидид и история его эпохи"[2]. В то же время, в историографии этой эпохи возрастает интерес к роли личности в историческом процессе, усиливается идеализация героев, античных "суперменов", одним из которых в трудах Г. Берве выступает и Фемистокл: его прозорливость, которая традиционно уважается в источниках, у Берве понимается в ее крайней форме, в форме провиденциализма, И преодоление персидского нашествия рассматривается как победа Запада над Востоком, как защита интересов всего западного мира[3]. Вообще противопоставление Греции враждебно настроенной Персии - любимая тема многих работ, которые появляются в западной историографии в течение всего XX века. Весьма показательным в этом отношении являются труд А. Г. Бурна "Персия и греки: оборона Запада, 546- 478 гг. до Р. Х."[4], монографии П. Грина[5], посвященные вопросам отражении персидского нашествия на Грецию, а также исследования Г. Бенгтсона[6]. Фемистокл в этих исследованиях выступает главным образом как афинский стратег; соответственно и основное внимание уделяется его военно-политическим мерам.
Отдельные проблемы политической борьбы в афинском полисе начале V века рассматриваются в целом ряде работ Ф. Шахермейра[7]. Несмотря на несомненные достоинства этих работ (тщательное следование источникам, основательное знание литературы из рассматриваемых вопросов и так далее), в них проступает явно негативное отношение к Фемистоклу как демократическому лидеру, противопоставление его афинской аристократии. Тезис же о том, что Фемистокл использовал свое влияние на демос для того, чтобы держать в "шахматном порядке" всех "лучших" афинян справедливо расценивается Е. Клюве как "экстремистская"[8].
Вторая группа трудов, условно выделяется в пределах рассмотрения исследуемой темы, объединяет исследования проблем афинского полиса и его основных институтов. Одним из наиболее известных трудов в этой группе кажется монография Ч. Гигнета "История афинской конституции до конца V века до Р. Х."[9]. Несмотря на то, что данные, на которых она базируется, в значительной степени устарели, эта работа и сегодня остается важным аргументированным изданием, предлагая короткие, но вполне информативные очерки по самым разнообразным вопросам эволюции афинского полиса, образование и функционирование его институтов.
Содержательные обзоры этого периода развития афинского полиса находим и в трудах В. Дж. Фореста[10], Г. Сили[11] и В. Эренберга[12]. Несколько особняком следует поставить монографию Т. Таркиайнена "Афинская демократия"[13], которая является примечательной попыткой в западной историографии применить учение о классовой борьбе для изучения политики развития Афин. Возможно, на формирование столь, в общем необычного для представителей зарубежной историографии взгляда определенным образом повлияло пребывание Таркиайнена в Москве в составе финского дипломатического корпуса. В целом же для историков, которые занимаются проблемами эволюции афинского полиса в период Клисфена до Эфиальта и Перикла, характерным является изучение роли аристократии в истории афинского полиса, а часто и возведение политической борьбы к соперничеству отдельных аристократических родов. Так, труды М. Арнгейма, Дж. Дэвиса, П. Биккнела и В. Коннора[14] важны для нас прежде всего генеалогическими сведениями об основных деятелях рассматриваемого периода афинской истории, в том числе и о Фемистокле, о его связи с древними аристократическими родами. Это в значительной степени позволяет уточнить наши представления о политической позиции Фемистокла, особенно на раннем этапе его деятельности. Тематически близкими к ним являются специальные труды по генеалогии, топонимике, например, Ф. Харви "Неокл, отец Фемистокла", В. Папе и М. Бензеле "Словарь греческих собственных имен") и топографии Афин (В. Юдейх "Топография Афин", Дж. Травлос "Иллюстрированный словарь античных Афин", Ч. Элиот "Прибрежные демы Аттики" и некоторые другие подобного типа[15]).
К другой же группе можно отнести и ряд исследований по отдельным темам социальной истории Афин, как то: А. Гомм "Население Афин 5 и 4 вв. до Р X."; Д. Лотце "Между политами и метеками"; X. Циммерман "Свободный труд в Греции в течение V-IV вв. до Р. X."[16]. Хотя они и не имеют прямого отношения к Фемистоклу, но являются важными для анализа социальной базы преобразований.
Кроме упомянутых трудов обобщающего характера по проблемам политических институтов, нами использованы также специальные исследования относительно афинского демоса, экклесии и буле (П. Роде "Афинская буле", "Дж. Гриффит "Исегория в афинских собраниях", и особенно две статьи Е. Клюве, в которых немецкий историк осуществляет детальный анализ общественно-политических отношений в Афинах начала V века. до Р. Х.)[17].
Роль демагогов, в том числе и Фемистокла, их влияние на функционирование экклесии и других политических институтов афинской демократии рассматривается в статье Н. Финли "Афинские демагоги"[18], в которой, к тому же, поставлен и вопрос об участниках экклесии под время остракизма. Разница между понятиями "простат" и "демагог", "простат" и "тиран" показано в статье Х. Шеффера, помещенной в Реальной энциклопедии Паули-Виссовы[19]. Целый ряд исследований посвящен афинской стратегии, ее возникновению и функционированию, например, Ч. Форнара "Афинская коллегия стратегов с 501 по 404 годы", Н. Геммонд "Стратегия и гегемония в Афинах V века"; Б. Джордж "Афинский военно-морской флот в классический период", Е. Рушенбуш "Избрание стратегов в Афинах V и IV вв. до Р. X."[20] и др.
К этой же группе отнесем и труды, посвященные изучению остракизма в Афинах (кроме уже упомянутых в связи с осмотром эпиграфических источников трудов, укажем также на исследования Же. Каркопино, Е. Раубичека, Г. Томсена, Е. Вандерпола и других специалистов по этой проблеме[21].
Особое место в историографии исследуемой проблемы занимает третья группа, которая охватывает работы, посвященные непосредственно Фемистоклу. Среди них выделяются фундаментальные исследования источниковедческого характера. Как уже отмечалось выше, жизнь Фемистокла, его освещение в исторической и литературной традиции стали одним из любимых объектов для источниковедческих штудий в течение всего XVIII и XIX веков, особенно в немецкой историографии. Многочисленные исследования нашли наиболее полное завершение в фундаментальном труде Адольфа Бауэра "Фемистокл. Штудии и доклады по греческой историографии и источниковедению"[22].
Не касаясь источниковедческих проблем, отметим, что этот труд характеризуется благосклонным отношением к ФемистоклУ как к одному из величайших героев античного мира. Бауэр, полемизируя с гиперкритично настроенными исследователями, последовательно защищает свидетельства о карьере Фемистокла, в том числе и наиболее ранние. Особую ценность составляет научный аппарат этого труда, который позволяет составить отчетливое представление об историографии проблемы прошлых веков, о те многочисленные исследования, которые сегодня широкому кругу историков уже недоступны.
Основательность труда Бауэра побудила американского ученого Фрэнка Фроста переиздать ее, дополнив эпиграфическими и археологическими источниками, достижениями новой историографии[23]. Многочисленные ссылки на это издание Фроста - обычное явление во многих исследованиях жизни и деятельности Фемистокла. Подобной, но тематически шире, является уже упоминавшаяся выше книга Е. Подлецкого "Жизнь Фемистокла. Критический обзор литературных и археологических свидетельств". Кроме основного раздела, эта работа содержит еще и краткий очерк всей биографии Фемистокла, несколько специальных обзоров его ранней карьеры, хронологические и генеалогические исследования.
Самостоятельную ценность представляет библиография всей карьеры Фемистокла, как, впрочем, и всех проблем, связанных с его деятельностью. Наконец, своеобразным обобщением источниковедческих исследований стала еще одна монография Ф. Фроста: "Фемистокл Плутарха. Исторический комментарий"[24]. Фактически, это подробный комментарий ко всем сообщениям Плутарха, с привлечением как можно большего числа других свидетельств. И хотя она, как и другие работы этого автора, проникнута скептицизмом относительно возможности определения основных альтернатив общественно-политической борьбы в послеклисфеновских Афинах, логического объяснения политических поступков индивида, основные ее положения стали определяющими для понимания многих моментов этого периода.
Очень важным для рассматриваемой в нашей монографии темы является труд Ж. Лабарба "Морской закон Фемистокла"[25], вышла в Париже в 1957 году. Появление этой монографии стало важной вехой в изучении не только общественно-политической деятельности Фемистокла, но и всего периода от реформ Клисфена до Эфиальта и Перикла. Хотя в заголовок вынесена тема морского закона 483/2 г. до Р. Х., в ней фактически рассматривается весь комплекс проблем, связанных с этим периодом, в том числе и такие сложные вопросы, как раздел прибыли с Лаврийских рудников, демографические исследования и прочее. Что же до анализа самого морского закона, который превратил Афины в морское государство, то, несмотря на спорные выводы относительно этапа морского строительства, количестве построенных кораблей и тому сопутствующих моментов, труд Лабарба справедливо может считаться лучшим из всех исследований на эту тему. Кроме того, его появление вызвало многочисленные отзывы специалистов, что значительно способствовало активизации интереса ко всей общественно-политической деятельности Фемистокла.
Важной является и монография Г. Ленардона "Сага о Фемистокле"[26], которая вышла из печати в Лондоне в 1978 году. Она стала результатом многолетних исследований историка, что нашло отпечаток в более ранних статьях, посвященных архонтату Фемистокла, хронологии его карьеры и остракизма. Характер этой монографии в значительной степени обусловлен самой проблемой: задавшись целью охватить всю биографию Фемистокла, Ленардон по необходимости вынужден был ограничить себя в использовании историографии, как и источников. Этим, очевидно, объясняется некоторая поверхностность И декларативность многих параграфов, в которых автор сбивается на повествовательный тон. Кроме того, обильное цитирование источников в английском переводе, фактически без специального анализа оригинала, делает ее немного популярной. Конечно, в такой ситуации Ленардону трудно было сполна выдержать линию, которую он проводил в отдельных местах труда и которая сводится в общих чертах к тому чтобы Фемистокла, героя Мидийских войн, воспетого в "Саге о Фемистокле", показать и как одного из творцов демократической конституции Афин.
Более последовательными в этом отношении кажутся усилия Й. Папаставру в его монографии "Фемистокл. История титана и его времени", которую мы использовали в немецком переводе, который появился в 1978 году в Дармштадте[27]. В ней, как и в труде Ленардона, также оставили следы предыдущие исследования Папаставру, посвященные анализу партийно-политической позиции Фемистокла. К сожалению эта монография, несомненно интересная своими попытками увидеть Фемистокла в контексте общественно-политической борьбы в Афинах в начале V столетия страдает неопределенностью оценок, которые сводятся к формулировкам типа "патриотические круги", "националистическая партия" и тому подобное. Бесспорно важный внешнеполитический фактор, таким образом, выдвигается при рассмотрении проблемы на первый план, затеняя собой внутренние условия появления Фемистокла как политического деятеля, особенности общественно-экономического и политического развития Афин как полисного организма. В этом сказалась методологическая неопределенность Папаставру.
С сожалением приходится констатировать, что до сих пор в отечественной, да и во всей постсоветской исторической науке, подобных работ все еще нет. Исключением является разве что краткий очерк Е. Д. Фролова, который, учитывая ограниченность объема, не мог осветить все моменты общественно-политической деятельности Фемистокла.
В следующую группу выделены работы, связанные с отдельными аспектами деятельности Фемистокла, в контексте общественно-политических процессов, которые разворачивались в Афинах первой трети V века до Р. Х. Это, в основном, специальные статьи, посвященные конкретным проблемам, хотя есть и несколько монографий.
Особое место занимают труды по проблеме архонтата Фемистокла. Противоречивость источников, сообщают про эту магистратуру, очень сказалась на их характере: большинство из них источниковедческие, как то: статьи Ч. Форнари, Г. Ленардона, Д Льюиса, Е. Мосгаммера, Г. Уэйд-Джери и других исследователей, которые постоянно используются в систематической части нашей монографии[28].
Проблема архонтата Фемистокла рассматривается и в трудах, специально посвященных политическим процессам в раннекласических Афинах, причем, если статья Ван ден Бера "Фемистокл в историографии V века", как и ранее, является преимущественно источниковедческой, то в других (особенно в статье Ф. Фроста "Место Фемистокла в афинской политике"[29]) осуществляется попытка рассмотреть деятельность Фемистокла во время исполнения им магистратуры архонта в том числе, в контексте исторического развития Афин.
Интересно при этом заметить разнообразие взглядов на характер политической деятельности Фемистокла: от зачисления его в активные деятели той или иной политической партии, что характерно для историков XIX - первой половины XX веков (Белох "Афинская политика со времен Перикла"; А. Розенберг "Партийная позиция Фемистокла"; А. Домашевский "Афинская политика во времена Пентеконтаетии"; де Санктис "От Клисфена до Фемистокла"; статьи Ч. Робинсона, особенно "Афинская политика, 510-486"; И. Папаставру "Политическая ситуация в Афинах накануне персидских войн и внешняя политика Афин"; Г. Мак-Грегора "Проперсидская партия в Афинах с 510 до 480 гг. до Р. Х."[30]), через отрицание его партийной принадлежности, определение Фемистокла как homo novus (А. Гомм "Афинская политика, 510- 483 гг. до Р. X."[31]) или как "регионалиста" (Г. Сили "Регионализм в архаических Афинах"[32]), к отрицанию политической борьбы в Афинах 490-х годов вообще и сведение ее к чисто субъективистским устремлениям честолюбивых аристократов (Ф. Фрост "Племенная политика и гражданское государство" и особенно уже упомянутая его статья про Фемистокла; Е. Груен "Стесимброт о Фемистокле и Мильтиаде"[33]).
Некоторые аспекты политической деятельности Фемистокла, его отношении до разных партий и политических деятелей рассматриваются в работах, посвященных изучению как истории Афин в целом (Д. Найт "Исследования афинской политики пятого века до Р. X."; уже упоминавшаяся работа Ч. Элиота с обзором политики Афины от Клисфена до реформы 487 г.Эренберг "Аспекты античного мира", И. Мартин "От Клисфена до Эфиальта" и особенно монография Ч. Форнари и Л. Сеймонса "Афины от Клисфена до Эфиальта"[34]), так и деятельности Аристида, Мильтиада, Мнесифила, Ксантиппа, Павсания и других современников Фемистокла (А. Блемайр "Павсаний и Персия"; Г. Аудринг "Эфиальт штурмует Ареопаг"; Г. Силе "Эфиальт"; Е. Обст "Мильтиад"; Г. Вильрих "Перикл"[35]).
К этой же группе отнесем и исследования внешнеполитических отношений в начале V века. до Р. Х., в которых рассматриваются и вопросы, связанные с ролью Фемистокла в определении внешней политики Афин на протяжении всей его активной карьеры. Особо следует отметить значение для нашей темы работ по истории афино-эгинских отношений, которые проявляли значительное влияние на развитие внутреннеполитической ситуации в Афинах (Е. Эндрюс "Афины и Эгина. 510-480 гг. до Р. Х."; Н. Геммонд "Исследования греческой хронологии шестого и пятых столетий до Р. Х."; Е. Подлецкий "Афины и Эгина"; Г. Вельтер "Эгина", а также ряд других статей и монографий[36]), по связям Афин с Аргосом, Спартой и другими полисами Пелопоннеса (В. Форрест "Фемистокл и Аргос"; Дж. Вольский "Прогрессивность и консерватизм в Спарте и Афинах во времена Греко-персидских войн"[37]), а также других работ подобной проблематики.
Значительная историография периода с 490 по 480 г. до Р. Х. объясняется главным образом тем обстоятельством, что в эти годы деятельность Фемистокла тесно переплетается с такими важными событиями афинской истории как первое применение остракизма, реформа архонтата 488/7 г. до Р. Х. и решительный шаг Афин в сторону моря - строительство военного флота в 483 г. до Р. Х.
При этом вопрос авторства реформы 488/7 года в значительной степени зависит от определения позиций Алкмеонидов, обвинении после Марафона в медизме. Труды Дж. Уильямса ("Образ Алкмеонидов между 490 и 487/6 гг. до Р. X."), Д. Джиллиса ("Марафон и Алкмеониды"[38]) и других историков позволяют прийти к выводу, что некоторые основания для такого обвинения действительно существовали. Привычная в общих трудах по истории афинского полиса идеализация Алкмеонидов является результатом упрощения картины политической борьбы в Афинах Тематически близкими этим трудам являются статьи Ф. Шахермейра ("Марафон и персидская политика"), А. Бурна ("Геммонд o Марафонe"), детальный анализ истории с сигналом щитом у Г. Гадсона ("Сигнал щитом при Марафоне"[39]), а также труды, посвященные изучению самого медизма (Дж. Холлидей. "Медизм в Афинах, 508 480 гг. до Р. X."; Г. Вестлейк. "Медизм Фессалии"[40]).
Из трудов, посвященных непосредственно реформе архонтата 488 года, особый интерес представляют статьи Р. Бака ("Реформа 487 г. до Р. Х. относительно избрания архонтов"), с обстоятельной библиографией, и Ф. Бэдиена ("Архонты и стратеги")[41]. Поскольку иногда ставится вопрос об авторстве реформы 487 года Аристида, то пришлось использовать и специальное исследование по этой теме П. Бикнела ("Архонт 489/8 г. и архонтат Аристида, сына Лисимаха, из Алопеки")[42].
Конечно, мы не могли использовать все разнообразие работ по остракизмам 480-х гг, количество которых продолжает расти с появлением новых археологических свидетельств. Но и использованных достаточно, чтобы сделать выводы относительно возможного введения самого института остракизма в середине 480-х лет, сути остракофорий и возможной роли в них Фемистокла. Среди этих работ наибольшего внимания заслуживают основательные разработки А. Раубичека, Е. Вандерпола, Ч. Робинсона и Г. Лемана[43]. Следует заметить, что остракизмы 480-х гг. завершаются изгнанием Аристида. Это обычно рассматривается как один из аргументов в пользу политической борьбы, развернувшейся в Афинах вокруг принятия предложения Фемистокла в отношении строительства морского флота. Не удивительно поэтому, что практически все труды указанных авторов так или иначе соотносятся с этим событием. Специально же перестройке афинского флота посвящена уже упоминавшаяся монографию Лабарба, а также исследования Н. Амита и Б. Джордана[44]. Кроме того, отдельные вопросы морского закона 483 года рассматриваются в десятках и сотнях специальных трудов, но наибольший интерес для нас представляет небольшая статья Г. Бенгтсона "Фасос и Фемистокл"[45], основные выводы из которой перекочевали практически во все современные исследования.
Еще более значительной является литература по Саламинского битве и роли, которую сыграл в ней Фемистокл. Поскольку же для нас вопросы стратегического искусства Фемистокла не имеют существенного значения, мы ограничились наиболее известными трудами по этому поводу. За основу были взяты уже упоминавшиеся монографии, в которых Саламин рассматривается в контексте всей общественно-политической деятельности Фемистокла, эволюции афинского полиса в целом. Кроме того, были использованы и основательные монографии П. Грина, Ч. Гигнета и других изыскателей[46].
Особую группу составляют специальные источниковедческие исследования. Из множества трудов по Плутарху особенно весомыми являются уже упомянутые комментарии Ф. Фроста, статьи же по отдельным вопросам биографии Фемистокла у Плутарха привлекаются нами только в случае необходимости. То же можно сказать и по поводу исследований по Фукидиду: их мы используем только при анализе спорных мест его "Истории", которым является девяносто третья глава первой книги. Самостоятельную ценность составляют лишь комментарии к Фукидиду А. Гомма[47], чьи выводы относительно занимания Фемистоклом во время перестройки Пирея не должности архонта, а какой-то другой, спровоцировали оживленную дискуссию; ее отголосок в специальной литературе ощутим и сегодня.
Такими же весомыми являются комментарии к Геродоту В. Гау и Дж. Уэлса особенно в отношении пояснений к 143 параграфу VII книги[48].
При уточнении деталей начала политической деятельности Фемистокла, его остракизма и бегства в Персию привлечены специальные труды, посвященные исследованию творчества и жизненного пути поэтов - современников Фемистокла: о Эсхила - Е. Подлецкого и А. Диамантопулоса; статьи Ф. Якоби о Ионе, Ктесии и про аттидографов, В. Коннора про Феопомпа[49]. В связи с уникальностью сообщение Стесимброта о флоте Фемистокла наряду с общими трудами использованы статьи Ф. Шахермейра и особенно Б. Груена[50].
Следует заметить, что мы не имели возможности в рамках одной монографии проводить детализированный филологический анализ всех источников. Лишь в исключительных случаях, когда имеющиеся объяснение по каким причинам нас не удовлетворяют, мы прибегаем к нему. В такой ситуации привлечение источниковедческих исследований стало условием, без которого рассмотрение заявленной здесь проблемы был бы вообще невозможным.
В особую группу выделены труды российских и советских исследователей. Поскольку в оценке Фемистокла почти все они придерживаются схожих взглядов (Фемистокл - вождь афинской демократии, иногда - радикальный демократ, организатор отпора Персии и создатель афинского морского флота), то противопоставлять российских и советских историков кажется неуместным.
Более-менее систематическое изложение биографии Фемистокла содержится в общих курсах истории древней Греции таких российских ученых, как В. П. Бузескул, Г. Ю. Виппер, П. Г. Виноградов, Ф. Ф. Соколов и Н. Л. Хвостов[51]. В дальнейшем основные положения этих курсов было развито с историко-материалистических позиций в трудах А. И. Тюменева, С. Л. Лурье, К. М. Колобовой, С. И. Ковалева, В. С. Сергеева, А. В. Мишулина других историков советской эпохи[52]. Специальных же исследований деятельности Фемистокла в контексте эволюции афинского полиса в российской, советской и постсоветской историографии фактически не было. Лишь в трудах В. П. Бузескула, Н. А. Гершензона, В. Маклакова, М. М. Мандеса, Ф. Ф. Соколова и Н. М. Куторги[53], а также советских и постсоветских и российских ученых - Г. Т. Залюбовиной, К. К. Зельина, Е. Д. Фролова, В. М. Строгецкого, И. Сурикова, С. Г. Карпюка, В. А. Коршунков, А. В. Паршикова[54] и некоторых других ученых - рассматривались отдельные ее аспекты.
Тем более важным является учет многочисленных трудов по общим проблемам полиса и афинской демократии. М. Андреева[55], Л М. Глускиной[56], Л. П. Маринович, Г. А. Кошеленко, В. М. Яйленко[57]. Именно в разработке теоретических вопросов, связанных с пониманием сущности полиса, его природы, особенностей развития, заключается особая значимость этих работ. К этому следует добавить и рецензии к работам зарубежных исследователей (рецензии В. Н. Андреева, А. К. Берга, Л. М. Глускиной, А. И. Доватура, Г. А. Кошеленко, Л. Н. Казамановой, Л. П. Маринович, Л. А. Ленцмана, Е. Д. Фролова и прочих советских и постсоветских ученых), а также источниковедческое исследование С. С. Аверинцева, А. И. Доватура, Г. А. Стратановского С. Я. Лурье[58] и других ученых, которые мы постоянно используем во время рассмотрения проблем, заявленных в этой книге.
Таким образом, проблемы эволюции афинского полиса конца архаической - начала классической эпохи исследуются исторической наукой с самых разных позиций и в различных выявлениях. При этом важно иметь в виду, что глобальный ход истории является результатом усилий отдельных личностей, через деятельность которых и реализуются самые актуальные тенденции развития исторической эпохи. Все это и побудило нас рассмотреть сложные процессы эволюции афинского полиса переходного от Архаики к Классике периода через деятельность одного из самых ярких ее представителей.


[1] Walker E. M. Political parties at Athens from the reform of Cleisthenes to the year 491 В. С./CAH. IV. 1926. P. 167-172.
[2] Grundy G. B. Thucydides and the history of his age. Oxford: Blackwell, 1948. V. II. 256 p.
[3] См. особенно: Berve H. Furstliche Herren zur Zeit der Perserkriege // Die Antik. 1936. Bd. 12.S. 1-28)
[4] Burn AR. Persia and the Greeks: the Defence of the West, 546-78 В. С. New York: Minerva Press, 1968. 586 p.
[5] Green P. Armada from Athens. Cross–roads of World History. Ser. Garden City, New York: Doudleday, 1970. 392 p.; Green P. The Year of Salamis, 480- 479 В. С. L.: Weidenfeld and Nicolson, 1970.326 p.; Green Р. Хerxes at Salamis. New York: Praeger, 1970. 326 p.
[6] См. особенно: Bengtson H. Griechen und Perser: die im Mittelmeerwelt Altertum. Frankfurt am Mein, 1984; Bengtson H. The Greeks and Persians. From the Sixth to the Fourth Centuries В. С. New York, 1968.478 p.
[7] См. особенно: Schachermeyr F. Griechische Geschichte mit besonderer Benicksichtigung der geistgeschichtlichen und kulturmorphologischen Zusammenhange. Stuttgart: Kohlhammer, 1960.470 S.
[8] Kluwe E. Nochmals zum Problem: Die soziale Zusammensetzung der athenischen Ekklesia und ihr Einfluss auf politische Entscheidungen // Klio. 1977. — Bd. 59. — S. 54,54 Anm. 40.
[9] Hignett G A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth Century В. С. Oxford: Clarendon Press, 1952. 432 p.
[10] Forrest W. G. The emergence of Greek democracy: The character of Greek Politics 800-400 В. С. London: Hutchinson, 1966. 252 p.
[11] Sealey R. A history of Greek city–states ca. 700-338 В. С. Berkeley, 1976.516 p.; Sealy R. Essays in Greek Politics. New York, 1990.
[12] См. особенно: Ehrenberg V. From Solon to Socrates. Greek history ancient civilisation during the Sixth and Fifth Centuries В. С. L.: Methuen, 1968.493 p.
[13] Tarkiainen T. Die athenische Demokratie. Zurich: ArtemisVerlag, 1966.383 p.
[14] Amheim M. T. W. Aristocracy in Greek society. London: Thames and Hudson 1977. 221 p.; DaviesJ. K. Athenian propertied families, 600-300 В. С. Oxford Clarendon Press, 1971.653 p.; Bicknell RJ. Studies in Athenian Politics and Genealogy // Historia Einzelnschrift. 1972. Bd. 19. 112 S.; Connor W. R. The Nei politicians of fifth–century Athens. Princeton: Univ. Press., 1971.218 г.
[15] Harvey F. D. Neokles, father of Themistocles // Historia. 1980. P. 110-111 Pape W., Benseler. G. E. WorterbuchdergriechischenEigennamen. Braunschweig 1863-1870. Bd I-II; Judeich W. Topographie von Athen. 2-te Alfl. Munich: Beck, 1931.473 S.; TravlosJ. Pictorial Dictionary of ancient Athens. London: Thames and Hudson, 1971; Eliot C. W. J. Coastal Demes of Attika. A Study of Polity of Kleisthenes. Toronto: Univ. of Toronto Press, 1962. 181 p.
[16] Gomme A. W. The Population of Athens in fifth and fourth centuries В. С. Glasgow: Uniw. Publ. 28. Oxford: Blackwell, 1933. 87 p.; Lotze D. Zwischen Politen und Metoken. Passivbtirger im klassischen Athen? // Klio. 1981. Bd. 63. S. 159-178; Zimmermann H. D. Die freie Arbeit in Griechenland wahrend des 5. und 4. Jahrhunderts v. u. Z // Klio. 1974. Bd. 56. S. 337-352.
[17] Rhodes P. J. The Athenian boule. Oxford: Clarendon Press, 1972.351 p.; Griffith G. T. Isegoria in the Assembly at Athens // Ehrenberg Studies. Oxford: Blackwell, 1966. P. 131-143; Kluwe E. Die soziale Zusammensetzung der athenischen Ekklesia und ihr Einfluss auf politische Ehtscheidungen // Klio. 1976. Bd. 58. S. 295-333; Kluwe E. Nochmals zum Problem: Die soziale Zusammensetzung der athenischen Ekklesia und ihr Einfluss auf politische Entscheidungen // Klio. 1977. Bd. 59. S. 45-81.
[18] Finley M. I. Athenische Demagogen // Das Altertum. 1965. Bd. 11.
[19] Schaefer H. Prostates //RE. Suppl. 9. Sp. 1287-1304.
[20] Fornara Ch. W. The Athenian board of generals from 501 to 404. Висбаден Steiner, 1971. 84 p.; Hammond N. G. L. Strategia and hegemonia in fifth centur) Athens//CQ. 1969. V. 19.P. 111-114; Jordan B. The Athenian navy in the classical period. A Study of athenian naval administration and military organisation in the Fifth and Fourth Centuries В. С. Berkeley and Los Angeles: Univ. Press., 1975J 293 p.; Ruschenbusch E. Die Wahl der Strategen im 5. und 4. Jh. v. Chr. in Atbenj //Historia. 1975. Bd. 24. S. 112-114.
[21] Carcopino J. L'ostracisme athenien, 2"° ed. P.: Alcan, 1935.262 p.; Raubitschek A. E. The Origin of ostracism // AJA. 1951. V. 55. P. 221-229; Thomsen R. The Origin of ostracism. A synthesis. Humanitas [Collection], IV. Kobenhavn: Gyldendal, 1972. 158 p.; Vanderpool E. Ostracism at Athens. Cincinnati: Univ. of Cincinnati, 1970.36 p.
[22] Bauer A. Themistokles. Studien und Beitrage zur griechischen Historiographie und Quellenkunde. Мерзебург: P. StefTenhagen, 1881.173 S.
[23] Bauer, Adolf. Plutarchs Themictokles fir quellenkrietische bbungen. Leipzig, 1884, 2-nd ed. With additional material by F. J. Frost. Chicago: Argonaut Press, 1967. 128 p.
[24] Frost F. J. Plutarch's Themistocles. A Historical commentary. Princeton, 1980. 252 p.
[25] Labarbe J. La loi navale de Themistocle. P.: Les Belles Lettres, 1957.238 p. 28.
[26] Lenardon R. J. The Saga of Themistocles. London: Thames and Hudson. 197 P. 248.
[27] Papastavru J. Themistokles. Die Geschichte eines Titaten und seiner Ze Ertr. und Forsch., 92. Darmstadt: Wiss. Buchges., 1978. 155 S.
[28] Badiaen F. Archons and strategoi // Antichthon. 1971. 5. P. 1-34; Cadowc T. J. The Athenian Archons from Kreon to Hypsichides // JHS. 1948. V. 68. P. 70- 123; Fomara Ch. V. Themistocles' Archonship // Historia. 1971. Bd. 20. P. 534-540; Kelly D. H. The Athenian Archonship 508/7-487/6 // Antichthon. 1978. V. !2. P. 1-17; Lenardon R. The Archonship of Themistocles, 493/2 // Historia. 1956. Bd. 5. S. 413-415; Lewis DM. Themistocles' Archonship//Historia. 1973. Bd. 22. S. 757-759; Mosshammer A. A. Themistocles' Archonship in the chronographic tradition. // Hermes. 1975. Bd. 103. S. 222-234; Wade—Gery H. T. Themistocles Archonship //ABSA. 1936-1937. Bd. 37. P. 263-270.
[29] Boer W. den. Themistocles in Fifth Centuries historiography // Mnemosyne. 1962. V. 15. P. 225-237; Frost F. J. Themistocles' Place in Athenian politics // CSCA. 1968. V. l. P. 105-124.
[30] Beloch K. J. Die attische Politik seit Perikles. Leipzig, 1884 [ND Darmstadt, 1967]; Rosenberg A. Die Perteistellung des Themistokles//Hermes. 1918.52. S. 308-316; Domaszewski A. V. Die attische Politik in der Zeit der Pentekontaetie // SHA Heidelberg Winter. 1925. 20 p.; Sanctis G. de. Da Clistene a Temistocle // RF. 1924. P. 289-306; Robinson C. A. Athenian politics, 510-486//AJPh. 1945.] V. 66. P. 243-254; PapastavruJ. Die politische Situation in Athen am Vorabendder Perserkriege und die auswartige Politik Athens // Gymnasium. 1963. Bd. 70. S. 11-18; McGregor M. F The Pro—Persian party at Athens from 510 to 480 В. С. // HSCP. 1940. Suppl. 1. 535 p.
[31] Gomme A. W. Athenian notes//AJPh. 1944. V. 65. P. 321-331.
[32] Sealy R. Regionalism in archaic Athens // Historia. 1960. Bd. 9. P. 169-173.
[33] Frost F. J. Tribal politics and the civic state // AJAH. 1976. P. 66-75; Gruen B. S. Stesimbrotos on Miltiades and Themistocles // CSCA. 1970. V. 3. P. 91-98.
[34] Knight D. W. Some studies in athenian politics in the 5-th Century В. С. // Historia Einzelnschrift., 1970. Bd. 13.44 p.; Ehrenberg V. Aspects of the ancient .world. Essays and reviews. Oxford: Blackwell, 1946. 256 p.; Martini Von Kleisthenes zu Ephialtes // Chiron. 1974. № 4. S. 1-2; Fornara Ch. W., Samons L. J. Athens from Cleisthenes to Pericles. Berkeley, 1990.
[35] Blamire A. Pausanias and Persia // GRBS. 1970. II. P. 295-305; Audring G. Ephialtes sturzt den Areopag // Altertum. 1977. Bd. 22. S. 234-238; Sealy R. Ephialtes//CPh. 1964. V. 59. P. 11-22; Obste. Miltiades//RE. Bd. 30. S. 1679- 1705; Willrich H. Perikles. Gottingen: Vanderhoeck, Ruprecht, 1936.309 S.
[36] Andrewes A. Athens and Aegina. 510-480 В. С. // ABSA. XXXVII. 1936- 1937. P. 1-7; Hammond K. G. L. Studies in Greek Chronology of the Sixth and Fifth Centuries В. С. // Historia. 1955. Bd. 4. P. 406-411; Podlecki A J. Athens end Aegina // Historia. 1976. V. 25. P. 396-413; Welter G. Agina. Berlin: Mann, 1938. 134 S.
[37] Forrest W. G Themistocles and Argos//CQ. I960.V. 10. P. 221-241; Wolski J. Progresivitat und Konservatismus in Sparta und Athen im Zeitalter del Perserkriege//JWG. 1971. Bd. I. S. 77-82.
[38] Williams G. M. E. The image of the Alkmeonidai between 490 В. С. and 487/6 В. С. // Historia. 1980. Bd. 29. P. 106-110; Gillis D. Marathon and the Alcmaeonids //GRBS. 1969. V. 10. P. 133-145.
[39] Schachermeyr E Marathon und persische Politik // HZ. 1951. Bd. CLXXII. S. 1-35; Burn A. R. Hammond on Marathon//JHS. 1969. V. 89. P. 118-120; Hudson K. G. The Shield Signal at Marathon // AHR. 1937. V. 42. P. 446-450;
[40] Holladay J. Medism in Athens, 508-480 В. С. // CaR. 1978.V.25.P. 174-191; Westlake H. D. The Medismos of Thessaly // JHS. 1936. Bd. 56.
[41] Buck R. J. The Reform of 487 В. С. in the Selection of Archons // CPh. 1965. 60. P. 96-101; Badiaen F. Archons and strategoi // Antichthon. 1971. 5. P. 1 -34.
[42] Bicknell P. J. The Archon of489/8 and the Archonship of Aristides Lysimachos Alopekethen//Riv. di Fil. 1972. V. 100. P. 164-172.
[43] Raubitshek E. A. Athenian ostracism // CJ. 1952-1953. V. 48. P. 113-122; RaubitschekA. E. Die Ruckkehrt des Aristides // Historia. 1959. Bd. 8. S. 127- 128; idem. Die Verstossung des Themistokles // Hermes. 1956/1957. Bd. 84. S. 500-501; idem. The Origin of ostracism // AJA. 1951. V. 55. P. 221-229; idem. Ostracism // Archaeology. 1948. V. 1. P. 79-82; Vanderpool E. Ostracism at Athens; idem. Vanderpool E. Some ostraka from the Athenian Agora // Hesperia. 1949. Suppl. 8. P. 394-412; Robinson C. A. Cleisthenes and ostracism // AJA. 1952. V. 61. P. 23-26; Lehmann G. A. Der Ostrakismos—Entscheid in Athens: von Kleisthenes zur Ага des Themistocles // ZPE. 1981. Bd. 41. S. 85-99.
[44] Amit M. Athens and the Sea: A Study in Athenian sea–power // Coll. Lotomus. 74. Bruxelles, 1965.150 p.; Jordan B. The Athenian navy in the classical period. A Study of athenian naval administration and military organisation in the Fifth and Fourth Centuries В. С. Berkeley and Los Angeles: Univ. Press., 1975.293 p.
[45] Bengtson H. Thasos und Themistokles // Historia. 1954. Bd. 2. S. 485-86
[46] Baelen J. L'an 480. Salamine. Paris: Les Belles Lettres, 1961.217 p.; Burn AR Persia and the Greeks: the Defence of the West, 546-478 В. С. New York: Minervi Press, 1968. 586 p.; Burstein S. M. The Recall of the ostracised and the Themistocles decree // CSCA. 1971. V. 4. P. 93-110; Bury J. В. Aristides et Salamis //CR. 1896. V. \0.P.4\4-4\8; DelormeL. Deux notes sur la bataillede Salamine // BCH. 1978. V. 102. P. 87-96; Guratzsch C. Der Siger von Salamis // Klio. 1961. Bd. 39. S. 48-65; Hignett Ch. Xerxes invasion of Greece. Oxford, Clarendon Press, 1963. 496 p.; Green P. Armada from Athens. Cross–roads of World History. Ser. Garden City, New York: Doudleday, 1970.392 p.; idem. The Year of Salamis, 480-479 В. С. London: Weidenfeld and Nicolson, 1970.326 p.; idem. Xerxes at Salamis. New York: Praeger, 1970. 326 p.
[47] Gomme A. W. Historical commentary on Thucydides. V. 1. Oxford: Clarendon Press, 1945. 480 p.; Gomme A. W., Andrewes A., Dover K. Y. A Historical Commentary on Thucydides. Oxford. V. I-IV 1970.
[48] How W. W. A Commentary on Herodotus. With intr. and appendix by WW. How and J. Wells. V. I-II. Oxford. Clarendon Press, 1912.
[49] Podlecki A. J. The political background of Aeschylean tragedy. Ann Arbor. Univ. of Michigan Press, 1966. 188 p.; Diamantopoulos A. The Danaid Tetralogy of Aeschylus // JHS. P. 220-229; Jacoby F Some Remarks on Ion of Chios // CQ. 1947. V. 41.P. \-l\idem. Ktesias//RE. 1922. Bd. U. S. 2032-2037; idem. Atthis: The Local Chronicles of Ancient Athens. Oxford: Clarendon Press, 1949; idem. Herodotos // RE. Suppl. 2. 1913. S. 205-520; Connor W. R. Theopompos' Treatment of Cimon/ZGRBS. 1963. V. 4.P. 107-124.
[50] Schachermeyr F. Stesimbrotos und seine Schrift iiber die Staatsmanner. Wien: Bohlaus Nachf. 1965. 23 S.; Gruen B. S. Stesimbrotos on and Miltiades Themistocles//CSCA. 1970. V. 3. P. 91-98.
[51] Бузескул В. П. История Греции. Харьков: Типолитография С. Шевченко, 1907. 556 с; Виппер Р. Ю. Лекции по истории Греции. Изд. 3. М.: Типолитография Товарищества И. Н. Кушнарева и К°, 1909. 230 с; Виноградов П. Г. История Греции. Лекции 1900/1 гт. М.: Типография Рихтера, 1901. 398 с; Соколов Ф. Ф. Древняя история Греции и Рима. Спб, Изд. ком. при ист. — филолог. факультет Сек. Петербургского университета, 1909.457 с; Хвостов Н. Л. История Греции. Лекции. Изд. 2е. доп., Казань, 1917. 336 с.
[52] Тюменев А. М. Очерки экономической и социальной истории древней Греции. Петербург: Госиздат, 1920-1922. Т. 1-2; Лурье СЛ. История античной общественной жизни. Общественные группировки и умственное движение в эллинском мире. М-Л.: Госиздат, 1929. 415с; его же: История Греции. Ч. 1. С древнейших времен до образования Афинского морской} союза. Л.: Изд–во ЛГУ, 1940.211 с; Колобова КМ. Возникновение и развитие афинского государства. Л.: Изд–во ЛГУ, 1958. 50 с; Ковалев С. М. История античного общества. Греция. Соцэкгиз, 1937. Ч. 1. 334 с; Сергеев В. О. История древней Греции. М.: Изд–во Восточная литература, 1963. 524 с; Мишулин А. В. Греко–персидские войны и возникновение Афинской Морской Державы. М., 1940; его же: История Древней Греции. М., 1946, 156 с.
[53] Бузескул В. П. Афинская демократия. Общий очерк. Харьков, «Союз», 1920s 213 с; его же: Афинская полития Аристотеля как источник для история Афин до конца V века. Харьков, типография Зильберберга, 1895. 484 с; его же: История Афинской демократии. Спб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1909.468 с; Гершензон М. О. Афинская полития Аристотеля и жизнеописание Плутарха // Исследования по греческой истории. М.:' Университетская типография, 1894. С. 1-99; Маклаков В. Избрание жребием в афинском государстве // Исследования по греческой истории. М.: Университетская типография, 1894. С. 1-92; Мандес М. М. Опыт историко–критического комментария к греческой истории Диодора. Отношение Диодора к Геродоту и Фукидиду. Одесса, 1901. 479 с; Соколов Ф. Ф. Замечания о списках дани союзников афинских / Соколов Ф. Ф. Труды. СПб, 1910. С. 149-156; его же: афинские Клерухии. / Соколов. Труды. С. 411-436; его же: Пентеконтаэтия / Соколов. Труды. С. 462-482; его же: Посылка кораблей на Саламине / Соколов. Труды. С. 510-525; Куторга М. С. Персидские войны. Критическое исследование событий этой эпохи древней греческой истории. Спб., тип. Э. Веймара, 1858. 307 с; Koutorga M. de. Examine de la dissertation de Richard Bentley sur Pautenticite des lettres de Themistocle. P.: Impr. imp., 1861.168 p. Подробно о Куторги см.: Алпатов М. А. Мировоззрение М. С. Куторги и его концепция истории древней Греции //ВДИ. 1955. № 3. С. 179-191.
[54] Из многих трудов названных авторов укажем здесь на: Залюбовина Г. Т. Политическая борьба в Афинах в 403-387 гг.//ВДИ. 1975.№ 2. С. 100-115; Зельин К. К. Борьба политических группировок в Аттике в VI. к н. э. М.: Наука, 1964. 272 с; Особенно: Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса// Становление и развитие раннеклассовых обществ. Л.: ЛГУ, 1986. С. 8-99; его же: Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. 2е изд., испр. и доп. Л.: Изд–во ЛГУ, 1991. 440 с; Строгецкий В. М. Внутриполитическая борьба в Афинах в период греко–персидским войн (Фемистокл и Аристид) / Социальная борьба и политическая идеология в античном мире. Л.: ЛГУ, 1989; его же: Клисфен и Алкмеониды // ВДИ. 1972. № 2. С. 99- 106; его же: К оценке афино–спартанского соперничества в 70е годы V в. к н. э. / Проблемы социально–политической организации и идеологии античного общества. Межвузовский сборник. Л.: ЛГУ, 1984. С. 20-31; его же: Полис и империя в классической Греции. Нижний Новгород, 1991.; Особенно: Суриков И. Е. Афинский Ареопаг в первой половине V в. к н. э. // ВДИ. 1995. № 1. С. 23-40; его же: По поводу новой публикации острака // ВДИ. 1996. № 2. С. 143-145; Карпюк С. Г. Клисфеновские реформы и их роль в социально–политической борьбе в позднеархаических Афинах // ВДИ. 1986. № 1. С. 17-35; его же: OCLOS от Эсхила до Аристотеля: история слова в контексте истории афинской демократии // ВДИ. 1995. № 4. С. 35- 49; Коршунков В. А. Эфиальт и значение реформы Ареопага / Античное общество и государство. Проблемы социально–политической истории. Межвуз. сборн. Л.: ЛГУ, 1988. С. 66-84; его же: Ареопаг и Афинская демократия / Античность и современность. М., 1991.; Паршиков А. В. Эллинский союз 481 г. к н. э. и организация Афинского морского союза. Автореф. дисс. на соиск. учен. степь. канд. ист. наук. Одесса, 1970. 19 с.
[55] Особенно: Андреев В. Н. Афинская рабовладельческая демократия в западной историографии // ВДИ. 1960. № 4. С. 131-146; его же: Лаврийские серебряные рудники как источник частного обогащения в V-IV вв. к н. э. / ЛГПИ им. А. И. Герцена. XXX Герценовские чтения. Исторические науки. Научные доклады. Л., 1977.
[56] Кроме уже упомянутой Трезенской надписи, см. особенно: Глускина Л. М. В специфике греческого классического полиса в связи с проблемой его кризиса // ВДИ. 1973. № 2. С. 27-42; ее же: Гражданство и права человека в греческом полисе классического периода / Античность и современность. М., 1991.
[57] Маринович Л. П. Античная и современная демократия: новые подходы. Курс лекций. М.: ИВИ РАН, 2001. 134 с; Кошеленко Г. А. Введение Древнегреческий полис // Античная Греция. М.: Наука, 1983. Т. 1. С. 9-36 Градостроительная структура «идеального» полиса // ВДИ. 1975. № 1. С 3-26; его же: Греческий полис и проблемы развития экономики //Античная) Греция. М.: Наука, 1983. Т. 1. С. 217-246; его же: /Полис и огород: к постановлению проблемы // ВДИ. 1980. № 1; его же: Рецензия на книгу Арнхейма // ВДИ 1981. № 2. 206 с; его же: Экономика древней Греции в современно! зарубежной литературе //Древний Восток и античный мир. Сб. статей. М. Изд–во МГУ, 1980. С. \\5-Ш\Яйленко В. П. Архаическая Греция//Античная Греция. М: Наука, 1983. Т. 1. С. 128-193; его же: Греческая колонизации VIIIII вв. к н. э. М.: Наука, 1982. 312 с; его же: Общность коммуникативной и социальной терминологии архаической Греции и раннего Рима историко–лингвистический аспект // ВДИ. 1993. № 3. С. 88-99.
[58] Аверинцев С. С. Плутарх и античная биография. М.: Наука, 1973, 277 с. Доватур А. Н. Политика и полит Аристотеля. М-Л.: Наука, 1965. 380 с. Лурье С. Л. Геродот. М. — Л.: Изд–во Академии наук СССР, 1947.210 с; Стратановский Г. А. Фукидид и его «История» // Фукидид. История. Л.: Наука 1981. С. 405-438.